Текст книги "Жить вопреки (СИ)"

Автор книги: Angelochek_MooN

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 44 страниц)

Конечно же, девушка выбрала Венту.

Наличие Фурии как бы гарантировало успех в её поисках людей с похожими способностями – у драконов чутьё на одаренных было намного более острым, чем у неё, хоть она и была Видящей.

Решено было двигаться короткими перелётами – по несколько часов в сутки, а в оставшееся время спать, охотиться и изучать окружающий их мир.

Мирослава твёрдо решила вести дневник о своём путешествии. А писать в нём – на одном из древних языков, чтобы недостойные не сумели получить ненужные и даже опасные для них знания.

Достать себе чистые книги было невероятно трудно, но вполне осуществимо, – в этом ей помогли взрослые люди из стаи Ночных сияний.

Надо признаться, Мирослава ни с кем из них особо не сблизилась за время своего ученичества, прекрасно зная, что в будущем ей придется покинуть их и, скорее всего, навсегда, а расставаться с теми, к кому привязался всем сердцем, всегда было неимоверно трудно.

И даже больно.

Это Мирослава знала не понаслышке – решиться на то, чтобы оставить брата было очень трудно, но, сейчас девочка понимала это особенно хорошо – необходимо.

Ведь пока она не обуздала свой дар, она была действительно опасна для окружающих, ведь, не научившись закрываться от Ментального Шума за Щитами, она просто со временем сошла бы с ума.

А это был неприемлемый вариант.

Потому сейчас ей предстояло выбрать первые несколько остановок на своём пути, который обещал быть невероятно длинным, ибо сейчас была только весна, а добрались бы они до конечной точки своего странствия только к началу осени, или даже к концу – при неблагоприятных обстоятельствах, вероятность которых не учитывать было просто нельзя.

Выбор пал на крохотные поселения местных – хотелось понаблюдать за ними в несколько иной обстановке.

Да и помочь им она могла, в случае чего – лечить людей благодаря своему таланту она научилась ещё очень давно, и именно с этого, с чересчур развитой интуиции, начался её путь, как провидицы.

Да и интересно было послушать местные легенды.

Ну, и записать их, естественно.

А о понимании языка – отдельный разговор…

Хеттир сделала прощальный подарок своей ученице – рассказала о древней и крайне сложной ментальной технике, благодаря которой Разумный мог говорить на языке своего собеседника, но понимал лишь те слова, которые были известны самому носителю языка.

Полукровка даже не удивилась, когда девочка без особого труда освоила эту технику, весьма и весьма упростив себе жизнь, как показало ближайшее будущее.

Ведь оказавшись в первом же поселении местных, находившемся на берегу Священного Озера, она столкнулась с весьма закономерным вопросом о том, кто она и зачем пришла к их мирному, по их собственным словам, народу.

Конечно, по мнению девочки, мирными назвать их было можно лишь с натяжкой, ведь постоянные конфликты с соседними племенами никак нельзя было назвать высшими проявлениями любви ко всему живому и осознания ценности любой жизни.

Конфликты же зачастую заканчивались бойней, в результате которой оставалось множество раненых, но доставались и «приятные моменты» – пленники, которых приносили в жертву могущественному Великому Дракону.

Эта традиция шла из глубин веков и обросла множеством легенд.

Например, главная легенда, являвшаяся так же верованием местных людей, была весьма занимательна.

Местные, причём много племён сразу, рассказывали, что на дне Священного Озера жил сверхгромадный Дракон, что в самом начале времён спустился с неба на землю и ударом хвоста заставил горы расступиться, вторым ударом хвоста – растаять вечные льды на пиках, окружавших появившуюся расщелину, и хлынуть их вниз, образуя то самое озеро. Третьим же ударом хвоста, говорили местные, наполнил он освободившиеся от вечных льдов горы зверьём, а озеро – рыбой.

С тех пор Великий Дракон стал жить на дне своего нового жилища, являясь людям раз в сто двадцать лет, и горе им, ежели не приносили они, сыновья огненного дракона, ему кровавых жертв.

Потому, страшась кары от своего божества, покровителя всех окрестных племён, люди расправлялись с пленниками и отправляли их, уложенных в окропленные кровью ритуальные лодки, в свободное плавание, сопровождая это хвалебными песнями Великому Дракону.

Говорили, что три поколения назад кто-то из шаманов видел, как из-под воды на несколько мгновений появилась громадная голова, проглотившая лодку с принесёнными в жертву людьми.

Так же ходили слухи, что поколение назад кто-то из южных племён покорился чужой вере и перестал чтить своего Покровителя, прекратив восхвалять его и убивать во славу имени его. И спустя несколько месяцев, на исходе зимы, поселение этого племени было сожжено дотла, а на прибрежных скалах были найдены громадные фиолетовые, похожие на чаши, чешуйки, которые шаманы, нашедшие эту великую ценность, с тех пор стали использовать в своих ритуалах.

Ещё говорили, что когда-то приходила с юга армия какого-то царя, прознавшего про живущего в Священном Озере дракона, и по его приказу попытались отловить чудовище, а потом и просто убить его, когда посланные на это дело корабли стали бесследно пропадать.

От глупцов остались лишь воспоминание, дурное имя и обгоревшие обломки кораблей.

С тех пор никто не брался проверять реальность их легенды, безоговорочно в неё веря и следуя всем, даже самым кровавым, традициям, что достались им от предков, которые точно знали намного больше, ведь с веками столько знаний, бесценных и уникальных, было безвозвратно утрачено…

Чем-то эта легенда напомнила Мирославе веру её народа в великого бога Ящера, что тоже жил на дне озера и был покровителем воды.

Множество селений поклонялись ему, ставя на капища идолы с ним, наравне с Макошью, Перуном и Даждьбогом.

Местные же считали всех драконов потомками того Великого Дракона, а потому относились к ним почтительно и настороженно, но ни намеренно, ни по незнанию даже не причиняли они крылатым вред.

И именно поэтому отнеслись они к Мирославе, пришедшей к ним с драконом, со снисхождением и даже с некоторой боязнью – не знали они чего стоило ожидать от девочки, сумевшей оседлать потомка их божества, и даже не наказанной за это.

Мирослава, с интересом записавшая всю легенду во всех её вариациях, и в деталях описавшая все обряды, ритуалы и поверья с ней связанные, без всякого смущения выведывала всё новые и новые моменты, пояснявшие, что не такими уж кровожадными были нравы этого народа по сравнению с остальными племенами, населявшими берега Священного Озера.

Впоследствии, много позже, девочка выяснила, не без помощи иных драконов, что в чём-то, и даже в очень многом, легенда была правдива – на дне Священного Озера действительно жил Дракон.

Вот только проверить теорию с его связью и непосредственной ролью в создании Озера не представлялось возможным, за неимением достаточного количества источников информации.

Вышеозначенный дракон оказался представителем крайне редкого, считавшегося большинством драконов вымершего вида – Фиолетовой Смертью.

Особенности этого вида вкупе с его поражающим сознание долголетием прекрасно объясняли все те факты, которые местные считали доказательством правдивости их веры.

Пообщаться с наверняка агрессивным драконом, судя по всему искренне поверившим в правдивость легенды про самого себя и возомнившего себя местным божеством, не очень то и хотелось, а потому девочка решила, что любопытство полезно, как и всё на свете, надо заметить, лишь в меру.

Записав помимо самой легенды в дневник и свои размышления по поводу степени её правдивости, Мирослава с интересом продолжила изучение культуры этого народа.

Ведь были и другие легенды, более мелкого масштаба, так сказать.

К примеру, считалось, что было нельзя непосвященным людям, а особенно женщинам, приближаться к священной скале-мысу, в которой, верили местные, многие века жили шаманы-отшельники, а уж тем более, нельзя было входить в пещеру, где проводились ритуалы.

Даже воины чужих царей, говорили, оборачивали копыта своих коней бархатом, лишь бы не побеспокоить шамана, лишь бы не навлечь на себя его гнев.

И множество подобной этой легенд витало в народе, но их правдивость девочка проверять так и не решилась.

Так же девочка решилась помочь заболевшим детям, которых местные знахари не знали, как исцелить. Раненым воинам Мирослава помогать отказалась принципиально, сказав, что не имела на это права, ведь она не могла выказывать своё расположение к какому-либо племени, ибо никто не знал, где ей придется оказаться в следующий раз.

Дети же, как сказала девочка, всегда неприкосновенны.

Применять во благое дело свой дар было приятно, да и тешило это её самолюбие, надо сказать. Ну, а про восторженные взгляды матерей исцелённых и говорить не стоило – безнадёжные и обреченные – они были истинным чудом.

Но надолго останавливаться было нельзя, Мирослава об этом помнила прекрасно.

А потому она и Венту, мирно наблюдавший за всеми её исследованиями, вновь отправились в путь.

***

Тринадцать чёрных силуэтов парили высоко над морем, под самыми облаками.

Крошечными щепками с такой высоты казались громадные по сравнению с людьми и даже с драккарами викингов корабли Охотников.

Их было пять.

Главный корабль шёл первым, на его парусах герб был нарисован крупнее и другим цветом.

Повинуясь приказу, три десятка драконов в одно мгновенье обрушились огненным дождем на ничего не подозревающих людей, отвлекая их внимание от скользнувших вниз силуэтов.

Фурии разделились – по три на каждый корабль, а Алор и Аран – на главный.

Алор своим «фурёнышам» давно показал, как правильно нужно отпирать драконьи клетки, но вся загвоздка была в том, что из драконов сделать это могут только Фурии, ибо только они одарены такой хорошей мелкой моторикой.

Ведь здесь нужны не крылья, хвосты или клыки.

И они научились.

В Старшем Гнезде этому их бы никто не стал учить.

Пока драконы отвлекали внимание, одновременно зачищая корабли, Фурии пробирались внутрь и освобождали узников.

Но Арану и Алору была в этом деле отведена особая роль – на головном корабле они должны были пробраться в каюту капитана и забрать все имеющиеся там документы – письма, карты, планы.

Всё, что может привести к главной базе Охотников.

И потому, проходя сквозь пламя, они были полностью сосредоточены на своей задаче, точными ударами выводя встречающихся на пути противников из игры.

– Отродье Бездны! Демон! – зло, словно выплюнул слова какой-то Охотник и бросился на него, крепче перехватывая секиру.

Аран представил, как выглядел со стороны, и ухмыльнулся, обнажая острые белые зубы.

– Вроде человек, разве нет? – зло усмехнулся он, с лёгким усилием перерубая лезвие секиры мечом, сильно этим удивляя и даже пугая своего противника.

– Отойди, тварь!

Теперь былой отваги в голосе охотника не было.

Только страх.

Это хорошо – страх путал мысли, мешал принимать взвешенные решения, а значит, заставлял противника ошибаться и очень играло на руку Арану, ведь противник в его глазах таковым перестал быть – настоящий воин никогда не показывал своего страха своему врагу, даже если ему хотелось подвывать от ужаса, ведь это слабость, которую стоило хранить при себе.

Конечно, чисто драконий азарт был не чужд Арану, но он прекрасно понимал, что сейчас не место и не время для того, чтобы отвести душу и схлестнуться в схватке с достойным противником.

Тем более, таковых в пределах видимости не наблюдалось.

А потому коротким, невообразимо быстрым движением отрубил мужчине голову и направился дальше, к капитанской каюте.

Алор в это время успел освободить всех пленённых драконов и благополучно добивал оставшихся в живых охотников – свидетелей не должно остаться ни при каких обстоятельствах.

Забрав искомое, попутно добив раненого капитана, Аран бросился к Алору, и они покинули корабль, прекрасно зная, что свою работу они сделали, а подчинённые закончат свою.

Корабли затопят, Охотников добьют.

Свидетелей остаться не должно.

***

Дагур, получивший прозвище Остервенелый, ухмыляясь, смотрел на горизонт.

Утром завтрашнего дня он и его свита (ну, и вся армада, куда же без неё, родимой?) отправятся на Олух для очередного подписания мирного договора между Берсерками и Лохматыми Хулиганами.

Формальный, казалось бы, договор, имел мало значения – главное, что Дагур сам хотел этого союза. Теперь, обретя контроль над собственным разумом и пересматривая все свои действия в детстве, молодой вождь понимал всю собственную глупость и нелепость.

Конечно, это бесило.

Он хотел, чтобы в нём видели не бешеное животное, совершенно безумное, погрязшее в кровавой ярости, а сильного, мудрого и жестокого порою в своей безоговорочной справедливости вождя.

Великого лидера великого племени.

Но раньше у него это получалось слабо.

Потакая своим слабостям, подкармливая собственное безумие, он был жалок, пусть окружающие его боялись.

Слабаки! Бояться бешеного животного!

О, Тор! Как он был смешон.

Но он вернул себя.

Сумел собрать бьющийся в агонии разум, сумел укротить собственные амбиции.

И всё для неё.

Для Хедер.

Не для чужих племён он старался, и даже до недавнего времени не для собственного, ведь плевать он хотел на надежды и чаянья чужих ему людей.

Для сестры.

Только для неё.

Дагур хотел, чтобы сестра им восхищалась. Чтобы она верила только в него, чтобы она приходила за помощью к нему. Чтобы она называла его братом. Чтобы она больше никогда не смотрела на него со смесью отвращения и страха.

Он устал от этого животного ужаса.

Ведь так просто заставить других при помощи страха.

Но разве настоящие воины идут самым простым путём?

Намного сложнее вызывать верность из уважения и восхищения. А потому он будет добиваться именно этого.

Пусть племя боготворит его.

Пусть видит его великим воином и мудрым правителем.

Он сделает всё для этого.

А ведь недавно, когда Хедер ещё не нашлась, он и не помыслил бы о подобном.

Берсерк позволил себе чуть безумно оскалиться при воспоминании о кровавой расправе над мучителями сестры.

На самом деле, Хедер пропала, когда ему было лет тринадцать, – она вместе с их матерью отправилась в путешествие на дружественный остров – ответный визит жены вождя, всё в рамках традиций.

Однако на их корабль напали драконы.

Об этом он узнал от двух выживших и сумевших вернуться воинов (он потом лично выпустил кишки обоим за то, что они принесли сию дурную весть, и Освальд, их отец, никак не сумел ему помешать). Берта наравне с воинами её свиты храбро сражалась, защищая малолетнюю дочь, и погибла от когтей взбесившегося Ужасного Чудовища.

Корабль затонул, девочку, кажется, подобрали увидевшие обломки рыбаки, а их, воинов, нашли лишь спустя несколько дней.

Кажется, он именно тогда сошёл с ума.

И стал столь люто ненавидеть драконов – убийц своей матери. И виновников предполагаемой гибели сестры.

А младшую сестру он любил, опекал её, защищал.

И, видимо, именно её исчезновение послужило причиной его безумия.

А отец, слабохарактерная размазня, ничего не предпринял для поисков единственной дочери, уверовав в её гибель.

Освальд честно оплакивал их, но он, располагая громадной по сравнению с другими племенами армадой и тысячами обученных воинов, даже не попытался найти хотя бы гнездо убийц-драконов! А ведь они могли разорить его, к Хель вырезав всю стаю!

Но вождь предпочёл лить слёзы, пусть и по ночам, пусть и лишь когда его никто не видел.

Подобное поведение было недостойно великого лидера.

Ведь тот же Стоик Обширный, который, надо заметить, в детстве бесил его невероятно, тоже оказался в подобной ситуации – лишился жены, а потом и своего ребёнка, но он остался символом своего народа, ничем не показывая своей боли.

Он делом, а не словами, доказывал свою ненависть.

Ещё больше Дагур сошел с ума, когда пропал отец. Освальд Разлюбезный всё так же, верный своим обычаям, отправился нанести визит своим союзникам, оставив управление островом на подросшего сына.

Весть о пропаже отца его по-настоящему сломала.

На виду, для всех, он упивался свалившейся на него властью, но на самом деле, он чувствовал всё более и более разрастающееся одиночество – никого из родных рядом не осталось.

И никому он не мог доверять.

Когда, возвращаясь из очередного завоевательного похода, окончившегося, естественно, победой, он услышал о том, что его воины нашли девушку в обломках корабля на берегу острова, на котором они остановились для пополнения запасов пресной воды, он просто приказал привести её к нему.

Вот только окрылённые победой вояки совсем не собирались выступать благородными спасителями юной девы, напротив, собирались воспользоваться.

И приказ вождя в запале попросту проигнорировали.

Даже для Дагура это было слишком.

Он, охваченный гневом, отправился разбираться в этом безобразии – в его войсках всегда царила железная дисциплина, так что же сии наглецы себе позволяли?! – и увидел не просто напуганную незнакомку.

Он увидел знакомые, родные глаза и такую знакомую чёрную косу, совсем как у их матери…

Девушка не собиралась сдаваться и яростно сопротивлялась своим «спасителям».

– Хедер… – только и смог прошептать тогда он.

А после этого – кровавое марево, и воспоминаний практически не было. Только то, как он заставил этих тварей, недостойных называть себя Берсерками, захлёбываться собственной кровью и хрипеть.

Сестра тогда дико испугалась.

Да, тогда он предстал перед ней именно так – как дикое, бешеное животное.

Хедер вспомнила его не сразу.

Но вспомнила – и родные, зелёные, совсем как у неё, глаза, и голос брата, и собственное детство, и руки отца, и родной остров, на который он не преминул забрать сестру.

Дагур потом долго расспрашивал у Хедер, что же с ней случилось, что она оказалась брошенная в обломках разбившегося о прибрежные скалы корабля, и, узнав, что на её корабль напали Изгои, он тщательно выискивал всех виновных.

Находил и убивал – резал и потрошил, топил суда…

Он мстил за мучения сестры.

А потом наведался на остров, где все эти годы в приёмной семье жила Хедер и… узнал, что вся она мертва, и ни благодарить, ни наказывать было некого.

Его сестрёнка дважды потеряла всю свою семью.

И вот, почти пять лет потребовалось на то, чтобы собрать свой разум в единое целое и научиться жить, не пугая сестру своими внезапными выходками.

И вот теперь он с удовольствием понимал, что добился своего – сестра стала смотреть на него, совсем как в детстве.

Со смесью уважения, восхищения и теплоты.

– Брат, чему ты так ухмыляешься? – вырвала его из размышлений Хедер.

Она подошла по своей привычке неслышно, незаметно – словно кошка. Она всегда любила производить подобное впечатление – внезапно появляться и столь же неожиданно исчезать.

– Старший мальчишка у вождя погиб, что хорошо – иначе пришлось бы тебя за него выдавать замуж, – выдал первую пришедшую на ум отговорку Дагур. – Сама понимаешь: мир между племенами и прочий бред.

– С Хулиганами лучше не ссориться – они сильное и очень злопамятное племя, ты же знаешь.

Сестра была бесконечно права – она, рассудительная и не по годам мудрая, теперь всегда стояла за его спиной и останавливала, одергивала если что.

Дагур с какой-то непонятной горькой радостью понимал, что если с ним что-то случится, то его народ окажется в надежных руках. И не важно, кем была бы в таком случае его сестра – регентом при его малолетнем наследнике или полноправной правительницей острова.

Берсеркам он уже давно внушил, что Хедер была его правой рукой, что её слово, не перечащее его собственным приказам, – было законом для его племени.

Она идеально дополняла взрывной характер своего брата, будучи одновременно невероятно похожа и совершенно не похожа на него. Девушка была с виду мягкой, уступчивой, она бывала порой невероятно упрямой и настойчивой.

Она была как вода – огибала своей дипломатичностью препятствия в виде скверного характера своего брата, и как вода же стачивала все слишком острые углы его поведения.

– Те, кто века выживали, будучи первой целью драконов, и успешно борясь с этими тварями, достойны уважения. Теперь же они носят ещё и славу Убийц Ночной Фурии, – признал Дагур. – Их племя – воины.

– Как и мы.

Как ни странно это было говорить, но он действительно уважал Лохматых Хулиганов. Да, они порою были чересчур прямолинейны, хотя бывали и невероятно хитры. Да, они не отличались жаждой крови, но сражались они яростно и побеждали. Всегда побеждали.

А уж слава Убийц Фурии…

– Да, как и мы, Берсерки. Знаешь, а мне даже жаль, что Иккинг погиб. Забавный был мальчишка, так смешно сопротивлялся, когда я его топил! И когда использовал как мишень для метания кинжалов, он боялся, но не кричал. Другие дети визжали, умоляли, а этот гордым был, молчал, но смотрел так… Я даже рассказать не могу как.

Дагур не знал, почему вдруг вспомнил про Иккинга.

Хоть и говорил он совершенно искренне – ему было жаль этого паренька. Жаль, потому что, не смотря на все его странности, он был очень умён, он сумел бы вырасти в сильного вождя.

Возможно, это никто не видел, но даже его разум, охваченный безумием, видел в мальчишке… соперника?

– А ты попытайся… Мне любопытно.

– На меня смотрел ребёнок с взрослыми глазами. И под этим взглядом я чувствовал себя, как напортачивший мальчишка под осуждающим взором родителей. Возможно, поэтому я и издевался над ним… В отместку за это ощущение вины.

– Ты сам был ребёнком.

Дагур как-то грустно усмехнулся.

Если бы сестра только сумела понять…

– Я считал себя воином. И лишь сейчас стал понимать, что моё поведение было недостойно воина – я издевался над слабым, хотя мог задирать сильных. Мне его не жаль, но я… Я вёл себя, как ребёнок, хотя и был старше… И силы воли у парнишки было больше, чем у иных матёрых вояк.

Признавать это было нелегко, но именно в осознании собственных недостатков и слабостей заключается истинная сила.

Это он понял именно благодаря Иккингу.

– Тебе жаль, что он погиб, – странно сощурившись, заметила Хедер.

– Я всегда хотел узнать, в кого он вырастет. Не всем волчатам стать волками, но я, почему-то был уверен, что он станет достойным лидером своего племени.

– Он был слаб как воин.

Сестра явно издевалась над ним – сыпала соль на раны, заставляя признавать свои ошибки. Она давила на больное место, видимо, ожидая, что в конечном итоге оно просто потеряет чувствительность.

Это было неприятно, но необходимо.

– Но он был невероятно умён. И он сумел сбить Фурию.

Да, сам факт того, что тощий парнишка, неспособный толком поднять боевой молот, сбил легендарное Порождение Молнии и самой Смерти, шокировал Дагура.

А самое страшное – он поверил.

С самого первого мига, как узнал об этом, – поверил.

Потому что Иккинг мог.

– Но не убить её.

– Да, – горько прошептал Дагур. – Это его единственная ошибка.

Комментарий к Глава 4

Мия и Магни, как обещала:

https://vk.com/photo-147969315_456239070

https://vk.com/photo-147969315_456239068

https://vk.com/photo-147969315_456239069

https://vk.com/photo-147969315_456239067

Лапочка-Дагур (заметила за собой некоторую любовь к отрицательным персонажам и желание их оправдать – Дарт Вейдер, Локи, теперь вот и Дагур):

https://vk.com/photo-147969315_456239063

https://vk.com/photo-147969315_456239061

Хедер:

https://vk.com/photo-147969315_456239066

https://vk.com/photo-147969315_456239065

Буря:

https://vk.com/photo-147969315_456239072

Милая встреча:

https://vk.com/photo-147969315_456239071

https://vk.com/photo-147969315_456239073

Руни, Мию с Магни и Фурий, я, пожалуй, потом тоже нарисую.

Люди и драконы! Я очень долго пусала эту главу, вся измучилась, но и вышла она – о-го-го, так что, дорогие мои, оставляйте отзывы и я постараюсь все главы такого размера делать)

========== Глава 5 ==========

Себастьян вздохнул и страдальчески уставился в небо, думая, о том, как же тяжела судьба народа – для дворян они были грязью под их начищенными сапогами, на которых можно было неплохо поживиться.

Мнение крестьян никого не интересовало, а они, безграмотные и наивные, не могли ничего предпринять для того чтобы защититься – не в их власти то было.

Множество талантливых детей просто не имели ни малейшего шанса развить свои способности, не могли получить достойного места в жизни, ведь удел их – работать на земле, чтобы Господин был сыт и доволен.

И не сметь роптать.

И замаливать свои грехи.

Славить имя Господина, даже если ненавидишь его всей душой, не позволяя чужим крестьянам злословить про него.

Да, тяжела была жизнь крестьян – мало кто доживал до преклонного возраста, чтобы суметь понянчить внуков, которых, как детей в семьях, было всегда много – Бог, как посылал им счастье в виде продолжения их рода, так и забирал к себе назад – сколько чумазых мальчишек и девчонок так и не дожили до того, чтобы быть названными взрослыми?

Прогневали они, видимо, Господа, что слал он их детям болезни. Ладно, пусть – всё то испытания, что должны пройти они, не ропща. Но, всё же, как печально было видеть плачущих на могилах своих детишек матерей – не понимали они, глупые, что те были намного счастливее живых.

Конечно, поговаривали, что с чужих земель пришла в их страну странная дева, – не молилась она их Богу, не крестилась, но чудесно исцеляла людей, что шли к ней за помощью.

Верить в это хотелось, но уповать на помощь Странницы было глупо.

Да и греховно это было – ясно же как день, что силы девке Дьявол дал, чтобы людей морочить, да людей под грех подводить! Не могла безгрешной быть дева, что путешествовала одна – без мужа, брата или отца.

Да и говорили, что дева эта учёной была! Все черкала что-то в своей книжонке, ведь они, богоугодные люди, не могли ничего из каракулей её прочитать!

И даже господский сын, говорят, прочитать не смог!

Каково! Учёная девка, когда всем ясно, что женщин грамоте учить нельзя, – не положено думать им о делах, ибо дело у них всё одно – детей рожать да за хозяйством следить.

Впрочем, поговаривали, что девушка эта была наоборот – божьей посланницей и могла предсказывать, что пошлёт им их Господь.

Но ясно же как день, что не могла грядущее знать божья дева! Лишь дьявольское отродье способно люду простому головы морочить да на путь греха наставлять.

Где ж это видано!

Им, глупым крестьянам эта ведьма морочить головы могла, а к благородным господам не приближалась – знала, проклятая, что будет предана суду и сожжена за злодеяния свои!

Вот недавно в их деревне предали огню такую ведьму – дьявольская ученица оказалась его невестой, но Бог оберёг его от такого страшного падения, и все видели её преступление – заставила она дикого волка, на детей бросившегося, ей подчиниться!

Люди всё видели.

И на костёр!

Все свидетели тому – не помиловал Господь одну из дочерей своих, явно доказав, что греховна была она, ведьма проклятая! Не тронуло бы её пламя священное, ежели безвинной была она. Всем это известно.

Но ничего!

Найдётся на ведьм проклятых управа!

***

Сатин тяжело вздохнула и мягко, аккуратно коснулась рядом с ней спящего дракона.

Точнее, это была самка.

Буря.

Так ее звали.

Это не укладывалось в голове – драконы не дикие, злобные твари, а такая же раса, как и люди. А может, даже ещё более великая.

Так странно было сознавать, что она, Сатин, тоже была не совсем обычной.

И что говорить драконы могут далеко не со всеми.

А с ней смогли.

За те месяцы, которые она выхаживала Бурю, свою новую подругу, самку странного вида драконов – Штормореза, многое изменилось.

На ее красновато-рыжей чешуе кровь видна была не сразу, а потому и рану в первую их встречу девушка не заметила.

Дракониха почему-то тогда сразу ей поверила.

Доверилась.

И это, несомненно, грело душу.

Буря много ей рассказала о драконах, о Стражах, о Небесных Странниках, о Великом Пути.

И о Брате Фурии.

О таинственном человеке, сумевшем оседлать Ночную Фурию и объединить разрозненные группы драконов в одну громадную стаю, и основать собственное гнездо.

Это очень удивило – человек был драконьим Королем?

Удивительно.

Но ещё больше восторга было, когда Буря полностью оправилась, но и не подумала улетать.

Напротив, она осталась и продолжила наставлять Сатин, как несмышленого птенца.

А потом неожиданно подхватила и усадила себе на шею, коротко попросив держаться за отростки.

И взлетела.

Полет оказался чем-то за пределами человеческого понимания.

Это было просто невозможно описать.

В человеческой речи просто не было таких слов.

С тех пор, когда не было опасности быть замеченными и пойманными, Буря и Сатин летали над островом, под самыми облаками.

И Сатин была почти счастлива.

Только один единственный факт не давал ей быть счастливой по-настоящему.

Ее остров всё ещё убивал драконов.

А, значит, она предала свое племя.

И почему же Буря часто тихо и печально говорит: «История повторяется»?

***

Магни, смеясь, догонял сестру – они опять гуляли в лесу.

Чем дети становились старше, тем меньше на них обращали внимание сверстники, тем больше они проводили времени вместе.

Они, в отличие от тех же близнецов Забияки и Задираки, были невероятно дружными, заступались друг за друга, научившись предугадывать слова и даже мысли друг друга.

С тех пор как Инга родила ещё одного ребёнка – сына, которого назвали Викар, и Стоик, и Астрид, и сама Инга стали больше внимания уделять именно младшему, порою забывая о близнецах.

Дети не обижались, прекрасно понимая, что их младшему брату внимание родителей нужно больше.

Им прекрасно хватало компании друг друга.

Мия и Магни любили иногда подшучивать над людьми – они не знали, почему люди не замечали, как они подходили или уходили – они всегда появлялись или исчезали внезапно.

Дети специально носили практически одинаковые одежды, одинаковую длину волос, различаясь, порою, только цветом глаз.

Каково же было удивление детей, когда они впервые сумели связаться друг с другом мысленно!

Аран появлялся на Олухе нечасто, и Магни со странным удовольствием отмечал их внешнюю похожесть.

Мальчик уже давно вспомнил.

Конечно, он заметил невероятную схожесть его снов и рассказов Арана. Отсюда можно было сделать один единственный вывод – его сны были воспоминаниями Иккинга, что было странно, но не страшно.

Это объясняло его странную привязанность к неизвестному и незнакомому старшему брату, якобы погибшему до его рождения.

Смутное подозрение затаилось в сердце мальчика – он осознавал, что дети не могут этого понимать, и что его сознание старше тела.

Это было тоже странно.

Впрочем, ничего не выходило за пределы гениальности.

Сестра, конечно, это замечала, но ничего не говорила, и за это он был ей невероятно благодарен.

Мальчику казалось, что Мия если не знала, то хотя бы догадывалась о дружбе с кем-то не из племени.

Магни не знал, как рассказать ей об Аране, а потому тянул с рассказом.