Текст книги "Жить вопреки (СИ)"

Автор книги: Angelochek_MooN

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 44 страниц)

Оборванная связь – а болела в груди именно она – вновь заныла тупой болью.

И снова в глазах защипало.

Горе утраты вновь захлестнуло юношу… нет, сейчас – потерянного и одинокого мальчишку, с головой.

Иккинг упал на колени и спрятал лицо в руках, не показывая гостье своих слёз. Почему-то только сейчас он почувствовал себя по-настоящему в безопасности, но столь же по-настоящему одиноким – никто, совершенно никто не мог прийти ему на помощь, утешить его, подсказать, как жить дальше… Так больно ему не было даже в миг Последнего Прощания с другом.

Но возможность хотя бы доверить своё горе ещё кому-то грела сердце.

Теперь было не так страшно.

Теперь он только желал обнять Змеевицу, уткнуться в её чешуйчатую, шершавую, тёплую шею. Дракониха, отчего-то смутившись, села рядом с юношей, прижалась к нему, укрыла крылом, словно обняла маленького, неразумного ребёнка.

Она утешала.

Чужого детёныша.

Вот оно – главное отличие людей и драконов. Для дракона не было чужих детей.

Не было чужого горя.

– Почему ты плачешь, детёныш?

– Если судить по твоей логике, то я лишился своей стаи, – через силу прошептал Иккинг, пытаясь преодолеть вновь вставший в горле комок.

– Неужели Фурия погиб?

Чужой шок и неверие обожгли нервы. И сразу такая сбивающая волна сострадания окатила его, столько искреннего сожаления… Словно бы сестра плакала по погибшему брату. Или мать по не вернувшемуся из боя сыну – он часто видел таких вмиг постаревших, но всё ещё не до конца поверивших в произошедшее горе женщин.

– Он защитил меня, – с горькой, болезненной гордостью за друга сказал юноша.

Действительно защитил.

Отвлёк на себя внимание, перевёл гнев викингов на себя, делая всё, чтобы «дикие, злобные люди» не обидели его друга, не навредили ему.

У Иккинга никогда не было старшего брата. Говорят, Валка, мать Иккинга, была беременна, но первенца своего потеряла. Причины этого несчастья остались в тайне, и никто никогда не говорил с ним на эту тему. Но известно только одно – первый, так и не появившийся на свет ребёнок, погиб не от драконьих когтей и клыков, а от людской, не знающей пощады стали. Потому же родители изначально дико боялись за него, за Иккинга, родившегося раньше срока.

Разве что Сморкала мог ещё хоть как-то быть назван братом, но он был не настолько и старше, да и был только троюродным. С его стороны никогда не было проявлено родственных чувств, он с презрением и насмешкой относился к Иккингу, подначивая на подобное отношение к нему и остальных ребят. Хотя юноша всегда радовался успехам Сморкалы, как и остальных своих соплеменников.

Но так к Иккингу никто не относился. Даже не снисходительно-покровительственно, а… Он не знал, как это назвать.

За считанные недели Беззубик открыл ему больше, чем люди за пятнадцать лет.

Он отдал свою свободу, свои знания, свои тайны и даже свою жизнь… А взамен Иккинг не мог дать ничего, кроме собственной преданности и великой благодарности…

– Тебе больно… – это был даже не вопрос, это было утверждение. – Не печалься, отпусти его. Беззубик уже предстал перед Небесными Странниками и продолжил свой Путь в новом своём воплощении. Возможно, вы ещё встретитесь. По крайней мере, За Чертой вы точно найдёте друг друга.

Да, Иккинг помнил, как рушился его мир, когда Беззубик рассказывал о вере драконов. О Небесных Странниках. От мысли о том, что ни Одина, ни Тора, ни Локи, ни Хель, ни самого Асгарда не существовало, ему становилось как-то пусто внутри.

Всё, во что он искренне верил, оказалось ложью.

Заблуждением.

Конечно, он знал о том, что южане верят в других богов, а многие люди с Большой Земли и вовсе в одного Бога. Но это были только разговоры, только слухи и сплетни…

Подобные мысли приводили в ужас и одновременно заставляли чувствовать некий столь же ужасающий, иррациональный восторг. Он в тот миг ощущал себя едва ли не пророком, носителем древнего и тайного, недоступного большей части живых, Знания…

Набатом гремели в голове слова Беззубика.

Не было смысла приносить все те кровавые жертвы, столь часто практиковавшиеся у множества самых разных народов, не было смысла молить своих божеств о помощи – их просто не было. Они бы никогда не пришли и никому бы не помогли.

Кровь убитых во славу богов была пролита зря.

Как и всегда.

Верить в то, что мёртвые не будут пировать в чертогах Вальхаллы вместе с прославленными воинами прошлого, а вернутся в мир уже другими людьми с другими именами, было проще.

И легче.

Мысль о том, что Смерть – не конец, а лишь передышка, небольшая остановка, исцеляла душевные раны.

И Иккинг отказался от Богов, всем сердцем поверив в Небесных Странников. И это небольшое напоминание согрело душу, помогло вновь вскрывшимся ранам в душе обратно затянуться. Ничего не было кончено – всё было ещё впереди.

– Спасибо, – прошептал Иккинг, уткнувшись и обхватив шею драконихи, обняв.

– Детёныш не должен быть один. Пошли со мной, – вдруг сказала Змеевица. Какая нежность, какая жалость исходили от неё…

– Да, забери меня отсюда! – воскликнул Иккинг, увидев свой шанс начать новую жизнь и не желавший его упустить.

– Конечно, малыш. Кстати, меня зовут Айвайин’ик.

– Как?

– Зови меня просто Айва, полное имя предназначено для чужаков, – осознав свою оплошность ответила Айва. – Ты теперь часть моей семьи, верно, малыш? Как тебя называть?

Хороший, однако, вопрос.

Юноша хотел было сказать имя, данное ему от рождения. Тем более что он продолжать мысленно называть себя Иккингом. Ну не мог он просто избавиться от этого имени!

Но Иккинг погиб в том проклятом овраге, остался рядом со своим мёртвым другом. А тот, кто сейчас сидел рядом с Айвой, не был Иккингом. Точнее, был не совсем им.

Имя – последнее, что у него осталось от семьи.

От матери.

Ведь именно она провела ритуал имянаречения. Но он её даже не помнил. Знал её только по рассказам отца и Плеваки. Но Беззубик… Он совсем недавно был так близко. Он никогда не исчезнет из его памяти!

Вдруг юноша вспомнил, как Беззубик иногда называл его Аран.

«Вод! Вод’ика Аран!»

Эти странные слова слишком часто замещали его собственное имя.

Они были словно оговоркой. Словно он обращался не к нему или просто перепутал имя… Это странное, непривычное имя прочно ассоциировалось с теплыми днями в овраге, с первым полётом…

– Называй меня… Аран, – наконец произнёс Ик… Нет. Теперь уже точно Аран. Надо было привыкать к новому имени.

– Аран? – чему-то сильно удивилась Айва. – Замечательно!

Аран встал и пошёл к своей корзине с вещами, подхватил её, вернулся…

Змеевица внимательно следила за юношей с нескрываемым интересом. Она не хотела признаваться даже себе, но ей были безумно интересны люди. Их повадки, привычки. Она, конечно, расспрашивала родителей, но они тоже не могли ответить ей на её вопросы.

На улице сгущались сумерки. Вечерняя свежесть приятно холодила кожу. Аран пытался понять, сколько же времени прошло, но так и не придя к однозначному выводу, он махнул на это дело рукой.

Змеевица вновь присела и приглашающее указала головой себе на спину. Юноша только кивнул и, поправив лямки своей корзины, ловко взобрался на спину к Айве.

***

Мирослава, бледная и растерянная, вышла на улицу – кошмары не желали прекращаться, мучая девочку каждую ночь, не давая ей нормально спать. Девочка осунулась, летнее солнце словно и не касалось её кожи, не оставляя на память и следа загара, которым могли похвастаться любые ребятишки, да и взрослые тоже.

Несколько месяцев прошло с того момента, как ей почти каждую ночь стали являться во сне Юноша-Всадник и его Крылатый Змей.

Но в эту ночь вероятности вновь взбесились, отсекая навсегда десятки не самых плохих, а даже весьма счастливых вариантов, и в каждом из оставшихся были беспросветное отчаяние, безысходность и невыносимое, кричащее одиночество Юноши.

Крылатый Змей мёртв.

Это Мирослава поняла без особого труда. Да и как ещё можно было интерпретировать мёртвого, расчленённого Змея и плачущего перед ним на коленях, кричащего и вырывающегося из рук людей Юношу?

Если раньше половина вероятностей была зелёно-голубой с редкими вкраплениями жёлтого и серого, то теперь почти все варианты были чёрно-алыми, с теми же серыми пятнами, только серый этот был не серебро – пепел сожженных островов и селений.

Было страшно.

Добрый Юноша в её видениях превращался в кровавое чудовище, по ошибке называемое человеком, убивавшего без малейшего зазрения совести любого, кто вставал у него на пути. И не было от него спасенья, не было Витязя, способного ему противостоять…

И самое ужасное – такое поведение было совершенно не свойственно прежнему Юноше.

Но его сломали.

Убили вместе с его Крылатым Змеем, оставив только по глупости считаемую живым человеком оболочку.

Было страшно наблюдать за рождением Монстра и не иметь возможности хоть как-то этому помешать – теплом и лаской, добрым словом и искренней поддержкой в столь трудный миг.

Люди в селении шептались за спиной, что это уже не она, Мирослава, нежить, злой дух, забравший тело пропавшей в одном из походов в лес девчонки.

Радмир в меру своих юношеских сил старался пресекать подобные разговоры, да кто только станет слушать его, сына простого гончара? Были бы они хотя бы детьми одного из дружинников Князя, то было бы проще.

Радмир честно выслушивал откровения сестры и страдал оттого, что не способен был ей хоть как-то помочь.

Девочка, всегда здоровая и сильная, чахла у него на глазах, увядала, как цветы и трава с наступлением осени, и он не мог её спасти. Приближавшаяся зима никак не облегчала их страданий.

И чем чаще юноша слышал шёпотки за спиной, видел косые взгляды в сторону его сестры, тем сильнее он ждал весну – ведь именно с ней, родимой, можно было уйти.

Просто забрать сестру и уйти.

Возможно, стоило побольше времени проводить со своим конём, раз такое дело. Два года назад Радмир, словно чувствовал что-то, забрал себе одного жеребёнка – молоденького совсем, забавно покачивающегося в поисках равновесия, путающегося в собственных длинных ножках.

Все говорили про жеребенка – слабый, не выживет.

А поди ж ты, выжил. Да ещё и вымахал в красивого, тонконого, стройного и сильного жеребца.

Юноша сам выхаживал больного детёныша, да и Мирослава помогала немало в этом деле благородном.

Вот и выходит, что здоровые, сильные на вид – мрут, а те, в кого никто не верил – живут и радуют глаз своим близким. И Радмир всем своим сердцем надеялся, что и это вечное и простое правило распространится и на его сестрёнку.

***

Полёт…

Сколько всего помещается в этом коротком слове.

Безграничное чувство свободы, великолепное ощущение принадлежности ко всему этому миру и проскальзывающее в редкие моменты одиночество…

Глупые и пустые человеческие слова не могли описать этого ощущения.

Да и не было в этом необходимости. Как объяснить слепому, что такое радуга, или, например, закат? Как описать глухому шелест леса, шум прибоя и пение птиц? Как рассказать человеку о том, каково это – иметь крылья?

– Беззубик рассказывал о том, что жил в Гнезде Красной Смерти, – разбил повисшую уютную, какую-то доверчивую «тишину», которой вой ветра и стук крови в ушах быть не мог по определению, Аран. – Вы были из одной стаи?

– Что? – сильно удивилась Айва. – Нет, мы жили в разных стаях. Моё родное гнездо находится далеко на Востоке, на Большой Земле.

Теперь настала очередь Арана удивляться.

– Что же ты здесь делаешь, так далеко от дома?

– Путешествую, – последовал ответ. – Мои сородичи всегда, достигнув взрослого возраста, отправляются в Странствие. Это древний обычай. Если дракон умён и силён, он вернётся домой. Если нет – погибнет. Однако иногда драконы, прошедшие обряд, возвращаются в приглянувшиеся им места и основывают собственные гнёзда.

– Ты была знакома с Беззубиком?

– Я? Лично не была, но много о нём слышала от сородичей. Только самые смелые, а зачастую отчаявшиеся Фурии присоединяются к другим стаям. Фурии не любят чужаков и очень ценят семью, не подпуская к себе всех остальных. Но более преданных друзей не найти.

– Беззубик мне этого не рассказывал, – пробормотал Аран.

Вновь повисло молчание. Каждый думал о своём.

Юноша никогда по-настоящему не задумывался о том, насколько сильно отличается драконий разум от людского. И сколько из этого отличия вытекало конфликтов и непониманий…

Только самым странным людям, по так и никогда не озвученному мнению народа, хочется свободы. Люди ценят стабильность, комфорт. Вроде и считают себя высшей ступенью природы, а остальных – дикими зверями, а по сути, они те же звери, управляют ими те же инстинкты. Вкусно поесть, сделать потомство и желательно не прилагать для этого никаких усилий.

Много ли есть на свете людей, которые могут бросить всё и отправиться в странствие? Не изгнанных, не бежавших, а именно по собственной доброй воле ушедших по ведущим в неизвестность тропам. Но так поступить может человек, которому нечего терять. Который не обременён привязанностями. Который не может назвать, где же его дом…

Всем людям нужен свой дом. И нельзя сказать, что это плохо. Разве плохо, когда тебе есть куда возвращаться, когда тебя там ждут?

У Арана дома не было. У него не было привязанностей, не было больше родного края. Ушедший из стаи дракон основывает свою собственную… Может, и ему так поступить? Найти таких же изгоев, которые поймут и примут его? Которых он сумеет повести вперед, в новый, изменившийся мир?

– Люди такие странные. Придумают себе множество богов, хотя большая часть видимых ими явлений можно легко объяснить, – вдруг пробурчала Айва, видимо, просто размышляя вслух.

Подобные мысли приходили в голову и ему, особенно после знакомства с Беззубиком. Однако всё-таки трудно избавиться от того, во что верил всей душой. Легче меняться постепенно, медленно и, возможно, даже незаметно…

Ему такой возможности не дали.

Что же… Что нас не убивало, делало нас сильнее, верно?

Значит, подобные потрясения он будет легче переносить в будущем.

– Если честно, то я почему-то сразу принял вашу веру, – доверительно сказал Аран.

– Просто есть драконы столь древние, что они помнят Третье Пришествие Небесных Странников. А люди всего лишь желают найти объяснение увиденному и придумывают себе богов, – как неразумному птенцу объяснила ему Змеевица.

– А Небесные Странники – не боги? – с недоумением спросил юноша.

Только этот момент его всегда смущал в рассказах Беззубика. Он не осмеливался уточнить, почему-то останавливался на полуслове, даже начав задавать этот вопрос.

– Не в том смысле, который вкладывают в него люди. Небесные Странники – Хранители нашего мира. Одного из множества других миров. Они никого и ничего не создавали. Небесные Странники – Души полностью прошедшие Великий Путь.

– Души? Не сами драконы или люди?

– Есть множество других разумных созданий, но они живут не в нашем мире. Именно Души. Душа помнит все свои Странствия – разум меняется каждый раз.

Это не укладывалось в привычное мировосприятие.

Не один мир, не два и даже ни девять…

Множество миров!

В свете этого одна единственная человеческая жизнь стала казаться Арану ещё более жалкой. Да и отделять Разум от Души у людей не принято. Все мысли должны были бы оставаться даже после физической смерти, но, если Душа не есть Разум, то, получается, после тела гибнет и личность? Или Душа есть нечто более высшего порядка, чем разум, и потому совмещала в себе все личности, которыми она была? Или Душа с личностью вообще никак не связана?

Ещё один интересный момент, над которым Аран никогда не задумывался – Души, прошедшие Великий Путь.

Что с ними случается?

И со всеми ли?

– То есть любой… разумный может стать Небесным Странником?

– И станет. Но только пройдя весь Путь и оказавшись За Чертой. Но только если они не будут низвергнуты в Бездну. Великий Путь занимает тысячелетия. Сто сорок четыре жизни всё-таки… Поэтому Небесных Странников для нашего мира так мало. В других мирах их, конечно, примерно столько же. Вот только Миров бесконечное количество, а значит, и Разумных столько же. Лишних не будет.

Да, Беззубик рассказывал и про Черту, и про Бездну. По его словам, Души, совершившие такие грехи – пошедшие против самой Жизни, или не пожелавшие получить Искупление ради безопасности Миров, попадали в Бездну.

Как понял Аран, Бездна – некий мир, находящийся за пределами понимания вообще всех разумных. Никто не мог сказать, что это был за мир, как он был устроен и что в нём происходило, ибо поведать об этом могут только побывавшие там, а из Бездны не возвращались.

Возможно, это собственный разум Души? Мир, внутри неё самой?

Мир же, находящийся За Чертой, которая отделяет Странствия от Покоя, был местом, где Душа, прошедшая Великий Путь, проходила очищение и…

Никто не знает, что с ними было дальше.

Возможно, они просто растворялись в Хаосе, возможно, становились сущностями более высокого порядка, возможно ещё что-то. Но легенды гласили, что именно из Мира-За-Чертой пришли в миры первые Небесные Странники.

– Невероятно… – вырвалось у Арана.

– Конечно! А самое интересное, что зачастую люди перерождаются только людьми, а драконы только драконами, – сказала Айва, хитро скосив глаза на юношу. – Но есть и те, кто перерождался в различных обличьях.

– О чём это ты?

– Я думаю, ты один из таких Стражей. Поэтому ты очень удачно выбрал своё имя*.

– Не знаю… Мне словно что-то шепнуло на ухо его, вот я и сказал, – растерянно ответил юноша.

– Вот и нашлось объяснение твоим способностям, Аран! – вдруг воскликнула Айва.

– Да?

Он никак не мог понять, что же имела в виду Змеевица. Но перспектива узнать происхождение своих крайне необычных для простого человека способностей, несомненно, манила. Неизвестность порою пугала людей больше смерти. Аран был не из их числа, но непонимание его невероятно раздражало.

Если что-то даже о себе не знать, то можно неверно оценить свои силы и просчитаться. И ладно, если от этого пострадает только он сам, а если с собой на перерождение он утянет и ещё кого-нибудь?

Представив, что ему вновь может довестись пережить подобную потерю, Аран нахмурился. Конечно, это неизбежно. Кто-то рождался, кто-то умирал, это естественный процесс, круговорот Душ, и бояться его не следовало.

Но это мало помогало уменьшить ту боль, ту пустоту, что оставалась на месте ушедшего. И слёзы… Которых он когда-то так стыдился. Которые он ещё совсем недавно считал признаком слабости.

Теперь он понял.

Плакать не стыдно.

Какая разница, что думали о тебе, когда всё внутри рвалось и переворачивалось, когда душу тупым ножом резало, когда перспектива собственной смерти не пугала и сулила хоть какой-то покой и не-отчаяние, была очень даже выходом, а не глупостью?

Просто, слёзы – это слишком личное. Слишком глубокое и откровенное. То, что не покажешь чужому.

Слёзы… Вы ли сейчас стекали вниз по щекам? Или это донесённые ветром до его лица брызги моря, над которым они пролетали?

И вдруг для Арана всё словно смолкло.

Исчезли мысли, остались только ощущения.

Море!

Колышущаяся синяя гладь под ними словно вовсе и не имела берегов. Огромное лазурное небо казалось таким светлым, таким глубоким на фоне тёмной, холодной воды. На горизонте, куда ни глянь, не было видно ни островов, ни кораблей.

Зато вон там! Из-под воды вынырнул дракон с длинной тонкой шеей и массивной головой.

Аран помнил его по Книге Драконов.

Кипятильник.

Или вон те чайки… Белые точки вдали…

Жизнь!

Она повсюду!

Она есть, куда ни глянь! И нет смысла думать о себе. Их так много, а он один.

Но они живут.

Тоже живут.

И жили.

И будут жить…

– Если ты Страж, то нет ничего удивительного в твоём умении создавать ментальные связи. Ведь этот навык принадлежит не Разуму, а Душе, – вернула его к реальности Айва.

– То есть это умение моей Души? – несколько разочарованно спросил Аран.

Вот только это разочарование было не оттого, что сей талант принадлежал не ему, а оттого, что его отвлекли от созерцания этого прекрасного мира…

Мира!

Ни с самой высокой скалы, ни с корабля невозможно ощутить весь этот простор. Только тут, в воздухе, под облаками, можно понять всю необъятность его мира.

– Да, но это не значит, что ты не сможешь пользоваться и другими знаниями Души. У драконов, а значит, и у Стражей связь с Душой крепче, а потому мы зачастую можем вспоминать свои прошлые жизни, пользоваться знаниями из них.

– Занятно… – озадаченно сказал Аран. – А среди драконов есть Стражи?

– Конечно! Ночные Фурии – явный тому пример. Именно этим они и отличаются от остальных драконов. Именно потому собираются в стаи, где есть только их вид. Именно поэтому их так мало.

Фурии…

Значит, Беззубик тоже был Стражем?

И, возможно, он переродится человеком? Хотя почему переродится? Переродился. Он уже вернулся в этот мир. Он уже начал новый этап в своём Пути…

А раз так, то они обязательно встретятся!

Точно!

Аран пока не знал как, но он чётко для себя решил найти новое воплощение его погибшего… нет! получившего небольшую передышку в Пути, друга.

Он найдёт его, и они, конечно, поладят!

Обязательно поладят!

Пусть его новый Разум его помнить и не будет, но Душа-то! Душа! Она вечна, а потому должна помнить всё!

– Но почему именно «Стражи»? – задал последний возникший у него вопрос Аран.

– Говорят, что они получили благословение от Небесных Странников. Они зачастую становятся сильными лидерами, защищающими свой народ. Они становятся Aran Werda.

* Аран (от Aran, Мэндо’а) – страж, защитник. Наиболее близкий синоним на мэндо’а – Кабур (Cabur). Я решила проявить свою нежную любовь к Звёздным Войнам. Видит Сила, не сумела я удержаться от использования мандалорского языка)

========== Глава 3 ==========

Аран открыл глаза, пытаясь понять, где же он находится. Воспоминания о последних часах были смутными – непонятные цветные пятна, мешанина звуков, голосов и какого-то странного, низкого, угрожающего гула.

Сны. Дикие, непонятные, незапоминающиеся. Зеркало подсознания.

Что же творится у него в разуме, если даже во сне он не может найти столь желанный покой?

Юноша огляделся. Как оказалось, он лежал посреди небольшой полянки, на мягкой, сочной траве. Сосны стенами окружали эту поляну, устремляя свои верхушки в небо. Заходящее солнце ласково касалось их, окрашивая в золотистые цвета. Небо, ясное и холодное, казалась особенно далёким. Недостижимым.

Возможно, на открытой местности было еще светло, но полянку окутали тени вековых сосен, погружая её в приятный полумрак.

Вставать Арану совершенно не хотелось. Проморгавшись, он потянулся и нечаянно задел рукой что-то шершавое и тёплое. Быстро повернув в ту сторону голову, юноша, уже напрягшийся и приготовившийся ко всему, быстро успокоился.

Это была Айва. От неё так и исходила волнами непонятная ему радость.

– А, ты проснулся?

– Айва, где это мы? – спросил юноша удивлённо.

– В безопасности, – ответила она. – У моих друзей. Этот остров принадлежит небольшой стае Змеевиков. Эти ребята из тех, что положились на волю случая и решили не возвращаться домой.

Аран сразу вспомнил вчерашний (или всё-таки сегодняшний? сколько он спал?) разговор.

И всё же – оставить свою стаю, свою семью и поселиться в совершенно незнакомом месте… Не ради пропитания, не из-за вражды, не потому, что не можешь вернуться… странно. Для людей, за редким исключением, подобное было совершенно неприемлемо.

– Пока я летела, ты заснул. Я как-то забыла о том, что люди быстрее нас устают. Тем более детёныши. Поэтому я решила приземлиться здесь, чтобы передохнуть. До моего родного гнезда ещё далеко. К следующему полнолунию, если погода будет благоприятствовать, долетим.

Однако полнолуние было пять ночей назад. Значит, почти месяц. Но если драконы покрывают за часы расстояния, на преодоление которых викингам с их ладьями понадобились бы недели…

Понятно, почему люди с Архипелага так редко контактируют с Южанами и жителями Большой Земли. Они же зачастую просто могли и не доплыть! Ладьи и драккары викингов были не приспособлены к таким долгим путешествиям, в отличие от кораблей Южан.

– Это хорошая новость. Но… Как твои друзья отреагировали на то, что ты прилетела с человеком?

– От тебя пахнет Фурией. Они восприняли тебя, как одного из нас, – снисходительно, словно неразумному птенцу разъяснила юноше Айва.

Аран на её тон внимания не обратил и вместо этого вновь возмутился.

– Но они же видели, что я не дракон!

– Абеш и Дха посчитали, что раз Фурия тебе поверил, то значит, ты свой. Надежный. А они славятся своей подозрительностью и нелюбовью к чужакам.

– Приятно, однако.

– На пути нам придётся остановиться на нескольких островах. Сам понимаешь, без передышки никак.

– Дай угадаю: на каждом из этих островов есть драконье поселение?

– Естественно. Те наши братья и сёстры, которые не любят странствовать, стараются всё-таки селиться на пути странствий. Чтобы, если что, придти на помощь.

Это действительно было логично. И так похоже на людей… У них тоже на островах, находящихся рядом с морскими путями, были поселения.

Чем важнее путь, чем богаче корабли, плавающие по нему, тем крупнее были эти деревни.

Или города.

Чаще – города.

Если верить Айве, а не верить ей Аран просто не мог.

Чем больше юноша познавал драконов, тем больше видел сходств с людьми, несмотря на все различия.

Если честно, то это вызывало желание схватиться за голову и громко закричать.

Зачем сражаться?

Зачем ненавидеть друг друга?

Они ведь так похожи! Слишком похожи.

Хотя, возможно, это он, Аран, что-то не знал о людях. Чего-то в них не хватало. Чего-то, чьё отсутствие приводило к вечным войнам, конфликтам…

Однако, вроде войны между драконьими стаями тоже бывали. Но они не были повсеместны, не носили постоянный характер. И… И чем люди всё-таки отличаются от диких зверей? А уж тем более от очень даже разумных драконов?

Интересно, а люди с Большой Земли такие же, как викинги? Или они как Южане?

Говорили, что некоторые никогда не видели моря! Что они почти всегда находились в одном поселении и не выбирались из него.

Ненормальные.

Или счастливые?

Они считали драконов детской сказкой! Когда для викингов они – суровая реальность.

Вообще викинги, по крайней мере на Олухе, считали Южан более слабыми, ведь завоевательные походы Северян почти всегда оканчивались победой последних. Аран не понимал, зачем Южане постоянно плели интриги, пытались обманом и хитростью сделать то, что викинги делали грубой силой.

Юноша не оправдывал своих бывших соплеменников, он, как никто другой, знал все ужасы войны, как никто другой, жаждал мирной, спокойной жизни. Но разве ему кто-нибудь это позволил бы?

Но… была у викингов, привыкших действовать прямолинейно, симпатичная Арану черта – они почти не врали. Не было интриг, жизнь не строилась на обмане. Женщины сражались наравне с мужчинами, внутри одного племени все верили друг другу. И двери домов никогда не были заперты.

У Северян было всё то, что возведено в абсолют у драконов. То, чего, возможно, так не хватало людям. Если бы убрать ту зашоренность сознания… То было бы проще. То идеальнее мира придумать было бы нельзя…

Но это всё утопия, мало граничащая с реальностью.

Возможно, на Большой Земле всё будет иначе? Возможно, люди там будут другими?

– А далеко Большая Земля? – спросил, наконец, Аран.

– Она в той стороне, где восходит солнце. Отсюда туда лететь около пяти-шести дней, смотря какой дракон. Но и Чёрные Горы появляются не сразу. Нам надо пересечь Великую Равнину до наступления холодов, сам знаешь, зима скоро. Потом, добравшись до Диких Степей, надо повернуть на юго-восток.

– Но разве нельзя полететь напрямик? – удивился юноша.

– Нельзя. Если лететь по прямой, а не по дуге, то слишком велика вероятность наткнуться на большое количество людей. Там много городов, а деревень еще больше… Люди, живущие в Диких Степях, хорошо к нам относятся. Боятся, но не нападают. Многие считают, что мы – духи их предков. Впрочем, не так уж они и ошибаются. Ой, ты меня отвлёк! Так вот, уже там, в Чёрных Горах, насколько я знаю, не меньше восьми больших стай живёт. Люди туда не суются за исключением идиотов-самоубийц и монахов. Но первые быстро погибают, а вторые стараются нас не тревожить.

– Длинный путь. Понятно теперь, почему многие решают остаться на приглянувшемся островке, даже если он находится далеко от их родного гнезда.

– Трудности, если они нас не убивают, закаляют. Длительное Странствие даёт бесценный опыт, без которого просто не выжить. Слабый от природы, но опытный дракон всегда победит сильного, но неопытного.

***

Весёлый смех прошедшей мимо «стайки» девушек заставил Мирославу, сидевшую на крыльце собственного дома, немного поморщиться. Радмир знал, понял по собственным наблюдениям – у неё уже несколько дней нестерпимо болела голова, то заставляя едва ли не подвывать от постоянного и непроходящего гула, то блаженно замирать на несколько мгновений долгожданного покоя.

На коленях у девочки мирно мурчала кошка, и этот утробный звук явно был единственным, который не раздражал сейчас Мирославу, ещё сильнее осунувшуюся за последние несколько недель.

Животное так сладко щурилось, с таким наслаждением подставляло бока и шею все ещё теплым лучам всё-таки холодного осеннего солнца, что это умиротворение не могло не передаться и Мирославе, а заодно и ему самому. Сестра отстранённо гладила Мавку по серому загривку, отчего кошка стала мурчать только громче.

Девочка поёжилась от вдруг подувшего ветерка, ещё сильнее укутавшись в меховую жилетку под внимательным взглядом брата, только покачавшего головой. Юноша вздохнул и, подойдя к сестре, укрыл её тёплой накидкой и сам сел рядом, прижался к ней теплым боком, желая хоть так согреть.

Хорошо Мавке! У неё была шерсть, да ещё какая! Длинная, густая, наверняка очень теплая…

Лето уходило неумолимо, уступая свои позиции зиме – с каждой прошедшей неделей становилось всё холоднее.

С полей давно убрали урожай, отпраздновав это знаменательное событие как всегда – с размахом. Трава пожухла и перестала радовать глаз любого, кто на неё смотрел. Даже коровы ели её с неохотой, если не сказать отвращением – им теперь больше по вкусу приходилось сено, благоразумно запасённое хозяевами бурёнок ещё летом.

Да он и сам помогал на сенокосе – вместе с отцом. И потом, когда убирали с полей поспевшую рожь, даже отощавшая и ослабевшая Мирослава помогала – не хотела она быть нахлебницей.

Девочка вообще откуда-то узнала о совершенно неизвестных доселе лекарственных травах и ягодах. Она вообще стала намного больше времени в лесу проводить и бродила там одна или с Марьей и Ладой до самой осени, пока все эти травы не высохли.

Девочки тоже не понимали, откуда их подруга брала свои знания.