Текст книги "Хромой из Варшавы. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

– Куда его везут? – не скрывая изумления, спросил Морозини.

– В тюрьму, – ответил офицер с таким видом, словно это было само собой разумеющимся делом.

– И он добровольно отправляется в заключение? Специально для этого приехал? – удивился Адальбер, припоминая, что видел в вагоне-ресторане этого кругленького человечка с оливковым лицом. Он казался тогда неизменно довольным собой и изображал знатного вельможу.

– Он приехал, потому что Его Величество его пригласил.

– Если Его Величество имеет обыкновение так принимать гостей... – начал Альдо, поворачиваясь, чтобы вернуться в вагон.

– Нет, ваше сиятельство! Это совсем другой случай. Если этот человек приехал, значит, он плохой астролог.

– Почему вы так решили?

– Я ничего не решал. Так думает магараджа. Он плохой астролог, потому что не сумел прочесть по звездам, что по прибытии его ждет тюрьма. Извольте следовать за мной, господа!

– Что ж, – прошептал Адальбер на ходу, – думаю, нас ждут сюрпризы... Хорошо же это все начинается!

– Единственное, что остается, это не слишком здесь задерживаться, – так же тихо ответил Альдо. – Я постараюсь уладить дело за один день, и мы уедем.

– Ох, чует мое сердце, нелегко будет это сделать! Не забывай, он пообещал тебе охоту на тигра!

– Но я терпеть не могу любую охоту!

Дальше спорить было некогда: они подошли к длинной машине, мягко отливавшей серебром в свете узкого лунного серпика. Слуга открыл дверцу с гербом перед Морозини, который тотчас отстранился, пропуская вперед друга. Это, несомненно, было нарушением протокола, поскольку тот явно не считался почетным гостем, но венецианец был твердо намерен играть по собственным правилам. Адъютант промолчал, только с трудом сглотнул, и Альдо стало его жаль.

– Ваш хозяин оказал мне честь назвать меня своим братом, – объяснил он с самой обезоруживающей улыбкой. – Я постараюсь ему внушить, что эта великая честь не отменяет моей привязанности к давним друзьям.

И он присоединился к Адальберу на подушках, которые, как и вся внутренность машины, были покрыты тигриными шкурами... Это не привело его в восторг. Самый грозный из всех хищников, казалось, стал символом этого государства: у его правителя были тигриные глаза и, наверное, те же свирепые инстинкты. Инцидент на вокзале достаточно красноречиво говорил о его холодном и жестоком юморе. «Надо выбраться отсюда как можно скорее», – подумал он. Оставалось выяснить, насколько это будет легко. Туманное предчувствие подсказывало ему, что они с Адальбером, несмотря на изысканный комфорт роскошной западной машины, только что попали в давно прошедшие времена, где все зависело от воли одного-единственного человека. Адальбер, должно быть, думал так же, потому что Альдо внезапно услышал:

– Как бы там ни было, мы не станем болтаться здесь после даты, назначенной для отъезда в Капурталу.

– Похоже, и тебе неспокойно? Адальбер поморщился.

– Атмосфера не располагает к безмятежности. Этому типу слишком нравятся тигры. И теперь они мне повсюду мерещатся. Один даже на дверцах нарисован, поддерживает вместе с быком герб этого господина. Да и на самом гербе изображен катар, знаменитый индийский кинжал, на лазурном поле. Уж очень все это вместе мало успокаивает!

– Согласен, но должен же здесь, как и во всех индийских государствах, существовать какой-нибудь британский резидент? О, смотри, до чего красиво!

Забыв о своих смутных страхах, Альдо только что увидел Альвар на рассвете, и это зрелище оказалось невыразимо прекрасным... Огромный город расстилался у гор Аравалли, отделявших эти места от бесплодных равнин севера Индии. Над ним возвышался увенчанный крепостью пик скалы, а внутри, за огромными стенами и глубокими рвами, простиралась синяя водная гладь, в которую уходили широкие беломраморные ступени, с изящными беседками с тонкими колоннами и золочеными куполами. Вдоль маленького озерца шла узкая набережная, обводившая ряд сказочных дворцов и храмов, перемежавшихся садами. Удивительные сочетания красок, от чуть розовато-белого до глубокого пурпура, и все это оправлено в золото и серебро, вспыхивает искрами, а вверху летают белые голубки. Это похоже было на Багдад «Тысячи и одной ночи», на небесный Иерусалим. Обоим гостям могло бы показаться, что они очутились в раю, если бы не почти осязаемая угроза, исходившая от древней крепости с ее неприступными стенами, напоминавшими о том, что они призваны внушать страх.

У подножия гор, спиной к синему озеру, стоял окруженный садами дворец магараджи, Виней Вилас Махал. Его монументальные ворота, которые стерегли стражи в красно-золотых одеждах с длинными копьями, распахнулись перед роскошной машиной. Колеса мягко зашуршали по посыпанным песком дорожкам, затем по плиткам из красного и цвета слоновой кости мрамора.

Когда машина остановилась, откуда-то из-под плит внезапно выросла целая толпа слуг, одетых в белое, но из машины никто не вышел. Только капитан, который встречал их на вокзале, а потом занял место рядом с шофером, извинившись, скрылся во дворце.

– Этому типу непонятно, как поступить со мной, – проворчал Адальбер. – Пошел за распоряжениями...

А пока у них было время полюбоваться огромным двором, и впрямь великолепным со своими беседками с колоннами в виде лотосов и множеством балконов с куполами. Над центральным павильоном реял флаг магараджи, бело-красно-сине-желтый, с тем же гербом, что и на машине. Но в то утро Адальбер был совершенно не склонен проявлять терпение.

– Мне очень хочется попросить шофера отвезти меня в гостиницу. Должна же быть в таком большом городе хоть какая-нибудь гостиница!

Альдо не успел ответить: офицер появился снова, а рядом с ним – невысокий худой человечек с медным лицом под белым тюрбаном и огромным носом, одетый в длинный сюртук, украшенный перламутровыми пуговицами. Альдо сразу его узнал: это был секретарь магараджи.

– Мне доверена величайшая честь приветствовать вас, господа, и проследить за вашим размещением. Его Величество поручил вас моим заботам до вечера, когда в честь вашего приезда будет дан большой обед...

– Магараджа сейчас отсутствует? – коротко и резко спросил Морозини, недовольный, поскольку он намеревался уладить дело с жемчужиной как можно скорее. – Мне казалось, он назначил встречу на сегодня?

Лицо секретаря озарилось широкой улыбкой, он снова склонился, сложив руки перед грудью:

– Вчера, сегодня, завтра... Что значит время? В Индии его не существует, а здесь – в особенности! Его Величество охотится с гостем, присланным Британским музеем в Резиденцию. По пути сюда поезд пересек большой охотничий заповедник Сариская, угодья государя...

– Возможно. Ночью в ваших поездах ничего не разглядеть. Мне и в самом деле показалось, что, подъезжая, мы видели какие-то лесистые холмы, пруды...

– Здесь полным-полно дичи, – лирическим тоном изрек секретарь. – Здесь водятся леопарды, дикие кошки, антилопы и, разумеется, господин тигр. Его Величество очень гордится своим заповедником и хотел показать его нежданному гостю.

– Он тоже охотник?

– Нет. Ботаник... но в заповеднике можно всякое найти.

– Хорошо. А пока нам хотелось бы отдохнуть и, главное, смыть с себя эту пыль...

– Более чем справедливое желание! Примите мои извинения!

Человечек хлопнул в ладоши. Два роя босоногих слуг завладели багажом путешественников... и потащили его в двух противоположных направлениях. Морозини тотчас запротестовал:

– Мы живем в разных частях дворца? Но здесь, наверное, достаточно просторно для того, чтобы нас поселили вместе?

– Здесь не гостиница, – сказав это, секретарь сплюнул на землю. – И потому апартаменты приглашенных находятся в разных местах. В чем были бы почести, если бы они селились рядом? Достопочтенные гости встретятся сегодня вечером за обедом. Им едва хватит дня для того, чтобы оправиться после долгого и трудного путешествия...

Ничего не поделаешь, пришлось подчиниться. Обменявшись сокрушенными взглядами, друзья последовали каждый за своими чемоданами. Морозини, со своей стороны, войдя в боковую дверь, оказался в широком коридоре с полом, выложенным черными мраморными плитками. Мебели здесь не было, зато стены украшали яркие фрески. Коридор заканчивался путаницей квадратных садов с прохладными фонтанами, ажурных галерей и дворов, которая заканчивалась крутой лестницей, а та вела к другой галерее, в середине которой перед путешественником, наконец, открылись резные и раскрашенные створки двойной двери: он был на месте, и высокий худой слуга, одетый лучше других, уже раскрывал его чемоданы.

Посередине большой комнаты стояла огромная кровать с серебряными ножками, застеленная покрывалом из пурпурно-серебряной парчи, она одиноко возвышалась среди великолепных ковров теплых расцветок, под большой красно-золотой люстрой венецианского хрусталя. Другой мебели почти не было, разве что несколько старинных расписанных сундуков и нескольких кресел с пурпурными и золотистыми подушками. На стенах, в высоких нишах, коллекция чудесной восточной живописи под стеклом, и повсюду – цветы в высоких вазах, стоящих на полу. Смежная со спальней ванная, где тоже суетились слуги, была не менее роскошной. Морозини впервые видел углубленную в пол ванну из розового кварца с золотыми кранами и золотым кругом душа над головой. Здесь, среди этих стен, где куски такого же розового кварца чередовались с крохотными зеркалами, стоял массажный стол, а на чем-то вроде туалетного столика столпились флаконы с этикетками лучших парижских парфюмеров и целая коллекция кремов и лосьонов, на которые Морозини поглядел неодобрительно.

Что касается духов, для себя Альдо их терпеть не мог, делая исключение только для любимой лавандовой воды, и наблюдаемое тут изобилие ароматов и притираний создавало у него ощущение, что он оказался в туалетной комнате куртизанки. Особенно если прибавить к этому целые кипы розовых полотенец и халатов, украшенных золотыми иероглифами. Он жестом подозвал слугу, который разбирал чемоданы, тот представился, назвавшись Аму и объяснив, что приставлен к Альдо и будет служить ему все время его пребывания во дворце.

– Ты вполне уверен, что эти покои предназначены именно Для меня? Здесь столько духов, кремов, все эти хрупкие штучки... Я ведь все-таки не женщина!

Слуга еще шире распахнул и без того огромные темные глаза.

– Это самая красивая комната во дворце после покоев Его Величества, сагиб, – заикаясь, объяснил он. – Она близко от комнат хозяина, сагиб, и хозяин предназначает ее для тех гостей, которых любит. То есть она редко служит... – прибавил Аму, понизив голос почти до шепота. – Но, если надо ему сказать, что сагибу комната не нравится...

На этот раз в текучих зрачках слуги отразился подлинный ужас, и Морозини пожал плечами:

– В таком случае ничего не станем ему говорить... Случалось мне жить в помещениях и похуже этого, – прибавил он с беспечной улыбкой, очаровавшей уже стольких людей. – Но не мог бы ты сказать мне, в какой части дворца поселили джентльмена, который прибыл вместе со мной?

Жест Аму, говоривший о полном его неведении, подразумевал одновременно и то, что для него проблема совершенно не имеет значения, и улыбка Альдо исчезла.

– Дело в том, – сухо произнес он, – что этот человек – мой самый дорогой друг, и я хотел бы знать, где он. Когда ты это выяснишь, немедленно отведи меня к нему...

– Боюсь, это будет нелегко, сагиб... Тем не менее Аму, склонившись со сложенными перед грудью руками, растаял подобно белой тени, оставив Морозини наедине с наполненной ванной, где на поверхности воды плавали лепестки роз. Делать ему было больше нечего, а помыться все равно необходимо, и он блаженно погрузился в воду, чтобы избавиться от желтой пыли, облепившей тело подобно второй коже. Энергично отскреб пыль, сполоснулся под душем и почувствовал себя так, будто родился заново. Потом растерся перчаткой из конского волоса, сбрызнул себя лавандовой водой и, обернув бедра одним из дурацких розовых полотенец, принялся бриться, сожалея в эту минуту о легкой руке Рамеша, своего боя, которого оставил на вокзале, дав ему достаточно рупий, чтобы тот мог дождаться его, Альдо, возвращения. Сожалея, потому что собственная рука венецианца сегодня была не такой уверенной, как обычно, и он порезался.

– Сагиб мне позволит? – Аму, подошедший бесшумно, ибо ступни были босыми, оказался рядом с ним и мягко, но непреклонно завладел бритвой, потом обработал ранку.

– Ну что? – спросил Морозини, – ты знаешь, где мой друг?

– Я главным образом знаю, где нет друга сагиба.

– То есть?

– Его нет во дворце. Пока тебя сюда вели, его увезли в машине, на которой вы оба приехали... Пожалуйста, сагиб, не двигайся, а то я тоже окажусь неловким... а для меня это будет позором!

– Не понимаю. Я видел, как он ушел следом за своим багажом в другую сторону от того двора, где все еще стоял «Роллс-Ройс», на котором мы прибыли сюда:

– Машина потом снова подобрала его в садах...

– Немыслимо! – проворчал Альдо, чувствуя, как им овладевает гнев. – И ты не знаешь, куда его отвезли? Надеюсь, все же не на вокзал? Потому что если это так, то собери мои чемоданы: я тоже уезжаю, как только покончу дела с твоим хозяином...

– Нет, нет, нет, сагиб! – простонал несчастный и перепуганный Аму. – Магараджа не мог бы сделать подобной веши. Твоего друга отвезли к Диван-сагибу.

– Диван-сагибу?

– Это... это первый министр. Очень мудрый и очень важный человек, твоему другу будет у него хорошо. И потом, – поспешил прибавить слуга, – Диван-сагиб будет на обеде сегодня вечером, и твой друг вместе с ним.

– Ты абсолютно в этом уверен?

– Уверен, сагиб! Совершенно уверен! Ты можешь положиться на Аму!

– Я только того и хочу, но не мог бы ты объяснить мне, почему мой друг должен жить у этого Дивана, а не здесь? Не потому ведь, что здесь не хватает места?

– Конечно, дело не в этом, но дворцовый астролог сообщил, что ты приедешь вместе с нечистым человеком, которого опасно оставлять здесь... Это не помешает другу сагиба прийти на обед, но, поскольку он не будет здесь ни мыться, ни... делать другие вещи, все это не так страшно.

– А Диван не боится нечистоты?

– С ним все по-другому: он мусульманин! У него совсем другие опасения.

Сказав все это, Аму удалился, чтобы проследить за тем, как накормят его нового хозяина перед тем, как тот предастся необходимому после долгого путешествия отдыху.

Оставшись один, Альдо подумал, что его пребывание здесь начинается не приятным образом, и чем короче оно окажется, тем лучше: в Капуртале он должен быть через две недели, а это не ближний свет. И вообще, о том, чтобы провести еще столько дней здесь, теперь-то уж и речи быть не может!

«Два дня! – решил он. – Я отвожу этому ненормальному максимум два дня. После чего уезжаю в Дели. Это даст нам с Адальбером время посмотреть город перед тем, как отправиться на праздник по случаю юбилея...»

Успокоив себя таким решением, Морозини, в общем, довольно приятно провел день. А потом наступил вечер...

В половине девятого за гостем пришел Аму, чтобы провести его по лабиринту галерей, лестниц и дворов до зала приемов, который предшествовал пиршественному залу и где приглашенные хозяином люди обычно пили коктейли и другие напитки по своему выбору.

Как и все остальные, это помещение было огромным и все целиком отделано белым мрамором. Князь полюбовался высоким сводчатым потолком, украшенным чудесной резьбой. В середине зала располагался декорированный цветами бассейн с фонтаном, к нему сходились два больших ковра, чьи мотивы, казалось, были навеяны этими самыми цветами. За широкими окнами виднелся освещенный парк, на краю которого оркестр магараджи играл английскую музыку – наверное, в честь ботаника, чей лысый череп, затерявшийся среди разнообразных тюрбанов других гостей, отражал огни громадных люстр с подвесками. Здесь были одни мужчины, человек двадцать самое большее, и на их пестром фоне магараджа выделялся, как исполинская розовая лилия среди поля первоцветов: сверкал бриллиантами и рубинами, которыми усыпаны были розы, вышитые на его бархатной тунике, сияние довершала диадема, словно ореолом ракет венчавшая его высокомерное лицо. Среди приглашенных мелькали слуги в бело-золотистых одеждах, поднося им на серебряных подносах стаканы с разноцветными напитками.

Когда вошел Морозини, разговоры разом прекратились. Бросив своего ботаника, Альвар устремился к почетному гостю, протянув ему обе – затянутые в перчатки! – руки и сияя улыбкой, открывавшей все зубы. Довольно, впрочем, красивые зубы...

– Мой друг!.. Мой драгоценнейший друг! Какую радость дарит мне ваше присутствие! Вот уже много недель я жду этой минуты. Хорошо ли вы доехали?

– Превосходно, Ваше Величество, но я...

– Идите, идите сюда, я представлю вам людей, которым выпало счастье обедать вместе с вами!

Взяв Альдо за руку, магараджа увлек его к другим гостям, среди которых были преимущественно крупные государственные чиновники или военные. Альдо поздоровался сначала с ботаником, сэром Джошуа Китингом, который описывал бородачу в тюрбане удивительные свойства новой разновидности Prosopis cineraria, более известной в Индии под именем кхейры и считающейся там почти священной, – он только что открыл в охотничьем заповеднике эту неведомую разновидность, и достоинства ее наверняка должны были оказаться поразительными. Здесь Морозини удостоился лишь небрежного пожатия руки и взгляда, который за невозможностью пройти поверх головы – роста у ботаника было маловато! – на краткое мгновение уперся в его галстук. Затем настал черед Дивана – сэра Акбара Гохинда, – и венецианец сразу понял, что имеет дело с сильной личностью и что этот человек ему нравится. Его узкое лицо с тонкими чертами и умными, задумчивыми глазами обрамляла седая бородка. Не слишком высокий, он тем не менее выглядел весьма элегантно в скромном тюрбане без украшений и черной шелковой тунике с алмазными пуговицами. Руки у него были поразительно красивыми, улыбка – дружеской. Мысль о том, что Адальбер остановился в доме этого человека, успокаивала («Вот только куда ты подевался сейчас, Адальбер?»). Археолога нигде не было видно...

Заметив, что князь ищет кого-то глазами, и перехватив его взгляд, первый министр спросил:

– Вы ищете вашего друга?

– Да, сэр Акбар. Мне сказали, что его отправили к вам, и я очень благодарен за то, что вы его приютили, но, признаюсь, я не слишком хорошо понимаю... – Я предпочел бы сам вам об этом сообщить, друг мой, – перебил явно недовольный Альвар. – Но в наших дворцах сплетни так быстро распространяются...

– Здесь так просторно и так много народу, неудивительно, что ветер быстро разносит новости. Сегодня днем я хотел повидаться с господином Видаль-Пеликорном, но мне сказали, что он... наносит визит Диван-сагибу...

– Я этому очень рад! – с улыбкой и легким поклоном произнес тот. – Это широко образованный человек, с которым мне приятно будет подолгу беседовать...

Но магараджа желал покончить с этим вопросом лично.

Просунув руку под локоть Альдо, он увлек его к одному из высоких окон, нетерпеливым жестом отстранив слугу с подносом.

– Не обижайтесь на то, что мои дружеские чувства к вам заставили меня временно удалить вашего друга. Я бы с удовольствием пригласил его во дворец в... другое время и при других обстоятельствах, но я непременно хотел, чтобы никто третий не встревал между нами. Да и звезды так посоветовали. Нам надо поговорить о стольких вещах, касающихся высочайших устремлений человека!

– Монсеньор, – произнес Морозини, – я приехал полюбоваться вами в вашем родовом замке, взглянуть на ваши коллекции. И если вы об этом не забыли, завершить сделку, но, боюсь, высочайшие устремления человека мне несколько чужды. Другими словами, я рассчитывал провести под дружеским кровом всего лишь несколько часов. В каком-то смысле – каникулы в удивительной обстановке дома истинного волшебника.

Эта маленькая лесть под конец разгладила складку, которая начала было появляться между бровей Джая Сингха. Слегка поколебавшись, он рассмеялся:

– Каникулы! Великолепное определение, мне нравится! Будут вам каникулы, дорогой князь... и больше того. Но пойдемте же обедать!

Опередив Морозини, а также ботаника, несколько сбитого с толку появлением нежданного конкурента, и старого Дивана, тихонько потиравшего руки, магараджа направился в пиршественный зал, где был накрыт нескончаемо длинный стол красного дерева, за которым между приглашенными оставалось большое расстояние. Разумеется, стол был роскошным со всеми этими хрустальными подсвечниками, чередующимися с золотыми блюдами, полными фруктов, и изобилием цветов, какие свойственны роскошным столам. Посуда тоже была из золота, и Морозини слегка приподнял брови: ему впервые в жизни доводилось есть из таких драгоценных тарелок. Выглядели они впечатляюще, но лично он предпочел бы хороший фарфор. Все это слегка напоминало прием у нувориша!

Джай Сингх сел на одном из концов стола, устроившись на чем-то вроде трона, заваленного парчовыми подушками, так что его ноги оказались на высоте столешницы. Рядом с ним стояло запертое на замок золотое блюдо: его собственный обед, который он съест, когда ему заблагорассудится, ведь и речи не может быть о том, чтобы он ел то же, что и гости. Морозини и сэра Джошуа поместили по обе стороны этого монументального сооружения. Соседом Альдо справа был Диван, соседом ботаника – один из командующих армией Альвара. За спиной у каждого гостя стоял слуга в белом, прямой и неподвижный, словно колонна, и готовый мгновенно исполнить малейшую его прихоть.

Начался балет огромных золотых блюд, нагруженных множеством закусок, большинство которых были Альдо неведомы, хотя в честь иностранных гостей решено было устроить обед на европейский лад. Окинув взглядом собрание многоцветных тюрбанов, окаймлявших стол словно цветочным бордюром, Морозини наклонился к Дивану:

– Не можете ли вы сказать мне, сэр Акбар, почему, принимая английского ученого, магараджа не пригласил других британцев? Должен же здесь быть резидент, как в других индийских государствах?

– Да, он у нас есть, – вздохнул старик, аккуратно поднося ко рту ложечку с икрой. – Только его никогда нет на месте. Сейчас, например, он в Дели. Он часто туда отправляется, оставляя в Резиденции лишь горстку подчиненных.

– И Его Величество позволяет ему такую свободу?

– Скажите лучше, он такую свободу поощряет! Когда сэр Ричард Блоунт находится здесь, он становится мишенью для стольких дурных шуток, что старается появляться во дворце как можно реже.

– Дурных шуток?

– Да, у Его Величества незаурядное чувство юмора. У британского резидента тоже, замечу в скобках, но, когда этот бедняга находит в своей ванной комнате выводок скорпионов или когда одному из тигров Его Величества позволяют погулять по садам Резиденции, сэру Ричарду это почему-то не слишком нравится. О, конечно же, слуг, виновных в таком упущении, сурово накажут, но все равно, как нарочно, стоит сэру Ричарду оказаться здесь, и он тотчас сталкивается с мелкими проблемами такого рода.

– Вы сказали, что слуг сурово наказывают?

– Его Величество приказывает обычно повесить их на деревьях в Резиденции. И присылает извинения. Леди Блоунт, во всяком случае, больше не желает приезжать в Альвар. Его Величество от этого в восторге, поскольку ненавидит европейских женщин. Он говорит, что они плохо пахнут...

– Европейские женщины или женщины вообще? Я ни одной не видел в этом дворце...

– И все же они есть, и недалеко...

Подняв голову, сэр Акбар показал Альдо взглядом верхнюю часть зала, где была расположена галерея, закрытая мраморными панелями с тонкой ажурной резьбой.

– Вы хотите сказать, что они там, наверху?.

– Да, это в самом деле так. Не сомневайтесь, существует и законная «магарани», и еще три других жены более низкого ранга, родившие правителю детей. Есть еще и сестры, и тетушки. Поверьте мне, женская половина плотно заселена. Просто государь очень строго соблюдает «пурда»[69]. И эти галереи устроены нарочно для того, чтобы женщины могли невидимо для нас принимать участие в церемониях...

Во время этого короткого диалога магараджа беседовал с ботаником. Альдо услышал последние слова:

– Мы рады, что вы нашли у нас то, что искали, сэр Джошуа. Значит, теперь больше ничто не мешает вам продолжить ваше ученое путешествие?..

Блаженное выражение, разлитое на лице ученого, подернулось тучкой непонимания:

– Продолжить путешествие, Ваше Величество? Я пока об этом не думаю. Я, конечно, уже нашел интересные образцы, но вовсе не уверен, что исчерпал все богатейшие возможности этого чудесного края, и собираюсь завтра же отправиться в поля...

– Тсс, Тсс, Тсс... Вы ни-че-го в этом не понимаете. А я говорю вам, что вы найдете образчики куда интереснее у моего соседа из Бхагатпура. Его охотничьи угодья больше моих, и растительность там совершенно удивительная! Так что я отдаю распоряжения насчет вашего отъезда... Нет-нет, не благодарите меня! Для меня это истинное наслаждение – помогать науке...

Дело было решено, прибавить нечего. Магараджа утратил интерес к гостю, которого так быстро спровадил, и внезапно осознал, что голоден. И, пока для его сотрапезников продолжался балет блюд, он велел поставить перед собой огромную золотую посудину с замком и отпер замок ключом, который подал ему один из слуг с тревожными глазами. Впрочем, этого странного человека окружали только молодые слуги, сменявшие таких же молодых адъютантов в дорогих шелках, но у всех без исключения был взгляд затравленного зверя, который Морозини успел в свое время заметить в «Кларидже».

Когда открылся купол риса ослепительной белизны, на котором были разложены всевозможные продукты – дичь, мясные шарики, овощи, яйца, а вокруг – множество маленьких тарелочек с разноцветными пряностями и приправами, воцарилась тишина. Сняв перчатку, Джай Сингх скатал шарик из риса, присоединил к нему кусочек дичи и обмакнул все это в красноватый порошок. Прикрыв глаза, поднес еду ко рту – и тут же выплюнул с воплем, за которым последовал поток слов. Диван перевел Альдо суть монолога:

– Яд!

– Что? В этой горе пищи – яд?

Старик устало пожал плечами:

– Если Его Величество так говорит, это, должно быть, правда... Думаю, вам не понравится то, что за этим последует...

Дальнейшее было стремительным и ужасающим: два стража схватили слугу, который принес ключ, и подтащили к высокому трону правителя. Тот жестом велел подать золотую чашу с крышкой. Другой страж взял на ложку немного риса, опустил его в чашку и вытащил покрытым сверкающими осколками.

– Толченое стекло! – шепнул Диван, но его голос был заглушён воплями несчастного, которому пришлось проглотить три ложки адской смеси, после чего его, наполовину задохнувшегося и стонущего от боли, увели из зала, где как ни в чем не бывало возобновился разговор. Магараджа вымыл руки, снова надел перчатки, взмахом руки велел унести роковое блюдо и с любезной улыбкой обратился к Морозини:

– Забудем об этом инциденте! Нам, правителям, то и дело приходится становиться жертвами... заговоров такого рода. Сегодня вечером я поем только немного фруктов.

Оцепенев от ужаса и отвращения, Альдо ничего не ответил. Его позеленевшие глаза не отрывались от лица палача, посмевшего претендовать на его дружбу.

– Ну же, друг мой, придите в себя! – продолжал Альвар шелковым голосом. – Происшествия вроде этого случаются то и дело, приходится быть бдительным. Сейчас мы с вами выпьем немного коньяка, это поможет забыть о жалком недоучке-убийце.

Альдо одним глотком осушил протянутый ему стакан, потом встал и поклонился со сдержанностью, достойной британского офицера:

– С позволения Вашего Величества, я предпочел бы удалиться. Я внезапно ощутил усталость от путешествия...

– Хорошо, хорошо! Идите отдыхать, милый Морозини. Мы увидимся завтра. Вас проводят в ваши покои.

Выходя из-за стола, Альдо мимоходом заметил испуганное лицо ботаника и перехватил озабоченный взгляд сэра Акбара, но ему нестерпима была мысль о возможности остаться пусть даже на минуту в этом роскошном зале, где только что несчастного мальчика постигла страшная и явно незаслуженная кара. Князя раздирали два противоречивых желания: задушить этого монстра с его сверкающим ореолом и бежать со всех ног из этого дворца, из этой страны, снова оказаться в подрагивающем вагоне поезда, который унесет его в другое место, как можно дальше отсюда! И то, и другое было неосуществимо: убить Альвара означало подписать собственный смертный приговор, а то, что Адальбер гостил у Дивана, мешало покинуть город, оставив друга на растерзание мстительному магарадже.

Вернувшись в свою комнату, где рассчитывал найти Аму, Морозини увидел другого слугу, стоявшего у двери, которую юноша открыл с глубоким поклоном.

– Ты кто? А где Аму?

Слуга приподнял тяжелые веки, показав зрачки, словно плавающие в черной воде:

– Аму болен. Я Рао... и к твоим услугам, сагиб!

– Спасибо. Сегодня вечером я в тебе не нуждаюсь. Можешь идти.

Не настаивая, слуга удалился, предоставив Морозини задаваться вопросом о том, что означает эта внезапная болезнь человека, который превосходно себя чувствовал несколько часов тому назад. И что вообще означают события этого странного вечера. Откуда взялось внезапное обвинение в том, что подсыпали яд в огромное блюдо, на которое для отравления потребовался бы килограмм мышьяка или стрихнина. Несомненно, все это было подстроено, а может быть, попросту предназначалось для того, чтобы дать понять именно ему: следует ублажать человека, для которого человеческая жизнь так мало значит. В этом заключалось предупреждение. И, может быть, угроза...

Альдо взял из портсигара сигарету, закурил и подошел к окну, чтобы подышать ночной прохладой. Окно выходило во внутренний двор, за стены которого цеплялись красные и белые бугенвиллеи. В цветнике, разбитом на восточный лад, то есть расчерченном на квадраты, цвели гвоздики, вербена и роза. Местечко было бы прелестное, не будь оно так наглухо закрыто. Наверное, туда нелегко было бы добраться, пришлось бы обходить дворец, размеры которого превращали его собственное родовое жилище в скромный особнячок. Кроме того, под внутренней галереей, между колоннами показалась воинственная фигура стража, вооруженного длинной кривой саблей.

Венецианец несколько минут постоял, дыша ночным воздухом, прислушиваясь к отзвукам странной музыки, которую исполнял оркестр магараджи.

Докурив, он решил лечь: надеялся, что сон поможет ему прояснить мысли, и потом, действительно чувствовал себя усталым. Разделся, разбросав вещи по ковру, затем направился в ванную, чтобы в последний раз на сегодня принять душ и почистить зубы. Но, взяв приготовленный для этого стакан, обернутый в розовую шелковую бумажку, нашел внутри тонкий листок, скрученный в плотную трубочку. Развернув его, Морозини прочел единственное, но малоутешительное слово: