Текст книги "Все и немного больше"
Автор книги: Жаклин Брискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)
– Он не виноват, что перенес полиомиелит. И тебе не следовало говорить ему в лицо, что он не пригоден к военной службе, – отрезала Рой. Она была зла на Алфею, а заодно и на себя за свою непростительную ошибку. – Он мне нравится.
– О вкусах не спорят.
– Знаешь, может, нам не ехать завтра на пляж… Мне нужно кое-что дома сделать.
Рука Алфеи сжала ручку переключения передач с такой силой, что побелели суставы, однако голос ее остался ровным.
– Сама договоришься обо всем по телефону?
– Я не хочу идти на пляж, вот и все.
– Пока я живу и дышу, – процедила сквозь зубы Алфея. Она повернула ключ зажигания. На ее лице можно было прочитать одновременно надменность, печаль и испуг.
На сей раз Рой не смягчилась и не отступила.
20
Я поссорилась с Алфеей, вспомнила Рой, проснувшись на следующее утро. Ее поразило, что она не чувствует за собой вины и не испытывает ужаса. Я сама допустила промашку с Дуайтом Хантером. Но и этот прискорбный факт не смог испортить ей настроения.
Потянувшись в постели, она вызвала в памяти образ Дуайта Хантера, его спокойный, рассудительный разговор, правильные черты лица.
Через некоторое время, натянув на себя старый длинный кардиган, который некогда принадлежал отцу, а теперь служил ей купальным халатом, она вышла в светлую, захламленную кухню. Нолаби сидела за столом; на раскрытом номере «Лос-Анджелес экзэминер» стояла чашка кофе. При появлении Рой мать улыбнулась.
– Ну, ты славно поспала. Уже двенадцатый час… После просмотра фильмов вы еще куда-то ездили? – Она подошла к холодильнику, вынула стакан, до половины наполненный соком. – Вот тебе, дочка. Я выдавила слишком много апельсинов, когда готовила завтрак для Мэрилин.
– Спасибо, мама. Мы отправились к Саймону, и тот интересный парень из Калифорнийского университета оказался там.
Нолаби достала сигарету, ее маленькие глаза сверкнули.
– А как Алфея? У нее был парень?
Рой покачала головой.
– Я хотела сказать тебе, Рой… Похоже, тебе надо проявлять больше самостоятельности. Алфея иногда бывает очень высокомерной, мужчинам это не нравится. Ты умная, веселая… Многие мужчины захотят приударить за моей кудрявой дочуркой.
– Мама, я поступила ужасно, – пробормотала Рой. – Я дала ему свой телефон.
– Ну и хорошо.
– Тебе не кажется это нахальством?
– Нахальством? А как иначе он сможет позвонить тебе? Рой, тебе надо научиться держаться с мужчинами уверенно. Помни, что ты Фэрберн и Уэйс. – Нолаби наклонила голову, любовно всмотрелась в веснушчатое, смущенное лицо младшей дочери. – И к тому же очень миловидная девушка.
Несколько успокоившись, Рой стала пить апельсиновый сок, в котором плавали остатки мякоти. Нолаби ткнула пальцем в журнальную статью.
– Вот послушай, что пишет Лоуэлла Парсонз: «Предполагают, что «Остров» станет самым кассовым фильмом года. Ходят слухи, что очаровательная новая звезда Рейн Фэрберн – это находка Джошуа Ферно, Который написал сценарий по роману героя-сына». Это отличная реклама для Мэрилин. Но не будут ли поклонники смеяться, если узнают правду?
– Мама! – Рой прожевала горькое апельсиновое зернышко. – Может быть, он ей нравится.
– Ну конечно… Мистер Ферно – отец Линка… И ты только посмотри, как он помогает ей. Она ничего бы не добилась без него.
– Я имею в виду то, о чем пишут газеты.
– Ты глупышка, Рой. Можно еще говорить, что я расположила его к себе, ведь он старше меня. – Она долила кофе в чашку и нахмурилась. – Сейчас ей надо найти себе кавалера.
Рой рассеянно кивнула. В голове у нее звучала какая-то неземная музыка.
Зазвонил телефон. Она опрометью бросилась к аппарату.
Это был Дуайт.
– Вы сегодня свободны после полудня? – спросил он.
– Да, – ответила она.
– У меня занятия до трех… Если я сразу после окончания к вам подъеду?
– Отлично.
В два часа она уже была одета.
В три часа тридцать семь минут прозвучал дверной звонок. До этого Рой видела Дуайта только в машине. Сейчас она поняла, что он ниже ростом, чем она думала, – всего лишь на пару дюймов выше ее. Она улыбнулась ему, попыталась шутить, но он казался очень серьезным.
– Чем вас угостить? – заикаясь, спросила она.
– Я умираю от жажды.
– Вам воды или лимонада?
– А пива нет в доме?
– Сначала я должна проверить ваше удостоверение личности.
Он засмеялся. Ей вдруг стало легко, нервозность пропала.
Они вынесли стаканы во двор, заросший высокой неподстриженной травой, – Нолаби не пользовалась газонокосилкой, уделяя главное внимание саду. Глядя друг на друга, они лениво покачивались в качалках.
– Вы знаете моего брата Пита? – спросил Дуайт. – Питер Хантер. Он юниор в школе Беверли Хиллз.
На какое-то мгновение ей стало нехорошо. Эта ее идиотская незаслуженная репутация в школе!
– Нет, – пробормотала она и покачала головой. Дуайт коленом коснулся ее ноги. Рой задрожала, и все ее дурные предчувствия разом улетучились. Он наклонился и слегка коснулся губами ее губ. Все мысли и ощущения Рой сосредоточились на этом деликатном прикосновении, ей показалось, что соединились их души.
Открылась передняя дверь, и из нее вышла Нолаби, напевая новый популярный шлягер. Качнув синим тюрбаном, который она оживила большим искусственным бриллиантом, Нолаби произнесла:
– О, у вас тут компания.
Рой познакомила их. После нескольких минут непринужденной и благожелательной беседы Нолаби сказала:
– У меня жарится пара цыплят на обед. Для трех женщин это многовато. Я буду рада, Дуайт, если вы поможете нам одолеть их.
– Я не хочу причинять вам лишние хлопоты, миссис Уэйс.
– Хлопоты? Мы сейчас сядем здесь, на крыльце, и устроим пикник.
– В таком случае я с удовольствием останусь.
Когда он разговаривал по телефону со своей матерью, Рой шепнула:
– Мама, ведь правда он очень похож на Вэна Джонсона?
– Гм… может быть, немного… Ну, скажем, нос и подбородок… Да, теперь я вижу, что похож.
В шесть часов приехала Мэрилин, красивая и эффектная даже без косметики. Чуть подкрашены губы да собраны и конский хвост волосы. Через несколько минут подкатил Джошуа Ферно на своей оригинальной английской машине.
Во дворе не было мебели, все пятеро уселись на низенькую цементную стенку и занялись горячими, хрустящими цыплятами и бисквитами с медом. Рой обратила внимание, что мистер Ферно разместил свое грузное тело рядом с Мэрилин. Впрочем, об этом незначительном факте она тут же забыла, осознав, что сидит совсем рядом с Дуайтом и что их руки время от времени соприкасаются.
После ужина мистер Ферно предложил Дуайту подбросить его домой.
– Но ведь вы еще не хотите уезжать, правда? – сказала Рой.
– Рой, разве ты забыла? – наставительным тоном сказала Нолаби. – Ведь мы должны быть у Морганов.
Рой никогда не любила ходить к этим суматошным немолодым супругам и с укором посмотрела на мать. Когда мужчины отъехали, она спросила:
– Мама, ну зачем ты это сделала?
– Рой, ты должна твердо усвоить правило: не давай парню повод считать, что у тебя в мыслях только он. Пусть немного побегает за тобой. А Дуайт скоро появится здесь, вот увидишь.
Пророчество Нолаби сбылось. В последующие пять дней, которые были такими же жаркими, Дуайт приезжал после полудня и по приглашению Нолаби оставался на ужин.
У него не было автомобиля. Ограниченные пределами дома и двора, Рой и Дуайт вынуждены были вести себя степенно и благопристойно.
Обитый темно-бордовой парчой мягкий диван, купленный на гонорар за «Остров», был вполне удобен для объятий и поцелуев, но в эти жаркие вечера гостиная превратилась в магистраль, по которой Нолаби и Мэрилин без конца сновали то за чаем со льдом, то за лимонадом.
Единственный раз за закрытой входной дверью им удалось по-настоящему горячо обняться и телом почувствовать тело, однако и здесь Нолаби не дала им до конца насладиться ласками и поцелуями, включив тусклый светильник на крыльце.
– Дуайт, я услышала, что вы уходите.
Когда Дуайта не было рядом, Рой постоянно думала о нем. В эти сладостные мечты иногда врывалась обжигающая холодом мысль: что с Алфеей?
За все время их дружбы они разлучались только однажды и всего на один день. Это случилось в прошлое Рождество, когда Каннингхэмы втроем отправились в край озер и гор, чтобы, как мимоходом пояснила Алфея, покататься на лыжах.
Жаркие августовские дни миновали. Вынужденная разлука с подругой все более омрачала Рой жизнь. Досадно потерять человека, которому можно доверительно рассказать о новых удивительных эмоциях, захлестнувших ее сейчас. Но еще больше угнетало ее сознание того, что Алфея тоскует по ней даже сильнее, ведь у нее по крайней мере был Дуайт.
Все-таки надо ей позвонить, размышляла Рой. Но всякий раз, придя к такому решению, она слышала язвительный голос Алфеи и ее слова о трусости Дуайта. Телефон в комнате, украшенной грубой лепниной, продолжал молчать и казался иконой, которой не поклоняются.
Алфея позвонила утром во вторник.
– Привет, – пробубнила Рой. – Давно не виделись.
– Да, много воды за это время утекло, – после некоторой паузы сказала Алфея. – Фирелли в «Бельведере».
– Фирелли?! – Ты имеешь в виду того самого Фирелли?
– Именно его. Он приятель моих родителей. Они в Вашингтоне. Я ведь говорила тебе, что отец – служащий госдепартамента с символическим окладом. На меня сейчас свалилась обязанность развлекать маэстро.
– Твои родители действительно знают Фирелли?
– Через мою бабушку. Как там ты и Дуайт?
– Мы часто видимся, – осторожно сказала Рой.
– Тогда почему бы вам вдвоем не подскочить сюда и не провести здесь время?
– Звучит заманчиво, но я должна спросить Дуайта. – Затем Рой выпалила: – Без тебя была такая тоска зеленая.
– Аналогично, – сказала Алфея.
– Ты умница, что позвонила.
– Тебе понравится Фирелли… Не подумаешь, что он такой древний.
– У нас небольшая проблема: нет машины.
– Ну что ж, подвезу вас.
Повесив трубку, Рой откинулась на спинку складного стула, чувствуя, какой тяжелый камень свалился с ее души.
21
Известно, что Карло Фирелли – англичанин.
Его жизнь представляла собой открытую книгу – прославленную книгу. Тринадцатый ребенок бедного зеленщика, он был самым юным из претендентов на получение стипендии в Королевской музыкальной академии, дирижировал триумфально закончившимся концертом в присутствии одетой в черное королевы Виктории и отказался от рыцарского звания, предложенного ему и Георгом V, и Георгом VI.
Имя Фирелли было знакомо Рой по альбомам классической музыки, которая ей нравилась. Что больше всего поразило ее в знаменитом престарелом дирижере, так это его английский акцент – не какой-нибудь особо изысканный, а выразительный, музыкальный бирмингемский выговор.
Она поинтересовалась, откуда происходит его вводящая людей в заблуждение итальянская фамилия.
– В юности я считал, что какого-то безвестного типа по имени Чарли Фрай вряд ли всерьез воспримут в музыкальном мире. Тогда я переделал свою фамилию на итальянский лад, что меня очень позабавило. – Приятным, низким голосом он напел не известную Рой музыкальную фразу, выражающую ликование. – Сейчас, когда я оглядываюсь на этого парнишку, я, в общем, одобряю его честолюбие, восхищаюсь им. – На круглом старческом лице появилась паутина морщин, когда он засмеялся. – Допускаю, малышка Рой, что в этом можно усмотреть самовлюбленность.
– Нет, честное слово. – Она улыбнулась ему в ответ. – Вы умеете всем наслаждаться, Фирелли. (Когда их представляли друг другу, маэстро настоял, чтобы она и Дуайт опускали обращение «мистер».)
– А почему бы и нет? Жизнь – это подарок, и отказываться от подарка неблагородно. – Он удрученно посмотрел на свой большой живот. – Должен признать, я был бы гораздо изящнее, если бы не столь наслаждался разными вкусностями.
Пышные ляжки и короткие толстые ноги престарелого, англичанина были облачены в щегольские фланелевые брюки, на короткой шее развевался галстук, а рукава рубашки были закатаны, потому что, как он сказал Рой, калифорнийское солнце благотворно воздействует на его руки. Живописное галло из редких седых волос украшало его розовый череп.
Рой никогда не встречала людей, подобных знаменитому английскому дирижеру. Дело не в том, что он был знаменитостью, – за последнее время благодаря Джошуа Ферно она познакомилась со многими известными людьми. Рой ни у кого не встречала такого жизнелюбия, как у Фирелли. Хотя маэстро было под восемьдесят, он чувствовал себя вполне непринужденно среди молодых людей, которые в свою очередь не испытывали ни малейшей неловкости в его присутствии. Он излучал доброжелательность и терпимость. Его маленькие, похожие на миндалины глаза светились мудростью, дружелюбием, благорасположением.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – вздохнула Рой. – Вы имеете в виду меня. Я никогда не пройду мимо еды.
– Вас? Ерунда! – Наклонив голову, он с восхищением посмотрел на ее новые шорты и поношенную блузку, в вырезе которой виднелась ложбинка между веснушчатыми округлостями. – Ерунда, говорю вам! Малышка Рой, если бы вы знали, как вы совершенны!
Они полулежали в шезлонгах возле бассейна. Вода в бассейне бурлила от размеренного австралийского кроля Дуайта и энергичного баттерфляя Алфеи. У Рой была менструация, и она воздерживалась от купания.
– Фирелли, почему вы в Беверли Хиллз?
– Ради презренного металла. Англии он нужен, а у вас, американцев, он есть.
Она вспомнила, что читала о баснословных доходах маэстро. Но с Фирелли не ощущаешь своей ничтожности.
– Я гоняюсь за вашими пластинками, – сказала она.
Он наклонился вперед, явно обрадовавшись ее комплименту.
– Какая из них у вас самая любимая? – живо спросил он.
– Та, которая называется «Полная луна и пустые руки».
– А-а, Рахманинов… Мне это тоже очень нравится.
– Когда ваш ближайший концерт?
– Я дирижировал в Бауле три дня назад. Это мой последний концерт. Я побуду несколько дней в «Бельведере», а затем махну через пруд к себе домой. – Он сделал гримасу. – От этой дороги развивается ужасная морская болезнь.
Рой хотела было спросить, насколько хорошо он знает Каннингхэмов, но не спросила – не потому, что стеснялась Фирелли, а потому что Алфея, всегда столь сдержанно рассказывавшая о своей семье, может посчитать это шпионством, а Рой не собиралась наносить ущерба только что восстановленной дружбе.
Фирелли тяжело встал на свои короткие ноги. Чуть задыхаясь, он сказал:
– Я пойду в дом, выпью чайку и вздремну. Передайте остальным, что увидимся за обедом.
Он заковылял к живописному особняку из розового камня. Рой проводила его взглядом. Подумать только! Она разговаривает с самим Фирелли! Ну и ну!
Дуайт вылез из воды, тяжело дыша. После перенесенного полиомиелита его левая нога была немного тоньше правой.
Алфея тоже вылезла из бассейна и стянула с головы резиновую шапочку, выпустив на свободу красивые белокурые волосы.
– Маэстро ушел в дом? – спросила она.
– Да… Он выглядел немного усталым… Сказал, что увидит нас за обедом.
– Он работает на износ с самого начала войны. Эта поездка была для него очень напряженной. Миссис Фирелли умела заставить его отдыхать, но она умерла в прошлом году. Поэтому папа настоял, чтобы он побыл несколько дней в «Бельведере». – Алфея повернулась к Дуайту, который вытирался роскошным фирменным полотенцем. – Как насчет приза?
– А есть?
– Нет. Потому я и спрашиваю. – Алфея, улыбаясь, прошла в открытую дверь.
Рой тихо спросила Дуайта:
– Доволен?
– Живая легенда! Фирелли! Не могу поверить!
– А кто может? Ну а как тебе «Бельведер»?
– Что-то невероятное! – Говоря это, он смотрел в сторону купальни, где Алфея наклонилась к небольшому холодильнику, чтобы достать пиво. – Алфея совсем не такая, как мне сначала показалось.
– Это всего лишь первое впечатление, – сказала Рой, забывая о том, что сама всегда доверяла именно первому впечатлению.
После обеда, который прошел на веранде при мерцающих свечах, знаменитый англичанин привел их в замешательство и восторг тем, что в музыкальной комнате сел за рояль и в стиле свинга стал играть любую популярную песню, которую они просили.
Когда он ушел к себе наверх, вечеринка сама собой закончилась.
Дуайт сказал:
– Наверно, нам пора ехать домой.
– Вот. – Алфея сунула руку в карман брюк и вынула ключ от машины. – Берите фургон, вернете его завтра, когда приедете.
Рой взглянула на Дуайта. Верхний свет падал на его глаза, и, когда он взглянул на нее, его губы сложились в хитрую улыбку, которая взволновала Рой настолько, что ей стало трудно дышать.
Они подъехали к темному, узкому выступу на дороге. Внизу мерцали огни Беверли Хиллз. По радио звучала чистая, меланхоличная мелодия Бенни Гудмана «И ангелы поют».
Дуайт положил ей на плечи руки, притянул к себе и стал целовать. Кожа на его лице была горячей, но удивительно сухой, от него пахло хлорированной водой бассейна. Пока они целовались, ладони Дуайта накрыли ее груди, как она и мечтала.
По радио зазвучала другая музыка. Ласки Дуайта стали энергичнее и грубее, его рука забралась в вырез блузки, язык погрузился глубоко в рот Рой. Она почувствовала озноб.
– Не надо, – пробормотала Рой с легким укором и схватилась за его широкое запястье.
В этом фургоне она обнималась с подобранными по пути военнослужащими, которые всегда соблюдали неписаный кодекс: они не заходили в своих действиях дальше того, что им позволяла Рой, а если увлекались, она энергично давала им понять, что этого делать не следует, что она порядочная девушка. Они отступали и либо вновь возвращались к поцелуям, либо сердито отодвигались на край сиденья, поправляя форменные брюки.
Дуайт же проигнорировал ее предупреждающее движение. Его ладони проникли под лифчик и крепко сжали ее груди.
Пытаясь освободиться, она сказала погромче:
– Перестань!
– Я так хочу тебя, малышка…
Это было сказано так ласково, что на какое-то время она предоставила его рукам свободу. Одна из них расстегнула молнию на шортах и заползла внутрь трусиков. Рой испытала ужас от мысли, что сейчас он наткнется на эластичный гигиенический пояс. Она хотела сказать ему, чтобы он остановился, но его язык закрыл ей рот. Пальцы Дуайта скользнули к низу живота и погрузились в пышные курчавые волосы.
Он слегка откинулся назад и произнес у нее над ухом:
– У меня есть презерватив.
Презерватив? Она уже слышала это слово в фургоне, и оно шокировало ее. Хотя Рой и разговаривала об этом с умным видом, она имела весьма смутное представление о физиологии секса. Что представляет собой презерватив? Во всяком случае это имеет какое-то отношение к последнему, окончательному шагу. Именно этого хочет Дуайт?
– Все будет совершенно безопасно, обещаю тебе. – Он лег на нее, распластав ее на сиденье, и стал стягивать с нее трусики. Она попыталась оттолкнуть его двумя руками, но у нее не хватило сил. Трусики с треском разорвались.
– Нет! – Собрав все силы, Рой выскользнула из-под Дуайта. Когда они боролись, ее колено, должно быть, попало ему в самое чувствительное место, потому что он со стоном отпустил ее.
Отодвинувшись к колесу, он снова наклонился над ней.
– Не надо так, – прошептала она. – Для меня это очень важно.
– Ты уже продемонстрировала это… Хорошо, если не повредила мне кое-что…
– Я не хотела причинять тебе боль.
– Послушай, неважно, что у тебя менструация… Произнесенное вслух слово из столь интимной области подействовало на нее как ушат холодной воды.
– Дело не в этом, – пробормотала она.
– Другим ты даешь… Пит говорит, что все в школе Беверли Хиллз знают о Большой Двойке.
Рой расплакалась, и ее рыдания, сопровождающиеся икотой, глухо звучали в ночной тишине. Вокруг было пустынно. Она так стремилась – по причине своего романтического идиотизма – к такому уединению!
Дуайт включил радио погромче и спросил:
– Это из-за моей ноги?
– Господи, Дуайт, как ты мог подумать? – Она высморкала нос и, пока Герб Джефриз пел о фламинго, сообщила:
– Вся эта болтовня в школе – ужасная ошибка… Алфея и я – мы ведем себя не так, как другие, поэтому про нас придумывают всякие небылицы… Все это неправда, неправда, чушь!.. Мы совсем не такие, как о нас говорят. – Рой снова высморкалась и добавила извиняющимся тоном: – Я девственница.
После минуты молчания, которая показалась Рой бесконечно долгой, Дуайт сказал:
– Ладно.
На следующий день по дороге в «Бельведер» никто из них не коснулся в разговоре того, что произошло между ними накануне вечером.
Фирелли и Рой играли в джин, пока Алфея и Дуайт плавали вместе на синем надувном матрасе.
Следующий день был последним днем пребывания Фирелли в «Бельведере».
Они отметили его отъезд прощальным ужином в купальне. Огромная оранжевая луна, освещавшая все вокруг каким-то волшебным светом, отражалась на гладкой блестящей поверхности бассейна.
Покончив с лимонным муссом, Алфея сказала:
– Фирелли, мы хотели бы поставить кое-какие ваши пластинки на прощанье.
– Давайте! – воскликнула Рой, у которой слегка шумело в голове после бокала шампанского.
– Для моих юных американских друзей я выберу свои самые любимые вещи, – предложил престарелый англичанин.
– У нас есть концерты Фирелли в музыкальной комнате. Вы пройдите туда и выберете. А я соберу эту посуду – Лютер уже свирепеет, потому что ему приходится подавать все сюда, – сказала Алфея.
– Я помогу тебе, – вызвался Дуайт.
– Отлично, – согласилась Алфея.
Фирелли стал подниматься по ступенькам.
– Рой, ты иди с ним, – предложила Алфея.
Веселое настроение Рой внезапно улетучилось, к ее горлу подступил комок, и она поняла, что ревнует.
– Несправедливо оставлять вас вдвоем среди такого разгрома, – неуверенно произнесла она.
– Мы присоединимся к вам очень-очень быстро! Кыш отсюда!
Рой постояла в нерешительности, не в силах остановить взгляд ни на Алфее, ни на Дуайте. Устыдившись вдруг своей ревности, она побежала догонять маэстро.
Фирелли упругой походкой шел по освещенной луной площадке. Если не брать во внимание то, что он любил вздремнуть днем и рано ложился спать, в остальном можно было подивиться его бодрости и энергии. Внезапно он сказал:
– Она очень несчастлива.
– Алфея?
– Да… Я бы хотел знать причину этого. – Голос его звучал печально. – Бедное дитя! Она так старается за смехом скрыть свою тоску… А тоска всегда с ней, как повторяющаяся тема… Она не может отделаться от этого.
– У нее действительно бывает плохое настроение.
– Я бы многое отдал за то, чтобы помочь ей, – сказал Фирелли. – Но она не пожелает, доброту она принимает за жалость.
Рой вздохнула.
– Рой, можешь согласиться с тем, что у нее жизнь труднее твоей?
– Возможно.
– Это дело не повредит вашей дружбе?
– Фирелли, о чем вы говорите?
– Об Алфее и этом мальчике.
– Вы просто не понимаете американских детей. – Рой принужденно хихикнула. – Мы все трое настроены на одну волну.
Фирелли взял ее за руку.
– Какое благородство, какое мужественное доверие… Рой, пусть это всегда останется с тобой.
В музыкальной комнате он не спеша осмотрел полки и наконец выбрал альбомы, которые относил к числу наиболее удачных, – первую часть Первой симфонии Брамса, финал Девятой симфонии Бетховена, фрагменты из «Страстей по Матфею».
Дуайт и Алфея не появлялись.
Руки Рой дрожали, когда она доставала «Болеро» Равеля и знаменитую часть Второго концерта Рахманинова для фортепьяно с оркестром. На обоих альбомах алела дарственная надпись Фирелли.
– Может быть, Алфея хотела, чтобы мы принесли все это в купальню, – сказала Рой.
Фирелли покачал своей огромной с редкими волосами головой.
– Я схожу, узнаю, – предложила Рой.
– Нет! – произнес он с твердостью, какой она от него не ожидала.
Однако Рой все же выбежала в залитый лунным светом двор.
Грузный пожилой маэстро энергично пустился вслед за ней.
Добежав до террасы над бассейном, Рой увидела, что огни в купальне погашены.
Догнавший Рой Фирелли схватил ее за руку прямо-таки с юношеской силой.
– Не ходите вниз.
Она сделала попытку освободить руку, и Фирелли отпустил ее.
На мостике Рой споткнулась обо что-то мягкое. Она сообразила, что это было полотенце, однако сердце ее заколотилось так, будто она наступила на труп. Пушистые волоски на ее руках поднялись, словно щупальцы, предупреждающие об опасности, пока она крадучись подбиралась к окнам.
Она заглянула в одно из них, но не смогла ничего рассмотреть в темноте. Их здесь нет, подумала она, видя, как от ее дыхания запотевает стекло. Внезапно ее глаза уловили движение. Рой протерла запотевшее стекло – и вдруг различила силуэт поднятой тонкой ноги и ступни. Нога ритмично двигалась, не касаясь земли.
Ошеломленная нереальностью происходящего, Рой наблюдала за тем, как тонкая девичья нога вдруг замерла, затем снова задвигалась и исчезла, став частью сплошной массивной тени, которая энергично шевелилась и извивалась.
Фирелли оттащил ее от окна.