Текст книги "Хромой из Варшавы. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

– Ужинаем в кухне или принести поднос в гостиную? – крикнул Адальбер, уже нарезавший тонкими ломтиками йоркширскую ветчину, аппетитнейшего розового цвета.

Яростный вой ветра не дал ему договорить. В спальне Альдо хлопнул ставень, сорвавшись с запора. Мужчина поспешил к окну, открыл его и попытался закрепить ставень, но ветер дул с такой силой, что это ему не удалось.

Зато человек, который наблюдал за ним, спрятавшись в гуще плюща, сумел остаться незамеченным, вцепившись в толстые ползучие стебли растения.

– Похоже, шпингалет сломался, – крикнул Альдо.

– Оставь его в покое, ничего страшного. Представляешь, как нам повезло, что мы ночью не под этой грозой и бурей. Смотри-ка! А вот это уже серьезно!

Светящийся зигзаг ударил в верхушку одной из входных башен замка, прибавив светлый мазок к зловещей картине.

– Жаль, что наша история с фильмом – полная туфта, – с сожалением сказал Альдо. – Из нее могло бы выйти, ей-богу, что-то интересное.

– О чем ты говоришь?! Как бы мы стали выкручиваться, если бы лорд Астор согласился? Впрочем, в киношном мире возможны любые повороты, так что согласился он или не согласился, не имеет никакого значения. Зато мы с тобой поучаствовали в любопытной пьесе. А теперь за стол! Я умираю с голоду, и мы можем наконец поесть, не думая о твоих зубных протезах.

Привычные к превратностям путешествий, они отдали дань тому, что им было предложено в этом доме. По их мнению, «сельское меню» было на несколько порядков выше традиционной английской кухни. Копчености, масло, свежий хлеб – он лежал в деревянной хлебнице, – яйца, конфитюр и несколько глотков обычного, без претензий марсанэ пришлись нашим друзьям по вкусу. Свой ужин они завершили замечательным кофе – его варил Альдо, и это был единственный кулинарный талант князя – и несколькими рюмочками коньяку.

– Теперь постараемся хорошенько выспаться, – сказал Адальбер, бросая в уютно горевший камин окурок сигары, настоящей Гаваны, быть может, излишне роскошной для заурядного киношника. – А знаешь, мне пришла в голову одна мысль…

– Какая же? Обычно у тебя их гораздо больше.

– На месте леди Нэнси я пригласил бы Аву в отсутствие лорда Астора в гости и оставил переночевать в замке. Просто чтобы полюбоваться, что станут делать привидения. Кто знает, может, леди Ава сошла бы с ума.

– Она же и так сумасшедшая.

– Конечно. Но тогда ее можно было бы отправить в лечебницу.

– Думаю, от нее сбежали бы все обитатели желтого дома – и больные, и здоровые. Лучше скажи, что мы будем делать завтра утром после того, как покинем этот тюдоровский заповедник.

– Я сам об этом думаю. Мы можем, например, продолжить наше знакомство с Безупречным Питером Уолси. Он вхож в лучшие дома Англии, любопытен, как кошка, и, несмотря на фатовство, совсем не дурак.

– Согласен. В нашей ситуации юноша может быть нам очень полезен.

Друзья погасили свет в гостиной и разошлись по спальням. Альдо уже ложился в постель, когда Адальбер позвал его:

– Иди посмотри, что я нашел!

Адальбер вытащил из-за кровати плоский продолговатый чемоданчик, открыл его и сунул под нос Альдо портрет.

– Что ты об этом скажешь? – поинтересовался он.

Альдо в полном недоумении смотрел на самого себя.

– Но это же я…

– Да. И стоит подпись Мэри Уинфельд. Но если приглядеться как следует, то это все-таки не ты, а Мэри, как мы знаем, не любит приблизительности.

– И что же это значит?

– Если это не ты, то это твой брат или, возможно, тот, кто явился сюда и отрекомендовал себя князем Морозини. Разумеется, пройти это могло только с человеком, который ни разу в жизни тебя не видел, как, например, лорд Астор. Смотри, изменены детали, но какие важные: цвет глаз, их разрез, губы. Теперь мы знаем, что и лицо можно изменить с помощью всяческих приспособлений, какими щедро снабдил нас господин Дюваль. Тип, который подгонял себя под тебя, а твой портрет под свою внешность, обладает, безусловно, талантом, а еще больше наглостью, раз решился «исправить» портрет самой Мэри Уинфельд. Мне кажется, мы подбираемся к тайне замка Хивер. Этот человек в замке свой. Скорее не в замке, в деревеньке, он…

– Поживем – увидим, портрет возьмем завтра с собой и по приезде в Лондон отправимся к Мэри и спросим, что она о нем думает, – прервал друга князь.

– Нет, к ней я отправлюсь один, а ты подождешь меня где-нибудь в укромном уголке. Нельзя, чтобы тебя кто-то увидел без грима. Кстати, Мэри, мне кажется, может стать нашей надежной связью с Парижем. Ну, что? Берем портрет?

– А знаешь, я думаю, не берем. Картину надо перепрятать, а чемоданчик оставить на месте. Он будет уликой. Существенной уликой.

– Перепрятать? И куда же?

– Здесь же и оставим. Если преступник захочет уничтожить улику, вернется и обнаружит пропажу, ему не придет в голову искать ее тут же.

– Разумно. Хотя мне очень не хочется оставлять улику в домике, но ты прав: в любом другом месте ее могут обнаружить. Теперь мы знаем, как выглядит твой двойник, а это, как говорят англичане, уже «кусок удачи». И не будем скрывать от себя, что попали в настоящее осиное гнездо. Если леди Ава с приветом, то остальные Асторы с еще большим.

– Ты хочешь сказать, лорд Астор. Но он пострадавший, точно так же, как и мы. Не забывай, у него украли «Санси», а он дорожил им не меньше, чем любимыми привидениями.

– В самом деле. Ладно, хватит болтать! Давай сообразим, куда спрятать эту штуковину?

После долгих размышлений и споров решили положить портрет на балдахин одной из кроватей. Колонны, которые его поддерживали, были вполне способны выдержать вес одного человека, и Адальбер влез наверх.

– Однако убираются здесь не часто! Ну и пылища! – сообщил он. – Давай поищем, во что завернуть портрет.

В кухне среди полотенец, салфеток и скатертей они нашли солидный официантский передник из грубой ткани с завязками и решили, что он подойдет.

– Нет, я себя таким не вижу, – заметил Альдо, взглянув еще раз на портрет перед тем, как его завернуть. – Это не я!

– Для тех, кто тебя знает, да, это совсем не ты, но для тех, кто представляет тебя по фотографиям из газет, портрет вполне подходит. И вот тебе подтверждение: мошеннику удался его обман.

– Дожили: меня представляют по паршивым газетным снимкам. Мне казалось, я известен и по-другому!

Адальбер невольно рассмеялся:

– Самое время обидеться! Как я тебя понимаю! Ты видел Астора? Он выбрал эпоху Тюдоров и живет, окружив себя эктоплазмой[507], и никак не может понять, почему жена ударилась в политику. С таким мужем недалеко до неврастении, не важно, есть у тебя «Санси» или нет. Кстати, мне очень интересно, где наш друг хранил свое сокровище и почему оно так легко досталось мошеннику?

– Давай обсудим это завтра, а сейчас ляжем спать. У меня глаза закрываются.

– Одну минуточку! Не хочу уезжать отсюда без сувенира, – объявил Адальбер, доставая фотоаппарат и прилаживая к нему вспышку. – Смотри, на этой пленке как раз остался один кадр, и мы его используем!

Вспышка магнезиума – и снимок сделан. Адальбер извлек цилиндрик со снятой пленкой и спрятал его в карман со словами:

– Киношники мы или нет, черт возьми?! Все должно идти в дело!

Погода между тем продолжала портиться. Гроза ненадолго затихала, но тут же принималась бушевать с новой силой.

Альдо улегся в постель, но чувствовал: нервное напряжение помешает прийти сну, в котором он так нуждался. Для Адальбера таких проблем не существовало, он обладал удивительной способностью засыпать мгновенно и где угодно, и так же легко просыпался. У Альдо такой счастливой способности не было, и он приготовился долго лежать с широко открытыми глазами в темноте, прорезаемой вспышками молний, предаваясь не слишком веселым размышлениям. Но Морфей не заставил себя ждать и подхватил его в свои объятия.

Поутру небо было ясным. Парк усыпали сломанные ветки, на небе не темнело ни тучки. Похолодало довольно сильно, но после грозы все выглядело свежим и умытым.

Безупречный Питер распахнул окно, собираясь заняться ежедневной дыхательной гимнастикой, и невольно засмотрелся на замок, который был совсем близко: там опускали мост, а на главной башне страж в средневековом костюме спускал разодранный в клочья флаг с гербом Асторов, собираясь поднять новый.

Питер наслаждался ясным утром, стараясь забыть неприятное впечатление, оставшееся от вчерашнего вечера. Разумеется, благодаря участию в разговоре леди Нэнси ужин не превратился в унылый монолог Уильяма Астора, оплакивающего обожаемый бриллиант. Но, к сожалению, гостю так и не удалось узнать, где же хранилось это драгоценное сокровище до кражи.

Было видно, что разговоры о бриллианте нервируют леди Нэнси, и она переводила разговор на… политику. И еще одна тема обсуждалась за столом: никого не оставил равнодушным странным образом загримированный труп, который выловили рыбаки Ливингстона.

– Я все время думаю, кто бы это мог быть? – плаксиво протянул хозяин замка. – Прислуга только об этом и толкует.

Жена ему заметила, что было бы странно, если бы не толковала, такие события случаются, к счастью, не часто.

– Ходят слухи, что это не кто иной, как лорд Эллертон, – грустно прибавила она.

– Ничего удивительного, – подхватил Питер. – Он один из самых видных людей в тамошних местах, человек богатый, влиятельный, неожиданно исчезнувший. Что же касается грима…

Юноша хотел сказать, что грим должен сделать более сложным обвинение против Морозини, но промолчал, вспомнив, что обвинения эти выдвинул лорд Астор.

Питер спал мало. И если честно, не из-за грозы. Его одолевало множество самых разных мыслей, и к тому же полночи он проспорил с Финчем. В конце концов юноша решил всерьез заняться изучением кино, а пока потеснее сойтись с американцами. Профессия киношников позволяла им проникать везде и всюду.

Из гаража еще не выезжал ни один автомобиль. Питер быстренько позавтракал и отправился в замок проститься с хозяевами, попросив Финча вывести «Бентли».

– Я не видел, чтобы кто-то выезжал из Хивера, – сказал он лорду Астору. – Деятели кино не в силах расстаться с вашим замком. Может быть, они надеются, что вы измените свое решение? Нелегко, должно быть, расстаться со своей мечтой, увидев ее во плоти перед глазами. Но мне пришла в голову мысль, которая должна их устроить. Думаю, им подойдет один из замков моего отца. Он находится гораздо севернее, далеко не в лучшем состоянии, но именно той самой эпохи или, как говорится, той самой стати. Со всякими техническими ухищрениями, декорациями и кучей долларов, как всегда у американцев, думаю, все отлично получится. К тому же у местного населения появится работа, так что, фигурально выражаясь, никто не встретит киношников градом камней. Где вы их поместили?

– Я провожу вас к ним. Коттедж на краю деревни.

Перед входом в замок Финч обмахивал метелкой из перьев «Бентли», который только что вывел из гаража.

– «Паккард» еще на месте? – осведомился хозяин замка.

– На месте, ваша светлость. После такой безумной ночи люди должны позволить себе выспаться.

– Пойдите, Питер, и разбудите своих друзей. Мне нужно с ними поговорить.

Финч уже распахнул дверцу, но Питер отрицательно помахал рукой:

– Я пройдусь пешком. Небольшая прогулка под ясным небом пойдет мне на пользу.

Вместе с Финчем он отправился через парк, который был совсем не маленьким. Целая армия садовников трудилась там, справляясь со следами бури. Уносили сучья, поправляли клумбы, несли в ящиках из оранжереи свежие цветы, чтобы посадить их вместо испорченных.

Леди Нэнси в твидовом костюме и шелковой голубой косынке на голове стояла, сложив на груди руки, рядом с главным садовником и время от времени отдавала распоряжения. С первого взгляда было ясно, что тревожить ее не стоит, поэтому Питер ограничился приветствием и поблагодарил с присущей ему любезностью за гостеприимство.

– Иду к американцам, – прибавил он. – Хочу подсластить их огорчение, рассказав о старинных фамильных замках.

Юноша поклонился леди Нэнси, направился к указанному ему домику и постучал в дверь. Никто не ответил. После трех безуспешных попыток Питер решил все-таки войти. И… обнаружил, что домик пуст. Не было даже похоже, что в нем вообще кто-то ночевал, в таком все было идеальном порядке.

Подумав, что американцы решили перед отъездом прогуляться по парку, Питер попросил у леди Нэнси разрешения задавать вопросы садовникам и отправился на поиски. Финч шел с ним рядом, и его длинный нос и вытянутая шея делали его похожим на гончую, которая пустилась по следу… Но никаких следов не нашлось.

– Это что-то невероятное, – бормотал Безупречный Питер. – Интересно, куда могли исчезнуть эти люди?

Они обошли парк, вернулись обратно, оглядели каждый куст, расспросили садовников и сторожей, но ни один из обитателей замка Хивер ничего не мог сообщить о посланцах кинокомпании «Метро-Голдвин-Майер». Хотя трудно было бы не заметить двух мужчин немалого роста, но тем не менее никто не мог похвастаться, что видел их.

– У нас прибавилось два новых привидения, – весело прошептал молоденький садовник. – Но и без них у нас внушительная коллекция.

– Привидения не ездят на автомобилях, – кисло заявил сын герцога, услышав шутку. Настроение у него испортилось окончательно.

Но «Паккард» американцев между тем по-прежнему был в гараже и продолжал стоять там еще много дней. И никто не искал его и не требовал…

Что бы это могло значить?

Часть вторая. Месть, отложенная на годы

– Нельзя не согласиться, вещь чудесная! – вздохнула Мари-Анжелин дю План-Крепен, подходя к картине поближе, чтобы получше рассмотреть подпись.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась госпожа де Соммьер, вглядываясь в лицо модели через свой лорнет с изумрудами. – Портрет или бриллиант?

– И то, и другое. И еще замечательный талант художницы. В первую очередь смотришь вовсе не на бриллиант. Он великолепен, прекрасен, но дама, похоже, не чувствует себя счастливой оттого, что носит его.

– С ним связано столько мрачных историй, что можно ее понять. А леди еще так хороша, что может обойтись и без бриллиантов.

– Но тем не менее она его носит, вызывая зависть множества женщин.

– Не всех. Лиза, например, не придает бриллиантам большого значения. А вот Альдо от их игры и блеска просто с ума сходит.

– Не преувеличивайте, План-Крепен. И Лиза вовсе не равнодушна к камням.

– Она любит бриллианты, которые дарит ей Альдо, а вовсе не все подряд. И особенно не любит камней с историей. Они, безусловно, знамениты, но всегда опасны. Думаю, что страсть ее супруга не прибавила ей любви к этим камешкам. А уж что касается «Санси», то против него, я думаю, у нее огромный зуб.

– Я бы очень удивилась, если бы было иначе. С той минуты, как в Венеции ей на голову свалилась несносная Ава и объявила, что бриллиант был украден – нет, вы только подумайте, украден! – для нее, жизнь Лизы превратилась в настоящий кошмар. И то, что она отправила детей к бабушке, говорит, в каком она находится ужасе. Но почему она поехала именно сюда?

– Это и я хотела бы узнать, дорогая План-Крепен. И хотя Лиза знает, что мы в Лондоне, она нас избегает. Мэри тоже ничего не может понять. В общем пока она твердо решила изображать из себя Мину, с которой рассталась давным-давно, как только отец узнал ее.[508]

– Но все же не такую уродку, я надеюсь?

– План-Крепен! Вы прекрасно понимаете, что есть слова, которые я недолюбливаю. И Лиза никогда не была «уродкой», если воспользоваться вашим вульгарным выражением. Чего я не скажу о ее муже в его теперешнем обличии. Если бы она знала, каким его сделал наш дорогой Ланглуа. Но вернемся к Лизе…

Госпожа де Соммьер устремила взгляд на банкетку красного бархата, которые расставляют в музеях для отдыха посетителей – в этом зале людей было по-прежнему много, выставка проходила необыкновенно успешно, – и направилась к ней. Она уселась на нее так, чтобы иметь возможность любоваться портретом, и вздохнула с облегчением. Разумеется, План-Крепен последовала за маркизой и села рядом. Госпожа де Соммьер молча обмахивалась программкой, а Мари-Анжелин спросила:

– У нас есть идея относительно Лизы?

– Не задавайте глупых вопросов, План-Крепен! Конечно, у меня есть идея. А у вас?

– Не сказала бы. Англия вообще не «моя чашка чая», как говорят местные. Тем более я терпеть не могу этот напиток, который сопровождает англичан на протяжении всего дня. Они открывают глаза и пьют чай, за завтраком пьют чай, за ланчем тоже чай, а уж о файф-о-клоке[509] я и не говорю. Только за обедом получаешь право на человеческие напитки без того, чтобы на тебя не косились.

– Вы опять все преувеличиваете, План-Крепен! Ни один отель, если только он достоин такого названия, не откажет мне в моем любимом шампанском, иначе бы меня, да и вас тоже, не видели бы по ту сторону Ла-Манша.

– Не буду спорить относительно шампанского, но скажите, что вы думаете по поводу Лизы.

– Я думаю, что она, возможно, хочет познакомиться с леди Астор, поскольку у них в замке Альдо будто бы украл бриллиант.

– Не вижу, каким образом Мина ван Зельден может познакомиться с леди Астор.

– Я не говорила, что знакомиться будет Мина. Посмотрев на портрет, расспросив Мэри, возможно, Лиза надеется поговорить с этой дамой, не прибегая ни к каким уловкам. Возможно, она хочет представиться ей под своим настоящим именем и постараться объяснить, что Альдо здесь ни при чем, что это интрига, задуманная, чтобы нанести ему удар и лишить репутации. Он достиг высочайших вершин, а когда хотят уничтожить соперника, да еще такого уровня, в ход пускаются любые средства. Если Альдо осудят за воровство, если его на долгие годы заточат в тюрьму, князь будет не только разорен, он будет уничтожен… И возможно, даже физически!

– Разорен? С чего бы? Лиза не перестанет быть дочерью банкира Кледермана, а у него нет никаких оснований лишать свою дочь наследства!

– По сути, главный виновник драмы Лизы, безусловно, Мориц с его страстью к тайнам и секретам. С годами эта страсть сделалась манией. Сиди он спокойно дома, ничего подобного бы не случилось. А он носится как угорелый, и теперь ищи его по всему свету! Южная Америка – вот и все, что известно, последнее местопребывание – Рио-де-Жанейро. До того законспирировался, что даже его секретарь, которому он безоговорочно доверяет, ничего не может сказать толкового. Только и добились, что «господин Кледерман охотится за изумрудами». Однако, думаю, и нам не стоит обсуждать банкира на банкетке среди толпы.

– Мы, как всегда, совершенно правы, – согласилась План-Крепен и встала. – Нам пора возвращаться в отель.

До «Ритца» было недалеко, погода смилостивилась, небо прояснилось, и дамы решили вернуться в отель пешком. Они шли не спеша и вдруг увидели идущего им навстречу инспектора Лекока, главного помощника Ланглуа. Он остановился лишь на секунду, поздоровался, сказал, что оставил для них записку у портье, и пошел дальше.

– Что бы это значило? – прошептала в недоумении маркиза. – Ланглуа отправляет своего помощника через Ла-Манш, чтобы передать нам письмо? У него не все в порядке с головой или он так не доверяет почте? Тогда почему письмо? Если он отослал сюда Лекока, почему не сказал все, что хотел, на словах?

– Лучший ответ на вопросы – письмо господина Ланглуа. Но я согласна с вами, все это очень странно.

– Письмо, которое не требует ответа. Даже когда мы говорим с собой, мы ведем дискуссию. А тут никаких дискуссий. Иными словами, нас ждет приказ.

– Приказ?! – возмущенно переспросила Мари-Анжелин. – Он приказывает нам?!

– В самой любезной форме, успокойтесь. В хорошем обществе никто не обходится без цветов красноречия.

Госпожа де Соммьер не ошиблась. Записка от главного полицейского гласила:

Не подумайте, что я смею злоупотреблять своим авторитетом, я исхожу лишь из соображений осторожности и жду вас в Париже через два дня. Зная, что вы одни в гостинице, двери которой открыты для всех, я не могу быть спокоен. Вы самые близкие люди к М., ваше положение не может не тревожить. Здесь, по крайней мере, я могу оберегать вас как днем, так и ночью…

– Но мы, кажется, и не собирались тут задерживаться, – произнесла План-Крепен, читая письмо из-за плеча маркизы.

– Да, но он слишком хорошо нас знает! И что мы решаем? Лично я совсем не хочу возвращаться, – объявила маркиза. – Мы даже не успели повидаться с Лизой, все с ней обсудить. Если только это она была на фотографии, конечно!

– Она! Голову даю на отсечение! Но с другой стороны, Ланглуа никогда не тревожится на пустом месте. Он беспокоится, потому что привязан к нам.

Зеленые глаза маркизы удивленно взглянули на своего Санчо Пансу[510].

– С каких это пор вы стали так осторожны, Мари-Анжелин дю План-Крепен? Вы, чьи предки участвовали в Крестовых походах?

– Я думаю об Альдо, у него неприятностей по горло. И если с нами что-то случится, он этого не переживет!

– А с нами в один прекрасный день это что-то непременно случится, и ему придется это пережить!

На этом беседа двух дам прервалась: в отеле «Ритц», впрочем, как и на всех Британских островах, наступил час чая.

Череда элегантных женщин и безупречно одетых мужчин благоговейно направились в большую гостиную, где должна была проходить сия важная церемония. Для госпожи де Соммьер этот час был «часом шампанского», и она решила поспешить и направилась в сторону лифтов, но тут какая-то дама буквально преградила ей путь.

– Маркиза де Соммьер у нас в гостях среди зимы! Глазам своим не верю!

Больше всего на свете старая дама не любила подобных случайных встреч, от которых неизвестно, как отделываться. Но когда она пригляделась, нахмуренные брови расслабились и появилась искренняя улыбка.

– Леди Клементина? Дома среди зимы? – пошутила она в ответ. – Какая счастливая встреча! Как произошло, что вы не в Египте, как все прошлые годы?

– С тех пор как вы и ваше семейство не придает остроты монотонным будням, Египет стал куда менее привлекательным. В Ассуане год от года все больше туристов и все меньше экзотики.

– Неужели полковник отказался от скачек по пустыне?

Было время, когда побратимы, как называли неразлучных друзей Лиза и План-Крепен, искали в Египте следы Атлантиды, а тетя Амели лечила африканским солнцем начинающийся ревматизм. Тогда они проводили зимнее время в Африке, где в отеле «Олд Катаракт Ассуан» познакомились с Джоном и Клементиной Саржент, удивительно обаятельной парой. Джон был полковником индийских колониальных войск. Большую часть жизни он с женой провели в Пешаваре, на северо-восточной границе Индии, но вообще-то где только они не были. Джон Саржент говорил на семи языках, в том числе и на мандаринском, и выполнял самые сложные поручения в различных концах Британской империи. Он был не только прекрасным компаньоном, но и весьма любопытным персонажем, даже с оттенком таинственности. Альдо и Адальбер не сомневались, что он в свое время занимал крупный пост в разведке. Клементине хватало собственного шарма, над которым годы не имели власти, она была идеальной женой и безупречной леди, обладая к тому же прекрасным чувством юмора, которое в жизни ей всегда помогало. Для полноты картины скажем, что у этой супружеской пары детей не было, но зато у них имелся один совершенно необыкновенный родственник – брат леди Клементины, звали его Гордон Уоррен и был он главой Скотланд-Ярда. Кто бы мог подумать? Брат и сестра ничуть не были похожи. Меньше всего леди Клементина походила на птеродактиля.

– Нам столько нужно рассказать друг другу! Хватит нам стоять! За столом нам будет гораздо уютнее, и пить станем вовсе не чай, я знаю, вы его не любите, а кофе или шоколад с пирожными.

– Но у вас, верно, назначена встреча? – предположила маркиза.

Она знала, что на этот час столик в ресторане заранее заказывают. Леди Клементина возразила с улыбкой:

– Я заказываю столик на целый год. Мы будем одни и сможем поговорить всласть.

Твердым шагом Клементина направилась к девушке в черном платье с белой наколкой, которая исполняла обязанности метрдотеля в чайном салоне и проверяла прибывающих клиентов по списку. Желающих было много, столы в «Ритце» бронировали за три недели. Впрочем, в Париже и Мадриде было то же самое.

Сделав заказ, госпожа де Соммьер осведомилась в первую очередь о раненом родственнике Клементины.

– Как он себя чувствует? Думаю, брат – ваша главная забота. Если бы проблемы беспокоили еще и полковника, вам было бы не до улыбок.

– Ничего не могу вам сказать о проблемах полковника, потому что понятия не имею, где он находится.

План-Крепен прикусила губу, помешав сорваться вопросу: «Как? И полковник тоже?»

С некоторых пор все их знакомые мужчины, будто сговорившись, ринулись в неизвестных направлениях. Мало им Кледермана, теперь еще и полковник. Не говоря уж об Альдо и Адальбере, которые растворились в туманах Лондона.

– Брат еще очень слаб, но врачи надеются на лучшее, полагаясь на его отменное здоровье. Должна сказать, что ему повезло: пуля едва не задела сердце, но обошлось. Он потерял много крови и сейчас находится под неусыпном наблюдением и нуждается в полном покое. Ему строго-настрого запретили работать. Так что он не знает, как ведутся поиски «Санси». Он так слаб, что ему не до этого. Думаю, вы горюете об этой краже не меньше нашего. При брате никогда бы не стряслась эта более чем странная история. Он прекрасно знает нашего общего друга. А теперь… Я не понимаю, по какой причине, но на его место – случайно, я думаю, – назначили крайне необъективного человека. Этот Митчел яростно ненавидит всех неангличан.

– И что из этого следует?

– А то, что он и не думает искать бриллиант. Лорд Астор из Хивера приютил у себя в скверную погоду человека, который назвался князем Морозини, а поутру он исчез, увезя с собой семейную драгоценность. Митчелу сообщили об этом. Но судя по тому, что мне говорили коллеги Гордона, он не ищет бриллиант, а жаждет посадить в тюрьму князя Морозини. Это его навязчивая идея. Ничего другого ему не надо.

– Но Скотланд-Ярд не деревенская лавочка. Кто там назначает главного полицейского?

– Разумеется, назначение исходит из Букингемского дворца, больше я ничего не знаю. А как вы? Чему я обязана радости встретить вас в Лондоне?

– Выставке портретов Мэри Уинфельд. Она лучшая подруга Лизы, жены Альдо, и нам захотелось посмотреть ее работы. Но мы здесь всего на два дня.

– Только-то! Но почему?

Маркиза достала письмо Ланглуа и протянула Клементине.

– Все по той же причине. Глава французской уголовной полиции очень беспокоится за нашу безопасность. Он не хочет, чтобы мы оставались одни, пусть даже в лучшем лондонском отеле, где комиссар не может обеспечить нас надежной охраной.

– Я прекрасно понимаю, что он исходит из лучших побуждений, – вздохнула План-Крепен, – но ситуация все же смешная. Если предположить, что кто-то хочет нас убить, в Париже это сделать так же легко, как и в Лондоне.

– Значит, вас просят прожить здесь не больше двух дней? Я могу это понять: кто-то преследует Морозини, ситуация не ясна, комиссар вправе за вас беспокоиться.

– Ланглуа прекрасно знает вашего брата, в самом главном они очень похожи, и он верный друг. Он готов перевернуть землю и небо, лишь бы доказать, до какой степени нелепо обвинение против Морозини. И мы не хотим, чтобы он волновался еще из-за нас. Так что нам придется вернуться.

– А если вы поселитесь у друзей? Друзей, которые могут обеспечить надежную охрану? Я имею в виду у меня?

– Вы стали официальным лицом? – улыбнулась госпожа де Соммьер.

– Я нет, но Джон всегда был более или менее официальным лицом. Сначала я все объясню, а потом вы решите. Несколько месяцев назад наше родовое имение в Кроули сильно пострадало от пожара.

– Поджог? – осведомилась дю План-Крепен.

– Избави боже! Нет! Загорелась заурядная проводка. Имение сейчас ремонтируют, а Джон должен был уехать, и ему совсем не хотелось оставлять меня одну в Лондоне. Хорошо, что наш лучший друг, сэр Уинстон Черчилль, построил в Чартвелле, неподалеку от Ноул-хауса, чудесный дом вполне человеческих размеров, чтобы жить там, когда уйдет на покой. Когда Уинстон уезжает, то отправляет туда свою жену, кстати, ее тоже зовут Клементина. И сам он тоже любит бывать за городом, только если это не дворец Бленхейм. Но сейчас они оба в Дели, и я живу в Чартвелле, который охраняется не хуже дворца ее величества, но мне там одной скучновато. Поживите со мной несколько дней. Этот уголок – один из самых красивых в Англии.

– А далеко он от Лондона? – спросила дю План-Крепен.

– Не очень. Но ближе всего он к месту, о котором вот уже несколько дней говорит вся Англия, – к замку Хивер.

– Ах, как интересно! – воскликнул Мари-Анжелин, и ее золотистые глаза заискрились, как два новеньких луидора[511].

Какие могли быть сомнения? Боевой конь забил копытом при бодрящих звуках трубы. Да и госпожа де Соммьер ощутила мучительное искушение. И подумала: сам Ланглуа не устоял бы перед соблазном провести несколько дней в доме знаменитого политического деятеля. В общем-то, не стоит ничего преувеличивать: к двум дням прибавить еще два или три, а потом женщины послушно вернутся в особняк на улице Альфреда де Виньи.

Взгляд госпожи де Соммьер встретился с глазами Мари-Анжелин.

– Не позвонить ли вам на набережную Орфевр? – спросила маркиза, обращаясь к План-Крепен. – Вы знаете, как там уважают ваши таланты.

Мари-Анжелин слегка покраснела, но не заставила себя просить дважды. Не прошло и четверти часа, как она вернулась с положительным ответом. Но с предупреждением: жить в Чартвелле можно, но недолго!

«Чайная церемония» завершилась, и все трое отправились в гостиницу, чтобы собрать багаж. А перед отъездом женщины решили заглянуть еще к Мэри Уинфельд, чтобы предупредить ее и познакомить с леди Клементиной, которой очень хотелось личного знакомства с замечательной художницей.

Когда в доме Мэри объявили об их приходе, Лиза тут же удалилась к себе в комнату. Она избегала встречи с тетей Амели и План-Крепен, хотя знала, что они приехали в Лондон. Ей не хотелось вдаваться в причины, которые привели ее сюда. Да никакой, собственно, конкретной цели у нее и не было. Ее гнало беспокойство, она не могла усидеть на месте.

«Я жена Альдо, – твердила она себе, – кому как не мне знать, где он находился в момент кражи. До тех пор пока не появится мой отец, за своего мужа буду бороться я, но мне совсем не хочется быть предметом любопытства…»

И она поздравила себя за предусмотрительность, потому что едва дамы уселись в гостиной, как Тимоти объявил о приходе Безупречного Питера Уолси, к которому она так и не почувствовала симпатии. Больше того, она стала его избегать после того, как он дал ей понять, что узнал ее. Были и еще причины: тетя Амели рассказала Мэри, в каком виде путешествуют Альдо и Адальбер по Англии, а Питер внезапно объявил себя большим любителем кино…