Текст книги "Все и немного больше"
Автор книги: Жаклин Брискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
– Я знаю. Но я намерена преподнести это в дар Калифорнийскому университету – хочу, чтобы они назвали галерею его именем.
– Ты уже говорила с кем-то из университета?
– Пока что нет.
– Рой, пожертвования музеям и университетам – дело очень непростое. Во-первых, они должны дать на это согласие, во-вторых, ты обязана выделить средства для постоянного функционирования галереи.
Лицо Рой вытянулось.
– Ты хочешь сказать, что я не смогу этого сделать? Я так хотела увековечить имя Джерри… Чтобы компенсировать отсутствие у него детей.
Глядя на огромные абстрактные полотна Джерри, Алфея тихонько сказала:
– Это не так.
– Что?
– Он оставил ребенка.
– Нет, у него были связи перед войной, и девушки беременели от него, но…
– Чарльз его сын.
Эти слова полоснули Рой словно острый нож, и она отступила назад, чтобы ухватиться за конторку. Лицо у нее исказилось. Пребывать столько лет в неизвестности относительно того, по чьей вине нет ребенка! Она должна была сообразить, что причина лежит в Рой Уэйс Хорак!
На мгновение Рой охватил безумный гнев, и она почувствовала, что способна схватить нож и убить Алфею. Ведь она представила решающее доказательство того, кто из них настоящая женщина, тем более – женщина Джерри.
– Он… поэтому хотел жениться на тебе?
– Он не знал об этом. Я ему так и не сказала. Я хотела оставить сына себе. Поставь мне еще один минус…
Некоторое время они молчали.
– Я благодарна тебе за то, что ты сказала мне об этом, – наконец произнесла Рой. – Мне легче оттого, что частица его осталась жить.
– Это не для публикации, – холодно проговорила Алфея. Она уже сожалела о своем необдуманном поступке. – Ты меня понимаешь?
– Конечно, понимаю.
– Это легко сказать сейчас. – На лице Алфеи появилось знакомое с юношеских лет выражение напускной, холодной гордости.
– Ты имеешь мое слово, Алфея.
Внезапно, тихонько вскрикнув, Алфея сделала шаг к Рой и схватила ее за руку.
– Господи, почему я сомневалась в старой верной подруге?
Они вышли из прохладной студии. Алфея стала собираться. Билли и Рой помогли ей донести вещи до ее «ягуара».
– Спасибо тебе, Алфея, – тихо сказала Рой. – Спасибо за все.
– Разве мы не подруги?
– До конца! – Рой произнесла их старый девиз времен учебы в средней школе.
Стоя на тротуаре, Рой и Билли махали руками, пока «ягуар» не исчез в ночи. Билли сказал:
– Наследница Койнов – прямо-таки красотка, правда?
Рой взъерошила каштановые волосы племянника, кстати, такие же курчавые, как у нее.
– Малыш, у Алфеи сын старше тебя. – Она коротко вздохнула. Чарльз был сыном Джерри. – Здесь прохладно, пошли в дом.
– Если ты подбросишь меня завтра в школу, я переночую у тебя.
– Заметано, – согласилась Рой.
Меняя простыни в запасной спальне, пахнувшие духами Алфеи, Рой не могла отделаться от мысли: у Алфеи сын Джерри.
А что есть у меня?
С трудом сдерживая слезы, Рой подумала, что у нее кое-что все же есть. Трезвость, крохи любви со стороны семьи, племянник и племянница, ее работа… И это может стать той ладьей, пусть и хрупкой, которая способна перевезти ее через суровое и холодное житейское море. А первым классом она никогда не ездила.
55
Всю весну и лето Рой засыпала и просыпалась с мыслями о Джерри, чувствуя, как из-под закрытых век текут слезы. Воспоминания о нем посещали ее и в «Патриции». Она прочитывала пять, а то и шесть триллеров еженедельно, но даже увлекаясь самыми захватывающими сюжетными коллизиям, она вдруг видела перед собой его огорченное, несчастное лицо. У Рой обнаружилась крапивница. Трижды она попадала в дорожно-транспортные происшествия – к счастью, с благополучным исходом. У нее исчезла потребность в алкоголе – ее даже пугало то пьяное забытье, в котором она несколько раз оказывалась, зато она пристрастилась к сладостям. В детстве Рой была сластеной, но, начав работать в «Патриции», она приучила себя к дисциплине, поскольку внешний облик был составной частью ее работы. Сейчас она ничего не могла с собой поделать. Рой была способна съесть целый фунт шоколадных конфет, пачку имбирного печенья или целую сладкую ватрушку. В результате она прибавила восемь фунтов, и некогда просторные платья и комбинации плотно обтянули ее бедра и живот. В отчаянии она прибегла к курению.
Как-то в сентябре, расчесывая утром волосы, Рой обнаружила у себя на висках несколько седых волос. Сердце у нее сжалось, и она с какой-то чуть сладостной грустью подумала, что ее жизнь, как и жизнь Джерри, прошла. Но затем, увидев в зеркале свои сложившиеся в мрачную улыбку накрашенные губы, она сказала себе:
– Брось дурить, Уэйс! Ты пока еще не на вдовьих похоронах! – И решительно выдернула несколько волосков, которые стали причиной ее грустных мыслей.
Когда с приходом осени жара спала, Рой сбросила четыре фунта, крапивница у нее прошла, а на перекрашенном автомобиле новых вмятин не появилось. Ее прирожденный оптимизм вступил в свои права.
– Рой, когда закончишь дела с клиенткой, зайди к нам на кофе, – сказал мистер Файнман у входа в склад.
Это приглашение в день открытия январской распродажи сразу пробудило в ней недобрые предчувствия.
Натянуто улыбаясь, Рой вошла в кабинет.
Как только миссис Файнман налила ей кофе, мистер Файнман поставил свою чашку на стол. С нью-йоркским выговором он ровным голосом сказал:
– Рой, до конца месяца тебе нужно произвести инвентаризацию. Мы намерены продолжать распродажу, пока все не разойдется.
– Но, мистер Файнман…
– После этого имущество будет распродано, – продолжал он тем же сухим тоном. – Мы сдадим здание в аренду.
– Вы хотите сказать, что «Патриция» закрывается? – тоненьким от удивления голоском спросила Рой.
Мистер Файнман кивнул.
– Сегодня мы весь день обсуждали это с нашим адвокатом и бухгалтером. Мы не хотим, чтобы ты услышала о наших планах от кого-то другого.
Рой сидела на диване – том самом диване, на котором лежала без сознания, когда узнала о гибели Джерри. Еще один этап моей жизни заканчивается, думала она, крепко сжимая пальцами чашку с кофе.
Но только смерть необратима.
Я должна это предотвратить, подумала она. Только как это сделать? Я перекуплю магазин. Идиотка, на какие средства? Три тысячи четыреста тридцать восемь с трудом накопленных долларов в банке, заложенный дом и мебель, оплаченная лишь наполовину. (Работы Джерри были предложены Калифорнийскому университету с обязательством Алфеи содержать галерею Джерральда Хорака.)
Попеременно слышались то мужской, то женский голоса:
– Все, что от нас зависит… наилучшие рекомендации всем, кого мы знаем… выходное пособие… поговорим с людьми в Нью-Йорке, если пожелаешь…
Рой проглотила ком в горле.
– «Патриция» – единственное место, где я работала…
Супруги обменялись взглядами, миссис Файнман огорченно проговорила:
– Рой, мы отлично понимаем, что ты переживаешь и чувствуешь. Бухгалтер убедительно доказал, что с финансовой точки зрения нам выгоднее магазин продать. Мы получим приличные деньги. Это наше детище, и нам будет больно, если придет какой-нибудь чужак и превратит «Патрицию» в простую барахолку…
– Не представляю, в каком другом месте я смогу работать.
Искусно нанесенная косметика на лице миссис Файнман не могла скрыть отразившейся на нем горечи и озабоченности судьбой Рой.
– Мы пока еще никому об этом не говорили, но мистер Файнман некоторое время будет принимать сеансы химиотерапии.
Глаза Рой наполнились слезами. Она протянула руку к мистеру Файнману. Он редко дотрагивался до кого бы то ни было, но сейчас его сухие, жесткие пальцы на какое-то мгновение сжали ее руку.
– Может, это нахальство с моей стороны, но… – Рой набрала в легкие воздуха, – может, я смогла бы выкупить «Патрицию». Я бы сохранила ее высокий уровень, вы ведь знаете.
Последовала пауза.
– А твой зять не поможет тебе? – спросила миссис Файнман.
– Мне бы не хотелось просить его… Но, миссис Файнман, вы говорите, что закрываетесь. Я готова заплатить вам ту цену, которую вы назовете, за имущество и за аренду.
– Дело не в деньгах, – сказала миссис Файнман. – Меня интересует, кто будет отвечать за финансовую сторону дела.
– Я сама.
– Рой, ты отличный менеджер. – Мистер Файнман встал из-за своего стола. – Но поверь мне, быть хозяином дела – это совсем другая игра. Прежде всего, тебе не будет хватать денег. Вести дело без достаточного капитала – это балансировать над пропастью… Один неудачный сезон, – он щелкнул пальцами, – и все пропало.
– Представь себе, что произошел экономический спад, и продажа упала, – вмешалась миссис Файнман. – Или какой-нибудь крутой конкурент решит отбить клиентуру…
– Торговать предметами роскоши – дело рискованное. Тут трудно все рассчитать и предусмотреть. Плохо идет продажа один сезон и… – Мистер Файнман снова щелкнул пальцами. – Я знал умных, способных менеджеров, которые начинали дело и прогорали меньше чем за год.
– А после этого люди не захотят иметь с тобой дела. Работу найти будет практически невозможно.
– Ты еще очень молода, чтобы, принять на себя такой груз ответственности.
– С твоим чутьем и вкусом, – продолжала миссис Файнман, – ты сможешь достичь успеха в качестве управляющего любого крупного розничного магазина…
– Ради собственного же блага забудь об этой идее…
– Рой, дорогая, мы слишком любим тебя, чтобы позволить пойти на подобный риск.
Под двойным натиском Файнманов решимость Рой ослабела, и ее идея начинала казаться смехотворной. Однако, сосредоточенно рассматривая пол, она мысленно находила контраргументы. Фактически она создала эту фирму. Просчеты в закупке товаров случались, но вовсе не по ее вине. Зато именно благодаря ей клиентки стали заказывать и покупать ансамбли, а не отдельные предметы туалета. «Патриция» – это и мое детище, думала она. Через неделю ее желание приобрести «Патрицию» переросло в решимость. Анализируя причины своих честолюбивых устремлений, она приходила к выводу, что руководствуется скорее эмоциями. Ей хотелось бросить вызов, заполнить образовавшуюся пустоту в своей жизни.
Когда Файнманы отказались от своего первоначального намерения снизить цены на имеющиеся в ассортименте товары, Рой поняла, что они всерьез обдумывают ее предложение. А в марте они наконец согласились продать ей товары и все имущество магазина по цене, определенной бухгалтером, с рассрочкой на три года и со сдачей помещения в аренду на двадцать лет. По настоянию их адвоката на обоих договорах поставил свою подпись также и Джошуа.
Уже в первые месяцы суровые пророчества Файнманов стали сбываться. Некоторые из более старых – и более богатых – клиенток предпочли покупать наряды у Амелии Грей или в других магазинах. Поставщики любили Рой, но это не помешало им проявить осторожность. Они стали требовать уплаты за товары при доставке. Рой отказалась взять взаймы у Ферно и добилась получения займа в Американском банке, вторично заложив дом. Она экономила на всем и работала по шестнадцать часов в сутки.
Когда осенью ей понадобилось ехать за товарами в Париж, она полетела чартерным рейсом, сняла комнату без ванны на улице Абесс, недалеко от высокого серого здания с облупившимися гипсовыми ангелами, где Джерри когда-то снимал студию. Отель был дешевым, однако чистым, но с ее стороны было ошибкой снова оказаться на Монмартре. По ночам она мучилась от тоски и бессонницы. Днем Рой была занята делами, изучала новые веяния в моде, тщательно отбирала товары, хотя, может быть, иногда бывала несколько рассеянной.
После Парижа она отправилась в Милан для ознакомления с итальянской модой. За день до отъезда она на поезде второго класса съездила в Рим. Ей очень хотелось встретиться с новой модельершей по имени Франческа. Франческа использовала романтические, дорогие ткани. Фасоны ее весенней коллекции были рассчитаны на так называемую американскую фигуру и пользовались огромным успехом. Соответственно успеху были и цены. Рой провела в Риме восемь наполненных волнениями часов и разместила заказ на гораздо большую сумму, чем рассчитывала первоначально.
Вернувшись в свой отель, Рой растянулась на мягком матрасе, переживая перипетии дня. Все же я сделала это! Выложат ли клиентки «Патриции» деньги за произведения неизвестной модельерши? Она не заметила, как задремала. Ее разбудил настойчивый стук в дверь.
– Синьора Орак, синьора Орак, вас к телефону.
Рой никого не знала в Риме и в панике решила, что ее вызывают по междугородному телефону, чтобы сообщить о каких-то неприятностях дома.
– Да? – выдохнула она в трубку.
– Рой? – сказал мужской голос. И она поняла, что говорит американец. – Это Линк Ферно.
Рой опустилась в кресло.
– Голос из прошлого, – удивленно произнесла она. – Откуда ты узнал, что я здесь.
– Франческа – моя приятельница. Она целых полчаса восхищенно говорила об огромном заказе для Беверли Хиллз, называла тебя большой умницей, очень сердечной женщиной.
– Значит, я показалась ей?
– Послушай, я понимаю, что делаю это в последнюю минуту, но как насчет обеда?
– Ой, Линк, мне так осточертела моя столовая!
Он появился у Рой в половине девятого.
Рой видела Линка после войны всего один раз, в старом доме Ферно на празднике. В ее памяти запечатлелся образ загорелого морского офицера. Лицо нынешнего Линка было более бледным и худощавым, а в итоге и более доброжелательным. Побыв с ним пару минут, она согласилась со своим прежним эпитетом, который когда-то придумала для характеристики Линка: чистый.
Он привез ее в роскошный ресторан «Остариа делль Орсо». Их провели мимо столиков, за которыми обедала и оживленно разговаривала нарядно одетая публика, в небольшой зал с массивным черным камином.
Когда официант нарезал тонкими ломтиками розовую ветчину, Рой сказала:
– Я слышала об этом месте, но не думала, что оно такое древнее.
– Это гостиница тринадцатого века. Кое-кто, особенно из числа людей, близких к владельцу, утверждает, что Данте спал в этой комнате, да и Леонардо да Винчи тоже. Мне не удалось найти подтверждение этому, но зато есть доказательства, что здесь бывали Рабле и Монтень.
– Би-Джей говорила мне, что ты единственный исследователь в Европе.
– Это очень похоже на мою сестру. – Он ласково и чуть грустно улыбнулся.
Еда была острая и обильная.
– За одну такую ночь в Риме можно вполне набрать десять фунтов. – Рой зачерпнула полную ложку заварного крема и с аппетитом отправила ее в рот. – Линк, после этого нужно целый месяц сидеть на диете.
Линк поднес зажженную зажигалку к ее сигарете, затем раскурил трубку и, пуская кольца дыма, стал выжидающе смотреть на Рой. Но чего он ждал? Ведь не рассчитывал же он, что она станет рассказывать о Мэрилин?
Линк покатал Рой на «фиате» по ночному Риму, провез мимо развалин Форума и Колизея. Всякий раз, когда он поворачивался к ней, она видела – или полагала, что видит, – блеск ожидания в его глазах. У ее отеля они припарковались, поднялись по испанской лестнице наверх, и Рой смогла увидеть лежащий внизу город с освещенными куполами, шпилями и древними монументами.
– Рой, – медленно произнес Линк, – я хочу, чтобы ты услышала это от меня. На Рождество я собираюсь жениться.
Повернувшись, Рой сжала его руку. Би-Джей неоднократно авторитетно заявляла, что Линк останется холостяком, потому что все еще без ума от Мэрилин. (Рой часто не без зависти думала, за что двое мужчин так любят ее сестру, что теряют разум.)
– Жениться? Зимняя свадьба, – довольно глупо отреагировала она, чтобы скрыть удивление.
– Мне за сорок…
– Видимо, для этого есть вполне романтическая причина.
– Гудрун работает в норвежском посольстве, – бодрым голосом сообщил он. – Рыжеволосая… заядлая лыжница, большая умница, любит Бетховена и Толстого… У нас с ней много общего.
Глядя на очертания кажущегося ей знакомым купола, Рой после некоторого колебания проговорила:
– Конечно, это не мое дело… Линк, ты уверен? Абсолютно уверен? Я была замужем за парнем, который любил другую женщину… И знаешь, счастье не пришло ни к одному углу треугольника.
– Весь сегодняшний вечер я жил в ожидании: не заставит ли человек из Беверли Хиллз пересмотреть мои чувства к Гудрун. Этого не произошло.
– Она, должно быть, очень милый ребенок? – с грустью спросила Рой.
– В Италии люди придерживаются более благоразумных взглядов на брак.
– Ты американец.
– Рой, давай не будем об этом, – решительно сказал он. Она забыла про раздражительность Линка.
На всех колокольнях внизу стали бить часы.
– Который час? – спросила она.
Он поднял запястье к уличному фонарю.
– Три.
– Три часа! Боже, мне нужно успеть на семичасовой поезд.
По вымощенной булыжником улице они быстрым шагом направились к отелю, и Рой впервые обратила внимание, что Линк чуть прихрамывает. При тусклом свете в холле она заметила морщины вокруг его черных глаз.
– Знаешь, Линк, мы, вдовы, иногда можем вызвать раздражение.
– Ничего, Рой. Я зря рявкнул на тебя.
– Мои реплики были неуместны.
– Успокойся, Рой, невелика беда.
– Если ты выбрал Гудрун, она, должно быть, замечательная женщина.
– Так оно и есть. – Прощаясь, он взял Рой за руку. – Мне очень жаль, если это плохо подействовало на тебя.
– Я от всей души желаю всего самого доброго тебе и Гудрун, Линк, – сказала Рой, легко прикоснувшись губами к щеке, от которой пахло табаком и – самую малость – мылом фирмы «Роже и Галле».
Она разделась и стала складывать свой шерстяной розовый костюм в чемодан, когда поняла, что, хотя Мэрилин весь вечер присутствовала в ее мыслях, как, по всей видимости, и в мыслях Линка, ее имя ни разу не было произнесено вслух.
И Рой поклялась, что, когда увидит Мэрилин, она не упомянет имени Линка.
Книга седьмая
Год 1970
«Рейн Фэрберн шоу» завоевывает телевизионную премию «Эмми».
Верайети, 2 марта 1970 г.
Распорядок дня Рейн Фэрберн: Пенни Крейт, эксперт по упражнениям; Джим Хенсон из Маппитс; Жаклин Брискин, автор «Калифорнийского поколения».
ТВ гайд, 1 апреля 1970 г.
Четверо студентов застрелены представителями Национальной охраны в штате Кентукки.
Президент Никсон звонит участникам акции протеста.
Сиэтл пост-интеллиджер, 5 апреля 1970 г.
Изысканные наряды для романтических вечеров в Зимнем дворце вам может предложить «Патриция».
Объявление на всю полосу в журнале «Вог», август 1970 г.
Нью-йоркский банк Койнов под управлением Арчибальда Койна, внука основателя банка Гроувера Т. Койна; в финансовых кругах размышляют, останется ли этот спортсмен и миллионер, которому сейчас 57 лет, верен своему обещанию уйти в отставку в возрасте 60 лет. Во главе банка всегда стоял член семьи Койнов.
Форчун, август 1970 г.
56
Мэрилин сидела на вращающемся стуле в своей уборной, откинувшись на кожаную подушку. Флакон источал резкий запах, пока гример аккуратно наносил клей на кожу за левой мочкой уха и прилаживал узкую резиновую полоску телесного цвета. Затем он проделал ту же самую операцию с правой стороны, после чего прикрепил концы полоски чуть выше треугольного мыска волос на лбу, тем самым подтянув едва намечающиеся морщины за скулами.
– Ну вот, отлично, – проговорил гример. – Тридцать лет – и ни днем больше.
– А вчера вы давали двадцать пять. – Сейчас Мэрилин улыбалась, не испытывая дискомфорта, но если подтяжку через час не убрать, начнется раздражение кожи.
Подобная омолаживающая операция была не очень по душе Мэрилин: образуется суровая складка у рта, натягивается кожа и в конечном итоге появляются новые морщины, однако она отдавала себе отчет в том, что малейшая дряблость лица или еле заметная складка будут многократно увеличены придирчивым оком телекамеры.
В марте 1970 года в восьмой раз вышло в эфир ежегодное «Рейн Фэрберн шоу» – теперь уже на сорока трех рынках. Трансляция по телевидению велась из Лос-Анджелеса с одиннадцати до двенадцати дня с понедельника по пятницу. Мэрилин брала интервью у актеров и актрис, рекламирующих новые фильмы, писателей, проталкивающих новые книги, политиков с белозубыми улыбками, пекущихся о своем переизбрании, комиков с печальными глазами, ищущих работу, – словом, у всех, кто любым способом хотел себя продать. Коммерческий дух шоу смягчался очаровательной улыбкой хозяйки и деликатными вопросами, заданными мягким, серебристым голосом, и все женщины, в чьи дома входил ее образ, искренне считали Рейн Фэрберн своим красивым душевным другом, который представляет им своих друзей. Неизменно высокий рейтинг ателье Нильсен не в последней степени объяснялся тем, что Мэрилин демонстрировала на себе полный ансамбль одежды спортивного покроя. Аналогичная реклама была сделана «Патриции». (После того как Рой стала владелицей магазина, он в значительной мере утратил былую чопорность.)
Когда Мэрилин размышляла о том, к чему лежит ее душа, она склонялась к карьере драматической актрисы. Она не могла жить без размышлений о роли, без перевоплощения в своих героинь. Однако большой экран мало-помалу становился для нее уходящей в прошлое роскошью. Росло число телевизоров, телевидение стало цветным и постепенно вытесняло кино. Студии все больше напоминали впавших в спячку динозавров. Для создания фильма требовались месяцы, даже годы, денег не было, засасывала трясина неоплачиваемых сделок и контрактов.
А семейству Ферно позарез требовался постоянный надежный доход.
В 1962 году компания «Парамаунт» не стала пересматривать договор с Джошуа. Как и многие другие крупные кинодеятели, он объявил себя независимым продюсером и стал искать материал, из которого можно было выжать хорошие деньги. За это время он ничего не заработал, однако тратил по-прежнему щедро. Джошуа купил «порши» для Билли, Сари и детей Би-Джей, бриллианты для Мэрилин, всю семью свозил на Гавайи. Он продолжал устраивать экстравагантные приемы в большом особняке «Мандевилль каньон», который они приобрели несколько лет назад. Как и раньше, он не жалел денег на покупку новых пьес или романов.
Когда возникла идея «Рейн Фэрберн шоу», у Мэрилин не было выбора. Она подписала контракт.
Подошел парикмахер, прикрыл резиновые полоски алой бархатной лентой, провел расческой по волосам, подстриженным под пажа, но с более длинными боковыми прядями, – эту прическу теперь называли «под Рейн Фэрберн».
Мэрилин прошла за ширму, сбросила нейлоновый халат и надела нежно-алую блузку и миди-юбку. Дверь распахнулась.
– Хозяйка шоу, добрый день! Вот я и застал тебя! – широко улыбаясь, в уборную вошел Билли.
Ее сын был одним из сценаристов «Рейн Фэрберн шоу», однако никому и в голову не приходило произнести слово «протекция». Билли, едва ему исполнилось восемнадцать, стал активным сотрудником популярного «Карсон-шоу». Проработав пару лет, он, казалось бы, без всякой причины ушел оттуда, после чего его быстрые приходы и уходы стали привычно необъяснимыми. Когда он вернулся в Лос-Анджелес, продюсеры Мэрилин с восторгом ухватились за него.
Ростом Билли был ниже своего отца и единокровного брата – всего пять футов десять дюймов. Это был комок нервной энергии. Он постоянно двигался, без конца жестикулировал, поправлял очки на характерном для всех мужчин из рода Ферно носу. Из богемного киношного ребенка Билли превратился в остроумного, высокообразованного, неугомонного и очень привлекательного мужчину. Кроме носа, от отца он больше ничего не унаследовал. Чем-то он неуловимо напоминал Вуди Аллена, которого знал и которому поклонялся.
Мэрилин вышла из-за ширмы. Продолжая застегивать блузку, она встала на цыпочки, чтобы нежно поцеловать сына в щеку, уже не в первый раз думая, что сказали бы психиатры о ее отношении к трем мужчинам: замужем за отцом, все еще любит сына и по-матерински обожает другого сына.
– Ты вся благоухаешь и выглядишь блестяще, – сказал Билли. – Слишком хороша для сегодняшней толпы.
– Ты уже был в зеленой комнате?
– Это заметно? – Он хлопнул ладонью по обтянутому тенниской плечу. – Может, напряжение в этом месте вызвало активное появление перхоти? Вдруг благодаря перхоти можно получить освобождение от действительной военной службы.
Мгновенный спазм сжал горло Мэрилин, ей стало нечем дышать. Как и других матерей Америки, ее очень беспокоил призывной статус сына. У него не было отсрочки, которую дает колледж, а перенесенное в детстве сотрясение мозга не отразилось на его здоровье. От Вьетнама его спасал лишь относительно высокий призывной номер.
– Я встретил твою собеседницу – даму, которая борется против порнографии. Когда она станет говорить, что человечество деградирует, произнося непристойные слова из трех букв, ты спроси ее, какие слова она имеет в виду.
– Билли, будь посерьезнее, пожалуйста.
Он почесал затылок.
– А «Рейн Фэрберн шоу» выпишет мне чек посолиднев, если я стану более серьезным?
Парикмахер и гример засмеялись, к ним присоединилась и Мэрилин. Она наконец застегнула последнюю пуговицу.
– Ну вот, теперь ты выглядишь вполне пристойно, – сказал Билли. – Я хочу, чтобы ты встретилась с совершенно новым персонажем.
Она изобразила ужас на лице.
– Еще с одним автором комедий?
– Нет. С Карло Фирелли – живым, не с легендой. Он называет себя просто Чарльзом.
Мэрилин вздрогнула, словно рука ее коснулась чего-то мокрого и холодного.
Сын Алфеи…
Она не могла примириться с тем, что Рой возобновила дружбу с Алфеей Каннингхэм Фирелли Уимборн Штольц. Как Рой могла быть рядом с женщиной, которая без зазрения совести разрушила ее семью, а затем довела до гибели ее мужа? Тем не менее Рой – эту неисправимую, упрямую Рой! – можно было нередко видеть с Алфеей, а по телефону они разговаривали едва ли не каждое воскресенье. Алфея учредила галерею Джерральда Хорака в Калифорнийском университете. И – услуга за услугу – когда третий брак Алфеи, с Николасом Штольцем, распался, Рой отправилась на целый месяц в арендованный Койнами замок близ Эйзи-ле-Ридо, чтобы морально поддержать подругу.
Билли распахнул дверь.
– Давай, Чарльз, все в порядке. Заходи.
Чарльз Фирелли унаследовал от матери высокий рост и изящество фигуры. Длинные тонкие ноги его обтягивали серые брюки. Чуть поношенный, хотя и отлично сшитый голубой блейзер подчеркивал ширину плеч. Чарльз позаимствовал у матери и пепельный цвет волос, и черты продолговатого откровенно красивого лица. А широкие скулы придавали ему мужественный вид.
Он приблизился к Мэрилин уверенной походкой, демонстрируя в то же время глубокое уважение к ней. Поистине в его жилах течет ледяная вода, как и у его матери, подумала Мэрилин, пока Билли их знакомил.
– Миссис Ферно, я счастлив засвидетельствовать вам свое почтение, – галантно и в то же время очень естественно произнес он. – Я восхищался вами во многих фильмах, особенно в «Острове».
– Чарльз, дружище, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы восхищаться классикой. Давай поаплодируем ее игре в «Потерянных любовниках Таити».
– Это кошмар, – сказала Мэрилин, улыбаясь сыну. – Вы приехали навестить дедушку и бабушку, Чарльз?
Глаза Чарльза погрустнели.
– Да, и по весьма печальному поводу, – ответил он. – Я приехал с матерью, потому что завтра утром моего деда оперируют.
– Мне прискорбно слышать это, – проговорила Мэрилин. – Что-то очень… серьезное?
– Он перенес уже четыре операции, – глухим голосом произнес Чарльз. – Врачи не слишком обнадеживают нас.
– Передавайте вашей маме, бабушке и дедушке мои наилучшие пожелания, – сказала Мэрилин, отрешаясь от неприязни к Алфее, поскольку сейчас та переживала трудный период.
– Непременно, миссис Ферно. Я надеюсь в скором времени снова увидеть вас.
– Сегодня вечером, – вмешался Билли. – Приглашаю тебя на обед.
Мэрилин положила ладонь на руку сына – непроизвольный предупреждающий жест, но затем мысленно спросила себя, почему ее неприязнь к Алфее должна распространяться на этого высокого, интересного, сдержанного в проявлении эмоций молодого человека.
Из кармана брюк Билли достал изрядно помятую карточку.
– Вот куда ты придешь, Рейн Фэрберн, – сказал он.
– Спасибо, дорогой.
– Пошли, Чарльз, я покажу тебе страну ТВ. – Билли направился к двери. По сравнению с хладнокровным, сдержанным Чарльзом он казался каким-то неистовым – и любимым.
После ухода молодых людей Мэрилин стала репетировать роль, заучивать предложенные Билли реплики и шутки, с которыми она будет обращаться к сегодняшним гостям.
Программа шла прямо в эфир. На деревянных стульях сидело около пятидесяти человек. Мэрилин искусно направляла потеющих от волнения визитеров, помогая им преодолевать всевозможные рифы и преграды.
Около часа она уже сидела в своей машине. Перси и Коралин ушли на пенсию, их заменили Елена и Хуан из Сальвадора. Нужно сказать, что Хуан был шофером весьма посредственным.
После утомительного шоу Мэрилин часто уходила в мысли о Линке. Вот и сейчас сорок минут дороги от студии до дома были заполнены размышлениями о нем. Мэрилин ни разу не видела его и не имела никакой связи с ним после телефонного разговора, состоявшегося много лет назад, однако благодаря Би-Джей она знала о нем достаточно. Ей было известно и о его женитьбе на норвежке, и о последовавшем разводе.
Линк жил в Риме в забитой книгами квартире на третьем этаже желтого здания. Его услуги весьма ценили продюсеры и сценаристы, озабоченные поисками точной исторической детали.
– Поиски и исследования! Так преступно распорядиться Пулитцеровской премией! – возмущалась Рой.
Линк регулярно катался на лыжах в Аросе и Давосе. Он поддерживал спортивную форму и фигуру, волосы его оставались густыми, хотя постепенно седели. Би-Джей, показывая иногда его фотографии, не без зависти говорила:
– Он скорее похож на моего младшего брата, а не старшего! А все потому, что он удалился от суеты Беверли Хиллз, дорогая!
Би-Джей и Маури ездили в Рим на свадьбу Линка, которую справляли в норвежском посольстве. За два года и три месяца – именно столько длилась совместная жизнь молодоженов – они видели Гудрун несколько раз. По-видимому, они испытывали теплые чувства к жене Линка, однако Би-Джей редко говорила о ней Мэрилин. (При Джошуа они вообще не упоминали имя Линка; если вдруг случайно кем-то произносилось имя сына, Джошуа либо уходил из комнаты, либо переводил разговор на другую тему.)
Мэрилин была искренне благодарна Би-Джей за столь не характерную для нее тактичность.
Когда Мэрилин слышала о миссис Линкольн Ферно, она чувствовала, что к глазам ее подступают слезы. За все время супружества Линка она находилась в состоянии некоторой депрессии. Она то и дело простужалась, часто мучилась головными болями. Мэрилин понимала, что в ней говорит ревность, и испытывала чувство стыда и отвращения к себе. У нее собственная жизнь, муж, дети, она хочет добра Линку – так почему бы ей ни порадоваться его женитьбе? Да, разумом она хотела ему добра, а где-то в подсознании вела себя как собака на сене, ревнуя его к скандинавской жене.
