Текст книги "Все и немного больше"
Автор книги: Жаклин Брискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)
8
Каждый день с одиннадцати двадцати до двенадцати десяти все учащиеся школы Беверли Хиллз спускались в кафетерий. Персонал, состоящий из шести женщин и одного мужчины, несмотря на военное нормирование продуктов, кормил детей отпускаемыми в кредит полноценными завтраками. В ассортименте были также трехслойные сэндвичи с тунцом и сыром и соки, а в витринах можно было увидеть предметы вожделения сладкоежек – мороженое и пирожные. Напитки и конфеты на территории школы не продавались.
В кафетерии наглядно проявлялись школьные социальные группы, которые не имели ничего общего с иерархией, существовавшей во внешнем мире. Прилежные, прыщеватые и робкие, не задумывавшиеся о существовавшем положении вещей, завтракали за длинными столами внутри кафетерия. Те, для кого их социальный статус имел большее значение, располагались во внутреннем дворике.
Мэрилин сидела за круглым столиком поодаль от основной бурлящей массы. Синий зонтик над столом защищал от яркого апрельского солнца скрепленные вместе листы, на которые было направлено ее внимание.
Напротив нее сидели Рой и Алфея Каннингхэм и ели принесенные Алфеей кексы.
При ярком солнечном свете обилие косметики на их по-детски нежных личиках выглядело еще более неуместно. Сквозь румяна от Макса Фэктора на щеках Рой упрямо пробивались круглые крапинки веснушек, рот ее был густо накрашен темно-бордовой помадой. Высокая и худенькая Алфея подвела глаза и основательно увеличила площадь тонких губ с помощью жирной помады.
При всей забавности прически волосами Алфеи нельзя было не залюбоваться. Прямые, шелковистые, светлые, они переливались разными оттенками – от бледно-золотистого до пепельного.
Они обе были новенькими в школе Беверли Хиллз, познакомились на самом первом занятии и с этого момента стали неразлучны. Почти ежедневно Алфея вместе с Рой и Мэрилин приходила к Уэйсам в Шарлевилль. Младшие девушки занимали ванную, где они экспериментировали с макияжем, делали прическу а ля Помпадур, подкладывая позаимствованные у Нолаби валики, и выходили оттуда лишь для того, чтобы подкрепиться крекерами из муки грубого помола, запивая их таким количеством молока, какое бюджет Уэйсов мог выдерживать с чрезвычайным напряжением.
Тем не менее Нолаби смотрела на это довольно снисходительно, радуясь тому, что у Рой наконец-то появилась подруга.
В этой дружбе были некоторые странности. Алфея никогда не рассказывала о своих родителях и ни разу не пригласила Рой к себе домой. Но едва только Мэрилин или Нолаби заикались об этом, Рой начинала горячо защищать ее:
– Ну и что? Мы живем ближе к школе. И кого вообще интересует семья?
Раньше Алфея посещала частную школу, и Уэйсы предполагали, что она живет на одной из тех шикарных вилл, которые располагаются севернее бульвара Санта-Моника, а возможно, даже в одном из особняков. То, что она была из состоятельной семьи, сомнений не вызывало. Ежедневно в пять часов пополудни немолодая грузная негритянка, очевидно, прислуга, подавала звуковой сигнал из роскошного «шевроле». Алфея спускалась вниз. Спустя несколько минут звонил телефон, Рой снимала трубку и болтала еще минут сорок или пятьдесят.
– Честное слово, не представляю, о чем эти двое могут болтать столько времени, – смеясь, говорила Нолаби.
Одевалась Алфея изысканно. Пригнанные по фигуре блузки были сшиты, как правило, из крепдешина, а не из хлопка, как у других; свитера ручной вязки отличались прихотливостью узоров; на ней, как правило, всегда были оксфордские туфли с длинными узкими носами.
– Я уверена, что Алфея Каннингхэм несчастный ребенок, что бы там Рой ни говорила, – заявляла Нолаби. Рой энергично ей возражала.
За соседним столиком, где сидели ребята-новички, раздался взрыв смеха. Невысокий паренек поднялся и, прежде чем с достоинством удалиться, кивнул стриженой под ежик головой в сторону Рой.
Алфея сказала:
– Тебя заметил сам мистер Большой Успех.
– Ой, держите меня!
Они говорили о мальчишках короткими фразами, понятными лишь им одним.
К столику подошла девушка-брюнетка.
– Привет, Рой, – сказала она с несколько натянутой улыбкой. Прижимая к груди блокнот, она осведомилась: – Как у тебя с контрольной по английскому?
Рой безмятежно улыбнулась:
– Провалила скорее всего. А ты?
Алфея уставилась в сторону гимнастического зала. На ее лице появилось высокомерное выражение. Она сидела рядом с Рой на занятиях по английскому и почувствовала себя униженной тем, что ее не поприветствовали и ни о чем не спросили. Алфея считала, что одноклассники нарочно игнорировали или дразнили ее. Ей страшно хотелось отколошматить эту возмутительницу спокойствия, и одновременно она мечтала о том, чтобы ее, Алфею, тоже спросили о результатах контрольной.
– Рой, а как насчет завтрашней встречи? – продолжала допытываться брюнетка.
Идиотка, ничтожество, думала Алфея, сжимая пальцы в кулаки.
Внезапно ею овладело желание оказаться дома, в «Бельведере», одной, в хорошо проветренной комнате, окна которой выходили в сторону итальянского сада. Люди иссушали ей душу и делали ее несчастной. Было ли так всегда? Или она стала такой после того, как случилось это. Алфея зажмурила глаза, отгоняя воспоминания.
Девушка ушла.
– Это животное, растение или минерал? – растягивая слова, спросила Алфея.
– Ой, что ты, Бетти – хорошая девчонка, – сказала Рой.
– А правильный ответ – и то, и другое, и третье, – возразила Алфея. Мэрилин подняла глаза от лежащих у нее на коленях бумаг. Как и Нолаби, она была рада, что Рой обзавелась подругой, но ей казалось, что у Алфеи комплекс, в силу которого она склонна умалять достоинства своих однокашников.
После короткого размышления Рой сказала:
– Если ты не хочешь идти на эту встречу, я тоже не пойду.
В это время группа ребят постарше затеяла шумную возню на другом конце дворика. Обе подружки некоторое время наблюдали за ними, затем захихикали и стали шептаться.
Мэрилин достала термос и налила себе в чашку какао. Молоко имело какой-то металлический привкус.
Но какое это имело для нее сейчас значение!
Хотя невежество Мэрилин в области деторождения было почти абсолютным, правда исподволь пробивалась к ней в течение последних недель: головокружение и слабость, тошнота по утрам.
Она беременна.
Мэрилин была одна, напуганная, растерянная, и никому не могла рассказать о своем позоре. Неужто еще несколько месяцев назад она была столь невинна, что могла поверять маме свои самые сокровенные мысли? Дважды пыталась она написать об этом Линку, но пальцы сводило судорогой, едва лишь она собиралась вывести слова: «Я думаю, что у меня будет ребенок». Наверное, это глупо, но ей было стыдно сообщать о своем позоре по почте.
Она совершенно не представляла, что делать.
Мэрилин молила Бога только об одном – чтобы «Энтерпрайз» снова вернулся в Сан-Диего.
Вздохнув, Мэрилин снова опустила глаза на желтые страницы, исписанные крупным угловатым почерком Линка.
Это был «Остров» – рассказ, который она получила вчера. Дома в шкатулке она хранила около двадцати таких рассказов. Некоторые из них помещались на одной странице, другие были подлиннее, а один занимал целых пятьдесят страниц. Персонажами этих рассказов были разные люди, находящиеся на борту авианосца, и главный герой одного мог играть весьма скромную роль в другом. Линк писал, что повествование от первого лица – чисто условный прием, однако интуитивно Мэрилин чувствовала присутствие Линка в этом авторском «я». Каждый персонаж был подан настолько правдоподобно и ярко, что она удивлялась, уж не побывал ли Линк в шкуре каждого из своих товарищей.
Некоторые рассказы были о ней и о нем. «Остров» был одним из таких.
Конечно, он понимал, что не может обойти войну, как и остановить время, однако верил, что, когда они вдвоем с Рейн, когда рядом с ними нет никого из друзей или членов семьи, когда они не вспоминают о войне, тогда войны не существует. Часы, которые он провел с ней, были островом, местом, где царили покой и любовь, где по нему не стреляли истребители и не несли разноцветную – зеленую, желтую, черную, голубую, розовую, изумрудную – смерть японские корабли; где ему не надо было вспоминать о том, как он плавал один в океане и безуспешно, но упорно звал Гоббса и Карну, хотя и не видел, чтобы их парашюты раскрылись. Он оберегал остров от этих воспоминаний, и всякий раз ему все труднее было его покидать.
Конечно, Рейн не могла понять этого, и его нежелание отвечать на ее вопросы, как и его грубоватый юмор, без сомнения, ранили ее. Но, любя его, она принимала его целиком и не придавала большого значения тому, что он ограничил их отношения островом.
Линк описал Рейн в рассказе о летчике и полицейском. Маленькая, деликатного сложения девушка с огромными цвета морской волны глазами и милой родинкой возле пупка.
Он делал все, чтобы защитить этот остров, и, когда острову что-то угрожало, буквально свирепел. В это свое увольнение он преисполнился решимости…
– Мэрилин! – Над столиком наклонился Томми Вулф.
– Привет, Томми, – откликнулась она.
– У тебя сейчас гимнастика, да? – Его уши страшно покраснели.
– Ну да.
– У меня тоже… Я предлагаю уйти… Гм… Я имею в виду, мы можем вместе поучить наши роли.
Рой и Алфея с откровенным любопытством смотрели на них. Они знали, что Томми участвовал в юниорском спектакле и был безнадежно влюблен в Мэрилин.
– Я уже выучила свою, – сказала она.
Томми смущенно опустил тщательно причесанную голову. Рой и Алфея захихикали.
– Вообще, Томми, это хорошая идея – прорепетировать сцену вместе, – сказала Мэрилин, аккуратно складывая «Остров» в свою папку. – Мы таким образом подготовимся к занятиям по театральному искусству.
Мисс Натанз, преподавательница курса драматургии, недавняя выпускница университета, высокая молодая женщина с фигурой, вполне подходящей для того, чтобы украсить нос корабля викингов, села за свой стол в центре сцены. Обычно мисс Натанз бодро здоровалась с классом, но сегодня она сумрачно смотрела на учащихся, которые, переговариваясь, расходились по своим местам. Мэрилин, сев в первом ряду, вынула голубой почтовый листок и начала письменно высказывать свое восхищение «Островом». Когда она писала Линку, ее собственные проблемы отодвигались на второй план. Раздался звонок.
Мисс Натанз встала Чаще всего она делала беглую, чисто формальную перекличку, чтобы как можно скорее приступить к работе, которая доставляла ей удовольствие, но сегодня она своим поставленным контральто четко выговаривала каждую фамилию. Тридцать одна пара глаз смотрела на нее с искренним любопытством.
– Возможно, кто-то из вас уже заметил, – сказала она все таким же напряженным голосом, – что автор нашей классной пьесы Барбара Джейн Ферно сегодня отсутствует.
Класс загудел, все повернули головы в сторону пустующего стола, словно желая убедиться в справедливости сказанного. Лишь Мэрилин осталась неподвижной. Она испуганно смотрела на покрасневшее лицо мисс Натанз.
– Барбару Джейн вызвали домой. Ее семья получила известие, которое способно опечалить каждого, у кого кто-то из родных или близких служит родине. Ее брат, Линкольн Ферно, выпускник школы Беверли Хиллз тысяча девятьсот тридцать седьмого года, пропал без вести. – Мисс Натанз замолчала.
Она лгунья, лгунья, лгунья, подумала Мэрилин, начиная дрожать. Противная, мерзкая, отвратительная лгунья…
– В Беверли Хиллз, – продолжила мисс Натанз, – Линкольн был членом баскетбольной команды, редактором городской газеты «Хайлайтс» и главным редактором «Уочтауэр». Он был рыцарем и умницей. – Мисс Натанз снова сделала паузу, на этот раз более продолжительную. – Я надеюсь, класс присоединится к моей безмолвной минутной молитве во спасение лейтенанта Линкольна Ферно. – Она склонила голову.
Порой внезапно обрушившееся горе вызывает какое-то странное оцепенение, прежде чем человек осознает весь ужас случившегося. Пропал без вести?
Линк?
Этого не может быть. «Остров» лишь вчера пришел по почте.
Пропал без вести?
Внезапно суть произошедшего дошла до Мэрилин с какой-то сверхъестественной ясностью. По одному из рассказов она во всех подробностях знала, что значит быть сбитым. Это происходило сейчас не с ним, а с ней.
Она сжалась от страха в горящей кабине; мотор вошедшего в штопор самолета издавал звук, напоминающий отчаянный крик обезумевшей от страха женщины. К телу подступал проникающий до костей жар, пламя опалило ей руки, когда она сорвала перчатки, пытаясь справиться с застежкой ремня безопасности. Ее легкие содрогались от удушающего дыма, ценой невероятных усилий она поднялась с сиденья, чтобы выбраться из этого ада, и внезапно струя упругого ветра приняла ее в свои объятия…
Она не понимала, что идет к выходу, прижимая книги к груди.
– Мэрилин! – окликнула ее мисс Натанз. – Тебя никто не отпускал.
Мэрилин вышла в пустынный холодный зал. Она все еще не могла поверить, что выбралась из горящей кабины.
– Мэрилин, – догнала ее мисс Натанз. – Ты знаешь не хуже меня, что нельзя уходить с середины занятия.
Мэрилин непонимающим взглядом смотрела на появившееся в этом аду привидение.
– Что с тобой? На тебе лица нет. – Голос учительницы, утративший свою театральность, доносился до Мэрилин откуда-то издалека.
Книги и сумка выскользнули из ее рук.
Ее окутало полное молчание.
9
Сознание постепенно возвращалось к Мэрилин.
Она лежала на чем-то жестком, над ней склонился кто-то в накрахмаленном белом колпаке, а поодаль она различила озабоченные лица мисс Натанз и Томми Вулфа.
Я упала в обморок. Почему? Вдруг она все вспомнила, по ее телу пробежали слабые конвульсии.
– Подожди немного, не вставай сразу, – сказала с гнусавым массачусетсским выговором школьная медсестра.
Мэрилин почувствовала, что нижняя часть ее тела мокрая, ощутила характерный аммиачный запах. Она застонала и закрыла глаза.
– Не смущайся, это случается, – бодро проговорила медсестра. Она бросила взгляд через плечо, и Томми исчез.
– Мэрилин, дорогая, я проведаю тебя попозже, – сказала мисс Натанз и направилась в класс.
Через пару минут медсестра помогла Мэрилин встать на ноги. Обняв девушку за талию, она медленно свела ее вниз по лестнице, и через некоторое время они оказались в залитой солнцем медицинской комнате. Нолаби работала в дневную смену, поэтому не было смысла звонить домой.
– Ты живешь в Шарлевилле, мисс Натанз едет в том же направлении и подбросит тебя, – решила медсестра.
– А как же моя сестра? – Мэрилин не могла узнать свой голос. – Она будет беспокоиться.
– Я пошлю записку в ее класс.
Медсестра деловито помогла Мэрилин снять мокрую одежду и дала ей просторный халат с завязками. Ее мутило, кружилась голова, и Мэрилин прилегла на одну из коек, отгороженных занавеской. Она слышала, как медсестра что-то бойко печатала, как поблизости жужжала муха, потом жужжание стало глуше. Она уже не была пилотом горящего самолета, в мозгу ее, как заевшая пластинка, бесконечно повторялась фраза: пропал без вести… пропал без вести… пропал без вести…
Мэрилин била дрожь, но у нее не было сил накрыть ноги одеялом. Ядовито-зеленая занавеска вызывала в ней отвращение, но Мэрилин не могла отвести от нее глаз. В мозгу бились, словно попавшая в западню муха, три слова.
Пропал без вести… Пропал без вести… Пропал… без… вести…
Это означало, что его самолет не вернулся с задания, что он находится где угодно, только не на борту «Энтерпрайза».
Это не означало, что он мертв.
Его уже сбили однажды, и все окончилось благополучно, думала она, тщетно пытаясь успокоить себя. Почему медсестра не откроет окно и не выгонит эту мерзкую муху? Пропал без вести…
Пропал без вести…
Зазвенел звонок, возвестивший об окончании занятий. По цементному полу зала затопали ноги, послышался шум голосов.
Рой и Алфея ворвались в медицинский кабинет, крича в один голос:
– Что с Мэрилин Уэйс? Что с ней случилось?
– Кто из вас Рой Уэйс? – спросила медсестра.
Она отправила Алфею за вещами Мэрилин, а затем объяснила Рой, что ее сестра упала в обморок.
– В обморок? Она никогда не падала в обморок, – удивилась Рой.
– Это часто случается. И неудивительно, все девочки теперь сидят на диете. Тут у нее произошла неприятность с одеждой… Одежда в сумке. А это записка для матери.
Мэрилин позаимствовала у Рой поношенное синее пальто.
Все трое разместились на переднем сиденье черного дребезжащего лимузина. Когда машина подъехала к дорожке, ведущей к гаражу, Мэрилин сказала:
– Спасибо, мисс Натанз.
В медицинском кабинете она не разговаривала с Рой, и это были едва ли не первые ее слова за все время.
Когда они поднимались по лестнице, Рой сжимала хрупкую руку сестры. Она была полна сочувствия к Мэрилин и в то же время пребывала в смятении. Вставляя ключ в замочную скважину, она спросила:
– Что произошло, Мэрилин?
Мэрилин, не ответив и не сняв мешковато сидевшего на ней старенького пальто, опустилась на стул.
– Я могу чем-то помочь?
Мэрилин посмотрела на нее отсутствующим взглядом.
– Как насчет того, чтобы поесть?
Мэрилин моргнула, словно луч фонаря осветил ее очаровательные аквамариновые глаза.
– Пожалуй, я выпью чашку чаю…
Ожидая, пока закипит вода, Рой делала собственные выводы относительно причин обморока сестры. По фильмам и романам она знала, что такое случается, когда должен родиться ребенок. Рой имела об этом весьма смутные представления (конечно, она с умным видом рассуждала на эту тему с Алфеей, но то была лишь болтовня) и решила, что обморок Мэрилин – это первое свидетельство ее беременности. А Линк был за тысячу миль отсюда! Неудивительно, что бедняжка в таком состоянии.
Рой подала сестре чашку, в которой было больше молока, чем чая, и села напротив нее.
– Послушай, Мэрилин, я ведь уже не ребенок. – Первая менструация у нее пришла в январе, что совпало с началом занятий в школе Беверли Хиллз.
Мэрилин подняла глаза.
– Что?
– Если что-то… произошло, я сделаю все, чтобы помочь тебе.
Мэрилин покачала головой.
– Что бы там ни было, – сказала Рой, – я обещаю никому ничего не говорить, даже маме.
Мэрилин молча смотрела на сестру затравленным взглядом.
Добрая от природы, Рой с трудом сдерживала слезы.
– Я твоя сестра, – приговаривала она, обнимая Мэрилин за дрожащие плечи. – Ты можешь мне довериться.
– Мне холодно… очень холодно…
– А ты ложись в постель.
В начале седьмого на лестнице послышались шаги, и Рой, основательно напуганная апатией сестры, побежала открывать дверь матери. Нолаби по обыкновению притащила огромную сумку продуктов. Увидев укрытую одеялами бледную, как молоко, Мэрилин, она сунула сумку Рой и бросилась к своей ненаглядной красавице-дочке. Мэрилин села на кровати, протянула к матери руки, а когда та обняла ее, спрятала лицо на материнской груди и разразилась рыданиями.
– Золотко мое, что с тобой?
– Линк… пропал без вести…
– Ой, бедняжка ты моя!..
– Мне очень… холодно…
– Мама пришла…
– …и страшно.
– Мама с тобой…
У Рой, наблюдавшей за тем, как мать укачивала сестру, словно маленькую, вспыхнули уши и лицо, а на глазах появились слезы. Такой славный, мечтательный парень. Ну как могла она заподозрить сестру в чем-то нехорошем, с досадой подумала Рой, рассовывая покупки по полкам.
– Мэрилин! – Рой подошла к кровати. – Может быть, мне позвонить Би-Джей? Она наверняка знает последние новости.
Мэрилин вырвалась из материнских объятий.
– Это замечательная идея! Может, его уже нашли!.. Я сама позвоню!
Руки ее дрожали, и она не могла попасть пальцем в прорези диска, поэтому Рой сама набрала номер и поднесла ей трубку.
– Могу я поговорить с Би-Джей? – спросила Мэрилин.
Мэрилин слышала, как горничная на другом конце провода, объясняла, что лейтенант Ферно пропал без вести и по этой причине семья не отвечает на звонки. Лихорадочное возбуждение было написано на лице Мэрилин. Она продолжала стоять с трубкой в руке, словно не зная, что с ней делать.
Нолаби повесила трубку и отвела дочь к кровати.
Ночью Рой проснулась от хриплого шепота матери:
– Так нельзя, доченька, это просто невозможно.
– Мама, но ведь это будет убийство, настоящее убийство.
– Мэрилин, ты послушай меня… То, что сейчас внутри тебя, это пока еще ничто…
– Это часть Линка. – Мэрилин прерывисто всхлипнула, и Рой испытала даже большую жалость к сестре, чем прежде, когда та заливалась горючими слезами, узнав об обрушившемся на нее горе.
– Ну-ну, не надо, – успокаивала ее Нолаби.
– Я не могу убить ребенка Линка.
– Ты ведь представляешь, что будут говорить люди. Дочка, мы не можем допустить, чтобы ребенок был незаконнорожденным.
– Линк вернется!
– Ну, конечно, вернется. Но вернется не к сроку… Позже ты можешь выйти замуж, все как положено, и у тебя будет много детей. А сейчас – это просто несправедливо по отношению к невинному малышу. Даже если ты выносишь его, ты вынуждена будешь его отдать… Ребенку нужны имя, отец, приличные условия…
Материнский голос говорил о таких обычных, таких здравых вещах, которые были хорошо известны Рой. И в то же время разве не существовала какая-то другая, более человечная истина о жизни и любви?
Заскрипела кровать, словно кто-то переворачивался.
– Я не могу этого сделать… Это незаконно и потом… Я просто не могу… Это ребенок Линка, часть его… Мама, я в отчаянии, я страшно несчастна, но не заставляй меня это делать… Я не сделаю этого.
– Дорогая, но это единственный выход! Эта ошибка навсегда испортит тебе жизнь. И ты потеряешь шанс сделать карьеру.
– Я ненавижу театр!
– Ты сейчас все ненавидишь.
– Я всегда делала то, что ты мне говорила, мама, и ты это знаешь. Но только не сейчас.
– Будет простое выскабливание. Я знаю одну женщину, которая сделала это месяц назад… У нее есть отличный врач. – Голос Нолаби прервался, и Рой поняла, что мать заплакала. – Господи, красавица моя, неужели ты думаешь, что я хочу этого больше тебя? Но ведь нет другого выхода!
– А почему бы нам не переехать? Сделать вид, что ребенок твой… Или что я замужем.
– Мэрилин, ты не хуже меня знаешь о нашей бедности. Где мы возьмем денег, чтобы воспитывать ребенка?
– Я брошу школу и стану работать.
– А кто будет нянчить его?
Мэрилин снова разрыдалась. Глаза Рой наполнились слезами сочувствия.
– Я. – Ее голос прозвучал неожиданно громко.
– Рой, нехорошо подслушивать, – укорила ее Нолаби.
– Нужно быть совсем глухой, чтобы этого не слышать.
– Давай спи.
Но Рой вылезла из постели, обогнула большой гардероб, добралась до двуспальной кровати, на которой раньше спали родители, заползла к Мэрилин и обвила руками ее хрупкое, содрогающееся от рыданий тело. Даже сейчас, несмотря на потрясшее ее несчастье и слезы, от Мэрилин пахло чистотой и свежестью.
– Мэрилин, я тоже брошу школу. Я буду ухаживать-за твоим ребенком.
– Рой, – сказала Нолаби, поднимаясь и пытаясь шлепнуть младшую дочь по попке, – это все очень мило, но вы обе говорите глупости. Мы не имеем права испортить жизнь Мэрилин и младенцу. Нет другого пути, кроме… – Она снова заплакала.
Теперь они плакали втроем, обнявшись, покачиваясь и сотрясаясь плечами.
Рой и Нолаби заснули перед рассветом. Зажатая между Рой и матерью, Мэрилин лежала с открытыми глазами, а ее пальцы сжимали перстень с инициалами АЛФ.
Внезапно у нее родился план. И был он гениально прост.
Она пойдет к отцу Линка.
Знаменитый Джошуа Ферно. Богатый и влиятельный. Автор пьес и сценариев, в которых верх одерживали достоинство и благородство.
Она расскажет ему о Линке и о себе… Нет, она покажет мистеру Ферно рассказы Линка – Линк написал гораздо более выразительно о том, что они значат друг для друга.
Мистер Ферно не позволит, чтобы его внук был выскоблен.
