Текст книги "Жить вопреки (СИ)"

Автор книги: Angelochek_MooN

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 44 страниц)

Знакомый, до щемящего чувства в груди знакомый!

Родной!

И такой чужой…

Люди не замечали этой красоты. Они спокойно жили там, где родились. Это было действительно удивительно для Арана.

Как можно было жить без моря? Без вечного солёного ветра, без той свободы, от которой даже не вздохнуть, так она завораживает!

Тут, над облаками, было очень холодно, словно зимой. Он давно это заметил. В смысле, что чем выше – тем холоднее.

А ещё тут был невообразимо сильный ветер. Не было слышно даже собственного крика. Туго бы Арану пришлось, если бы он уже давно, предусмотрительно, не обмотал шею и лицо тканью, оставив открытыми лишь глаза, да не накинул капюшон.

Это с земли кажется, что облака медленно плывут. Что это маленькие комочки пуха.

Но это были громадные клубы тумана.

Холодные и сырые, равнодушные.

Ещё одна разбитая сказка.

Но величественность этого творения природы – облаков – не уменьшилась в глазах Арана, вовсе нет.

А ещё Аран понял, почему Айва назвала такой большой срок путешествия.

Да, людские поселения, которые, несомненно, следовало огибать по широкой дуге, имели значение, в смысле, были причиной, но лишь второстепенной. Главная же – ветра.

Воздушные потоки просто не давали свернуть с намеченного Змеевицей пути. Конечно, если бы она пожелала, то они могли бы и полететь против ветра, но это могло бы стоить травм, сломанных крыльев и уймы потраченных сил.

Поэтому проще просто отдаться на волю ветра. Ведь тут, на высоте, Айва просто парила. Впрочем, даже следование этим ветрам тоже отнимали у неё очень много энергии, поэтому приходилось часто садиться и отдыхать.

По тихой просьбе Арана, Айва согласилась позволить ему посмотреть на жизнь местных людей, остановившись в роще недалеко от одного небольшого селения.

Юноша понимал, что, скорее всего, Змеевица дала своё согласие лишь потому, что который день бушевали дожди, прекращаясь лишь ненадолго. Лететь в такую погоду было очень трудно, а учитывая наличие маленького всадника – и вовсе опасно.

И, по мнению Айвы, если её маленький человеческий детёныш переждёт непогоду среди достаточно дружелюбных людей, которые и в драконов-то не особо верили.

Они, сытые и мирные, страдали только редкими нападениями других племён да некоторых воинственных кочевых народов, но не более того.

И потому, проводив мальчика взглядом, пока он не дошёл до селения, не зашёл в отворённые врата, дракониха отправилась к облюбованной коряге – громадному стволу явно упавшего дерева, под которым было достаточно сухо и тепло.

Айва, немного повозившись, устроилась поудобнее и заснула. Почему-то за своего человека она не волновалась – была уверена, что с ним все будет хорошо.

***

Когда по их маленькому селению разнеслась весть об ещё одном путнике, Мирослава даже почти не удивилась.

Не могла она удивляться больше – не после того, как ей довелось умереть в собственном сне и увидеть на следующий день своего убийцу, которого пустили переночевать к себе их соседи.

Мужчина этот был холоден и чуть высокомерен, совершенно не обращал внимания на местные сплетни и шепотки в её сторону, вёл себя с ней, как с равной, со взрослой, всё понимающей. Спрашивал, как она себя чувствовала, все ли с ней хорошо.

Чужак был невероятно вежлив, но от него всё так же веяло опасностью.

Следующей ночью в своём сне она увидела, как человек в чёрных доспехах сражался с её Врагом, и схватка эта была явно тяжёлой.

Чужак явно недооценивал своего противника – насмешливо что-то говорил, как и убивая её саму, высокомерно задавал какие-то вопросы, но слов было не разобрать.

Воин в чёрном не отвечал на едкие замечания, молча и неотвратимо напирая на своего противника.

А тот не умолкал, и смысл его слов стал ей почему-то ясен – мужчина говорил, что именно он уничтожил всех Фу-ри-й, что он убьет и последнюю. Он называл Чёрного воина мальчишкой и глупцом, предавшим род человеческий, и продолжал пытаться вывести своего противника из душевного равновесия.

И в конечном итоге совершил ошибку, чуть отвлёкся, за что и поплатился.

Рана на груди мужчины была такой же, как и её собственная – пробитое легкое, перебитый позвоночник, струйка крови, стёкшая изо рта.

И стеклянный взгляд.

Ей не было жалко своего Врага, но и злорадства она не почувствовала. Зачем вообще радоваться чьей-то гибели? Это неправильно.

И потому следующие несколько дней Мирослава старательно избегала иноземца, так и не узнав его имени.

Радмир, её умный и внимательный братик, конечно, заметил её отношение к этому странному и, надо всё-таки признать, страшному человеку, а потому, словно прислушавшись к молчаливому, невысказанному совету сестры, старался избегать его, проводя с сестрой как можно больше времени.

Парень радовался, что в глазах Мирославы помимо вечной печали появилось другое выражение, но само это выражение, непонятное и затаённое, – нет.

Девочка стала похожа на сжатую пружину, на натянутую тетиву лука, которая вот-вот рванёт, и случится страшное.

Страшное, в общем-то, уже произошло – в ту самую ночь, когда девочка, сначала ворочавшаяся и шептавшая какие-то слова на непонятном, незнакомом языке, вдруг замерла и перестала дышать.

Он бросился тогда к ней, схватил её за холодную, маленькую ладошку, словно желая согреть, и уставился в немигающие открытые, почему-то остекленевшие, как у покойника, глаза.

И пребывал в холодном ужасе с полминуты, боясь пошевелиться и поверить в что-то ужасное, произошедшее этой ночью, как Мирослава выгнулась дугой и судорожно вздохнула, но изо рта её не вырвалось ни стона, ни всхлипа.

С того дня он не отходил от сестры дольше, чем на полчаса, боясь, что подобный приступ мог повториться. Боясь и совершенно не зная, к кому обратиться за помощью.

И даже когда она вдруг сама подошла к Иноземцу, которого до этого всеми силами избегала, он был рядом.

– Ваша самоуверенность станет причиной вашей гибели, – холодно заметила девочка, неотрывно смотря в глаза Чужаку.

Тот в ответ лишь усмехнулся и чуть покачал головой, но взгляд его заледенел – он воспринял её слова всерьёз, принял их к сведению.

Да и странно было бы пропустить мимо ушей обращённые к нему слова, казалось, едва ли не немой девочки – так редко она говорила.

Люди, их окружавшие, – три мужчины, молодой парень и две девушки – на это лишь усмехнулись – её слова казались им полнейшей глупостью. Мужчина тоже усмехнулся – презрительно, высокомерно, но направлена насмешка была не на девочку, как показалось людям, а на этих самых селян.

Мужчина, пусть и делал вид, что ему плевать на местные сплетни, слушал их внимательно и анализировал каждую.

И самое важное, что он сумел понять – эта хмурая девочка иногда говорила совершенно непонятные, незначительные, а потому и нелепые фразы, но они рано или поздно сбывались. Все до единой.

Девочка-провидица.

На юго-западных землях её бы уже сожгли, назвав ведьмой за подобное проявление необычных способностей.

Сколько юных дев стало жертвами этой их «священной инквизиции»?

Скольких люди убили просто потому, что они думали иначе, потому что могли то, что было недоступно им самим, простым людям?

Это вот человеческое свойство его раздражало донельзя. Люди могли убивать своих врагов, угрожавших их жёнам и детям, люди могли убивать драконов, разорявших целые селения, но зачем внутри одного народа убивать своих же?

Это было безумием.

Да, он и сам не был невинным младенцем – руки его были по локоть в крови, и он прольёт её ещё больше, если потребуется. Но! Он это делал исключительно ради высшей цели – ради очищения от этой напасти, ради спасения рода людского.

И эта мысль весьма и весьма тешила его самолюбие.

Он не убийца, не безумец – спаситель.

И когда девочка-провидица – Мирослава, кажется, – выхватила обеспокоенным взглядом из толпы одно-единственное лицо, он понял – того путника стоило запомнить. Если видящая отметила этого человека, то он явно был не так прост, как казался.

А казался он совершенно безобидным, пусть и совершенно здесь чужим – по-северному бледное лицо, странная одежда с незнакомыми узорами. Седая прядь на виске и серо-зелёные, тусклые глаза.

Это был мальчишка лет пятнадцати, стройный, даже худой. Его взгляд был каким-то не по-детски серьёзным, усталым и внимательным.

Что-то странное было в жестах и походке мальчишки, что-то неуловимо знакомое, и это заставляло ещё сильнее задуматься о происхождении этого юного странника.

Они встретились взглядами, и он с удивлением понял, что не было в глазах юноши ни страха, который часто мелькал у других людей, ни интереса – только холодное, серое равнодушие.

Девочка же смотрела на него с плескавшимся в столь же тускло-серых глазах потрясением и страхом. Судьбу этого юноши она явно знала, и быть ему явно кем-то ужасающим. Кем-то, кто сумел потрясти даже её до самой глубины души.

Когда он, немного растерянный, и, видимо, отвыкший от людской суеты, медленно прошёл мимо, она метнулась к нему и схватила за руку.

Брат девочки не успел её остановить. Да вообще никак среагировать не успел – она была быстрой и ловкой, как кошка. Не поймать, не удержать – увернётся.

На лице странника появилось выражение легкого недоумения и непонимания. Девочка заглянула ему в глаза и сильнее стиснула ладонь юноши.

– Отпусти его, – сказала Мирослава тихо-тихо, но, как он пораженно понял, не на местном языке, а на его родном. – Отпусти своего брата и все мысли о мести. Она ни к чему, кроме горя для всех, не приведёт.

Юноша при первых словах удивлённо, но с примесью страха глянул на девочку. Последние же слова заставили его крупно вздрогнуть. В глазах его появилось что-то странное, непонятное, незнакомое.

Мирослава больше ничего не сказала, только обняла странника, так и не вымолвившего ни слова.

***

Дикие Степи! Земли кочевых народов, отменных воинов, однако, не стремившихся воевать ради войны. В отличие от викингов у них была одна конкретная цель – новые земли для пастбищ, новые территории для кочевания.

Воинственные жители этих земель не любили гостей, достаточно часто совершали набеги на города и деревни, но не осмеливались начинать полноценную войну.

А ещё кочевники, жившие в местных степях, считали драконов духами своих предков, которых чтили и помнили. Никогда не нападали на них, не пытались убить.

Тех же пришлых на этих землях, кто осмелился поднять руку даже на Жуткую Жуть, ждала незавидная участь. Жрецы кочевников приносили таких глупцов в жертву Духам Предков, желая отвести от себя гнев своих божеств.

По глупости своей, Аран и Айва сумели остановиться рядом с временной стоянкой одного из этих племён, умудрившись как-то эту стоянку не заметить. Впрочем, надо было отдать должное кочевникам, маскироваться и прятать собственную настоящую численность они умели прекрасно.

Все те дни, что занял путь до Диких Степей, Аран обдумывал слова той странной девочки.

Айва, когда юноша рассказал ей про этот случай, ничего толкового рассказать не смогла – не доводилось ей доселе встречаться с людьми, видевшими будущее – Стражи могли заглядывать только в собственное прошлое, насколько ей было известно.

Откуда девочка могла знать про Беззубика?

Откуда в ней было столько уверенности, молчаливой решимости, хотя во взгляде мелькал истинно животный ужас?

Слова незнакомки резали не хуже ножа – они вновь разбередили только затянувшуюся рану, и от этого вновь хотелось то кричать, то плакать, то просто лежать на холодной сырой земле.

Но ему нужна была эта встряска – эта боль, словно рану прижгли, обеззаразили, была ему необходима.

Отпустить мысли о мести.

Иккинг, сколько бы ему не причинили боли, не стал бы мстить, остался бы выше этого, прощая неразумных своих обидчиков, но ведь он – не Иккинг, он – Аран. И потому, конечно, он задумывался о том, чтобы восстановить справедливость и заплатить кровью за кровь.

Но сейчас ему было противно даже от одной мысли о том, что он позволял подобным идеям рождаться в своей голове – слова девчонки стали для него якорем, тем самым искомым оком бури, штилем посреди шторма.

Отпустить их всех.

Он так и сделал.

Не простил – но отпустил. Оставил в прошлом – ведь они были недругами Иккинга. Не его.

И сразу стало легче.

И сразу стало проще идти дальше.

Пытаясь ни о чём не думать, юноша стал оглядывать местность.

Большая река протекала совсем рядом, однако весь её берег зарос колючим кустарником, поэтому пришлось искать более-менее пригодную для стоянки полянку.

Подходящее место нашлось возле небольшого холма, из которого торчали несколько камней. Что-то подсказывало путешественникам, что эти валуны здесь оказались не просто так. Но, впрочем, вряд ли это сделали люди – слишком уж большими были камни.

Самый примечательный из них имел необычно вытянутую форму. Он, нацеленный в зенит, напоминал коготь какого-то сверхгромадного зверя, который, впрочем, давно погиб, ибо сей коготь был явно отделён от тела.

Фантазировать на тему происхождения этого причудливого камня можно было ещё долго, но путешественники не располагали такими запасами времени, а потому созерцание прекрасного пришлось прервать.

Сказав юноше пока собирать костёр, чтобы приготовить рыбу, которую она пошла ловить, Айва отправилась на, собственно, поимку этой самой рыбы. Аран же отправился в ближний перелесок, дабы собрать сухих веток для костра.

Тишина абсолютной не была. Её разбивал вой степного ветра, щебет птиц и шуршание листьев. Закрыв глаза, Аран погрузился в воспоминания, и ему на миг показалось, что он стоит в лесу своего родного Олуха, наслаждаясь вечерней прохладой.

Напрасный самообман.

Слишком корявый, очевидный.

Ветер здесь был не такой, как там. И вечный запах прелых степных трав стал уже привычным.

Аран помотал головой, отбрасывая лишние мысли. Он открыл глаза и замер.

Прямо перед ним сидела Жуткая Жуть. А где одна Жуть, там и вся стайка. И лучше к ним без еды не подходить.

Аран медленно, не желая спугнуть, подошел к дракончику, присел рядом с ним, приветливо улыбнувшись.

– Привет, малыш, – сказал он. – Я тебя не обижу.

– Странный человек.

Эта фраза вызвала у Арана ещё более широкую улыбку. Эта ситуация ему определённо что-то напоминала. Видимо, это была его судьба – считаться всеми странным.

– Знаю, Айва мне это уже говорила.

Юноша аккуратно коснулся мордочки дракончика, уже убедившись однажды, что касание помогает в создании ментальной связи.

Дракончик забавно распахнул глаза, даже не сразу поняв, что Аран сделал. А когда понял, тихо фыркнул.

– Она хорошая. Значит, ты – друг!

Жуткая Жуть внаглую полетела к Арану и уселась к нему на коленки, начав даже издавать глухое урчание. В этот миг Жуть напоминала мурлыкающую кошку.

Растерявшийся было юноша быстро сообразил, что нужно делать и стал аккуратно почесывать дракончика за правым рогом. Прилетевшая по новообразованной связи волна радости, благодарности и безмятежности заставила юношу улыбнуться.

Раздавшийся посреди повисшей тишины шорох заставил Арана быстро вскинуть голову и замереть.

Прямо на него из-за кустов уставились три пары карих глаз.

***

Мальчишка лет тринадцати внимательно оглядел степь и, не увидев ничего подозрительного, дал знак своим друзьям – их компанию отпустили в небольшой перелесок, но только при условии, если они будут аккуратными.

Тихие слова на каком-то полузнакомом языке заставили их замереть.

В душе мальчика боролись любопытство и осторожность. Наконец, решив, что в случае чего, они-то с одним человеком точно справятся, он все так же, жестами, сказал своим друзьям, чтобы они следовали за ним, и сам направился к источнику того голоса.

Взору мальчишек предстало невиданное зрелище – человек, юноша лет шестнадцати на вид, держал на руках Духа, гладил его и смел ещё с ним разговаривать!

Подобное отношение к тем, кого их народ уважал, почитал и боялся, вызвало у мальчишки ужас.

Кем возомнил себя этот чужак?

Насколько он силён?

Вдруг чужак замер. Спустя всего мгновение душу мальчишки обжёг взгляд больших зелёных, как его родные степи весною, глаз, стремительно потемневших.

Дети тоже замерли. И спустя миг рванули в сторону стоянки.

***

– Ори, сынок, что ты видел? – обеспокоенно спросила у забежавшего в юрту мальчишки его мать.

Тот, всегда насмешливый и гордый, очень напугал женщину своим видом. Взлохмаченный, запыхавшийся и сильно побледневший, он мало походил на себя обычного.

– Я видел Духа Степей и человека, посмевшего его взять на руки!

Само то, что он видел Духа, было плохим знаком, по мнению женщины, а уж на руках у простого человека… Быть беде!

– Ктоор, ты понимаешь всю серьёзность своего заявления? – угрожающе пророкотал вошедший в юрту отец мальчика.

Он прекрасно знал, как любил подшучивать над всеми его сын. Но и грань между безобидной шуткой и деянием, за которым последует наказание, Ктоор прекрасно знал.

– Но Хариш и Литну тоже это видели! На этом берегу Священной Реки, в перелеске возле Каменного Когтя!

– Ты говоришь, что человек посмел коснуться Великого Духа?

– Да! – с отчаянием выкрикнул мальчик.

Множество легенд ходило о том, что бывает с племенами, от которых отвернулись Великие Духи. И войны с соседними племенами, прознавшими о немилости Предков, являлись лишь помехой, и даже возможностью нажиться на глупости соседей.

Но перспектива медленно умирать от голода и холода, гибели табунов от неизвестных жрецам и шаманам болезней, не прельщала Ктоора. Он – будущий вождь, и он обязан заботиться о благополучии своего народа. И если для этого придётся унижаться, чтобы выпросить у отца всадников, которых надо пустить на поиски опасного чудака, то пусть!

Главное, что племя будет в безопасности.

– Хорошо. Несколько воинов отправятся с тобой, покажешь им, что нашел, приведёшь этого человека.

Счастье, сверкнувшее на лице мальчика, надежда буквально ослепили мужчину, обдали его морской волной. Теперь вождь был полностью уверен в том, что мальчик не соврал.

– Спасибо, отец!

– Учти! Узнаю, что это глупая шутка, – выпорю прилюдно!

***

Странные мальчишки, видимо из местных, удивили Арана своим поведением. Чудные какие-то… Чего так пугаться-то?

– Я бы на твоём месте поспешил уйти отсюда. Они вернутся. Со взрослыми.

– Спасибо, что предупредил, малыш.

Аран быстро дособирал сухие ветки и почти бегом направился в сторону того камня-когтя.

Предчувствие завопило, закричало.

Что-то случится.

И это точно не что-то хорошее.

Юноша бросил свою ношу, побежал. Не оборачиваться, не сбивать дыхание. Только бы успеть до Айвы! Предупредить, убраться отсюда раньше, чем воинственно настроенные противники схватят и…

Нет.

Нельзя к Айве.

Нельзя!

Он не хотел потерять ещё одного друга по собственной глупости. Успокоиться. Выровнять дыхание. Остановиться. Аран замер и повернулся в сторону предполагаемых преследователей.

Не предполагаемых.

Вот они, пятеро всадников.

Глаза застелила алая пелена, из горла, кажется, вырвался поистине драконий рык.

«Не хочу опять терять друга!» – зло подумал Аран.

«Не хочу!»

***

Аран резко открыл глаза, пытаясь окончательно прийти в себя и понять, где он находится. И что же произошло.

Получалось никак.

Последние воспоминания опять были смутными, чересчур размытыми и подозрительно отрывочными. Просто цветные пятна и картинки, ничего не объяснявшие. И последнее воспоминание – пять спешившихся всадников, угрожающе двинувшихся в его сторону.

Привкус крови во рту, что-то мокрое и тёплое на руках, чей-то вскрик. Боль в затылке.

Аран попытался пошевелиться. Ощущение собственного тела вернулось. Руки были связаны за спиной, ноги тоже. Сбежать бы не получилось. Надежда была только на кинжал, предусмотрительно спрятанный в сапоге.

Впрочем, ему пока не пришло время.

Юноша вновь прикрыл глаза и попытался сосредоточиться на собственном дыхании. Спустя какое-то время он провалился в транс. В таком состоянии он определил, что Сгустков Жизни, как он их называл, ну или Искорок Жизни, вокруг было не меньше сотни.

Так, с этим разобрались, он в поселении кочевников и, по всей видимости, примерил на себя роль пленника. Что само по себе не есть хорошо.

Аран вышел из транса, открыл глаза и, наконец, осмотрелся.

Его темницей оказался какой-то шатёр из шкур неизвестных ему животных. За стенками шатра послышалось ржание и фырканье коней, вызвавшее инстинктивную тревогу. Он за дни путешествия привык к драконам и с некой неприязнью относился к ездовым животным, хотя и признавал их пользу в быту людей.

Раздались чьи-то шаги. Точнее, Аран слышал их краем уха и раньше, но не заострял на них своего внимания, так как был занят собственными мыслями. Теперь же стало ясно, что необходимо разобраться в ситуации, понять в чем его обвиняют, связаться с Айвой и, выждав подходящий момент, сбежать.

В шатёр вошел мужчина странной внешности. У него были короткие черные волосы, узкие, словно прищуренные, карие глаза, кожа была загорелой. Она сильно контрастировала с природной бледностью Арана.

– Кто ты такой, чужак? – сказал вошедший с сильным акцентом, но на одном из знакомых юноше торговых языков.

На самом деле Арана уже давно мучил этот же вопрос. И он не знал, что же ответить самому себе, что уж говорить про незнакомца.

Кто он?

Изгнанник. Больше-не-человек. Предатель своего племени. Брошенный со своим горем ребёнок. Обиженный всеми подросток. Странник. Друг дракона… Но это всё не то…

– Я не знаю.

Да, это был самый точный ответ. Аран просто не знал, кто же он. Он потерялся. И ему не к кому было обратиться, кроме Айвы. Она – единственное, что у него теперь было. И она находилась неизвестно где.

Рисковать Айвой было просто нельзя, но она не раз говорила, что местный народ никогда не нападёт на дракона. Слишком они верят в своих Духов. Слишком сильно боятся их гнева.

– Странный ответ, – ехидно заметил мужчина. – Все, кто осмеливался осквернять величие Духов, всегда называют своё племя. С гордостью, словно этот набор слов им что-то даст.

Осквернять величие Духов… Что это вообще за бред такой? Что он не так сделал? Посмотрел под неправильным углом на их идолы, не по правилам прошелся по травке, не пал ниц перед Жуткой Жу… Вот оно что…

– У меня нет племени. Я один, – слова тяжелыми глыбами падали, и обстановка лишь накалялась.

Кочевник подошел вплотную к Арану, заглянул ему в глаза и замер, словно ища что-то в его глазах. Юноша безропотно вынес этот взгляд, не отвел глаз, с вызовом смотря на мужчину.

Тому это, кажется, сильно не понравилась, тот чему-то усмехнулся и отошел. Каждое его движение было пропитано желанием показать Арану, что тот – жалок и беспомощен. Что он зря сунулся на эти земли.

Возможно, с местными это работало. Возможно, мирные Южане испугались бы. Но прошедший через войну с драконами, сотни нападений вражеских островов и просто суровую жизнь на севере Аран не испугался.

Он просто устал.

От всего этого устал. И дикое желание лечь и, не моргая, глядеть в хмурое небо отказывалось его покидать. Как и головная боль.

– Как же ты попал сюда, чужак? – спросил наконец кочевник.

– Вы всё равно мне не поверите.

– Не поверю. Ты ранил лучшего друга моего сына, а также двух моих не самых слабых воинов, и я должен был бы казнить тебя, как положено. Но ты удостаиваешься великой чести – тебя принесут в жертву во славу Великих Духов.

– Какое счастье, – хмыкнул Аран, нахально закатив глаза. Примерно на такой исход он и рассчитывал.

– Радуйся, чужак. Твоя душа станет пищей для наших предков, ты навсегда останешься в наших степях. Тебя запомнят.

Аран ничего не ответил. Он мысленно потянулся к своей связи с Айвой, позвал её на помощь, рассказал ей, что произошло и какой у него есть план.

– Ритуал пройдёт на закате. А пока мои люди приготовят тебя к нему.

***

Странный чужак удивил Олада.

Вождь племени Ритта многое видел на своем веку. Много разных людей из совершенно разных племён осмеливались вступать на землю его народа. Они приходили сюда, чтобы посметь осквернить их, кочевников, святыни. Они приходили, чтобы никогда не вернуться.

У его народа есть только степь и могилы отцов. И они никому не позволят считать себя здесь хозяевами. Это их, кочевников, земля! Только их и ничья больше.

Но все чужаки желали захватить их степь. Изуродовать землю, вскрыть ей, Матери Жизни, кожу, чтобы посадить в неё нужные им травы.

Иноземцы надругались над своим происхождением, над Великой Матерью. Они забывают своих предков, они готовы убить своих братьев и отцов ради власти. Они были совершенно безумны.

Связь крови – Сила Крови! – главная сила кочевников. Пока от семьи остаётся хотя бы один человек, семья была жива, и предков чтили. Пока стоял их мир, сила кровных уз и семьи в их кланах будет нерушима. Если для этого придётся приносить в жертву чужаков, то так тому и быть…

Все предыдущие чужаки без раздумий пытались убить Духов. Они нападали на них, навлекая на кочевников немилость предков и беду. Кара за деяния чужаков обрушивалась на его племя.

И потому, смотря, как вырезали сердца иноземцам, он чувствовал не радость, в конце концов он не волк, не лис, чтобы радоваться смерти и крови. Нет, он чувствовал, что ценой жизни этого человека, этих чужаков, его племя будет жить дальше.

Иноземцы всегда боялись.

Они до безумия боялись смерти, пытались вырваться, пытались убежать, а потом, отчаявшись, бросались на воинов, словно дикие звери. Они, забывшие предков, обезумели. Они убивали перерождения своих отцов, не понимая, что сия могила не для их врагов – она для них самих.

Но этот странный чужак… Мальчишка с громадными глазами, стремительно серевшими из-за неизвестно чего.

Этот юноша не молил, не плакал, не угрожал. Он был непрошибаемо спокоен. И эти его слова… О том, что он один.

Так говорили те, кого изгнало его родное племя. Но это всегда взрослые воины, многое в жизни повидавшие. Но не мальчишки, которые на вид даже и на коне не удержатся!

Если бы Олад не видел последствие боя этого мальчишки с его воинами, то ни за что не поверил бы, что это создание способно причинить вред.

Он с голыми руками бросился на всадников, одного едва не задушив, другому сломав несколько костей так, что теперь тот воин может навсегда остаться калекой, а третий!.. Ванур никогда не отказывался от компании его сына, многому его научил, вместе с ним на охоту ездил… Олад всегда радовался, что у его сына, его наследника есть такой друг.

И вот Ванур, получивший несколько ран от собственного кинжала, мечется в горячке. Остаётся только молить Духов, чтобы они не забирали его душу.

Дерзко смотрящий, но такой юный чужак пугал. Серьёзностью своего взгляда. Своим безразличием к собственной судьбе. Тот, кто посмел держать Духа в руках.

И погибнет он не по велению Духа.

Но во славу его.

От руки людей.

Это казалось Оладу неправильным, но он ничего не мог поделать с этим. Выживание племени важнее жизни какого-то странного мальчишки.

***

Время уже близилось к назначенному часу. В шатёр зашло двое мужчин в тёмной одежде, обвисшей и совершенно незнакомой по своим очертаниям. Оба вошедших были темноволосыми и узкоглазыми, кожа их была смуглой, а черты лица – непривычными, совершенно чужими. Но они были как раз свойственны жителям этих земель.

Мужчины сильно походили друг на друга, и дело было даже не в том, что все представители этого племени были Арану на одно лицо. Учитывая, что один был гораздо старше, юноша решил, что это были отец и сын.

Дальше происходили странные действия, хотя Арану они показались в какой-то степени забавными.

Вот же свойство человеческой натуры – искать что-то хорошее даже в самой безвыходной ситуации, отказываясь верить в то, что это конец, что выхода нет.

С Арана должны были снять всю одежду выше пояса – следовало нанести ритуальные рисунки и провести иные необходимые приготовления к священному действу кочевников.

Эти самые мужчины долго спорили: как же это так сделать?

Ведь руки то у него были связаны!

Решили начать с самого простого, они стянули с пленника платок, сделанный из длинного куска ткани, что до этого закрывал лицо и шею от ветра, распахнули меховую жилетку и…

А дальше началось зрелище!

Сын предложил рискнуть и развязать руки чужаку, что с дикой боязнью в глазах отказался сделать отец, решив что его одежду можно просто аккуратно разорвать или лучше разрезать, ведь позже ее можно будет снова сшить и благополучно носить, ведь смертнику она больше не понадобится. Сын согласился с таким решением, но в разговор резко вступил сам Аран:

– Не нужно ничего разрезать! Развяжите руки! Я вас не убью, так уж и быть,

И ухмыльнулся слегка ошалевшим мужчинам. Он и так собирался бежать, но куда без одежды то?

Юноша понимал – вот он, его шанс.

Дождаться, когда тонкие пальцы распутают узел верёвки, обхватившей его запястья, быстрым движением выхватить спрятанный в правом сапоге кинжал и…

А что дальше-то?

Какой смысл ему пытаться сбежать? Ну убьёт он эти двоих – но это только усугубит его положение. Ни покинуть территорию поселения, ни просто пробраться мимо зорких воинов, стерегущих жертву было невозможно.

А потому сопротивляться сейчас было совершенно бессмысленно.

На смену совсем недавно пришедшей волне решительности и оптимистичности пришла волна иная – она окатила его с головой, безжалостно погасив затеплившийся огонёк надежды.

Безразличие.

Равнодушие.

Конечно же, все его планы не пережили бы и первого столкновения с суровой действительностью – всё это были лишь грёзы, мало что имеющие общего с реальностью.

А жаль.

Конечно, мужчины не повелись на его слова.

Конечно, они решили действовать по озвученной ранее схеме.

Отточенная полоса стали без особого труда разрезала по швам и отложили в сторону.

В каждом движении эти двоих чувствовался опыт, уверенность в правильности собственных действий, и это было жутко.

Скольких же до него эти люди готовили к принесению в жертву?

Бездна лишь знала…

Когда холодный металл, царапнувший кожу, вырвал Арана из его размышлений, юноша едва удержался от того, чтобы вздрогнуть.

В юрте было тепло, но прохладный воздух сухими языками лизнул открывшуюся кожу.

Аран с раздражением ощутил на себе взгляд этих мужчин – пристальный, с холодным, исследовательским интересом.

А что там было интересного?

Тонкие ребра, решеткой проступавшие на покрывшейся мурашками коже. Да, он был худ, но при его жизни и не получить себе хоть какую-то мышечную массу было просто невозможно – он был жилистым, быстрым и гибким. И недооценивать его не стоило – стройный, худой волк был намного опаснее отъевшегося.

Лицо молодого стало сосредоточенным, приобрело какое-то отстранённое выражение. Он достал из принесённого с собой мешка три чаши, ещё несколько маленьких мешочков с чем-то непонятным внутри и с десяток крохотных пузырьков с какими-то жидкостями.