Текст книги "Вид на доверие (СИ)"

Автор книги: Daykiry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 51 страниц)

Виктор поднялся из-за стола и обошел его кругом, чтобы наклониться к уху Эштона.

– На одном из видеороликов видно совершенно обратное, – рыкнул он, а потом отстранился, всматриваясь в глаза парня. – Надеюсь, ты протрезвеешь раньше, чем нарушишь один из наиболее адекватных своих принципов. Ты не изменяешь, – напомнил мужчина.

Хил перевел испытывающий взгляд на девушку, одновременно пропихивая боксеры в стакан, на который они упали. Закончив, Виктор отодвинул стекло, разогнулся и направился к выходу. Ключи от машины остались у него, но пользоваться ими Хил не рискнул бы и с двумя глазами. Он собирался поймать такси.

Эштон, стоило Виктору уйти, моментально помрачнел и окаменел, перестав обращать внимание на девушку, которая продолжала лезть к нему с поцелуями.

Виктор очень вовремя напомнил ему про его главный принцип отношений. Эштон собирался идти до конца, чтобы разозлить любовника окончательно.

Оставшаяся часть ночи прошла как обычно по накатанной, но уже без поцелуев. Он просто упарывался до последнего, пока не очнулся около шести часов вечера следующего дня в своей квартире. Вся ночь помнилась обрывками, и совершенно не осталось в памяти то, как он оказался дома.

Очнулся он от разрывающего тишину квартиры звонка в дверь. Виктор, так и не дозвонившись, приехал сам, предварительно забрав от клуба автомобиль. Сложно было сказать, что именно двигало Хилом.

Но двигало им далеко не только желание убедиться, что все в порядке.

Эштон с не самым довольным стоном поднялся и еле волоча ноги прошел в коридор, распахивая дверь. От вида любовника и воспоминаний минувшей ночи он снова застонал, морщась.

– Если ты хочешь почитать мне нотации, то выбери другое время, – хрипло проговорил он, уходя обратно в спальню. Рухнув на кровать, парень с головой закутался в одеяло – вставать и опускать шторы не было ни сил, ни желания.

– Может, сначала проверишь наличие использованных презервативов? – ядовито полюбопытствовал Виктор. – Чтоб мне два раза речь не сочинять?

– Отъебись, – послышалось из-под одеяла.

Виноватым Эш себя не чувствовал. Виктор сам провоцировал его на такое поведение, так что пусть и пожинает плоды.

– Знаешь, Эш. Ты так рьяно орешь за свои принципы, – хмыкнул Хил. – Надеюсь, ты помнишь, как провел остаток ночи. Потому что в противном случае, кроме слепой веры, нет ни единого гаранта, что ты не выебал эти свои принципы только потому, что хотел меня позлить. И цена им тогда – ебанный грош, потому что к ебеням их сносит обычным упрямством, не говоря уже о кокаине, который ты любишь так же, как и свои “принципы”. А похоже, что и больше их. У меня один вопрос: я-то верю тебе. Но ты сам себе веришь?

Хил хотел добавить злое “наркоман чертов”, но сдержался, решив, что это слишком. Фыркнув, Виктор вышел на кухню, где закурил, оставив любовника одного – живой, и хуй с ним. Сейчас Хил мало был способен на какое-то иное отношение. Он слишком ревностно относился даже к гребанным поцелуям, не то что ко всему остальному, что успел (и не успел) увидеть.

– Блять, – это единственное, что успел издать Эштон, перед тем, как любовник вышел из комнаты.

Можно было бежать за ним, снова что-то доказывая, но состояние было не тем. Да и настроение насколько херовое, чтобы в разговоре смог зайти бы слишком далеко, куда не следовало заходить.

Парень сильнее закутался в одеяло и все-таки встал, не сбрасывая его – знобило.

– Я себе верю. Я тебе сразу сказал, что мне нравится состояние кайфа. И аналогов ему я не смог найти. Ни тебя, ни себя я не обманывал. Может, это ты себе лгал? – Эштон вещал, привалившись к дверному косяку, но в голосе не было той задорной нотки, которая присутствовала раньше при ссорах.

– Речь не об этом, – отозвался Виктор, потягивая сигарету. Он сидел в углу, вольно, но напряженно. – Ты при мне лизался с какой-то малолеткой. Ладно, когда ты меня не видел. Но ты _при мне_ с ней лизался, отлично понимая, _как_ и главное _чем_ я это воспринимаю. Ты готов был выебать ее прямо там мне _на_зло_, хотя, по сути-то, это ты мне не дал. Где твои хваленые принципы, а, Эш? Или ты, впадая в кайф, добровольно отказываешься и от них? Тогда порно, снятое Барри, это даже не случайность, это закономерность, – сплюнул Хил. – Ты весьма оскорбленно реагировал на предположение об измене. Но выходит, что наркотики служат отличным оправданием и этому, да? Какая разница, ты ведь делал это в неадеквате, а значит ни в чем не виноват! Что ты вчера делал, родной? Где был и что делал?

Эштон сузил глаза, наблюдая за Виктором.

– А что если я скажу, что трахался до утра, и моя малолетка только ушла? Вы наверняка могли бы пересечься в коридоре, в лифте или возле двери подъезда. Не встретились? Очень жаль. Знаешь, тогда бы ты не стал задавать всех этих глупых вопросов, – Эштон сильнее закутался в одеяло и наградил Виктора еще одним взглядом. – Теперь вопросов нет?

Он вновь говорил Виктору назло, специально выводя его. Но оправдываться он не собирался. Тем более, после такой речи. Виктор фактически обвинял его в том, что он спал с тем мужиком, который трахал его на видеозаписи.

И все бы ничего, но обвинял не только в этом. Виктор предполагал – не словами, а смыслом, – что подобные “мужики” были не один раз во время их отношений, стоило Эшу как следует упороться.

– Так и скажи, Виктор, что ты все-таки считаешь меня блядью. Это будет короче.

– Я не считаю тебя блядью, – отозвался Виктор. – Я говорю, что ты добровольно входишь в состояние, когда легко можешь ей стать, стоит этого захотеть любому левому хрену. Ты, категорично отказывающийся изменять, добровольно отрекаешься от этого в пользу вполне реальной вероятности изменить, упарываясь в хлам и теряя контроль. Конечно, – фыркнул Вик, – не по своей воле ты вляпываешься, но ты по своей воле создаешь условия, чтобы вляпаться! Для тебя это действительно норма, Эш? Норма: не помнить, что ты вчера делал и спал ли с кем-нибудь? Норма: усиленно вспоминать, было или нет? Речь не обо мне, Эштон. ДЛЯ ТЕБЯ это нормально?! Ты, конечно, мог и не трахаться. Потому что не было рядом того, кто, как Барри, воспользовался бы ситуацией. Но мог быть, мог воспользоваться, а ты нихуя бы не смог сделать, даже если бы хотел. Тебе ЭТО нравится? Понимаешь хоть, о чем я вообще?

Эштон прищурился вновь, хмуря брови. Его подобный тон и такие предположения совершенно не устраивали.

– Ты бросаешься из крайности в крайность, – сказал он. – Может, мне сидеть дома, как примерный мальчик, вязать тебе носки и готовить ужин, а вечером ублажать минетом? – парень совершенно не замечал, что в крайности бросает именно его.

– Это ты бросаешься в крайности, – рявкнул Виктор. – Мне нахуй не сдались носки. Я хочу, чтобы ты вел себя нормально!

Хил с силой затушил окурок.

– Эштон. Я тебе не мальчик на пару перепихов. Твое поведение нормально, но когда ты один! Каждый день просыпаться с новым чуваком в постели после нового клуба. Но ты НЕ ОДИН, понимаешь? Мы ВСТРЕЧАЕМСЯ. И с учетом этого внезапно выясненного факта, ты, конечно, ведешь себя как последнее хуйло! Потому что ты СО МНОЙ и каждый день просыпаться с кем-то новым ты уже не можешь. А ведешь себя так, будто меня не существует или я тебе Мартин какой-нибудь. Эш! _Я_ тебе _кто_? Ты кем меня считаешь? И нормально ли для тебя, состоя в отношениях, вести себя ТАК?

Эштон опустился на рядом стоящий стул – стоять уже не было возможности. В чем-то Виктор был, конечно, прав. Но Эштону было слишком сложно признать тот факт, что вел он себя чересчур не в рамках. И что вина за создавшееся положение лежит на нем. Но Это был Эштон. Не для него признание собственных ошибок.

Ответить на вопрос Виктора он не мог. Сам не знал ответа и признаться в собственных чувствах тоже.

– Думай, как хочешь, – выдал он, поднимаясь. – Придумай тот ответ, с помощью которого можешь окончательно увериться, что я последний мудак.

С этими словами он вернулся обратно в спальню.

Мудаком Эштон был во всех возможных ответах. Либо отказываясь от близости Виктора, либо упрямо не признавая.

Мужчина стиснул зубы, снова закуривая, а потом поднялся и дошел все же до спальни.

– Нет, Эштон. Сейчас важно, как думаешь ты. Придумай тот ответ, в котором Барри не удалось сделать из тебя шалаву, которой поебать на все сколько-нибудь важное. Если удастся, – Хил сбросил на кровать ключи, – жду завтра в шесть.

Виктор, хмыкнув, развернулся и вышел из комнаты и квартиры.

Эштон ничего не ответил. Но и сон теперь не шел. Эштон злился на Виктора, на то, что тот заставляет его снова думать о своем отношении к нему. Ему никак не удавалось признать то, что он нуждается в Викторе.

Слишком самостоятельным и независимым он был до появления Вика, и слишком тот пытался вдолбить в голову любовника, сколько тот для него значит и наоборот.

Мыслей было много. Но ни к чему парень так и не пришел к общему выводу. Потому в шесть вечера его у Виктора не было, а телефон и вовсе был отключен.

Хил прождал полчаса, безуспешно попытался прозвониться, прождал еще полчаса. А потом со смутными ощущениями отправился на рождественский ужин воссоединения семьи в одиночку.

Эштон перезвонил только ближе к десяти вечера и спросил куда подъехать.

Виктор вышел из-за стола со скрытым облегчением. Он не понимал мотивов Шона. Точнее, в чем-то понимал, но не понимал глобального замысла.

Брат был худым, двуглазым, с синяками на веках, но женат и даже с детьми. Приехал один и во всю тихо огрызался на лекции отца. Хил понимал, что значит “хотел увидеться с семьей”, но не понимал уже, зачем Шону это было нужно. Он был женат, у него десять лет совсем другая жизнь, мужчина никак себя не проявлял, а тут раз – и прикатил из далеких уголков Германии.

Отец расходился все сильнее, мама как могла успокаивала семейство, Виктор с близнецом не говорил, не имея на то возможности разговора тет-а-тет. Они только обнялись под строгим взглядом матери, любившей формальности даже когда они явно фальшивили.

Хил спустился на первый этаж, закурив у подмерзшей клумбы. Он хотел законно отдохнуть от семейных радостей и встретить Эштона раньше остальных, чтобы узнать, что и как. В какой-то степени Виктор был рад такому исходу, потому как приезд Эша на рождественский ужин в теории был положительным знаком.

Эштон приехал на машине. Правда, припарковался он крайне неаккуратно, снеся придорожную клумбу. И это было первым тревожным звонком для Виктора. Правда, из машины парень вышел куда адекватнее. Но явно не настолько, чтобы казаться адекватным полностью.

– С Рождеством, – сказал он, сунув Виктору запакованную в яркую фольгу коробку. Зрачки были расширены, а сам парень явно слишком весел для своего обычного состояния.

Виктор недоуменно уставился на парня, уже всерьез опасаясь каркать и называть его любовником.

– Что… Что с тобой? – фыркнул он, приподнимая подбородок и вглядываясь в глаза. В свете фонаря все выглядело хуже, чем было на самом деле, но Хил не спешил себя успокаивать. – Эш? Что за нахуй?

Честно признаться, Эштон себя ненавидел в этот момент. И еще часа два до этого. Весь день он злился на Виктора, на себя, на весь мир вокруг за то, что у него как всегда выходит какая-то хуйня, в которой он не может разобраться.

Он понимал, что не стоит приезжать к Виктору и его родителям в упоротом виде. Но также он понимал, что без кайфа вообще никогда не приедет и не включит телефон. Под кокаином решения принимались легче. И сейчас он чувствовал себя спокойнее, практически не нервничал, но все еще чувствовал ненависть и злость. В том числе, и на Виктора, который нисколько не понимал, насколько было херовым состояние Эштона, поставленного в ограничительные рамки, никогда не стеснявшие его.

Он терпел полгода, не чувствуя их. Но болты в голове свинтило совершенно неожиданно. Ссора в клубе была всего лишь точкой отсчета, чтобы Эштон снова начал творить хуйню.

– Все в порядке, – Сказал он, кладя руки на плечи Виктора. – Сейчас все в порядке, – на лице появилась практически блаженная улыбка.

– Что. Ты. Делаешь? – упрямо выписывал вопрос Виктор. Это уже была совсем хуйня, чтобы Хил начал злиться. Он начнет. Но первым у него включился рефлекс: разобраться и понять. Он не сделал этого тогда, в самый первый раз, и потом жалел, что не покопался в мозгах парня, когда он сам выставлял их напоказ. Чем-то ситуация напоминала первый приход Эша упоротым к Виктору, мужчина чувствовал острейшее дежа вю, и не собирался повторять старых ошибок.

Сначала вскрыть и посмотреть, что там.

– Зачем, Эш?

Взгляд метнулся наверх. Окна гостиной, где был накрыт стол, выходили на другую сторону, но вот все остальные смотрели сюда. Сжав в раздумьях зубы, Виктор потянул Эштона к машине. Поднимать его в квартиру было противопоказано.

– Что зачем? – парень вырвал локоть, за который настойчиво тянули и оперся бедрами о капот, явно желая сохранить дистанцию в случае чего, тоже помня прошлые разы. – Почему я приехал под кайфом? Потому что мне нравится быть под кайфом, – он откинулся на машину практически всем телом и запрокинул голову, словно захотел смеяться, но смеха не последовало.

Вернувшись в изначальное положение, Эштон внимательно взглянул на Виктора.

– Мне нравится шляться по клубам, изображая шалаву. Нравится упарываться до умопомрачения. Понимаешь? Мне нра-ви-тся.

Смех все же последовал, но он был больше похож на истерический.

– Это моя жизнь. Мне в ней комфортно. И тебе не переубедить меня, какой бы ты изощренный способ секса не выдумал. У тебя два варианта: или смириться и пойти знакомить меня с родителями, или отправить домой и больше никогда меня не видеть.

– Я не собираюсь переубеждать тебя, если тебе это не нужно, – отозвался Виктор, стоя на расстоянии от Эштона и поджигая еще одну сигарету. В руках все еще маячила врученная Эштоном коробочка, и Хил временно переключился, явно не понимая, как правильно реагировать на происходящее.

– Что там?

– Взрывчатка, чтобы обоим не мучиться, – фыркнул Эштон, уже садясь на машину полностью и тоже закуривая. Потом издал очередной смешок. – На самом деле, все проще – там твои вещи, которые были в моей квартире. Не так много, как могло казаться. Так сказать, лучший рождественский подарок – я даю тебе возможность самому уйти и не тревожить себя необходимостью снова меня видеть. Если ты выберешь второй вариант, конечно.

– Что ж.

Хил вытянул из-за пазухи бумажный пакет с бутылкой именитого виски. Как Эш однажды обмолвился, этот был его любимым.

– Раз уж мы меняемся подарками, – хмыкнул он, рассматривая парня и качая головой.

– Лучше бы ты подарил мне полкило кокса, – Эштон двинул бровями, соскальзывая с капота. Забрав бутылку, он закинул ее в машину через открытое окно. – Что ж, принимай решение. Я не собираюсь с этим тянуть.

– Я отвезу тебя, – решил Виктор, обходя автомобиль и садясь на водительское. – Не хватало, чтобы ты собрал все остальные клумбы по дороге.

– Нет, Виктор, – Эштон покачал головой, даже не думая садиться в машину. – Если ты выбираешь второй вариант, то тебе нужно просто вернуться к родителям и не беспокоиться о том, сколько клумб я соберу по дороге. А если ты выбираешь первый… Тогда мы идем знакомиться с родителями, – он растянул губы в улыбке, наклоняясь к пассажирскому окну и смотря прямо на Виктора.

– Скажи, Эштон. _Зачем_ ты хочешь с ними познакомиться? – поинтересовался Виктор. – Ты знаешь, что мой отец терпеть не может наркотики и вышвырнет тебя (и меня заодно) за порог сразу, как только поймет. А поймет он сразу. Чего ты хочешь этим добиться, предлагая мне такой вариант?

Эштон смотрел на него несколько секунд, смотрел серьезно, а потом усмехнулся, но веселья в усмешке не было.

Он хотел, чтобы Виктор _действительно_ сделал выбор. Чтобы признал перед родителями, перед братом – перед людьми, которые были для него, как ни крути, семьей, – что он встречается с парнем, да. С наркоманом, да. И что это совершенно не имеет значения. По крайней мере, до такой степени, чтобы скрывать его от общественности.

Но значение это имело именно настолько много,чтобы пытаться увезти его подальше от семейного гнезда.

– Ладно, – с очередным смешком выдохнул Эштон. – Я понял. Счастливого Рождества, – махнул он рукой, быстро отстраняясь от окна и таким же быстрым шагом направляясь пешком в ту сторону, откуда приехал.

Виктор выдохнул, заводя автомобиль. Эштон понял. Виктор – нет.

– Эш, – позвал он, догнав парня и начиная ехать примерно с той же скоростью, с которой он шел.

– Ты мне так и не ответил вчера. Кто я для тебя? Приятель, сопровождающий, хуй знает кто, но никак не человек, с которым ты состоишь хоть в каких-то отношениях? С какой стати мне делать выбор между тобой и не пойми чем, когда ты – ты сам – образовал мне эту пародию на френд-зону с потрахушками. Выбор, еще вчера, был за тобой – перешагнуть эту границу или так и зависнуть на ней.

Хил надавил на газ, опережая и вклиниваясь на тротуар перед Эштоном. Открыв дверь, он вышел, задерживая парня.

– И ты, мистер самостоятельность, второй раз подряд сбагриваешь этот выбор на меня, предлагая ради… не знаю даже чего поступиться нервами матери и сердцем отца. Так знай, Эш, что это _твой_ выбор и твоя ответственность. А я не предлагал выбирать между мной и рассказом Маргарет о твоей бурной личной жизни, – провел аналогию с родителями мужчина. – Если тебя полностью устраивает то, что было до меня, и не устраиваю я, я не могу тебя заставить. Спасибо за вещи, – поблагодарил Виктор, прикуривая и направляясь в обратную сторону, к дому родителей. Кажется, больше говорить не имело смысла. Хил смутно осознавал конец полугодовой волокиты. Гребанные полгода – и псу под хвост. Без цели, без пользы, с уебищной моралью. Нервировать родителей ради загонов было уже кощунством.

Эштон стоял перед машиной, как вкопанный. Где-то в глубине души он все-таки надеялся на то, что Виктор сделает как обычно – сделает все, чтобы не отпускать любовника. НО в этот раз было все совершенно по-другому.

Ощущения были странными. С одной стороны: неверие, совершенное неосознание того, что все, окончательно все; с другой: какое-то облегчение, что больше не будет никаких выборов и решений, ради которых нужно переступать через себя, пытаться что-то в себе бороть. Теперь можно просто плыть по течению, как было раньше.

Эш сел в машину и просидел в ней еще пару секунд, смотря прямо перед собой, прежде чем, взвизгнув шинами и оставив от них темные отпечатки на асфальте, скрылся за поворотом.

Его ждал “Лотос”, Барри и прежняя ночная жизнь, с которой он так не хотел прощаться.

========== Глава 29 ==========

Новый год в Лотосе отмечали с размахом. Даже Эштон, искушенный разного рода развлечениями, был удивлен. И, надо сказать, удивлен приятно. Этот праздник, в отличии от Рождества, он решил все-таки отметить веселее, чем поездкой к любовнику, уже бывшему, и ссорой с ним.

Музыка гремела, шампанское лилось по бокалам, щедро разбавленное всевозможными стимуляторами. Эш пока еще соображал. Он то и дело выплывал из угарного марева. Или его оттуда вытаскивал Барри, решивший, что в полночь они должны будут обязательно поцеловаться, дабы не рушить многолетнюю праздничную традицию.

Эштон не задавался вопросом, почему поцеловать хотели именно его. Хотели – и хорошо. Тем более, это был Барри. А Барри охуенно целуется, тут должен был признать каждый.

Сегодня мысли к Виктору не возвращались. Сегодня мыслей не было вообще.

Хватило и тех пяти дней с Рождества, когда он безвылазно сидел в своей квартире, спиваясь всем, чем можно. Оставалось только радоваться, когда к нему заявился Барри с предложением отметить Новый Год в Лотосе. А потом они закрепили это предложение удачным сексом прямо на кухне. Шторы были не задернуты, а жалюзи не опущены и с соседнего дома им что-то одобрительно прокричали.

Эштон лишь счастливо и полупьяно улыбнулся тогда.

Казалось, что Барри – это правильно. Неправильно для общественности, неправильно для Эштона, который так долго пытался бороться с самим фактом существованием Барри. Но было невероятно хорошо. И Барри был хорош. Даже когда он с улыбкой похлопал его по щеке и произнес что-то вроде “хороший мальчик”, а после ушел в душ.

После этого мысли о Викторе больше не возвращались в его голову, бывшего любовника полностью заменил Барри, его руки, язык и едва насмешливый проникновенный взгляд. Эштон словно вернулся на десять лет назад, отдаваясь больше не наркотической зависимости, а зависимости от Барри. Сейчас у него не было стоп-крана в виде слишком правильного Виктора или родителей. Он мог делать, что хотел. Принимать наркотики, сниматься в порно и быть рядом с Барри.

Музыка кружила хмельную голову, вбиваясь в мозг и оставаясь там единым ритмом, в котором Эштон двигался рядом с какой-то не менее упоротой девчонкой. Когда же он выдохся, то упал на диван рядом с Лонгстейром и вытянул у него из рук очередной бокал с каким-то разноцветным пойлом.

– С Наступающим, – прокричал он ему через музыку, разом опрокидывая в себя алкоголь. Барри закинул руку за Эштона и притянул к себе, поддерживая контакт. С парнем нужно было поддерживать контакт и ласкать. Их всех необходимо было чесать за ушком, чтобы они чувствовали себя особенными и не обделенными вниманием, Барри понял это еще в средних классах школы.

– С Новым Годом в новую жизнь, а? – довольно поинтересовался парень у Эштона. Виктор с горизонта ушел, Эш сорвался с цепи и был чертовски уязвим. Барри не отличался злорадством, он просто брал то, что ему было нужно, но сейчас не мог не признать клокочущее в груди торжество над консервативным увальнем.

Кто из них теперь лакает из унитаза?

Может, Эштон, как любой щенок: неразумный, но достаточно большой, чтобы дотянуться до воды. Но уж точно не Барри.

Впрочем, парень не мог не признать и того, что изначально, в тот самый первый раз, он преследовал именно цели мести. Виктор поступил слишком неразумно, когда вломился в ванную и опозорил Лонгстейра перед всем сбродом, пусть ему и незнакомым. Он терпеть не мог такого фривольного к себе отношения, так себя с ним не вел совершенно никто уже очень и очень давно. И если изначально Барри не планировал такого быстрого развития событий, то после появления на пороге помещения Хила, он принял очень четкое решение: если Вик уверен, что держит в руках поводок от Нейтона, то Барри покажет ему, насколько тот не прав.

Ко всему прочему, это было бы отличным способом развести голубков и заполучить Эштона себе. После первой съемки парень убедился, что Нейтон остался такой же гибкой сукой, какой был и в школе. Он просчитался, когда решил, что Вик не выдержит первого инцидента, но был уверен, что долго эти отношения не протянут. И тогда Эштон придет за добавкой.

Он и пришел. Мгновенно согласился на секс, вовсю упарывался и явно горел желанием доказать самому себе, что ни от кого не зависит. Теперь оставалось только прочнее уверить его в своей исключительности, рассказать, в чем именно эта исключительность проявляется, и убедить продемонстрировать ее всем окружающим, заодно и заработав. Теперь, когда Эш пошел в явный отрыв, уломать его на съемки в порно было делом нескольких дней. Не заработать на роликах с таким жарким пассивом было бы кощунством.

Единственное, что до сих пор занимало Барри, так это то, как сильно Эштон на него запал, забывая и прощая любые оскорбления. Играть с этим было даже слишком интересно.

– Держи, – Лонгстейр со смехом сбросил на стол пакетик с кокаином, – все, как ты любишь. Догоняйся, – а потом вскинул руки, победно крича вместе со всей празднующей толпой:

– Сегодня можно все!

Эштон поддержал смех, беря пакет и рядом лежащее зеркало. Все действия были просты и отточены, и вот он уже довольно улыбается, глядя в лицо школьного друга.

– Пойдем на танцпол, – парень взял Барри за руку и потянул за собой. – Ты круто двигаешься. Не только в сексе.

Разум от кокаина словно просветлел, опьянение будто ушло, но на самом деле Эштон был гораздо более пьян, чем мог подозревать сам.

Барри вытащить все же удалось, прижаться к нему и обвить руками шею, чтобы тут же утянуть в развязный поцелуй. Эштон вырвался из-под контроля и теперь делал все то, что так давно хотел.

Лонгстейр это отлично понимал. Он пил мало, зато много принимал. Он много принимал, но все – легкое, не опускаясь до излишней тяжести. Ему было хорошо, как было почти всегда, кайф шлейфом влачился за ним и окутывал облаком, играл яркими пятнами за прикрытыми глазами, и при этом не грозил слишком сильной ломкой. Барри был расчетлив даже в таких вещах.

Парень поддержал поцелуй, не менее развязно лапая Эша. Барри двигался, отдаваясь кумару Лотоса, который так ему нравился, был почти что воплощением всей жизни: такой же яркий, довлеющий, независимый, прочный, плюющий на всех, кроме себя самого, дающий возможность выиграть, но всегда выигрывающий сам. Часто, в этом клубы были весьма похожи, но только Лотос оказался Барри достаточно близким, чтобы он тут поселился, избрав заведение себе под поле деятельности.

– Проведем полночь в более укромном месте? – поинтересовался парень, когда поцелуй окончился. – В память старых школьных времен.

Эштон вынырнул из музыки и танца, понимая, что практически висит на шее Барри.

Он с трудом отлепился от него, но рук с плеч не убрал. Вглядываясь расфокусированным взглядом в его лицо, парень расплылся в улыбке.

– Ты хочешь отметить Новый год только вдвоем? Не кажется ли тебе это слишком быстрым шагом в наших отношениях? – нет, в этот раз Эштон не думал, что он является единственным и неповторимым для Барри, но мысль, что он все-таки особенный (ведь не зря Барри так его хотел?) его не покидала.

– Но мне нравится твоя идея.

– Вряд ли это можно назвать “вдвоем”, мы по-прежнему будем в Лотосе, – Барри издал смешок. Он не мог от них удержаться под кайфом – усмехался свои мыслям, окружению и фразам Эштона.

– Но раз в этот раз у меня вполне приятная компания, почему бы и нет? – парень запрокинул голову, рассматривая внезапно взорвавшийся искрами потолок. – О… Чумовая хрень, – Лонгстейр облизнул губы, покачиваясь в такт музыке, а затем снова перевел мутный взгляд на Эштона и с неадекватным любопытством дернул парня за прядку волос. Потом хрипло рассмеялся.

– У меня есть шикарная травка, тебе понравится, – сказал он, когда взгляд чуть прояснился. – Ты вполне этого достоин, а?

По губам прошлась кривая усмешка, а сам Барри, воспользовавшись моментом, потянул парня обратно к столикам. Танцевать ему нравилось далеко не всегда, сейчас хотелось растечься по горизонтальной поверхности.

Эштон поддался ему, разрешая себя усадить обратно на диван. Он откинулся на спинку и повернул голову в сторону Барри. Да, они будут в Лотосе. Но они будут наедине. Не это ли важно? Быть вдвоем в таком шумном месте.

Когда-то у них с Виктором получались такие вещи в Руно. Они существовали только друг для друга. Когда танцевали или когда пили коктейли у барной стойкм. Интересно, у них получится так же с Барри?

Мысли в голове путались. Приход от кокаина отступал и мозг снова требовал подпитки, становясь вялым и недееспособным.

– Давай свою траву, – Эштон подвинулся ближе к Барри, умещая свою голову у него на плече. Он сам к нему словно ластился. Никогда не позволял себе такого с Виктором, но по-другому с Барри просто не мог. Парень покосился на Эша и снова тихо расхохотался.

– Не сей-ча-ас, – протянул он, а потом дернул плечом, на которое улегся Эштон. – Принеси еще выпить, – это вроде бы была и просьба, но просьбы в этом не было совершенно. Барри знал, что просить Нейтона смысла нет. Он и так выполнит сказанное.

Эштон лениво поморщился. Вставать не хотелось совершенно. Но он все же поднялся со своего места и пошел сквозь толпу к бару. На обратном пути его кто-то перехватил и попытался утянуть в танец.

Парень ловко вывернулся из чужих объятий, тело было упорото больше его.

– Надеюсь, ты не имеешь ничего против голубого цвета, – фыркнул Эш, ставя оба бокала, наполненные ярко-голубой жидкостью, на стол.

Барри довольно улыбнулся и радушно похлопал рядом с собой. Поощряя, он вернул Эша на свое плечо и закинул руку парню за шею.

– Ничего не имею против, – Лонгстейр поднял свой бокал, отпивая сразу половину – без всяких тостов или символических чоканий. Потом приветственно махнул прошедшему мимо знакомому и покосился на часы.

– Пойдем. Думаю, уже пора, – шевельнул он плечом снова.

Эштон, только-только расслабившийся, снова недовольно поморщился. Лежать на плече у Барри и смотреть в цветные огни под потолком было завораживающе. Они крутились, расплывались и разбивались на тысячи маленьких осколков.

– Куда мы пойдем? – спросил он, все же поднимаясь и беря свой коктейль, чтобы взять с собой.

– На второй этаж, – отозвался Барри. Он допил свой коктейль и провел парня наверх, входя в одну из комнат. Она не была похожа на ту, в которой когда-то снимали Эша. Здесь не было кровати, но был мягкий широкий диван, за спинками которого находилось панорамное затонированное окно в общий зал. На стене над дверью и под самым потолком горел телевизор, мелькая клипом с MTV, но звука не было, тут звучала музыка с танцпола.

Барри первым упал на диван и, поморщившись, выключил телевизор.

– Дай мне, – парень протянул руку, забирая у Эштона бокал, отпил из него и вернул напиток обратно. А затем достал из внутреннего кармана несколько сноровисто скатанных косяков. Один Барри отдал парню, потом прикурил ему, а затем прикурил сам, прижавшись к тлеющему концу Эша и затянувшись.

– Охуенно, – расслабленно выдохнул парень.

Эштон сначала заинтересованно оглядывался в помещении. Тут было совсем иначе, чем в вип-комнатах, судя по тому ролику, который он видел в интернете.

Перехватив свой косяк, он вдохнул в себя дым и выпустил его наружу, вновь откидываясь на Барри. Он мог себе это позволить. Они были тут одни в новогоднюю ночь… И это что-то должно было значить. Кроме того, что Барри просто хотел покурить.

Покурить можно было бы и в зале.

– Охуенно, – подтвердил Эш, вновь затягиваясь.

Барри некоторое время молчал, выпуская дым и наслаждаясь ощущениями. Потом молчал еще немного, ожидая, пока чуть сильнее надышится Эштон.

И лишь затем подал голос:

– Сделаешь мне новогодний подарок? В честь воссоединения, так сказать, – парень снова хохотнул, только теперь расслабленно, и уперся подбородком в макушку Эша.

Эштон приподнял голову и немного отстранился.

– Ты хочешь новогодний минет? – с улыбкой спросил он. – Да уж, мне кажется, ты действительно соскучился по моему рту.

– Я и не отрицаю этого, – отозвался Барри, затягиваясь. Он даже почти и не врал. Он ведь действительно не отрицал, что Эшу так кажется. Пусть кажется.