Текст книги "Хромой из Варшавы. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

– Мне очень жаль, и, поверьте, я сделаю все, что нужно для того, чтобы с вами получше обращались. Если только вы все же решите здесь остаться.

– А разве от меня зависит, гостить ли мне в этом «отеле» и дальше?

– Возможно…

– В таком случае давайте поскорее покинем этот приют! Я уже вполне насладился пребыванием здесь.

– Не так быстро! Но вы действительно могли бы в ближайшее время выйти на свободу, если бы повели себя благоразумно.

Морозини всегда терпеть не мог крутиться вокруг да около – как в повседневной жизни, так и в делах.

– Нельзя ли немного пояснее? Что все это означает?

– Что я располагаю достаточным влиянием для того, чтобы ваше дело рассматривалось более серьезно и чтобы полиция захотела заняться поисками настоящего убийцы. А она этого делать не собирается, потому что у нее и без того есть вполне подходящий человек на эту роль…

– Подходящий? А как же насчет правосудия?

– О, это!

Жест, сопровождавший короткое восклицание ювелира, был куда более красноречивым, чем слова.

– Понятно! В таком случае объясните мне, пожалуйста, что подразумевается в моем случае под благоразумным поведением?

– Вам следовало бы поделиться со мной теми сведениями, которые сообщила вам ясновидящая.

Впервые за долгое время на лице Морозини появилась насмешливая и вместе с тем беспечная улыбка.

– Вы хотите знать, что ждет меня в будущем? До чего трогательно!

– Момент для шуток выбран неудачно. Я хочу знать, что она рассказала вам об изумрудах…

– Каких изумрудах?

– Не прикидывайтесь наивным: тех самых, которые называют проклятыми камнями…

– …и которые очень не хотелось бы вновь увидеть вашему правительству, но на которые вам очень хотелось бы наложить руку?

– Да, для того, чтобы навсегда их уничтожить! И я уверен в том, что Саломея Га-Леви кое-что знала об этом.

– Почему? Потому что она была еврейкой? Что же вы сами у нее не спросили, раз верите в это?

– Я не то что верю, я в этом уверен. Однажды она сделала… скажем, полупризнание кое-кому, кто мне об этом рассказал. Одной женщине, которую она очень любила…

– Похоже, она неудачно выбрала человека, которому можно было довериться. И что дальше?

– Она хотела открыть тайну лишь тому мужчине, который, как ей было известно, когда-нибудь придет и которому она отдастся. Она отдалась вам: следовательно, она вам рассказала…

– Вы довольно много знаете! В таком случае меня удивляет, что вы при такой твердой убежденности не попытались заставить ее заговорить. Эта страна всегда славилась своим умением добиваться вынужденных признаний.

Ибрагим Фахзи, отвернувшись, уставился на закрытую дверь, и на его широкой физиономии появилось смущенное выражение.

– Все эти средства оказались бы бессильны против нее… и потом, тому, кто попытался бы к ним прибегнуть, пришлось бы иметь дело с Гази.

– Ататюрком? Он интересовался ею?!

– Саломея была очень известной гадалкой. Мустафа Кемаль когда-то сам обращался к ней перед тем, как прийти к власти. И мы знали, что впоследствии он ее оберегал для того, чтобы в случае необходимости снова воспользоваться ее даром ясновидения…

– Плохо он ее берег, раз ее убили.

– Раз вы ее убили, – мягко поправил ювелир. – И потому вам не приходится ждать снисхождения. Вас повесят, дорогой князь, если только я в это не вмешаюсь.

– И каким же образом в этой ситуации вы можете в это вмешаться?

– Возможно, я знаю убийцу: несчастный человек, безнадежно в нее влюбленный, человек, который не смел к ней приблизиться и не смог перенести того, что она отдалась другому.

– Похоже, в ту ночь в доме было полным-полно народу. Но ведь он должен был бы убить меня, а не ее!

– Не беспокойтесь, эта мысль ему тоже приходила в голову… иначе он не стал бы на вас доносить; но все-таки именно она была главной причиной его страданий. Она должна была погибнуть.

– Ну, в таком случае все складывается замечательно! Расскажите все это властям, и пусть меня выпустят на свободу!

Ибрагим Фахзи устремил на узника хитрый взгляд, каким смотрит человек себе на уме, надеясь, что удастся провернуть выгодное дельце и при этом не переплатить. С подобным взглядом Морозини уже не раз встречался в самых разных уголках планеты и хорошо знал, что он означает.

– Вы можете быть уверены, что я это сделаю, как только вы расскажете мне, что открыла вам Саломея.

– Господи, да с чего вы взяли, что она мне что-то открыла?

– Не увиливайте, я в этом абсолютно уверен, и мы только попусту теряем время. Скажите мне, что вы узнали, и через два часа вас выпустят на свободу.

– Или казнят!

И, внезапно расхохотавшись, отчего посетитель пришел в полнейшее недоумение, Альдо воскликнул:

– Да вы за дурака меня принимаете, дорогой мой! Я вам все расскажу, – допустим, мне есть что рассказывать! – и вы преспокойно обо мне забудете, тем самым одним выстрелом убив двух зайцев: вы получите то, что хотели, а я уж точно не смогу путаться у вас под ногами, разыскивая камни. Неплохо придумано! Ибрагим Фахзи побагровел:

– Вы меня оскорбляете! Я честный человек…

– В самом деле? Если бы вы были честным человеком, вы уже давно рассказали бы судебным властям этой страны все, что вам известно о гибели Саломеи, и я был бы на свободе. Нет, я не согласен на эту сделку.

– Вы с ума сошли! Вы что, не знаете, что вам грозит веревка?

– Точно так же она будет грозить мне и в том случае, если бы я заговорил… и если бы мне было что сказать. Хотя в действительности это не так. Так что разрешите мне с вами проститься, дорогой коллега. Боже, до чего хотелось бы продолжить прерванный сон!

Ювелир вскочил, не сводя пылавшего неприкрытой яростью взгляда с узника, старавшегося устроиться поудобнее на голой доске.

– Хватит выламываться! Я – ваша единственная надежда. О, я знаю, на что вы рассчитываете: вы воображаете, будто ваш друг-археолог землю и небо перевернет, чтобы вытащить вас отсюда, вот только, я думаю, он не успеет. Для того чтобы он мог помочь вам, он должен сначала узнать, что с вами произошло. А он ни о чем и не подозревает…

– До чего же в «Пера-Паласе» скромные служащие!

– Он понятия об этом не имеет по той простой причине, что он еще не вернулся из Анкары, а когда вернется, будет уже поздно! Так что советую вам хорошенько подумать!

Альдо почувствовал, как его затрясло, но он сумел напрячь все мускулы, так что его посетитель ничего не заметил… И голос его звучал по-прежнему ровно, когда он произнес:

– После моей смерти слишком поздно будет и для вас. Особенно если я расскажу следователю о вашем посещении, а я не премину это сделать, уж будьте уверены.

– Я пришел сюда с его согласия. Так что не питайте несбыточных надежд! Напротив, это я расскажу ему обо всем. А уж он-то знает, что ему делать…

Морозини, обернувшись, через плечо бросил на Фахзи насмешливый взгляд:

– Пытки! Да, ничего не скажешь, вам в голову приходят блестящие идеи! Вот только что-то подсказывает мне, что ваш приятель-судья ничего не знает об истории с изумрудами. Возможно, я и ошибаюсь, но он кажется мне честным человеком. В отличие от вас. И не надо мне рассказывать, что вы ищете их для того, чтобы уничтожить! Только не вы! А теперь оставьте меня в покое! – прибавил он так грубо, что тот не стал протестовать.

Забрав свою фляжку, к которой Альдо даже не притронулся, посетитель подошел к двери и постучал, подзывая сторожа, но, прежде чем уйти, произнес:

– Мы еще увидимся!

Альдо не ответил. Он с глухо закипающим гневом обдумывал то, что услышал от ювелира: Адальбер и его возлюбленная все еще были в Анкаре!

Да что же они там делают столько времени?

Ярость все сильнее овладевала Альдо. Он и представить себе не мог, что друг во всех приключениях на этот раз бросит его ради какой-то юбки. Только не Адаль! Под легкомысленной внешностью археолога скрывался разумный и очень образованный человек, истинный кладезь познаний, с иронией относившийся к своему времени и современным ему деятелям, любивший пожить со вкусом и настолько же мало приспособленный для волнений и терзаний страсти, как морж – для того, чтобы поселиться в Сахаре. Насколько было известно Альдо, на свете существовала лишь одна женщина, из-за которой сердце Адальбера могло забиться сильнее, и этой женщиной была Лиза. Но, зная, что связывает ее с Морозини, он ни разу не позволил себе ни единым словом, ни единым жестом выдать свои чувства и довольствовался тем, что выражал молодой княгине нежное восхищение и бесконечную преданность. И что же теперь? Прекрасно осведомленный о том, до какой степени судьба Лизы зависит от исхода этой злополучной истории, он бросает все, чтобы следовать по пятам за девушкой, с которой познакомился в поезде, и отдать себя в ее распоряжение? Нет, такого даже и представить себе невозможно!

И гнев Альдо утих так же быстро, как и разгорелся. Да и по какому праву он может указывать своему другу, как ему поступать? Адальбер, не теряя твердости и спокойствия, выстоял во всех бурях, сопровождавших драматическую историю с Анелькой. Безрассудная любовь, которую питал к ней Альдо, привела всех, кто жил в его доме, на край пропасти, заставила Чечину совершить двойное убийство, за которое она, безупречно порядочная женщина, немедленно после его совершения расплатилась собственной жизнью. Нет, в самом деле, не ему читать мораль! Хилари красива, несомненно, умна, да еще к тому же археолог по профессии. У нее есть все, чтобы пленить Видаль-Пеликорна, и, в конце концов, он имеет право быть счастливым. И все, что Альдо мог сказать, – и на этом покончить с сожалениями, – то, что Адальбер неудачно выбрал время!..

Еще два дня прошли на черством хлебе и ледяной воде, и это было для Альдо хуже всего. Он чувствовал, что силы его на исходе, и боялся, что еще несколько дней такой диеты, и он ослабеет настолько, что уже не сможет встретить смерть не только достойно, но и красиво. Ибрагим Фахзи как раз и рассчитывал на его слабость, чтобы добиться от него желаемого. И Альдо заставлял себя съедать до последней крошки корки хлеба, которыми его кормили.

К вечеру второго дня дверь камеры снова отворилась и на пороге появился сторож, но он не принес ни кувшина с водой, ни хлеба. Вместо этого он сделал узнику знак следовать за ним и повел Альдо по тем же коридорам, по которым его в прошлый раз водили к следователю. Правда, никакой охраны на этот раз не было, но, должно быть, начальство решило, что предполагаемый убийца стал за это время вполне безобидным. Как и тогда, его ввели в кабинет, но на этот раз – в кабинет директора тюрьмы. И сейчас его встретили возмущенные восклицания на чистейшем французском языке:

– Господи! В каком он состоянии?.. Значит, вот как у вас обращаются с людьми, против которых существуют лишь подозрения?

И голос, и звучавший в нем гнев, и язык, на котором он говорил, – все это, несомненно, принадлежало Видаль-Пеликорну, и Альдо, охваченный радостью, которую уже и не надеялся испытать, впервые в жизни едва не лишился чувств. Бросившись к нему, Адальбер усадил его в вытертое кожаное кресло, законный хозяин которого, низенький человечек, смущенно смотрел на всю эту сцену со стороны. Адальбер тем временем продолжал:

– Да принесите же кофе, черт возьми! И парочку этих ваших дурацких приторных пирожных! Его же ноги не держат!.. Успокойся, я пришел за тобой, – прибавил он, обращаясь к Альдо, который немедленно после этих слов попытался встать.

– Так пойдем отсюда! Уйдем сейчас же, сию же минуту! Я ничего не возьму у этих людей!

– Ну, не глупи! Чашка горячего кофе тебе не помешает. А потом я сразу отвезу тебя в гостиницу!

– Но как тебе это удалось? Нашли настоящего убийцу?

– Да… или нет… Мне на это в высшей степени наплевать!..

– Ну, тогда каким же образом?..

– Я тебе все чуть позже расскажу…

Кофе принесли мгновенно. И Альдо, который готов был камни есть, до того он изголодался, залпом проглотил три крохотные чашечки подряд, даже не дождавшись, пока осядет гуща. Тем временем в кабинет вошел незнакомый чиновник, о чем-то тихонько поговорил с директором тюрьмы, а затем приблизился к Морозини:

– Позвольте принести вам, сударь, извинения от имени моего правительства. Гази не может допустить, чтобы даже вдалеке от Анкары продолжали применять беззаконные методы старого режима. Он лично приказал ускорить проведение расследования по делу об убийстве этой женщины. И результаты расследования доказывают вашу невиновность. Итак, вы свободны, и во дворе вас ждет машина, которая отвезет вас в гостиницу.

– Я бесконечно признателен его превосходительству Гази, – поднявшись, ответил Альдо. – Могу ли я надеяться иметь честь высказать ему свою благодарность лично, если ему угодно будет меня принять?

– Он уже снова уехал в Анкару, и вы все равно не успели бы. Дело в том, что если он и пожелал пресечь то, что считает злоупотреблением властью, то он не хочет, чтобы вы задерживались в нашей стране. Приходите в себя и отправляйтесь в путь. Восточный экспресс уходит завтра.

Яснее не скажешь. Спасенный Морозини по-прежнему оставался незваным гостем, и, более того, ему недвусмысленно и точно указали, на какой именно срок распространяется предоставленная отсрочка. Разумеется, Морозини, счастливый тем, что так легко отделался, спорить не стал.

К тому же теперь у него не было никаких причин задерживаться.

Часом позже в своем номере в «Пера-Палас» он погрузился в горячую ванну, о которой мечтал в тюрьме, и с наслаждением затянулся сигаретой, а Адальбер, пристроившись рядом на табуретке, курил сигару и рассказывал о своих приключениях.

– Все вышло не так, как мы рассчитывали: мисс Доусон своего не добилась. Британский посол промариновал нас сорок восемь часов – потому мы и задержались, – а потом сообщил, что не желает впутываться в ее посудные истории. Он посоветовал ей вернуться в Лондон и подождать там, пока обстоятельства сложатся более благоприятным образом, а это непременно произойдет через некоторое время. Он даже пообещал ей лично за этим проследить. Так что мы вернулись, сам понимаешь, очень разочарованные, и в довершение ко всему управляющий гостиницей сообщает нам о том, что ты арестован. Мне нетрудно было понять, в чем тебя обвиняют, и я из кожи вон лез, чтобы тебя вытащить, но повсюду натыкался на необъяснимое непонимание. Никто, в том числе и консул, не желал впутываться в эту историю, и я уж совсем было собрался снова отправиться в Анкару, теперь уже по твоему делу, а там, следуя давней мудрости, говорящей, что лучше обращаться к Господу, чем к его святым, любой ценой добиться аудиенции у Ататюрка, как вдруг ко мне в номер приходит этот симпатяга Абеддин, наш управляющий. Не считая Хилари, он был единственным другом, какой у меня здесь остался, и он поделился со мной бесценными сведениями: если мне хочется лично увидеться с Гази, мне надо лишь попытаться каким-нибудь образом проникнуть в номер 101… «Здесь? В гостинице?»

«Да. Он с незапамятных времен, приезжая в Стамбул, останавливается здесь».

«Но мне казалось, что он останавливается во дворце Долма-бахче, на Босфоре?»

«Официально – да, и ему случается там жить, но, когда он приезжает лишь для того, чтобы окунуться в атмосферу любимого им города, он занимает неизменно в гостинице свои апартаменты. У него даже стоят здесь его любимые каминные часы».

Естественно, его всегда охраняют, но мне все же удалось добиться у него приема, сделав вид, будто я ошибся номером. Не скрою от тебя, что чуть было не оказался твоим соседом по камере, но мне в конце концов удалось уговорить его меня выслушать… Ну а все дальнейшее тебе известно. А теперь вылезай из воды, иди поешь то, что я заказал, и расскажи мне, как это все с тобой приключилось!..

– Погоди минутку! Ты рассказал ему о том, что мы на самом деле здесь разыскивали?

– Да. Не такой это человек, которому стоило бы пробовать что-то такое врать, и, мне кажется, я в жизни не встречал никого, кто держался бы так же холодно и сдержанно. Этот человек – настоящий Северный полюс, но он умеет слушать и отделять правду от лжи. И единственным условием, которое он нам поставил, было то, что изумруды никогда больше не должны здесь появиться.

– Он знает и причину, по которой мы занимаемся их поисками?

Да, и желает нам успеха. Вернувшись в Палестину, они перестанут представлять опасность, потому что раввин их спрячет, и больше никто не сможет раскопать их историю и узнать, что Мехмед Завоеватель был евреем, поскольку родился от матери-еврейки. Разумеется, этот самый раввин не должен ничего знать о том, каким был путь изумрудов, и я дал слово сохранить это в тайне.

– Ты правильно сделал, что все ему рассказал, твоя откровенность – лучшая гарантия нашей честности…

И Альдо, одновременно с удовольствием уплетая более или менее нормальную пищу, которой так долго был лишен, в свою очередь, ничего не утаив, рассказал другу о ночи, проведенной в доме Саломеи. К его величайшему удивлению, Адальбер почти никак не отреагировал, когда он дошел в своем рассказе до рокового момента. Вместо того чтобы восклицать и ужасаться, он лишь спокойно поинтересовался, покусывая кубики розового лукума:

– Тебе понравилось?

– Да. И пусть даже я покажусь тебе чудовищем, признаюсь, я безумно ее хотел и испытал сильнейшее наслаждение…

– А если бы она была жива, ты пошел бы к ней снова?

– Никогда. Я распрощался с ней, и никакая сила не заставила бы меня…

– Переспать с одной женщиной для того, чтобы спасти другую, любимую, конечно, не самое обычное дело для мужчины. Правда, история знает немало примеров, когда ради своих возлюбленных женщины отдавались своим врагам. Почему же ты должен показаться мне чудовищем? Из-за Лизы?

– Разумеется. Я так ее люблю, что никогда бы не подумал, будто смогу пожелать другую женщину, а уж тем более – овладеть ею… Мне так мерзко, что я готов сквозь землю провалиться…

Так постарайся обо всем забыть, а главное, когда встретишься с женой, не вздумай устраивать себе развлечение во вкусе Достоевского с душераздирающими признаниями, покаянием, битьем в грудь и посыпанием головы Пеплом. Саломея мертва, и только мы с тобой знаем, какой ценой тебе пришлось купить у нее сведения. Ты хорошо меня понял?

– Хорошо понял. Не беспокойся, среди моих предков нет ни одного русского, поэтому мне будет легче оставить при себе свои эмоции.

– Превосходно. Ну, так что же она тебе сообщила? Альдо коротко рассказал о том, что узнал от гадалки.

– Нет никаких причин считать, что она могла ошибаться. Изумруды должны находиться у наследницы Влада Дракула…

Брови Адальбера ушли под непослушную прядь, неизменно падавшую ему на лоб.

– Влада Дракула? Уж не хочешь ли ты сказать, что потащишь меня к дочке Дракулы?

– Ничего подобного! Влад Цепеш был правителем.

– Я знаю, о ком идет речь, но знаю и то, что он послужил прототипом для персонажа американского писателя Брэма Стокера. Только не говори мне, будто ты не читал книгу.

– Честное слово, не читал. Я считал, что Дракула – персонаж вымышленный и создан кинематографом…

– Грубейшая ошибка! Его создал писатель, взяв за основу трансильванского монстра, и приставил к реальному имени одну букву. Так где она живет, твоя наследница?

– Как раз в Трансильвании. Подожди, я записал название города, потому что оно сложное…

Взяв со стола записную книжку, которую ему вернули вместе с прочим его имуществом, Альдо принялся ее листать. Но, как он ни старался, изучая страничку за страничкой, той, где он под диктовку Саломеи записал название города, в книжке не было. Он озабоченно посмотрел на друга:

– Запись пропала. Кто-то вырвал этот листок…

– Вот как?.. Но ведь у тебя же феноменальная память, неужели ты не можешь вспомнить?

– Напрочь из головы вылетело. Это со всяким может случиться… Все, что я помню: начиналось название города на «си», а кончалось на «ра»…

– Мы, наверное, сможем его отыскать на карте Румынии. Я схожу к портье, узнаю, нет ли у него случайно карты, а заодно закажу нам на сегодняшний вечер билеты на Восточный экспресс…

– Что за чушь! Для начала мы едем в Бухарест…

– Нам сказали ехать Восточным экспрессом, мы и поедем Восточным экспрессом… А если понадобится, сойдем раньше. Заодно закажу билет и для Хилари.

– Она уже уезжает?

– Ну… да. Ее тоже более или менее выпроваживают, раз предложили вернуться «позже»! И потом, уж не знаю почему, но она испугана и предпочла бы оставаться под моей защитой, – несколько смущенно признался Адальбер.

Эта новость не доставила Альдо ни малейшего удовольствия, но он слишком многим был обязан своему другу для того, чтобы с ним пререкаться. Он ограничился тем, что заметил:

– Боится? Послушай, уж не прячет ли и она чего-нибудь такого за своими фарфоровыми чашками? Она достаточно красива для того, чтобы быть хорошей шпионкой, а Британский музей – идеальное прикрытие.

– Как видишь, не такое уж идеальное! Впрочем, женщины такого рода вообще не знают, что такое страх. А она всерьез перепугалась… Бедная девочка нуждается в помощи… – твердо заключил Адальбер.

Морозини всегда забавляла и трогала самоотверженная готовность археолога броситься на помощь, но на этот раз благородная черта друга его не восхищала. Взять Хилари с собой – еще куда ни шло, но как убедить ее ехать дальше, когда они сами сойдут с поезда? Вырванная из записной книжки страничка заставляла предположить, что им придется двигаться по минному полю, поскольку кому-то уже сейчас известно, куда они отправятся, покинув Стамбул. И нахальная девчонка, мертвой хваткой вцепившаяся в свою новую игрушку – плюшевого мишку, была им совершенно ни к чему…

Отложив решение этого вопроса на потом, Альдо решил несколько часов поспать в хорошей постели. Он еще успеет сложить чемоданы…