Текст книги "Хромой из Варшавы. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

Она так и не поняла, какой магией он воспользовался, чтобы она почувствовала себя в его объятиях так хорошо. Ведь маркизу уже нельзя было назвать юной девушкой, оказавшейся на своем первом балу. Ей было около сорока, она уже десять лет вдовела. Да, она всегда обожала танцевать, и кавалеров, привлеченных ее красотой и веселостью, всегда хватало, но то, что она испытала в тот момент, ей было незнакомо. Она даже не обратила внимания на имя этого мужчины, когда он, приглашая ее на танец, представился. Он был англичанин, и глаза у него были такие же зеленые, как и ее собственные. И также блестели.

Молодой? Нет, молодым он уже не был, но он был лучше молодого! Пятидесятилетие посеребрило его виски, оттенив правильные черты лица. Немного грубоватые… Но улыбка была невероятно соблазнительной!

Они станцевали еще один вальс, обменявшись лишь парой слов, выпили в буфете по бокалу шампанского, снова танцевали – дважды! – а потом он вернул ее друзьям, извинившись за то, что похитил, и попрощался. На другой день ему нужно было рано вставать…

Когда он поцеловал ей руку, задержавшись на ней губами чуть дольше, чем требовали приличия, она почувствовала нечто похожее на боль. Исчезло ощущение единства с друзьями, которые от всей души предавались веселью. Поэтому и она ушла с бала.

Маркиза медленно поднялась по лестнице, отказалась от услуг горничной, которая, стоя на пороге спальни, предложила помочь ей раздеться, подошла к туалетному столику… Именно тогда с балкона вошел он, а его почти страдальческое лицо было олицетворением страсти.

– Простите меня, если можете, – прошептал он, – но я должен был прийти! Я так давно жду вас!

Она молча двинулась ему навстречу.

– Я тоже! – выдохнула она, и он заключил ее в объятия…

При воспоминании о той ночь Амели задрожала. Но никто так ничего и не узнал. Все могло бы повториться, потому что он пообещал вернуться, но так и не вернулся. Несколько месяцев спустя она узнала из газет, что сэр Джон Лейтон погиб в Гималаях во время экспедиции…

В тот момент она поняла, что ничего не знала о нем, только имя. Он же знал о ней почти все, потому что написал ей из Дели. В письме было всего несколько строк. Он признавался, что любит ее и, как только вернется, снова придет к ней… Дальше молчание, проходящие чередой годы…

От поднявшегося легкого ветерка старая дама поежилась, но осталась стоять на балконе, опираясь локтями на теплый камень балюстрады и рассматривая пейзаж, который она поклялась больше никогда не видеть. Именно поэтому она долго колебалась, когда План-Крепен предложила эту поездку в Лугано, чтобы попытаться помочь Альдо заново построить свою жизнь… Затем она испытала какую-то странную радость… Напротив, это было бы замечательно снова окунуться в воспоминания о той волшебной ночи!

Поэтому несколько часов назад, сходя с поезда, она чувствовала себя почти счастливой! Зачем этому глупцу Юберу понадобилось все испортить своими дурными шутками?

Она была готова немедленно уехать, но теперь думала иначе. Возможно, эта прекрасная страна, которая однажды уже спасла Альдо от отчаяния, сможет снова сотворить чудо!

Оставив окно открытым, чтобы сквозь него проникали ароматы ночи, госпожа де Соммьер легла в постель, не зажигая света, и лежала с широко открытыми глазами, пока, далеко за полночь, сон наконец не захватил ее…

Когда в восемь часов утра План-Крепен вошла в спальню госпожи де Соммьер, освободив Болеслава от подноса с завтраком, старая дама поинтересовалась, как провела ночь ее компаньонка? Ее мрачное лицо резко контрастировало с прекрасным утренним солнцем, которому открытое окно позволило затопить комнату.

– Мы хотя бы хорошо спали? – заботливо спросила Мари-Анжелин, ставя поднос с завтраком в изножье большой кровати.

– Почему «хотя бы»? Вы как будто продолжаете прерванный разговор… С самой собой, должно быть?

Не отвечая, родственница крестоносцев налила в чашку ароматный кофе, добавила сахар, взяла ломтик бриоши, который принялась яростно намазывать маслом, а затем предложила все это маркизе. Но та отказалась:

– Позднее! Когда вы мне расскажете, почему у вас такой вид! Вы плохо спали, повздорили с Юбером, с Болеславом или с ними обоими? О, думаю, я знаю! Мы в сотнях километров от церкви Святого Августина, а поблизости нет ни одного храма?

– Есть две церкви и один монастырь! Я собираюсь обойти их все, чтобы попросить Господа просветить меня…

– А чем еще Он занимается? Посмотрите на солнце! И достаточно недомолвок! Немедленно скажите мне, что вас мучает, иначе вы сейчас же соберете вещи, и мы уедем первым же поездом!

– Может быть, так будет лучше! Я сержусь на себя за то, что притащила вас сюда, хотя вам этого совершенно не хотелось! И ради чего? Дом плохо содержат два холостяка, которые не имеют ни малейшего представления об образе жизни знатной дамы! Которые считают совершенно естественным, что упомянутая дама превращается в преподавателя кулинарии для сумасшедшего поляка! В доме нет даже следа горничной, а я забылась до такой степени, что оставила даму без помощи, чтобы она сама разделась и подготовилась к ночи!

– Вы теряете рассудок, План-Крепен! Это я вам запретила помогать мне, уточнив, что хочу остаться одна. А теперь налейте-ка себе чашечку этого восхитительного кофе и выкладывайте все, что у вас на уме! – посоветовала маркиза, принимаясь за свой завтрак.

И завтракала она с отменным удовольствием! В это утро она чувствовала себя удивительно спокойной. Как будто воспоминание о лучшем романтическом эпизоде ее жизни стало для нее источником молодости, хотя она так боялась, что возвращение в Лугано пробудит в ней прежнюю боль. В возрасте маркизы каждый день приближал неизбежный конец земной жизни, и от этого, возможно, в ней жила надежда, что в этот момент дорогая тень возьмет ее за руку…

А пока у нее был Альдо, которого она любила как сына. Альдо красивее Джона, но его силуэт и особенно его обаяние напоминали ей потерянного возлюбленного. Может быть, именно поэтому госпожа де Соммьер была столь снисходительна к Полине Белмон и ее пылкой любви? Как бы повела себя она сама, если бы Джон, женатый человек, остался в живых?

– Итак? – обратилась она к План-Крепен, когда та допила свой кофе и съела тартинку. – Расскажите мне, как вы провели ночь! Судя по вашему лицу, вы не слишком много спали?

– Немного поспала… в башне!

– В компании Уишбоуна? Надо же! – улыбнулась маркиза.

– Нет, я попросила его оставить меня одну. У нас с ним совершенно разные взгляды на некоторые вещи, и мне не хотелось ни с кем делиться моими первыми впечатлениями!

И План-Крепен рассказала, что начало показалось ей многообещающим. Кто-то более чем талантливо играл на пианино Листа. В этой игре была интенсивность мелодики, которая ее увлекла. Музыку сменили два громких голоса, мужской и женский, которые ссорились. А дальше – ничего. Огни погасли, но темный силуэт – настоящий призрак в платье с треном, покрытый вуалью, ниспадающей до самых ступней – появился на террасе с тростью в руке. Женщина пересекла лунную дорожку и немного углубилась в сад, но надолго там не задержалась. Потом она вернулась, и мужская рука закрыла за ней дверь. Еще позже – примерно два часа спустя – раздался долгий стон… На втором этаже засветилось окно, и второй стон резко оборвался. Дом снова погрузился в темноту, и наблюдательница на башне, сраженная усталостью, в конце концов заснула в своем кресле и спала до тех пор, пока рассвет не разбудил ее…

– Это довольно интересно! – прокомментировала госпожа де Соммьер. – Но откуда вдруг это яростное желание вернуться домой?

– Перед тем как вернуться в свою комнату, я бросила последний взгляд на виллу и увидела двух медсестер, одна стояла на балконе и трясла белое постельное белье, а вторая шла из сада. Откуда она возвращалась, я не знаю…

– И вы сделали вывод…

– Что «глас народа» прав, что вилла последних Борджиа стала клиникой для умалишенных, определенно богатых… и что я идиотка! Полицейские уехали, два наших шутника охотно им подражают… А нам будет намного лучше в парке Монсо!

Старая дева взяла поднос и поставила его на столик. Маркиза встала, надела мюли и пеньюар, потом подошла к окну.

– Это на вас не похоже, План-Крепен! Бросить начатое всего через несколько часов!

– Надо полагать, я старею!

– Это что за новости? Я впервые вижу, чтобы вы отступили перед врагом, даже не ввязавшись в бой! Вы всегда были более боевой! В одном я уверена, вы просто не выспались… и не обдумали увиденное, иначе вам наверняка пришло бы в голову, что психиатрическая клиника может быть идеальным прикрытием для сомнительных дел! Вывод: идите и поспите немного, потом обойдите церкви, разложите карты и вызовите души ваших славных предков-крестоносцев… Но, черт побери, найдите ответ на ваши сомнения! Я же быстро приму ванну и отправлюсь давать уроки кулинарии этой польской эктоплазме[417]. У него всегда такой вид, будто он в нерешительности!

И так как Мари-Анжелин застыла на месте и не шевелилась, маркиза нетерпеливо спросила:

– Итак, что вы намерены предпринять?

– Пойду посплю часок, потом приму душ, чтобы в голове прояснилось… и отправлюсь в церковь! Мы совершенно правы!

Результат оказался обнадеживающим. У План-Крепен загорелись глаза, походка стала уверенной. Заняв место за столом во время обеда, она спросила Уишбоуна, не будет ли он так любезен отвезти ее к четырем часам на виллу Маласпина. Привыкший ничему не удивляться техасец кивнул, не задавая вопросов, но Юбер не удержался:

– Что вы намерены там делать?

– Собирать сведения, конечно! Повсюду ходят слухи о том, что вилла превратилась в сумасшедший дом. А я, только что прибывшая из Соединенных Штатов, чтобы нанести визит обожаемой тетушке, приехавшей лечить свою меланхолию в страну, которую она особенно любила в молодости, вынуждена была с сожалением констатировать, что теперь она страдает настоящей депрессией. К сожалению, тетушка живет одна, с ней только двое слуг, слегка ошеломленных происходящим. Так как я не могу задерживаться в Лугано дольше, чем на месяц, то приехала узнать, нельзя ли устроить тетушку в новую клинику.

Профессор покраснел и выпалил:

– Вы хотите отправить Амели к сумасшедшим? Но это вас, моя крошка, надо госпитализировать!

– Не сердитесь, Юбер! – вмешалась маркиза. – Напротив, это не так глупо! Впрочем, это не значит, что карета «Скорой помощи» приедет за мной завтра! План-Крепен хочет лишь разузнать побольше, только и всего!

– Для начала она должна выглядеть как американка, а это совершенно невозможно!

– Как же выглядит американка? – возмутилась Мари-Анжелин с выраженным нью-йоркским акцентом. – Я отлично владею этим языком… как, впрочем, и некоторыми другими! – уточнила она с некоторым удовлетворением. – Кстати, позвольте представиться: меня зовут мисс Генриетта Сантини… И мы еще посмотрим!

Около четырех часов План-Крепен в костюме мышиного цвета, белой блузке и шляпке из черной соломки, украшенной белой лентой, села на заднее сиденье автомобиля. Дверцу ей с достоинством открыл Уишбоун в облике садовника, который дополняла надвинутая на глаза панама. Мари-Анжелин была настроена решительно, но в ее кармане лежали четки, освященные Папой, а на груди, на черной бархатной ленте висел скромный деревянный крест, который во время краткого пребывания в Иерусалиме она приложила к гробу Господню. Ей это было необходимо, чтобы справиться с внутренним голосом, который был настроен пораженчески и нашептывал ей, что она намерена зайти на дьявольскую, а следовательно, чрезвычайно опасную территорию.

– Едем? – спросил Корнелиус, который чувствовал себя не слишком уверенно, пусть даже его пришлось бы разрезать на куски, чтобы он в этом признался.

– Разумеется! Чего вы ждете? Вы боитесь?

– Нет, нет! – заверил он, для начала откашлявшись. – Но мне бы все-таки хотелось, чтобы вы не заходили в… этот дом одна.

– А я именно на это и надеюсь! Увидеть поближе интерьер этого логова Борджиа! Но поскольку не принято, чтобы шофер следовал за своей хозяйкой, вы будете спокойно ждать меня в автомобиле!

Дорога была короткой, потому что им достаточно было спуститься вниз по узкой дороге вдоль ограды виллы Адриана до первого перекрестка и свернуть на другую дорогу, которая пролегала вдоль импозантных садов виллы Маласпина.

Потребовалось менее десяти минут, чтобы добраться до места назначения, и Уишбоун припарковал машину перед шедевром старинного чугунного литья – воротами между двумя столбами, увенчанными сидящими львами. Через террасы сада можно было разглядеть виллу во всей ее классической красе, суровость которой смягчали грациозные балконы, балюстрады и роскошная растительность. Живая изгородь с двух сторон обрамляла аллею, предназначенную для автомобилей.

– Поистине жаль отдать это место полусумасшедшим или совершенно сумасшедшим людям! Даже очень богатым! – вздохнул Корнелиус, покачивая головой. – Я бы устроил здесь скорее… гостиницу, чтобы ощутить в ней моменты счастья. Желательно вдвоем…

– Оставим романтизм на потом! Я бы предпочла, чтобы вы нажали на клаксон. Нам должны открыть ворота!

После сигнала на пороге сторожки, расположенной у ворот, появился привратник, но он не открыл их, а, выйдя из калитки, подошел к автомобилю. Он коснулся двумя пальцами козырька каскетки. Его сапоги, костюм и портупея придавали ему сходство с егерем, а не с мирным консьержем. Он поинтересовался, что им угодно.

Так как привратник, естественно, говорил по-итальянски, и американец его не понял, то ответила ему пассажирка.

– Я хотела бы видеть хозяина или директора этого дома, – сказала она.

– С какой целью?

Такого рода неучтивый прием обычно действовал на План-Крепен как красная тряпка на быка. Смерив невежу взглядом через позаимствованный у госпожи де Соммьер лорнет, чтобы выглядеть более импозантной, она объявила:

– Я не думаю, что это вас касается!

– Меня касается все, что входит внутрь! Приказ патрона!

– Отлично. В таком случае идите и скажите ему, что речь идет о поступлении.

– О поступлении? Куда?

– Вы действительно глупы или притворяетесь? По всему Лугано только и разговоров, что на этой вилле теперь устроена клиника для обеспеченных больных, страдающих депрессией. Так вот, я желала бы доверить этому заведению пациентку, которая мне очень дорога! Здесь действительно клиника?

– Это правда… Постойте, вон идет сам патрон! Я за ним схожу!

К автомобилю действительно направлялись двое мужчин. Увидев это, Корнелиус постарался стать как можно незаметнее на своем сиденье, благословляя шляпу, черные очки и бритву, которая давно уничтожила его роскошную бороду. Он отлично знал этих мужчин еще с того времени, когда оказался в замке Круа-От. Об этом периоде своей жизни он не мог вспоминать без душевного трепета: именно тогда он жил, словно во сне, рядом с восхитительной женщиной. Мираж исчез, когда он столкнулся с жестокой реальностью. Та, которой он поклонялся, не только была преступницей. Она попыталась сжечь его вместе с Морозини, его женой и Полиной Белмон. Одним словом, к ним направлялся мужчина с химерой, который называл себя последним из Борджиа. Его спутником был тот, кого называли Максом. Он был предан Торелли, и его лица Альдо никогда не видел… Но именно Макс сумел спасти всех четверых от ужасной смерти.

Поняв, что испытывает Корнелиус, Мари-Анжелин сама открыла дверцу, чтобы выйти, но Цезарь, дав знак своему спутнику отойти, жестом остановил ее.

– Прошу вас, сударыня, не утруждайте себя! Я сам подойду к вам, – сказал он по-английски. – Мне сказали, что вы американка?

– Это так! – ответила План-Крепен, убедительно изобразив характерный акцент янки. – Я мисс Генриетта Сантини из Филадельфии, приехала погостить у своей дорогой… Ее зовут миссис Альбина Сантини, она удалилась на покой в это чудесное место…

– Прошу меня простить, но ваше имя я где-то слышал…

– Вполне возможно. Тетушка Альбина ваша соседка. Она с юности привязана к этим потрясающим местам и недавно купила виллу Адриана. Но она страдает от депрессии. И с момента моего приезда я смогла констатировать, что ее состояние ухудшается. Поэтому…

– Вы желали бы доверить ее нам, если я правильно понял?

– Именно так! Примерно через месяц мне придется вернуться домой, куда я собиралась отвезти и ее, но тут до меня дошли слухи…

– О том, что открылась наша клиника? Идею мне подсказал мой друг, доктор Моргенталь из Цюриха, и он уже прислал мне двух пациентов. Но при нынешнем состоянии дома мы сможем принять новых пациентов не раньше, чем через один-два месяца… Мы обязаны произвести необходимый ремонт. Поэтому я вынужден попросить вас набраться терпения… и вернуться сюда, скажем, через месяц!

– Можно ли осмотреть клинику?

– Нет, прошу прощения! Ах да, я полагаю, что вы желали бы узнать наши расценки? Они будут достаточно высокими.

План-Крепен наградила его очаровательной улыбкой, не лишенной высокомерия, и небрежно бросила:

– Не утруждайте себя! Для меня это не имеет значения! Главное сейчас – комфортное будущее для моей любимой тетушки, которое должно отвечать ее вкусам. Мы намерены сохранить виллу Адриана, чтобы я и мои братья могли проводить здесь какое-то время. Итак, господин…?

– Граф Цезарь Гандия-Катанеи! – представился мужчина и поклонился. – И я всегда буду рад видеть вас снова… когда будут закончены работы! А пока я ничем не могу вам помочь.

Закончив обмен любезностями, Цезарь ушел, а Уишбоун несколько нервно развернул автомобиль.

– Вы уверены, что были правы, когда упомянули о нашем соседстве?

– Абсолютно! Вы можете не сомневаться, что с того момента, как вы здесь поселились, они за вами наблюдали. И так как вы могли показаться им несколько странными, теперь у них есть достойное объяснение…

– Если вам угодно! Я же, со своей стороны, еще никогда так не радовался тому, что сбрил бороду и усы! Ведь они оба меня знают.

– Объясните, прошу вас!

Было слишком жарко, поэтому План-Крепен сняла шляпку и обмахивалась ею как веером.

– О, это легко понять. Вы просто забыли о том, что я сопровождал Лукрецию Торелли после ее бегства из Лондона и жил на правах почетного гостя в замке Круа-От! Я даже играл в шахматы с графом Цезарем. Что же касается другого мужчины, Макса, то он был мажордомом. Странный мажордом, которого мне случалось видеть в черном шерстяном капюшоне с отверстиями для глаз. Но именно он спас мне жизнь, как и жизнь других пленников, в числе которых я потом оказался!

– Надо было сразу об этом сказать! – воскликнула довольная Мари-Анжелин. – Так он хороший человек?

– Не будем преувеличивать! Он собирался застрелить нас всех из револьвера, когда замок атаковали, но уперся, когда, потрясая канистрами с бензином, вернулась Лукреция и начала разливать горючее вокруг нас. Тогда он ее оглушил, взвалил к себе на плечо и унес. Но перед этим Макс освободил Морозини и дал ему возможность спасти заложников и меня в том числе!

На Уишбона явно нахлынули эмоции, потому что он резко вывернул руль, чтобы не сбить велосипедиста, который ехал навстречу и потом долго осыпал его ругательствами. Мари-Анжелин во время этого маневра бросило на спинку переднего сиденья.

– Остановитесь и успокойтесь! – посоветовала она, снова обретя равновесие и надев шляпку. – Иначе вы вернетесь в слезах, а я просто не доеду до дома!

– О, все в порядке! Мы уже почти приехали!

– Если вы так говорите… – вздохнула Мари-Анжелин, из предосторожности осеняя себя крестом.

Путь они действительно закончили без приключений, но, поставив машину в гараж, Уишбоун ушел в свою комнату, предоставив Мари-Анжелин право рассказать о поездке. Как и следовало ожидать, к отчету отнеслись по-разному. Профессор извергал огонь, категорически возражая против того, чтобы его родственницу поместили к сумасшедшим, да еще и к убийцам:

– Ни через неделю, ни через месяц она туда не пойдет! Я никогда на это не соглашусь!

– О, какой приятный спектакль! – иронично заметила госпожа де Соммьер. – Вам незачем точить ваше копье, вам не придется сражаться ради моих прекрасных глаз: через месяц нас здесь уже не будет!

– Почему вы так решили?

– Интуиция! И потом, подумайте сами! Никто не говорил о том, что мы останемся здесь дожидаться Страшного суда. При нынешнем положении вещей мы ждем лишь вестей от Альдо и Адальбера. Они должны сообщить, когда состоится встреча между Гринделем и Цезарем. Но этого сообщения не придется долго ждать, поскольку итальянец определил срок для доставки драгоценностей Кледермана – две недели…

– По-моему, – вступил в разговор Уишбоун, успевший вернуться, – предполагаемое место встречи должно быть где-то поблизости от нас, так как Цезарь должен передать Кледермана в обмен на половину коллекции. Но далекое путешествие в компании с трупом будет не из легких и уж совсем не приятным, а вот клиника – даже будущая! – мне кажется идеальным местом для того, чтобы его там прятать!

– А почему его не могли перевезти сюда в одной из карет «Скорой помощи»? – предположила План-Крепен. – Нет ничего проще, чем отправить его на тот свет во время «доставки»! Но, как мне кажется, Гриндель заподозрит неладное, если его попросят приехать на виллу Маласпина… Если только за ним не вышлют хорошо вооруженный эскорт!

– Тогда где? – спросил Юбер. – Наш сосед не может поехать во Францию, где его ищет полиция за взятие заложников и соучастие в поджоге. Главная виновница – его сестра. В Швейцарии он чувствует себя почти спокойно!

План-Крепен неожиданно мечтательно вздохнула:

– Как бы мне хотелось хоть краешком глаза увидеть эту проклятую Маласпину! С моей точки зрения, если Кледерман еще жив, он может быть только там! И вот что еще меня мучает. Мы об этом не думали, а ведь я слышала это собственными ушами. Это…

– … намек на коллекцию Морозини, которую этот негодяй, по его собственному утверждению, может получить? – проговорила маркиза. – Глупая гордыня ни к чему, План-Крепен! Я тоже об этом думаю! И вижу только один способ осуществления этого злодеяния: взятие заложника. Но кого? Лизу? Детей? Мне это кажется сложным. Валери хорошо следит за ними, и ее слуги тоже…

– Несомненно, но подумайте о том, кто, если верить Цезарю, должен взять на себя руководство новой клиникой!

– Вы о Моргентале, который так ловко манипулировал сознанием Лизы? Боже мой! Возможно, вы правы! Идите и позвоните в Париж, План-Крепен! Нужно связаться с нашими друзьями в Париже!

Мари-Анжелин повиновалась, не заставив просить себя дважды, и вернулась, объявив, что разговор состоится не ранее, чем через три часа.

– В принципе, вы должны застать Адальбера, – заключила маркиза. – Постарайтесь поговорить именно с ним! Учитывая все то, что переживает Альдо с момента выхода из больницы, при общении с ним надо быть очень осторожными. Адальбер сумеет ударить его по рукам и не позволить ему взять вторую трубку, а потом деликатно расскажет ему о новостях…

В ожидании разговора – за ужином ели, почти не понимая, что именно они едят, – решили сыграть в бридж… Мужчины все же уделили игре некоторое внимание, госпожа де Соммьер и Мари-Анжелин, со своей стороны, только делали вид.

Прошло чуть более трех часов, и План-Крепен решил позвонить еще раз. Неизвестный голос сообщил ей, что из-за атмосферных нарушений линия не работает… Такое часто случается в горной местности.

Лишь на другой день около полудня им удалось дозвониться в квартиру Адальбера. Вежливый голос Теобальда, который был очень рад слышать мадемуазель Мари-Анжелин, сообщил ей, что «господа уехали этим утром около восьми часов», тщетно пытаясь дозвониться до виллы Адриана накануне вечером.

– Куда уехали? Они вам сказали?

– В Швейцарию, мадемуазель!

– Швейцария велика! Они не уточнили, куда именно?

– Нет! Это все, что я должен был сказать дамам! И еще: они сразу же позвонят, как только дело будет улажено!

Пришлось довольствоваться этим. При сложившихся обстоятельствах всем оставалось лишь предаваться игре в догадки, и, естественно, начала ее План-Крепен:

– Не думаю, что они едут к нам! Они бы нас предупредили, чтобы все было готово к их приезду. Но в таком случае, куда же они направляются? Не возвращаются же они в Цюрих?

Но именно там и была назначена встреча!

Двум друзьям-сообщникам с трудом удалось договориться относительно деталей своей поездки. Слава богу, что приехал инспектор Соважоль, который сообщил новости и дал им зеленый свет для отъезда.

– Во время разговора, который подслушала мадемуазель дю План-Крепен – и он не был очень сердечным, если судить по отчету, который я прочел, – Гандия-Катанеи сказал Гринделю, что сам позвонит ему и сообщит о месте будущей встречи. Но Гриндель уехал с авеню Мессины, чтобы никогда более туда не возвращаться, и, намеренно или нет, не потрудился сообщить своему собеседнику номер телефона в Ножане.

– Почему вы думаете, что он сделал это намеренно? – спросил Морозини. – Услышав, что Кледермана оставили в живых, ему не было смысла сжигать за собой мосты…

– Возможно, ему нужно было время подумать. В любом случае, он хотел позвонить сам, чтобы инициатива встречи исходила от него. Как бы там ни было, Гриндель решил позвонить в Лугано, но Цезарь там уже отстутствовал. И это ему явно не понравилось. Поэтому он решил оставить номер телефона «Белого вереска»… И, словно по волшебству, Гандия позвонил ему два часа спустя. Поверьте мне, что спор был бурным! Гриндель достаточно логично настаивал на том, чтобы самому приехать к Гандия, поскольку был уверен, что Кледерман находится именно там, и путешествие даст ему приятную возможность самому убить своего дорогого дядюшку в обмен на половину драгоценностей…

– Вот это да! – охнул Адальбер. – Каков мерзавец! Он законченный негодяй, этот кузен Гаспар! И что же дальше?

– Гандия даже слушать не захотел. Для начала, Кледермана у него нет. Так как в Маласпине начали большой ремонт, чтобы превратить виллу в дом отдыха для сумасшедших миллионеров, было бы очень опасно, ввиду присутствия большого количества рабочих, держать там заложника… и даже двух! Простите меня, господин Морозини, за то, что вы сейчас услышите! Я не хотел вам говорить, но патрон настаивает на том, что вы должны быть в курсе всего!

Альдо побелел, у него перехватило горло:

– Заложник? Кто?

– Ваш доверенный в делах, господин Ги Бюто, которого только что похитили из вашего дома! Вспомните, как Гандия хвастался…

– Не стоит, инспектор, я помню! Продолжайте! Да продолжайте же! Где эти мерзавцы намерены встретиться?

– В Цюрихе…

– В Цюрихе? – Адальбер даже подскочил на месте. – И Гриндель на это согласился? Он, должно быть, сошел с ума!

– Учитывая то, что Гандия предложил ему, решение Гринделя вполне объяснимо. Гандия приедет в автомобиле вместе с Кледерманом, одурманенным наркотиком. Банкир будет находиться под охраной одного из его людей. Гриндель тоже может взять с собой спутника, если пожелает, чтобы игра шла на равных.

– И где состоится встреча?

– Вот здесь мы столкнулись с загадкой. Он совсем не прост, этот псевдо-Борджиа! Он сказал так: «В полночь, позади церкви, в том приятном местечке, куда вы отвезли меня пообедать, чтобы скрепить наш договор. Вы заверили меня, что там самая лучшая непрожаренная форель и самые лучшие в мире шоколадные пирожные! Ммм! Когда я об этом вспоминаю, я до сих пор ощущаю аромат. И церковь стоит посреди луга!» Конец цитаты. Вам это о чем-то говорит?

– Нет! – ответил Альдо. – Вокруг озера великое множество ресторанчиков, и выпечка везде отличная.

– Ладно! – вздохнул Соважоль. – Решение у нас только одно: надо следовать за Гринделем. Всего какие-то шестьсот километров, это не слишком трудно!

– Учтите, что он водит автомобиль как настоящий ас! – предупредил Адальбер. – Но и мы не новички, даже Морозини, который живет на воде! Не беспокойтесь, мы поедем следом за вами. В котором часу вы возвращаетесь на свой пост в Ножане?

– Гриндель уточнил, что выедет на рассвете, чтобы ехать весь день, а к вечеру добраться до места. В июне солнце встает рано. Я буду там в половине пятого… Ах, да, чуть не забыл: патрон просил сказать вам, что послал на границу фото Гринделя и его данные – в частности, номер машины! – с пометкой: «Перевозит часть драгоценностей из коллекции Кледермана». Если таможенники хорошо сделают свою работу, то я должен забрать его в районе Базеля или в его окрестностях. Это, разумеется, упростит задачу.

– Возможно! – согласился Альдо. – Но пока мы не найдем моего тестя, желательно, живым…

– Вы думаете, что Гандия солгал?

– Этот тип – король лжи! Я предлагаю вам, инспектор, найти нас в гостинице «Бор-о-Лак», где я забронирую комнаты…

– Не горячитесь! Меня бы очень удивило, если бы патрон разрешил мне посещать дворцы! Или у вас какие-то другие намерения?

– Именно! Вы отдохнете… и будете нашим гостем. Если Гринделя арестуют по дороге, то это ничего не изменит. Мы должны быть на встрече! На этот счет у меня есть кое-какие идеи, но мне нужно время, чтобы их проверить!

– Тогда, в любом случае, до завтрашнего вечера! – неизменно бодро заключил Адальбер. – И не потеряйтесь по дороге!

Проводив Соважоля до дверей, Адальбер вернулся в библиотеку, где нашел своего друга сидящим в кресле с сигаретой в одной руке и бокалом с вином в другой.

– Что это за идея, которую ты хочешь проверить?

– Шоколадные пирожные Цезаря и запах, который он помнит до сих пор! Это тебе ничего не напоминает? Правда, это было несколько лет назад! Но есть моменты, которые не забываются…

Моментально став серьезным, Адальбер побледнел и автоматическим жестом налил себе коньяк.

– Смерть Вонга! – прошептал он изменившимся голосом.

Морозини действительно вспомнил один из самых трагических эпизодов их охоты за драгоценными камнями, украденными из пекторали Первосвященника Иерусалимского храма. Не хватало последнего камня, самого опасного из всех, потому что из-за него погибло больше всего людей: дьявольского рубина Безумной Жанны! В прекрасном старинном шале на берегу озера они приняли последний вздох корейского слуги замученного до смерти Симона Аронова. Друзья знали, что это воспоминание никогда не исчезнет из их памяти, потому что это был последний эпизод перед финальной трагедией…

– Как назывался этот городок?

– Килшберг! Он расположен бок о бок с шоколадной фабрикой «Линдт и Шпрюнгли», где делают, пожалуй, самый лучший шоколад в мире. В семье его очень любят!

Залпом проглотив содержимое своего бокала, Адальбер встряхнулся, словно пес, вышедший из воды, и к нему вновь вернулось хорошее настроение.

– С этим утверждением едва ли согласится одна знакомая нам дама!

– Королева бельгийского шоколада? Королева, с которой ты мог бы разделить корону? – сыронизировал Альдо. – Кстати, ты с ней не виделся?