Текст книги "Жить вопреки (СИ)"

Автор книги: Angelochek_MooN

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 44 страниц)

Вожаком стаи был не её собрат!

Им был человек.

Человек, намного сильнее её собственного Хозяина.

Человек, который не даст в обиду своих подчинённых, который сам их накажет, и никто не посмеет ему перечить – слишком страшно, слишком опасно, слишком…

Просто слишком.

Бежать.

Она должна сбежать.

Спастись.

Лучше такая знакомая до последней трещинки, царапинки и пятнышка клетка, чем сырая земля, или холодная вода.

Лучше привычное зло, привычный страх, чем эта промораживающая до глубины души неизвестность, чем эти жестокие и практически равнодушные глаза, смотрящие прямо ей в душу.

Да, даже её Хозяин был не так страшен.

Но осознание того, что сбежать ей именно позволили пугало ещё больше, ведь она никак не могла понять, зачем Кровавому Владыке (так его называли те драконы за спиной, она запомнила!) отпускать её, позволять добраться домой.

Это его какой-то хитрый план?

Если так, то в чём он заключался, или хотя бы предположительно мог заключаться?

Или он просто отпустил?

Нет…

Такие, как этот Король, не делали ничего «просто», они продумывали все свои действия на множество шагов вперед, и играли чужими судьбами, словно кукловоды.

Таким был её Хозяин.

Таким должен был быть и Кровавый Владыка.

И именно поэтому она поможет уничтожить и последнюю Фурию, что служила этому Королю, и его самого, чтобы знать, что нет никого в этом мире сильнее её Хозяина.

Что бояться надо только его.

Как она добралась, повинуясь своим внутренним чувствам, до своих пленителей, она помнила крайне слабо, – так она боялась даже обернуться и обнаружить за собой погоню.

Она забыла даже то, что по скорости с ней сравниться могла только та Фурия.

Думать, что стало бы с ней, поймай её, беглянку, драконы Кровавого Владыки, не хотелось.

Она и не думала.

Почти.

Зато Хозяин явно рад был видеть её – если верно она распознала эту странную эмоцию, мелькнувшую в том фоне, что его окружал, и где появлялись людские чувства, по которым можно было определить, насколько злы люди, насколько больно они сделают ей или другим пленённым драконам.

– Ну что, нашла ты последнюю Фурию? – спросил Хозяин.

Она сжалась вся, но взгляд отвести не смела, только кивнула, подтверждая, что да, нашла, но лучше бы не находила, на самом деле.

Тогда мужчина чуть улыбнувшись, холодно и жестоко, совсем как Кровавый Владыка, подошёл к ней и коснулся её лба, врываясь в разум подобно ледяному кинжалу, просматривая её воспоминания.

Ему было не важно, насколько больно было ей.

Главное – результат.

– Вот оно что… – прошептал довольно её Хозяин.

***

Мирослава, качая головой, вспоминала, как ещё вчера с тревогой всматривалась в небо, силясь заметить в нём тревожную чёрную точку, которой поначалу казался Драконий Владыка.

– Ты боишься его? – отвлёк её от мыслей тогда обеспокоенный голос Радмира.

Девушка задумалась.

Боялась ли она Арана?

Скорее всё-таки нет, ведь лично ей он не мог сделать ничего, ибо Видящие и их Хранители были во все времена неприкосновенными, но вот причинить вред Берсеркам в порыве гнева он мог, а это было… нежелательно.

– Опасаюсь, – честно признала она.

– Почему?

Мирослава ответила не сразу, пытаясь подобрать слова.

– Ты… поймёшь, когда увидишь его, – ответила она, наконец. – Я не могу это описать. Таких слов нет.

– Ты уверена, что мы должны заключать с ним союз? – вступил в разговор неожиданно оказавшийся за спинами брата и сестры Дагур, тоже с тревогой всматривавшийся в небо.

– Только так, – покачала головой девушка. – Скоро случится страшное, и он будет действовать только по принципу «кто не с нами – тот против нас».

– Ого.

Кажется, это впечатлило Дагура.

Псих.

– Тебе понравится Аран, – улыбнулась приободряющее Мирослава своему Вождю. – Вы в чём-то похожи.

Но изначально всё пошло не так.

Точек оказалось две.

Аран прибыл к Берсеркам вместе со своим младшим братом, гордо восседавшим на ещё одной Ночной Фурии, обладающей удивительно проницательными глазами цвета солнца, и люди приняли к сведению – сын Стоика жив, здоров и неплохо себя чувствовал, по всей видимости.

И он не боялся поворачиваться спиной к дракону.

К Фурии.

И Тагуш, как называл этого Сына Ночи мальчик, был послушен Магни, пусть это была лишь демонстрация, ведь мысленно именно дракон советовал ребёнку, как лучше поступить в той или иной ситуации, как себя вести и что лучше сказать, наглядно всё показывая и растолковывая, почему, зачем и как.

Фурия-нянька.

Очаровательно.

Зато Тагуш очень почтительно поклонился и Венту, как Хранителю, и самой Мирославе, как Видящей, не выразив ни словом, ни жестом пренебрежения или, Небо упаси, брезгливости.

Он, явно опытный и знающий, на равных разговаривал с любопытным мальчиком.

И это было очень показательно.

А уж когда Магни увидел Дагур… Эту картину надо было запечатлеть в веках!

Друзья не посмотрели ни на то, что мужчина в отцы мальчишке годился, ни на то, что все они тут собрались для важных, решавших судьбы народов, переговоров, и радовались неожиданной для Берсерка встрече оба, как дети малые.

И обсуждали какие-то свои дела.

Всё-таки неопределённость в судьбе сына возлюбленной тяготила Дагура, пусть он и старался не показывать этого, но от Мирославы нельзя было ничего скрыть.

Свою способность видеть людские души словно насквозь она только развивала с годами.

Не просто так же её Видящей называли.

Но ещё более шокирующим для психики её вождя был момент, когда Аран откинул на плечи капюшон и поприветствовал Дагура.

Тот узнал в нём Иккинга моментально.

В отличие от любого другого человека, с которыми были знакомы и Иккинг, и Аран, Дагур с пониманием отнёсся к объяснению о том, что, собственно, сына Стоика тут уже давно не было, а был только Брат Фурии.

И к смене имени.

И ко всем действиям, направленным против Охотников на драконов.

Как там тогда сказал Дагур, обрадованный тем, что парнишка, перед кем он ощущал вину, оказался жив, пусть и в несколько видоизменённом варианте?

«Аран защищал свой народ! То, что это драконы, – ничего не меняет».

Нашли два психа друг друга.

Кажется, Мирослава нечаянно поспособствовала образованию крепкой дружбы двух людей, много лет назад едва ли способных представить, что этим всё кончится.

Мда.

В общем, сами переговоры прошли благополучно, Аран вместе с Магни уже собирались отправляться к себе на Драконий Край, но тут парня остановила Мирослава.

Девушка не понимала тогда, какие последствия повлекут за собой её слова, но решилась-таки рискнуть и попытаться заставить Арана одуматься, взяться за ум и увидеть, что всё, им творимое, – не правильно.

Что он потом будет жалеть.

– Будь осторожен, Страж, сила, небом подаренная, разум отнимет, – сказала она ему тогда.

Он только кивнул как-то горько, чуть прикрыв глаза.

– Я это уже понял, Видящая, – ответил он со вздохом. – Но не знаю, что мне делать с этим. Я словно не контролирую себя.

Какое-то отчаяние, минутным просветлением окутавшее Арана, стало заметно на его лице, блеснуло в его глазах.

– Битва тебя ждёт, – покачала головой Мирослава, горько поджав губы.

– Я знаю.

– Отпусти себя, дай выход своим гневу и боли, и отпусти своих врагов, – сказала она, вспоминая, как много лет назад уже говорила нечто подобное. – Прости их, позволь им уйти с миром. В новую жизнь.

Парень усмехнулся.

– Быть быстрым и точным?

– Вспомни, с чего ты начинал, – практически умоляла Мирослава. – Вспомни, ради чего и ради кого ты всё это делаешь.

Она уже видела – уговаривать бесполезно.

От этого становилось больно.

Парень пусть и не был полностью виноват в сложившейся ситуации, всё-таки тут сложилось множество факторов, но это не отменяло того факта, что за всё потом ответственность нести придётся всё равно ему.

Что бы он не натворил.

А Аран надолго задумался, прикрыл глаза, жестом послав Магни к Тагушу, который в этот момент вместе с Араном о чём-то разговаривал с Венту в сторонке.

– Ради своей семьи, – ответил он наконец.

Мирослава долго смотрела в глаза парню.

– Будь милосердным, – почти прошептала она, уже не особо надеясь на успех. – Ты стал слишком жесток. Непозволительно.

Аран, на удивление, только кивнул согласно, но отчаяние с его лица никуда не делось – только усилилось, стало практически физически ощутимым, и от этого становилось только страшнее.

– Я не буду оправдываться, ведь оправданий мне нет – но исправлять все… меня опять предали, Мирослава, – сказал он с горечью. – Мне больно.

– Не мсти им, – опять покачала головой девушка. – Не стоит. Они сами сгорят, по собственной вине.

– Они сами выбрали этот путь?

– Сами.

– Пусть будет так, – кивнул решительно Аран и с благодарностью посмотрел в глаза Мирославе.

– Иди с миром, Страж. Но не давая огню в твоём сердце ослепить тебе глаза.

Уже потом, стоя на всё том же месте, девушка, замерев, просматривала вероятности сегодняшнего дня, поддавшись своим предчувствиям, и, очнувшись, только вздохнула устало.

– Как жаль, что мы сегодня видимся не в последний раз.

Её слова разнеслись над засыпавшей деревней, так и оставшись никем не услышанными.

***

Буря всегда, с самого своего детства, когда ещё мать погибла, и заботиться о ней стал отец, Грозокрыл, с самого момента, когда они попали в Гнездо Великого Смутьяна, знала, что отличалась от других драконов даже собственного вида – она была Стражем.

Причина зависти и исходящего из неё плохого к ней отношения.

Все эти птенцы были уверены, что это так круто и увлекательно быть Одарённым, и так занимательно быть хоть в чём-то похожим на таких непостижимых, таинственных и высокомерных Фурий.

Они считали, что это было нечестно.

Что лучше бы они были Стражами, а не Буря.

Но что они, эти наивные, понимали в трудностях бытия Одарённым, и тем более – конкретно Стражем?

Только отец её, горько прикрывая глаза, пытался помочь своей дочери, только он и сделал что-то для этого – пришёл в стаю к Великому Смутьяну, мудрому и сильному Стражу, повидавшему за тысячелетия своей жизни слишком много.

Да, все, кто ей завидовал, не понимали, насколько тяжело быть Одарённым Драконом, но не Фурией.

Её никто и не собирался учить.

Фурии, что Дневные, что Ночные, передавали свои знания исключительно внутри собственного вида, и исключениями здесь были только люди, судьба которых, однако, была далеко незавидной, зачастую.

Её просто высмеяли бы, в лучшем случае, попробуй она напроситься в Ученики к Фуриям.

В худшем – незатейливо убили бы.

И пожелали бы Мира душе её и счастливой новой жизни.

Благородные и величественные в глазах абсолютного большинства драконов Фурии оказывались не такими уж добренькими и светленькими, стоило попытаться рассмотреть их получше.

И много было тех, кто пытался открыть другим истинное положение дел в обществе лицемерных Детей Ночи, но именно поэтому практически ни один дракон-Страж не доживал до возраста, в котором надо отправляться в Великое Странствие.

Увы.

А все думали, что ей так легко и весело.

Что сила – это круто.

Никто не мог понять, почему сила без знаний и уж тем более умений не стоила и дохлой мухи, почему она «так недовольна своей удачей, ведь тебе так повезло появиться на свет такой необычной, особенной, это же так замечательно, хотели бы мы быть, как ты!»

Конечно, Буре многое рассказал и даже показал Смутьян, но явно не больше того, что она должна была знать и понимать, по его мнению.

Собственная зависимость от Истинных бесила неимоверно.

На самом деле, Шторморез за всю свою не самую короткую, особенно по человеческим меркам, жизнь встретила всего одного Стража-дракона, и то в этом не обошлось без Фурий, которые не смели убирать слишком любопытную, прямолинейную и упрямую Змеевицу.

Они позволяли ей всё то, за что убили бы любого другого.

Но тут сыграла свою роль не столько особенность Айвы на фоне других, которая обрекла её на всё то, что довелось пережить Буре, сколько её знакомство с тем, кто впоследствии назван был Драконьим Владыкой.

И то, что Арану очень не понравилось бы, навреди кто его подруге.

В том, что тот бы это непременно узнал, никто не сомневался – парнишку Фурии учили на совесть, с полной самоотдачей, и перехитрили в этом самих себя.

Но когда она, Буря, раненая лежала в лесу острова, название которого она так и не запомнила, и ждала собственной гибели, с разочарованием понимая, что её знания действительно не стоили ничего, что её мнимая сила не могла спасти её.

И человеческая девочка, которая безрассудно решила помочь своему умирающему врагу, поняв, что та, в общем-то, была ни в чём не виновата, поразила Бурю до самой глубины её души.

Сатин оказалась странной и незаурядной личностью, и, к тому же, тоже оказалась Стражем, причём явно сильным.

Сильнее Бури.

И Шторморез с ужасом тогда ожидала того, несомненно, страшного момента, когда её новая подруга должна была решиться и выбрать для себя – дом или поиск самой себя, новых знаний.

И девочка выбрала дракона.

Как горько было Буре от понимания того, что Сатин скорее всего должна будет отправиться к Высшему Совету, и в Старшее Гнездо её доставить должна была бы именно она.

Какая насмешка!

Какой плевок.

Но Кровавый Страж, пред которым они предстали по пути к Смутьяну, оказался ещё более незаурядной личностью, и он с добротой и пониманием отнесся к путницам, дал им еду и кров.

Но это было не главное.

Главное – он взял в Ученицы Сатин.

Буря не должна была переступать через себя, отправляя свою юную ещё совсем подругу туда, где её непременно сломали бы, сделали послушной марионеткой Совета.

И Король даже милостиво позволил Буре остаться с Сатин, оберегать её.

Это перевернуло мир Штормореза даже больше, чем знакомство с первым на её веку человеком, не желавшим убить дракона (Всадница её отца была не в счёт, ибо та была все эти годы под сильнейшим ментальным воздействием Смутьяна).

Ведь Аран, даже не осознавая, насколько был силён, насколько щедр, позволил ей учиться вместе с её подругой, с её сестрой.

Да, её Королю не дали в своё время всех знаний и, самое важное, всех нюансов, которые знал любой Вожак или Советник, но это только помогло ему, не дало сменить одни шоры на другие, дало остаться его глазам открытыми на все несовершенства мира.

Не зная правил, Аран раз за разом их нарушал.

Совершал то, что все считали невозможным.

Преклоняться перед таким великим Одарённым было совсем не стыдно – это было для Бури большой честью, и горе тем, кто считал иначе, крича без конца о том, что позорно было называть своим Королём человека.

Этих глупцов слишком быстро заставляли замолчать.

Пусть не был Аран драконом, пусть не мог летать и выдыхать пламя, но он был истинно Фурией в человеческом обличии – вместе со всеми их недостатками, увы.

Волей своей он мог заставить это сделать других.

А мог попросить.

И именно второй вариант он предпочитал.

Ведь так?

***

Информации, полученной от его Фурии, было до зубовного скрежета мало, и вся она, по большей части – бесконечный поток страха, тотального ужаса, который не вызывал у неё даже сам Гриммель, и потому он решился на весьма сомнительное действие – встретиться с Лидером второй по силе стороны.

А может, и первой – до бодания с Берсерками они ещё не докатились, и выяснить это было проблематично.

Ведь у Лохматых Хулиганов, как это сообщил ему его шпион в их стане, появилась некоторая информация о местоположении драконьего гнезда.

Терять шпиона не хотелось, не сумел бы он выведать эти данные, ссориться с сильным и свирепым племенем – тем более, потому решено было выбрать простейший и потому гениальнейший вариант.

Отправить воинов на поиски гнезда как союзников.

Как хорошо, что Стоик Обширный был хорошим знакомым Гриммеля, с которым их связывало множество великолепных охот в такой далёкой с высоты их лет юности.

Правда, на истребление Фурий он тогда ещё наследника Олуха не брал – только присматривался к нему тогда.

Ведь просто так объяснить самоубийственную идею специально искать и убивать самых неуловимых и смертоносных драконов было весьма проблематично – пришлось бы объяснять и свою теорию, и о том, кто такие одарённые, и так далее.

Однако было у Гриммеля предположение, что сам Стоик тоже был Одарённым – слабым, необученным, и именно поэтому агрессивным.

Не просто же так все его дети были Стражами!

Пусть Гриммель, если и был сам Одарённым, то сравниться со Стражами всё равно не мог, однако науку Менталистики он за свою далеко не короткую жизнь познал, если не в совершенстве, то близко к нему.

И вообще, стать Одарённым – никогда не поздно.

Это скорее проблема восприятия, а не способностей.

Их развить можно у кого угодно, главное, чтобы Разум, Душа и Тело были, а они в наличии у абсолютно всех людей.

Так что он знал, что делал.

И что говорил.

Ну, а то, что Хеддок решил не связываться с Охотниками на драконов и идиотами из Армии Драго, ведомых бредовой идеей мирового господства, только доказывало здравомыслие Вождя Олуха.

И это радовало.

Их цели если не полностью, то совпадали.

Главное – не позволить Стоику узнать о том, кем когда-то был ненавидимый им Покоритель Драконов, ведь даже сейчас, опьянённый горем и ненавистью, он не смог бы убить собственного сына.

Да, пусть Аран и Иккинг в сознании Обширного продолжали оставаться разными людьми.

О, каким шоу стало прибытие Гриммеля на Олух!

Мужчина, не привыкший себе отказывать в вопросах безопасности, да и первое впечатление – самое важное, добрался до злополучного острова на своём «воздушном корабле», как его кто-то обозвал, в сопровождении всех шестерых своих Смертохватов.

– Гриммель? – удивлённо узнал его тогда Стоик, стоило ему ступить на землю этого почему-то важного острова, вокруг которого столько всего вертелось и завязывалось. – Давно о тебе ничего не было слышно.

– Стоик! – приветственно кивнул мужчина. – Ну, так я давно не бывал на этих землях.

Гриммель и в правду был рад этой встрече – назвать Стоика другом он не мог, но товарищем и хорошим знакомым – запросто, а потому видеть его, здравствующего и относительно процветающего, было, в общем-то, приятно.

Хоть кто-то остался жив.

– Что тебя сюда привело?

– Интересный заказ, – честно ответил Гриммель. – И, полагаю, очень выгодный и для тебя.

Вообще, лучшая стратегия – полное отсутствие лжи, ведь тогда его не могли в ней упрекнуть, ну, а то, что правду можно представлять с разных сторон, знали далеко не все.

Ну так и что?

Сами виноваты.

А врать давнему товарищу ещё и не хотелось.

– То есть? – поинтересовался Стоик.

– У меня есть точная информация о местонахождении острова, принадлежащего Покорителю Драконов, – попытался заинтересовать его Гриммель. – Мой заказ – поймать и привести моим нанимателям его Ночную Фурию.

Хеддок долго смотрел в глаза своему собеседнику, явно что-то обдумывая, взвешивая и решая для себя.

Молодец.

Не стал пороть горячку.

– Зачем же мы тебе? – сказал он, сразу посуровев, ища подвох.

Браво!

Гриммель готов был аплодировать Обширному, ведь тот не купился сразу, и вообще не факт, что купится на его слова.

Как приятно было работать с умным человеком, просто слов нет! Особенно после сотрудничества с его горе-нанимателями, этими неизвестно как доживших до своих лет, так называемыми Предводителями, из которых один был идиотом, другой – умно молчал, и только женщина была вменяемой, только бы поменьше агрессии ей.

– У меня есть точное местонахождение относительно нескольких островов, но вот где находятся эти самые острова, мне точно не известно, – довольно ответил Гриммель. – Вам же известно приблизительное местонахождение, относительно Олуха, а это значит, что совместив нашу информацию, мы сумеем добиться большего успеха, чем поодиночке.

– И что же ты попросишь взамен собственного знания? – не стал церемониться Стоик.

И всё же, как приятно работать с умным, понимающим человеком!

Вот что значит – старой закалки!

Не то что нынешняя хлипкая молодёжь, половина воинов из числа которых – женщины, ещё половина – тупа, как пробки, и самые умные индивиды скапливались у Берсерков или уходили неизвестно куда.

Действительно, самые умные.

– Во-первых, ваши данные, во-вторых, вы ведь всё равно собирались уничтожить Гнездо? Вот и уничтожайте! Отряд пошли, и я своих отправлю. Такое дело нельзя за раз закончить.

Да, только его Армада будет без символики Гриммеля.

И никто не будет знать, кому они обязаны.

***

Бьёрн Ригсон уже много лет был наёмником, и за это время вокруг него сложилась своеобразная репутация – и его самого, и его отряд люди боялись, но уважали.

Да, у него было только пять драккаров, но зато они принадлежали только ему и никому другому, как и люди, являвшиеся экипажем его кораблей.

Когда от проверенного человека, по словам его знакомых, поступило предложение о найме, тот практически сразу согласился – служить пять лет человеку, на сотрудничестве с которым можно было знатно поживиться, накопить на беззаботную старость, казалось тогда мужчине великолепной идеей, ведь так можно было потом и вовсе передать дело сыну, а самому – мирно осесть на каком-нибудь хорошеньком острове.

Когда Бьёрну сообщили, что работать он будет в составе Армады, в которой было немало таких же, как и он, – сделавших войну своим ремеслом, когда он увидел, что все корабли были без знамён, он заподозрил неладное.

Но быстро успокоился, наивный.

Что могло произойти такого страшного, из-за чего могли возникнуть мысли о предательстве нанимателя, которого, вообще-то, тоже наняли, но зачем – неизвестно, думал он тогда.

Подумаешь, кто-то себе остров решил завоевать.

Может, у него не хватало на это людей, но было достаточно денег.

Следующим звоночком было, когда к Армаде присоединились ещё пятнадцать драккаров с различными гербами, один из которых заставил Бьёрна похолодеть.

Лохматые Хулиганы.

Эти бестии немало попортили крови родному племени Ригсона, с которым мужчина уже давно оборвал все связи, став простым морским бродягой без дома.

Он утрировал, конечно.

У него была жена и даже четверо детей – сын и три дочери, но с ними он практически не виделся, ведь его Хельга, как жены остальных ребят из его отряда, жила на маленьком островке, который они отбили у какого-то не особо воинственного и находящегося явно в упадке племени.

А так они бывали редко дома, с родными.

А новости с Родины Бьёрн получал ещё реже – не хотелось ему бередить прошлое, вспоминая все те обстоятельства, вынудившие его покинуть ещё совсем юнцом отчий дом.

Но весть о том, что его родное племя было благополучно завоёвано муженьком средней дочери их вождя, долетела и до Ригсона.

Слишком уж скандальной она была.

Никогда доселе Стоик Обширный не предавал своих союзников, а в этот раз он сделал это столь показательно, столь безжалостно и неотвратимо, что стоило бы задуматься о его умственном здоровье.

Но называть безумцем Вождя одного из двух самых сильных племён Варварского Архипелага все боялись.

И Бьёрн боялся.

Не его пяти корабликам тягаться с флотом Лохматых Хулиганов, закалённым в битвах и только ждущим тех особо умных, кто станет перечить их лидеру.

И вот они, знамёна Олуха.

И едва ли это трофейные корабли.

Значит, их наниматель был дружен со Стоиком, раз тот дал свои корабли и своих людей тому самому Гриммелю?

Это и успокаивало, и тревожило одновременно.

Но самое страшное случилось, когда им наконец сказали, куда конкретно отправится Армада, и зачем она отправится, ведь тогда отказываться, пытаться улизнуть, спастись было бесполезно.

И бессмысленно.

От Лохматых Хулиганов, как показывала недавняя практика многих народов, никто ещё не уходил.

Кроме одного.

Того самого, против кого они шли.

Против Покорителя Драконов.

Против того самого Покорителя Драконов, Хель его подери, который стал убийцей Драго Блудвиста (который тоже был не лыком шит), который, судя по всему, методично выбивал Охотников на Драконов, один за другим безжалостно сжигая дотла их острова, который оседлал Ночную Фурию, в конце-то концов!

Бьёрн очень хотел увидеть своих детей ещё хоть раз.

Но было уже слишком поздно.

Пути назад не было ни для кого, включая всех тех ребят, которые точно так же, как и он, задохнулись от ужаса при осознании того, против кого они собрались воевать.

Надо признать – люди быстро привыкали к хорошему.

К хорошей жизни – тем более.

После того, как появился этот проклятущий Покоритель Драконов, эти самые крылатые твари прекратили без разбора нападать на всех и вся, разоряя деревни, лишая людей пищи перед холодной зимой, когда вся дичь уже попряталась, а вся рыба ушла куда-то.

Люди привыкли к тому, что на них не лился с неба огонь.

К стрелам, к камням и пикам – тоже привыкли, да и не отвыкали они, но…

Но общий враг как-то объединял людей раньше, и теперь, когда его не было, точнее, когда он перестал себя столь активно проявлять, только мирно мелькая на горизонте, перестав на людей обращать внимание, эти люди направили свою воинственную энергию друг на друга.

И это было страшно, на самом деле.

Очень страшно.

Да, люди отвыкли от того, чтобы биться с драконами, забыли их повадки и слабости, уязвимые места и уловки для их убийства, вместо этого выучив всё это у людей.

И идти теперь на того, у кого драконов были тысячи и тысячи…

Конечно, у Бьёрна, как и у любого уважающего себя воина, было на драккарах оружие, способное не только топить чужие корабли, пусть катапульты с хорошей такой горкой камней возле каждой у него имелись, у него было и оружие против драконов.

Но не против такого громадного их количества!

Их отправили на убой.

Они были смертниками.

Но зачем это всё их нанимателю?

Зачем ему было подставлять совершенно незнакомых ему людей, которые ему ничего плохого не сделали, никому из его окружения дорогу не переходили, да и не могли – не те категории у них.

Это глупо.

Это бессмысленно

Это правда.

Когда густая, липкая тьма окутала мир, а солнце, их последняя, а потому и такая бессмысленная надежда, беспомощно утонуло в равнодушном и порою таком безжалостном море, Бьёрн уже смирился.

Что бы там ни задумал их наниматель, он и его ребята уйдут достойно!

Жаль, он не попрощался нормально с женою.

Поссорился с ней, с глупой, и не извинился.

Полная луна, налившаяся каким-то голубоватым, жестоким и холодным светом, смотрела на мир свысока, затмевая своим блеском сияние звёзд.

От этого само небо казалось ещё чернее.

Откуда-то с кораблей, идущих впереди, пришло распоряжение – они остановятся на ночь возле темневшего сейчас невдалеке острова, а часть и вовсе сойдёт на него – необходимо было, на всякий случай, пополнить запасы пресной воды, ведь сколько им плыть, было неизвестно.

Им – неизвестно.

Бьёрн знал – нисколько.

Никуда они уже не поплывут.

И те огоньки, сотни, тысячи огоньков, чем-то напоминавших звёзды, но только намного ближе, на земле, зажегшихся в этой беспросветной тьме, были тому прямым подтверждением.

В повисшей тишине послышался отдалённый и расстоянием заглушённый, но там, вблизи, явно громкий боевой клич.

И небо вспыхнуло алыми разводами.

И полился с этого самого неба огонь на палубы кораблей, где сонные и ничего не подозревавшие люди не сумели вовремя среагировать, за что и поплатились.

Смотреть на то, как его ребята горели заживо, не хотелось – детские и юношеские воспоминания были слишком яркими.

В плохом смысле.

Послышались крики, и воины решили оправдать своё название, стреляя в проклятых тварей и даже иногда попадая, благо зарево от горящих кораблей помогало не потерять в темноте этих порождений мрачного Хельхейма.

Вдруг послышался знакомый всему Варварскому Архипелагу свист, причем – многократный.

Сердце Бьёрна ушло в пятки.

Несколько Фурий.

Несколько.

Не одна.

Это конец.

Грохота взрыва мужчина практически и не услыхал, ведь тот был заглушён стуком его собственного сердца – он всё же был человеком, и ему, как и любому иному, было до безумия страшно.

Да, он тоже стрелял из арбалета.

Да, он тоже попадал, и раненые твари падали с громким воем в воду, а некоторые – на палубу, где их уже практически без потерь, разъярённые их коварством, добивали люди.

Неужели остальные не видели этого?

Это не твари такие умные были, о нет!

Просто руководил ими человек.

Вдруг на палубу корабля Бьёрна, оглашая свой позорный путь, упал раненный кем-то Змеевик, бешено сверкавший своими орехового цвета глазами, зашипевший и попытавшийся отползти, броситься в море.

Сбежать.

Спастись.

Улететь.

Но с пятью стрелами в теле сделать ему это было весьма проблематично, судя по всему.

Как сумел заметить мужчина, глянув мельком вдаль, твари оказались умнее тех, что зачастую нападали на острова (выдрессировал их, что ли, Покоритель Драконов?), ведь они не бросали своих раненых товарищей.

Спасали их.

Часть драконов, причём значительная, не одной восьмой от общего числа, подбирала выбитых из строя, утаскивая их куда-то во тьму, за которую проникнуть глаз Бьёрна уже не мог.

Однако этому Змеевику не повезло.

Вообще, воткнувшаяся в грудину секира ещё ни у кого не способствовала здоровой жизнедеятельности, пусть это и не убило на редкость живучую тварь.

Чтобы успокоить озверевшего от боли дракона, залившего своей кровью деревянные доски палубы, пришлось ещё с десяток стрел всадить в него, а ведь не все попавшие стрелы наносили урон серьёзнее, чем от царапины – толстая кожа была у тварей, и, пробравшись в его слепую зону, пробить кинжалом череп.

При этом, во время этого их подобия на танец со смертью, Змеевик направо и налево швырял свои шипы, и некоторых его ребят ими зацепило.

О них можно было забыть.

Им уже было не помочь – найти противоядие против той дряни, что содержалась в их шипах, сейчас было невозможно.

Ну и пусть!

Их подвиг воспоют потомки.

А они, пируя в Вальхалле, сидя возле своих отцов и дедов, будут наблюдать за этим.

Да, этого Змеевика, вёрткого и подвижного, несмотря на его ужасные раны, от одного вида которых желудок выворачивало наружу, а уж кто-кто, но Бьёрн был не из числа слабонервных, убить было действительно трудно.

Но можно.

Всех можно убить.

Но не все могли это сделать.

Неожиданно их драккар сильно качнуло – и Бьёрн еле удержался на ногах, ухватившись за то, что осталось от мачты, и не упал, и некоторым не так повезло и они, поскользнувшись в той луже крови, что натекла от тела дракона, упали.

Кто-то, ударившись виском об острый и твердый как кость шип, затих сразу.

Кому-то не повезло выскользнуть, выпасть за борт, где их уже точно ничего хорошего не ждало.

Бьёрн распрямился, преодолевая появившиеся в глазах черные и зелёные круги от резко прилившей к голове крови, и уже спокойно посмотрел на прошедшую через огонь, которым был объят теперь его корабль, закованную в броню из кожи Ночной Фурии чёрную Фигуру.

Покоритель драконов.