Текст книги "Хромой из Варшавы. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

– Мне кажется, это самый лучший час для того, чтобы лечь в постель, – ответил Альдо, думая, что молодой человек начнет восхвалять прелести ночной жизни, однако тот и не подумал возражать:

– Как же вам везет! Я бы хотел сделать то же самое, но моя жена любит танцевать, и мне нужно быть поблизости от нее.

– Так вы не танцуете?

– Нет, я не люблю! Знаю, это может показаться странным, потому что русских всегда представляют весельчаками, которые пляшут вприсядку, выбрасывая ноги направо и налево, скрестив руки на груди и испуская вопли команчей. Но мне все эти антраша и раньше были не по нраву, а уж когда я стал американцем, тем более... Я предпочитаю бейсбол и домашние тапочки.

– С такой красивой женой уклоняться от светской жизни весьма не просто, – поддержал разговор заинтригованный Альдо: – Чем же вы занимаетесь, пока графиня танцует?

– Я произношу выспренние речи в честь моей новой родины и играю. Бридж вас не соблазняет?

– Тут моя очередь сказать: я не люблю.

– А как насчет покера?

– Тоже нет! Я очень плохо блефую, и меня всегда ощипывают. Я предпочитаю аукционы: когда имеешь дело с алчным и упорным соперником, это очень увлекательно...

– Вполне вам верю. Давайте возьмем в баре по последнему стаканчику, и вы мне расскажете об этом! Вы совершите акт благотворительности: все места в Партиях уже заняты, и я не знаю, чем мне заняться!

Трудно отклонить приглашение, сделанное с таким мягким юмором! Тем более что Иванов все больше и больше нравился Морозини. Что редко случается, когда имеешь дело с красавцами. Подобные любимцы судьбы, всегда окруженные женщинами, склонны воображать себя пупом земли. А этот Иванов походил на мальчишку, которому все интересно, и, когда «последний стаканчик» превратился во второй, он буквально засыпал Альдо вопросами о ювелирном искусстве, об аукционах и особенно о знаменитых камнях, которые тот сумел приобрести или хотя бы видел своими глазами. Возможно, он разбирался в этих вещах чуть лучше, чем хотел показать, ибо, заказав третью порцию спиртного (Альдо отказался!), неожиданно сказал:

– Меня очень заинтриговала одна вещь. Я люблю читать французские и английские газеты, и мне запомнились некоторые дела, в которых вы принимали участие – дело Фэррэлса несколько лет назад, а в прошлом году эта история с жемчужиной Наполеона»! – вместе с неким Видаль-Пеликорном, египтологом по профессии. Однако сегодня за ужином присутствовал человек с такой же фамилией, но вы оба, казалось, были не знакомы друг с другом. Надеюсь, я не проявил нескромность?

У него оказалась слишком хорошая память, и захваченный врасплох Альдо, чтобы выиграть время, открыл свой портсигар и закурил сигарету.

– Нет, – сказал он, затянувшись в первый раз и выпустив дым изо рта. – Просто в последнее время мы несколько охладели друг к другу.

Кирилл Иванов расхохотался и ударил кулаком в ладонь, как самый настоящий янки:

– Десять против одного, что тут не обошлось без очаровательной супруги моего кузена Оболенского!

– Она ваша кузина?

– Была короткое время, поскольку они оформляют развод. Она красивая женщина, но сильно повредилась рассудком с тех пор, как побывала в Египте. Специалист в данной области для нее настоящий подарок, так что ваша ссора к лучшему.

– Почему же?

– Потому что, если вы предоставите ей свободу рук, не пройдет и полгода, как ваш бывший друг возомнит себя Рамзесом II. Как странно, что вы оказались на одном корабле!

– Простое совпадение, к тому же я сел на пароход раньше, чем это сделал он во время остановки в Плимуте.

– Я знаю: прекрасная Алиса, ее тридцать чемоданов и новая собачонка поднялись на борт вместе с нами. Будем надеяться, что бедняга сумеет вернуться на землю, пока не станет слишком поздно. Надеюсь, вы поможете ему в этом?

– Разумеется, нет! – отчеканил Морозини, вставая. – Я еду в Нью-Йорк по делу. Завершив его, я вернусь в Европу первым же пароходом.

– Если вы давно не бывали в Америке, это очень жаль. Позвольте нам, мне и моей жене, показать вам, какой она может быть обольстительной!

– Спасибо за предложение! Мы еще поговорим об этом... А теперь, с вашего разрешения, я вас покину: мне действительно очень хочется спать!

– Мне тоже, и я сейчас взгляну, как идут дела у Кэролайн! Обменявшись рукопожатием, мужчины разошлись в разные стороны.

За три последующих дня у Альдо сложилось впечатление, что он не только живет в своем особом мире – это было вполне нормально! – но и что этот мир вывернут наизнанку. Хотя он находился на одном пароходе со своими лучшими друзьями, общаться ему приходилось с совершенно незнакомыми людьми, такими как супруги Ивановы, Ван Лэр с невестой, французский актер, очаровавший его своим юмором и природной элегантностью. Особенно тяжким было отчуждение Адальбера, который попросту игнорировал его. Вобрен все еще выказывал прежнюю сердечность, но лишь когда они были одни. Стоило баронессе Полине появиться на горизонте, как антиквар бросался к ней с такой стремительностью, будто Альдо был снарядом замедленного действия, грозившим подорвать ее. Это явно забавляло молодую женщину, которая не протестовала, но дружески подмигивала ему издали. Ни она, ни Альдо не желали причинять боль славному Жилю, павшему жертвой очередной всепожирающей страсти. В другое время Альдо отнесся бы к этим выходкам добродушно, но на сей раз пришел в раздражение. Перед последним ужином накануне прибытия в Нью-Йорк он завершил свой вечерний туалет быстрее, чем обычно, и направился к каюте своего друга, который невероятно долго готовился к выходу на люди. Постучав в дверь, он вошел, не дожидаясь ответа.

Антиквар был занят тем, что тщательно завязывал белоснежный галстук, представлявший собой последний и важнейший штрих вечернего костюма. При виде Альдо он вздрогнул, неудачно затянул бант и рассерженно бросил:

– Ты мог бы и постучаться! Что тебе нужно?

– Во-первых, я постучался. Во-вторых, я должен задать тебе вопрос.

– Какой?

– Ты помнишь мою жену?

– Ну да! – произнес ошеломленный Вобрен.

– Ты не забыл, надеюсь, ее лицо, ее фигуру, ее обаяние?

– Ну... Нет!

– Я бы так не сказал. Неужели ты искренне полагаешь, что с такой супругой может возникнуть желание волочиться за любой красивой женщиной в пределах досягаемости? Мне надоело, что вы оба, ты и Видаль-Пеликорн, относитесь ко мне, как к прокаженному. Вам следовало бы исполнять партию Отелло дуэтом!

Вобрен отбросил в сторону измятый галстук, сел в кресло и закурил. Руки у него немного дрожали.

– Ты прав, это идиотизм. Но я хочу, чтобы ты знал: я не тебя боюсь – я боюсь ее! Я прекрасно знаю, что ты любишь Лизу и никогда не стал бы флиртовать с пассией друга. Вот только у пассии этой имеются глаза, и я сам все время невольно сравниваю нас и всегда не в свою пользу. Когда ты рядом, я кажусь себе Квазимодо...

– ...а меня ты принимаешь за этого дурака Феба? Благодарю покорно! Но скажи мне, это ведь у тебя что-то новенькое? Ты часто знакомил меня со своими возлюбленными и никогда не испытывал этого комплекса, кстати говоря, смехотворного!

– Согласен, и ты, конечно, прав, но, видишь ли, на этот раз все очень серьезно! Знаешь, я ведь ее по-настоящему люблю! – тихо сказал Вобрен.

– Ну и чудесно! Женись на ней, а я буду твоим шафером. Это изумительная женщина! Она говорила тебе, что спасла мне жизнь?

И Альдо рассказал о том, что произошло на задней палубе на второй день плавания.

– Она владеет клинком, как покойный д'Артаньян, – заключил он. – Настоящая амазонка и к тому же творческая личность... Вы будете чудной парой!

Продолжая говорить, Альдо копался в отделениях дорожного чемодана, нашел наконец новый галстук и подошел к своему другу:

– Позволь мне! У тебя дрожат руки...

– Ты сознаешь, что означает твой рассказ? Кто-то пытался убить тебя, и ты не счел нужным предупредить капитана?

– Это ни к чему бы не привело. Нападавший затерялся в массе людей и второй попытки не сделал. Держись прямо и подними подбородок!

Под ловкими пальцами Альдо белоснежная бабочка обрела совершенную форму, однако Вобрен даже не улыбнулся.

– Кто на этом пароходе может желать твоей смерти?

– Я по-прежнему не знаю. Как ты понимаешь, я держался настороже и принял меры предосторожности, но ничего подозрительного не заметил. У меня даже возникла мысль, не стал ли я жертвой нападения по ошибке?

– Иными словами, тебя спутали с кем-то другим? Трудно поверить! Мало найдется мужчин, похожих на тебя.

– Может быть, описание оказалось неточным. Убийца мой был явно всего лишь исполнителем.

– Или же он не посмел попробовать еще раз, но как только ты сойдешь на сушу, тебе следует смотреть в оба... если это все-таки не ошибка. И знаешь, ты должен был рассказать мне об этом раньше! Я же твой друг, черт побери!

И Вобрен со слезами на глазах крепко обнял Морозини, выдав тем самым свои чувства. Этот последний вечер они оба очень весело провели в обществе Полины. Настроение Альдо заметно улучшилось после того, как он обрел своего прежнего Вобрена: ему казалось, что тиски разжимаются...

На следующий день все трое стояли на верхней палубе и смотрели, как приближается американский берег.

Стоя между двумя мужчинами и облокотившись о перила, Полина фон Этценберг, закутанная в громадный тонкий шарф серо-жемчужного цвета, концы которого развевались на ветру, смотрела, как из золотистого утреннего тумана постепенно проступают небоскребы, заполонившие в течение полувека остров Манхэттен[96]. «Иль-де-Франс» сбавил ход и неторопливо двигался по спокойным водам громадной бухты Нью-Йорка, тогда как на палубах пассажиры щелкали затворами фотоаппаратов, чтобы увековечить статую Свободы, подаренную некогда Францией и ставшую символом Америки.

Неподалеку остановился красивый черно-красно-белый корабль, который спустил шлюпку с таможенниками и врачами. В Соединенные Штаты допускали лишь тех, кто мог доказать свою благонадежность, а кандидатам в эмигранты предстояла длительная проверка на расположенном поблизости острове Эллис-Айленд с его низкими строениями и четырьмя башенками[97]. Для тех, кто видел в медной женщине с факелом воплощение своих надежд, это печальное обстоятельство несколько портило впечатление от прекрасного солнечного утра.

Забыв о своей немецкой фамилии и превратившись вновь в стопроцентную американку, баронесса показывала друзьям самые известные здания и называла их: Вулворт, Нью-Йорк телефон, Либерти, Кьюнард, Стандард ойл, Пулитцер, Парк-Роу, Банк оф Манхэттен и, разумеется, внушительное муниципальное сооружение, где размещалась городская мэрия. Полина была так счастлива, что казалась помолодевшей лет на пятнадцать и стала похожа на восторженного подростка. Когда Альдо с улыбкой сказал ей об этом, она ответила без всякого смущения:

– Вы правы. Я обожаю Европу, но каждый раз, увидев мой город, спрашиваю себя, как я могла жить вдали от него.

– Я думал, вы любите Париж, – произнес Вобрен тоном, выдававшим досаду и разочарование.

– Конечно, я люблю Париж! Разве можно его не любить? Это изумительный и такой занятный город, где у меня много друзей и куда я непременно вернусь еще не раз, но вигвам свой после завершения немецкого эпизода я намерена поставить именно здесь...

Несчастный влюбленный ничего на это не ответил, но вздохнул так выразительно, что Альдо проникся состраданием к нему. Сначала недоступная и неуловимая цыганка, а теперь эта своенравная американка, которую ему, возможно, удастся сделать любовницей, но никак не супругой, о чем он уже начал мечтать! Эти размышления прервало шумное появление четы Ивановых и Дороти Пейн, донельзя оскорбленной тем, что ее летающий рыцарь, у которого, разумеется, не было и не могло быть визы, вступил в конфликт с иммиграционными службами. Полина тут же устремилась на помощь девушке, обратившейся в фонтан слез. Все пытались утешить ее, но она ничего не желала слушать.

– Мы решили увести ее оттуда, – объяснил Иванов. – Она едва не расцарапала физиономии чиновникам, когда те заявили, что ее Венсан не имеет права сойти на берег. Тщетно капитан Бланкар и первый помощник Виллар просили за него, да и мы все готовы были дать поручительство, но закон есть закон. Ван Лэру придется вернуться во Францию.

Казалось, ничто не могло осушить слез Дороти. Крохотных носовых платочков из кружевного батиста, которыми располагали обе дамы, для этого оказалось явно недостаточно.

– Дайте мне ваш платок, Кирилл! – распорядилась Кэролайн, и тот со смехом исполнил приказ, но между ним и его женой стоял Морозини, который сразу уловил аромат, исходивший от белого прямоугольника. Платок был надушен, он мог бы поклясться в этом, туалетной водой «Ветиве де Герлен». И вопрос тут же слетел с его губ:

– Какой знакомый запах! – сказал он. – Вы сохраняете верность Герлену?

– К несчастью да, дорогой друг!

– Не вижу здесь трагедии...

– И напрасно! На этот платок я истратил последние капли из последнего флакона. Так что теперь я остался без туалетной воды: флакон, купленный до отъезда и положенный в чемодан про запас, был украден, а на пароходе достать его невозможно. Отныне я безутешен...

– Подумаешь, какая драма! – вмешалась его жена. – Будто, кроме французской туалетной воды, ничего на свете не существует. Особенно если речь идет о мужчине! Что предпочитаете вы, князь?

– Английскую лаванду, – почти машинально отозвался Альдо.

– Ну, вот видишь, Кирилл!

– Если ты родился в России, только французская туалетная вода...

Между супругами разгорелся спор, идущий под аккомпанемент рыданий Дороти, но Альдо, потеряв интерес к разговору, отошел на несколько шагов в сторону. На одно мгновение ему показалось – хотя это и выглядело невероятным! – что на него напал Иванов. Рост, сила – все совпадало! Причину, по которой этот блестящий молодой человек, женатый на богатой наследнице, собирался вычеркнуть его из списка живых, понять было невозможно, как, впрочем, и мотивы анонимного убийцы, промышляющего воровством в каютах класса люкс и выкидывающего людей за борт!

– О чем ты задумался? – спросил Вобрен, который подошел к нему и предложил сигарету.

– Ты хочешь знать? Я подумал, что мне надо вернуться домой как можно скорее, потому что уже сейчас у меня возникает вопрос, чем мне предстоит заниматься в этой стране.

– Своим ремеслом, полагаю?

– Нет. Я влез в дело, которое меня не касается.

– Как? Неужели тут нет даже малюсенькой драгоценности?

– Разумеется, есть, но я не уверен даже в том, что эта драгоценность действительно находится здесь! И мне не нравится, что священный огонь, судя по всему, покинул меня с тех пор, как мы вышли из Гавра...

– А этот священный огонь зовется случайно не Видаль-Пеликорн?

– В конце концов, и такое возможно! Вся эта история кажется мне слишком абсурдной!

– О, в этом я с тобой вполне согласен! Поворачиваться спиной к такому другу, как ты, чтобы доставить удовольствие женщине, это полный идиотизм, – совершенно серьезно произнес Жиль Вобрен, и в голосе его прозвучало столь искреннее негодование, что Альдо внезапно воспрянул духом. Хлопнув Жиля по плечу, он весело сказал:

– Не беспокойся! Я справлюсь...

Ведомый на буксире прекрасный властитель морей поднимался теперь по Гудзону, направляясь к пирсу Главной Трансатлантической Компании. На палубу ринулась обычная свора журналистов, готовых атаковать знаменитых людей, чьи имена значились в списке пассажиров. Гранд-дама «Комеди Франсез» и Адольф Менжу получили свою долю, но кое-что досталось и Алисе Астор. Со своего места Альдо мог видеть, как она шествует под руку с Адальбером посреди вспышек фотоаппаратов. А вот к нему подбежала только одна девушка с блокнотом и ручкой наготове. За ней неторопливо трусил фотограф.

– Князь Морозини, полагаю? Я Нелли Паркер из «Нью-Иоркер». Не могли бы сказать несколько слов?

Он посмотрел на нее в крайнем удивлении: впервые представители прессы встречали его в чужой стране, и эта маленькая журналистка была совершенно очаровательна в своем непостижимом шотландском берете, из-под которого выбивались буйные пряди рыжих волос.

– Вы не ошиблись, мадемуазель, но чем я мог заинтересовать вас?

– Вы шутите?

– Ни в коей мере.

– Вы прославленный знаток драгоценностей, и наши читатели жаждут узнать о вас все. Какова цель вашего путешествия? Это деловая поездка, да? Вы привезли какую-нибудь редкую вещицу одному из наших миллиардеров или, наоборот, собираетесь что-то купить? У нас этого добра хватает, знаете ли!

– Прежде всего, я никогда не занимаюсь «доставкой». Если клиент покупает у меня драгоценность, он забирает ее сам. Затем – я путешествую ради своего удовольствия. Уже давно я не бывал в этой прекрасной стране и решил наверстать упущенное.

– Без вашей супруги?

– Без супруги, но с друзьями. Вот они перед вами: господин Жиль Вобрен, известный парижский антиквар, и баронесса фон Этценберг. Они-то и убедили меня, что путешествие на «Иль-де-Франс» – это несравненное удовольствие.

– И других причин нет? Я знаю, что все пассажиры этого парохода не устают петь дифирамбы...

– Они поют еще недостаточно! Все просто: за исключением аллеи для любителей верховой езды, асфальтированного шоссе для фанатов автомобильных гонок и лужайки для обожателей прогулок в лесу, на «Иль-де-Франс» есть все, чтобы сделать жизнь приятной. Из этого следует: я в отпуске, мадемуазель! И очень тому рад!

Нелли сдвинула брови, и в ее голубых глазах появилось настороженное выражение.

– Я вам не верю! – заявила она без обиняков.

– Ваше право! Но это сущая истина!

– Разумеется, нет! Если живешь во дворце в Венеции...

– Когда же мне перестанут тыкать в нос этим клише? Дворец в Венеции – это ровно то же самое, что замок во Франции или апартаменты на вашей Пятой авеню: всегда наступает момент, когда хочется их ненадолго покинуть. Особенно если они тесно связаны с работой...

– Вы намерены задержаться надолго?

– Еще не знаю. Спросите у господина Вобрена! – коварно добавил Альдо.

– А почему не меня? – вмешалась Полина. – Я возвращаюсь в Соединенные Штаты, чтобы остаться здесь, и хочу приобщить друзей к некоторым нью-йоркским развлечениям... в частности, празднествам и балам, – добавила она, взяв под руку обоих мужчин, что позволило фотографу сделать отличный снимок. – Мы желаем развлечься!

Для Альдо было очевидно, что юная журналистка верит баронессе не больше, чем ему. И она попыталась разыграть свою последнюю карту:

– Они остановятся у вас, на Парк-авеню?

– У моего отца? Конечно, нет. Что до меня, я живу на Вашингтон-сквер, и моя мастерская занимает почти все свободное место. Но здесь ведь много превосходных отелей, – иронически парировала Полина, более чем когда-либо войдя в образ баронессы. – Ну вот, теперь вы знаете все...

Журналистка явно не разделяла эту точку зрения. И не думая уходить, она продолжала что-то лихорадочно записывать в свой блокнот.

– Например? – осведомилась она, не глядя на троих друзей.

– «Плаза»! – бросил Морозини с раздражением. – А теперь, мадемуазель, нам хотелось бы попрощаться с капитаном Бланкаром и поблагодарить его, прежде чем мы сойдем на берег...

– Да ради бога! – сказала Нелли, захлопнув блокнот и одарив Альдо широкой улыбкой. – Приятных вам развлечений!

Решительно нахлобучив на лоб яркий берет, придававший ей шаловливый вид и нисколько не защищавший от ветра, она присоединилась, по-прежнему в сопровождении фотографа, к своим собратьям и пассажирам, толпившимся у трапа. На набережной народу собралось не меньше, чем при отплытии. Лица, правда, были другие, и уже ощущался бешеный пульс Нью-Йорка: какофония сирен, клаксонов, рычащих моторов, строительных работ и еще какой-то неясный гул – голос города, который никогда не спит.

Задержавшись на палубе, Морозини увидел, как Видаль Пеликорн спустился одним из первых вместе со своей спутницей, вокруг которой поднялась такая суматоха, словно она была звездой Голливуда, и как вслед за ней он сел в громадный черный лимузин с шофером в белой ливрее. Он спросил себя, собирается ли прекрасная Алиса отвезти его в какой-нибудь отель или же удостоить своим гостеприимством? И он понял, что размышлял вслух, когда Полина ответила ему:

– У Асторов более двух тысяч домов в штате Нью-Йорк. Можете быть уверены, она поселит его если не у себя, поскольку с учетом бракоразводного процесса это вопрос деликатный, то где-нибудь под рукой. Об отеле и речи быть не может, ведь там он мог бы столкнуться с вами!

– Хотелось бы мне знать, что я ей сделал? Она смотрит на меня так, словно я ее заклятый враг!

– Вы ее соперник, и она ненавидит вас тем сильнее, что в другое время и при других обстоятельствах она бы из кожи вон вылезла, чтобы соблазнить вас и приковать к своей колеснице. Если вы позволите мне дать вам совет, забудьте на время о своей дружбе. Либо я плохо знаю Алису, либо она бросит его, лишь когда вытянет все соки. Вот тогда вы сможете подобрать то, что останется от вашего египтолога.

– Я не собираюсь торчать здесь вечно, – жестко сказал Альдо.

– Она тоже, не сомневайтесь. Это слишком далеко от ее драгоценного Египта и обожаемой Европы. Как только сезон в Ньюпорте закончится, ручаюсь, она повезет своего песика в Париж, если только уже не сняла с него ошейник и не отправила подвывать куда-нибудь подальше!

Прозвучало это не слишком утешительно, но Альдо решил последовать совету и как можно скорее изгнать Адальбера из своих мыслей. Это было нелегко, однако ему следовало сохранять – помимо ясности мыслей! – свободу передвижения, ибо он находился на той же территории, что Алоизий Чезаре Риччи и (возможно!) драгоценности Венецианской колдуньи. Через несколько минут он уже катил в желтом такси в отель «Плаза» вместе с Жилем Вобреном, тогда как большой серый «Крайслер» – менее внушительный, чем черный лимузин! – с подобающим шофером увозил домой баронессу фон Этценберг. За машиной следовал багажный фургон, так как Полина, которую сопровождала еще и горничная, имела в своем распоряжении пусть не тридцать, но все же двенадцать чемоданов. Весьма нетипичный кортеж для скульптора. Ее мастерская, разумеется, сильно отличалась от мансард нищих художников на Монпарнасе или даже на Монмартре.