Текст книги "Хромой из Варшавы. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

– Эй, куда это вы собрались?

– Там машина! Чья она? Не может же она принадлежать графине?

Князь и правда слабо представлял себе, как почтенная старая дама может позволить возить себя в машине, по комфорту скорее напоминавшей косточку персика, нежели его пушок.

– А почему бы и нет? Прошу вас, сударь, уходите отсюда, если не хотите, чтобы я позвал на помощь. Нашей хозяйки нет, и вам нечего здесь делать!

Несмотря на охвативший его гнев, Морозини заметил, что почтительные обороты исчезли из речи слуги, и уступил. Глупо устраивать скандал из-за такой ерунды. Ясное дело, Адальбер не единственный в мире владеет маленьким красным «Амилькаром» (в марке машины он был уверен!) с обитыми черной кожей сиденьями и колесами со спицами...

– Вы правы, – вздохнул он. – Извините, но мне показалось, что я узнал автомобиль моего друга...

Морозини заспешил прочь, слыша, как за его спиной сторож запирает двери. И все же он не в силах был избавиться от мысли, что на самом деле видел машину Адаля. Тем более что фотографическая память внезапно высветила одну деталь: две первые цифры номерного знака – другие были скрыты ведром с водой, из которого слуга мыл машину, – были 4 и 1. А номер машины Адальбера – 4173F... Нет, все-таки здесь определенно что-то кроется!

Раздираемый двумя противоположными страстями – стремлением проводить дни и ночи у этого дома, чтобы увидеть, кто из него выйдет, и желанием позавтракать – утром он проглотил лишь чашечку кофе, – Альдо какое-то время колебался. Голод победил, да и рассудок подсказывал: караулить среди бела дня на такой узкой улочке – такое может привести к серьезным неприятностям. Преданный слуга графини, чего доброго, вызовет полицию, и его арестуют. Лучше вернуться в другой раз и в другом виде. И тут ему в голову пришла идея!

Он отправился в сторону Кертнерштрассе, пересек ее, миновал Планкенгассе и дошел до Кольмаркта. Князь был настолько погружен в свои мысли, что не заметил молодого, очень хорошо одетого блондина, который, увидев, как он выходит, поспешно сложил газету, усердно им изучавшуюся, пока князь стоял чуть выше дворца Адлерштейнов, и, сохраняя приличную дистанцию, зашагал вслед за Альдо.

Один за другим они подошли к кафе Демеля – своего рода достопримечательности Вены, ибо оно было и последним кафе старого режима – заведение основано в 1786 году, – и полем деятельности величайшего кондитера-пирожника. До падения империи Демель был поставщиком двора его величества, и у него можно было пообедать самым приятным образом.

Вход – в двух шагах от Хофбурга – был скромным, почти незаметным, но за простой двустворчатой дверью с резными стеклами открывался сказочный дворец. Просторный зал в виде буквы Г делился на три части. Заднюю стену короткой ветви занимал огромный буфет красного дерева, полки которого ломились от знаменитых фирменных пирожных и не менее знаменитых закусок: паштет из гусиной печенки, Балованы, говядина в тесте, заливное и всевозможные бутерброды могли насытить любого обжору. Вторая, длинная, ветвь разделялась на два зала с мраморными столиками – для курящих и для некурящих. Пол был выложен старинными плитками, по стенам – зеркала и канделябры.

Определившись в выборе у стойки – семга под зеленым соусом, говядина в тесте и несколько пирожных – и сообщив свое решение официантке в черно-белой форме, Морозини занял столик в зале для курящих и взял газету, болтавшуюся на деревянной раме, словно огромная бабочка. Газеты предназначались для того, чтобы клиенты могли скоротать время в ожидании заказанного, но Альдо не стал читать, предпочитая вдыхать атмосферу зала, которая всегда казалась ему забавной. Зал был заполнен завсегдатаями, они обменивались приветствиями, то и дело слышались столь обожаемые австрийцами пышные титулы, отовсюду неслось «гepp доктор» – даже если речь шла не о враче, – «герр директор» и «герр профессор», порой титулы были неимоверно длинными.

Блондин, преследовавший Альдо, занял столик, стоявший как раз напротив, и теперь князь уже просто не мог его не заметить. Тем более что молодой человек разглядывал его до того пристально, что это граничило с дерзостью.

Несколько раздосадованный, но совершенно не стремившийся к ссоре с незнакомцем, чья прическа напоминала растерзанную ветром соломенную крышу, Морозини прятался за газетой до тех пор, пока ему не принесли еду, за которую он принялся с завидным усердием. Бегло взглянув на соседа, он заметил, что тот занят тем же самым, однако блондин предпочел миндальные пирожные и штрудель, которые поглощал в невероятном количестве и со скоростью урагана, так что успел с ними расправиться к тому времени, когда Альдо отрезал первый кусочек своей говядины.

Опрокинув в себя третью чашку кофе, юный обжора ненадолго призадумался, что, однако, не улучшило его настроения. Он покраснел как рак и так сдвинул брови, что они почти сошлись на переносице. Наконец он встал, нахлобучил поверх своей соломенной шевелюры зеленую фетровую шляпу с перышком и направился прямиком к Морозини.

– Сударь, – отчеканил он, – мне нечего вам сказать, кроме одного: оставьте ее в покое!

Альдо оторвался от торта и взглянул на подошедшего.

– Сударь, – отозвался он с любезной улыбкой. – Я не имею чести быть с вами знакомым, и, коль скоро вы начали с загадок, нам трудно будет договориться. Кого вы имеете в виду?

– Вы это отлично знаете, и если вы приличный человек, то поймете: я отказываюсь произносить это имя, его не пристало трепать в кафе, даже в таких респектабельных, как это!

– Подобная деликатность делает вам честь, но в таком случае, может быть, вы откроете мне его за стенами этого заведения? Если, конечно, согласитесь подождать, пока я закончу десерт и выпью кофе.

– Не собираюсь здесь задерживаться, просто хочу дать вам добрый совет: кончайте вертеться вокруг! Интерес, который с некоторых пор вы проявляете к некоему дворцу, позволит вам догадаться, что я хотел сказать. К вашим услугам, сударь!

И, не дав Морозини времени встать из-за стола, рыцарь с перышком пронесся через зал и исчез за дверью. Вздохнув было с облегчением, что удачно отделался от сумасшедшего, Альдо, однако, быстро опомнился: этот парень мог намекать только на даму в черном и, следовательно, знал, кто она. Оставив едва надкушенное пирожное «Ветер Испании», он бросил на стол деньги и поспешил к выходу. Официантка в ужасе смотрела ему вслед – у Демеля было не принято так себя вести!

К несчастью, оказавшись на улице, он обнаружил, что ни одна из курсировавших по тротуару зеленых шляп с перышками не покрывала искомую голову – вспыльчивый молодой человек словно растворился в воздухе.

Поразмыслив немного над тем, что предпринять дальше, Альдо решил не возвращаться к Демелю. Однако ему очень хотелось кофе, поскольку он не успел выпить его в кафе, и он отправился в отель и заказал чашечку в баре. Спокойствие, царившее там в этот час, располагало к размышлениям, и Альдо не упустил случая подумать в тишине. Ему было совершенно очевидно: он зашел в тупик, дама в кружевах исчезла. Проникнуть во дворец Адлерштейнов не осталось ни малейшей возможности: даже если у него хватит безрассудства появиться там, цербер просто захлопнет дверь у него перед носом. Вывод: нужно найти способ встретиться с хозяйкой дворца за пределами Вены, в том самом ее поместье близ Зальцбурга.

Это один из прекраснейших уголков Австрии, и Морозини ничего не имел против того, чтобы его навестить. Оставалась сущая безделица – узнать, как называется замок и где он находится.

Попытка получить какие-либо сведения у фрау Захер не привела ни к чему. Конечно, знаменитая Анна как свои пять пальцев знала всю Вену и ее обитателей, зато почти не бывала в провинции.

– Однако, – предложила она, – почему бы вам не спросить об этом у барона Пальмера, раз уж вы друзья?

– «Друзья» – сильно сказано! Мы просто знакомы. А вы давно его знаете?

До войны он несколько раз останавливался здесь. Но всегда ненадолго, он очень много путешествует. А теперь, приезжая в Австрию, останавливается у Ротшильдов, он очень с ними дружен. Впрочем, оказавшись в Вене, никогда не упускает случая пообедать или поужинать у меня. Иногда он заходит вместе с бароном Луи. Честно говоря, я бы не удивилась, если бы они оказались родственниками.

Морозини едва сдержал улыбку. Родственные связи с легендарной банкирской фамилией никак не вязались с тем, что Аронов рассказывал ему о своей семье, погибшей во время погрома в Нижнем Новгороде в 1882 году. Впрочем, в истории можно обнаружить и более странные совпадения... И если фрау Анна права, тогда становилось понятным, откуда взялось огромное состояние, которым, похоже, располагал Хромой...

– Я бы тоже этому не удивился, – выговорил он наконец. Затем, притворяясь равнодушным, добавил: – Он так и живет в... в... ох, никогда не могу вспомнить это название!..

– Как вы хотите запомнить слово, в котором больше согласных, чем гласных! И я как вы, князь! Все, что мне удается припомнить: это недалеко от Праги, – простодушно ответила фрау Захер, поправляя свои многочисленные жемчужные ожерелья. – Надо бы мне посмотреть старые регистрационные карточки, там записано.

– Не стоит беспокоиться! Я думаю, у меня это тоже где-то записано, – лицемерно сказал Альдо, немного разочарованный тем, что его ловушка не сработала. Окрестности Праги ничего нового не добавили к уже известному о его таинственном клиенте. Он и так знал, что у Аронова несколько домов в разных местах. Так почему бы не Прага, где во все времена селились евреи?..

Минутой позже князь нанял фиакр. Природа решила наконец спрятать подальше свои лейки, и Морозини, несмотря на все заботы, наслаждался прогулкой по элегантному кварталу Бельведер, где особняк Ротшильдов был одним из самых роскошных.

В просторном, увенчанном куполом вестибюле, в самом центре здания, Альдо встретил прямой, как палка, дворецкий. Услышав громкое имя, он лишь слегка поклонился и проводил его в гостиную, убранную с той же тяжеловатой, но несомненной роскошью, которая отличала все жилища знаменитого семейства. Вскоре на зеркальном версальском паркете зазвучали неровные шаги барона Пальмера.

– Мы можем здесь поговорить? – спросил Морозини после того, как они обменялись любезностями.

– Разумеется. Слуги Ротшильда не станут подслушивать у дверей. Они слишком хорошо вышколены. Что случилось?

– Сейчас расскажу, но сначала хотел бы узнать, зачем вы вызвали меня в Вену, если сюда уже приехал Видаль-Пеликорн?

Брови Аронова поползли вверх, всегдашний монокль со звоном выпал на столик.

– Адальбер здесь? Честное слово, не знал! А вам откуда это известно?

– Я видел, как слуга мыл его машину во дворе дворца Адлерштейнов. Повторяю, машина его, и я не представляю себе, что бы она могла здесь делать без хозяина.

– Я тоже, но, раз уж вы там были, могли бы спросить?

Нельзя сказать, что я был там. Я заметил машину, когда меня выставлял за дверь слуга, тот самый, с которым я беседовал накануне. Мне кажется, во дворце творится что-то странное. Во всяком случае, там живут очень странные люди...

– Сейчас вы мне все расскажете. Ливрейный лакей, одетый на английский лад, скромно поскребся в дверь, потом вошел с подносом, поставил его на круглый столик и принялся разливать кофе.

– Не стоило ради меня беспокоиться, – сказал Альдо.

– А я и не беспокоился, – отозвался Аронов с улыбкой, редкой гостьей на его лице, сразу придавшей привлекательность суровым чертам. – Это обычное гостеприимство Ротшильдов. Если вас впустили в дом, значит, непременно должны угостить. В Лондоне вам предложили бы чай или виски. Здесь, конечно, кофе – национальное пристрастие.

– Возникшее только из-за того, что, удирая после неудачной осады в 1683 году, турки побросали столько мешков с кофе, что венцы успели к нему пристраститься. От каких порой пустяков зависят национальные особенности.

– Не стану спорить. А теперь – рассказывайте!

Морозини рассказал о трех приключениях, пережитых им у «райских врат», не желавших открыться перед ним: о ночном отъезде, об утреннем визите и, наконец, о своем загадочном разговоре с молодым человеком в зеленой шляпе. Закончил князь тем, что намерен как можно скорее повидать графиню и отправляется с этой целью в провинцию.

– К сожалению, я понятия не имею, где ее искать. «Близ Зальцбурга» – слишком расплывчато! Фрау Захер посоветовала мне расспросить об этом вас: по ее мнению, вы самый сведущий человек из всех.

– Она оказывает мне большую честь, ведь еще вчера вечером я и понятия об этом не имел. Но с тех пор удалось кое-что разузнать. Короче, древний родовой замок, следовало бы сказать – фамильные руины, находится у Гальштат а, но, поскольку жить там невозможно, приближенные ко двору Адлерштейны построили себе виллу – скорее даже замок! – поблизости от Бад-Ишля. Он называется Рудольфскроне и, кажется, очень красив. Думаю, вам его покажут без труда.

Морозини записал эти ценные сведения в книжечку, которую всегда носил в кармане, допил кофе и собрался уходить.

– Вы скоро думаете ехать? – спросил Хромой.

– Прямо сейчас, если это возможно. Вернусь в отель, справлюсь, когда ближайший поезд на Зальцбург, и в путь... Но могу ли я попросить вас о небольшой услуге?

– Разумеется.

– Попробуйте узнать, что делает здесь Адальбер. Даже если бы мне не нужно было уезжать, я все равно не смог бы день и ночь караулить у дворца Адлерштейнов, дожидаясь, пока он выйдет.

– Вы угадали мои намерения. Я займусь этим. Уезжайте спокойно!

Однако небесам не было угодно, чтобы Альдо сел в поезд, идущий в Зальцбург. Вернувшись к Захеру, он увидел только что принесенную телеграмму.

«Умоляю вас простить меня, но прошу немедленно вернуться. Столкнулся с ситуацией, которую не могу разрешить. К тому же Чечина грозит уволиться. С любовью. Ги Бюто».

Сильно раздосадованный, Альдо сунул голубой листок в карман и поднял было телефонную трубку, намереваясь позвонить домой, но, немного подумав, ограничился тем, что заказал место в спальном вагоне ночного поезда на Венецию. Если Бюто, не хуже его знающий преимущества телефона, выбрал телеграф, значит, имел на то веские причины. У Морозини не было ни малейшего представления о том, что могло произойти, однако, несомненно, большая неприятность – поставить Бюто в затруднительное положение и вывести из себя Чечину было не так-то просто.

Позвонив лакею и приказав ему подготовить багаж, Морозини набрал номер дворца Ротшильдов, но ему не удалось поговорить с бароном Пальмером – тот только что ушел.

– Передайте ему, пожалуйста, что князя Морозини вызвали в Венецию по срочному делу и что он вернется, как только сможет.

Часом позже князь уже ехал в такси на вокзал Императрицы Елизаветы, откуда отправлялся поезд в Венецию.

Гондольер выключил мотор, и лодка на свободном ходу плавно пришвартовалась к ступеням палаццо Морозини. В ту же секунду из главного вестибюля вылетела Чечина, всем своим видом напоминавшая разъяренную Эринию, вот только растолстевшую до такой степени, что завязки просторного белоснежного передника с трудом сходились на талии. В это утро вместо разноцветных лент, обычно украшавших ее неизменный неаполитанский чепец, над ним вились красные, как будто ангел-хранитель семьи Морозини поднял, по примеру пиратов былых времен, длинный и грозный красный вымпел, извещавший врага о том, что пленных брать не будут. А лицо кухарки смотрело так решительно и неприступно, что Альдо в тревоге спрашивал себя, что за несчастье обрушилось на его дом.

Впрочем, он не успел вымолвить ни слова: чуть только его нога коснулась ступеньки, Чечина схватила его за руку и поволокла за собой, будто собиралась заковать в кандалы. Князь пытался вырваться, но она держала его крепко, и, растерявшись от неожиданности, он только и смог на ходу невнятно поздороваться с Заккарией, с удрученным видом наблюдавшим за этой сценой. Чечина вихрем неслась через дом. В следующий миг бешеная скачка мстительницы Чечины окончилась в кухне, где толстуха наконец выпустила из рук хозяина так метко, что он приземлился как раз на табурет. От удара он вновь обрел дар речи.

– Ну и встреча! Какого черта ты приволокла меня сюда, не дав даже вздохнуть?

– Это было единственной возможностью поговорить с тобой раньше, чем кое-кто другой.

– О чем поговорить, скажи, бога ради? Ты могла бы, по крайней мере, дать мне время прийти в себя, налить чашку кофе. Ты хоть знаешь, который час?

Колокола Венеции прозвонили «Ангелус», избавив Чечину от необходимости отвечать. Услышав звон, она размашисто осенила себя крестным знамением, потом взяла кофейник, подогревавшийся на краю плиты, вернулась на прежнее место, обойдя большой дубовый навощенный стол, наполнила заранее приготовленную чашку и пододвинула сахарницу.

– Знаю, – сказала она, – и очень надеялась, что ты приедешь утренним поездом. В это время все спят и можно спокойно поговорить. Что касается кофе, так только потому, что я тебя еще люблю, я его тебе приготовила, хотя такой жуткий скрытник, как ты, совсем этого не заслуживает.

От удивления и непонимания брови Альдо поднялись на целый сантиметр.

– Я – «жуткий скрытник»? И ты меня «еще» любишь? Что все это означает?

Чечина уперлась кулаками в стол и метнула на Морозини сверкающий, как черная молния, взгляд.

– А как еще назвать человека, который завел секреты от той, что возилась с ним с тех пор, как он впервые запищал? Я думала, что значу для тебя немного больше. Но нет! Теперь, когда я состарилась, его сиятельство со мной уже не считается! Его сиятельство обзавелся невестой и не считает меня достойной узнать об этом! Правда, гордиться особенно нечем! Более того, я на твоем месте сгорела бы со стыда!

– Я? У меня невеста? – задыхаясь, еле выговорил Морозини. – Откуда ты это взяла?

Откуда? Отсюда! Далеко ходить не пришлось! Из комнаты с химерами, самой что ни на есть мрачной во всем доме! Вот куда я ее поместила. А ты чего хотел – чтобы я ее сразу поселила у тебя? А может, в спальне твоей бедной матери, раз ей хватает наглости стремиться занять ее место? У этих нынешних девиц ни стыда, ни совести. И пусть уж она этим довольствуется... не дольше, чем до вечера! Слишком уж неприлично, чтобы барышня спала под одной крышей со своим будущим мужем! Но это создание о приличиях и понятия не имеет, что правда, то правда! Она наверняка достаточно богата, чтобы жить в отеле, и вот что я тебе скажу: невеста она или нет, если она останется – уйду я!

Чечина замолчала, чтобы перевести дыхание. Альдо давно знал: если она завелась, то уже не остановится, лучше потерпеть. Однако когда она снова открыла рот, собираясь продолжить свою филиппику, он кинулся к ней, схватил за плечи и силой заставил сесть.

– Если ты не дашь мне вставить слово, мы никогда не разберемся. Прежде всего, скажи мне, как ее зовут, эту мою «невесту»?

– Не делай из меня идиотку! Сам знаешь лучше, чем я!

– Вот тут ты ошибаешься. Мне не терпится это узнать.

– Наверное, лучше мне объяснить, – тихо произнес Ги Бюто, незаметно проскользнувший в кухню, завязывая на ходу пояс халата. – Но сначала должен извиниться перед вами, дорогой Альдо. Я хотел поехать встретить вас на вокзале с Цианом и моторкой, но спал мертвым сном и не услышал будильника, – прибавил он, проводя рукой по небритому лицу, словно пытаясь стереть с него следы сна. – Никогда со мной такого не было!

– Не извиняйтесь, старина! – Альдо крепко обнял своего бывшего наставника. – Проспать – это с каждым может случиться. Чашка крепкого кофе сразу же вернет вас к жизни. – Он обернулся к Чечине так быстро, что успел заметить мелькнувшую на ее лице довольную улыбку. – Ну-ка скажи, не ты ли готовила для него вчера травяной отвар?

Если он надеялся обескуражить свою кухарку-домоправительницу, то совершенно зря. Она задрала нос и уперлась, как обычно, кулаками в бока.

– Конечно же, я дала ему отвар: превосходную смесь апельсинового цвета, липы и боярышника. Ну, и чуть-чуть валерианы. Это был настоящий комок нервов. Надо же ему было поспать... и не путаться у меня под ногами. Я хотела повидаться с тобой наедине и первая!

– Что ж, Чечина, тебе это удалось! – вздохнул Альдо, устраиваясь за столом. – А теперь дай-ка нам позавтракать, пока мы будем разговаривать. По крайней мере, ты не упрекнешь меня в том, что я пытаюсь тебя устранить.

– Я никогда ничего такого и не говорила... Она собралась было усесться на другого своего конька и снова ринуться в бой, но Альдо, доведенный до отчаяния, грохнул кулаком по столу и заорал:

– Решится наконец кто-нибудь из вас сказать мне, кто там спит наверху в комнате с химерами?

– Леди Фэррэлс, – ответил Ги, щедро насыпая сахар в кофе.

– Повторите, пожалуйста, – попросил Альдо, решив, что ослышался.

– Думаете, надо? Да, не кто иной, как леди Фэррэлс явилась к нам вчера утром, заявила, что она станет – и очень скоро! – вашей женой, и почти потребовала, чтобы ее здесь поселили.

– Не почти! – поправила Чечина. – Она требовала, утверждая, что ты будешь в бешенстве, когда приедешь и узнаешь, что мы позволили ей обосноваться где-то в другом месте.

– Бред какой-то! И откуда она явилась?

Из Гавра, куда прибыла на теплоходе «Франция». J вилась прямо сюда. Прибавлю, что она выглядела встревоженной и была очень сильно разочарована вашим отсутствием. Похоже, она ни минуты не сомневалась в том, что вы ее ждете.

– Правда? Я не видел ее после... Лондона, и она находит странным, что меня нет дома, когда она вдруг решила объявиться? Немножко слишком, а?

– По-моему, тоже, но что я мог сделать? Вот потому я и дал телеграмму.

– Вы правильно поступили, я сам во всем разберусь.

– А я бы хотела разобраться вот в чем: выяснить, где здесь правда. Она действительно твоя невеста? Да или нет?

– Нет. Я признаю, что в прошлом году предлагал ей стать моей женой, но это предложение вроде бы не привлекло ее внимания. Так что у тебя, Чечина, нет никаких оснований складывать чемоданы... Лучше приготовь мне скампи на обед...

Выйдя из кухни, Морозини направился к лестнице, намереваясь хоть немного привести себя в порядок. В спальне он застал Заккарию, который готовил ему ванну, как делал всегда, когда хозяин возвращался домой.

– Заккария, я хотел бы, чтобы ты поприветствовал леди Фэррэлс от моего имени и попросил ее встретиться со мной в библиотеке в десять часов. Ясно?

– По-моему, очень даже ясно. Только не чересчур ли торжественно?

Поручение не привело в восторг старого дворецкого, но в отличие от своей супруги он никогда не обсуждал приказаний хозяина. Он выполнил поручение, потом вернулся и без лишних комментариев заявил, что все в порядке.

Погрузившись в ванну, Альдо пытался наслаждаться этими минутами, лучшими минутами дня, когда он нежился в горячей, пахнущей лавандой воде и курил: так ему лучше всего думалось...

За прошедшие месяцы он довольно часто вспоминал Анельку. Впрочем, с нарастающим раздражением. То, что после оправдания судом Олд-Бейли она предпочла молча исчезнуть, поначалу казалось Морозини удивительным – он ведь достаточно сделал для того, чтобы заслужить хотя бы слово благодарности! – потом обидным и, наконец, явно оскорбительным. И вот прекрасная полька сваливается как снег на голову, нимало не заботясь о том, какие неприятности может причинить ему, объявив себя его невестой.

– А если бы я жил не один? – возмущался Альдо, балуя себя второй порцией английского табака. – Она могла бы разбить семью... или расстроить предполагаемый брак...

Так он подогревал клокотавший в душе гнев, и к тому моменту, когда, покончив с ванной, облачился в светло-голубую сорочку и фланелевый костюм – такой же английский, как его табак, – он уже был настроен самым решительным образом. Альдо провел щеткой по густым темным волосам, – к сорока годам виски начали серебриться. Легкая седина придавала еще больше очарования его загорелому лицу, где беспечная белозубая улыбка смягчала дерзкие очертания носа и блеск сине-стальных глаз, легко принимавших насмешливое выражение. Он рассеянно глянул на свое отражение и спустился наконец в библиотеку для назначенной встречи, гадая, что же почувствует при виде этой женщины.

До десяти оставалось еще несколько минут, и князь думал, что придет первым. Но Анелька уже ждала его. Если это и вызвало у него досаду, то мимолетную: он вошел бесшумно и успел хорошенько рассмотреть молодую женщину, которая к двадцати годам ухитрилась заиметь бурное прошлое, осененное двумя трагическими тенями – ее мужа, сэра Эрика Фэррэлса, богатейшего торговца оружием, умершего от яда, и любовника, Ладислава Возински, покончившего с собой в петле.

Она взяла с полки один из атласов и, стоя у большой карты мира, укрепленной на бронзовой подставке рядом с центральным окном, рассматривала старинную морскую карту. Тонкую фигуру красиво освещали косые лучи заходящего солнца, и вообще Анелька выглядела восхитительно. Но не так, как раньше, и Морозини гадал, нравится ли ему перемена. Конечно, короткое платье медового, под цвет глаз, оттенка открывало до колен самые прелестные на свете ножки, но вот роскошные белокурые волосы, которые прежде так волновали Альдо, превратились в блестящий, облегающий голову шлем – несомненно, дань последней моде, но такая прическа красила ее куда меньше прежней. Америка с ее крайностями и Париж с его «Холостячкой» оставили на юной польке свой неизгладимый след, и это было достойно сожаления.

Однако Альдо, полагая, что она не заметила его прихода, ошибся. Не отрывая взгляда от старинного пергамента, который она прилежно изучала, Анелька заговорила таким тоном, словно они расстались несколько часов назад:

– Да у вас тут чудеса, дорогой Альдо!

Эта комната и спальня моей матери – единственные места в доме, откуда я ничего не изъял, устраивая свой антикварный магазин. Но неужели вы взяли на себя труд добраться сюда только для того, чтобы полюбоваться древностями? В мире существуют и более интересные музеи.

Непринужденным жестом, в котором, однако, сквозил вызов, она выронила старинную компасную карту. Альдо подхватил карту на лету и водворил на место.

– Музеи никогда не привлекали меня. Вы прекрасно знаете, что я больше люблю сады. Я взяла это только для того, чтобы скоротать время, дожидаясь вас, но тем не менее я способна понять ценность этой карты.

– Никогда бы не подумал! – Резко повернувшись, он прислонился спиной к шкафу и холодно спросил: – Что вам здесь надо?

От простодушного удивления и без того большие золотистые глаза Анельки еще расширились:

– Что за прием! Признаюсь, я рассчитывала на другое. Разве совсем не так давно вы не объявили себя моим рыцарем, не убеждали последовать за вами в Венецию, не клялись, что, став вашей женой, я буду в полной безопасности?

– Да, это так, но разве вы спустя совсем немного времени не выбрали в мужья другого? Вы все еще леди Фэррэлс, или, может быть, я ошибаюсь?

– Нет, все по-прежнему.

– А поскольку я что-то не припомню, чтобы когда-либо просил руки этой дамы, мне очень не нравится ваше появление здесь и то, что вы объявили себя моей невестой!

– Вас это злит? Не глупите, друг мой, вы отлично знаете: я всегда любила вас, и рано или поздно мы будем принадлежать друг другу...

– Ваша дивная уверенность просто очаровательна, но, боюсь, я ее не разделяю. Надо признать, дорогая, вы сделали все, чтобы охладить мои чувства. В последний раз мой взгляд встретился с вашим, когда вы под руку с отцом выходили из здания суда, после чего вы растворились в туманах Альбиона и, наконец, отбыли в Соединенные Штаты. Это все я узнал от суперинтенданта Уоррена, потому что сами вы не удостоили меня даже прощанием. А ведь черкнуть записку совсем недолго! Не говоря уж о простом телефонном звонке.

– Вы забываете о моем отце. С тех пор как я вышла на свободу, он ни на шаг от меня не отходил. А вас он не любит, хотя вы очень помогли мне, когда меня обвинили в этом ужасном убийстве. Самым умным было послушаться его, уехать и заставить позабыть о себе, хотя бы на время...

– Так не жалуйтесь, что преуспели в, этом! Могу я осведомиться о ваших дальнейших планах? Только прежде сядьте!

– Я не устала...

– Как угодно...

Анелька медленно прошлась по просторной комнате и остановилась у окна – так что Альдо был виден только неполный профиль.

– Вы больше не любите меня? – прошептала она.

– Я не задаюсь этим вопросом. Вы красивы, как никогда, хоть я и оплакиваю ваши безжалостно принесенные в жертву моде волосы! И, если бы вы поставили вопрос иначе, я бы ответил, что вы по-прежнему нравитесь мне...

– Иными словами, я для вас еще желанна?

– Что за идиотский вопрос!

– Тогда, раз не хотите жениться, сделайте меня своей любовницей... Мне просто необходимо остаться здесь!

Она кинулась к нему и, положив тонкие руки на его крепкие плечи, подняла на него полные слез глаза. Слез и еще... страха.

– Молю вас, не гоните меня! Берите меня, делайте со мной все, что угодно, только оставьте здесь!

В эту минуту она была очень соблазнительна – дрожащие губы, мерцающие зрачки и какой-то особо тонкий, неуловимый и волнующий аромат, верно, какая-то дорогая смесь, составленная специально для нее искусником-парфюмером, – но Альдо не чувствовал и тени того порыва, который толкнул его к ней в комнате свиданий тюрьмы Брикстон, когда она была узницей, обреченной на веревку, и ее единственным украшением были строгое черное платье и неправдоподобно светлые волосы. И все же тревога, которую излучало все ее существо, не оставила князя равнодушным.

– Идите сюда! – ласково позвал он, взяв Анельку за руку и подводя к старинному дивану у камина. – Вы должны объяснить мне, что с вами случилось. Потом посмотрим. Но прежде всего скажите, кого и почему вы так боитесь?

Пока он, присев на корточки, ворошил в камине поленья, чтобы огонь разгорелся пожарче, она встала, взяла оставленную на столике сумочку того же цвета, что и платье, вернулась на свое место, достала из нее какие-то бумаги и протянула их Альдо.

– Вот чего я боюсь! Мне угрожают смертью – такие письма я получала в Нью-Йорке очень часто. Берите! Читайте!

Альдо развернул листок, но тут же отдал его обратно.

– Вам следовало сделать перевод: я не читаю и не говорю по-польски.

– А-а, верно. Простите меня! Ну, в общем, в этих письмах мне ставят в вину смерть Ладислава Возински. Они считают, что он не покончил жизнь самоубийством, а был убит, после того как его вынудили написать лжесвидетельство для моего спасения...

Морозини сразу же вспомнились признания суперинтенданта во время их последнего ужина накануне их с Адальбером отъезда из Англии. Ему тогда тоже казалось сомнительным это слишком своевременное самоубийство в крохотной квартирке в Уайтчепеле, когда процесс Анельки семимильными шагами двигался к смертному приговору. Уоррен считал, что это была инсценировка, умело подготовленная графом Солманским, отцом Анельки. Комиссар надеялся найти разгадку этой истории, и, похоже, не он один.