Текст книги "Вид на доверие (СИ)"

Автор книги: Daykiry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 51 страниц)

Погрузив медленным движением полувозбужденный член в рот, парень задвигал головой.

Виктор достаточно быстро расслабился, дыхание сбилось. Ладонь он хотел было опять уложить на затылок, но сдержался, чтобы не мешать – без зрения наверняка и так было нелегко.

Эштон, дождавшись, когда член встанет полностью, смог заглотить его почти до основания, пропуская в горло – медленно, чтобы наверняка не подавиться. Пальцы переместились на мошонку и он слегка завибрировал горлом.

Виктор глубоко втянул воздух, наслаждаясь Эштоном. С выдохом он собрался хлопнуть парня по плечу, но остерегся. Любовник, вероятно, был чувствителен сейчас к любым касаниям, потому Хил подал голос:

– Хватит, – только после этого он осторожно тронул Эша за плечо, прося отстраниться.

Вздрогнув от прикосновения, Эштон выпустил член изо рта, напоследок проведя языком по головке, и выпрямился, не зная, что от него ждут. Раньше он все читал по лицу Виктора, сейчас же такой возможности не было.

– Когда-нибудь я смогу сам тебя связать и издеваться столько, сколько мне захочется, – проговорил он, проводя языком по губам. Даже с повязкой у него этот жест вышел крайне пошлым.

Более того, с повязкой он вышел особенно пошлым.

– Все в твоих руках, – ответил Виктор после еле заметной паузы. Приподнявшись, Хил полностью стянул джинсы с бельем. Теоретически, у Эштона была такая возможность, Виктор полагал, что может дойти до того состояния, когда фобия отступит, но для этого нужно было многое сделать. В том числе и самому Эштону.

Мужчина сел напротив любовника и окинул его взглядом.

– В маске ты выглядишь чуть растерянным и беззащитным, – прокомментировал Виктор, касаясь большим пальцем щеки и проводя тыльной стороной пальцев от шеи к тазовой косточке. Вид такой Эшу придавала не сама маска, а ее наличие и реакция парня на это – линии тела, поза, приоткрытые для дыхания губы. Мужчина не мог не признать, что разрешение и доверие любовника увидеть себя таким значит для Хила даже слишком много; и что это чертовски возбуждает.

– У тебя очень выразительное тело, – добавил он, придвигаясь. – Молчи теперь. Слушай.

Обе ладони прошлись по коже вверх, пальцами Виктор обхватил голову любовника и потянул на себя, призывая наклониться вперед. И остановил Эштона, когда их дыхания смешались. Происходящее медленно превращалось в ритуал; Виктор начинал раскрываться, возводя оказанное доверие в культ. От растерянности нужно было избавиться; мужчина помнил это чувство, оно мешало.

– Отвлекись от зрения. Если под маской открыл глаза – закрой, как во время массажа. Включи слух и тактильность. Особенно ее.

Хил чуть наклонился, задевая во время речи губы любовника своими. Вытянутые руки он уложил локтями на плечи парня, не удерживая, но и не давая пока шевелиться.

– Ощущения иные, но секс все тот же. Все то же самое, что обычно, просто под другим углом. Ничего нового. Ты все знаешь.

На конце фразы Виктор двинулся навстречу, соприкасаясь губами и целуя Эштона, а через несколько мгновений отклонился назад, давая понять, что ложится на спину. Хил давал любовнику самому среагировать на движение и оказаться для начала в более привычном положении – над Виктором. Но прервать поцелуй не давал.

Нужно было показать Эштону, как ориентироваться по телу; Вик помнил свой первый опыт – было сложно понять, чего от него хотят, пока он не начал прислушиваться к жестам. Привычки партнера не меняются, просто определять их теперь нужно иначе.

Эштон слушал. Слушал каждое слово с таким вниманием, что даже дышать иногда забывал. Только в поцелуе, когда его перетаскивали на себя, он шумно втянул носом воздух, хватаясь руками за плечи Виктора, чтобы понять в какой именно момент ему нужно остановить движение.

Но он действительно молчал. Молчал, потому что пытался перейти в то состояние, в которое его пытался ввести любовник. Пока получалось не очень, но глаза под повязкой он все-таки закрыл.

Перекинув ногу через бедра Виктора, Эштон оказался аккурат сидящим на члене любовника. Почувствовав это, он приподнялся и немного поерзал, как делал это всегда – не потому что хотел, а потому что это было уже инстинктивным дразнящим движением.

Проведя ладонями от плеч мужчины по его шее к щекам, Эштон обхватил его голову и оторвался от его губ.

– Знаешь игру на доверие? – почему-то почти шепотом спросил он. Да и голос слегка сел – в нужное состояние он постепенно погружался все же. – Когда ты должен упасть в руки человеку, стоящему за твоей спиной? И не смотреть назад. Так вот, я никогда не умел.

Виктор прошелся ладонями по рукам Эштона, забираясь на лопатки. Он подался бедрами на движение, прикрыв глаза, а затем решил, что повязки стоило бы надеть обоим. Уже забытые ощущения шелохнулись, напоминая о себе, и Хил закрыл глаз плотнее.

– Я падал, – ответил Виктор так же шепотом, ощупывая тело, а потом снова начиная массировать член парня – при всем возбуждении мягко, расслабляюще, – спиной. С трехметрового помоста. На руки десяти людей, которых сам выбрал из знакомых. Но доверие там – лишь способ перебороть страх, – Хил все шептал, притянув рукой Эштона ниже, чтобы говорить ему на ухо. – Ты не учишься доверять, ты учишься не бояться чувства падения с помощью веры, что тебя поймают. Человек, прыгающий с тарзанкой, верит, что резинка его удержит. Другой тоже в это верит, но все равно боится прыгнуть. Потому что страшно не только упасть; падать – тоже страшно.

Виктор продолжал говорить, будто убаюкивая, давая информацию для разума и тем переключая любовника на слух.

– Если не можешь упасть, не значит, что не доверяешь. Тем более, что ты доверяешь сейчас. И падать сейчас не нужно.

Хил размазывал большим пальцем по головке выступающую смазку. Второй рукой он все еще удерживал голову Эштона.

– Ты доверяешь?

Повисла тишина, нарушаемая только дыханием Эштона, уже сбившимся и отчетливо слышимом в тишине.

Он не относился к падению спиной так, как Виктор. Всегда считал, что дело в человеке, который находится сзади. И такого человека, в руки которого он бы отдался без оглядки, не было. Но Виктор, вошедший в его жизнь так внезапно, когда Эштон планировал вообще эти отношения на одну ночь, постепенно становился частью этой жизни – как-то очень незаметно и за крайне короткий срок.

– Дети всегда падают и не оборачиваются. Они знают, что их поймают, – прошептал куда-то в плечо Эш. – Потому что они доверяют тому, кто стоит сзади. Думаешь, они не боятся падения? Нет, дело не в этом.

Ладонями он сжал плечи Виктора, подавшись ему в ладонь бедрами, а потом сказал еще тише, приглушенно:

– Я доверяю. Тебе доверяю. Сейчас.

Виктор выпустил член из руки, чтобы обхватить Эштона и перекатиться, оказавшись теперь сверху и между ног любовника.

– Дети плохо знают, что такое страх, – ответил он, сжимая в ладони теперь оба их члена. – Бегут на дорогу, не понимая, чем это грозит, трогают плиту, суют пальцы в розетки. Дергают кошек за хвост, не понимая, что делают больно. И слабо представляют, чем грозит чувство падения. Инстинкт самосохранения работает, когда знаешь последствия. Достаточно упасть с велосипеда или слететь с лошади, чтобы чувство падения плотно связалось с последующей болью. Именно поэтому падать страшно. Организм знает, что обычно потом больно.

Виктор перехватил ноги любовника, поднимая, сводя их вместе и укладывая на свое плечо. Пальцами второй руки он нащупал сфинктер, оглаживая и разминая его.

– Не важно, человек сзади стоит, батут или к ногам привязана резинка. Не беда, если ты не пересилишь инстинкт, убеждая, что в этот раз больно не будет. Потому что он прав, и в другой раз падение закончится болью. Будь это гололед, сноуборд или опять велосипед. Это перевес инстинкта доверием. Чем плохо, если инстинкт порою сильнее?

Эштон старался дышать ровнее. Сейчас, оказавшись снизу, он вновь немного занервничал. Уже только от одной позы, но глубоким вдохом привел себя в чувство.

– Ты задаешь этот вопрос человеку, который не умеет доверять. Я говорил о теории. И не говорил, что это плохо, – слегка дернув ногами, он снова замер. Поза была непривычной и оттого совсем незнакомой. – Но я все равно не соглашусь. Дети доверяют, доверяют и хотят все проверить. Ты в чем-то прав, они не чувствуют опасности, но когда падаешь назад не чувство опасности или страх падения меня останавливает. И позволить себе желание секса с завязанными глазами я тоже не мог не из-за опасности. Но я позволил его себе сейчас, а ты мой самый опасный любовник.

– Ты умеешь доверять; а дети скорее доверчивы и наивны, чем доверяют так, как взрослые. Опыт дает больше вариантов, сложнее доверять, когда знаешь, насколько серьезно можешь обманываться, вот и вся разница, – только и ответил Виктор, притираясь щекой к ногам Эштона. Для растяжки положение было не самым удобным, потому Хил выпустил ноги, давая им упасть на одну сторону, и чуть посторонился, помогая любовнику выпрямиться и лечь на живот. Так было и привычнее и удобнее для обоих.

– Нам давно пора делать ставки, кто дольше продержится в трепе во время секса. В этот раз я проиграю. О твоем чувстве опасности поговорим потом.

Скользившая в это время по спине ладонь добралась до ягодиц, и Виктор ввел два пальца, растягивая Эша быстро, но достаточно аккуратно. Его задачей сейчас было удержать парня в нужном настрое. В начале все было правильно, теперь Эштон начал спорить, а значит – срывался с нужной волны. Не отвлекался от повязки на глазах, а попросту забывал о ней.

– Просто продолжай доверять, Эш, – шепнул Виктор парню на ухо, шевеля пальцами, а затем добавляя третий. – Ты хорошо справляешься. Лучше, чем думаешь.

Эштон теперь понимал, насколько обострились его чувства без зрения – каждое прикосновение к себе он ощущал в два раза сильнее. Одновременно, это и нравилось и немного пугало – обычно подобное происходило под стимуляторами.

Приподнявшись немного над постелью, Эш шевельнул бедрами навстречу движениям руки Виктора – не смог устоять, – насаживаясь на пальцы глубже с негромким стоном: не только из-за того, что Виктор это любил, но из-за того, что сейчас самому хотелось.

– Ты всегда проигрываешь, – заметил он, снова заговорив. На другую фразу не ответил – слишком уж необычной она была для него. Неподходящей ему. Но мысленно парень за нее зацепился.

Виктор вместо ответа проник пальцами глубже, ощупывая подушечками простату, вслушиваясь в стон любовника. Терпение подходило к концу.

– Будь готов, – произнес Хил, уложив ладони на бедра парня, а потом качнул его, переворачивая на спину – Виктор не собирался выпускать Эштона в таком состоянии из рук. Сев на колени между ног Эша и дернув за таз, он привычно втащил любовника на свои бедра. Пах вжался в пах, Виктор склонился над прогнувшимся парнем, касаясь губами солнечного сплетения, совершая ложный толчок между ягодиц и массируя ладонью член Эштона. Любовник был теперь просто беззащитен, и Виктор касался его с каким-то открытым трепетом.

Качнувшись чуть назад, Хил приставил головку ко входу, придерживая Эштона под поясницу, а затем с глухим стоном медленно двинулся внутрь.

Эштон выгнулся сильнее в руках любовника, вслепую протягивая к нему руки и немного приподнимаясь, чтобы найти шею Виктора и потянуть на себя. Рвущиеся из груди стоны хотелось чем-то заглушить.

Ощущения действительно были невероятно острые, он мог представить как сейчас выглядит – чувствовал его отдачу, взгляд на себе. И хотелось больше всего сейчас снять повязку не из-за того, что было некомфортно, а хотелось посмотреть на Виктора.

Мужчина не заставлял себя уговаривать, вместе с толчком он наклонился ниже, наслаждаясь отдающимся ему телом. Виктор жадно прикусывал кожу, целовал шею и оставил на коже несколько пятен прежде, чем с новой фрикцией накрыть губы Эштона, вытягивая воздух. Члена любовника он сейчас не касался, растягивая его ощущения и полагая, что парень растечется достаточно сильно для желания ощутить еще и удушье.

Поцелуй был до невозможности открытым, благодарным до алчного пожирания, по которому было четко ясно, насколько в действительности Хил нуждался в любовнике и происходящем. Виктор хватал ртом воздух и продолжал двигаться, удерживая Эштона и, тем не менее, контролируя все так, как только мог.

Зарывшись пальцами в волосы Виктора, Эштон пытался двигать бедрами навстречу движениям любовника, но в таком положении это было практически невозможно. Он шумно дышал, вдыхая через раз – не из-за физического возбуждения, эмоциональное было намного сильнее, заставляя вообще перестать думать. Были только темнота и Виктор, везде: снаружи, внутри, казалось весь его мозг занимал мужчина, вытесняя в данный момент все остальные мысли. И было нереальное наслаждение, от которого хотелось кусаться в поцелуях или крепко зажимать себе рот, чтобы стоны не были столь похабно громкими.

Выгнувшись еще сильнее, Эштон смог найти положение, в котором его член касался низа живота Виктора, стимулируя на еще более яркие ощущения.

Мужчина держал Эштона в руках и ловил каждое его движение. Любой прогиб отзывался на кончиках пальцев, Виктор кусал подставленную шею, лизал прыгающий и вибрирующий от стонов кадык, затыкал голос поцелуем, забивая громкость. И сейчас Хил разрывался между желанием закрыть глаза, отдаваясь жаркой и душной темноте, и желанием смотреть, смотреть и смотреть на прогибающееся под ним тело, красивое, пластичное и верящее. От Эштона – такого Эштона – сносило крышу, Виктор был не в силах оторваться или разорвать объятия, он должен был, он обязан был сдержать слово, удержать любовника, завести так далеко, насколько это возможно, качнуть на краю и уверенно дернуть обратно. Должен был – и мог.

Хриплое, сбитое дыхание грело ухо, Виктор копался пальцами в волосах, едва не задевая резинку маски; несколько рваных и глубоких толчков, прежде, чем очередной стон любовника перевесил все “за”.

– Я держу, – непонятно к чему произнес Хил, сбивчиво, в самое ухо, повторяя дважды, чтобы слова точно пробились до сознания – Виктор не был уверен, что это нужно, просто сам не слышал себя и убеждался, что сказал то, что хотел.

– Доверься, – продолжая удерживать Эштона под поясницу, чтобы не дать сдвинуться и проникать так глубоко, как может, свободную ладонь Виктор уложил на горло парню. Сжал лишь чуть-чуть, показывая, о чем речь, чтобы не тратиться на слова.

– Ты помнишь, каково это, – напомнил он. Кажется, снова дважды, в ритм толчков, прижимаясь животом плотнее, чтобы усилить касания Эштона. – Будет лучше. Хочешь?

Эштон открыл глаза под повязкой, напрягаясь всем телом и переставая на мгновение любые движения. Но уже через секунду он вновь расслабился и выдохнул, кивая.

– Хочу, – негромко сказал он, будто кивка для Виктора было недостаточно.

Будто самому Эштону, чтобы почувствовать настоящий экстаз одной повязки, тоже было недостаточно. Он переместил руки на плечи любовника, сжимая их пальцами сильнее, чем до этого. Пусть он и решился, но легкая паника на пару мгновений завладела его мозгом, а когда отступила, когда он окончательно уверился в своем решении, тогда он отпустил Виктора, откидываясь на кровати сильнее – одним видом показывал, что сейчас, в данный момент, готов отдаться полностью в доверие Виктора.

– Хорошо, – отозвался мужчина, чтобы Эштон был в курсе. Хил сильнее сжал горло любовника и устроился удобнее, беря в ладонь его плоть. Душил и массировал он пока слабо, чувствуя подступающий свой оргазм и опасаясь сдавить слишком сильно.

Виктор ускорился, вбиваясь в любовника грубее, чтобы быстрее дойти и подвести к пику Эштона. Еще несколько резких движений – и Вик кончил, но не сбавил темпа, теперь всецело переключаясь на любовника; сжал горло сильнее, активнее двинул пальцами по члену, ловя нужный момент.

Дыхание стало совсем хриплым, а пальцами Эштон вцепился в простынь – на всякий случай, чтобы не сорваться и не стянуть с себя повязку или не вцепиться руками в запястье Виктора. Но потом, чувствуя приближающийся оргазм, забыл и об этом, хватаясь пальцами за простынь уже для того, чтобы сильнее ее сжать в кулак от переполняющих его ощущений. Его выгнуло на кровати еще раз и из горла раздался очередной хрип, заменяющий с придушенным горлом стон.

Виктор выпустил горло, ловя более явный теперь стон, резче двинул ладонью по члену, пальцами массируя головку, и в последний раз толкнулся, проходясь по простате и замирая на крайней точке. Часть спермы стекала по пальцам, но Хил перехватил Эша обеими руками, не обратив на это особого внимания. Дав несколько секунд на кислород, Виктор, уже отекший на простынь рядом, притянул любовника к себе, целуя. Целовал не глубоко, чтобы не мешать еще не восстановленному дыханию; главным для него в тот момент было сплестись с парнем всеми конечностями, что Вик и сделал, обняв Эштона и привычно зарывшись тому в волосы чистой рукой. Все прошло еще лучше, чем Хил ожидал, потому возможности выпутаться из объятий в ближайшие несколько минут у парня не намечалось вообще. Виктор крепко прижал любовника к себе, восстанавливая дыхание, упершись взглядом в пространство, больше слушая выдохи Эштона.

Говорить не хотелось и не было смысла. Они совершили нечто, выходящее за рамки обоих, и Хил пока наслаждался последствиями и вернувшимися ощущениями принадлежности, контроля, ответственности, собственничества и иррациональных всплесков нежности.

Что бы там ни говорил Эштон, Хилу он все же подходил. Любовнику Виктор не сказал бы прямо, хотя тот мог бы сопоставить и догадаться, но с Лео – в самых длительных отношениях Виктора – такого не было. Ни с кем такого не было: либо не доходило, либо не имело настолько сильного эффекта, – слишком уж легко доверялись избранники, с ярким любопытством пробуя новое или хорошо известное старое.

Притершись щекой к щеке лежащего на его плече Эштона, Виктор шумно выдохнул любовнику в ухо.

Эштон пришел в себя после оргазма далеко не сразу. И вроде бы уже и дыхание выровнялось, но сознание было совсем далеко. Воистину, этот секс можно было назвать одним из самых ярких для него, совершенно не забывающихся. И уж при том, сколько у него было партнеров – на одну ночь или на пару недель, – подобной бури чувств он еще в себе не наблюдал.

Лениво стянув с себя маску, он чуть поднял взгляд, глядя на него с легкой поволокой от еще не оставивших его эмоций после осознания факта секса на новом уровне их отношений. А то, что это был новый уровень, Эштон не сомневался.

И знал, что уже минут через десять его начнет это пугать, но пока можно было насладиться самой ситуацией и явно довольным Виктором, который его даже не выпихивал в душ, как делал обычно после секса, а уже потом его тянуло обниматься.

Молчание прервал все же Эштон, в голосе слышалась легкая ленивость, спокойствие и довольство – их скрывать он не стал, потому что было совершенно бессмысленно.

– Мне понравилось так, – заявил парень, удобнее устраиваясь на плече у Виктора. В ближайшие несколько минут он вообще не собирался шевелиться.

Виктор слабо кивнул, продолжая копаться у Эша в волосах.

– Да, – все же озвучил он и добавил:

– И мне. Даже очень. Иди сюда, – Хил подтянул любовника и приподнял голову за подбородок, накрывая губы.

Эштон ответил на поцелуй, но не стал его углублять, оставляя его легким и даже каким-то уютным.

– И ты не отправляешь меня в душ, – заметил парень. Говорливость в нем проснулась слишком быстро, но он понимал от чего это – чувство неловкости все-таки было. Как у девственника после первого секса, только для Эштона было еще более неловко.

– О, хорошо, что напомнил, – Вик издал смешок и шутливо качнул плечом, будто пихая парня на подъем. Но из рук все равно не выпустил, давая понять, что это лишь шутка.

– После такого полагается передышка дольше, чем обычно, – пояснил он. Передышка нужна была и самому Виктору. – Предлагаю не душ, а ванную. На двоих.

– О, – Эштон усмехнулся, потягиваясь, словно сытый кот. – Я не думал, что ты проникнешься настолько, – он перевернулся на грудь и поставил уже в привычном жесте подбородок любовнику на плечо, заинтересованно на него смотря. – Но я был неплох, судя по всему. Вот когда нужно было записывать видео. Я бы потом на старости лет знал бы, чем могу похвастаться несуществующим внукам.

– Слишком ленив, чтобы стоять, – пояснил Виктор, сбивая с предложения излишний налет романтизма. В конце концов, желание лежать и нежелание перенабирать играли немаловажную роль в принятии решения. – Дважды ленив, чтобы ждать освобождения ванны.

Тем не менее, некую романтику Хил все же подразумевал.

– Ты был очень хорош, – поправил Виктор, скашивая глаз на Эштона. – Сомневаюсь, что это смотрелось бы в домашней записи. Но выглядел охуенно, – доверительно поделился Хил, – не говоря еще об эмоциональной составляющей. Как ощущения? Была паника или, может, хотелось снять маску?

– Хотелось, – не стал отпираться Эштон. – В самом начале и когда ты вертел меня на кровати, как тебе хотелось. Тогда нервничал. А потом хотелось просто на тебя посмотреть. Судя по ощущениям, ты бы меня съел и не подавился бы, – он усмехнулся, переворачиваясь на спину и освобождая Виктора от своего веса. – Если так хочешь в ванну, то иди набирай. А потом попробуй еще уговорить меня, чтобы я пошел. Если я за это время не вырублюсь, – тут он несколько утрировал. Конечно, по телу расползалась нега, как обычно после секса, но сознание было вполне трезвым и не отходящим в страну Морфея.

Виктора можно было назвать сконфуженным. Он не видел смысла отпираться, действительно сожрал бы – не в прямом смысле, но с огромным наслаждением. Это было правильно, но до странного лично, потому вслух звучало – особенно, с такими обыденными интонациями – немного коробяще.

Хил просто кивнул, предпочтя не развивать тему дальше, сбросил странный осадок от сказанного, и взъерошил Эштону волосы.

– Пойдешь, – хмыкнул он, отодвигаясь к краю, чтобы встать. – Иначе понесу на руках. А скорее – на плечо заброшу; уж теперь можно.

– Ты мне еще свадебное платье не купил, чтобы на руках таскать, заметил лениво Эштон, зевая. Он снова потянулся, потом встал, кинув укоряющий взгляд на любовника. – Но вообще, ванну мог бы и набрать, – сам он уже в отличии от Виктора совсем встал и даже сделал пару шагов в сторону двери. – В благодарность за эстетическое наслаждение, – фыркнул он, скрываясь за дверьми.

– И не собираюсь покупать, если только поэтому при упоминании рук ты гордо идешь пешком, – хмыкнул Виктор, поддерживая шутливый тон. Он встал следом, не сдержал зевка, а потом прихватил с тумбочки пачку сигарет Эштона – решил искупить “вину” за медлительность таким образом. У Эша, правда, на кухне, наверняка, еще одна пачка есть, но кого это в тот момент волновало.

– Сигареты оставил, – прокомментировал Вик, забирая одну сигарету и отдавая остальную пачку любовнику, догнав его в гостиной. – Под ванну, кстати, у нас пена есть, – хмыкнул он, заворачивая и включая воду. – Вишневая.

Хил не присматривался, но припоминал, что именно вишня была нарисована на нынешней таре для виски.

– Ага, а если к этой пене ты бы купил еще и шампанского для полного антуража, то из ванны тебе бы точно пришлось выносить меня на руках, – фыркнул Эштон, беря пачку сигарет и закуривая. В свое нормальное, чуть ершистое состояние, он успешно вернулся и оттого чувствовал себя намного комфортнее, чем когда просто очнулся от оргазма. – А если мы добавим эту пену в ванну, то купажисты Шотландии всегда будут переворачиваться в своих гробах. – добавил он.

– Окей, тест на причину-следствие ты сдал, – отозвался мужчина, пробуя пальцами льющуюся воду. Температурой Виктор остался доволен и развернулся, усаживаясь на край.

– Давай ко мне, – позвал он, протягивая руку.

Эштон не спешил, он затушил сигарету и все же прихватил флакон с пеной со стаканами. Потом пришел в ванну со всем этим добром, поставил на край ванны.

– Давай к тебе, – с усмешкой сказал он.

Виктор докурил и затушил окурок в раковине под струей воды, отложив остатки сигареты на край. Взял стакан, подставляя до флакон.

– С пятницы на субботу на площади Боргсона будет файер-парад в честь чего-то там, – произнес он, хрустя шеей. – Со всеми сопутствующими прелестями. Меня Николсон зовет участвовать в честь снятия гипса. А вас с Мартином – посмотреть. Что скажешь?

– Почему бы и нет. Не думаю, что Мартин будет против, – Эштон разлил по стаканам виски. – И, уверен, с твоим Николсоном они споются.

Парень стукнулся своим бокалом с бокалом Виктора и отпил, предварительно хмыкнув:

– За хороший секс.

– За отличный секс, – с ленцой вторил Виктор, отпивая виски. И с усмешкой добавил:

– Тут точно второго раза не нужно. А что ты никогда не пробовал в сексе?

– До тебя или с учетом тебя? – выгнул бровь Эштон, на губах снова расползлась улыбка с явным пошлым подтекстом.

– Без разницы, – пожал плечами Виктор. Если Эштон назовет без учета, Хил выделит то, что они успели попробовать. А если нет… Виктор и так знал, по большей части, на что Эш соглашался впервые, а что успел с кем-то попробовать

.

– Но давай без учета, все подряд. Больше список – дольше слушать.

– Тогда, – Эштон еще раз отпил из стакана и отставил его, чтобы начать загибать пальцы. – Меня никто не душил, не завязывал глаза и не связывал. Не было двойного проникновения, хотя групповой секс был, но, к счастью, обошлось без этого, и так было не особо круто. Далее: я никогда не увлекался всеми этими извращенными штучками из бдсм. Ну, вроде бондажа, того же оттягивания мошонки и так далее, – он перешел на другую руку. – И соски никто не зажимал – это, уверен, невероятно больно. Тем более, соски не моя эрогенная зона. Хм, – он снова сделал глоток и задумчиво глянул на Виктора. – Вообще, секс у меня всегда был довольно обычный, если сравнивать с твоим опытом.

– Свой секс необычным я не могу назвать, – хмыкнув, пожал плечами Виктор, отпивая еще виски. – Тем более, противопоставляя твоим развлечениям с игрушками. Было что-то любимое?

– Анальные шарики до ужаса любил, – не стал скрывать Эштон. – А вот вибратор не особо – немного не те ощущения он вызывают, которые мне нравятся. Хотя тоже несколько необычно.

– Чем они тебе так нравились? – полюбопытствовал Виктор, чуть отклоняясь, чтобы опробовать воду пальцами. Температурой мужчина удовлетворился и кивнул Эштону, чтобы забирался.

Эштон залез в ванну, не выпуская стакана из рук.

– Не знаю. Тогда мне казалось, что это прикольно – новые ощущения и тому подобное. Только в последние пару месяцев я начал понимать, что такое новые ощущения, – он выразительно глянул на любовника и кивнул, чтобы и тот залезал.

Виктор забрался следом, откидываясь и укладываясь на грудь любовника.

– Буду считать это комплиментом. Лишь бы не наскучило еще через пару месяцев, – хмыкнул он, отключая набор воды и заметно расслабляясь. А потом с явным удовольствием омыл водой правую руку, чего не мог сделать больше месяца из-за гипса.

– Что еще? – спросил он. – Фаллоимитаторы или есть что-то более оригинальное? Я почти не ориентируюсь в ассортименте.

Эштон положил руки на грудь Виктора, приобнимая его, а сам откинулся на бортик ванной, рассматривая потолок.

– Фаллоимитатор, страпон, анальные пробки, всевозможные стимулирующие вибрирующие штуковины, названий которых я, честно говоря, не знаю до сих пор – у меня один из бывших работал в секс-шопе, вот он мне и притаскивал, а я проникся. Странно, что тебя это обошло – с твоими-то наклонностями. С другой стороны, ничего странного – ты слишком собственник. Будешь ревновать даже к игрушке.

– Пробки.. – Виктор хмыкнул, прикидывая, что по назначению их использовал бы вряд ли. – Сомневаюсь, что ревновал бы. Мои наклонности просто к игрушкам не располагают. Предпочитаю действовать своими силами, – усмехнулся он.

– Поэтому я никогда и не предлагал, – дернул плечами Эштон, проходясь по груди Виктора пальцами. Горячая вода не располагала к тому, чтобы спорить и убеждать, Эштон был максимально расслаблен и даже не думал о том, чтобы себя как-то напрягать.

Виктор согнул ноги, сползая по телу Эштона, чтобы нырнуть и намочить голову, а потом снова выпрямился. Сняв влагу с волос и фыркнув от воды в носу, Хил закинул руки за шею любовника, складывая предплечья на загривке.

– Думаю, теперь будет самое время, – хмыкнул он, вытягиваясь вольнее. – Не в смысле здесь, а вообще.

– Опробовать игрушки? – уточнил Эштон, кладя ладони на голову любовника и зарываясь пальцами в мокрые волосы. – Знаешь, я думаю, что с тобой это не получится. Ты не тот человек, с которым мне хотелось бы попробовать игрушки.

– Не нужно со_мной, – отозвался Виктор, подставляясь под пальцы и зарываясь со стороны затылка в волосы Эштона. – Передо_мной, – Хил чуть сдвинулся и запрокинул голову, чтобы покоситься на любовника. – Один раз.

– Ты хочешь, чтобы я перед тобой откровенно дрочил и засовывал в себя всевозможные игрушки, а ты на это смотрел? – Эштон специально уточнил, хотя и так было ясно более чем. – Я ведь поставлю условие на этот вечер для тебя – никаких прикосновений: и к себе, и ко мне. Уверен, что сможешь выдержать?

– То есть ты извращенно самоудовлетворишься, а я должен буду со стояком ходить? – уточнил Виктор, помня стриптиз и словосочетание “на этот вечер”. – Я верно условие понял?

– Верно, – для большего утверждения Эштон кивнул, задев макушку любовника. – Но должен я же получить какое-то удовольствие от тебя, а не только от резиновых игрушек.

– А если в понятии моей верности нет запрета пойти прогуляться и дать прикоснуться к себе какой-нибудь дешевой шлюхе? – полюбопытствовал Виктор. Реальное наличие запрета было спорным вопросом, так как понятие измены Хил для себя не вывел, а некоторые партнеры делили секс и сожительство, не считая покупку удовлетворения чем-то отличающимся от покупки массажа в спа-салоне. Виктора в тех условиях подобная логика вполне устраивала, но для полного исчезновения запрета повод все равно должен был быть очень уж веским. В данном случае повода не было вообще: Вик либо соглашался, либо отказывался; в конце концов, смотреть, а потом спускать пар в ближайшем борделе… Другого такого Хил смерил бы недоуменным взглядом, ибо пахло какой-то нелепостью. Смотреть так на свое отражение как-то не хотелось.

Несмотря на все прогнавшиеся в голове мысли, тон вопроса был исключительно шутливым. Виктор просто привык думать так, цепочки строились почти на рефлексах.

Устав коситься, мужчина улегся ровнее.

У Эштона же было все наоборот. Если он с кем-то встречался, то встречался до последнего, не пытаясь с кем-то трахнуться. Даже беря во внимание его самое упоротое сознание в каком он был. Он считал, что отношения к чему-то обязывают. Не только к сексу и паре встреч в неделю, а также куче обязательств, что требовал тот же Виктор.