Текст книги "Все и немного больше"
Автор книги: Жаклин Брискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)
53
Около четырех часов того же дня Рой стояла в просторной примерочной перед миссис Клингбейл, которая прилетела из Хаустона, чтобы обсудить с Рой свой летний гардероб. Миссис Клингбейл сияла от восторга, вертясь перед зеркалом в вышитом бисером, облегающем фигуру платье, в то время как в глазах Рой, которая заказывала модельеру платье, имея в виду эту конкретную клиентку, читалось сомнение. Она не была уверена, что это самый удачный фасон для невысокой полной миллионерши, жены нефтяного магната – платье уж слишком обтягивало ее пухлые ягодицы.
Раздался стук, и в дверь просунулось напудренное лицо миссис Файнман.
– Вы не возражаете, если я вам помогу, миссис Клингбейл? Там кто-то хочет видеть миссис Хорак.
Рой понимала, что лишь крайняя необходимость могла заставить хозяйку оторвать ее от столь ответственного дела, и ее охватило нехорошее предчувствие. Извинившись с вежливой улыбкой, она поспешила в свой кабинет, который находился перед кабинетом Файнманов. У ее письменного стола с картотекой стоял мистер Файнман и постукивал карандашом о столешницу.
– Два офицера полиции, – шепнул он, кивком головы показывая на дверь своего кабинета. – Они настаивают на разговоре с тобой.
– Они сказали, о чем именно? – запинаясь, спросила Рой.
– Они показали мне значки и попросили позвать тебя. Это все, что я знаю. – Он коснулся ее руки – этот доверительный жест был редкостью для мистера Файнмана. – Рой, я сказал им, что ты работаешь здесь почти десять лет и что мы всецело доверяем тебе.
– Спасибо, мистер Файнман, – слабым голосом произнесла Рой.
Кабинет Файнманов, в отличие от торговых помещений «Патриции», не отличался особой роскошью. Ящики с картотекой, пара письменных столов, несколько стульев да старенький кожаный диван, на котором мистер Файнман позволял себе вздремнуть после ленча… У окна с видом на аллею стояли двое высоких, крепких мужчин. Несмотря на спортивные куртки – из твида в голубую клетку, – что-то неуловимое в их облике позволяло безошибочно сказать, что это полицейские. Старший из них был совершенно лысым.
– Миссис Джерральд Хорак? – спросил он. – Проживаете по девяносто шесть двадцать один Эрика-драйв?
– Да.
– Я сержант полиции Уиллз, это инспектор Монро.
– А в чем дело? – проговорила Рой, чувствуя, что у нее пересохло во рту.
– Прежде всего присядьте, миссис Хорак.
Это проявление профессиональной заботы заставило ее сердце забиться еще сильнее.
– Спасибо, не беспокойтесь.
– Возле Вентуры произошла автомобильная катастрофа, миссис Хорак…
– Джерри? Попал в автомобильную катастрофу?
– Да.
– Тогда это скорее всего ошибка, – громко сказала она. – Должно быть, это какой-то другой Джерральд Хорак… Вентура – это по пути в Санта-Барбару. А он туда не ездит… Никогда!
– В его водительских правах тот же адрес, что и у вас.
– Но его машина дома!
– Его нашли возле «бьюика» пятьдесят шестого года, принадлежащего Артуру Воуту.
– Арти?
– Он ехал по автостраде номер один с большим превышением скорости. Дорожный патруль пытался остановить машину. Водитель «бьюика» не справился с управлением и ударился об ограждение. Его выбросило из машины. Мистер Хорак был уже мертв, когда патруль подъехал к нему.
Мертв?
Он бросил ее, а не умер.
Джерри было тридцать девять лет, а мужчины в тридцать девять лет не умирают. Он страстно любил жизнь. Зачем ему понадобилась Вентура?
Рой услышала шум в голове, которую словно наполнили гелием. Голова стала совсем легкой, в то время как вес тела увеличился настолько, что ее замшевые туфли-лодочки не смогли удержать его.
– Миссис Хорак? Миссис Хорак, прислонитесь сюда.
Она опустилась на кожаный диван, чьи-то руки сунули ей под голову свернутый шерстяной плед.
Перед ней возникло расплывающееся лицо мистера Файнмана, она увидела, что одна из ресниц растет у него из крохотной бородавки. Двое мужчин в штатском стояли по бокам от него.
– Отдохни здесь минутку, – ворковал мистер Файнман тоном, которым уговаривают маленьких детей проглотить лекарство.
– Но миссис Клингбейл… это платье, которое…
– Если сделка не состоится – это полбеды. Мы твои друзья. Рой, ты нам как дочка.
– Я лучше поеду домой. – Она попыталась встать.
Мистер Файнман придержал ее за плечи.
– Отдохни несколько минут… Ты пережила страшный шок.
Рой почувствовала сильную, пронизывающую боль под ребрами и у ключиц, ей стало трудно дышать. Она маленькими глотками вдыхала воздух и выпускала его через рот. Перед ней на столике лежали рекламные объявления «Патриции» в «Вог» и «Харпер базар» о летних моделях одежды. Отсутствующим взглядом Рой смотрела на фотомодели в баснословно дорогих нарядах.
Мертв?
Полицейские, должно быть, простились и ушли, мистер Файнман был один. Вскоре появилась миссис Файнман.
– Моя бедная Рой, – произнесла она чуть не плача. – Мистер Файнман звонит твоему зятю.
Джошуа взял все на себя.
Он съездил в Вентуру, опознал тело и организовал его доставку домой. Он назначил похороны на два часа дня в четверг в Форест-Лауне, выбрал и оплатил украшенный бронзой гроб с позолоченными ручками, заказал новый черный костюм – у Джерри не было такового при жизни. Он сообщил в галерею Джерри в Нью-Йорке и его братьям в Питтсбург, выпустил пресс-релиз, позаботился о еде, спиртном, об организации бара в маленьком домике.
Джошуа исполнял роль хозяина. Пришли люди, близкие семье Ферно, родственники мужа Би-Джей, однокашницы Рой, ее многочисленные друзья и служащие «Патриции» в полном составе. Все старались отвлечь Рой от произошедшей трагедии и, возможно, в том преуспели, потому что в памяти у нее сохранилась лишь одна беседа, которая произошла до похорон. Беседа с Мэрилин.
Мэрилин и Нолаби оставались с ней в ее доме. В ночь накануне похорон Нолаби рано отправилась спать, и сестры перешли в небольшую желтую кухню. Рой сидела в нише, где обычно завтракала. Мэрилин достала из духовки горшочек с вкусно пахнущим жарким.
– Это принесла Коралин… Твой любимый цыпленок, – сказала Мэрилин.
– Ты ешь, я не хочу.
Мэрилин поддела запеченного с сыром цыпленка.
– Нам обеим надо перекусить перед сном, тем более что мы выпили. – Мэрилин употребила множественное число от доброты душевной: она, как обычно, воздерживалась от спиртного, в то время как Рой не выпускала из рук рюмку. – Это легко проглотится. – Она поставила на стол тарелки.
Рой подчинилась и взяла в руки вилку.
Однако после смерти Джерри ей стал противен вкус мяса, и она с огромным трудом проглотила пропитанный сыром кусочек цыпленка. Сделав глоток из рюмки, она сказала:
– Все случившееся превратило меня в вегетарианку.
– Тогда я организую тебе хлеб с молоком.
Рой покачала головой.
– Ничего не надо.
Мэрилин протянула через стол маленькую ладонь и сжала холодные пальцы Рой.
– Я понимаю, как тебе сейчас тяжело.
– Тебе этого не понять.
– Когда сказали, что Линк погиб, я думала, что тоже умру.
Рой встала из-за стола. Уходя, бармен оставил чистые бокалы, прохладительные напитки и спиртное. Рой потянулась за бутылкой бренди.
Мэрилин ковырнула вилкой цыпленка.
– Ты считаешь, это хорошая идея?
– Крохотный стаканчик на сон грядущий, – сказала Рой, открывая бренди. Почему, несмотря на то, что я выпила, боль не отпустила меня? – Все равно это совсем не одно и то же… Ты по крайней мере знала, что Линк тебя любил.
– Господи, Рой, Джерри любил тебя, это без сомнения… Разве он не женился на тебе?
– Это была не его идея. Я долго уговаривала его жениться. Когда однажды у нас произошел скандал, он почувствовал себя виноватым и согласился.
– Это самая умная вещь, которую он когда-либо сделал. Благодаря тебе у него появился дом, он приобрел стабильность…
Рой глубоко вздохнула. Боль в груди не отпускала.
– Его мало интересовало, где он живет… Снятый чердак, спальный мешок или груда хлама – ему было без разницы. Его интересовало лишь место для работы и… – Голос Рой задрожал. – Мэрилин, я чувствую себя виноватой, страшно виноватой… В последние несколько месяцев я превратила его жизнь в ад. Постоянно звонила ему, мешала работать над оахакской серией… Неудивительно, что он предпочел Алфею.
Светившиеся сочувствием глаза Мэрилин при этих словах потемнели, приобрели серовато-зеленый оттенок.
– Ее…
– Мне очень стыдно, но… Вечером накануне его гибели я позвонила в «Бельведер», хотела поговорить с ней… Ее не было дома. Я слишком много приняла в тот вечер и устроила сцену миссис Каннингхэм.
– Он был твоим мужем, Рой.
– У него с Алфеей был роман много лет назад, задолго до того, как я встретила его. – Глаза Рой наполнились слезами.
– Ты глупышка, Рой. – Чтобы приободрить сестру, Мэрилин заговорила, имитируя южный выговор Нолаби: – Как бы там ни было, мужчина предпочел тебя, малышка.
– Они любили друг друга.
– Да она понятия не имеет, что значит любить! – В голосе Мэрилин появились суровые нотки. – Где она – там беда!
– Это несправедливо!
– Все говорят, что настоящая причина самоубийства Генри Лиззауэра в ней.
Мэрилин было настолько несвойственно пересказывать сплетни, что Рой удивленно уставилась на сестру покрасневшими глазами.
– Роксана де Лизо занималась в художественном институте, когда мистер Лиззауэр покончил с собой. Роксана говорила, что Алфея постоянно строила ему глазки. Мистер Лиззауэр был еврей германского происхождения, а значит, представитель враждебного государства. Роксана уверена, что Каннингхэмы натравили на него комиссию по иммиграции. Он застрелился накануне того дня, когда мы сбросили бомбу на Хиросиму… Перед этим Алфея пришла к вам домой и устроила истерику, помнишь?
– Это все болтовня, Мэрилин.
Мэрилин сурово поджала красивые губы.
– Все те годы, когда вы были с ней неразлучны, у тебя не было друзей, но стоило вам расстаться – и вокруг тебя появились приятели и друзья.
– Мы вместе с ней прошли через трудный этап, вот и все. – Рой удивлялась, почему, несмотря на ненависть к Алфее, она защищает бывшую подругу.
– Ты всегда была доброжелательна к ней, но в данном случае все зашло слишком далеко. – Мэрилин встала, словно желая подчеркнуть важность того, что сейчас скажет. – Алфея Каннингхэм – это человек, которого нужно избегать.
– Ой, Мэрилин…
– Она как змея. Природа обрекла ее на то, чтобы жалить.
Хотя еще не наступил май, огнедышащие ветры из пустынь принесли в город изнуряющую жару, и на следующий день температура поднялась выше 90 градусов[18]18
Около 33 °C.
[Закрыть]. К счастью, похоронные лимузины были оборудованы кондиционерами.
Рой, которая ехала в первой машине с матерью и Мэрилин, боролась с подступающей тошнотой – она выпила во время завтрака. Несмотря на беспросветную тоску и физический дискомфорт, она чувствовала легкое возбуждение. Джерри ожидал ее на Форест-Лауне. Она ехала к нему. Как ни пыталась Рой в который раз напомнить себе, что Джерри умер, умер, умер, она не могла справиться с сумасшедшей мыслью, что едет к нему на свидание.
Нолаби договорилась с пастором епископальной церкви Всех святых, прихожанкой которой она была. Пастор провел отпевание в сером каменном соборе. Затем шестеро служащих похоронного бюро провели собравшихся к машинам.
Длинная, медленная процессия проследовала за катафалком через весь некрополь и остановилась перед глубокой ямой. Здесь под навесом стояла дюжина деревянных стульев. Самые близкие родственники сели, все остальные расположились стоя под сенью эльмов и платанов, то и дело промокая платочками лбы, пока пастор читал молитву.
– Я есмь воскресение и жизнь, говорит Господь; кто верит в меня, хотя и умрет, будет однако жить; всяк, кто живет и верит в меня, не умрет вовеки… – У пастора был отменный бас, но он тонул в несмолкаемом гомоне всполошившихся воробьев, гнездившихся на деревьях.
Гроб стали медленно опускать в могилу, и к Рой пришло жестокое осознание того, что Джерри в своем новом шерстяном костюме отныне и навсегда найдет успокоение в желтоватой, глинистой земле.
До воскресения.
Навсегда.
Это было наше свидание, думала Рой. Он внизу, я наверху.
Ее тело содрогнулось от конвульсий.
Нолаби и Мэрилин с двух сторон обняли ее; наклонившись к ней, теплые слова произносила Би-Джей, а Джошуа вложил ей в трясущиеся руки чистый носовой платок. Билли, отроческое лицо которого было в этот день необычно серьезным, сказал:
– Тетя Рой, ведь Джерри не умрет. Люди будут смотреть на его картины в музеях, а значит, он будет жить.
Сари ласково прижалась к ее бедру.
Окруженная семьей и в то же время отчаянно одинокая, разлученная с мужем, Рой продолжала рыдать.
Друзья и знакомые не могли подойти к ней, потому что служащие похоронного бюро образовали защитное кольцо вокруг семьи. Люди стали постепенно расходиться к машинам.
Через некоторое время рыдания Рой утихли. Она высморкалась в свежий носовой платок, которым ее снабдил Джошуа.
Высокая стройная женщина в черном шла им навстречу. Плечи ее были опущены, широкополая черная шляпа надвинута на лоб.
Эта скорбная поза была настолько непохожа на манеру держаться, на горделивую осанку Алфеи, что никто из семьи не узнал ее, пока она не подошла к могиле.
– От нее потребовалось большое мужество, чтобы прийти сюда, – проговорила Нолаби. Эти слова не были адресованы никому конкретно, но Алфея их наверняка слышала.
– Пошли, дорогая, – сказал Джошуа, беря Рой за руку.
Сквозь смеженные ресницы Рой увидела скорбную фигуру, направляющуюся к могиле. В ней вдруг взыграло собственническое чувство. Она ревниво подумала, что не может допустить этого посягательства на своего мужа. Вырвавшись из рук Джошуа, она сделала несколько неверных шагов вперед, поскольку каблуки ее туфель проваливались в травянистую почву.
Две женщины остановились на противоположных концах могилы.
Слезы катились по застывшему в муке лицу Алфеи, оставляя красные пятна на нежной коже.
– Я знаю, что мне не следовало приходить сюда, – проговорила она, подняв руку со скомканным носовым платочком жестом, который выражал искреннее раскаяние и слабую надежду на прощение.
Подсознательная решимость Рой защитить своего умершего мужа внезапно дала трещину: чего, должно быть, стоило гордой, неприступной Алфее вот так смиренно просить разрешения отдать последний долг Джерри? Память о старой дружбе, столь нерушимая для Рой, вновь всколыхнулась, и глаза ее опять наполнились слезами. Спотыкаясь, она обошла свежевырытую кучу земли и развела руки.
Алфея двинулась ей навстречу.
– Рой, ты веришь, мне казалось, что я иду к нему на свидание.
– Да, да, – сквозь рыдания ответила Рой. – У меня было такое же чувство.
Вдова и любовница заключили друг друга в объятия.
54
Ни высота, ни глубина и ни что другое не сможет отвратить нас от любви к Богу, и Иисус Христос наш Господь.
Красный обрез тончайших страниц потерся и превратился в розовый, черный кожаный переплет оторвался от книжного блока… Библия бабушки Рой.
Подняв стакан, Рой сделала несколько глотков и откинулась в ожидании, когда его содержимое начнет оказывать свое действие.
Она обещала Файнманам вернуться на работу через неделю. Однако все семь дней после смерти Джерри пролетели, наполненные шумом посетителей и сигаретным дымом Нолаби. У нее не было времени ни для того, чтобы решить проблемы сегодняшние, ни для того, чтобы подумать о будущем. Файнманы горячо сочувствовали ей, предлагали взять отпуск на такой срок, какой ей нужен. На месяц, даже на два. Гораздо труднее было убедить мать оставить ее одну.
Что страшного, если она пропустит рюмочку в одиночестве? Почему она не может поплакать и оплакать свое горе без посторонних?
Раздался стук дверного молотка.
Рой подняла голову.
Соседка? Подруга? Мать? Стук, перемежаемый звонками, продолжался.
Отложив Библию и отставив стакан, Рой неуверенной походкой направилась к входной двери.
Перед ней стояла Алфея. Светлые волосы ее были зачесаны назад. Кремовый элегантный свитер и в тон ему юбка.
Рой невольно отпрянула назад, в полумрак прихожей. Ей было тошно находиться рядом с этим высоким, стройным, точеным телом, которое Джерри любил и ласкал. (Вспоминая впоследствии об истерических объятиях на краю могилы, Рой с трудом верила в их реальность и несколько раз ловила себя на размышлениях о том, как развивались бы события, будь у нее в руках пистолет.)
– Можно мне войти? – спросила Алфея.
Рой была слишком пьяна, чтобы помнить о хороших манерах.
– А зачем? – агрессивно произнесла она.
– Моему отцу значительно лучше, я еду домой. Я заскочила на всякий случай, вдруг у тебя сейчас обед.
– Обед? – Рой сообразила, что за окном уже сумерки.
– Ты свободна? – продолжала Алфея.
Позади Алфеи на одной из трех худосочных серебристых берез прихорашивался траурный голубь. Какое смешное название – траурный голубь.
По кому у тебя траур, симпатичная серая птица? Что ты оплакиваешь? Смерть? Утрату любви?
– Рой, тебе плохо?
– Кругом дерьмо, дерьмо, дерьмо!.. Откуда взяться хорошему?
Алфея переступила через порог, включила свет в гостиной. Она посмотрела на огромные, мастерски сделанные картины Джерри, зажмурилась, затем коснулась Библии, бутылки и производящего печальное впечатление своим одиночеством стакана.
– Похоже, – сказала она негромко, – тебе так же плохо, как и мне.
– Тебе? – Из груди Рой вырвалось некое подобие смеха. – Ты выглядишь так, будто явилась из Парижа. – Прислонившись для равновесия к спинке дивана, она вылила остаток виски в стакан, выпила, передернулась, чувствуя, как внутри разливается тепло.
– Рой, послушай, ты не должна этого делать.
– Ты хочешь сказать, что я пьяница? Тебе недостаточно, что ты увела у меня мужа? Ты хочешь еще и ославить меня, да? – Слово «ославить» ей далось с трудом и прозвучало, как «ос-с-свить».
– На моей совести и без того много грехов, чтобы я еще и превращала тебя в алкоголичку.
– Подумаешь – немножко выпить перед обедом…
Алфея напряженно сжала рот, карие глаза ее уставились в какую-то отдаленную точку, словно она вслушивалась в некий внутренний монолог. Внезапно она встала и решительно направилась в кухню. Рой последовала за ней.
Шкаф со спиртным был открыт. Алфея схватила первую бутылку, открыла ее и стала выливать янтарную жидкость в раковину из нержавейки.
– Это моя собственность! – выкрикнула Рой и рванула бутылку к себе.
Алфея снова протянула руку к бутылке. Пытаясь уклониться, Рой уронила бутылку, и та с грохотом разбилась. Тем временем Алфея стала срывать фольгу с горлышка неоткупоренной бутылки.
– Прекрати! – застонала Рой, готовая наброситься на Алфею с кулаками. Какие-то бодрствующие клетки мозга подсказали ей, что она может поскользнуться на луже, поэтому она размахивала кулаками, словно игрушечный механический боксер, на довольно далеком расстоянии от Алфеи. Через минуту она прекратила свои бесплодные попытки и разразилась слезами, увидев, что Алфея вылила в раковину содержимое и второй бутылки. Справившись с этим, Алфея бумажным полотенцем промокнула пол и собрала осколки, после чего сложила их в желтую пластиковую корзину, которую выставила за дверь.
– Где у тебя свободная комната? – спросила она. Это были ее первые слова с того времени, как она пришла на кухню.
– Я не хочу тебя видеть в своем доме! – прорыдала Рой.
– Я съезжу домой за несколькими вещами и вернусь через полчаса.
– Разве ты не слышишь? Убирайся! Я не могу находиться рядом с тобой!
– Я это знаю, дорогая. Но если меня здесь не будет, я не смогу с уверенностью сказать, что у тебя не наступит рецидив.
– Я не алкоголичка! – завопила сквозь рыдания Рой.
– Пока еще нет. – Голос Алфеи был негромким, но в нем звучала сталь. – Пока еще… Но если это будет продолжаться, ты станешь ею. Мы с тобой проживем неделю без бутылки.
– Убирайся из моей жизни!
– Над тобой нависла большая опасность, Рой. И я не могу без конца чувствовать свою вину перед тобой.
В первые три дня неусыпных бдений Алфеи Рой или находилась в своей спальне, или одна гуляла на заднем дворе. Погода была сырая, постоянно моросил дождь, как это нередко бывает в Южной Калифорнии в мае. Кутаясь в платок из верблюжьей шерсти, Рой механически вышагивала по периметру дворика, словно обреченный крутить жернова зашоренный ослик.
Она испытывала потребность в спиртном гораздо меньше, чем предполагала.
Хотя алкоголь и смягчал суровую действительность, Рой, будучи честной от природы, пришла к выводу, что все же предпочтительнее правда, какой бы суровой она ни была. Он умер, думала она, шагая по промокшему дворику. Он похоронен в Форест-Лауне. Тихий стон вырывался из ее груди.
Первое время она избегала своей надзирательницы, что весьма непросто, если ты ограничен пределами дома площадью в тысячу двести квадратных футов.
В три первые долгие ночи Рой отмечала едва ли не каждое движение фосфоресцирующей зеленой стрелки на часах. Он мертв, думала она, мертв. Потребность оплакивать свое горе сменилась постоянной тупой болью. Мало-помалу она приняла как реальность тот факт, что Алфея относится к числу самых близких людей покойного. Смерть Джерри, причинившая боль обеим, способствовала возрождению прежних симпатий друг к другу.
На четвертое утро, услышав, что Алфея встала, Рой вошла в кухню. Алфея пила кофе с тортом – холодильник был полон еды, оставшейся после похорон.
Рой, кротко улыбнувшись, насыпала в стакан растворимый кофе.
– Сливки кончились, – сказала Алфея.
– У меня есть порошковые на такой случай. – Рой достала из шкафчика стеклянный кувшинчик и села напротив Алфеи. При виде дружелюбного выражения лица Алфеи остатки смущения и гнева Рой окончательно растаяли. – Привет, тюремщица, доброе утро.
– Как самочувствие? – улыбнулась Алфея.
– Никаких розовых слонов или ползущих пауков, так что все в порядке.
– Хорошие новости.
Рой размешала белые гранулы в стакане.
– Хотя я тоскую по доктору Бухманну. Это мой психиатр.
– Я подвезу тебя к нему.
– Значит, я пока не вызываю доверия?
– Через пару дней совет директоров рассмотрит вопрос о твоем возможным освобождении.
Рой отрезала кусочек торта.
– Алфея, тебе Джерри говорил что-нибудь о том, почему у нас нет детей?
– Мы об этом не разговаривали… Хотя как-то он упоминал об этом. – Алфея посмотрела на пасмурное небо за окном. – Он любил тебя, Рой, действительно любил.
В принципе Рой не собиралась исповедоваться перед бывшей любовницей Джерри, тем не менее неожиданно для самой себя добавила:
– Я ужасно казню себя за то, что не родила ему ребенка.
Не поднимая глаз, Алфея сказала:
– Ты не должна казнить себя за это, Рой, здесь нет твоей вины.
– Дело не в моей вине. Просто мне больно и горько, что он никого не оставил после себя… Видит Бог, мы делали все, что могли. Мы посетили уйму докторов – в Беверли Хиллз их видимо-невидимо. Они задавали всякие деликатные вопросы, подвергали нас шокирующим тестам. Как-то раз нам даже пришлось заниматься любовью на глазах у доктора. Мне продували трубы, у Джерри проверяли подвижность сперматозоидов… Они давали рекомендации, когда нам можно, а когда нельзя спать вместе. – Рой нахмурилась. – Знаешь, Алфея, мне не дает покоя мысль… Он всегда возбуждал меня, я страшно хотела его, но… понимаешь, я не уверена, что у меня был настоящий оргазм… Может, в этом все дело?
– Ой, Уэйс! Ты настоящая кретинка! – Она произнесла это тоном, каким разговаривала во времена Большой Двойки.
– А что? Может, оргазм протолкнул бы сперму куда надо.
– Если бы зачатие зависело от женского оргазма, мир бы здорово опустел.
Рой смущенно и в то же время радостно улыбнулась.
– Наверно, ты права, Алфея.
Беседа за завтраком прорвала некую плотину внутри Рой. Она стала говорить о таких вещих, в которых не признавалась даже в кресле у доктора Бухманна. В последующие дни она говорила столько, что у нее сел голос. Иногда ей начинало казаться, что она все еще в стельку пьяная, если рассказывает столь интимные подробности своей личной жизни женщине, которая была любовницей Джерри. Но ведь эта женщина была в то же время ее старинной подругой.
Однако несмотря на это словоизвержение, Рой так и не могла заставить себя показать Алфее запертую студию, переоборудованную в свое время из гаража. Причина этого не была ясна ей самой.
Седьмой вечер трезвости Рой обе женщины отметили бифштексом из вырезки и отправились прогуляться.
Их каблуки звонко стучали в ночной тишине.
Алфея почти ничего не говорила, пока они не пересекли Беверли-драйв; здесь она внезапно остановилась и взяла Рой за руку.
– Я должна кое-что рассказать тебе, – тихо проговорила она. – Вина за аварию, в которую попал Джерри, лежит на мне.
За все это время Алфея впервые упомянула о своих отношениях с Джерри.
– Аварию? – переспросила, заикаясь, Рой. – Что ты имеешь в виду?
– У моих родителей есть ранчо в Охайо. – Алфея потянула Рой за руку, побуждая ее идти дальше. Они прошли мимо дома, из которого доносились запах жаркого из молодого барашка и звуки телевизионного шоу. – Мы отправились туда для верховой прогулки.
– Вот, оказывается, почему он оказался в Вентуре… Но Джерри никогда не ездил верхом… Или он все-таки ездил?
– Никогда, – подтвердила Алфея. – Я хотела поставить его в неудобное положение.
Рой ошеломленно заглянула ей в лицо.
– Н-не понимаю…
Они проходили мимо уличного фонаря, и было видно, что лицо Алфеи побледнело.
– Твой звонок взбудоражил мою мать, и она напустилась на меня. Она не знала, что я снова встречаюсь с Джерри, а когда узнала – что тут началось! Она только с виду робкая и смиренная, а все нутро ее – стальное, как у Койнов. Я любила Джерри, но она загнала меня в угол… И тогда я решила порвать с ним. Ты понимаешь меня?
– Я хотела совсем другого… Я боролась за дорогую мне жизнь. – Рой прерывисто вздохнула. – Так что же произошло на ранчо?
– Я взяла его на прогулку и сказала, что между нами все кончено. Я даже сказала ему, чтобы он возвращался к тебе.
– Спасибо, – горестно проговорила Рой.
– Рой, пойми, дело не в том, что я хочу обелить себя, а в том, чтобы объяснить случившееся… Когда я столкнулась с ним в Нью-Йорке, было такое впечатление, что ни время, ни ты не являются преградой. Даже когда ты появилась в Оахаке, я не смотрела на тебя как на жену Джерри. Нужно было, чтобы мать указала мне, что он твой муж и что ты можешь не дать ему развода… В результате будет много слухов и сплетен… Я не смогу вынести пересуды и сплетни о себе… Это гадко? Что ж, я такая…
Дрожа от ночной свежести, Рой вспомнила слова Мэрилин о природе ядовитых змей. Но сейчас они просто разговаривали, она шла в темноте, слыша, как ее старинная подруга сморкается в платок. Подруга, которая помогает ей пережить трудный период после похорон.
– Алфея, я виню себя за то, что заманила его в западню.
– Но именно я вывела его из равновесия.
– Это был несчастный случай, – твердо сказала Рой. – Автомобильная авария.
Они повернули к дому. Приблизившись, они увидели свет, пробивающийся через застекленную входную дверь.
– Разве мы оставили свет включенным? – удивилась Рой.
– Нет, я уверена в этом… У твоей матери есть ключ?
– Есть у матери и у Мэрилин. Но тогда здесь должны быть их машины.
Обменявшись понимающими взглядами, они на цыпочках поднялись по трем каменным ступеням к входной двери. Рой нажала на звонок.
– Кто там? – раздался ломкий юношеский голос.
– Билли, это ты? – воскликнула Рой. – Ты напугал нас!
Дверь открылась. В комнате громко работал телевизор. Мальчик-подросток с прыщеватым умненьким лицом и носом с горбинкой, улыбаясь, смотрел на Рой и Алфею.
– Перед вами взломщик.
Рой обняла его.
– Что ты здесь делаешь?
– Бабушка не видела тебя целую неделю. – Билли говорил в присущей ему шутливой манере. – Она заразила маму своим постоянным беспокойством о тебе. Поэтому я прибыл пошпионить за тобой. Подбросила меня сюда бабушка. По дороге мы чуть не сбили припаркованную машину… Я скажу вам – это форменное безобразие давать водительские права такому никудышному водителю, как она, и отказывать в них мне по несостоятельной причине – по возрасту… Добрый вечер! Ты намерена представить меня этой красивой леди, своей подруге?
Рой представила:
– Алфея, это мой племянник, Билли Ферно. Билли, это миссис Уимборн.
– Миссис Уимборн… дай мне вспомнить. – Он щелкнул пальцами. – Алфея Каннингхэм из прославленной Большой Двойки.
– А ты откуда знаешь? – удивилась Рой.
– Колоссальный интеллект, поразительная сила интуиции… А к тому же я видел ее на похоронах. – Чтобы уйти от печальных воспоминаний, он обнял Рой за талию и, глядя на Алфею, добавил: – Я произвел на вас впечатление блеском своего ума, Алфея?
Чарльз никогда не назвал бы ни одного из ее друзей только по имени, однако непосредственность и разговорчивость Билли заставили ее улыбнуться.
– Потрясающе! – ответила она. – Значит, ты сын Мэрилин.
– Да, Рейн Фэрберн и Джошуа Ферно.
Рой дернула его за пояс джинсов.
– Да, ты далеко пойдешь… Ты нашел еду?
– Я нанес большой урон шоколадному торту и разделался с ростбифом. Я правильно поступил?
– Я рада, что ты поел и за меня, – сказала Рой. – Я собиралась показать миссис Уимборн студию Джерри.
Что?
Рой забыла закрыть рот, удивившись собственным словам. Или это исповедь Алфеи пробудила в ней такую безграничную симпатию вместо ненависти?
– Я просто мечтаю увидеть не известные мне работы Джерри, – проговорила Алфея.
– Это святая святых, – откликнулся Билли. – Вы идите вдвоем, а я вернусь к домашнему заданию и нерешенным проблемам Эллиота Несса. – Он подмигнул Алфее. – Вы просто блестящая леди. Приезжайте на следующий год, когда я получу водительские права, и я свожу вас к Саймону.
Мальчик направился к дивану, на котором были разбросаны книги и репродукции.
– Ужасный мальчишка, – пробормотала Алфея. Щеки у нее стали пунцовыми.
– И умненький. На уровне гения, – сказала Рой.
– По-видимому, он очень любит свою тетю.
– И наоборот. Я обожаю его и Сари. У нее большое, доброе сердце. Очень уязвима, бедная малышка… Сюда, Алфея… Осторожно, здесь ступеньки.
От оштукатуренных стен, открытых балок и пола, тщательно закрытого пластиком, несло сыростью, свойственной нежилому помещению. Здесь отсутствовали характерные запахи красок, фиксативов, скипидара. Большие световые люки смотрели сверху темными глазницами на штабеля холстов, которые располагались вдоль стен на одинаковом расстоянии друг от друга. К стальному мольберту был прикреплен рыжий по колориту холст, в котором Алфея узнала абстрактную интерпретацию этюда, выполненного Джерри на Хаустон-стрит. На конторке были разложены по размерам кисти, а в узких ящичках должны были храниться краски, которые сейчас лежали на виду. Здесь ощущалась какая-то регламентированность, которая была не в привычках Джерри.
– Это мое, – сказала Рой, с мягкой улыбкой оглядывая студию. – Я не собираюсь отправлять это в галерею.
– Работы Хорака очень ценятся… Тем более сейчас, после его смерти.
