Текст книги "Жить вопреки (СИ)"

Автор книги: Angelochek_MooN

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 44 страниц)

Что же, вот и всё.

Добегался.

Довоевался.

А он ведь так и не попросил у жены прощения за свою грубость.

Следом за Чёрным Воином вышел из пламени и его дракон, и горящие потусторонним зелёным светом глаза Злобного Порождения Молнии и самой Смерти прожигали душу Бьёрна.

Мужчина для вида принял боевую стойку, но он уже прекрасно понимал – бесполезно.

Неуловимо быстрое движение и…

– Прости меня, Хельга, – только успело сорваться с его губ.

…и голова Бьёрна одиноко покатилась по залитой кровью палубе, а тело его, закованное в кольчугу, которая не сумела стать преградой для колдовского меча, словно выкованного из самой тьмы, грузно осело.

– Прости меня, и да будет Мир твоей Душе, – послышался глухой шёпот Покорителя Драконов.

***

Когда он отдал приказ нападать, он сначала смутился – слишком легко.

Подозрительно легко.

Около двух десятков кораблей, из примерно сотни, практически сразу вспыхнули, однако их экипаж до последнего сопротивлялся своей судьбе, и его драконы один за другим падали в холодное даже в это время года море.

Конечно, люди были умны.

Они учились на собственных ошибках, этого у них было не отнять, и они прекрасно поняли, уже очень и очень давно, что бить надо было в крылья и хвосты.

Его самого этому учили когда-то.

«Сбитый дракон – мёртвый дракон!»

Они и били.

Те, кто упал, может быть и погибли бы, не предусмотри Аран и подобный вариант – немалая часть собранных на этом клочке земли драконов были здесь именно для того, чтобы вытаскивать раненых в безопасное место.

Но Аран чувствовал, как странным, своеобразным криком в энергии, его окружавшей, раздавался звон оборванных жизней.

Это было неприятно.

Это пьянило.

Он краем ума понимал, что это – не нормально.

Всё, что с ним происходило в последнее время, – не нормально.

Но иначе было нельзя.

Аран зло поджимал губы и наблюдал с уступа за битвой, отдавая по ментальным связям приказы, корректируя на ходу план и поначалу – не вмешивался в происходящее, изучая противника.

Не такие профессионалы, как Охотники, вот уж чего у них было не отнять – они в тех моментах всегда брали численным перевесом, причём значительным, и, конечно же, элемент неожиданности всегда играл свою роль.

Но и не неженки с более южных островов, да.

Это было плохо.

Численное превосходство всё ещё было на стороне Арана, но корабли, располагавшиеся ближе к центру, явно были оснащены лучше тех, что были по краям, и потому именно из центра методично, одного за другим, но его драконов выбивали.

Да, уже были безвозвратные потери.

И это бесило.

Так.

Держать себя в руках.

Только бы не сорваться…

Только бы не сорваться!

Видя, как его драконы, отобранные из числа добровольцев, перед которыми он озвучил задачу и спросил, кто готов был умереть за своего Короля, один за одним погибали, Аран ощущал, как его начинала душить ярость.

Луна, светившая в глаза, только раздражала.

Что же… Пришла пора выйти на сцену Алору и его «фурёнышам», а вместе с ними и самому Кровавому Владыке.

О том, что некая Армада двигалась в сторону территорий Драконьего Края, Аран знал ещё за несколько дней до того, как они добрались до самой границы – Сеть работала исправно.

За кораблями следили, рассчитывая место, в котором они пересекут границу.

Место, в котором их надо было перехватить.

И рассчитали.

И нашли.

И вот – результат.

Приблизившись к месту, назвать это полем было уж точно нельзя, битвы, Аран даже глаза прикрыл – практически родной запах крови, боли и чужого отчаяния перемешался с копотью и палёной плотью.

Запах его победы.

Горький, практически тошнотворный.

Как и сами его победы, по сути.

Но он клялся делать всё, чтобы защитить свой народ, свою стаю, которая доверила ему свои судьбы, свои жизни, свои Души, свои семьи, в конце-то концов!

И обманывать их доверие было нельзя.

Непростительно.

Он стал Кровавым, чтобы они не были больше ими.

Он раз за разом окроплял свои руки в чужой крови, чтобы это не приходилось делать его подданным, чтобы их не заставляли нападать на людей и непременно погибать.

Ведь сейчас с его стороны бились добровольцы.

Только они.

Он мог приказать, но зачем?

Чем он был бы лучше той же самой давно покойной Красной Смерти, в таком случае?

А чем он лучше был сейчас?

Неизвестно.

Конечно, его драконы были слепо верны ему, уж не знал он почему, как ни искал ответ – найти его так и не сумел, и потому могли прийти сюда, даже не осознавая, что их ожидало.

Не готовые сражаться.

Не готовые убивать.

Не готовые умирать.

Но думать об этом было уже слишком поздно – жребий был брошен, битва была уже в самом разгаре, и ничего изменить уже было нельзя.

Просто невозможно.

Они сражались за него.

И он сражался за них.

Рубил головы с плеч, колол сердца, стараясь быть милосердным в собственной жестокости – чтобы не мучились его противники, чтобы не могли их Души проклинать Арана за причиненные страдания.

Они даже не успевали ничего понять.

Ничего они не успевали.

Даже закрыться.

А вот этот успел – попросить у кого-то прощения, перед тем, как и его голова заскакала по пропитавшимся кровью, провонявшим болью и бессильной ненавистью доскам.

И Аран просил прощения.

У всех них просил.

Души были едва ли виноваты в преступлениях единственного своего Разума, и ненавидеть Души смысла не было.

Вообще ненавидеть было бессмысленно.

Глупо.

Он отпускал их с миром, желая счастья для нового воплощения.

Как в самом начале.

Великие Небесные Странники, он ведь действительно стал забывать в этой бесконечной череде жесткости, с чего он начал и для чего он всё это затеял, стал только бессмысленно проливать чужую кровь, упиваясь своей силой.

Не делало ему это чести.

Много ли чести в том, чтобы победить слабого?

Много ли чести в убийстве?

Не было времени сомневаться, и он не сомневался – от его действий зависело слишком много: жизни и благополучие, здоровье и свобода его стаи, его семьи, его Гнезда.

Аран не знал, сколько уже это длилось, не знал, скольких он уже потерял безвозвратно – все слилось для него в бесконечную череду смертей и, вот забавно, невозможно было отличить – где человеческая, а где драконья Душа решила продолжать свой Великий Путь.

Не по своей воле, конечно.

Сила всё ещё бурлила в его крови, она пьянила получше любого, даже самого дорого вина, она шептала уставшему Разуму, чтобы он перестал сдерживать монстра, живущего внутри.

Чтобы отпустил себя.

И с каждый мигом сопротивляться становилось всё сложнее и сложнее.

Может, она права?

***

Это было настоящее безумие.

Сморкала уже и отвык от того, что подобное бывало в этой жизни, и от этого становилось ещё страшнее – непозволительно расслабился, стал слишком слаб, слишком неумел для того, чтобы спасти себя.

Не ради самого себя стоило спастись – ради Забияки.

Ради их сына.

Сморкала не хотел, чтобы маленький Бранд Йоргенсон рос сиротой.

Молодой мужчина убивал драконов, как и мечтал когда-то в детстве, и делал это очень хорошо – быстро, эффективно и результативно.

В голове сами собой всплывали картины почти одиннадцатилетней давности, когда Иккинг при помощи своих уловок раз за разом побеждал на Арене, зарабатывая этим себе всеобщую любовь.

Какой малой оказалась за неё цена – всего лишь умение красиво убивать.

Какая мерзость.

И этим он когда-то хотел быть?

Этим заниматься?

Чем Сморкала так провинился перед Стоиком, что тот отправил своего самого преданного воина на верную смерть?

Этого, и только этого не понимал мужчина.

За что?

За какие проступки?

Впрочем, сейчас это было не важно.

Важно было найти у дракона, сейчас перед ним рухнувшим и ненадолго собственным падением оглушенным, ту особую точку, которая заставляла тварей отключаться в блаженстве.

Пусть.

Пока дракон не сопротивлялся, его проще было убить.

Без излишних страданий.

Он – человек, он – не зверь, упивавшийся чужим страхом и болью, чем зачастую и увы отличались слишком многие безумцы, слишком многие головорезы Стоика, особенно из числа тех, кто стал солдатами Олуха немного не по своей воле.

Он не будет мучить тех, кого можно отпустить безболезненно.

И пусть зачтётся ему это за чертой жизни и смерти.

***

Сатин с ужасом почувствовала, как её сердце стало биться в разы быстрее нормы, как непонятной природы паника затопила её сознание, и слишком много сил понадобилось на то, чтобы обуздать себя, вернуть себе контроль над собственным разумом.

После того, как почти три с половиной года назад ей довелось побывать под ментальным контролем другого Вожака, девушка стала яростно оберегать собственный разум, строя нерушимые щиты.

И научилась она этому… у Магни.

У мальчика оказался настоящий талант именно к защите своего сознания, и с него действительно можно было брать пример.

Теперь её ментальные щиты не мог пробить даже её Учитель, и именно этот факт Сатин считала наивысшим подтверждением достигнутого ею успеха, ведь Мастера Разума лучше его не знали во всём Варварском Архипелаге.

Но если это не могло быть влиянием из вне, то чем была вызвана эта тревога?

Она шла… изнутри?

Как странно.

Да, страх – практически ужас, так и не отпустил её, просто она теперь контролировала свои действия более или менее.

Но направлены они были не на себя.

А на кого?

На детей?

Нет, они сейчас мирно спали под неусыпным взором Тагуша.

Рядом с этим драконом им точно ничего не грозило – третий после Короля, даже она была четвёртой.

На Валку?

Её охранял Грозокрыл, ей едва ли могло что-нибудь грозить, ведь не была она такой уж важной фигурой в Драконьем Крае.

Не имела влияния.

Значит… На её Мастера?

Да!

Её Учитель был в беде, и, судя по всему, только ей под силу было ему помочь. Пусть это звучало совершенно глупо, так наивно, по-детски, но иного варианта она просто не видела.

Нужно было его спасать.

Защитить.

На мгновение, всего на краткий миг, девушке стало очень смешно – она собралась неизвестно куда и неизвестно как спасать своего грозного Мастера, от которого как раз таки и надо было бы зачастую спасать разумных.

Он вообще в последнее время сам не свой был.

И Алор смотрел слишком печально.

Слишком устало.

Он что-то знал?

Они что-то от неё скрыли?!

Сатин была не сопливой девчонкой, она – взрослый, сильный и умелый воин, и все эти годы на только раз за разом доказывала это своему Учителю, и видела в его глазах одобрение.

Так почему?!

Теперь её захлестнула обида.

Чисто человеческая досада.

Впрочем, всё это было теперь не важно – Мастер нуждался в ней, пусть он мог этого и не знать, но интуиция у Одарённых, даже если это не Видящие, была слишком точной, и никогда, увы, не ошибалась.

Ни один дракон не согласился бы нарушить приказ Короля помочь ей добраться туда, куда рвалось сейчас её сердце.

А приказ наверняка был.

Ни один, кроме её верной Бури.

И Шторморез даже не стала слушать сбивчивых объяснений своей названной сестры, а просто перебила её и заявила, что она в деле, только нужно было предупредить Тагуша.

Это было самым тяжелым моментом, как казалось Сатин.

Девушка, вздохнув, отправилась в дом детей, стараясь не потревожить их всегда чуткий сон, ведь ей с таким трудом удалось проследить, чтобы они легли спать, а не продолжили болтать о чём-то или читать, но последнее было больше применимо к Руни.

Дети мирно спали, и просыпаться явно не собирались – видимо, всё-таки умотались за день.

И Тагуш был всё там же.

– Присмотри за мелкими, пожалуйста, – шёпотом сказала Сатин, жалобно смотря на Фурию.

Дракон окинул её, находившуюся в лёгком боевом облачении, каким-то подозрительным взглядом из-под полуприкрытых век и фыркнул, что, по всей видимости, должно было изображать смёшок.

– Ты куда ещё собралась?

– Надо, Тагуш, – с мукой в голосе ответила Сатин честно. – Он вляпался во что-то, из чего может не выбраться.

– Вот как ты веришь в своего Мастера, значит? – усмехнулся дракон, но увидев в её взгляде что-то, всё ему объяснившее, осёкся. – Если всё действительно так серьёзно – иди. Я прослежу, чтобы всё было в порядке.

И Буря мчалась как никогда быстро, повинуясь ветру и внутреннему зову Сатин.

И вот, девушка и Шторморез с ужасом взирали на невиданную доселе по своим масштабам битву, развернувшуюся у берегов черневшего мрачной громадой внизу острова.

Отблески пламени делали тьму только более густой, полной.

Буря приблизилась к горящим кораблям и, неаккуратно открывшись, оказалась сбитой сетью, пущенной незамеченными ими ранее людьми, притаившимися на не горящем корабле со спущенными парусами – чтобы не белели они в ночи.

Шторморез со своей всадницей рухнули вниз прямо на какой-то прибрежный камень, сильно ударившись о его острые края, и, по всей видимости, дракон повредила себе крылья – по крайней мере, одно из них безвольной тряпкой висело теперь.

В воздухе резко запахло кровью.

Кровью Бури.

– Ты как, родная?

– Иди! Ему ты точно нужнее.

Несколько мгновений понадобились Сатин, чтобы прийти в себя и сориентироваться, что где и когда.

И она, не замечая фигур, бесшумно приближавшихся к оставшейся за её спиной Буре, бросилась искать своего Мастера, со странной радостью обнаружив его тоже на берегу, сражавшегося сейчас сразу с несколькими воинами, вооруженными топорами и молотами.

И ни у одного не было меча.

Только мастер на их фоне был изящным, грациозным, как кот.

Как Фурия.

И жизни он отнимал так же – изящно, практически небрежно.

Но вдруг новая волна паники, непонятно откуда взявшаяся, накрыла Сатин с головой, и она почти захлебнулась в ней, и сердце на несколько мгновений сбилось с привычного твёрдого и уверенного ритма.

Скоро!

Практически сейчас.

Вот он, арбалетчик, притаившейся в тени, и странно-знакомая фигура рядом с ним.

Мастер не видел их, увлеченный своим боем, который, впрочем, к моменту, когда Сатин практически до него добралась, уже и вовсе закончился – не было достойных противников её Учителю.

Арбалетчик прицелился прямо в спину ему, отвернувшемуся к подлетевшему Алору.

Ужас отразился на лице Сатин.

Нет!

Она неимоверно быстрым рывком оказалась рядом с Учителем, оттолкнула его, но сама уйти с траектории полёта проклятой стрелы просто не успела.

Ей не хватило всего мгновения.

С тихим вскриком она выдохнула, обнаруживая у себя в животе стрелу, оперение которой было серо-алым.

Как знакомо.

События следующих мгновений показались девушке пугающей вечностью.

Откуда-то со стороны, откуда она примчалась, послышался истошный драконий рёв, такой знакомый её слуху, такой родной и… такой безнадёжно отчаянный, затухающий.

А потом всё стихло.

Не успело её сердце сделать и удара, как Сатин настигла боль – словно что-то вырвали у неё из груди, словно ту нить, что связывала её с Бурей, кто-то разорвал с громким, просто оглушающим звоном.

Ей словно сердце вырвали, но она почему-то ещё была жива.

А потом её Учитель обернулся.

Его глаза, такие красивые, такие пугающие, но всё равно такие дорогие её настрадавшемуся сердцу, были сейчас практически безумны – столько в них, светившихся в темноте, было различных эмоций.

Он с гневом, граничащим с ненавистью, обернулся на наглеца, потенциального самоубийцу, посмевшего толкнуть его, Арана!

Но стоило его взгляду сфокусироваться на его лице, как гнев сменился удивлением, а оно – ужасом.

Сатин, охнув, осела на землю.

Свалилась навзничь.

Казалось, с каждой каплей теряемой ею крови её покидали не только силы – сама жизнь.

Стало очень, очень холодно.

Лёд сковал её всю, было не пошевелиться.

Не почувствовала она уже, как Аран подскочил к ней, схватил, прижимая к себе, как делал что-то с её раной, как укутал её в свою тёплую накидку, которую притащил Алор, нашедший её в походной сумке своего всадника.

Не слышала его бешено бьющегося сердца.

Не ощущала, как бережно её прижимали к себе.

Не донеслось до неё нежное и такое отчаянное: «Одуванчик…!»

Над её головой, подобно ледяной и непрозрачной воде, сомкнулась непроглядная тьма.

И не стало ничего.

***

Аран даже не пытался понять, откуда его бестолковая Ученица взялась на этом проклятом острове, как она умудрилась поймать собой стрелу, которая предназначалась ему, как вообще так случилось.

О, ему было глубоко плевать.

Он не стал искать стрелка, сотворившего это с его Одуванчиком.

Но зато он сумел встретиться взглядом со Сморкалой Йоргенсоном, которого узнал мгновенно, в правой руке которого был крепко зажат кинжал, и в нем Аран признал собственное творение.

Йоргенсон держал за волосы какого-то парнишку, из рук которого вывалился арбалет.

Драконий Владыка видел, как шокированно Сморкала смотрел на Сатин, которую он нёс на руках.

Парнишка-арбалетчик жалобно заскулил, но Йоргенсон был в тот миг непреклонен. Он твердой рукой прижал лезвие острого, как бритва, кинжала к горлу стрелка.

С силой надавил, сделал резкое движение рукой.

Тёплая кровь хлынула из раны на шее парнишки, чей взгляд на глазах стекленел.

Сморкала только кивнул неотрывно за этим наблюдавшему Арану.

«Спасибо за жену», – прочитал по губам Йоргенсона он.

Вскочив в седло, всё еще бережно прижимая к себе такую глупую Ученицу, умоляя её держаться, совсем немного потерпеть, и он найдёт ей лучшего целителя, спасёт её, только бы она не оставляла его, не давала ему повода продолжать эту бессмысленную жестокость…

– Пусть уходят! – приказал он драконам, начавшим преследовать отступавших людей.

И все повиновались.

***

Гриммель сидел и обдумывал то, во что вылился этот странный заказ, и пути выхода из той ситуации, в которой он оказался по вине собственной самоуверенности.

Он сделал несколько выводов из просмотренных воспоминаний выживших в той бойне.

Конечно, ему не было жалко армаду, посланную им буквально на убой – наспех собранная, она состояла не из верных ему людей, а из новичков, да и досталась она мужчине практически даром – опыт Лохматых Хулиганов был заразителен, однако, так что туда ей и дорога.

За информацию, которую он получил благодаря этой, с позволения сказать, битве, он мог отдать ещё столько же кораблей и людей – она была почти бесценна.

И он не мог выяснить её иными способами.

Увы, то сумбурное нечто, что удалось просмотреть Гриммелю в голове Дневной Фурии было едва ли годно для того, чтобы хотя бы попытаться что-то понять.

Даже она сама не понимала ничего.

Конечно, ведь ей перешили память, затирая целые куски и рисуя новые, путая и сводя с ума эту дурёху ещё больше.

Что это значит?

Значит, поработал Мастер Разума, причём очень опытный, сильный, и при этом – человек, больно уж на человеческий манер, пусть и крайне похоже на драконий, сделаны ложные воспоминания.

Тот, кто их создавал, явно знал поведение и привычки драконов куда глубже любого другого человека, но при этом словно специально оставил зацепку для другого Мастера.

Это был вызов.

Значит, неизвестный Мастер, предположительно – «Покоритель Драконов», некто Аран, уверен в своих силах.

Что же, недооценил он щенка Стоика.

Видимо, его прежняя личность действительно умерла, и теперь многие предположения Гриммеля, касавшиеся всадника последней Ночной Фурии, можно сразу же было назвать ошибочными.

Это всё усложняло.

Но делало игру интереснее.

Далее. Фурия всё-таки не последняя, и откуда взялись ещё эти твари, мужчине было совершенно непонятно – но явно это не уроженцы Варварского Архипелага, ведь местные Фурии и выглядели немного иначе, и вели себя несколько по-другому.

Однако их наличие отрицать нельзя – минимум трёх этих порождений Бездны видели выжившие.

А сколько их было на самом деле?

Оставалось только гадать.

Следующее… Его старания не прошли даром – перестав рождаться на свет Фуриями по причине резкого снижения численности оных, Души стали приходить в мир людьми, и это наглядно демонстрировалось тем, что у Арана Талика было четверо Учеников, и все они – Одарённые.

На такое количество времени, да ещё и при условии того, что все они – примерно ровесники, дети практически одного поколения, пятнадцать лет – не разница, да ещё и примерно из одной местности – громадная цифра.

Пять Одарённых.

Пять очень сильных Одарённых и неизвестное количество слабых.

Гриммель мог себя поздравить.

И последнее. Противник оказался намного сильнее, чем предполагалось ранее, но не означало, что мужчина отступится и бросит начатое, особенно теперь, получив наглядное доказательство успеха свой теории.

Нет, он теперь из принципа завершит начатое.

Просто пойдёт иным путём.

***

Она с удивлением осознала себя стоящей на странной дорожке, словно отлитой из стекла, или сложенной из горного хрусталя, в непонятном месте – всюду, насколько хватало взгляда, было бесконечное пространство звёздного неба, но оно было и внизу, и сбоку.

Куда ни глянь.

Она словно оказалась в этом самом небе.

Это было жутковато, странно и совершенно необъяснимо, ведь Мастер ей много раз рассказывал, что не существовало никаких богов, а потому и связанных с ними мест и вещей.

Да и сама она много раз читала различные дневники странников, которые описывали подобное.

Но подобных мест там не было.

Может, было просто запрещено рассказывать о том, что в таких случаях происходило, или, например, те, кто тут побывали, всё забывали…

Про то, что отсюда могло не быть выхода, она думать не хотела.

А кто – она?

Собственное имя в памяти было расплывчатым неясным, и только образы возникали у неё в голове, и совершенно никаких слов, их описывавших, называвших.

Одуванчик.

Вот и всё.

Но что же это значило?

Но, тем не менее, это было уже что-то, и потому она решила пока не заморачиваться с этим и отправиться вперед – редко какая дорога не приводила в свой конечный пункт, может, она куда-нибудь и выйдет.

Разглядывать дорожку, по которой она шла, было интересно, но ни один из символов, вырезанных по краям, она не понимала, хотя прекрасно помнила, что уже видела их когда-то.

Да.

Видела.

Но попадались и знакомые.

Первый алфавит языка Древних – он был больше похож на руны, и каждый знак в нём мог читаться и как слог, и как отдельное слово – в зависимости от контекста.

Она более-менее могла разбираться в новом алфавите, примером которого были символы на её кулоне, и даже с горем пополам, но она могла читать тексты на этом языке, пусть о значении многих слов ей приходилось только догадываться.

Проще было читать тексты, где были смешаны разные языки.

А Мастер её знал Язык Древних лучше.

Намного лучше.

Впрочем он и её научил многому.

Abesh.

Dha.

Satin.

Или вот – Talik.

Она (Одуванчик?) и сама не заметила, как вышла на странную, но до боли знакомую площадку в форме круга, от каждого из сегментов которого отходили по такой же тропинке, как та, по которой она, собственно, и пришла.

Этот Круг был и Великих Библиотеках, и на Пике Совета, и в Зале Инициации в Старшем Гнезде.

Она встала в самый центр площадки и вздрогнула, услышав за своей спиной биение чужого сердца, ровное и размеренное, спокойное, пусть дыхания и не было заметно.

Она обернулась и увидела перед собой странную девушку.

Она казалась осколком первозданной тьмы, обретшим человеческое лицо.

Симпатичное лицо, кстати.

И знакомое, почему-то.

Словно светящиеся изнутри фиолетовые глаза, которые под разными углами отливали и артериально-алым, и небесно-голубым, и сапфирово-синим, внимательно изучали её лицо, но не было в них ни насмешки, ни угрозы, только интерес и малая доля сочувствия.

– Ну здравствуй, Сатин, Ученица Арана Талика.

И она вмиг вспомнила всё.

И то, что с ней произошло, и то, кто она такая, всю собственную жизнь, все её подробности, и лицо собственного Мастера.

И своё имя.

Сатин.

– Кто ты? – тихо, чуть хрипловатым от долгого молчания голосом спросила она.

– Неужели не узнала?

А у незнакомки был приятный голос…

И вдруг она изменилась, образ её потёк, и волосы, подобные смоли, стали цвета соломы, глаза окончательно приняли оттенок ясного полуденного неба, и только лицо и одежды, которых было не разобрать, не изменились.

А этот образ ей был знаком.

– Мирослава?

– Верно, Упорная Страж.

– Но где мы?

– Ответ зависит от того, куда ты хочешь. И что ты хочешь.

Комментарий к Глава 6

Два часа ночи у меня на часах, завтра к первой паре, я только дописала главу, кажется побила только вчера мною же установленный рекорд…

Так что я жду отзывов, ребят)

Арт к главе:

https://vk.com/wall-147969315_51

========== Глава 7 ==========

Отчаяние, окутавшее Арана в тот миг, когда он понял, что теряет Ученицу, к которой всей душой прикипел, которую едва ли не считал своей собственностью, без которой уже и не мог представить своих мирных и ровных будней, было невозможно описать.

Ни словами, ни мыслями.

Мчась, одному Небу известно куда, только бы прочь от проклятого острова, и аккуратно прижимая к себе показавшуюся ему вмиг такой хрупкой, словно фарфоровой, Ученицу, Аран молился только об одном – успеть.

Успеть помочь.

Успеть спасти.

Когда-то он уже не успел – всего нескольких минут ему не хватило, но они стали для него и для Беззубика роковыми.

Он не мог позволить себе ещё раз так ошибиться, просто не имел права – он уже давно не наивный и миролюбивый мальчишка с большим и добрым сердцем, с открытой миру драконьей душой, в которую не преминули плюнуть все, кого он знал.

Он не имел права опять потерять.

По всей видимости Алор лучше сейчас знал, куда стоило лететь, где можно было найти теперь помощь, а потому Аран не отвлекал его, не подгонял, пусть и безумно хотелось попросить ускориться.

Но он знал, что Алор и так выжимал всё из своих весьма немалых способностей.

И даже чуть-чуть сверх этого.

«Сила, небом дарованная, Разум отнимет!»

Ну почему, почему он не прислушался к словам Видящей?! Ведь его честно предупредили, предостерегли и даже указали, откуда ждать беды, откуда придёт к нему несчастье!

«Не давай огню в твоём сердце ослепить тебе глаза!»

Именно Огонь, именно свет ослепил его, а не Тьма, как бы то не твердили суеверные и крайне религиозные, к удивлению парня, люди.

И не только люди.

Свет.

Не тьма.

А он ведь сначала слушал наставления Мирославы, следовал её словам – и помнил, для чего всё это вообще затевалось, ради кого он всё начал и почему он сумел столького достичь.

Вспомнил, как сам не принимал излишней жестокости.

Вспомнил, как ненавидел людей, его окружавших, именно за эту необоснованную ничем жестокость, за наслаждение убийством, за жажду крови и рождённых из неё побед.

Побед на костях и грязи.

Почему он позволил себе забыть?

Какое он имел право забывать?!

Что бы сказал на это Беззубик? Не Руни, выросший на глазах у Арана, под его чутким присмотром и, несмотря ни на что, хоть и имевший своё мнение, но, увы, во многом, практически во всём, следовавший указаниям своего названого брата, а именно его Беззубик.

Его брат.

Его наставник.

Нет.

Он был братом и Мастером именно Иккинга, пусть тот и не знал об этом тогда.

Беззубик никогда не был знаком с Араном.

Он никогда не был знаком с ним, с Араном, с каждым днём, с каждым мгновением, казалось, становившимся всё более жестоким и циничным, перестававшим считаться с чужим мнением, кроме собственного, перестававшего ценить чужие жизни, кроме жизней избранных для него Разумных, навязывавшего всем и вся свою Волю, запугивавшим целый Архипелаг и даже больше.

Всё так же холодно и равнодушно светила луна.

Всё так же спокойно и безмятежно было черневшее внизу море.

Всё так же не подавала признаков улучшения своего состояния Сатин.

Никто не заметил, и ничто не стало свидетелем того, как вновь рухнул его мир, как в который раз наступил его собственный, никем не увиденный конец света, как разрушилось всё то, чем он жил и во что верил годами.

Опять.

В который уже раз.

Всё – зря.

Всё – напрасно.

То, для чего всё это затевалось, то, ради чего начал он своё триумфальное восхождение к самой вершине, то, ради чего Аран вообще возложил на себя ответственность бытия Королём Гнезда, очень и очень большого Гнезда, уже давно не было тем, к чему шёл он теперь.

Он потерял себя.

Кровавый Владыка.

Да, Иккинг уже много лет как умер, но хотел ли он, чтобы его последователь, его… наследник? стал так зваться, и при этом – заслуженно, нисколечко не преувеличенно?

Не хотел бы.

Только не этого.

Аран сухими и, казалось, больше неспособными плакать глазами смотрел куда-то в сторону горизонта, на котором уже начинала заниматься заря, и он с ужасом и, одновременно с этим, с мстительным по отношению к самому себе, удовольствием, понимал, что готов был прямо сейчас променять всю имевшуюся у него власть на жизнь для своих родных и на свободу.

Нет больших рабов, чем Короли.

Те – или слуги своего народа, или своих амбиций, или собственного безумия.

Так или иначе, тем или иным образом, но он прекрасно попадал под это правило – всё происходившее за последние месяцы, если даже не годы, это только, увы, подтверждало.

Он сам был виноват в сложившейся ситуации.

Сам.

Только он.

Аран, замерший и даже, казалось, переставший дышать, вдруг ощутил, словно оказался в бескрайнем тёплом море – воды не ощущалось, но её давление – очень даже да.

Та самая энергия, что он видел раньше, медитируя.

Она – всюду.

Она – во всех живых, во всём на этом свете, в каждой частичке этого мира.

В каждой частичке его самого.

Эта энергия словно струилась внутри него – потоками ничем не сдерживаемой лавы, обжигая и причиняя боль, но отрезвляя его от того кровавого угара, в который он погрузился, и давая понять – она есть, она тут.

Она с ним.

Что ему лишняя потерянная капля?

Но его Одуванчику она нужна – и он отдавал её, силой собственной Воли заставлял энергию переплавляться во что-то неведомое ему, не позволяя жизни покинуть тело девушки, не давая ей уйти дальше по Великому Пути.

Она ещё не завершила этот.

Она ещё здесь нужна.

Глупая…

Вдруг доселе только смутно темневший где-то там, вдалеке, но теперь – стремительно приближавшийся силуэт острова оказался вполне себе знакомым, обернувшись очертаниями родины Дагура, домом Видящей.

Домом Мирославы.

Как же он сам не догадался, что именно к ней, к гениальной целительнице, к обладательнице сравнимой только с его собственной силы нужно было идти за помощью?!

А Алор догадался.

Алор вообще всегда был мудрее и рассудительнее Арана – по сравнению с ним, тоже ещё совсем молодым, он казался просто импульсивным мальчишкой, наделённым уже вовсе недетской властью.

А, может быть, так оно и было.

Просто мальчишка.

Мальчишка, возомнивший себя вершителем чужих судеб, сам оказался неспособен справиться хотя бы с собственной судьбой.

Чего стоила вся его сила, если не могла она вылечить Сатин, пострадавшую по глупой, до безумия досадной случайности, по его, именно его, Арана, ошибке, оплошности.

И винить некого было.

Только себя.

Только свою самоуверенность.

Только свою гордыню.

А Мирослава… Она стояла на небольшой полянке, которую обычно использовал как место для посадки её Хранитель, в самом её краю, оказавшаяся в тени, отбрасываемой горами под лучами восходящего солнца.