Текст книги "Вид на доверие (СИ)"

Автор книги: Daykiry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 51 страниц)

– Скажите мне честно, – предложил Виктор, удерживая взгляд, – как вы считаете: если я сейчас, например, или после клиники откажусь от него, решив не тратить ни время, ни нервы, ни деньги, то кому из нас троих (а беря в расчет вашу супругу – четверых) станет от этого лучше? В особенности, если это чистой воды фарс, чтобы понервировать вас.

Виктор допил виски и отставил стакан.

– Я не питаю иллюзий в отношениях с ним, я рационал, к тому же, состоял в браке, пусть и неудачном. Если Эш перебесится и решит жениться – я не стану ему препятствовать. Но пока что, если он будет _совсем_ свободен, Эштон сбежит и отправится в какой-нибудь клуб (на зло всему миру и вам в частности) – трахаться, – извините за вульгарность, – сразу с тремя купленными там же жеребцами, которые не будут тратить ни деньги, ни нервы; которым плевать на перспективы старости с ним; и которые каждый день будут новые. А вы будете наблюдать за роликами на ютубе и краснеть перед партнерами.

Потому вам определенно будет спокойнее, если рядом с Эштоном будет кто-то постоянный, способный его контролировать, и чей контроль он не отвергает так рьяно, как ваш. Так как перебесится он не через год и, может, не через два, а вот окончательно испортить себе (и вам) жизнь может уже завтра.

Эштон “в свободном полете” добесится до психушки, в которой родители его в конечном итоге и запрут точно так же, как он уже добесился до наркоклиники. В конечном итоге, он со своими заскоками загремит именно туда, как в самое надежное место изоляции, откуда он не сможет сбежать и портить родителям и окружающим кровь эксцентричными выходками. Сломать его уже не получится, а если запереть – никакой свадьбы не будет. Беситься ему придется на воле, в любом случае.

– А за меня можете не волноваться. Мне нравится тратить и нервы, и время, и деньги. Да и его отношение – уже окупилось, говоря вашим же языком.

Кайл молча слушал этот монолог, поджав губы – сразу было ясно, откуда у Эштона эта привычка.

– Это ваше дело, – сказал он наконец. – Если вам хочется так проводить время, то я ни в коем случае вам не препятствую. Это не в моей компетенции. Я вас просто предупредил. Эштон… – он прервал речь. – Впрочем, вы достаточно знаете для того, чтобы делать выводы. Если вам нравится бегать за ним по непонятной для меня причине – ваши проблемы. Думаю, на этом мы можем закончить наш разговор. Пришлите мне свои реквизиты банковского счета и счет из клиники.

– Оставьте визитку, куда присылать, – кивнул Виктор, которому теперь количество сказанного показалось излишним. Ему так казалось в любом случае, когда приходилось говорить более десяти предложений за раз.

Кайл положил на стол визитку и купюру.

– Считайте, я вас угощаю. Всего доброго, – он быстрым шагом вышел из бара, не смотря больше на Виктора.

Виктор повертел в руках визитку и спрятал во внутренний карман куртки. Больше пить не стал – и так мозг понемногу начинал залипать, а нужно было еще успеть сделать пару вещей перед наконец-то нормальным сном.

Расплатившись, мужчина вернулся в больницу и, накинув на плечи халат, вошел в палату.

– Как самочувствие? – кивнув, поинтересовался он. – Пришел в себя?

Эштон откровенно скучал – телефон ему не дали, телевизора в палате не было. Вообще ничего не было.

– А как ты думаешь? – парень вернулся в не самое лучшее расположение духа.

Виктор хмыкнул.

– Пришел, значит, – мужчина сбросил свою куртку на соседнюю койку. Шульц великодушно разрешил остаться в палате с учетом скорого перевода пациента и двухсуточного дежурства. – С отцом твоим пообщался. Судя по всему, от меня в твоей жизни он не в восторге, потому на воскресные визиты можешь не рассчитывать.

– Я не особо расстроился, – скривился Эштон. – Слушать вечные нотации не по мне. Он успел рассказать, какой я ужасный, безответственный и не достойный чужого внимания?

– Предложил мне не терять на тебя время, нервы и деньги и пообещал, что я еще спасибо ему скажу, – Виктор усмехнулся и устало помассировал переносицу, цепляя внутренние уголки глаз. – Потому что ты очень ветреный, но однажды одумаешься и женишься.

– Да? – Эштон усмехнулся. – Забавно он пытается сделать.

Парень откинулся на подушку и посмотрел на Виктора.

– Что ты ему ответил?

– Согласился тайком свалить сегодня ночью, конечно, – отозвался мужчина просто и серьезно, – и еще попросил компенсировать себе моральный ущерб.

– М, – Эштон выразительно посмотрел на любовника, не веря ни единому его слову. – И сколько ты попросил за свои труды?

– А во сколько ты сам оценил бы нанесенный мне ущерб? – приподнял бровь Виктор.

– В пару сотен потраченных на секс калорий, – усмехнулся Эштон. – Нет, я тебя серьезно спрашиваю. Просто ты не первый, кому он предлагает отказаться от меня, потому что я такой мудак и не ценю ничего, что творится рядом со мной. Я делаю сравнительный анализ, можно сказать.

– Не ценишь меня, – скептично цокнул Хил и хмыкнул, завершая шутку.

– И что, многие были именно ‘очарованы’ твоим обаянием, чтобы рассказ о незамеченном, видимо, ранее поганом характере что-то изменил? – поинтересовался он. – По-моему, если человек рядом, ему либо плевать, либо и так хорошо. Или ты с некоторыми ангелочком прикидываешься?

Эштон скептически выгнул бровь:

– Разве похоже, что я буду с кем-то прикидываться тем, кем мне никогда не быть? – он закусил на мгновение губу. – Но… были те, с которыми я вел себя немного иначе. Точнее, это был Барри. Но я тогда просто не понимал, что лучше быть самим собой, – он хмыкнул. – Ладно, не о том речь. Просто у отца какой-то бзик на том, что я трахаюсь с парнями только из-за того, что хочу досадить им с матерью, а не потому что мне это нравится.

– Так многие внимали голосу Кайла и рвали с тобой? – повторил Виктор вопрос.

– Многие внимали его деньгам, – усмехнулся Эштон. – Увы, я не настолько низко падаю, чтобы предлагать деньги за то, чтобы со мной оставались.

Виктору такое отношение казалось странным и глупым. Купить удается лишь многих, но не всех. Виктора Кайл вообще бы не знал, если бы не больница, как и многих иных, с кем Эш спал. Надеяться, что парню попросту надоест терять партнеров из-за вмешательства отца – глупо; не тот масштаб перекрытия воздуха. Тогда смысл тратить деньги? Они разве что отсеивали меркантильный сброд, что лично Виктор бы оценивал только положительно, если опустить подлость самого поступка.

– Я не внял, – хмыкнул Хил, озвучивая очевидность. Он снова потер глаза. – О переводе я завтра расскажу, устал очень. Ты мне пока две вещи скажи: нужно ли что-нибудь тебе и чего ждать от приезда… – Вик припомнил имя, – Элен?

– Мама вряд ли приедет, – пожал плечами Эш. – Отец приехал уже, этого должно хватить. Каком переводе? – задал он более интересующий его вопрос. – Кажется, мы говорили о том, что я смогу справиться сам.

Он прямо взглянул на любовника.

– Я не буду переводиться в клинику.

– Ты и будешь справляться сам.

Виктор устало выдохнул. Пояснять, кажется, придется сейчас.

– Послушай. Доктор Шульц сейчас _обязан_ перевести тебя в наркологическое. Либо он делает это принудительно и в местное, либо это делаем мы и туда, куда нужно нам. В первом случае в твоих документах появится весьма неприятная строка о произошедшем. Плюс – придется терпеть врачей. Кайл не оставит тебя здесь, и тогда тем более придется пройти через все. В нашем переводе все документы подчистят, и всего этого будто и не будет. Тебе _придется_ пожить для этого в клинике. Врачей не будет, терапий тоже, будешь справляться сам. Я буду выводить тебя в город, куда захочешь, но в рамках адекватного.

Виктор зажмурился, прогоняя из глаз «песок».

– Всего три месяца неудобств ради чистого имени и того, чтобы отец тебя не дергал по этому поводу. Вероятно, даже меньше. Ты сможешь три месяца вне дома провести? Или это сложно для тебя? – уточнил Виктор, снова пробуя зацепить упертость. Перебарщивать не стоило, но немного можно было. – Либо можешь отказаться и выбрать то, что предлагает отец, – устало кинул Вик еще крючок, выбирать вариант отца, кажется, Эш не стал бы в любом случае, – принудительно и под вечным надзором.

– Ты о какой больнице говоришь? О той, где нет врачей? – Эштон скептически посмотрел на Вика. – Не дури мне голову. Никто не обязан меня никуда переводить. Обязанность Шульца была только в том, что ему нужно было меня откачать. И все. Никуда переводить он меня не обязан. С отцом я разберусь. Остаешься только ты, Виктор.

Эштон запустил пальцы в волосы и взлохматил их. Он не хотел в больницу. В любую. Какой бы она не была. Он не был зависим. Он мог и без больницы все это пережить.

– Врачи там есть, но тебя ‘промывать’ никто не станет, – Виктор выдохнул. Как с Эштоном было иногда сложно. Мужчина посуровел и мрачно выдал:

– Во-первых, любого наркомана – а человека, которого откачивают от передозировки априори им считают – ставят на учет. И тебя поставят, если документы не будут переведены в проплаченную клинику. Там не связываются с чистой “липой”, так что тебе нужно присутствовать в качестве “головы при подсчете”, но тратить время на «проплаченного» врачи не станут. Это формальность, необходимая, если ты не хочешь пятно на свое резюме. Плюс, это гарантия, что отец твой, отступившийся только из-за клиники, наведя справки, не примчится снова мыть тебе мозги и отправлять туда, где будет хуево. А он наведет, я уверен. Во-вторых: КАК ты с ним разберешься, Эш? Он упечет тебя уже по-настоящему и о разрешении не спросит.

Эштон насупился и молчал, словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Он видел смысл в словах Виктора, но смириться с тем, что три месяца будет сидеть в клинике для наркоманов, просто не мог.

Парень потер виски руками – голова от наркоза еще не совсем отошла и была тяжелой, потому быстро соображать было трудно, потом вздохнул и сказал:

– Ладно. Я понял, что без клиники никак не обойтись.

Это осознание ему нравилось еще меньше, чем все остальное.

– Но я не уверен, что три месяца смогу быть паинькой в полной скукоте.

Виктор спустился с койки и подошел к Эштону, снова протирая глаза.

– Я постараюсь не дать тебе скучать, – пообещал он, склоняясь над любовником. – Например, по договоренности, я могу жить там же, рядом с тобой. Если хочешь, конечно.

– А твоя работа? – Эштон посмотрел на него. – Виктор, послушай, – он выпрямился, садясь. – Я не та эгоистичная сволочь, которой представляет меня отец. Я знаю, что ты любишь свою работу. И что лечение в клинике обходится не слишком дешево. Тебе нужна работа по обеим этим причинам.

Виктор взглянул на Эша с осоловевшей улыбкой, прикрыл глаза и снова их открыл.

– Я не говорю, что не буду работать, – пояснил он, садясь на край койки. – Я имею право ночевать с тобой и оставаться на свои выходные, как сопровождающее лицо и какой-то моральный фактор, – Хил поморщился, решив не вспоминать точную формулировку. – Оттуда не очень удобно ездить на конюшню, но я не могу оставить тебя в клинике совсем одного. Ты и так не в восторге, не хочу, чтобы тебя давило ощущение, будто ты и правда на лечении, – Виктор поймал ладонь Эштона в свою руку. – Мы ведь договорились, что это не так.

Эштон долго смотрел на Виктора, потом потянул его за руку на себя.

– Ложись спать. Ты уже совсем ничего не соображаешь. Поговорим об этом, когда… Позже.

Признаться, у Эштона была идея просто сбежать. Но Виктор был убедителен. И можно было немного подождать. И если все совсем будет плохо, то сбежать всегда можно будет.

Вик снова надолго зажмурился, а потом посмотрел на любовника.

– Здесь? – переспросил он. – Тесновато для двоих. Я могу лечь на соседнюю койку.

Хотя вариант Виктору понравился, даже очень.

– Где хочешь, – сказал Эштон. – Главное, спи уже. Мне смотреть на тебя страшно – будто ты из клуба не вылезал несколько дней, а не я.

– Я несколько дней из больницы не вылезал, – отозвался Виктор, все же сбрасывая обувь и забираясь рядом. Обхода быть не должно ни вечером, ни ночью, а утром он наверняка поднимется рано.

По привычке мужчина загреб Эштона, прихватив поперек тела и подтянув к себе.

– Ну так для чего тебе соседняя кровать, – Эштон хмыкнул. Он попытался устроиться удобнее, но было слишком тесно.

– Меня все два дня к тебе не пускали, – пояснил Виктор. – Было не до кроватей и даже не до стульев в приемной. Я все же перелягу, – решил он, почувствовав ерзание Эштона.

Сентиментальный бред. Но иногда какой-то нужный.

========== Глава 10. ==========

– Я так не могу, – наконец сказал он. – Давай уедем. Мое имя тут числится и дело с концом. Пусть даже если все отразится в моем резюме. Кто сейчас без черных пятен? – Эштон подошел к любовнику и вопросительно на него посмотрел. – Поехали отсюда.

– Если тебя тут не будет, имя твое они вписывать тоже не станут, Эш, – пояснил Виктор, притягивая любовника к себе. Плевать, что кто-то пройти может. – Дело даже не в пятне, хотя с ним, поверь, тебе будет хуже, чем три месяца пробыть тут. Твой отец тогда сдаст тебя насильно и не в такие тепличные условия, понимаешь?

– Отец не узнает, – упрямо сказал Эштон. – Мне тут не нравится.

Он интуитивно чувствовал, что ему тут не понравится. То ли просто вдолбил себе это в голову.

– Давай, Виктор, нечего мне тут делать. Я могу посидеть взаперти и дома.

– Если бы он не мог узнать, Эш, мы бы сюда не приехали, – Вик отстранил парня от себя, чтобы заглянуть тому в глаза. – Успокойся и взвесь все. Знаю, что сложно, но попробуй.

Эштон отвернулся и поджал губы, отстраняясь совсем от любовника.

– Я понял, – хмуро сказал он. Мысль о побеге не казалась ему сейчас просто вариантом. Она казалась ему единственно возможным вариантом.

Мужчина хлопнул Эша по плечу. Ситуация была шаткой, но пока вроде держалась. Из-за угла показался Рональд – невысокий, но крепкий, в очках и с рыжеватой бородкой. И ни капли больнично-белого – мужчина был в брюках и кремовой рубашке.

– Виктор? – поинтересовался он, будто не был уверен.

– Да, – кивнул Хил и показал на любовника, – это Эштон.

– А, да-да. Я Роберт Престон…

– Рональд.

– Что?

– Вы сказали, что Роберт.

– А! – Престон хохотнул и принялся протирать очки. – Опять оговорился. Рональд, конечно, Рональд. Я…

– Я рассказал, чем вы тут заведуете.

– Да? Ну и хорошо. Кстати, Виктор, как ваш отец? – Рональд исчез в кабинете, но тут же появился снова. – Пойдемте, покажу, как все выглядит. Вы, Эштон, как, общаться с кем-то планируете? Я имею в виду не врачей, конечно. У вас блок на двоих, есть маленькая кухня, но вообще принято есть в общей столовой на первом этаже. Естественно, принято среди пациентов, а не «постояльцев».

Мужчина провел их по коридору к выходу во внутренний двор. Территория была обширной, засеянной разными растениями и цветами, в укромных уголках виднелись работающие группы, а по самому парку прогуливались одиночки и пары, иногда тройки, негромко общаясь, читая на лавочках или что-то рисуя. Формы никакой ни на ком не было, в том числе и помянутой парнем оранжевой робы.

Эштону этот тип сразу не понравился. Не из-за того, что ему не нравилось все тут, а именно из-за оговорки с именем. Что за хрень получается?

– Я собираюсь повеситься от тоски при первом случае, – хмыкнул Эштон, внимательно рассматривая Роберта-Рональда. – А что вы имя свое запомнить не можете? – спросил он.

От Виктора он предусмотрительно отошел, чтобы тот не пнул его ненароком.

Виктор ход Эштона оценил, потому просто прожег взглядом, раз пинка отвесить было невозможно.

– Не в имени дело, молодой человек, – ничуть не обидевшись, пояснил Рональд, – я был уверен, что сказал “Рональд”. Вы никогда не заговаривались? У меня специфика мыслительной деятельности такова, что заговариваюсь я проще чащих…

– Чаще прочих, – рефлекторно поправил Виктор.

– А, да-да, я хотел сказать “проще простого”, потом решил “чаще прочих” и… Мда. Но что же за скука и зачем вешаться? Есть телевизор, есть вай-фай, кто ноутбуки привозит, кто приставки. В двадцать девятой у Зиллер несколько таких… – Рональд пощелкал пальцами, – танцевальных ковриков, со стрелками. Там периодически турниры устраиваются или вроде того. Вы тут, конечно, документов ради, но зачем из-за этого сидеть взаперти и в одиночестве? Общение, молодой человек, важная составляющая жизни любого человека, особенно, если он здоров.

– Доктор Престон, – вмешался Хил, – мы решили, что я недельку с ним поживу, там посмотрим режим.

– Хорошо, опус я вам оформлю.

– Опус? – Виктор не смог уловить замены.

– А, да-да, пропуск, не опус. Пропуск. А вы уверены, что выдержите нормально? – поинтересовался Рональд. – Впрочем, нервы у вас те еще, – покачал он головой, – всем бы такие нервы и разум. А что Шон? Как у него фамилия сейчас…

– Картридес, вроде, – дернул плечом Виктор, – нормально. Где-то в Италии.

– Вот, собственно, корпус, где вы будете жить, – махнул рукой Рональд. – Пойдем блок смотреть или территорию пока осмотрите?

– Я хотел бы посмотреть для начала, где я буду жить эти три месяца, – сказал Эштон, хмурясь еще сильнее. Кто такой Шон? И… Виктор явно тут не первый раз. И первый раз был явно не из-за него…

Эштон посмотрел на любовника, поджимая губы и стискивая руки в кулаки в карманах джинсов. Виктор просит от него честности и искренности, а сам ничего не говорит. Что ж, доверие в их отношениях явно будет еще не скоро. С обеих сторон.

Рональд кивнул и пригласил обоих внутрь пятиэтажного здания. Виктор прошел последним, стараясь с Эштоном взглядом не встречаться. Престона он просил не поминать Шона, но тот, обладая феноменальной памятью на всех своих пациентов, забывал о подобных мелочах.

А любовник обязательно спросит, как с чертовой свадьбой.

– У вас третий этаж, правое крыло, – тем временем рассказывал врач, – шестьдесят третья квартира. Замок магнитный, по ключу-карте. Чтобы закрыть, нужно карту приложить с одной из сторон, так что дверь можно и открытой оставлять.

Рональд подвел всех троих к квартире.

– Вот две ваших карты, я Виктору в прошлый визит тут все показал, так что дальше, думаю, справитесь сами. Продукты в холодильнике, чайник – под ним, – снова оговорился Престон. – Если что – обращайтесь.

Хил принял карты и коснулся одной замка, чтобы открыть дверь. Рональд попрощался и направился к лифту, Виктор вошел внутрь.

– Не набрасывайся сразу с вопросами, – предупредил он, ставя сумки у входа. Две комнаты, совместный санузел, кухня.

– Не буду, – Эштон был на редкость спокойным. Его лицо вообще ничего не выражало. Он подошел к окну и посмотрел наружу – ничего особенного. Парк, деревья, все то, чего он и ждал. – Только и ты теперь больше ничего не спрашивай. И не проси. Доверие, искренность и полагаться на тебя во всем? Ну-ну, ты, смотрю, рассказываешь мне все.

Виктор вздохнул, усаживаясь на диван.

– Эштон, будь добр, скажи мне одно. Ты когда с людьми общаешься, с Мартином тем же, ты в течение первого же месяца выкладываешь все свои скелеты, да? Что кокаин нюхаешь, что вены из-за Барри резал, что стриптизом подрабатывал или, не знаю, подрабатываешь, что-то еще, о чем ты, вероятно, мне еще не сказал? Ты случайно ляпнул о самоубийстве, тебя спалил со стриптизом тот попрыгун из Руно… Давай, может, хоть о чем-то искренне мне сразу скажешь, нет? Нет. Потому что нежелание об этом говорить – нормально. По той же причине я не говорил, что был женат, и потому не упоминал о Шоне. Но я искренен в конкретный момент настоящего. Я рассказываю тебе все. Открыто говорил о намерениях, открыто рассказал, что, как и почему будет происходить здесь, говорил, если что-то не нравилось, и пытался найти компромисс. Но для тебя, видимо, это слишком сложно. И это тоже нормально. Но только тогда я понять не могу, чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебе автобиографию вручил с дарственной подписью?

– Ничего я не хочу, – Эштон мотнул головой. – Точнее, хочу. Домой хочу.

Он скрестил руки на груди и смотрел в сторону. Поза была до смешного упрямой. Признавать то, что сам далеко не все рассказывает, Эш явно не собирался. Да и никогда он не переносил то, что требует от других на себя.

– Дело не в том, что ты что-то хотел не рассказывать, – продолжил он все же. – Ты намеренно умолчал. Солгал даже. Я тебя спросил до этого, бывал ли ты тут раньше – ты сказал, что когда приезжал договариваться обо мне. Я спрашивал о твоем неприятии наркотиков – и снова ты мне ничего не ответил. Когда меня спрашивают – я отвечаю, несмотря ни на что. Ты же молчал.

– Я действительно приезжал сюда только договариваться о тебе, – выдохнул Виктор. – Престон говорил о другой клинике, в которой работал до перевода в эту. А неприятие наркотиков мне вбивал отец, с детства. Оно к Шону имеет весьма косвенное отношение.

Вик наклонился вперед, упираясь локтями в колени и сцепляя руки в замок.

– Когда ты сказал, что тебя будут считать наркоманом, а я буду лишь сопровождающим, я сказал, что тебе неоткуда знать, кем и где я был. Сгоряча ляпнул. Но если что, отпираться бы не стал.

Мужчина хмыкнул.

– Сядь, – похлопал он ладонью по дивану рядом.

Эштон не пошевелился и взгляд на него не перевел. У него появился новый повод замкнуться в себе. Он знал, что будет, если он сейчас сядет – Виктор снова его обнимет, будет дышать ему в затылок и Эш отойдет. Но Эштону совершенно не хотелось отходить. Он злился и злился, как считал, вполне законно.

Виктор, не дождавшись ответа от любовника, добавил:

– Я _знаю_, что такое принимать наркотики.

Мужчина снова похлопал ладонью.

– Садись.

Эштон медленно повернул голову.

– Ты сам их принимал? – это было даже не вопросом, почти утверждением с чуть вопросительной интонацией. Садиться он не спешил все равно.

– Сядь, – повторил Виктор, но теперь с нажимом. – Эш.

– Да что будет с того, что я сяду?! – Эштон все-таки вспылил. – Ты можешь и так со мной поговорить!

– Не могу, – невозмутимо отозвался Виктор. – Ты меня не слушаешь.

– Я тебя прекрасно слушаю, Виктор! – Эштон только еще больше начинал заводиться. – Ты знаешь, что такое принимать наркотики! Ты сказал именно это!

– Хорошо, ты меня слушаешь. Но при этом нихуя не слышишь! – рявкнул в ответ мужчина, фыркнув. – Когда остынешь, тогда и поговорим.

Выдохнув, Виктор покачал головой и, подложив под голову диванную подушку, лег, забросив ноги на противоположный подлокотник.

Эштон громко и показательно фыркнул в ответ и ушел в другую комнату. Только дверью не стал демонстративно хлопать – обошелся без этого. Его просто бесила манера Виктора перетягивать одеяло на себя. Нет, даже не так. Его бесило то, что Виктор считал себя истинно правым в данной ситуации.

Что ж, это был неплохой вариант скрасить Эштону три его месяца. Трахаться либо ругаться, верно? Отличный способ лишний раз сбросить напряжение.

Вероятно, в чем-то Виктор был и не прав, но говорить об этом явно стоило не сейчас. Да и тема была не из легких, потребительского “скажи” мужчина бы не потерпел.

Эштон к Виктору не возвращался. Он сидел в другой комнате и, распахнув окно, курил. И было плевать, если тут этого делать было нельзя.

В позу он уже встал и менять своего положения был не намерен. По крайней мере, в этом разговоре. И плевать, что Виктор был также упрям, когда хотел. И что сейчас первым навстречу вряд ли пойдет.

Выждав некоторое время, за которое Эштон должен был бы остыть, Хил зашел к любовнику. Поднимать тему не планировал: если парню будет интересно, тот сам спросит.

– Эш, – Виктор положил руки тому на плечи, мягко оттягивая от окна, – пойдем, поешь.

Эштон резко повернулся к нему и сбросил его руки со своих плеч одновременно.

– Знаешь что, Вик? Иди ты нахуй. – Остыть Эш явно не остыл. – Лучше покорми меня своими очередными байками про то, какие доверительные у нас отношения.

– Давай я лучше расскажу байку о двух одинаковых мальчиках, которые однажды поменялись местами, – иронично хмыкнул Виктор, убрав руки. – Хочешь? Очень занимательная история. Сыт будешь по гланды.

– Иди ты, Виктор, я тебе уже это сказал, – Эштон скрестил руки на груди, впиваясь в него взглядом. – Можешь не жертвовать своим временем ради меня. Езжай домой.

– Я им не жертвую! Я добровольно его тебе отдаю! – рявкнул мужчина, наседая на Эша, упираясь по обе стороны от любовника на подоконник и прижимая парня всем телом. Подоконник явно вдавился парню в поясницу, Виктор чувствовал это. – Хватит. Блять. Истерить. – рыкнул он. – Тебя что именно коробит? Что _обо_мне_ что-то неизвестно или что _ты_ чего-то не знаешь? Эго чешется? Тебе самому не надоел зуд этот?

– Да ничего меня не коробит. – Эштон уперся руками ему в грудь, отталкивая от себя. – Все заебись. Меня вообще все полностью устраивает. Я нахожусь в какой-то наркоклинике и там узнаю, что, оказывается, мой любовник, который ненавидит наркотики, сам ширялся. Ты гребанный лицемер, Виктор.

– Я начинал ради брата и ради него же закончил! – рявкнул Виктор, едва не побелев от злости. – Я отдал _ему_ полгода _своей_ жизни, плюнув на принципы! И НЕ СМЕЙ, – прошипел он, – считать ЭТО – лицемерием!

Мужчина был готов вцепиться Эштону в горло, потому до побелевших костяшек вцепился в подоконник, сверля любовника оскорбленным – вне всякого романтизма в этом понятии – взглядом.

– Это то, что перевернуло мою жизнь, – продолжал он шипеть парню в лицо, – это то, через что я ни за что не дам пройти тебе. А если ты, – шипение перешло в низкое угрожающее рычание, – еще раз заикнешься о лицемерии и подобном, я тебе глотку перегрызу.

Фыркнув, чтобы не сорваться, Виктор дернул плечами, одарив любовника последним злым взглядом, еще раз шевельнул руками, выбивая заклинившие от напряжения суставы, и, отцепившись от подоконника, вышел в соседнее помещение. Плюнув на все, Хил щелкнул картой по замку и вышел в коридор. Не закрыв за собой дверь, он направился на воздух, пытаясь успокоиться.

Эштон выдохнул. Он знал про свое умение доводить до бешенства почти всех. Виктор попадался на это чаще всего. И Эш сам был этому не рад – он его боялся, когда любовник был в таком состоянии. Слишком неуправляемым он был, а Эштон всегда оказывался в самом невыгодном положении.

Идти за ним Эш откровенно побоялся. Попадать под горячую руку он совсем не спешил.

Вместо этого парень еще раз покурил, потом сам хотел выйти, но решил, что лучше сидеть на месте.

Он порылся в холодильнике, так как голод все же проснулся. Сунув в себя пару кусков колбасы и сыра, Эш понял, что есть все-таки не слишком хочет – его даже несколько подташнивало от вкуса еды, потому парень завалился на диван, неожиданно вырубаясь – нервное напряжение снова сказывалось.

Виктор успокоился часа через два или три. Часть времени он бродил по парку, не слишком выделяясь из общей толпы – мрачные и тяжелые лица тут встречались наравне с веселыми и легкими. Остальную часть – сидел на одной из лавок, забравшись на нее с ногами по-турецки и едва не медитируя. Курить не стал – не хотелось.

В квартиру он вернулся, когда уже начали спускаться сумерки. Взгляд скользнул по спящему любовнику. Виктор поджал губы и вышел в соседнюю комнату, где достал из шкафа один из шерстяных пледов; потом вернулся к Эшу и укрыл его. Осторожно коснувшись волос любовника, мужчина уселся у дивана прямо на пол, снова по-турецки, и облокотился спиной, с выдохом запрокидывая голову на сидение.

Эштон проснулся моментально, стоило пледу его накрыть – спал он очень чутко в этот раз.

– Остыл? – хрипловатым со сна голосом спросил парень, протирая глаза тыльной стороной ладони. Потом все-таки сел, свесив обе ноги по бокам от Виктора, а руки положил ему на плечи. – Мне иногда страшно становится, когда ты выходишь из себя, – поделился он.

Виктор вздохнул, сжимая зубы. Но был расслаблен. Он не ответил, вместо этого полез в задний карман и из своего бумажника вытащил сложенную пополам фотографию. Ее он протянул парню. На фото были запечатлены двое юношей, и в обоих из них можно было узнать Виктора – улыбающегося, растрепанного и лет на пятнадцать моложе.

– Шон справа, – помог различить близнецов мужчина.

Эштон закинул ноги Виктору на плечи – так было удобнее, да и почему-то хотелось сделать именно так. Вик любил телесный контакт – пусть получает.

– Ты не говорил, что у тебя есть близнец, – сказал он. – И тебе идет не таким хмурым, Койот, – сказал он, рассматривая фото. – Что случилось с Шоном?

Виктор закинул ладонь на колено Эша и привалился к бедру щекой.

– Сел на наркотики, – хмыкнув, отозвался он. – Отец очень категорично относится к таким вещам. Я перенял его убеждения, ты заметил, но… – он хмыкнул, – я не мог поступить с родным братом так, как поступил Хил-старший. Догадываешься, думаю, что именно предложила его категоричность?

Виктор запрокинул голову, рассматривая любовника.

– Ты стал принимать вместе с ним? – спросил Эштон, откладывая фотографию и кладя руку на голову Виктора, вплетая пальцы в волосы и поглаживая медленно кожу головы.

– Можно и так сказать, – поморщился Виктор. – Отец, когда узнал, что Шон принимает, весьма однозначно пообещал, что упечет его в больницу. Брат не мешал бизнесу, – помянул Хил Кайла, – просто такие принципы. Никаких наркоманов в семье.

Хил снова запрокинул голову, глядя на парня.

– Он был слабее меня, Эш. Он бы не выдержал всего, на что обрекал его отец, понимаешь? Я обязан был ему помочь.

Виктор покачал головой и снова уставился вперед.

– Шон сбежал, но я знал, где его искать. Попросил у отца две недели – он, потрясая тростью, орал, что заявит в полицию, в розыск. Но время дал. Я отыскал брата в первый день. И все две недели ширялся с ним, – Виктор сжал зубы. Вспоминать ему явно было непросто. – От самого себя тошнило, но я… я должен был. Я был сильнее и не был зависим, знал, что ни один приход не зацепит, потому что я считал это мерзким побочным эффектом. Я был уверен; так уверен, что плевал на риски. И настолько боялся, что мне понравится, что…

Вик сглотнул. Он тогда буквально переступал через себя. С теми же чувствами чистоплюи на краю голода могли бы поедать тараканов. Главным было – убедиться, что это настолько же мерзко, насколько и представлялось. Чтобы не потерять себя.

– Мы всегда были как две капли и никогда, при этом, не разыгрывали никого подменой. Потому, когда ухоженный, как я перед уходом, Шон сдал меня, потрепанного и убитого, отцу, тот и не подумал о подвохе. Впрочем, – Хил сглотнул ком и помолчал, – кому бы вообще пришло в голову, что я… мы пойдем на такое? Безумие.

Виктор медленно вдохнул и выдохнул, беря тайм-аут. В общем, все было ясно, но мужчина явно не закончил.

Эштон все это время молча слушал. Пальцами он также продолжал поглаживать кожу его головы, словно успокаивая. Эш мог быть иногда чутким.