Текст книги "Жить вопреки (СИ)"

Автор книги: Angelochek_MooN

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 44 страниц)

Может – больше.

Как напоследок просветила девушку Мирослава – этот странный и невозможный с точки зрения людей мир просто не существовал для них, был для них недоступен, ведь он, пусть тоже созданный Древними, являлся уже другим измерением.

Той самой Гранью.

Воспетой многими поэтами из самых разных времён, народов и даже миров, священная Грань между Жизнью и тем, что простые Разумные называли Смертью.

А что за ней – дальше, Мирослава не знала.

Или дала вид, что не знала.

Кто её поймёт…

Тем не менее, когда путь позволял это сделать, проходя прямо сквозь покинутые Храмы, Сатин не отказывала себе в возможности хоть как-то скрасить всё это однообразие.

Внутри Хрустальные Пирамиды, как их про себя назвала девушка, были совершенно запутанными и непонятными – колючий звёздный свет проходил сквозь стены без каких-либо препятствий, но, тем не менее, видеть сквозь стены было совершенно невозможно.

В Сердце Храмов неизменно встречались круглые алтари, на которых, казалось, застыло время и не высохла кровь последней жертвы, пусть по исчислению её родного мира прошли уже многие века.

А последняя оказалась и вовсе – особенной.

Она напомнила ей Зеркальные Лабиринты.

Такие описывал один из Странников в своих дневниках, и, по его словам, только чудо не дало ему потеряться в тысячах собственных отражений.

И ей помогло только чудо.

Сотни её отражений смотрели на Сатин с самыми разнообразными выражениями лиц, и все они были в разных одеждах, говорили на разных, но в то же время столь похожих, языках.

И это при том, что Сатин – молчала.

Молчала, чтобы случайно не потеряться в бесконечном гуле сводящих её с ума голосов, тянувших к ней свои руки Отражений.

Сердцем этого Лабиринта оказался всё такой же Круг.

Сердце дрогнуло.

Оно?

Не оно?

Сатин, чуть прикрыв глаза, подошла к стоящему прямо напротив неё зеркалу, мельком заметив, что прохода, по которому она попала, уже почему-то не было.

Стекло, или что это там такое, было очень холодным.

Под внимательным взглядом Отражения, не ставшего повторять за девушкой её действия, Сатин медленно, словно нерешительно или в каком-то трансе, поднесла свою левую ладонь к губам.

Кожа была бледной и всё такой же, как и весь мир вокруг, холодной, буквально ледяной.

В колючем свете блеснули белые, острые клыки.

Миг.

Горячая, столь неожиданно горячая во всём окружавшем её безумии кровь брызнула, алыми лентами прокатилась по предплечью, крупными каплями собираясь на локте.

Ещё миг.

Звук разбившейся о твёрдый пол капли показался слишком громким.

Оглушительным.

Отражение оскалилось угрожающе, попятилось в нахлынувшую тьму, когда Сатин обмакнула указательный палец правой руки в той крови, что набралась в сложенной в горсть ладони.

Боль ощущалась лишь где-то на краю сознания.

Не важной сейчас она была.

Отражение зарычало, забилось словно в агонии, рухнув на пол, но Сатин не обращала на это внимание, старательно и аккуратно выводя на холодной поверхности один символ за другим.

Ещё буква.

И ещё…

Все.

Отражение распрямилось, что-то невнятно шепча, но каждое слово неизвестного языка впечатывалось в сознание, калёным железом выжигаясь в памяти, а сама Сатин, устало вздохнув, попятилась прямо в центр Круга.

Отражение вдруг поплыло, принимая уже облик самой девушки, повторяя каждое её движение, и вот они улыбнулись друг другу.

Вновь звонко разбивая тишину, упала алая капля на пол, попадая на какие-то прожилки и символы в Круге, сразу мягко, но весьма заметно налившиеся фиолетовым светом, который рос и множился, затапливая и Зал Круга, и всю Хрустальную Пирамиду, и весь мир, куда дотягивался взгляд.

Больше Упорная Страж ничего не видела.

И не ощущала.

Да и не было её в Круге.

Никого не было.

Только одинокое «Satin Aran» осталось темнеть в опустевших зеркалах.

Время вновь замерло.

***

Вот уж кого-кого, а её встретить на Олухе вновь Астрид ну никак не ожидала!

А Валка продолжала невозмутимо гулять по острову в сопровождении Инги, словно они не должны ненавидеть друг друга только за один факт своего существования.

То, что Валка все эти несколько лет явно жила с Араном, не зря Мала говорила что-то про его мать, нисколько не смутило девушку, кстати, с определённой точки зрения она была абсолютно права в своих действиях.

Да, вообще – что такое правда?

Это эта самая точка зрения.

Чья-то.

Да, они все правы!

Но – по-своему.

Если изначально Астрид порывалась всё рассказать Стоику, то, видя счастье нашедших друг друга вновь супругов, не решилась разрушить их идиллию – да и слова Сморкалы о том, что Аран отпустил его, когда мог убить, и даже был бы в своём праве, останавливали от необдуманных решений.

Не зря.

Да, Астрид была рада за своего Вождя, чисто по-человечески, но когда-то она поклялась себе, что, хоть предавать Стоика она не стала бы, она в качестве мести за убитого дядю просто однажды не придёт к нему на помощь.

И что-то говорило девушке – конец близок.

Совсем скоро.

Ещё чуть-чуть…

Вообще, Астрид с удивлением поняла, что устала от пути, который когда-то избрала для себя, – устала быть несгибаемым воином, тем самым дубом, что обязательно сломается в самую страшную из бурь.

И сломался, видимо.

Чужое счастье заставляло по-белому завидовать.

Тоже хотелось просто человеческого тепла, уюта и покоя – не прельщала больше слава, роль независимой и сильной стала для неё слишком тяжела, броня, что скрывала нерешительную, напуганную и до слёз одинокую девочку, треснула.

Треснула в тот самый миг, когда она в ужасе пыталась сделать вдох, и не могла – стальная хватка на горле была неумолима.

Треснула, когда она осознала свою реакцию – ей хотелось не встать и с боевым кличем броситься на врага, заставить его заплатить за причинённую боль, а сжаться, закрыться руками, словно это могло помочь, и заплакать.

Чтобы сжалились.

Чтобы оставили в покое.

Но приросшая к лицу маска воительницы заставила играть свою роль до конца, выжимая из души все силы, и теперь, эмоционально истощённая, за столько месяцев не отошедшая от потрясений, Астрид запивала свою боль алкоголем, а в моменты трезвости напросилась в помощницы к Готти.

Старейшина покряхтела, повозмущалась для вида, заехала посохом по загривку и взяла к себе Хофферсон.

Лекари всегда были нужны.

Воюющим племенам – в особенности.

***

Приказ Короля был странен.

Привести самых отчаянных бойцов к Олуху.

Конечно, Аран бывал непонятен, иногда даже непоследователен, нелогичен, а иногда – чересчур, просто пугающе прост и предсказуем, но в этих случаях – неотвратим, и последствия у таких его приказов были самыми разными.

Но страшными.

Тагуш понимал – по его оплошности, ведь то, что драконы недостаточно серьёзно подошли к выполнению его приказа, должно было быть сочтено его виной, многие отряды занялись поисками пропавшей (или, такой вариант нельзя было полностью исключать, похищенной?) матери Короля, упустив из виду угрозу со стороны викингов.

И это обернулось катастрофой.

Дети – это будущее.

Их будущее.

Но вместо того, чтобы радовать мир и родителей своими успехами, оно лежало в холодном снегу, истерзанное, замученное, с вспоротыми животами, перерезанными глотками, а то и вовсе обезглавленное.

Драконы могли попытаться пережить боль потери братьев и сестёр, родителей и друзей – но гибель детей они никому не простят.

Главная истина.

Важнейший инстинкт.

И своим поступком викинги, сами того не понимая, подписали себе смертный приговор, сами приготовили свою погребальную ладью, или как они там провожали своих усопших в последний путь.

Да, приказ Арана был страшен в своей простоте.

В невозможности двойного толкования, в лаконичности и неотвратимости.

Но с какой радостью Тагуш его исполнит!

***

Аран, стоя на вершине Вороньего Мыса, с мрачностью наблюдал за тем, как не меньше тысячи драконов, а это намного больше того количества, что раньше устраивало налёты на Олух, плотным кольцом окружали деревню, но держались на почтительном расстоянии, недосягаемые для защитного контура.

Многие из этих приспособлений были его собственной, а вернее Иккинга, разработкой, доведённой кем-то до ума.

От этого становилось ещё горше.

Сегодня вновь погибнут воины его народа, и вновь в этом будет толика его вины.

А драконы тем временем не стремились нападать – не было приказа.

Они не собирались заниматься самодеятельностью.

Вдруг Аран заметил на полянке рядом с деревней знакомый силуэт. Фигурка повернулась в сторону горы, на вершине которой он стоял, и посмотрела на него – его заметили.

Вот и замечательно.

***

Когда послышался истошный крик «Драконы!», Сморкала сначала решил, что это розыгрыш.

Потом – что дурной сон.

Но это была ужасающая реальность, и от этого становилось до безумия страшно – сразу вспомнились слова одного из командиров отрядом, хваставшегося тем, что тот сумел найти и разорить драконье гнездо, убив целый выводок маленьких тварей.

Маленьких…

Детей!

Птенцов!

Такое не прощают…

Теперь их ничто не спасёт, и то, что деревня была окружена драконами, которые пока что бездействовали, только подтверждало.

Как и фигурка, застывшая на вершине Вороньего Мыса.

Это был он.

Несомненно.

И Аран, оседлав своё порождение Бездны, слетел к Сморкале, специально отошедшему подальше от деревни.

– И снова нас свела судьба, – пророкотал Покоритель Драконов.

Его облик с последней встречи довольно сильно изменился – это нельзя было не заметить, столь сильно бросалась в глаза эта кардинальная смена… стиля, образа?

Он не знал, как это назвать.

Вместо уже знакомой брони была более присущая людям кольчуга, но сделанная из странного чёрного металла, поверх неё была накидка из какой-то красноватой, но всё равно чёрной, явно очень тяжёлой ткани, видны были рукава темно-серой туники.

К поясу крепились ножны для меча и для кинжалов – ну это и не удивительно, он всегда был искусным кузнецом.

По плечам стекал, поблёскивая, плащ из драконьей кожи, и это в образе Арана словно было каким-то неприятным напоминанием о Драго Блудвисте, им же убитым.

Волосы, раньше растрёпанные, были теперь ровно подстрижены, но сильно отрасли за полгода, что говорило о том, что стоявший напротив – не совсем человек, ведь ни у кого косы не могут так быстро достичь такой длины за столь короткий промежуток времени, и только седые пряди на висках казались чем-то совсем нереальным.

В общем, чувствуется женская рука, которая заставила привести себя в порядок.

– Здравствуй, стало быть, Иккинг, – решился Сморкала что-то сказать.

Да, теперь Йоргенсон понимал, о каком страхе, окутывавшем всю душу, говорила Астрид – невозможно смотреть ему в глаза, не желая отвести взгляд.

Потемневшие белки казались практически чёрными на фоне ярко светящихся зелёным пламенем радужек – точно так же сиял потусторонним огнём кристалл, подобный тому, что так долго таскал на шее Магни.

Фиолетовые искры в по-драконьи узких зрачках и вовсе вызывали животный ужас.

– Надо полагать, Астрид тебе растолковала уже, что не совсем так, – насмешливо заметил Аран, от прерывая их гляделок.

Да, Сморкала не отводил взгляда, как бы ему не хотелось это сделать – перед хищником, которым был Покоритель Драконов, нельзя было показывать свою слабость.

Как нельзя было нарываться.

Спокойствие.

Да, именно Спокойствие ему сейчас было нужно – они всё равно были обречены, так зачем лишний раз трепыхаться, бесить своего убийцу

– Но должен же я был убедиться, – признался честно Сморкала.

Повисло молчание.

Аран, всё так же стоя в шагах в десяти от Сморкалы, прожигал ему душу своими чудовищными глазами.

Забавно, но даже у его Ночной Фурии взгляд был добрее.

Кстати.

Он настолько увлёкся самим Араном, размышлениями о том, кто станет его убийцей, что совершенно забыл про его ручное порождение Молнии и, вообще-то, самой Смерти, которое сейчас настороженно, но без агрессии изучало Йоргенсона.

– Я отпустил тебя в прошлый раз, – сказал наконец Аран, сделав шаг в сторону Сморкалы, и с каждым словом своим он становился всё ближе. – Дал шанс. Вы им не воспользовались.

На последнем слове их разделяло меньше метра, и только теперь Йоргенсон в должной мере осознал, насколько был высок Покоритель Драконов, и хрупкость его была совершенно мнимой – он был строен, не худ и уж тем более не тощ.

– Зачем ты пришел с войной в мой дом? – решительно заявил Сморкала, осознав в должной мере, что ему лично терять нечего, а Иккинг всегда был человеком чести, и вряд ли это изменилось.

– А зачем вы разоряете мой? – с неожиданной горечью и ещё более неожиданной усталостью сказал Аран. – Убиваете мой народ.

Вдруг Сморкала понял, что стоял перед ним не монстр, не злодей, тешащий себя вершением чужих судеб, а уставший от собственного бремени, но гордо несущий его, правитель сильного народа, как и они уставший от бесконечных воин.

Они все хотят мира.

Они все устали.

Они все – одинаковые.

И люди, и… драконы.

Эта мысль показалось до того простой и до того страшной, что Сморкала на миг забыл как дышать.

– Вот оно как… – прошептал он, все ещё не веря сам себе. – Тогда ты в своём праве.

Аран о чём-то задумался.

Надолго.

Быть может, его впечатлили это спокойные и обречённые слова из уст врага?

Печально, но врагом для него Сморкала быть не хотел.

– Забирай свою семью, женщин, стариков, детей и уходи, – сказал вдруг Покоритель Драконов, и что-то непонятное мелькнуло в его взгляде, что-то страшное, но дающее надежду на то, что, хотя бы кто-то спасётся.

– Что? – не поверил Сморкала своим ушам.

Примерещилось?

Или им дали шанс?

Но с чего бы это его противнику быть столь милосердным к тем, кто совершили такое страшное преступление, ведь, как говорится, за ошибки начальства всегда отвечали подчинённые, и это было особо применимо в их случае.

– Забирай всех, кто не способен за себя постоять и кто не хочет участвовать во всём этом безумии, – повторил Аран ровно, но уже с нажимом. – Я не трону вас, коли вы не станете в это ввязываться. Уходите. Через несколько часов здесь камня на камне не останется.

Вот оно что.

Действительно – шанс.

Выбор – стать предателем родного острова и вождя, но спасти семью, или обречь на гибель своих сына и беременную жену, но исполнить свой долг до конца?

Выбор очевиден.

– Зачем?

Это был единственный терзавший его в тот миг вопрос.

– Может, я и чудовище, – усмехнулся Аран мрачно, – но Сатин мне не простит гибели целого острова и сотен детей.

При имени Сатин что-то неприятно сжалось в груди Сморкалы – она явно была слишком дорога Арану, и тому стоило бы как раз мстить за то, что с ней случилось, ведь это так страшно…

– За Сатин ты как раз и мог бы отомстить, – озвучил Сморкала свою мысль обречённо.

– Она жива, – после паузы ошарашил своего собеседника Аран, глянув чуть удивлённо, но в его взгляде появилась какая-то странная теплота – сразу почему-то вспомнилось, что они вообще-то троюродные браться, пусть теперь Аран мог смело и не признавать этот факт.

– Что?

– Она выжила, – прошептал Аран с какой-то нежной, чуть печальной улыбкой, полной отголосков пережитого горя.

Полной смирения и какой-то грустной радости.

– После такой-то раны? Её же насквозь проткнуло той стрелой! Внутренности в кашу!

– Не утрируй, – вздохнул Аран. – Но да – я был бы своём праве, убей вас всех. За все те тысячи закоченевших трупиков птенцов. За мертвые тела детей.

Значит, Сморкала был прав в своих размышлениях. И от этого становилось еще горше – но теперь он жалел уже не себя и свой народ, а Арана.

– Это…

– Безумие, – послышалась подсказка.

– Да.

– Иди.

– Спасибо.

– Кровь за кровь. Ты – мне не причинял зла. Как и сотни других людей. Так идите с миром.

***

Нападение драконов оказалось настолько закономерным итогом всего того, что творилось все эти дни, что Астрид даже не удивилась.

Но она с усталостью поняла – не хотела она сражаться.

Ничего не хотела.

Но когда к ней подлетел буквально Сморкала, и пересказал кратко свой разговор с Араном, она, вздохнув, покивала и стала собираться – она уходила, что бы не вернуться.

Никогда не вернуться.

Когда, ступая на палубу драккара, она поняла, что Стоик так и не заметил в толпе, бесконечной, нескончаемой людской реке, что предпочла путь мира войне, ни Плеваку, своего вообще-то лучшего друга, ни Ингу, прижимавшую к себе Викара.

Да.

Мир.

Прощай, Олух.

Мир и покой тебе.

Вечный.

***

Окрылённый закончившимся победой походом, неожиданным возвращением Валки, таким чудесным, таким счастливым, Стоик проморгал момент, когда стоило бы заметить неладное, а когда опомнился – было уже слишком поздно.

Драконы.

Глупо думать было, что все их победы останутся безнаказанными, а Покоритель Драконов вечно будет оплакивать свою Ученицу, позволив Лохматым Хулиганам разорять гнёзда его ручных Тварей.

Уничтожение места, где были драконьи кладки, дорого им обойдётся, и это Стоик знал изначально.

Но он даже предположить не мог, что этот Аран решится на нападение.

Почему он не учёл это?

Самое очевидное?

Самое обидное, что Покоритель Драконов показал его людям, уставшим от бесконечных войн и запуганным, что он мог быть, в отличие от него, Стоика, милосердным.

Ведь тем, кто не желал сражаться, он позволил уйти.

И вот – десятки, почти сотня кораблей мелькали теперь своими парусами лишь на горизонте, и в деревне стало удивительно тихо и пусто.

Да, он был искусным, опытным и сильным воином, но его тело уже стало подводить – вместе с молодостью ушла и гибкость, и скорость, и только Валка, его верная, такая прекрасная Валка не отходила ни на шаг, словно навечно оставшаяся юной, прикрывала его, помогала выправить все огрехи.

Она столько лет жила с этими проклятыми тварями, но всё равно – ради него и рубила, и колола.

Его руки – по локоть в крови, она пропитала его бороду и одежду.

Всё горело.

На острове всё равно осталось не меньше пятисот верных ему воинов, но этого всё равно было слишком мало – один за другим они падали, истощённые, выбившиеся из сил, израненные и замученные, но до конца верные своему племени и вождю.

Их путь – прямо в Вальхаллу.

Но чем дольше он сражался, чем яснее понимал – это действительно, его последний бой, его лебединая песня, и уйти надо было достойно.

Но смотреть, как горели дома, в которых ещё утром кипела жизнь – было больно.

Лес за деревней – тоже горел.

Едкий дым выжигал глаза, сильно покрасневшие и ставшие слезиться, заставлял кашлять, мешая дышать, и сердце билось сильно, слишком гулко, словно намереваясь пробить таким образом рёбра и сбежать подальше отсюда.

Скоро всё закончится.

Уже почти конец.

Почти…

В этот раз Покоритель Драконов был не в броне, да и не было у него на голове скрывавшего лицо шлема, и когда они оказались на достаточно близком настоянии друг от друга, Стоик понял, что забыл, как дышать.

Сердце пропустило удар.

Лицо это, такое родное до последней чёрточки, пусть повзрослевшее, вон даже шрамик, оставленный ему в детстве тем утащившим его Вал драконом, и эта рассыпь забавных веснушек, таких милых когда-то.

– Иккинг?! – невереще спросил мужчина, глядя в глаза своего самого главного врага.

Сын.

Его сын жив.

Все эти годы он был жив, и он же станет его убийцей – какая ирония.

– Нет, Стоик, это не наш сынок! – бормотала практически бессвязно обнимавшая его со спины Валка, уже давно и безвозвратно сошедшая с ума. – Ты же не уберёг его! Мы не уберегли…

Что же, это его судьба.

– Прости меня за всё, отец, – послышался полный горечи и раскаяния голос. – Мир твоей Душе, счастья в новой жизни.

И Стоика окружило невероятное спокойствие.

Фиолетовые искры в глазах того, кого он столько лет ненавидел, роились, множились и вдруг посыпались из пальцев потоками синего пламени, такого обжигающего, и такого… холодного.

Это странное пламя окутало его и Валку, захватило, плотным коконом, вышибая дух.

– Я прощаю, – успел только сказать он, заметив слёзы в глазах сына.

И мир погас.

Навсегда.

***

Где-то далеко-далеко, в доме Мирославы рыжеволосая девушка резко открыла глаза.

***

Аран бездумно бродил по пеплу, который теперь застилал весь тот клочок земли, когда-то, ещё совсем недавно бывший островом Олух.

Что же он натворил?

И зачем?

Он и сам не заметил, как ноги привели его в такой родной, до боли родной овраг, с которого всё началось и которым всё закончилось тогда, больше десяти лет назад.

Самые прекрасные и самые болезненные его воспоминания.

По-видимому, Овраг остался единственным местом, которое не пострадало – огонь не тронул его, хотя он и не особо охотно распространялся по заснеженному ещё лесу, уничтожая все безжалостно и равнодушно.

– О чём печалишься, vodˈika?

Аран резко обернулся, встречаясь взглядом с такими родными глазами, смотревшими на него насмешливо и чуть лукаво, но по-доброму…

– Быть того не может… – прошептал Аран неверяще.

– Ну почему же?

Перед ним стоял полупрозрачный дракон, словно сотканный из чёрного дыма, из самой тьмы, Ночная Фурия, бывшая олицетворением своего грозного названия, такая знакомая и такая родная.

Беззубик.

Комментарий к Глава 8

Главу посвящаю героически погибшему коту моего бывшего одноклассника. Кота я не видела никогда, одноклассника – несколько лет уже, но не разделить его боль не могу.

Котейка, тебе было шестнадцать лет! Ещё чуть-чуть и быть бы тебе совершеннолетним! Мир душе твоей.

Простите, если глава вышла мрачноватой

Аран(просто захотела):

https://vk.com/club147969315?w=wall-147969315_62

Да вы посмотрите что я нашла! Это же практически моя Сатин!:

https://vk.com/photo-147969315_457239201

А это просто милашки!:

https://vk.com/photo-147969315_457239202

https://vk.com/photo-147969315_457239203

https://vk.com/photo-147969315_457239204

Ну, с днём рождения меня!

========== Глава 9 ==========

Она до крайности удивилась, узнав, что прошло около полугода с той страшной, безумной битвы за тот клочок земли, в которой она по глупости своей пострадала, так нелепо подставившись под удар.

Полгода.

Шесть лун.

Сатин, уже более спокойная, приняла факт укрепления и усиления в принципе Связи между ней и её Мастером, ведь это означало, что не просто так она вернулась, не зря…

Мирослава, ставшая первой, кого девушка, очнувшись, увидела, спокойно и слегка снисходительно, как бабушка своей внучке, рассказывала обо всём произошедшем на протяжении этого полугода, не забыв упомянуть об Аране.

Что тот – всё это время провел рядом с ее кроватью, поддерживая Сатин собственной энергией.

Не давая уйти.

«Она – мой Свет…»

Столько всего в этих словах – и больно, и радостно, и страшно – неопределенность и какая-то недосказанность все же напрягала.

Причина, по которой тот всё же сорвался в путь в неизвестном направлении, тоже беспокоила.

А ещё беспокоила невнятная боль в груди.

Там, где раньше была Связь с Бурей.

А потом она вспомнила.

Нет.

Просто – нет.

И Связи больше нет, потому что Бури больше не было, вот и все – так просто, и так страшно в своей неотвратимости и невозможности что-то исправить.

Спасти.

Так, получается, чувствовал себя Мастер, потеряв Беззубика?

Почему-то не было ни убивающего горя, ни полного осознания трагедии – просто разраставшаяся в груди пустота и такой привычный и до боли родной покой.

И печаль.

Смутная, словно просто по привычке.

Родная печаль.

Потом, много позже, Мирослава честно призналась, что за пахучими и, надо признать, всё равно очень действенными, травами в отваре крылись ударные дозы Драконьей Мяты, которая, как уже было известно, на Стражей действовала не меньше, чем на их крылатых Братьев.

Оттуда и покой.

Мастер вернулся к Берсеркам спустя сутки после того, как умчался в неизвестном направлении. В тот момент на острове уже, помимо Венту, была ещё одна Фурия – она называла себя Хеттир.

Та, оказавшаяся наставницей Мирославы, тоже хотела встретиться с её Учителем.

Но вернулся Аран совершенно разбитым, потерянным – словно он лишился чего-то важного, столь неожиданно и странно, будто и не мог он предположить то, что чего-то «этого» можно было лишиться.

Что случилось?

Но как загорелись глаза Мастера, когда Сатин, стоя на пороге лекарской хижины, встречала его с усталой полуулыбкой.

И тихое, нежное «Одуванчик…»

Обнимать Мастера, уткнувшись ему в сильно отросшие и словно ещё больше потемневшие волосы, в которых запутались крупные, резные снежинки, слыша ритм его сердца, на миг сбившийся, было прекрасно, пусть и можно было уловить, как пахло от его одежды гарью и страхом.

Пусть.

Всё закончилось.

Теперь – всё хорошо.

***

– Что же ты сделал, Страж? – спросила Мирослава у Арана, когда тот, блаженно улыбаясь, вышел к ней, на улицу, отправив Сатин кушать – пусть она не отвлекается.

Взгляд Видящей был слишком пронизывающим.

Слишком.

Счастье, нескончаемо бившее ключом, словно прямо из сердца, пусть и не улетучилось, но отошло на второй план, уступая былым вопросам и переживаниям, терзавшим Драконьего Владыку всё это время.

– Я отпустил всех, кто отказался сражаться, – признался он наконец.

Тревожная и напряжённая складка меж бровей разгладилась – лицо Мирославы застыло вновь бесчувственной маской.

– И много их было? – спросила она почти безразлично.

Аран прищурился, но сделал вид, что не понял, о чём именно спрашивала Видящая, однако, всё же ответил:

– Больше тысячи ушло.

Мирослава даже не стала задавать ещё вопросов, утверждая, что говорила не об этом.

Аран молчал.

Его вновь начинало легонько потряхивать, ведь события сегодняшнего дня, перенасыщенного тяжёлыми впечатлениями, не могли пройти бесследно, не оставив своего отпечатка на состоянии молодого Стража, будь он хоть трижды Драконьим Королём.

Из головы не выходил образ исказившегося в душевной муке лица отца, а потом – его умиротворение, потустороннее спокойствие, с которым он говорил своё «Прощаю…»

А ведь от них с Валкой не осталось даже пепла.

Только сплавившиеся в один два зелёных кристалла-накопителя (из которых он много позже сделает кулоны для своих подросших детей).

– Ты всё же убил его.

Это был не вопрос – утверждение.

Слишком меткое.

Чересчур много этих «слишком» для одного дня.

– Он не мучился.

А это – не оправдание.

Это – лишь попытка убедить самого себя.

Едва ли успешная.

– Быстро?

– Почти мгновенно, – со вздохом ответил Аран, несколько нехотя, но он знал, что лучше самому рассказать и так всё знавшей про него Видящей, чем выслушивать всё то же самое, но уже из её уст. – Я не понимаю, как это получилось – словно и не я был…

Ведь всё это рассказать нужно было в первую очередь именно ему – Мирослава и так наверняка знала всё.

А если не знала – догадывалась.

– Он узнал тебя?

– Да. И сказал, что прощает.

Осознание собственной силы и собственной же ничтожности по сравнению с ней, крывшейся внутри, было как вспышка молнии – ослепляло и пугало, дезориентировало.

Сбивало с пути.

И лучше всего сейчас было – замереть.

Разобраться во всём.

– Что же ты сделал такого, что так ошарашен теперь?

– Энергия… – попытался Аран подобрать слова для того, чтобы описать всё испытанное им, – она словно сама из моих рук вырвалась пламенем.

Взгляд и выражение лица Мирославы мгновенно преобразились – стали обеспокоенными и очень сосредоточенными, словно она прямо сейчас просчитывала все варианты уже с учётом открывшегося этого обстоятельства и пыталась понять, чем это все грозило.

– Какого цвета? – спросила она жёстко, требовательно, и промолчать в ответ было просто невозможно.

И какая-то надежда была в её голосе.

И скрытое отчаяние.

– Синий, – и надежда перевесила. – И словно – фиолетовый, как у Фурии.

– Понятно, – явно расслабившись, ответила Мирослава, словно её устроил ответ Арана. – Что-то ещё?

А молодой Страж попытался собраться с мыслями.

– Я видел призрака.

Мирослава этому явно не удивилась, даже не смутилась абсурдности этого высказывания, словно это было в порядке вещей – она, что ли, предполагала такой вариант развития событий?

Впрочем, это же Видящая.

Чему тут удивляться?

– Кого? – спросила она только, совершенно невозмутимо. – Своего друга?

И снова – в точку!

– Да, и я в растерянности – ведь Руни – это перерождение Беззубика, как они могут существовать одновременно?

– А как ты можешь сосуществовать с Иккингом в облике Магни?

Этот вопрос ставил в тупик.

На самом деле, Аран не сумел до конца понять всю суть того феномена, которым было перерождение его собственного Разума, условно умершего, в облике его младшего брата.

– Мы разные люди, – заметил Страж, не забыв про себя добавить, что оба – живые. – И разные личности.

– Так и Беззубик – это другой Разум, не Руни, – растолковывала Мирослава ему снисходительно. – Это тоже совершенно другая личность.

– Как же так?

– Ты же Страж, пусть и сильнейший, не Видящий и уж тем более не Странник, потому и много нюансов упускаешь. Ты был прав – ты адепт Дха, Тьмы, как положено, на самом деле, в основном Небесным Странникам.

***

Как-то незаметно так случилось, что Сатин и Аран сыграли свадьбу.

Просто в один прекрасный день (в тот самый день, когда девушка только очнулась, на самом деле) Аран заявил, что раз всё равно никто не справится с трудной задачей спасения из тех ситуаций, в которые попадала она, благодаря своей просто волшебной способности находить приключения себе на голову и другим на беду, то этим и продолжит он заниматься, но уже на более законных основаниях, так как ученичество её, в большей своей степени, было окончено.

Сатин же, неожиданно, не стала возражать.

Так совпало, что было решено в один день праздновать бракосочетания правителей обоих народов – ждавший больше пяти лет Дагур более препятствий не видел, а потому развёл бурную деятельность.

Инга ему не мешала – женщина, наконец-то, наслаждалась покоем, когда она могла не бояться за себя и своих детей.

Вообще, история того, как за женщиной ушла немалая часть отказавшихся сражаться и уставших от бесконечной войны Лохматых Хулиганов, была совершенно неожиданной в плане того, что на её сторону встал, привлекая идти за собой, не только Сморкала Йоргенсон, как ещё один наследник Вождя, идущий сразу после Викара, при котором регентом была его мать, но даже Астрид.

Её решение прекратить бесконечную войну и найти наконец себе покой оказалось для народа неожиданным, но тот же Сморкала видел – всё закономерно.

Перегорело что-то в стальной Хофферсон – что-то, что не вернуть назад.

И тому, что условно мирная часть олуховских Лохматых Хулиганов ушла искать приюта у Берсерков, а не на завоёванных Стоиком островах – было тоже не удивительно.

Ведь всё держалось на Стоике.

С его гибелью – распалась громадная сила, началась грызня за власть, и только самые небрезгливые и отчаянные бросились туда, как вороны на место побоища.

Инга совершенно спокойно отнеслась к старшему брату своих детей – те, по крайней мере, его любили и безгранично им восхищались, а не принимать это во внимание было бы глупо и недальновидно, что было бы совершенно несвойственно вдове самого страшного и сурового Вождя одного из самых свирепых племён Варварского Архипелага.