Текст книги "Жить вопреки (СИ)"

Автор книги: Angelochek_MooN

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

Если, конечно, его Король не прикажет не вмешиваться.

– Как же…

– Ничего не поменялось в этом мире. Иккинг, сын вождя Стоика Обширного, давно мёртв.

– Но ты стоишь передо мной.

Каждое слово давалось девушке с трудом и было похоже на камень, упавший с обрыва на твёрдую поверхность с громким стуком, который эхом разносился повсюду.

И стуком этим был звук бьющегося с невероятной скоростью сердца.

Да он задушит же её сейчас!

Что же он творит…

Её смерть не принесёт никому добра, так зачем отнимать жизнь так бессмысленно?

– Я уже другой человек. С другой семьёй, с другими друзьями и другим именем, – сказал Аран уже спокойно и отшвырнул Астрид в сторону.

Девушка, при падении сильно ударившаяся о ствол дерева, в тени которого до этого стояла, наблюдая за разговором Арана с Малой, несколько секунд лежала неподвижно, но потом со стоном поднялась на ноги, вытирая потёкшую из носа и разбитых губ кровь.

Её запах заставил зрачки Арана по-драконьи сузиться.

И это явно напугало Астрид, наглядно ей показывая, насколько её собеседник теперь отличался от простых людей, подтверждая его слова о том, что Иккинга Хеддока уже давно не было.

Но новый приступ испуга она явно подавила.

Вот!

Такая встряска ей была нужна.

Теперь она видела перед собой не внезапно воскресшего парнишку, перед которым чувствовала вину за то, что позволила ему погибнуть, а разозлённого и раздраженного дракона.

И это странным образом придало ей сил.

– Я столько лет чувствовала себя виноватой перед тобой, а ты, отродье Хель, все это время был жив!

Она вдохновенно обвиняла Арана, а тот в это время с интересом отметил, что в гневе девушки, пожалуй, все похожи друг на друга – что Астрид, что Сатин, что все остальные его знакомые.

Он уже вернул себе контроль над собственными эмоциями – его из колеи эта ситуация выбила не меньше, чем Хофферсон, но у него это выражалось не растерянностью, а агрессией.

– Мала наблюдает за вами.

– Я – Аран! – уже спокойно говорил парень, выслушивая слова Алора. Драконий Король, Кровавый Владыка и так далее. Ты же всегда ненавидела меня. Так ненавидь дальше. Это ведь так просто – ненавидеть.

– Припугни её. Пусть не лезет не в своё дело.

– Память ей стирать?

– Что за бред ты несёшь!

– Я говорю тебе истину, – машинально заметил парень.

– По ситуации.

– Понял.

– Я думала, что если ты и выживешь, то одумаешься, бросишь свою одержимость этими тварями, станешь, наконец, нормальным! Ты ведь был совершенно обычным, что с тобой произошло?!

И вновь заданный напрямую ему вопрос ввел его в задумчивость.

И что он должен на это отвечать?

– Познакомился с Братом.

– С тем отродьем Бездны?!

Захотелось довести начатое до своего логического конца, придушив дуру.

Пришлось сдерживаться.

– Это отродье Бездны бессчетное количество раз спасало мне жизнь, до последней капли крови меня защищало, пока вы, мои самые родные люди его убивали, но… Иккинг умер тогда, вместе с Беззубиком. Вы убили их.

Астрид с ужасом наблюдала за тем, как вроде бы расслабившийся и успокоившийся парень вновь стал выходить из себя, с каждым словом всё больше и больше приближаясь к ней.

– Вы убили нас, – практически прошептал он.

– Я…

– Нянчила моих брата и сестру, учила их оружие в руках держать, помогала их матери во всём, и за то я тебе благодарен. В конце концов Беззубик уже вернулся в мир, пусть и другим.

– Что за ахинея?! – возмутилась Хофферсон. – Невозможно вернуться ни из Хельхейма, ни из Вальхаллы.

– Астрид, – вкрадчиво сказал Аран. – Не существует ни Вальхаллы, ни Хельхейма, ни Тора, ни Одина, ни Локи, ни Хель.

– Ты безумец!

В глазах её светилась полнейшая уверенность в собственной правоте, в его безумии, и переубедить её было невозможно, только не теперь.

Ну, что же, это тоже можно было использовать.

Осталось закрепить результат.

– Их нет, – продолжил рушить мир девушки Аран. – И никогда не было.

– Ты просто сошёл с ума… – шептала она, пятясь и мотая головой, ведь теперь парень уже не сдерживался и больше не пытался действовать аккуратно, навязывая её разуму нужные ему мысли.

Будет подарок Стоику.

– Быть может, – покивал парень, наблюдая за производимым им эффектом. – Я уже ни в чём не уверен, кроме преданности своих Учеников.

– Зачем ты спас нас тогда?

– Олух – моя родина, хоть вы и отказались от меня, – не стал Аран делать вид, что не понял.

– Зачем забрал близнецов?

– Они сами пошли за мной, – просто ответил парень. – Сами решили.

– Зачем ты всё это делаешь, Ик… Аран?

Неужели наконец-то поняла?

Или просто смирилась?

Что же, она наконец-то стала проявлять признаки адекватного мировосприятия, не искаженного жестокой религией викингов, пусть и делала она это под влиянием воли Арана, но и это тоже было неплохим результатом.

Лучше, чем ничего.

Полезнее будет её отпустить.

– А зачем Стоик убивает, без малейшего зазрения совести, своих вчерашних союзников?

И даже ответить на её вопросы.

Пусть раскроет глаза, пусть увидит всё то, что раньше пропускала мимо себя, на что раньше не обращала своего внимания.

Может, это её даже спасет.

– Я не знаю.

– А я – знаю. Он хочет отомстить. И защитить свой народ.

– И ты тоже?

Аран наградил девушку самым тяжёлым за сегодня взглядом.

– Да. Я – тоже. Желаю отомстить и защитить свой народ.

***

За минувшие годы в их стае прибавилось ещё одиннадцать драконов, но, слава всем Небесным Странникам, только двое из них, две сестрёнки, были найдёнышами, брошенными своими родителями.

Естественный прирост у населения их гнезда стал, наконец-то, заметен.

Хеттир, вроде, радоваться должна была, что за семь лет только так мало было неразумных Чистокровных

Вести от покинувшего их вслед и за Мирославой Венту приходили редко – оно и понятно, он был на другом конце мира, по ту сторону Большой Земли, но все они, по большей части, были благими, разве что жалобы на безрассудство его Видящей были крохотной ложкой дёгтя в этом море мёда.

Да и то – с дружеской подковыркой, в шутку были эти жалобы.

Но рассказ о встрече с Драконьим Владыкой, чью жизнь столько лет видела Мирослава, с которым ей ещё до его становления таковым доводилось встретиться, заставил Хеттир почему-то встревожиться.

Девушка стала полноценным Мастером Менталистики, и это радовало, но было что-то ещё…

Словам о том, что в подчинении у Кровавого Короля были Чистокровные, старая Фурия не удивилась, но её поразило то, что Дети Ночи отнеслись к Венту, как к равному.

А всех тех, кто не высказал должного почтения Хранителю, и даже попытался что-то нехорошее вякнуть, осёк Король.

Венту много сообщил об этом самом Владыке, и чем больше узнавала о нём Фурия, тем больше хотела познакомиться с этим удивительным человеком, оказавшимся способным за семь лет создать Гнездо, в котором сейчас было тридцать тысяч драконов.

Создать!

С нуля…

Юный Гений…

Ученик Адэ’н.

Это было единственным препятствием на пути к знакомству Хеттир с этой удивительной личностью.

Но, судя по всему, он был полностью независим – такой, как он, привык подчинять, а не подчиняться, а потому крайне маловероятен был вариант того, что он был марионеткой Старейшины Высшего Совета.

Просто невозможен.

А если этот молодой Король действительно был таким, каким его описывал Венту…

Ночным Сияниям давно нужен сильный Покровитель.

***

Забияка счастливо, пусть и почти беззвучно, смеялась, качая своего сына на руках, убаюкивая его, напевая ему придумываемые на ходу песни об ожидавших в будущем её маленького Бранда свершениях и победах.

Она пела о том, каким славным воином был отец мальчика, черноволосого и голубоглазого – настоящего Йоргенсона.

И она теперь – Йоргенсон.

Самая счастливая женщина на всём Олухе!

Задирака тоже души не чаял в племяннике, всё подговаривая сестру родить Бранду братишку – чтобы не скучно мальчишке было расти.

Женщина опять смеялась, весело отвечая, что как только – так сразу.

И тогда Торстон понимающе кивал, и старался больше подобные темы не поднимать – ведь сестра смеялась, а в уголках глаз всё равно у неё мелькали грозившие скатиться по щекам слёзы.

Брат вообще для неё был опорой.

Сморкалы постоянно теперь не было дома – всё время он пропадал в походах да на колониях Лохматых Хулиганов, выполняя поручения Вождя, который, к всеобщей неожиданности, счёл молодого главу рода Йоргенсон, наконец-то остепенившегося и обзаведшегося наследником, серьёзным и ответственным человеком.

Забияка на этот счёт имела своё мнение, и оно едва ли совпадало с волей Стоика.

Ведь муж её всё ещё оставался ребёнком.

Пусть уже и в лучшем смысле этого слова.

Добрым, весёлым в круге своих, беззаботным и немного самолюбивым.

Пускай.

Всё равно, кто будет перечить воле Вождя?

Она не настолько дура.

Она вырастит своего сына достойным воином, и появлявшийся дома скорее набегами Сморкала, полюбивший, казалось, жену теперь ещё больше, будет гордиться ими обоими, а Задирака сестре только поможет (брат её был приписан к охранным войскам Олуха, а потому остров практически не покидал).

Но неспокойно было Забияке.

Вообще происходило что-то непонятное после того, как после рассказов о крушении корабля отряда Хофферсон, сочтённая тоже мертвой Астрид вернулась домой, и сразу же после этого отправившаяся к Стоику – докладывать о том, где её носило и что вообще произошло с ней и её командой.

И что она нашла.

Надо сказать, старел их Вождь – характер у него, по крайней мере, стал на редкость отвратительным, склочным, а природная агрессивность и мстительность достигли своего апогея.

А потом странный чужак…

И вот теперь Йоргенсон вновь отправился в поход.

Но куда?

И вернётся ли он на этот раз?

Сбережёт ли его Судьба?

О таких вещах Забияка старалась не думать.

Слишком страшно.

***

– Грядет что-то страшное.

– Ты уверена в этом, Адэ’н?

– Как никогда.

– Что говорят наши Видящие?

– Вероятности разнятся, постоянно меняются, и нет ни одной твёрдой, уверенной, которую можно было бы воплощать. А как только одна, или даже несколько таких появляются, то сразу же распадаются на множество мелких, не позволяя запомнить хоть какие бы то ни было детали.

– Отсутствие результата – тоже результат.

– Плохо это – нет у будущего определённости. Страшно это.

– Две необычайной мощи Воли скоро сойдутся в поединке.

– Если с одной всё ясно – это выкормыш Адэ’н, и думать тут не о чем, то кто же второй? Кто с такой ужасающей уверенностью рвёт нити вероятностей, словно и не задумываясь об их существовании?

– Говорили, Адэ’н, мы тебе, что нельзя давать столько свободы столь сильному ученику! Обладающего такой волей надо держать подле себя на цепи – чтобы он не был способен навредить себе и окружающим без прямого на то приказа.

– Цепи имеют свойство рваться.

– Что?

– Его же цепи к тому моменту уже были разбиты – он был внутренне свободен, пусть и искал себя. Он бы нашёл, это я теперь прекрасно понимаю. Удержать его было бы невозможно.

– Сломать можно каждого, Адэ’н, тебе ли об этом не знать?

– А он уже был сломан.

– В столь юном возрасте? Просто детская блажь. Глупость.

– Мы с самого начала его недооценили. Но силу его почувствовали, а потому испугались, не стали учить всему. Он не обиделся, сам пошёл вперед. Нашёл то, что ему не дали. Взял это сам, и заставить его быть за то благодарным мы уже не способны, ведь те знания он нашёл сам. Всего добился сам.

– Нет у нас возможности на него ненавязчиво надавить.

– Он попытку себя контролировать воспримет в штыки – одно дело подчиняться своему Мастеру, другое – равным. Мы ведь сами назвали его равным.

– Опрометчиво.

– Да ещё и Тагуш так подставил…

– И ведь не предал – остался служить на благо Фурий, просто под знамёнами другого лидера.

– Красиво он это все сделал.

– И ведь не добраться до него, не наказать за разглашение не самых приятных фактов, которое не надо было бы знать Арану, хотя бы до поры до времени.

– Это-то и заставило мне назвать его союзником, а не подчинённым. Иначе бы он обозлился. Нельзя так. Не стоило бы ковать себе своими же неосмотрительными действиями врага.

– Могущественного врага.

– К слову о врагах… Что конкретно сказали Видящие?

– Нет в будущем светлых красок. Только Алый и Чёрный. Захлебнется мир в слезах. Земля умоется в крови. Укутается она к траурный наряд пепла.

– Неужели всё настолько запущено? Мы ведь не специализируемся на предвидении, разгадывая тайны минувшего. Может, мы просто не понимаем всего, не видим всей картины, всей ситуации?

– У Старшего Гнезда всегда было все самое лучшее, вот в чём штука. Пусть мы и больше занимаемся исследованиями истоков нашего вида, да и цивилизации в общем, но, тем не менее, все Видящие, что находятся в наших рядах, лучшие из лучших – они всю жизнь этому посвятили.

– Да и ритуалы, позволяющие им работать с заёмной энергией… Мы ведь не раз и не два их проводили – на регулярной основе! Ошибки быть просто не может! Не может…

– Ты ведь говорила, Адэ’н, что нет определённой ветви вероятностей, так почему же говоришь нам о том, что нет счастливого исхода грядущей бури?

– По нескольким причинам, неразумная моя. По нескольким. Во-первых – я говорила о том, что нет определённой ветви, самой главной, от которой всё отталкивалось бы. Но мелких – сколько хочешь. При должной сноровке можно просмотреть если не все, то очень многие. И во всех – кровь и пепел. Огонь и боль. А во-вторых…

– А во-вторых?

– Ужасы сулит не сама грядущая Буря, которая тоже, несомненно, затронет не архипелаг, не континент – весь этот мир, все его уголки. Безопасных мест просто не будет.

– Неужели?

– Я потом объясню. Так вот… Опасения, и причём весьма серьёзные, внушают предполагаемые последствия, итоги Грозы. Ведь победа любого носителя этой Воли, ломающей вероятности, – печаль для половины разумных. И горе для второй – страшной будет месть первых.

– Новый виток войны?

– Не виток. Её начало.

– Твой ученик сильнее. Ты ведь это прекрасно понимаешь. Разве может нам грозить бедой его победа?

– Аран не из тех, кто может устроить пир на костях поверженных врагов – он будет и по ним скорбеть. Но страшен тот, чья воля способна ломать реальность, кто может вершить чужие судьбы.

– Его контроль над самим собой поражает сознание.

– Но что будет, если этот контроль будет утрачен?

– Безумие?

– Во всех вероятностях победа Арана, слишком привязчивого, слишком доброго, на самом деле, даётся ему слишком высокой ценой. Да, он сильный, самый сильный из рода людского, пожалуй, но…

– Боль может сломать даже самых стойких.

– Да. Одни после такого так и останутся на самом дне, в шаге от бездны, неспособные дальше идти с гордо поднятой головой. Другие же поднимаются с колен и идут дальше.

– Зачастую, по головам.

– Именно. Безумие сильного – самое страшное, что может быть в этом мире. И именно это нас, в большей части вероятностей, ожидает.

– Но что же за Буря такая? Адэ’н, ты обещала…

– Буря в энергии мира. Сейчас она не то чтобы неподвижна – она, подобно воде, циркулирует, но делает это размеренно, не спеша. Делала. А теперь – замерла.

– Затишье?

– Да. Которое потом взорвётся безумным штормом. Он подарит всем Одаренным силу, ненадолго дав им то могущество, что доселе им было неизвестно, и потом будет неизвестно. Но, взамен, она затмит разум, притупив и осторожность, и милосердие.

– И если в такой момент случится битва…

– Кровью земле умываться!

– Все Одарённые… Драконов это тоже затронет?

– Далеко не всех. Но всех Фурий.

– Слабые волей будут упиваться своей мнимой силой, сойдя с ума и творя бесчинства… Верно?

– Истинно, так. А потому Никому от Бури не укрыться. Она не в воздухе, не в море – в наших душах. И в наших сердцах.

– Но что же вызвало её, Адэ’н?

– Такие Бури, как мне рассказывала моя Мастер, случаются только раз в Большой Круг и рождают нового Небесного Странника.

– Есть донесения с Драконьего Края?

– Увы, нет. Не хотят они что-то рыть на своего Короля, слишком уж фанатично они ему преданы. Хорош, паршивец! Как быстро забыл доброту родного Гнезда, как быстро портит власть людей…

– Они его обожествляют, едва ли не молятся на его имя, словно на Небесного Странника во плоти.

– Это же не нормально!

– Да, это так.

– Пока парнишка рядом со мною был, я не могла думать о том, как могла бы использовать верность человека-Стража Старшему Гнезду, и вообще, ни о чём, кроме как о прямом исполнении своих обязанностей Мастера думать не могла.

– Он невольно давит на разумы своих подчинённых?

– Всех тридцати тысяч? И Мастеров менталистики в том числе? И даже на нас, на Совет? Было бы смешно, коли не было бы так печально.

– Ты прав, тут дело явно в чём-то ином.

– Его сила давит иногда так, что дышать становится трудно. Но он совершенно не способен её контролировать. Совсем.

– Это самое ужасное.

– Ну, предположим, этого в полной мере никто из живых не умеет, а потому это не то чтобы аргумент.

– Сдаётся мне, что этот всё-таки научится.

– Будем искать плюсы! Мы живём в одну эпоху с величайшим из живших когда-либо в этом Стражей!

– Ты так в том уверена?

– Никогда и нигде не было упоминаний о том, чтобы человек к двадцати пяти годам добился таких успехов. И всего за десять лет. Про драконов и говорить не приходится – мы из-за нашего долгожительства ощущаем время иначе и совсем никуда не торопимся. Да и зачем оно нам?

– Я согласна с тем, что Аран величайший человек этой эпохи.

– Как бы сама эта эпоха последней не стала.

***

Аран с жестокой, слегка безумной улыбкой наблюдал за медленно, но неумолимо, угрожающе приближавшейся к границам его территорий Армадой.

Сила пела в его крови.

Мощь переполняла.

Алор с беспокойством хмурился, как способны хмуриться только Ночные Фурии, посматривая на своего названного брата, бок о бок с которым за эти десять лет сумел столько всего пережить, за которым пойдёт хоть в бездну, но за здоровье которого стал в последнее время сильно опасаться.

Семейные предрасположенности, всё такое.

А глаза-то – как у наевшегося Драконьего Корня, с боем у кого-нибудь отобранного, Ужасного Чудовища, у которого ещё не улёгся в крови запал от только что минувшей схватки – злые они, эти глаза, но почему-то весёлые.

Азартные.

Но мелькавшая в них столь несвойственная, на самом деле, Арану запредельная жестокость пугала.

Пусть он и Кровавый Владыка, но не так.

Не потому.

Исходившая от Драконьего Владыки властность, Удивительная, давящая на всё естество Алора, на его разум, энергия заставляла трепетать, пусть Фурия и сам чувствовал необыкновенный прилив сил и предвкушение.

Жажду крови и побед.

Холодная, расчётливая ярость его Короля, не свойственная ни драконам, у которых она всегда была истинно огненной, ни людям – те недалеко от крылатых отошли, тоже не сулила ничего хорошего тем, кто был сейчас на горизонте.

Кто шёл в их дом с войной.

Сжавшиеся в тонкую, почти с волосок, черту зрачки Короля, внимательно вглядывавшегося вдаль, сиявшие, подобно его сейчас нагревшемуся и тускло засветившемуся камушку-кулону, радужки Арана, на пару с почему-то потемневшими белками выглядели предельно жутко.

– Ты сделала свой выбор, предательница.

И тысяча лучших драконов-воинов Арана за его спиной взревели согласно.

Комментарий к Глава 5

Как-то так, ребятки.

(Мой рекорд по размеру главы)

От вас отзывы – от меня новая глава завтра (или послезавтра, если не успею). Просто ведь, верно?

========== Глава 6 ==========

Магни активно делился с сестрой впечатлениями от встречи с Дагуром.

Мальчик вместе с Араном, Алором и Тагушем только что вернулся от Берсерков, где он сопровождал старшего брата на заключении союзного договора, и мальчик вволю наговорился со своим старшим другом.

Подробности, конечно, остались вне поля зрения мальчика, и тот ничего, кроме самого своего друга, Видящей, её мужа, Хранителя-брата с его женой никого не запомнил.

Ой.

Сам себя почти запутал.

В хитросплетениях родственных связей Магни научился разбираться ещё во времена своей жизни на Олухе – родни со стороны отца у него было не так уж и мало, те же Йоргенсоны, а со стороны матери – ещё больше.

Однако, Аран и Алор куда-то подозрительно быстро исчезли, а вместе с ними несколько знакомых детям Фурий.

Что-то намечается, а они опять в стороне?

В любом случае, покинуть Драконий Край для них было невозможно – без разрешения брата ни один дракон не посмеет подчиниться им, ведь они могли пораниться, покалечиться и так далее.

Навлечь на себя гнев Короля не хотел никто.

Слишком показательны были примеры.

Исключениями были только моменты, когда такое разрешение давали Сатин, как Ученица Владыки, Алор – как его Брат и Советник, и Тагуш, ибо самому себе разрешение давать не надо.

Но в этот раз и Тагуш, и Сатин остались возле детей, которые внезапно осознали, что им скучно.

И ладно Руни – тот уткнулся в книжку или пошёл бродить среди драконов, и нет его до вечера, если на Валку не наткнётся, конечно, но Мия и Маги были ребятами деятельными и сидеть на одном месте просто так не могли.

Ну не могли и всё!

– Сатин, а как ты с братом познакомилась? – озадачила девушку Мия.

– С Мастером?

Они в этот момент сидели в доме детей, где на камне, специально для него притащенном и обработанном, мирно спал вымотавшийся за этот бесконечный, казалось, день Тагуш.

И прилив сил, который он ощутил, подобно всем иным Фуриям и Стражам, не помог тут.

– Ага, – согласно кивнул Магни, подсаживаясь ближе к сестре, которая уже устроилась рядом с Сатин и приготовилась слушать. – А то понятно – мы, но ты – другая категория.

– Это была случайность, на самом деле, – явно растерялась девушка.

– Как это? Разве можно случайно познакомиться?

После этих слов дракон заинтересованно приподнял голову, показывая, что тоже хотел послушать эту историю, чтобы дети отвлеклись на это окончательно и сидели смирно, слушая увлекательный рассказ вместо того, чтобы изображать два стихийных бедствия.

Начавшаяся три дня назад Буря, которой длиться как раз трое суток до полнолуния и трое суток после, насколько известно по дошедшим до их дней данным, которые нашли они в одном древнем, как покойный Смутьян, фолианте Великой Библиотеки, придала и так непоседливым ребятишкам дополнительной энергии.

Кошмар.

Вроде и не маленькие, вполне себе разумные, но хулиганистые!

Вот бы все дети были, как Руни…

Перерождение Беззубика Тагушу нравился – молчаливый, спокойный и всегда серьёзный, собранный мальчик был примерной Фурией даже в человеческом теле.

Сказывались, однако, влияние практически взрослого сознания в детском теле – всё-таки получив в совсем раннем возрасте воспоминания своей прошлой жизни, далеко не мирной, Руни получил сильный толчок к развитию своей личности.

Все Стражи в детстве ментально старше своих лет, но на Руни это сказалось особенно сильно.

Впрочем, были у Фурии некоторые подозрения на этот счёт.

Но пока он не убедится в правдивости своих догадок, он не станет о них рассказывать своему Королю, дабы не давать ему лишней надежды.

– Как оказалось – можно, – понятливо кивнула Сатин, заметив движения Тагуша и его практически отчаянный и усталый взгляд. – Мы с Бурей тогда сбежали с моего родного острова и пытались пересечь море, чтобы попасть на её родину, но этому случиться было не суждено…

Девушка рассмеялась про себя, но решила помочь несчастному, замученному слишком энергичными детьми другу, которым считала Фурию.

– То есть? – задал вопрос Руни, неожиданно оторвав голову от очередной книги.

Мальчик тоже усмехался про себя.

Он-то разгадал причину этих заговорщических гляделок Ученицы их брата и его второго Советника, которыми те занимались на протяжении всей этой беседы.

Вот и решил он подыграть.

Да и интересно ему было, не ребёнок он, что ли?

– Наш путь лежал через территории Драконьего Края, и было положено всем путникам представать перед его Королём, дабы доказать, что у них не было плохих намерений… – продолжила Сатин.

Девушка даже не представляла, рассказывая застывшим от удивления детям свою историю, что эта уютная, семейная обстановка, в которой они сейчас сидели, не вернётся в этот дом ещё очень и очень долго.

А может, и никогда.

***

Сморкала Йоргенсон был горд, что ему доверили такое важное и ответственное дело – быть наблюдателем от племени Лохматых Хулиганов в походе их новоприобретенных союзников против драконов, местоположение гнезда которых наконец-то было найдено.

Стоик лично ему приказал наблюдать за всем происходящим, по мере сил помогать, и даже дал в подчинение один из новых отрядов, собранных из воинов покорённых народов.

Парень (нет, он должен был отвыкать так называть себя, ведь он уже был даже женат!) мог с уверенностью сказать, что был счастлив.

Полностью.

Совершенно.

Ведь, как оказалось, сбылись все его детские мечты, пусть и в несколько ином формате, пусть немного по-другому, но, по сути, в реальность воплотилось всё.

Лохматые Хулиганы вновь стали племенем, которое все уважали.

И боялись.

Наравне с проклятыми Берсерками, которым Йоргенсон втайне всегда завидовал.

У него была слава сильного и умелого воина, который вёл в бой своих солдат и возвращался только с победой, раз за разом принося своему Вождю новые земли и всё, что на них было.

И корабли.

И скот.

И людей.

У него была красавица-жена, которая родила ему сильного и здорового наследника, которая могла и ужин приготовить, и рубахи расшить, и голову врагу снести – идеал, а не женщина.

Ах, а как малыш Бранд вырос с момента, когда Сморкала его в последний раз видел!

Мужчина был бесконечно благодарен своему другу детства, брату собственной жены за то, что он согласился остаться на Олухе, отказаться от славы в обмен на более-менее спокойную жизнь рядом с сестрой.

Для амбициозного парня – большая цена.

Но он заплатил её, чтобы Забияка могла быть спокойна, чтобы не чувствовала она себя вдовой при живом муже, одинокой…

Пример Инги был слишком печален.

Сморкала тогда долго клялся Стоику, что будет приносить тому только победы, только славу и уважение напополам со страхом, но чтобы не отправлял в походы Торстона.

На удивление упертый в таких вопросах Вождь в этот раз почему-то уступил.

Без Задираки, который всё никак не мог взяться за ум и жениться, Забияке было бы совсем тяжело, ведь он, Сморкала, теперь дома совсем почти не бывает, а без мужской руки в хозяйстве ей было бы не управиться.

В общем, Йоргенсон зря в юности своей сетовал на судьбу и злился на свои промахи и ошибки.

Как оказалось, он был, на самом деле, на редкость удачливым!

И во всём превзошёл своего отца.

По всем пунктам.

И это была самая большая победа Сморкалы, пожалуй, из всех тех, что он сумел отпраздновать и воспеть, из тех, что были слаще мёда, а не горше копоти погребального костра.

А они, эти костры, горели теперь часто.

Мало кто задумывался, особенно из числа неразумных и мечтательных юнцов и девиц, какой ценой давалась воинам Олуха победа, которую эти глупцы прославляли и праздновали, веселясь и запивая реками эля и медовухи.

А то и заморских вин.

Раньше он, Сморкала, тоже был таким.

Беззаботным.

Наивным.

И глупым.

Ответственность, на него возложенная без всякого предупреждения и поучения, разом выбила всю дурь и блажь, показав ему, что битвы – это не победные пиры и восторженные взгляды дев.

Это грязь.

Это вонь копоти и гниющих тел.

Это боль и крик.

Это катящаяся тебе под ноги голова того парнишки, с которым ты только что сражался плечом к плечу.

Все хотели жить.

Всегда было до безумия страшно, всегда хотелось оказаться где-нибудь подальше, дома, например, сидя у тёплого очага и наблюдая за женой, качающей люльку и напевавшей колыбельную, а не здесь – среди смерти и крови.

Да, её вкус пьянил.

Но – только безумцев.

Только теперь, когда подобное стало для него почти обыденностью, своим грязным, но необходимым ремеслом, Сморкала понял, каким же идиотом он был всю свою жизнь, желая поскорее оказаться на поле брани.

Он думал, что дома ему будет скучно, что ему нужны будут новые и новые приключения…

Глупец!

Теперь редкие дни, проведённые дома, под родной крышей, были для него самыми счастливыми и светлыми мгновениями, которые хотелось растянуть на как можно дольше.

Но это было невозможно.

Не было пути назад.

Как же Сморкала, на самом деле, устал от всего этого – бесконечных чужих страданий, которых можно было бы избежать, не будь приказ Вождя столь недвусмысленным.

Пленных не брать.

Одно дело убивать мерзких крылатых тварей, которые разрушали их дома, крали скот, обрекая на голодную смерть в суровую зиму, и совершенно другое – убивать совершено ни в чём не виноватых перед Лохматыми Хулиганами людей.

И он устал быть убийцей.

Он хотел мира.

Он хотел домой.

К сыну.

К жене.

Но каждый раз он уходил в новый и новый поход, прекрасно зная, что он мог оказаться для него последним.

Смеркалось.

Солнце, пока Сморкала размышлял обо всём на свете, благополучно утонуло в море, и по появившейся ненадолго светящейся дорожке, казалось, можно было бы уйти куда-нибудь, где мир был бы чище и добрее.

Туда, где счастье не надо было вырывать из чужих рук, проливая кровь и рубя головы.

Впрочем, таких миров не было, и быть не могло, надо полагать – люди везде одинаковы – жестоки, алчны и коварны, и исключения из этого правила его только подтверждали, погибая под гнётом большинства.

Сколько раз Сморкала был тому свидетелем…

На горизонте мрачно чернел какой-то остров, у которого было решено остановиться на ночь – почему было принято подобное решение, было непонятно, но спорить Йоргенсон не стал – спать хотелось больше, чем скандалить.

Луна, мрачная и холодная, лила своё серебро на мир, селя в сердце тревогу.

Полнолуние вообще считалось магическим временем, в которое случались и страшные, и прекрасные вещи.

Вдруг Сморкала осознал насколько же было тихо.

Не было крика чаек.

Не было голосов людей.

Только шум прибоя.

Что такое?..

В накрывшей мир тьме вспыхнули в одно мгновение тысячи огоньков-глаз, и Сморкала с похолодевшим сердцем вспомнил самые страшные мгновения своего детства.

Драконы.

Много драконов.

***

Когда она очнулась в странном месте, она была напугана тем, что не сразу поняла, где находилась – какая-то уютная, но тёмная пещерка вместо привычной и почти родной клетки.

А потом пришли воспоминания.

И то, как её послал хозяин на поиски последней Фурии, и то, как она наткнулась на странных драконов, которые привели её к их Королю, и… сам этот Король.

И Ночная Фурия рядом с ним.

Смотрел решительно и уверенно, но в то же время с почтением на стоящего перед нею воина, чем-то до безумия напоминавшего её Хозяина, от которого исходила такая властность, такая Воля, что хотелось позорно заскулить, сжаться, спрятаться куда подальше.

Чтобы не злить, не раздражать обладателя этого тяжёлого взгляда, этой уничтожающей само понятие судьбы Воли, который подчинял одним своим голосом – бархатистым, спокойным и уверенным.