Текст книги "Долгое путешествие на Юг. (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)
Никто не посмел вскрыть подарки без вас. Также как и не посмели скрыть их наличие, хотя уже было ясно, ЧТО это такое. Вы должны знать, моя Императрица, ЧТО Вам прислали. Вы всё должны знать!
– Знать, кто прислал! И что прислал!
– Новенькие? – устало прикрыв глаза, Сухайя старалась не смотреть в сторону мерзости, нанёсшей ей сегодня утром столь чудовищное оскорбление.
Тухлая, полуразложившаяся тушка гигантского рака с преднамеренно отрубленной каким-то, явно тупым лезвием головой. Тщательно заспиртованная в вонючем, белесовато мутном растворе, называемом в тех краях, откуда пришли 'подарки', самогонкой, о чём совершенно недвусмысленно было сказано в записке. Растворе, который только чьё-либо больное воображение может принять за тот прозрачный, божественно прекрасный напиток, представленный ей ранее этой весной.
Намёк, более чем прозрачный, – медленно проговорила она, многообещающе мстительно прищурясь.
Императрица вдруг скупо улыбнулась, собственному каламбуру. Прозрачный намёк на мутную, дурно пахнущую сивухой самогонку, в которой плавала полуразложившаяся отрубленная голова и тушка рака…
И за меньшее, в столице Империи, ЕЁ Империи, можно было расстаться с головой
– Старые кланы, – донеслось до неё едва расслышанное ею негромкое слово, буквально чудовищным молотом вдавившее её в имперский трон.
– Старенькие, – тихо повторила она, неприятно, многообещающе улыбнувшись.
Что сделано, чтобы поймать послов?
– Ищут, – безмятежно отозвался странный, невзрачный какой-то ящер, до того мирно, не выпячиваясь стоявший в стороне, за спинами придворных, и теперь вдруг резко, на весь дворец заявивший о себе. – Посланные в вдогон лодьи не вернулись. Ни одна. Что с ними – пока неизвестно. Попытка прочесать портовый квартал с целью поиска недавно пришедшего или покинувшего порт судна, на котором могли бы, – выделил он это слово, – неизвестные лица появиться в столице, ничего не дала. Способ доставки пока неясен. Ничего!
Не всех, но многих столичных сыщиков нашли этим утром по разным канавам с перерезанным горлом. Очень многих!
Подчёркиваю, моя Императрица. Очень многих! – жёстко повторил он. – А это значит, во дворце поселилась измена.
Стоявшие рядом с ним несколько ящеров придворных, ранее с неподдельным удивлением разглядывающие странного, невзрачного человечка, словно заговорившего вдруг каменного, немого до того истукана, заполошно шарахнулись в стороны. На лицах их был написан настоящий ужас. До них только что, только сию минуту дошло, с кем они рядом стояли. Со страшным ящером, главой ненавистной, всеми презираемой, но от того не менее страшной Службы Имперской Безопасности.
– Найди мне их Сум Га, – проскрипел тихий, ставший вдруг страшным своей невыразительностью голос Императрицы. – В котлах дворцовой кухни явно образовался недостаток мяса. И поторопись с остальным. Измена трону здесь, во дворце, должна быть выжжена калёным железом.
А там! Там мы разберёмся потом.
Императрица медленно подняла опущенный ранее в пол тяжёлый, мёртвый взгляд, и замерла, уставившись на Запад, в сторону большого, по обычаю распахнутого настежь большого окна парадной залы, из которого проникали в залу щемящее душу запахи поздней осени и звуки шумящего за окном большого столичного города. Стоящих в Приёмном Зале придворных она как бы ни видела, словно их уже не существовало.
Словно ледяным ветром прошлось по толпе, в ужасе прижавшихся к стенам. Что такое обвинение кого-либо в измене здесь уже хорошо знали. Недолгие ещё годы правления молодой Императрицы уже оставили для всех недобрую память. И сейчас на ВСЕХ явственно пахнуло ветром ещё больших перемен.
Посланец.*
Бывший командир второй сотни первого правобережного отряда поисковиков, носивший когда гордое родовое имя Гур де Туар, а теперь разжалованный трибуналом просто – Старик Гур, в этот момент тихо посапывал когда-то перебитым в лихой схватке носом, удобно устроившись в старом убежище, предоставленном ему его давнишними приятелями контрабандистами. Могучее, большое тело бывшего сотника в этот момент мирно почивало в старом, знакомом ещё по далёкой юности убежище, удобно развалясь на старых, гнилых досках, а седая голова уютно устроилась на мягких коленках не старой ещё гейши Тиайши, его давнишней, доброй знакомой ещё с тех давних, прошедших времён бурной, счастливой молодости.
– 'Старая любовь не ржавеет', – вяло думал он, уютно устроившись на мягких, каких-то домашних коленках давнишней подруги.
То что за прошедшие годы многое могло измениться, он старался сейчас не думать, иначе в сердце прокрадывался мертвящий холод тяжёлого предчувствия, от которого он никак не мог избавиться.
'Отход с дела', как они обычно в своей среде называли бегство с места преступления, на этот раз сразу не удался. И это поначалу вселило в него лёгкую тревогу, потом быстро сошедшую на нет под тихими ласками старой подруги. Точнее сказать, не удался именно быстрый отход, потому как, запасной вариант на случай переждать первый всплеск активности имперских ищеек, весьма даже и удался. Если, по крайней мере, судить по мягкости коленок старой подруги.
С сожалением он должен был сам для себя признаться, что сказалась его жадность, а точнее элементарное нежелание платить тех буквально бешенных денег, что с него запросили за такую банальную ерунду, как тихая эвакуация из столицы.
Денег, полученных им за эту шутку – доставку ржавого металлического чана с вонючим грузом к задним дверям имперского дворца передачу какой-то запечатанной записки, должно было ему хватить на всё. Если и не на всю оставшуюся жизнь, то, по крайней мере, надолго. И всё равно, ТАКИХ денег было жалко. Да и платить СТОЛЬКО, за ТАКУЮ ерунду…
Но ничего! Старый ящер надеялся переждать первую, самую активную волну поисков в схроне, а потом спокойно убыть восвояси. И переждал. Хоть и протомился в этом поднадоевшем ему, с затхлым, пыльным воздухом закутке целую неделю.
'Слава Всевышнему, что ожидание кончилось', – мысленно порадовался он концу ожидания.
На изборожденном глубокими морщинами лице старого сотника не отразилось ни малейшей эмоции. Час назад Тиайша передала ему записку с шифрованным известием. Можно уже было выдвигаться в порт. И с привычным терпением бывший сотник ждал только темноты, чтоб отправиться в порт, где его уже должны были ждать старые знакомые контрабандисты. С ними ранее, в бытность свою командира сотни трофейщиков, он ранее часто имел с ними дела, появляясь со своим специфическим товаром в Империи. И с кое с кем из этих старых компаньонов он ещё до начала этого 'дела' сразу договорился, ещё до начала операции. И всем им давно уже было за всё заплачено, а теперь только и оставалось лишь дождаться оговоренного часа и спокойно, без проблем, тихо убыть.
Мягкая улыбка коснулась губ старого ящера, бывшего командира, бывшего сотника и бывшего трофейщика, выгнанного со своего давно ставшим привычным, тёплого места, за бездарный провал порученной ему важной операции, за потерю людей и ценного имущества. Теперь, после доставки, он с лихвой компенсировал свои прошлые потери. Наниматель оказался весьма и весьма щедр.
Глаза его медленно закрылись и старый ящер со счастливой улыбкой на губах, слегка тронувшей его губы, мирно погрузился в беззаботный, детский сон, словно на миг снова очутился в своём давнем, беззаботном детстве.
Внимательный взгляда, полный неприкрытого презрения. искоса брошенный на заснувшего былого приятеля из-под прищуренных век старой шлюхи, он уже не увидел. Подсыпанное в бокал со старым выдержанным вином снотворное, действовало неумолимо. Ссориться с Имперской Безопасностью, из-за такого пустяка как старая любовь, уже немолодой, не раз битой жизнью столичной шлюхе, уже собравшейся на пенсию в свои полных двадцать шесть лет, не стоило. Даже в память о счастливых годах давно прошедшей юности. Неумолимо надвигающуюся старость даже старые шлюхи не желали провести в стылых бараках новых имперских каменоломен.
Глава 8 Предчувствия его не обманули…
Вполне ожидаемые неприятности.*
Следующие несколько дней, последовавших сразу за прибытием, Сидор не раз с тоской вспоминал то светлое, доброе чувство чистой радости, посетившее его в то самое первое утро в крепости. Больше такого не повторилось.
И началось всё, как только он, движимый желанием разобраться в своих неясных ощущениях, спустился со второго этажа во двор дома, где ночевал, и вполне ожидаемо нашёл там терпеливо ожидающего его десятника. По крайней мере, он тогда в первый момент так подумал, но заметив мгновенно промелькнувшую по лицу десятника гримасу раздражения при его виде, мгновенно переменил свои поспешные выводы. Если десятник его и ожидал, сидя на странно небольшой кучке заготовленных на зиму дров, то уж ничего хорошего от этого ожидания лично для Сидора ожидать, не следовало.
Судя же по тому, как Бугуруслан раздражённо переглянулся с Виталиком, своим старым заместителем, ещё по прошлой их самостоятельной жизни в собственной банде, и с которым у Сидора с самого начала их найма не заладились отношения, то промелькнувшая у него догадка была верна. Всё вернее верного говорило за то, что Сидора ждут неприятности.
Вот тут-то, можно сказать у парадного крыльца и рухнуло его утреннее праздничное настроение, когда выяснилось, что его с самого утра подспудно беспокоило. Оказалось, с огромным трудом нанятая им этой весной в городе банда местных хуторян в количестве двадцати двух бойцов, вместе со своим атаманом Бугурусланом, и тогда же направленная сюда в крепость для ведения всяких подготовительных работ для приёма здесь в предгорьях их будущего табуна, давно уже на него не работала. Чуть ли не с самого начала. Вот так вот!
По банальнейшей причине – им задолжали за уже выполненную работу.
Проще говоря, сами для себя они решили, что раз им задолжали деньги, точнее, по их собственной формулировке – раз им не платят, значит, фактически их уволили, и на компанию Сидора можно больше не обращать внимания. Считая ровно от того самого дня, полгода назад, когда закончился последний день следующего за проплаченным вперёд первым месяцем их работы. И когда Сидор, закрутившись в городе с делами, не появился в оговоренный срок с положенным им по договору жалованьем.
Всё! Разговор короткий. Платишь – работаем, не платишь – пошёл на фиг. Это, если не сказать ещё грубее и много откровеннее.
"Вот где вылезло трепетное отношение местных мужиков к деньгам", – угрюмо думал Сидор, слушая вежливые разъяснения десятника, куда он может теперь отправляться и сам, и вместе со всей своей ленивой компанией, и со своим задержанным на полгода нищенским жалованьем. Которое, почему-то когда их полгода назад нанимали, не казалось тогда им таким уж нищенским. И очень даже довольны они тогда были случайно подвернувшимся заработком. Который, тогда их устраивал.
Но, это тогда, а сейчас… Сейчас Сидора послали. Не грубо, не матом. Достаточно вежливо и аккуратно. Но жёстко и безповоротно.
А попытку договориться пресекли в корне, устами своего атамана, того самого в прошлом десятника их компании Бугуруслана, заявив: "Да и вообще – пошёл ты…"
Правда, уже потом, вечером, Бугуруслан всё же снизошёл до краткого отчёта. Так сказать – сдал дела. А потом, видимо не желая окончательно портить ставшими сразу напряжёнными отношения, всё же снизошёл, и потратил с Сидором на поездки по окрестностям несколько своих дней. Чтобы уж окончательно, без хвостов, рассчитаться по всем прошлым долгам. И теперь уже точно, совсем окончательно отчитался по честно выполненной его людьми за единственный оплаченный месяц работу.
Про оплату же второго, отработанного как бы безплатно вперёд, даже речи не завёл, хотя это в тот момент раздражённому, злому, буквально взбешенному всем произошедшим Сидору и не показалось странным.
И только после этой окончательной приёмки до Сидора дошло, что, точнее кого, он потерял. Вот когда он пожалел, что не выбрал в своём плотном графике пары недель и не явился сюда раньше для проверки, а заодно и для выплаты задержанного жалованья нанятым им весной работникам. Или просто не послал какого-нибудь гонца с жалованьем.
"Всё откладывал на потом? Людей не было? Хотел сам приехать и посмотреть?"
"Приехал?" – корил себя Сидор.
"Дооткладывался! Допотомкался!" – снова и снова костерил он сам себя, прикидывая в уме, сколько тут всего лишь за два холодных весенних месяца наработали бугуруслановы люди. И сколько могли бы за лето до осени сделать, если б не его нерасторопность! Потому как, даже на самый первый, самый поверхностный взгляд, сделано оказалось очень много. И выплаченные авансом деньги были не просто отработаны, а отработаны с огромной лихвой. Многие, намеченные ранее под выпас закустаренные луга были не только расчищены от кустарника, но и кое-где оборудованы зимовьём для пастухов. Даже местами вырыты были колодцы. Не везде, правда, а лишь там, где не было под рукой какого-нибудь ручья или родника. Расчищены были даже местами удобные звериные водопои на местных озёрах и речках. Многое было сделано. Очень многое.
Но и сделать надо было ещё больше. И практически всё, что было сделано, носило следы какой-то незавершённости, явно брошенное на половине.
Так что ругать в этом надо было только себя. За то, что провалил прекрасно задуманное и начатое дело, и не сделал весь требуемый объём работ, необходимый для приёма на горных лугах табунов.
"Раз уж взялся за одно дело, так доводи его до конца, – корил он сам себя. – А не хватайся: то за водопровод, то за новую пашню, то за пруды, то за озёра, то за кузню, а то и за… ещё что-нибудь такое же интересненькое…"
Одним словом, это был полный пи…ц, катастрофа. Табуны, которые надо было до зимы перегнать сюда, в предгорья, которым просто не было места на приречных лугах Каменки или Лонгары, перегонять оказалось некуда.
Так что, планируемая поездка в Приморье накрылась!
И ничего-то тут сделать было нельзя. Бугуруслан и его люди были полностью в своём праве. Платишь – получаешь работу, не платишь – не получаешь. Ни работу, ни вообще чего-нибудь. А то, что у тебя в тот момент были некие, непреодолимой силы обстоятельства, никого не касалось. Что ты чуть ли не половину сезона пролежал пластом, полумёртвой колодой, разбившись чуть ли не на смерть в стычке с рыцарем, и не мог даже рукой двинуть, а потом судорожно метался, разгребая накопившиеся за это время не решаемые без него дела – это твои проблемы.
Но больше всего Сидору понравился жёсткий наезд на него уже Виталика, дружбана Бугуруслана и недруга его с первых же дней знакомства, который единственный из бугуруслановой банды влез в эти разборки. В ответ на жалкие Сидоровы попытки оправдаться, объяснить, почему он не мог здесь появиться сам, или не прислал с оказией денег, буквально вызверившемуся на Сидора. И теперь чуть ли не каждое утро в крепости начиналось с одного и того же монолога, неизменно с незначительными вариациями повторяющегося.
Как можно было несколько дней подряд талдычить одно и то же, Сидору было непонятно, но это Виталика почему-то не останавливало.
Потом, когда выздоровел, мог приехать? – злобно сверкал тот на него злыми, какими-то холодно – стеклянными глазами. – Мог! Почему не приехал?
Сам не мог? А другана своего, Димона, послать сюда с жалованьем, мог? Мог! Почему не послал? Язык отнялся?
Ждал целых шесть месяцев, когда лично тебе будет удобно сюда появиться? Удобно? Появился? Нах…й послали? Так теперь не обижайся.
Посчитал, что четыре ржавые пушки для тебя важнее, чем обустроенные пастбища для твоих тысячных табунов? Которые ты теперь не знаешь куда пристроить? Так теперь не жалуйся!
"Интересный пердимонокль, – Сидор задумчиво косился на уверенного в своей несомненной правоте Виталика.
Злость и на Бугуруслана, и на его людей, и на самого себя прошла, и в душе лишь осталось только какое-то равнодушное любопытство, что ему ещё предъявит этот пустобрёх, какие ещё новые претензии? У него было такое странное чувство, что этот горлохват Виталик так громко орёт не просто так. Словно тот работал на несуществующую здесь публику, старательно забалтывая что-то важное.
"Скоморох какой-то", – странно равнодушно думал Сидор, глядя на его кривлянья.
Воевать с этими жёсткими, как оказалось, чересчур самостоятельными мужиками не было ни малейшего желания.
"Ну, отказались больше с ним работать, так и хрен бы с этим. Но зачем же, орать-то так?" – лишь недовольно морщился он на очередной какой-нибудь визгливый перл неугомонного Виталика, который никак не мог успокоиться и с каждым прошедшим днём, казалось, накручивал себя всё больше и больше.
"Что ж ты неугомонный то такой, – уже даже с каким-то нездоровым любопытством удивлялся Сидор. – Эк, разбирает то тебя, придурок.
Дать, что ли в морду, скотине такой, – совсем уж лениво подумал он. – Может, успокоится? Хотя, толку-то…"
"Кстати!"
Сознание Сидора, удивительно равнодушное и вялое какое-то последнее время, вдруг зацепилось за странно знакомые слова. Сегодня в визгливом, ставшем как бы уж и привычным монологе Виталика появились вдруг какие-то новые, неожиданные сюжеты.
"А откуда эта сволочь знает про наши пушки? И про то, что они ржавые? И что их четыре? Не три, не две, а именно четыре", – глаза Сидора до того равнодушно терпеливо пережидающие бурю Виталикова возмущения, как преходящее стихийное бедствие, сразу настороженно сузились.
От былого равнодушия не осталось и следа. Сразу собравшись, он уже более внимательно следил за довольным, уверенным в своей правоте Виталике, и точно таком же довольном, не замечающем что перешли все границы, бывшим десятнике.
"А я ведь ничего такого им не говорил, – пронеслась мысль у Сидора. – Да и отношения между нашими отрядами буквально с первого же дня стали довольно напряжённые. Охамел Бугуруслан, охамел. Совсем наших молодых пацанов ни во что не ставит, гнобит, как салабонов при любом удобном случае. Вот и они обиделись. Так что и парни наши ни с Бугурусланом, ни с его людьми на сей предмет не общались. Насколько я знаю, – уточнил он сам для себя на всякий случай.
Нет, точно, наши парни сказать ничего подобного не могли, – подумав, Сидор окончательно уверился он в собственной правоте.
Старательно припоминая последние дни, и где кто был и с кем мог встречаться, он окончательно уверился в собственной правоте.
Значит, у Бугуруслана с его людьми есть связь с Большой Землёй, то есть с городом.
И как к этому относиться?
Да никак! – раздражённо отбросил он от себя пустые, не относящиеся к делу мысли. – Я не Шерлок Холмс, чтоб ещё разбираться во всякой ерунде. Пусть с кем хотят, с теми и общаются. Как хотят и когда хотят. Меня это больше не касается".
Однако, похоже, это только он так думал, что его не касаются дела Бугуруслана. Тот так явно не считал и при каждой, даже случайной встрече, неизменно возвращался к вопросу о задержке зарплаты. Видать, это было для него чем-то важно. Хотя, вроде бы всё для себя обе стороны уже выяснили.
Всё было правильно, что он говорил. Обидно, неприятно, но, увы, правильно. Формально!
Это и настораживало. Было много непонятного, странного и совершенно нехарактерно для левобережцев в подобном поведении. И особенно был странен их категорический отказ от жалованья за прошедшие полгода и крайне жёсткое требование признания его вины в произошедшем разрыве.
Зачем это им было надо, было ещё более непонятно. Что, однако, настораживало ещё больше.
Даже то, что они не попытались у него что-то отжать в деньгах за отработанный фактически даром второй месяц, совсем ни в какие ворота не лезло.
Они упорно фиксировали время разрыва их отношений – проплаченный вперёд один единственный месяц, после их приезда в эти места. И его, Сидора то есть, несомненную вину в разрыве отношений. И как отчётливо понял Сидор из их последнего разговора, факт отказа от жалованья официально закреплял это. Зачем им вот именно это было надо, было ещё более непонятным.
Хотя… Кое-какие догадки у Сидора уже появились, и настроение, и так последние дни не самое хорошее, окончательно испортилось.
А на следующее утро стало совсем уж не до хандры и не до такой ерунды, как пустые догадки.
Катастрофа.*
В их Тупик, как с лёгкой руки молодняка стала шутливо называться бывшая крепость в горах, пригнали из города табун лошадей. Большой! Внезапно! Когда его никто тут не ждал. Да ещё и тех самых больных и раненых, что Сидор оставил на лечение коновалам с низовий Лонгары. Недолеченных!
Которых, как тут же выяснилось, низовые коновалы не могли защитить от зареченских рыцарей, видимо забывших уже про своё недавнее поражение, и снова появившихся в тех местах. И опять принявшихся за старое, любимое ими дело: ловлю людей и всего до чего могут дотянуться их жадные, загребущие ручонки.
Вот и пригнали табунщики из низовий Лонгары сюда в предгорья всё, что на сегодняшний день от бывшей его немалой доли трофеев ещё осталось. Едва более тысячи из бывших ранее двух с лихвой.
А вот это уже была настоящая катастрофа. Никто этих лошадей так рано тут не ждал. Ни этих, ни каких других. Да ещё так много, да в таком страшно измождённом состоянии, измученных длительным, тяжёлым перегоном. Тем более, больных и недолеченных.
Потому как Сидор, заранее предполагая наличие проблем в крепости из-за его полугодового отсутствия и невыплаты зарплаты работникам, заранее распорядился ничего с табунами не предпринимать до получения от него отсюда вестей.
Первые же табуны сюда, в предгорья должны были быть перегнаны следом за ним не ранее чем через месяц, а то и через два. И то, лишь после получения от него известий о состоянии дел на месте.
Выходило же, что неизвестно как появившихся в окрестностях города этих лошадей погнали следом за ним в горы буквально сразу, как только последняя телега его обоза покинула городские ворота. Чуть ли не на следующий же день.
А тут ничего ещё не было готово.
Если когда и можно было принять здесь животных, то никак не ранее чем через полгода. Никак не раньше поздней весны, а то и вообще начала лета.
Но…, человек может думать все, что ему угодно, а от судьбы не уйдёшь.
Сидор, неверяще глядел на пригнанных лошадей, с ужасом понимая, что поздняя весна будущего года вот она, уже здесь. Уже, наступила! Уже была поздняя весна, если вообще начало лета.
Тысяча с лишком лошадей, намного раньше оговоренного срока, в зиму, недолеченных, истощённых долгим изнурительным перегоном, без запаса кормов с собой. А жрать здесь им было нечего, кроме пожухлой травы, которая со дня на день грозила уйти под снег. И что тогда останется от этой тысячи уже через месяц?
И ни единой живой души на сотни вёрст кругом кого можно было бы нанять в помощь и так буквально с ног падающим от усталости низовым коновалам.
И отсутствие Димона, ушедшего куда-то в горы, на поиск этого дурацкого прохода, с пятью парнями. Которых так не хватало теперь в крепости.
"Господи! – с тоской думал Сидор, не зная за что и схватиться, настолько ни на что не хватало рабочих рук. – Тришкин кафтан. Ну, хоть бы не это".
И тут произошло то, что коренным образом изменило отношение Сидора к Бугуруслану и его людям, надолго определив его с ними отношения.
Бугуруслан и его люди помогли спасти буквально погибающий табун. И так выхаживали истощённых, измученных лошадей, как будто это были их собственные. И во многом благодаря их труду ни одна лошадь не пала.
И не взяли за это, как ни странно, ничего, ни одной медной монетки.
Всё это в сумме, если и не помирило, то, по крайней мере, не позволило Сидору потребовать от Бугуруслана с его людьми немедленно убираться со своими вещами из крепости.
"А может, это и была та цель, которой они добивались? – Не раз потом думал Сидор, как только окончательно разобрался с делами и всё, не совсем, но хоть как-то наладилось. – Им надо было обязательно остаться в крепости? Хоть и не товарищами, но и не чужими. Не врагами, по крайней мере".
Ещё более укрепило его в этом мнении случайная встреча с бывшим десятником возле старых, разбитых ворот крепости, когда он возвращался домой после размежевания границ земельных участков и столкнулся с возвращающимся откуда-то Бугурусланом. На его счастье, в этот раз тот был один, без неизменного Виталика. Иначе бы разговор точно не получился.
Господин барон! – насмешливо поприветствовал его бывший десятник, шутливо приподнимая меховую шапку над головой. – Какая внезапная встреча!
Так? – шутливо помахал он ею в воздухе, изображая дурашливый поклон. Весь вид его в этот момент излучал самую искреннюю доброту и простодушие. И если не знать что за этим невинным обликом скрывался хитрый пройдоха, то можно было легко ошибиться.
Давно хотел спросить. Где, ты говорил, твои земли кончаются?
Не говорил, – холодно улыбнулся Сидор. – Но далеко. С этих стен точно не видать. Тут кругом всё наше, если ты не забыл ещё кроки, отмеченные весной. Так что если вам с вашей бандой нужна земля, то придётся поискать другое место. Там, – насмешливо кивнул он на запад. – Там! – кивнул он на восток. – Там, там и там, – небрежно помахал он рукой во все остальные стороны.
Отлично, – радостно потёр ладони довольный Бугуруслан. – Раз так неопределённо, то, как раз там дальше, надеюсь уже за вашими границами, – насмешливо уточнил он, – есть ещё парочка, другая развалин. Надеюсь, ваших меток на них нет. И если ты не будешь против, и ещё не занял их, то это мы себе под руку приберём…
Где это? – подозрительно прищурился Сидор.
Там, – Бугуруслан, по его примеру, так же небрежно махнул куда-то рукой. – Не волнуйся, – тут же ухмыльнулся он, глядя, как вдруг сразу похолодели глаза Сидора. – Примерные границы ты же сам нам ещё по весне обрисовал, а это место гораздо дальше. В двух, трёх днях пути отсюда в сторону перевала.
Какого? – насторожился Сидор.
Басанрогского, – насторожился теперь уже атаман. – Какого же ещё? А ты что подумал?
Тьфу ты, – облегчённо рассмеялся Сидор. – Я настолько привык к тому, что туда есть только одна дорога, и та из города, что постоянно забываю, что и отсюда можно до того места добраться. И намного ближе, к тому ж.
А это хорошо, – оживился он. – Мы как раз собираемся со временем туда дорогу по предгорьям протянуть. Так что, если будет где переночевать в тепле, это здорово, – искренне улыбнулся он. – Ты б вечерком зашёл, показал на карте, где вы собираетесь обосноваться. Чтоб путаницы не было, – с совершенно невинным видом уточнил он.
А у вас и карта этих мест есть? – задумчиво прищурил глаза Бугуруслан.
У нас много чего есть, – шутливо ткнул Сидор кулаком Бугуруслана в бок. – Много всякого разного.
Ладно, зайду, – улыбнулся и Бугуруслан. – Если поставишь бутылочку своего лучшего когнака, так я тебе карту твою ещё и уточню в парочке мест, где мы успели побывать.
Лады, – хлопнул Сидор по подставленной ладони. – Сегодня же и заходи, а то завтра меня не будет. Надо ребятам помочь достроить брошенное вами зимовьё у Стылого ручья. Так что, меня следующих пару дней в крепости точно не будет. Глядишь, больше и не встретимся. Так что, заходи сегодня вечерком, карту уточним, бутылочку заодно раздавим.
Кивнув на прощанье, Сидор повернулся и двинулся по своим делам в сторону крепости. Бугуруслан же остался стоять, провожая его ставшим вдруг задумчивым, засомневавшимся взглядом. Бывшее вчера ещё столь острым желание как можно скорей вырваться из этих поднадоевших развалин, внезапно куда-то пропало. Что-то в поведении его бывшего начальника насторожило Бугуруслана. Какое-то слово, жест или взгляд зацепили атамана. Но, вот что это было, он никак не мог сразу сообразить.
"Ничё! – хмыкнул он про себя. – Посидим ещё пару дней в крепости, ребят не убудет. А в том, что здесь происходит, надо всё-таки хорошенько разобраться. Торопиться нам особо некуда. Возвращаться в Старый Ключ, чтоб зимовать дома? А смысл?
Девки, если надо, к нам и сами сюда прибегут, – ухмыльнулся он своим, ставшим враз фривольными мыслям. – А всё остальное у нас и так с собой есть".
Пока всё у него шло хорошо, своим чередом. Никто его отсюда прямо не гнал. Потому, можно было ненадолго в крепости и подзадержаться, пока окончательно не разберётся что и как. Тем более что и срочного ничего пока не было. Да и с этим…, Сидором, более-менее наладившиеся отношения совсем уж открытым пренебрежением портить не стоило. Обжитое место в этих диких, пустынных местах, где тебе, если чего, всегда помогут, что бы там ранее между ними не было, дорогого стоило. Поэтому и вечерком к местному начальничку стоило зайти, поделиться. Глядишь, когда добром и отзовутся даром предоставленные сведения.
"Тем более, когда они тебе ничего не стоили", – презрительно улыбнувшись, Бугуруслан чуть не рассмеялся в голос наивности этих землян.
Возвращение Димона.*
Разваленная когда-то давно крепость, куда группа Димона возвращались с таким диким опозданием, аж на целых семь дней от всех контрольных сроков, издалека производила какое-то непонятное, настораживающее впечатление.
Начать с того, что вокруг было настолько удивительно пусто и тихо, словно никого живого во всей округе не было. И это настолько разительно отличалось от того, что происходило здесь же две недели тому назад, после их прибытия с караваном, и по всем соображениям должно было быть бы и сейчас, что невольно настораживало. А всё странное было опасно. Поскольку для подобной тишины и спокойствия в крепости не было ни малейших причин. По его мнению, всё здесь должно было бурлить и клубиться, с нетерпением ожидать его возвращения, тем более с таким продолжительным запаздыванием. А ничего этого не было.
И если бы не фигура одинокого часового на верху угловой башни, в котором Димон без особого труда разглядел в старый прицел, с помутневшим от времени стеклом, хорошо знакомого ему Кольку Ветрова, из недавно принятых ими на работу молодых парней, он ни в жизнь бы не двинулся в ту сторону. По крайней мере, пока не разобрался бы, что там такое происходит.
К тому ж до чёрной земли выбитая копытами лошадей земля во всей прилегающей к крепости округе, навевала самые нехорошие мысли. Тем более что ни одной лошади возле крепости не было, словно они испарились.
Однако ленивая фигура лузгающего семечки часового, безпечно расположившегося на верхней бровке полуразрушенной крепостной стены, позволяли надеяться, что в крепости всё хорошо и можно спокойно двигаться дальше.
Да и аккуратно сложенные возле въездных ворот каменные блоки, ранее безпорядочно разбросанные возле стены, и зияющее пустотой пространство въездных ворот, без косо висящего поперёк проёма полотна разбитой воротины, позволяли надеяться, что порядок в крепости наладился.
