Текст книги "Долгое путешествие на Юг. (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)
– Шлея, говоришь?
Сидор медленно прошёлся перед сваленным возле телег имуществом, с задумчивым видом рассеянно почесав на подбородке щетину. За время, прошедшие со дня выезда из города, она успела уже изрядно отрасти, и теперь здорово досаждала. Чесалась, зараза, вызывая постоянно чувство лёгкого раздражения, как только он натыкался на неё рукой.
Снова задумчиво почесав заросший щетиной подбородок, он, молча, посмотрел на столпившихся возле мешков бугуруслановцев, хозяев этого груза.
"Надо бы им название, какое общее придумать, – подумал он. – Типа махновцы. А то так и идут у нас с Димоном под кличкой "бугуруслановцы". А это не есть good, длинно слишком".
Ну, раз вы так серьёзно настроены идти с нами в Приморье, то пусть кто-нибудь из вас и расскажет мне, как он это себе представляет. В деталях. А то мы вчера и об этом тоже не поговорили. Как-то забылось за руганью, – поморщился он, вспомнив неприятную вчерашнюю встречу.
Э-э, – мгновенно повеселел Бугуруслан. – Значит так.
Мы сами по себе, вы сами по себе, но идём общим караваном. И когда надо, мы объединяемся, – Бугуруслан, на миг, замолчав, бросил настороженный, оценивающий взгляд на молча глядящего на него Сидора. – Если надо выступить против третьей стороны, против тех же пиратов, ящеров, амазонок или ещё кого такого же, охочего до чужого добра, – атаман недобро покосился на невозмутимого Сидора, – то мы вместе. Если же торговать, то мы порознь. Ты как бы продаёшь нам место в караване? До города дошли и всё, дальше вы сами по себе, мы сами по себе, – жёстким, враз ставшим деловым, холодным голосом уточнил он.
А торговать, как ты сам видишь, нам есть чем. Это вот, наше, – ткнул он рукой в сторону сваленных возле телег мешков. – А это, вот, теперь ваше, – ткнул он рукой в небольшую кучку точно таких же мешков, аккуратно сложенную отдельно, возле двери в подвал башни. – Десятина – оговоренная плата за проезд, как мы и договаривались.
Как видишь, мы считаем честно, – настороженно замер он, ожидая реакции. – Ну, и само собой, какая-нибудь роль в охране, – тут же, практически без перерыва затараторил он. – К примеру, можем взять на себя функции мобильного, ударного отряда: догнать, отогнать, загнать. Лошадей, я надеюсь, ты нам выделишь, – как бы невинным тоном уточнил он, внимательно наблюдая за реакцией Сидора.
– "А лошадушки то наши, видать серьёзно его зацепили, – пронеслась в голове Сидора мгновенное озарение. – Понятно теперь чего они все эти дни возле табунов толклись и от крепости ни на шаг не удалились. На лошадей наших облизываются. Надеялись приобрести по дешёвке. Небось, уже каждый и присмотрел себе по симпатичной коняшке из табунов. И, я буду не я, если они себе и заводных ещё не потребуют".
"Придётся дать. Мобильная группа, пожалуй что, действительно нужна".
"А вот с торговлей, точнее с торговыми и въездными пошлинами в города, я тебя, дружок, сильно огорчу. В своё время…", – неожиданно зло подумал он. Ну, не понравился ему тон, с которым тот разговаривал с ним.
– Да, мужики, – неожиданно рядом раздался хриплый спросонья голос незаметно подошедшего Димона.
Только что вставший, ещё даже не умывшийся, толком не выспавшийся, разбуженный раньше, чем бы ему хотелось, он еле соображал, что здесь происходит. Встав рядом с Сидором, с трудом протирая сонные слипающиеся глаза, отчаянно душераздирающе зевая, он вяло поинтересовался:
Что-то вы дёшево оцениваете свой проезд, ребятки. Два мешка какой-то сухой травы и один мешок ореха, – походя, пхнул он ногой поклажу, сложенную рядом со стоящей возле него пустой телеги. – Ничего получше какого-то сена не нашлось?
Хоть бы денег, каких дали, что ли. Камушков тех же, помельче, – душераздирающе зевнул он, явно так ещё и не проснувшись.
– Что значит, какого-то сена?
Высокий, широкоплечий мужик, с костистым, изрезанным глубокими морщинами, грубым лицом, злобно уставился на Димона, сердито сверкнув чёрными, пронзительными глазами.
Чуть ли не набрасываясь с кулаками на ошарашенного столь бурной реакцией Димона, мужик орал, сиплым, простуженный голосом, и яростно размахивая кулаками чуть ли не плевался Димону прямо в лицо.
– Да этой траве цены нет, а ты её ногами пхаешь! Сначала собери свою и её пхай! Да за ней по всему миру люди гоняются, найти не могут, бешеные деньги плотют. А ты её сапогом!
– Да мы по скалам, всей толпой лазая, все коленки себе поободрали, а ты пхаешься, – тут же бурно поддержали его возмущённые голоса со стороны атаманских людей, толпящихся за спиной мужика.
– Познакомься Димон, – стоящий рядом Бугуруслан насмешливо качнул головой, едва заметно кивнув на разоряющегося мужика. – Наш травник. Прошу любить и жаловать. Зовут – Рим Хабибуллин. Впредь, можешь к нему обращаться запросто – Травник. Рим – это имя. Специально для вас, землян, это говорю. Числительное к имени не приставлять. Ни первый, ни второй, ни третий, ни четвёртый. Запросто может дать в глаз.
А вообще-то мужик – золото. Но, как видишь, – насмешливо заметил он, – не терпит ничего, что хоть как-то уничижительно затрагивает его любимые травки. За них готов удавить любого. Теперь, пока он тебя морально не заплюёт, не успокоится, – усмехнулся атаман, наблюдая, как травник всё больше и больше распаляясь, буквально морально затоптал ошарашенного столь неожиданным наскоком Димона.
– "Колдун, – с тоской подумал Сидор. – Типичный колдун. Чёрные глаза и нос крючком. И сам – чернявая, здоровая дылда под два метра ростом".
– Э… – только и смог что внятного ответить ошарашенный Димон.
Удивлённый столь бурной и совершенно незаслуженной реакцией, он, попытался было извиниться за столь уничижительное отношение к столь ценному и дорогому предмету, о котором до сего момента не имел ни малейшего представления. Но продолжающееся извержение страстей травника ему этого просто не позволило.
Сразу же вставшие на защиту своего товарища, почувствовавшие назревающее развлечение бугуруслановцы, столпились возле места скандала и теперь насмешливо смотрели за тем, как их товарищ, как ему уже казалось, морально изничтожил неуча, как тот сразу же обозвал Димона.
Но где-то, похоже, травник перегнул палку и поначалу шутливо отругивающийся Димон, в какой-то момент вдруг замолчал и теперь молча стоял, угрюмо глядя на прыгающего вокруг него мужика с каким-то спокойным, брезгливым интересом.
– Ну, ты кончил, дылда двухметровая, – тихо, так чтоб его мог услышать только травник, поинтересовался он, поймав секундную паузу в его криках. – Если закончил, то подобрал свои сопли, вместе со своим вонючим букетом, и…, – от сузившихся глаз его полыхнуло таким бешеным гневом, что зарвавшийся травник даже отшатнулся, а возле телег установилось оглушительное, нехорошее молчание, нарушаемое только звоном какой-то мошкары, разбуженной поднявшимся уже солнцем.
– Ты! – ахнул травник. – Толстый, жирный боров, зажравшийся от безделья и жирующий на нашем горбу…
– Чего?
Тощий, словно высохшая на палящем солнце палка саксаула, с тускло-желтоватой, нездоровой кожей и выпирающими на скулах острыми костями черепа, Димон, с отвалившейся от изумления челюстью потрясённо смотрел на что-то орущего ему прямо в лицо мужика.
Подобное обвинение, брошенное в запале, настолько не соответствовало действительности, что Димон, поначалу опешив, неожиданно искренне и весело рассмеялся. Распахнув полы, поспешно накинутой себе на голые плечи куртки, которой он только и успел прикрыться, собираясь на разбудившие его голоса у подвод, Димон, грустно усмехнувшись, показал выпирающие из-под кожи рёбра и впавший живот, сквозь который, казалось, можно было пересчитать позвонки его хребта.
Это меня ты называешь толстым, жирным боровом? – тихо поинтересовался он у травника, с ошарашенным видом, замершего столбом перед ним.
– Нет! – травник неверяще замотал головой, изумлённо глядя на выпирающие, отчётливо различимые рёбра, обтянутые болезненного вида желтоватой кожей. – Этого просто не может быть! С таким истощением не живут.
– Но я-то живу, – грустно усмехнулся Димон, запахивая обратно полы куртки. – И это я ещё отъелся. Ладно, – улыбнулся невесело он. – Мир? – протянул он травнику руку.
– Мир, – улыбнулся, смутившийся мужик. – А насчёт рёбер своих и неправильной шкурки не безпокойся. Я тебя узнал. Ты – Димон. Я тебя подлечу. Я тут таких травок набрал, – заговорщицки подмигнул он Димону, – что они живо поставят тебя на ноги. Да и вообще, – разулыбался он весело, – больше не будет проблем с истощением.
– Ну, ну, – равнодушно заметил Димон, бросив на его плотно набитые мешки с травой скептический взгляд.
– Ты не ну-ну-кай, – мгновенно вскипел травник, заметив косой взгляд Димона. – А то я будто не знаю, как девки нашего брата до истощения довести могут, – ехидно посмотрел он на смутившегося вдруг Димона. – Особенно такие бешеные, как твои.
Да не смущайся ты, – шутливо ткнул он кулаком в бок окончательно растерявшегося Димона. – Деревня наша маленькая. Тут все друг о друге всё знают. И о тебе, и о проблемах твоих, и о девках двух твоих, безбашенных. Успокойся парень, не один ты такой пострадавший. Многие из нашего брата вот также вот сначала связываются с амазонками, а потом страдают.
Поправим, всё поправим, – заметил он Димону, подхватывая свой мешок с травами и закидывая его на подводу.
– Ну вот, всё и решилось, – усмехнувшись, Сидор повернулся к Бугуруслану. – Грузитесь в те подводы, что здесь у нас под окнами стоят. Собственно, они вам вчера и были выделены, только сказать о том забыли.
Чуть попозже ребята пригонят тяжеловозов, что вам выделяются. Никто не ожидал, что вы так рано встанете. Да и выход столь ранний не планировался.
На всё время торговли телеги и лошади будут закреплены за вами. Кормить, поить – всё за ваш счёт. Ухаживать – тоже. Потеряете, по любой причине, – возместите из своего общего кармана, или тот, кто будет виновен персонально.
По поводу мобильной группы, – Сидор замолчал, оценивающе глядя на замершего в ожидании атамана. – Лошадей получите. Но, чуть попозже, когда пригонять с дальних пастбищ тех, что поплоше. Элиту, на которую вы тут облизывались – и не мечтайте.
Оплата? – на миг задумался он. – Как везде. Вы нам овёс с сеном продали по самым высоким ценам, тем, что сейчас в городе, вот и мы вам лошадей по таким же высоким ценам продадим, тем, что сейчас там, в Приморье, – мотнул он резко головой в сторону гор. – Потери, если будут, компенсируете за свой счёт. По окончании, если желаете себе оставить по каким-либо причинам, выплачиваете полную стоимость. Или, возвращаете взятую. Но целую и не покалеченную. Нравится – сейчас пошлю вестового, чтоб отбирали лошадей. Нет – идите пешком и о своей мобильной группе можете забыть. По крайней мере, пока сами не купите себе лошадей уже там, на месте, в Приморье.
Так как? – вопросительно глянул он на атамана.
– Идёт, – холодно ответил тот, внимательно наблюдая за ним. – Нас такой расклад вполне устраивает. Времени смотаться в город и по дешёвке прикупить там пару десятков нужных нам лошадей, я, так понимаю, ты нам не дашь, – кривая ухмылка исказила его губы.
– Правильно понимаешь, – согласно мигнул Сидор, довольный, что его правильно поняли.
– Ну, тогда и говорить больше не о чем, – согласился с ним атаман. – Гони лошадей, а тут уж мы сами разберёмся.
– Стоп, стоп, не гони, – с усмешкой остановил его Сидор. – Могу предложить ещё оружие, если своего нет. Те самые знаменитые двойные ящеровые арбалеты, заодно и с запасом болтов к ним.
Могу и броники наши стеклянные уступить, – заворковал он с хитрой улыбочкой глядя на него. – Правда не по дешёвке и без шлемов, поножей, наручей и всего такого прочего.
Бери, – хитро посмотрел он на атамана. – Бери, пока дают. И за простую такую броньку многие в городе бы удавились.
– У меня столько изумрудов нет, сколько ты за них захочешь, – мрачно процедил сквозь зубы атаман. Пронзительные глаза из-под нахмуренных бровей казалось, полыхнули злостью. – Поэтому, благодарствую за предложение, но мы пока обойдёмся.
Может, как-нибудь потом, – насмешливо уточнил он. – Надеюсь, ты потом не передумаешь нам их продать, мало ли что.
– Идёт, – покладисто согласился Сидор, с удовольствием хлопнув по подставленной ладони. Отказываться от потенциальных покупателей не такого уж и дешёвого, мало и трудно продаваемого товара никак не следовало. – Оставлю тогда здесь в крепости, потом, если что, довооружишься.
– Стоп, стоп, стоп. Куда это вы все так торопитесь, – внезапно вмешался в их разговор какой-то, только что подошедший незнакомый чернявый мужик. – А кузня?
– Что кузня? – удивлённо уставился на него Сидор.
– Где кузня? – опять повторил вопрос мужик.
– Что, где кузня, – определённо тупил Сидор.
– Ты дурочку то мне не валяй, – внезапно разозлился мужик. – Где МОЯ кузня, я ТЕБЯ спрашиваю.
– Познакомься Сидор, – Бугуруслан остановил, собравшегося было возмутиться Сидора. – Рим Халаимов – наш кузнец.
– Татарин? – растерялся от неожиданности Сидор. – Второй?
– Татарин, – ухмыльнулся непонятно с чего вдруг ставший удивительно довольным Бугуруслан. – Но не Второй, а Халаимов. А с числительными ты всё же будь поаккуратнее. Этот, как и тот, за приставку первый, второй, третий и четвёртый к своему имени, могут и в глаз дать.
Это у них легко. Татары! – как бы извиняясь, виновато пожал он плечами, с издевательской ухмылкой посмотрев прямо в глаза Сидору.
– "Колдун, – мрачно подумал Сидор, глядя на здорового, под два метра ростом мрачного кузнеца-татарина, молча глядящего на него. – Ишь, глазом как своим чёрным зыркает! Точно колдун".
"Здесь все травники и кузнецы – колдуны", – тут же вынес он для себя окончательный вердикт.
Глава 10 В пути…
Постоялый двор.*
Весь следующий короткий, хмурый день затянувшейся слишком осени, длинный, многолюдный обоз тяжелогружёных телег, влекомых парами мощных лонгарских тяжеловозов, медленно и упорно поднимался по широкой межгорной седловине куда-то вверх, в горы. Широкое горное ущелье с небольшой бурной горной речкой по краю и скудной пожухлой травой, редкими пятнами пробивающейся сквозь каменистое дно ущелья, навевали на путников самые мрачные мысли. Казалось удивительно, что буквально в нескольких вёрстах ниже была яркая, с богатыми, заросшими буйной травой богатыми чернозёмами пастбищ прекрасной долины. Здесь же, ничего не напоминало те красоты. Местность вокруг была мрачная и суровая, со скудной, редкой растительностью.
По словам Димона и по старым ещё крокам, составленным проведённой этой весной разведкой, проход под горой на ту сторону гор должен был находиться где-то в сутках быстрого пути от занятой ими крепости на предгорной террасе. Но, сутки – это для легконогих, не обременённых ничем тяжёлым за спиной тренированных людей, идущих по ровной дороге. А вот для большого обоза из тяжелогружёных, неповоротливых телег, влекомых в гору неторопливыми тяжеловозами, это время следовало увеличить минимум двое.
Так что, лишь к вечеру первого дня они добрались до первого планового места ночёвки на будущей горной дороге к проходу под горой, остановившись возле каких-то старых развалин, помеченных на карте с кроками как разрушенный постоялый двор. Удивительно, но сам Димон на все вопросы, что собой представляет это место, так до самого вечера ничего вразумительного и не сказал, ловко избегая прямых и однозначных ответов. И лишь на подходе к месту будущей ночёвки неохотно признался, что плохо запомнил его. Проходя мимо, умудрился дважды быстро проскочить место развалин, не задержавшись.
И оба раза оказалось как-то не с руки. Первый раз по дороге туда – вставать на ночёвку было слишком рано, да и думали на обратной дороге осмотреть. А второй раз, возвращаясь, останавливаться и тратить на эти развалины время, опять показалось не здорово, торопились вернуться пораньше. Слишком к тому времени группа его задержалась.
Да и само место в свете надвигающихся тогда оба раза сумерек показалось Димону вообще – диким, угрюмым, каким-то неуютным. Поэтому, при планировании мест будущих ночёвок он поначалу крайне резко возражал против остановки возле этих развалин, считая, что до искомого прохода остаётся тут всего ничего, рукой подать, и уж сразу надо останавливаться там на месте, перед проходом. Тем более что там и площадка для размещения такого большого обоза была подходящая – просторная, не продуваемая холодными зимними ветрами небольшая, замкнутая со всех сторон обрывистыми скалами котловина, словно самой природой предназначенная под место стоянки большого торгового каравана.
Но, идти сейчас дальше, искать это другое, более удобное место, для тяжелогружёного, медленно ползущего по каменистой дороге обоза было уже поздно. Короткий осенний день кончался. Потому, как первоначально и планировали, обоз остановился возле каких-то старых развалин.
Обычная картина для этих мест. Забытые людьми развалины бывшего человеческого поселения, на краю уединённой, замкнутой со всех сторон просторной горной долины. Небольшая горная речка, маловодная по случаю необычно затянувшегося сухого периода, протекающая по её правому краю, и пышный ковёр разнотравного горного луга с пожухлой осенней травой, ровным, не тронутым никем ковром покрывавший удивительно плоское и ровное днище долины.
Сама долина, шириной не более шести вёрст, длиной около десяти, с трёх сторон окружена была полого подымающимися вверх безлесными, голыми склонами, образующими широкими уступами несколько просторных плоских травянистых террас, с севера с трёх сторон замыкавших долину. После последней, третьей террасы уступчатый склон неожиданно резко вздымался вверх высоким вертикальным, обрывистым скальным откосом, наглухо отрезая долину от всего внешнего мира.
Сразу же на входе, узкое поначалу ущелье резко раздвигалось в стороны, открывая прекрасный вид на всю долину и образуя как бы расширяющееся горло бутылки, практически сразу далее переходящее в горный луг.
И лишь в дальнем конце её окружающие скалы каким-то первозданным, диким хаосом смутно намекали на выход куда-то дальше в горы. И если бы не одинокий след от старой колеи, оставшийся от недавней экспедиции Димона, слабо видимый в густой пожухлой траве, догадаться что на противоположном краю может быть какое-то ущелье, какой-то проход дальше, было бы невозможно, настолько незаметно серые скалы противоположного края сливались друг с другом, скрывая внутри себя выход.
Глушь, пустынь и безмолвие. Обычная впрочем, для этих мест картина.
Было удивительно умиротворённое ощущение полного уединения и отрезанности от всего окружающего мира. Кругом царило абсолютное безмолвие. Ни единый звук не нарушал царящего кругом покоя. Поздняя осень, во всей своей красе засыпающей природы.
И ни единого, даже самого кривого, хилого деревца, которое бы тихим шелестом своей листвы придало этому глухому, унылому месту хоть какую-то жизнь. Только по краям долины, там, где центральное плато переходило в окружающие его террасированные склоны и дальше на скалах, виднелись редкие, жидкие куртины невысокого кустарника, желтеющего на скалах яркими, красно-жёлтыми пятнами поздней осенней листвы.
– А вон там, похоже, был какой-то уютный хуторок…
Приставив ладонь козырьком о лбу, Сидор замер, глядя куда-то на склон. Отсюда, с самого низа долины, хорошо были видны разбросанные в указанном месте большие светлые пятна огромных пней от некогда росших там больших деревьев. Окружавшие ранее бывшее там, на склоне, небольшое человеческое поселение, руины которого хорошо просматривались от места, где обоз остановился на ночёвку, они своей, какой-то странной неуместностью резко выделялись на тёмном склоне горы.
Две, три хижины и какие-то сараюшки, – тихо, о чём-то своём думая, медленно проговорил Сидор. – Наверное, когда-то давно, среди могучих деревьев, защищавших горную усадьбу от холодных зимних ветров это было, довольно милое, уютное местечко, – задумчиво проговорил он.
А что там было на самом деле, – хмыкнул он задумчиво. – Сейчас можно только гадать.
А может там был сад, от которого остались одни лишь пеньки, – со вздохом сожаления констатировал он. – Жаль, сады я люблю.
Смеркалось. Большой, неповоротливый обоз медленно втягивался в долину, неспешно размещаясь с самого краю, на пригорке возле речки. Никакого другого, более пригодного для ночёвки места, кроме как с краю представших перед ними развалин, не было.
Развалины старого поместья, возле которых устраивали ночлег, остались чуть в стороне. Хоть там разместиться было бы и намного удобнее, но никакого желания соваться в старые развалины не было. Более чем вероятные змеи, любительницы подобных мест, да и прочий мусор под ногами, надёжнее любой сторо?жи отпугивал охотников расположиться на месте бывшего поместья.
Это явно был не ординарный постоялый двор. Хотя бы если судить по достаточно высокой и мощной даже для этих мест каменной стене вокруг всего этого поместья, от которой до настоящего момента остался лишь высокий каменный вал давно обрушившейся ограды.
Такие же жалкие ошмётки остались к настоящему времени от остального былого величия. Везде, куда только падал взгляд, повсюду натыкался он на одноэтажные каменные полуразрушенные здания или вообще на голые фундаменты сгоревших деревянных построек, бывших когда-то внутри каменной ограды, обгоревшие останки которых ещё местами выглядывали из высокой, пожухлой крапивы. Являясь немым свидетельством былого обширного и богатого хозяйства, они представляли собой теперь самое жалкое зрелище, среди которого в центре развалин выделялись два небольших двухэтажных здания из красного, выщербленного непогодой кирпича, относительно прилично сохранившихся. Оштукатуренные когда-то белой, теперь практически облупившейся известью, они неряшливо выделялись бело-красным пятном среди груд каких-то замшелых, покрытых белёсо-зеленоватым мхом тёмных камней, кучами лежащих повсеместно.
И ещё на одном, более-менее прилично сохранившемся углу сгоревшего поместья мог остановиться ищущий взгляд. С правой стороны от бушевавшего тут когда-то по центру усадьбы огромного пожарища, уничтожившего когда-то и этот постоялый двор, и всё поместье, на общем фоне разрухи, выделялись лишь слегка обгоревшие высокие корпуса двух огромных двухэтажных каменных конюшен.
Широкий проран между ними занимала высокая груда мусора от обрушившихся стен и кровли, с торчащими из густой пожухлой крапивы концами трухлявых обгоревших брёвен.
Ещё правее, вплотную примыкая с внутренней стороны к валу разрушенной каменной стены, прекрасно просматривался одинокий, на удивление хорошо сохранившийся, большой двухэтажный деревянный дом с остатками небольшого одичавшего сада вокруг. До сих пор ещё в высокой траве просматривались невысокие земляные валы, охватывающие тот участок.
По-видимому, когда-то этот дом использовался или под отдельно стоящую гостиницу для богатых путешественников, или же под дом управляющего, настолько даже сейчас он выглядел роскошным и внушительным.
Ещё дальше с краю бывшего поместья выделялась ещё одна, какая-то непонятная груда развалин, отдельно высящаяся на правом берегу протекающей с той стороны поместья речки. Похоже, там в своё время устроено было что-то вроде мельницы или запруды, теперь по прошествии столько времени разрушенной.
– Да-а-а, – Сидор, задумчиво глядел на развалины перед ними. – Судя по тому, что мы сейчас перед собой видим, когда-то в этих местах было активное торговое сообщение. Да и вообще, похоже, жизнь здесь раньше била ключом. Иначе, просто невозможно себе представить, зачем надо было кому-то возводить здесь столь обширный постоялый двор, включавший в себя такое огромное количество жилых зданий и вспомогательных построек.
И как ты не заметил, что здесь был когда-то постоялый двор, – удивлённо посмотрел он на стоящего рядом Димона. – Это же очевидно.
– Это тебе очевидно, – недовольно буркнул Димон. – Это сейчас и мне очевидно. Когда мы ткнулись в эти развалины что называется носом. А в прошлый раз мы мухой проскочили и эту долину, и эти развалины, торопясь побыстрей проверить всю трассу. Да и задача передо мной стояла другая. Надо было проверить сам проход под горой. А это, – пренебрежительно махнул он рукой на развалины. – Тут такого добра в каждой второй долине до фига. А если посмотреть вообще, в общем плане…, – Димон, сделал рукой округлое, как бы охватывающее все эти горы движение рукой. – Тут ентих долин с развалинами, замучаешься проверять. Нах… мне это было. Ещё на змей, каких тут в бурьяне наткнёшься. Оно мне надо.
Признаваться в собственной ошибке Димону очень не хотелось, а приходилось. Поэтому и настроение у него было соответствующее, самое что ни на есть отвратительное.
Тут этого добра…, немало, – недовольно проворчал он.
– Тогда пошли на ночёвку устраиваться, – со скрытой ехидцей бросил ему Сидор. – Потом сходим туда, посмотрим на "графские развалины". Я тебе там кое-что интересное покажу, закачаешься.
М-да? – равнодушно бросил Димон. – Ну пошли обустраиваться. Может когда потом об этих твоих "графских развалинах" и расскажешь.
Предложение Сидора его явно не вдохновило. Подобных развалин кругом было море. И осматривать их всех никакой бы жизни не хватило.
Однако текущие дела по обустройству места ночёвки много времени не потребовали. Всё уже было давно в мелочах отработано, и каждый знал своё место и дело. Поэтому они оба быстро освободились ещё до начала ужина, который только, только начинал готовиться в походной кухне, и у них неожиданно оказалось довольно много свободного личного времени, которое можно было посвятить и осмотру местных достопримечательностей. Тем более что по обилию и разнообразию руин, там явно было что посмотреть.
– Ну что ж, – Сидор окинул задумчивым взглядом лагерь. – Раз каждый занят своим делом, то и мешать никому не следует.
Пройдёмся? – кивком головы пригласил он Димона пройтись вместе с ним к развалинам. – До ужина ещё много времени, так что можно и осмотреться.
Неспешно двинувшись следом за ним, уже через несколько минут Димон с Сидором были возле одного из двух каменных, хоть как-то сохранившихся зданий.
– Етить, твою…, – в восхищении застыв перед тем, что они издали приняли за жилой дом, Димон в восхищении поцокал языком. Повернувшись обратно к Сидору, он восторженно заметил:
– Если оно и внутри такое же шикарное, то я бы хотел себе такой же домик в долине поставить, – старательно крутя головой во все стороны, заметил он.
– Надо будет обмеры сделать, чтобы восстановить по былому, – деловито уточнил Сидор, мельком бросив на развалины перед ними равнодушный, безразличный взгляд. – С другой стороны зайди, полюбуйся, там со двора наличники красивые.
– Тебе что, не нравится? – удивился Димон. – Ты же сам раньше всегда восхищался местным каменным и деревянным зодчеством. Чем тебе этот дом не понравился? Подумаешь, окон, дверей нет, так ведь посмотри, какая красота! – восхищённо кивнул он на дом. – А окна что, – махнул он рукой. – Окна и потом вставить можно. Стекла у нас своего – завались. А местные плотники любые рамы тебе сделают. Только плати.
Осторожно поднявшись на прогнившее крыльцо, стараясь не обрушить на себя полностью прогнившую, чудом держащуюся непонятно на чём дверь, Сидор опасливо заглянул внутрь здания сквозь остатки сильно обгоревшей входной двери:
– Это не дом, – буркнул он. – Это гостиница.
– Если тебя интересует дом? Именно как дом, в котором можно жить семьёй, тогда пошли, посмотрим вон там, – кивнул он на высокий, двухэтажный домик. – Во-о-он там, за валами. Раз он стоял отдельно, да ещё и за земляными валами, – намекнул он земляные валы, высящиеся вокруг того дома и остатков сада, – значит там точно чей-то жилой дом был. По идее – управляющего.
– А приспосабливать гостиницу под жильё своей семьи не самая удачная мысль. Хоть у тебя семейство большое, две жены и наверняка скоро будет куча детей, но дом, именно Дом, надо выбирать по другим критериям. Уж, по крайней мере, не коридорного типа, – кивнул он на гостиницу.
С опаской поднявшись по прогнившим ступеням на крыльцо, Димон, недовольно зыркнув на Сидора, осторожно заглянул в широкое зево распахнутого настежь дверного проёма, и неожиданно сквозь зубы зло выругался:
– Чтоб тебя, – мрачно сплюнул он под ноги. – Правда, гостиница. Шикарная, но гостиница, – уныло добавил он, разглядывая из распахнутой настежь двери плохо освещённые внутренние интерьеры.
– Умеешь же ты, Сидор, порадовать, – сердито проворчал он, бросив на него расстроенный взгляд, – особенно, когда так требуется дружеская поддержка.
– Пошли, кое-что другое посмотрим, – тихо отозвался Сидор. – Раз ты в детстве не нагулялся, раз тебе так нравится ползать по развалинам, пойдем, посмотрим и домик управляющего. Или что там за него.
– Ну, пошли, – уныло согласился Димон, спускаясь с крыльца. – Дом твоего управляющего так уж и быть, осмотрим. Благо идти туда недалеко, а делать до ужина всё одно нечего.
Снежная ягода.*
Не успев отойти и десятка шагов, Димон внезапно растянулся на земле.
– Твою мать! Капканов понаставили! – выругался он, зарывшись лицом в невысокую кучу жёлтой листвы перед собой. – Это обо что же такое я спотыкнулся? Что ещё за хрень такая цеплючая?
– Познакомься Димон ещё с одной местной достопримечательностью, – негромко рассмеялся Сидор. – Местное название этой цеплючей хрени – вьющееся растение, сиречь лиана, под аборигенным наименованием "Снежная ягода". Сиречь – лиана ползущая. Извини, но латинского названия не скажу, за неимением на этой планете, ни самих латинцев, ни ихенной латыни, ни привычки обзывать все растения подряд всякими неблагозвучными кличками, типа "Окорус вульгарус обыкновентикус" и тому прочее.
Сорт местного винограда, чтоб ты сразу голову не ломал, – пояснил он усмехнувшись. – В изобилии росший ранее по окружающим склонам. А то обо что ты споткнулся – похоже, остатки одичавшей лозы. То, что она из себя представляет. Видать, когда-то увивавшей стену беседки, фундамент от которой ты только что обследовал собственным носом у себя под ногами.
– Та-а-ак, – медленно протянул Димон, подымаясь и аккуратно потрогав прямо на глазах набухавший кровью собственный шнобель. – Цел, – удовлетворённо констатировал он.
Отряхнув испачкавшиеся в пыли брюки, он с уже большим интересом посмотрел вокруг, а потом на Сидора.
Вот с этого пункта попрошу поподробнее. Что ещё за окорус вульгарис?
– Вообще-то окорус вульгарис на латыни, – на миг запнулся Сидор, – или вульгарус… А, неважно, – равнодушно махнул он рукой, – забыл. В общем, на нормальном, человеческом языке это означает рогоз обыкновенный или в простонародье, неправильно – камыш.
