Текст книги "Хромой из Варшавы. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

В тот момент желание убить, вернувшееся к Морозини из глубины веков, Альдо прочувствовал до кончиков пальцев, готовых сомкнуться вокруг нежной шеи красавицы. Но он довольствовался пощечиной, причем настолько сильной, что женщина упала, ее щека покраснела, а в уголке губ появилась капелька крови…

Потом Альдо ушел, как сделал это только что, но не присутствие бабушки удержало его. Причина крылась в нем самом. Когда он ударил дочь мерзавца Солманского, он уже давно не любил ее. А Лиза была по-прежнему дорога ему, и он отчаянно страдал от того, что она выбрала этого кузена, о котором Альдо точно знал, что он преступник!

На плечо Морозини опустилась легкая рука и вырвала его из круга черных мыслей:

– Не стоит на нее сердиться, мой мальчик! Повторяю вам, что после пребывания в этой проклятой клинике Лиза сама не своя. Иногда я с трудом узнаю ее…

– Вы лишь желаете меня утешить, графиня…

– Вы можете по-прежнему называть меня бабушкой! Бредни Лизы ничего не меняют в моем сердце, как не изменят они того факта, что вы отец трех наших маленьких проказников!

– Благодарю вас за ваши слова, но…

– Мне не нравятся «но», когда речь идет о моем сердце!

– Я это запомню. Но причиной всей этой драмы является ошибка, которую я…

– Уж не собираетесь ли вы снова спеть мне тот же припев? Я искренне верю, что Лиза бы вас обязательно простила, но произошла трагедия: преждевременные роды и известие о том, что она больше не сможет иметь детей. Гаспар и его клика сделали на это ставку и практически промыли ей мозги. Не будь этого – и я готова в этом поклясться! – она бы бросилась вам на шею при известии о том, что ее отец жив…

– По крайней мере, я на это надеюсь! Никто не знает, как может обернуться похищение… И я уверен, что это дело рук Гандия и Гринделя… Правда, это еще нужно доказать, учитывая тот риск, которому подвергнет такого заложника любое неловкое действие!

– Я хорошо это понимаю, но мне известна ваша ловкость, когда вы начинаете войну, имея в союзниках вашего бравого Адальбера! Вы ужинали?

– У меня не было на это времени… Да и не хочется!

– И все-таки нужно поесть! Так как семейная трапеза мне кажется сейчас неуместной, я скажу Груберу, чтобы вам подали ужин в комнату. Где Грубер вас поселил?

– Понятия не имею, но я уверен, что он не позволит мне ни в чем нуждаться. У меня такое впечатление, что Грубер не испытывает симпатии к дорогому кузену.

Графиня уже собралась вернуться в покои Лизы, но остановилась:

– Я полагаю, что будет эксгумация?

– Профессор Цендер ее потребовал… Все должно пройти максимально тихо, чтобы не возбуждать прессу. Не говорите об этом Лизе! Само слово звучит ужасно… И потом, действительно она поспешит сообщить об этом Гринделю!

– Вы не думаете, что его пригласят? Чуть раньше или чуть позже, какая разница?

– Несомненно, но пусть это станет для него сюрпризом!

– Почему бы и нет? В самом деле! Спокойной ночи, Альдо!

– Спокойной ночи, бабушка!

На другой день незадолго до полуночи Альдо остановил машину – самую неприметную из тех, что стояли в гараже его тестя! – около кладбища, но не стал сразу выходить.

– Дай мне сигарету! – попросил он Адальбера, сопровождавшего его. – Я свои забыл!

– Нервничаешь? – посочувствовал египтолог, выполняя просьбу. – Я тоже, если хочешь знать. Пусть я толстокожий, у меня все равно нет большого желания снова увидеть те ужасные останки, которые нам показали в Париже. Я с большим уважением отношусь к судмедэкспертам: у них очень крепкий желудок!

– Нам с тобой пора начинать привыкать к этому. Это происходит с нами уже в третий раз… А в первый раз мы сами выкапывали тело! Просто есть ситуации, к которым привыкнуть невозможно…

– Пожалуй, нам пора идти.

У входа на кладбище полицейские проверили личности Альдо и Адальбера. Кругом было темно, ночь выдалась безлунной, но друзей провели до обсаженной деревьями аллеи, в конце которой стоял склеп Кледерманов, освещенный изнутри. Перед ним ждали несколько человек: начальник полиции Вюрмли, профессор Цендер, директор похоронного бюро и два полицейских в штатском, державшиеся поближе к Гаспару Гринделю. Тот изо всех сил пытался скрыть свое плохое настроение. Неожиданно к ним подошел комиссар Ланглуа, чем немало удивил Альдо и Адальбера.

– Как вы здесь оказались? – поинтересовался Адальбер, который добрую часть ночи напрасно пытался связаться с комиссаром по телефону. – Кто вас предупредил? Мне это сделать не удалось!

– Сожалею, я оставил указания… Вюрмли попросил меня приехать, и я прилетел военным самолетом из Виллакубле. Итак, господа, судя по всему, есть новости? – добавил он с видимым удовлетворением. – Не для всех приятные, разумеется, – добавил он, скользнув взглядом по Гринделю.

– Вы намерены арестовать его?

– За лжесвидетельство? Это слишком мелко, да и меня, впрочем, пригласили из чистой любезности. Я здесь не у себя! В любом случае, у меня нет желания засадить его за решетку под благовидным предлогом… Я был бы рад, если бы Гриндель смог вернуться к делам своего банка. Очевидно, что он замешан в этом деле…

– Чего мы ждем? – задал вопрос Адальбер, видя, что никто не двигается.

– Чтобы в подземелье вскрыли гроб. Эти семейные склепы удобны тем, что в них есть крипта, где покойные лежат на полках…

Они заканчивали разговор, когда наверх поднялся один из служителей и объявил, что все готово. Друг за другом Вюрмли, Цендер, Ланглуа, Гриндель и Морозини спустились по лестнице. Адальбер последовал за ними.

Две большие лампы освещали помещение и богатый гроб из красного дерева, обитый изнутри белым атласом. Он стоял на козлах. От сильного запаха формалина было трудно дышать. У Альдо перехватило горло. Спускаясь по ступенькам, он боролся с желанием закрыть глаза, настолько он боялся того, что ему предстояло снова увидеть. Оказавшись внизу, Морозини услышал легкий вздох облегчения, к которому он с радостью присоединился. Изуродованная голова была завернута в плотную льняную ткань, белую, как и подобие длинной туники, в которую было облачено тело. Руки, прикрытые белыми перчатками, держали четки. А вздох облегчения издал Гриндель.

– Кажется, кто-то позаботился об этих несчастных останках, – раздался негромкий голос профессора Цендера. – Это выглядит намного достойнее, чем визитка, в которую бы его обрядили, умри он в своей постели. В этом есть что-то… средневековое…

– Так распорядилась госпожа графиня фон Адлерштайн, – сообщил директор похоронного бюро.

– Отлично придумано! Обязательно скажу об этом графине! Этот бедняга на такое и не рассчитывал!

Рост Оскара Цендера был меньше его репутации. Приятное лицо под темно-белокурыми седеющими волосами, орлиный нос с чувственными ноздрями, круглые очки в черепаховой оправе, большой всегда улыбающийся рот и хитро поблескивающие глаза орехового цвета, а также забавная шляпа из бежевого габардина и пышный галстук-бабочка. Этот человек наверняка бы понравился тетушке Амели!

Пауза позволила Гаспару Гринделю прийти в себя. Он проговорил странным фальцетом:

– И в этом облачении намного удобнее изучать его тело! Взгляните на его спину, и вы увидите, что у него есть родинка в виде земляники на левой лопатке!

– Не делайте этого! – приказал профессор. – У Кледермана ее никогда не было… Зато…

Профессор подал знак, чтобы фонарь придвинули ближе, надел перчатки из латекса, приподнял белое одеяние, чтобы обнажить живот, осмотрел его и коротко хмыкнул.

– Вас что-то забавляет? – в голосе Вюрмли послышалось негодование.

– Я бы так не сказал, я всего лишь рад тому, что речь ни в коем случае не может идти о моем дорогом друге Кледермане. Я не знаю, кто этот несчастный, но у него хотя бы были красивые похороны!

– Интересно, с чего вы это взяли? – проворчал Гриндель.

– О, я вам сейчас покажу! Вы можете видеть, что на животе у этого человека нет шрама от операции. Но пять или шесть месяцев назад я оперировал Морица по поводу острого аппендицита. Зная, насколько его дочь Лиза беспокоится о здоровье отца, Мориц потребовал, чтобы ей об этом не говорили! Для всех он уехал на охоту… Об этом знали только Грубер и персонал клиники…

– Итак, – снова подал голос начальник полиции, – вы утверждаете, господин профессор, что это тело не принадлежит Морицу Кледерману?

– Да, я в этом уверен!

– Это безумие! – не выдержал Гриндель. – Я знаю то, что я видел! Впрочем, мои слова подтвердила моя кузина Лиза! Разве не так, господин Ланглуа?

– Она это сделала… но она явно была не в себе!

– Как вы можете судить о состоянии дочери, только что узнавшей о смерти своего отца?

– Достаточно! – остановил его Цендер. – Тут не о чем говорить. Я утверждаю, что это не труп Кледермана! Черт возьми, я пока могу узнать свою работу! Этого человека никогда в жизни не оперировали. Это совершенно ясно!

Профессор покраснел и стал похож на рассерженного петуха. Вюрмли поспешил его успокоить:

– Ваше заключение никто не опровергает… пока для этого нет оснований! Господин Гриндель, вы поедете со мной в управление. У нас с главным комиссаром Ланглуа есть к вам несколько вопросов. Что же касается вас, господа, – добавил он, обращаясь к служащим, – можете все вернуть на место!

Тут Гриндель осмелился хихикнуть:

– Раз это не мой дядя, то нельзя же оставлять незнакомца в этом склепе?

– Он останется здесь на некоторое время! Когда мы найдем настоящего Кледермана, мы его перенесем в другую могилу. Господин Морозини, вы сообщите об этом вашей супруге?

Альдо хотел было согласиться, но профессор положил руку на его рукав:

– Мне нужно с вами поговорить о ней. Вы не возражаете?

– Что вы, напротив! Возможно, вы сумеете ее убедить… Мне достаточно высказать свое мнение, как она сразу его опровергает!

И снова смех Гринделя встретил это внезапное признание слабости, о котором Альдо сразу же пожалел, но профессор Цендер сам ответил наглецу:

– Вам, мой мальчик, пора обратиться к специалисту! Если у вас начнутся видения, то вы скоро всюду будете видеть голубых карликов и розовых слонов!

Все с удовольствием вдохнули свежий воздух. Малые размеры крипты, смешанные запахи дезинфекции, горячего воска и остывшего табака делали пребывание в ней достаточно неприятным. Все начали разъезжаться. Ланглуа собирался вернуться в Париж после допроса Гринделя.

– Вы думаете, его арестуют? – спросил Альдо.

– Одного лжесвидетельства недостаточно, даже если добавить к этому то, что нам известно о его контактах с Гандия. Я лично засадил бы его на несколько дней в «холодную», чтобы он раскололся, но со швейцарскими методами убеждения я не знаком. В любом случае, если ему разрешат вернуться домой, то он будет под наблюдением…

– Он же с места не сдвинется!

– Я бы удивился, если бы Вюрмли пришлось учить азам профессии. Есть наблюдение и наблюдение: одно настолько явное, что возникает непреодолимое желание бежать, а другое почти не заметное… Ладно, посмотрим! Что будете делать вы?

– Попытаюсь с помощью профессора Цендера убедить жену уехать в Вену вместе с бабушкой и…

– Начать поиски коллекции Кледермана и, по возможности, того, кто похитил ее, – закончил за него Адальбер. – И мы будем очень стараться не переходить вам дорогу!

– Так как у меня нет никакой возможности вам помешать, я ограничусь тем, что пожелаю вам удачной охоты! – полусерьезно произнес Ланглуа. – И передайте от меня привет госпоже маркизе де Соммьер и ее маленькому Шерлоку Холмсу! Вам с ней очень повезло! – закончил комиссар и ушел, махнув на прощание рукой.

– О ком он говорит? – спросил Цендер, не упустив ни одного слова из этого разговора. – Или это слишком нескромно с моей стороны?

– Ни в коей мере! – ответил Альдо. – Это действительно феномен: Мари-Анжелин дю План-Крепен, одновременно моя кузина и кузина маркизы де Соммьер, моей двоюродной бабушки, при которой она выполняет многочисленные и разнообразные обязанности. Она чтица, компаньонка, преданная душа, шпионка… У нее фотографическая память, знание шести или семи языков, плюс несколько дополнительных талантов, таких как умение ходить по крышам, невероятный уровень культуры и способность тремя штрихами набросать портрет с максимальным сходством!

– Впечатляет! Мне бы хотелось с ней познакомиться!

– Если хотите, это можно сделать завтра в полдень. Окажите нам честь пообедать с нами в «Бор-о-Лак»!

– Я буду счастлив!

Когда они вернулись к машине, Адальбер сел за руль, профессор и Альдо устроились сзади. Зная, что в резиденции графиня Валери не уснет, пока не узнает результатов эксгумации, они решили положиться на Оскара Цендера, чьи слова Лиза, пусть даже накачанная по горло наркотиками, никогда не поставит под сомнение. Но для этого профессора необходимо было ввести в курс дела, обрисовать сложившуюся ситуацию и то, что ее спровоцировало. Для Альдо это означало полное признание. Об этом он и рассказывал всю дорогу.

Его исповедь уже подходила к концу, когда Адальбер остановил машину перед ступенями крыльца, где дежурили двое полицейских. Оскар Цендер, слушавший историю молча, с закрытыми глазами – в какой-то момент Альдо даже подумал, не спит ли он – выпрямился на сиденье и улыбнулся:

– Тут и говорить не о чем! Если бы такая история произошла в семье простых людей, она бы разрешилась парой крепких оплеух, громким скандалом и несколькими ночами, проведенными в переживаниях и обидах. Но в просвещенных кругах нашего общества она превращается в пародию на греческую трагедию, где каждая из сторон старается превзойти другую!

– Вы суровы, господин профессор. Случается, что друг друга убивают и в семье посланника, и в семье дворника!

– Среди простых людей это редкость, потому что у них нет денег для того, чтобы нанять адвоката, зато есть повседневные заботы. Или они решают вопрос с помощью самоубийства… Возможно, для того, чтобы неверная супруга не отправилась шалить с первым же попавшимся херувимом! Если позволите, один вопрос перед тем, как я начну вмешиваться в то, что меня не касается. Вы уверены в том, что по-прежнему любите вашу жену?

– Да. Без колебаний.

– А эту соблазнительную Полину?

– … Очень приятное воспоминание, которое таковым и останется. Но должен заметить, что это уже два вопроса!

– А я бы предпочел, чтбы в вашем голосе не появилась этакая легкая дрожь! Как бы там ни было, я сделаю все, что в моих силах, чтобы склеить разбитые горшки!

В холле их встретил Грубер, который помог им снять пальто, пытаясь сдержать любопытство, а на главной лестнице – госпожа фон Адлерштайн. Она не сказала ни слова, но было заметно, что сгорала от нетерпения.

Цендер бегом поднялся к ней, спрашивая, сможет ли Лиза принять его, несмотря на поздний час.

– Что за вопрос? Идите скорее!

Они скрылись. Альдо и Адальбер по-простому уселись на ступеньки, чтобы дождаться кофе, который им почти мгновенно принес Грубер.

Ожидание оказалось коротким. Двенадцать минут спустя хирург и старая дама вышли к ним. Ответы на мучившие друзей вопросы ясно читались на разгладившемся лице графини и в улыбке ее спутника.

– Она вас выслушала? – спросил Альдо.

– Ну да! И теперь Лиза наконец отдохнет, а не будет мучиться, раздираемая гневом и отчаянием.

– Могу я ее увидеть?

Ответила бабушка:

– Нет, Альдо… Еще слишком рано! Пойми ее. У Лизы теперь есть надежда увидеться с отцом… И профессор ничего не скрыл от нее относительно серьезных подозрений насчет ее кузена. После этого Лиза попросила меня увезти ее в «Рудольфскроне»… Ей хочется покоя… Пока о мире между вами речь не идет!

– Да, вы правы! Я должен посвятить себя поискам Морица… и его коллекции. Нигде больше Лизе не будет так хорошо, как в ваших горах! Но сделайте так, чтобы Гриндель не мог с ней встречаться! Я знаю, что он на прицеле у полиции, но, по-моему, он вполне способен ускользнуть…

Продолжая говорить, Альдо поднимался по лестнице.

– Куда это ты направляешься? – поинтересовался Адальбер. – Ты мог бы сказать мне «до свидания»…

– Я не иду спать! Я только заберу туалетные принадлежности и несколько вещей, которые я сюда привез. Я вернусь с тобой в гостиницу. Если я хорошо знаю Лизу, то, как только проснется, она поспешит уехать со своей бабушкой и поскорее вернуться к детям. Мне не стоит попадаться ей на глаза!

– Надо ковать железо, пока горячо! – заявила Мари-Анжелин, ставя на постель госпожи де Соммьер лакированный поднос, на который она положила стопку личных писем, накопившихся за время их отсутствия. Старая дева заранее вскрыла конверты и сама занялась остальной корреспонденцией.

– Что вы имеете в виду, План-Крепен? Это утренняя месса внушила вам столь глубокую мысль?

– Она лишь укрепила ее, но я все время думала об этом во время обратной дороги.

– И что же?

– Нужно воспользоваться отсутствием Гаспара Гринделя и навестить его парижскую квартиру. Риск ничтожен, потому что полиция Цюриха вежливо попросила его оставаться в ее распоряжении.

– Допустим, но это не значит, что в квартире никого нет! У директора швейцарского банка должны быть слуги. Особенно в этом квартале, где у самого мелкого клерка есть лакей или горничная, иначе он рискует потерять репутацию!

– Это я выясню завтра!

– Вы рассчитываете на Святого Духа? Ну, не дуйтесь! Я шучу! Полагаю, ваша разведка начала действовать?

– Да. Евгения Генон, кухарка княгини Дамиани…

– … которая была нам так полезна в той истории со смертью несчастного Вобрена! И она живет на авеню Мессины, как и наша птичка… только в доме номер 9, если мне не изменяет память, или напротив. Но улица достаточно широкая.

– Княгиня переехала. Теперь она живет в доме номер 12, и у нее стало намного просторнее.

Госпожа де Соммьер рассмеялась и продолжала:

– Признайтесь, очень удобная дама! Или вам просто везет. Допустим, вы сможете проникнуть в квартиру, но что вы надеетесь там найти?

– Честно говоря, не знаю. Хотя мой нос подсказывает, что там что-то кроется!

– Ваш… нос? – маркиза изумилась настолько, что не сумела больше ничего добавить.

С тех пор, как она познакомилась с Мари-Анжелин – а это было давным-давно, – этот атрибут, слишком длинный и острый, был таким же табу, как и нос Сирано де Бержерака. Вспомнить про нос План-Крепен означало обречь себя на долгие часы или даже на целый день плохого настроения. И вдруг его обладательница сама упоминает его в разговоре! И еще эта неожиданная нотка удовольствия… Если только…

Госпожа де Соммьер мыслями унеслась к тому последнему обеду в гостинице «Бор-о-Лак», когда Альдо представил им профессора Оскара Цендера. Он только что получил почетное место в семье, не оставив камня на камне от утверждений Гринделя – и Лизы! – по поводу тела Морица Кледермана. До чего же приятной была эта трапеза в великолепной ротонде, выходящей на сады! И профессор был очарователен. Благодаря его приятному голосу, умению мягко иронизировать, улыбке, великолепным манерам, культуре и полному отсутствию чванства – притом, что он мог однажды получить Нобелевскую премию! – возникало желание подружиться с ним.

– Я мог бы держать пари, что он вам понравится! – шепнул тогда Альдо на ухо тетушке. – Но у меня такое впечатление, что еще больше он нравится нашей План-Крепен…

Да, он не ошибся… И самым удивительным было то, что эта симпатия оказалась взаимной! В течение всего обеда Альдо, Адальбер и сама маркиза словно зачарованные следили за словесным поединком в изящном стиле, касавшемся истории, живописи импрессионистов, музыки, восточного искусства, путешествий, кухни, вин, садов, оперы и сотни других тем, которые, несмотря на все их разнообразие, никоим образом не касались ни Древнего Египта, ни знаменитых драгоценностей. Профессор и старая дева с видимым удовольствием открывали схожесть своих вкусов… Да так, что выходя из-за стола и предлагая руку тетушке Амели, Альдо пробормотал:

– Вы полагаете, это закончится свадьбой?

– Если слушать только мой эгоизм, то должна признаться, что я бы очень не хотела потерять мою План-Крепен. Но что касается ее, то она могла найти и худший вариант…

Адальбер тоже не мог прийти в себя от изумления. Тем более, что провожая гостя до его машины, он точно слышал, как Оскар признался Альдо:

– Вы знаете, что, если слегка изменить ее нос, она будет очаровательной? У нее золотистые глаза, прекрасный цвет лица, отличные зубы, умная улыбка и великолепные руки! Да… Честно говоря, можно было бы исправить нос, – добавил он мечтательно, – но не утратит ли она от этого часть своей индивидуальности? Это исключительная личность!

Когда Адальбер передал эти слова маркизе, План-Крепен была неподалеку. Поэтому, зная о ее невероятно остром слухе, старая дама ни минуты не сомневалась в том, что компаньонка все слышала. Иначе стала бы она улыбаться своему отражению в трюмо, на которое она ставила вазу с пионами?

Вернувшись к тому месту в разговоре, когда План-Крепен так неожиданно упомянула свой нос, госпожа де Соммьер спросила:

– Каким образом вы надеетесь проникнуть к господину Гринделю?

– Этого я пока не знаю, но надеюсь выяснить завтра или послезавтра. Я понимаю, что не следует слишком затягивать: полиция Цюриха может снять видимое наблюдение, чтобы посмотреть, куда отправится Гриндель.

– Может быть, разумнее было бы подождать возвращения Адальбера? Признаюсь, мне было спокойнее, если бы вы пустились в эту авантюру в его обществе. К сожалению, он поехал вместе с Альдо в Венецию, и никто не знает, когда он вернется.

– Мы отлично знаем, что он поклялся ни на шаг не отставать от нашего Морозини, пока это мутное дело не завершится… Мне следовало бы добавить: для всех нас… – вздохнула Мари-Анжелин и неожиданно добавила: – Только давайте не будем «тайно» звонить нашему дорогому Ланглуа и просить его приставить ко мне одного из его молодых полицейских, чтобы следить за моей безопасностью! Сначала комиссар запретит мне туда идти, потом приставит ко мне сторожевого пса, чтобы быть уверенным в том, что я буду сидеть тихо!

На этот раз госпожа де Соммьер рассердилась:

– Вы уверены, что вы в своем уме, План-Крепен? Вы не только принимаете меня за идиотку – и не отрицайте этого! – но теперь вы у нас еще и приказы отдаете! Если вам удалось понравиться будущему лауреату Нобелевской премии, это еще не значит, что вы теперь наделены наивысшей мудростью!

Резко поднявшись, возмущенная маркиза ушла в ванную комнату, потрясая тростью, и заперлась там. Возможно, именно для того, чтобы избежать соблазна сломать ее о спину дерзкой родственницы крестоносцев…

Если Мари-Анжелин и удивилась такому проявлению негодования своей кузины и покровительницы, саму тетушку Амели собственная несдержанность изумила еще больше. Хлопнув дверью, она уселась на край ванны. Какая нелепость! С чего вдруг она отреагировала в стиле бульварных пьесок? Разумеется, План-Крепен повела себя не совсем должным образом, отдав ей приказ… или что-то в этом роде, но повод был совершенно смехотворный! Так в чем же дело?

Возможно, причиной тому этот последний год, когда ее вселенная начала вращаться в обратную сторону. Сначала появился техасский миллиардер, жаждущий найти великолепную, но приносящую несчастье химеру Борджиа ради прекрасных глаз певицы столь же талантливой, сколь и ядовитой. Потом приехали Белмоны и особенно Полина, влюбленная в Альдо сильнее, чем когда-либо, и пробудившая в нем ответное пламя. Затем их ночь в Восточном экспрессе, за которой последовало похищение, сначала ее, потом его… И раз уж речь зашла о любви, то к этому придется добавить и безумную страсть Адальбера к уже упомянутой певице, которая довела его почти до самоубийства. И венец всему – драма в Круа-От, откуда Альдо сумел выбраться только для того, чтобы увидеть, как его жена бросилась в объятия кузена Гринделя, и получить пулю в голову…

И ничего не устроилось, совсем наоборот! Лиза оказалась на грани безумия из-за врачей сомнительной клиники и испытывает в отношении мужа маниакальную злобу, которую подогревает ее кузен, в котором она упорно продолжает видеть своего рода архангела. И наконец исчезновение и смерть ее отца, банкира Кледермана, которого с помпой похоронили… лишь для того, чтобы практически сразу же выяснить, что это вовсе не он… Зато исчезновение его уникальной коллекции драгоценностей оказалось совсем даже не шуткой! А тут еще – вот она вишенка на торте! – ее План-Крепен купается во всей этой неразберихе словно утка в луже, радостно позабыв о том, что она как будто была влюблена в Адальбера, и все ради того, чтобы кокетничать с этим швейцарским асом восстановительной хирургии, которому она явно пришлась по вкусу! И теперь она думает о том, чтобы практически взломать квартиру кузена Лизы!

– Пожалуй, я все-таки слишком стара для такой суматошной жизни! – вздохнула госпожа де Соммьер, встала и подошла к зеркалу, висевшему над умывальником, чтобы посмотреть на свое отражение. – Наверное, пришла пора подумать о том, чтобы вернуться к добрым старым привычкам! Разумеется, при условии, что события и люди снова будут вести себя нормально!

Но маркиза не только не нашла у себя ни одной новой морщинки, ни одного нового седого волоса, но ее глаза, в которых все еще вспыхивали искорки гнева, вдруг показались ей зеленее обычного. Она как будто увидела, что ее отражение раздваивается, и услышала голос:

– Добрые старые привычки? Поездки на воды в Виши якобы для того, чтобы полечить печень, которая у тебя из железобетона? Пребывание во дворцах в теплых краях, чтобы погреть кости, которые действительно не первой молодости, но ведут себя вполне прилично, лишь изредка доставляя неудобства? Отдых в семейных замках, к примеру, у кузины Приска или где-то еще? Да, конечно… но при условии, что туда же переедет цирк Морозини – Видаль-Пеликорн в полном составе и в рабочем состоянии! Мне продолжить?

– Нет! Но случилось столько неприятностей!

– За исключением смерти все остальное поправимо! Так что позволь План-Крепен оседлать своего боевого коня! До сего времени она отлично делала свое дело!

Закончив, таким образом, спор с самой собой, госпожа де Соммьер включила воду, чтобы наполнить ванну, думая, что оскорбленная План-Крепен удалилась в свой шатер подобно Ахиллу, чтобы там переживать враждебную выходку своей покровительницы. К немалому удивлению маркизы она нашла свою компаньонку сидящей на постели и тихо плачущей…

Это было поистине неожиданное зрелище, потому что старая дева плакала крайне редко! Госпожа де Соммьер была тронута. Она села с ней рядом и обняла ее за плечи:

– Будет вам, План-Крепен! Вы же не станете хныкать из-за того, что я была несколько резка с вами? Это все потому, что я огорчена из-за тех, кого Лиза называет… или, вернее, называла «бандой Морозини». Мне не хочется, чтобы вы очертя голову бросались в… рискованную авантюру! Я знаю, вы мне скажете, что «кто не рискует, тот не пьет шампанского»… Но, вполне вероятно, у нас совсем мало времени! Так что отправляйтесь в ваш крестовый поход вместе с кухаркой княгини Дамиани! Вы планируете заняться этим завтра?

Мари-Анжелин высморкалась, втянула воздух носом и произнесла:

– Это было бы лучше всего, не правда ли? Надо…

– Вы уже обо всем мне рассказали! Я лишь предупреждаю вас: если вы не вернетесь к семи часам вечера, я позвоню Ланглуа! А теперь идите и пришлите мне Луизу! – закончила маркиза и шлепнула План-Крепен по макушке…

Когда на другое утро они встретились на шестичасовой мессе, Мари-Анжелин со знанием дела оценила план, придуманный Евгенией Генон, потому что он был прост и ему благоприятствовали обстоятельства: княгиня Дамиани уезжала на несколько дней с визитом в замок подруги. С ней отправлялись только ее горничная и шофер, а у Евгении появлялось свободное время. Она собиралась им воспользоваться, чтобы поболтать с консьержкой из дома номер 10 Элоди Браншю, уважаемой супругой полицейского, у которой была только одна слабость – любовь к сладкому и, в частности, к сладкому пирогу с миндальным кремом и шоколадом, который мастерски готовила Евгения Генон.

– Я приготовлю пирог сегодня утром и отнесу его госпоже Браншю в четыре часа, чтобы вместе попробовать его за чашечкой чая, который она обязательно мне предложит. Так что вам, в сущности, нужно?

– Войти в здание и выйти из него незамеченной. Вот только…

– … железную калитку можно открыть лишь изнутри и из квартиры консьержки, которая хорошо несет свою службу, под стать супругу! Настоящий цербер! Но вы, мадемуазель, не сомневайтесь: как только я войду, я прикрою калитку, но не закрою ее до конца. А у госпожи Браншю я сяду так, чтобы она ничего не видела из своей комнатки. У вас будет примерно час или полтора. Этого вам хватит?

– Думаю, да… А если кто-нибудь войдет в здание или выйдет из него за это время?

– Меня бы это удивило! Дама-индианка, занимающая два этажа со своей многочисленной прислугой, в Англии. Что же касается старого генерала с пятого этажа, то он никогда не выходит. Его интересуют только книги и оловянные солдатики. Вот только вы не сможете воспользоваться лифтом, который ужасно громыхает! И потом главная лестница слишком хорошо видна из привратницкой!

– Я поднимусь по черной лестнице. Как мне благодарить вас, госпожа Генон!

– Вот еще! Это совершенно естественно. Вы знаете, этого Гринделя никто не жалует в нашем квартале, кроме консьержки. Одному богу известно, почему она находит в нем лишь достоинства!

– Даже так?

– Вы не представляете! Но я вот о чем думаю… Как вы войдете в его квартиру? О, простите, я не хотела быть нескромной!

– Пустяки! Видите ли, именно поэтому я и собираюсь подняться по черной лестнице.

– Хотите войти через грузовой лифт?

– Ни в коем случае! Я не жалуюсь на свои ноги, и меня не пугает подъем на шестой этаж… И дверь в кухню всегда легче открыть, чем любую другую!

Это было истинной правдой, тем более что Адальбер по возвращении из Египта дал Мари-Анжелин несколько уроков по открыванию замков и даже подарил очень удобную отмычку! Только доброй Евгении знать об этом было необязательно! Она отблагодарит ее маленьким презентом и рассказом о своем приключении, разумеется, приукрашенным.

В тот же день после обеда Мари-Анжелин сидела на скамейке в тени каштана на нечетной стороне авеню Мессины и исподтишка наблюдала за противоположным тротуаром, делая вид, что читает книгу. Если бы ее спросили, о чем она, старая дева не смогла бы ответить, настолько сильно билось у нее сердце.

Она занимала этот пост около четверти часа, когда увидела, как Евгения Генон выходит из дома номер 12, одетая словно собиралась идти в церковь – в черной шляпе с незабудками и розами над скромным шиньоном. Будто Святое причастие она несла поднос, на котором, прикрытый салфеткой, лежал знаменитый пирог. Судя по размеру, его должно было хватить на шестерых или семерых гурманов! Муж-полицейский вечером явно получит свою долю…