Текст книги "Все и немного больше"
Автор книги: Жаклин Брискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)
Книга вторая
Год 1943
В этом году из-за войны у Департамента образования забот гораздо больше, чем обычно. Сразу после вступления Соединенных Штатов в войну Департамент предписал ввести занятия по противовоздушной обороне. Совместно с подразделениями гражданской обороны было закуплено необходимое оборудование.
Средняя школа в Беверли Хиллз, Уонтауэр, 1942 г.
В средней школе Беверли Хиллз 23 и 24 апреля прошел традиционный шекспировский фестиваль, завершившийся чаепитием учащихся и родителей. Сенсацией фестиваля явилась Мэрилин Уэйс, сыгравшая роль Джульетты в спектакле «Ромео и Джульетта».
Там же.
Ферно, Джошуа Р. Сценарист, продюсер. Б. Брэнкс, Нью-Йорк, 20 января 1896 г. Женат на Энн Лоттман. Двое детей – Барбара Джейн и Линкольн. Публицист, автор романов – «Жертвы» и «Путешествие». Начал работать в кино в 1921 г., сценарий «Жертвы» (Коламбия). Другие фильмы: «Лавовый поток», 1938. Приз Академии. Поставил «Бессонницу» (Парамаунт), 1939.
Также фильмы: «Эта погубленная любовь», «Принцесса Пэт», «Мистер Келбо едет в Берлин», «После грехопадения», «Весенний смех».
Международный киноальманах, 1942–1943.
Трудно передать, какой шум и грохот стоит, когда самолеты разогреваются перед тем, как идти в бой. Когда последние самолеты отрываются от взлетной палубы, на ней внезапно появляется специальный командирский самолет с невероятно эффективным рулем высоты.
Лайф, статья о морских летчиках, 2 апреля 1943 г.
3
Мэрилин сидела со сценарием на коленях на полукруглой пыльной сцене средней школы Беверли Хиллз. Она, как и другие школьницы, была в плиссированной юбке и пастельно-голубом свитере, гармонировавшим с короткими, до щиколоток, носками, – своего рода униформа для девушки, которая не желает прослыть ненормальной. Все ребята на сцене были в брюках из рубчатого вельвета и белых рубашках, две верхние пуговицы были непременно расстегнуты и рукава закатаны выше локтя. Никто из них не мог позволить себе одеться как-то иначе. Это были юниоры, одаренные и достаточно преданные театру, чтобы регулярно оставаться после занятий на репетиции школьного спектакля.
Они обменивались безобидными репликами, пока Би-Джей Ферно, полная круглолицая девушка с большим красным бантом в черных волосах, собранных валиком а ля Помпадур, что-то царапала ручкой на полях сценария. Ее отец Джошуа Ферно был знаменитым сценаристом, обладателем «Оскара», и, очевидно, мисс Натанз, руководительница школьного театра, при выборе пьесы для спектакля не прошла мимо слов Би-Джей, которая якобы по секрету похвасталась однокашникам, что отец «слегка прошелся рукой мастера по ее пьесе».
– Черт возьми, я настоящий гений! – довольно хмыкнула Би-Джей, затем уже театральным голосом произнесла: – Судя по журналу, я не могу поставить тебе «хорошо», Вера.
– Но, мисс Брайтон… – Мэрилин, играющая Веру, обворожительно улыбнулась. – Без хорошей отметки меня выгонят из школы.
Би-Джей: Чего ты и заслуживаешь.
Мэрилин: Но почему?
Би-Джей: Хотя бы потому, что ты спала все занятие, пока я читала «Ромео и Джульетту».
Мэрилин: Я сама все время удивляюсь, как это случилось.
Мэрилин прочитала последнюю строчку лукаво, но в то же время обаятельно и невинно, и со стороны пыльных кулис послышался дружный смех.
– Каждый раз, когда ты это говоришь, я не могу удержаться от смеха, – хихикая, произнес Томми Вулф, слегка выдвинув вперед свой стул. Эта маленькая хитрость давала ему возможность беспрепятственно смотреть на Мэрилин.
– Хорошая комическая находка, – отметила Би-Джей. Массивный валик ее прически покачнулся, когда она восхищенно кивнула.
– Да ну, ничего особенного, благодарю вас, – сказала Мэрилин, изображая смущение и водя носком туфли по пыльному полу.
Следующие полчаса она изображала кокетливую простушку.
Как актриса Мэрилин была на голову выше своих партнеров. И хотя, в общем, она понимала это, в полной мере еще не осознавала степени своего таланта. Она считала себя робкой и нерешительной. Откуда же это приходило к Мэрилин на сцене, когда она перевоплощалась то в зажигательную секс-бомбу, то в растяпу, то в убитую горем женщину, гораздо старше себя, то в расчетливую интеллигентную стерву, то в необразованную крестьянскую девчонку? Конечно, многие дети обладают способностью к перевоплощению. Конечно, она неутомимо работала, но все же это не давало полного ответа на поставленный вопрос.
Мэрилин представляла себя стеклянным сосудом, который играет всеми цветами и оттенками разных ролей.
Но самое важное – за последние два года игра стала для нее убежищем и средством спасения.
Повинуясь матери, Мэрилин два года хранила от всех свой секрет. Она ходила по коридорам, сидела в светлых классах Беверли Хиллз и чувствовала себя мошенницей, обманщицей, лгуньей. Всякий раз, когда учителю приносили записку, ее охватывал страх. Не докопался ли мистер Митчелл, человек аскетического вида, директор школы, до правды? Не последует ли за этим ее изгнание из школы?
Но, если честно, разве могла она назвать эти годы несчастливыми?
И разве можно быть несчастной в Беверли Хиллз?
Жители Беверли Хиллз не жалели средств на обучение своих детей. Мало кто из родителей, даже из числа самых богатых и всемирно знаменитых, считал нужным отдавать своих отпрысков в частные школы. Чего ради? Школа Беверли Хиллз представляла собой любовно возведенный храм в честь богини науки. Белоснежное здание, казалось, зазывало к себе учащихся. Каждое утро, проходя мимо ухоженных зеленых газонов, можно было прочитать над главным входом известное речение на санскрите: «Хорошо прожитый сегодняшний день позволяет с любовью вспоминать вчерашний и с надеждой думать о завтрашнем». Здесь были уютные внутренние дворики с увитыми плющом беседками, квадратная колокольня, теннисные корты, площадки для игр. В школе имелись специально оборудованные мастерские, классы для шитья и приготовления пищи, просторный конференц-зал. Уникальной достопримечательностью школы был внутренний плавательный бассейн, водную поверхность которого с помощью электрического привода можно было покрыть настилом и преобразовать в танцевальную или баскетбольную площадку. Расходы на строительство оплатила компания, поставившая нефтяной насос-качалку в одном из малоприметных уголков футбольного поля. Учителя, подбиравшиеся с большей тщательностью, чем профессора иного университета, следили за тем, чтобы должным образом функционировало заведение, в котором набирались знаний и готовились к жизни энергичные, преимущественно состоятельные, красиво одетые и вежливые дети.
Мэрилин не возражала бы против дружбы с ними. Раньше она легко находила общий язык со своими однокашниками, но сейчас над ней давлела ее тайна, и Мэрилин боялась кого-либо подпускать к себе слишком близко. В переполненных залах ребята смотрели на нее с обожанием. Они кружили около ее обеденного стола. Кое-кто из самых смелых просил ее о свидании. Чтобы дать возможность Нолаби утвердиться в своей вере в то, что ее дочь лучшая из лучших, Мэрилин принимала некоторые приглашения на прогулки и танцы, остальные отклоняла со словами: «Как не стыдно… Я занята сегодня вечером». Если кто-либо, будь то мужчина или женщина, предлагал подвезти ее домой, у нее был готов стандартный отказ: «Извините, но я обещала маме кое-что купить».
Уэйсы жили в Шарлевилле, в помещении над гаражом, которое в нарушение закона было превращено в жилье. Чтобы попасть домой, Мэрилин поднималась по шатким, облупленным ступенькам… Она никогда не позволяла себе расслабиться и говорить то, что думает. Впрочем, иногда успокаивала себя: ну что ж, стало быть, я живу в одной постоянной роли, разве не так?
– …а теперь, где эта лопата? – спросил Томми Вулф.
Мэрилин ответила:
– В твоей руке, красавец-мужчина.
– Конец первого акта, – сказала Би-Джей. – Занавес опускается под бурные аплодисменты.
Внезапно из-под балкона и впрямь раздались аплодисменты. Темнота не позволяла что-либо увидеть, но было ясно, что аплодировал один человек.
– Браво! Браво! – прозвучал приятного тембра мужской голос. – Эти аплодисменты достаточно бурные?
Все удивленно пытались разглядеть невидимого зрителя.
– Линк?! – Би-Джей приставила ладонь к глазам, чтобы рассмотреть мужчину. – Господи, да не может быть!
– Нет, это Дуглас Макартур собственной персоной. Я только что пришел, Барбара. Замечательная, замечательная игра! Узнаю искусную руку Большого Джошуа.
– Ты давно здесь?
– Двадцать минут.
– Я имею в виду, давно в Беверли Хиллз?
– Тридцать минут. Дома никого не было, кроме Коралин. Она высказала предположение, что ты здесь.
– Ах ты негодник! Столько сидеть здесь и не подать голоса! Мать и отец убьют тебя за то, что ты не сообщил об отпуске. – Би-Джей спустилась по ступенькам и направилась к высокому молодому человеку в светло-голубом свитере и серых брюках. Они обнялись, продолжая обмениваться репликами. Со сцены их взаимные шутливые обвинения и упреки были плохо слышны, зато тон их голосов не оставлял сомнений в том, что относятся они друг к другу с любовью. Хотя на посетителе не было формы морского офицера, тем не менее было очевидно, что это морской офицер. Старший брат Би-Джей. Она постоянно хвасталась лейтенантом (младшее звание) Линкольном Ферно, выпускником средней школы Беверли Хиллз 1937 года, морским летчиком, служащим на «Энтерпрайзе».
Обняв друг друга за талию, брат и сестра в ногу прошли к сцене, и Мэрилин увидела, что у Линкольна Ферно стройная баскетбольная фигура, длинные ноги и широкие плечи. Пока они поднимались на сцену, Мэрилин заметила, как похожи брат и сестра: одинаково густые черные волосы (он был подстрижен под ежик), кустистые брови и крупный нос. Однако на мужском лице все черты сочетались удивительно гармонично. Левый уголок его рта опустился, когда он улыбнулся всем присутствующим.
– Пожалуйста, все. Это мой брат. Лейтенант Абрахам Линкольн Ферно, родился двенадцатого февраля. Противный Линкольн, или Линк.
Она подводила его ко всем по очереди. Приблизившись к Мэрилин, он внезапно стал серьезным.
– Может быть, я слишком долго был отлучен от цивилизации, – сказал он, – но вы были изумительны, Мэри.
Она поморщилась. Она морщилась всякий раз, когда таким образом сокращали ее имя.
– Спасибо, – сказала она и довольно агрессивно добавила. – Только я Мэрилин. Мэ-ри-лин!
Он иронически вздернул бровь.
– Очень интересное имя. Его ожидает большой успех.
– Это семейное имя, – пояснила она.
– Маленькое замечание… Если вы не хотите, чтобы на балконе переговаривались и кашляли, нужно говорить чуть громче. – При последних словах он слегка задумался, и Мэрилин почувствовала: сказал он это вовсе не для того, чтобы уязвить ее и дать понять, что она всего лишь девчонка, играющая в школьном спектакле, а чтобы точнее выразить свое представление о ее игре.
– Противный человек, у нее негромкий голос.
Все стали собирать пальто, свитера, книги. Переговариваясь, направились по проходу между рядами к открытой двери.
Линк, Мэрилин и Би-Джей замешкались в вестибюле, освещенном пробивающимися сквозь окна лучами полуденного солнца.
– Пошли, Би-Джей, – сказал Линк. – Угощаю тебя пломбиром с орехами и фруктами у Чепмена.
– У Чепмена? – радостно встрепенулась Би-Джей, но затем застонала. – Я ведь на диете.
– До сих пор? А мы прихватим Мэрилин. Она может съесть твою порцию.
– Я сожалею, однако… – На сей раз стандартная отговорка застряла у Мэрилин в горле. Линк ждал, глядя ей в лицо. В черных глазах можно было прочитать обожание, желание, восхищение и многое другое. Она попробовала отвести взгляд, но не смогла.
– Боже мой! – вскинула голову Би-Джей. – Совсем забыла! Сегодня вторник! Через двадцать минут должна прийти миссис де Рош! У меня в пять часов урок.
– Я подброшу тебя домой, – сказал Линк, не отрывая взгляда от Мэрилин. – Но кто-то все-таки должен съесть твой пломбир.
Мэрилин согласно кивнула.
Большой круглый ресторан Саймона был очень популярен у городской элиты и тех, кто с ней соперничал. Кафе-мороженое Чепмена на бульваре Санта-Моника находилось в полумиле от школы и привлекало юных гурманов – любителей пломбира. В пять часов вечера в кафе было пустынно, если не считать пожилой женщины, которая покупала шоколад.
Мэрилин и Линк сидели лицом к лицу в дальней кабинке. Он успел опустошить свой стакан, в котором сливочная помадка осталась лишь в тех местах, куда не доставала ложка. Мэрилин не спеша подносила ко рту крохотные порции мороженого, вкусно пахнущего кофе. Это было редкое лакомство в малообеспеченной семье Уэйсов, и поэтому Мэрилин применила свой испытанный прием, стараясь растянуть удовольствие.
– Вы удивительно медленно едите, – сказал Линк.
– Я делаю медленно все, от чего получаю удовольствие.
– Я должен это запомнить, – сказал Линк более низким голосом, словно произнес это другой частью горла.
Этот тон поднял в ней какую-то непонятную волну радости. Она улыбнулась ему, затем потупила глаза, опуская ложку в размягченные остатки мороженого.
– У вас есть друг? – спросил он.
– Нет.
– Вы выпускница?
– Нет, я юниор.
– Ну да, Би-Джей ставит спектакли юниоров, я совсем забыл, – сказал Линк и постучал себе по виску. – Стало быть, вы в нежном шестнадцатилетнем возрасте.
Мэрилин почувствовала, как вспыхнули ее щеки.
– Ну, не в таком уж нежном, – пробормотала она.
– Впрочем, оставим двусмысленности, Мэрилин Уэйс… Человек может превратиться в обезьяну, если пробудет шесть месяцев в Тихом океане.
– Простите.
– Мне двадцать три… Вы можете считать меня старым гадким мужчиной или похитителем младенцев.
– Ни тем, ни другим.
– Ваши родители позволяют вам встречаться с военнослужащими?
– Мой отец умер, – сказала она, глотая внезапно подступивший к горлу ком. Прошло уже столько времени, но ей до сих пор было больно говорить об этом.
– Война? – тихо спросил Линк.
Мэрилин покачала головой.
– Он работал в галантерейном магазине, и его застрелил грабитель.
Линк кивнул и сочувственно коснулся ее пальцев. От этого прикосновения словно ток пробежал по ее руке, вызвав у нее невольный вздох. Если бы это продолжалось вечно… Какое-то сумасшествие, подумала Мэрилин.
Он отнял руку.
– Я слышал о вас. Би-Джей, дай ей Бог здоровья, пишет длиннющие письма… Она столько чернил извела, расхваливая такое утонченное, такое талантливое создание в своем классе.
– Она любит преувеличивать.
– Но не в этом случае… А обо мне она вам говорила?
– Часто… Она очень гордится вами… Вы летали на «Эвенджере», на самолете-торпедоносце, вы награждены крестом…
– Она слишком много болтает.
Мэрилин улыбнулась.
– Перед войной вы собирались… в Стэнфорд?
– Верно.
– Кем вы собирались быть?
– Тем же, кто и сейчас. Человеком.
– Я имею в виду – в чем вы хотели специализироваться? В медицине? Юриспруденции? Или вы хотите стать сценаристом, как ваш отец?
– Ну да, как же… – Лицо его помрачнело. Мэрилин с трудом удержалась, чтобы не коснуться его руки. – Что ж, открою секрет… Всю жизнь мечтал посоперничать с ним… Опубликовать пару хороших, содержательных романов и продать их, чтобы потом родилась голливудская стряпня.
Она знала многих, кто не любил и презирал собственных родителей, но равнять Джошуа Ферно (его личность была окружена ореолом грешного обаяния, что неизбежно, если талантливые люди шоу-бизнеса живут на виду) с бездарными графоманами… Мэрилин была шокирована.
– Он великолепный писатель! И это подтверждается хотя бы тем, что он получил «Оскара»!
– Который ему присудили такие же, как он, – кисло сказал Линк.
– Его диалоги взяты из жизни.
– Я вижу, что участие в школьных спектаклях сделало из вас утонченного критика.
– Эти снобистские взгляды на кино меня раздражают, – выкрикнула Мэрилин. Внезапная вспышка гнева заставила ее задуматься. Что побудило ее, Мэрилин Уэйс, которая всегда старалась не высказывать вслух неприятные вещи, вступить в эту перепалку? – Почему люди считают, что писать красивые сценарии – это плохо, а писать грязные книжки и скверные пьесы – это дело святое.
Он дернулся, как если бы она тронула оголенный нерв.
– А вы не допускаете, – с явным сарказмом сказал он, – что ваше непонимание может объясняться… гм… как бы это сказать… вашей незрелостью? Черт возьми! Кажется, я решил разговаривать на полном серьезе с ребенком – юниором средней школы!
Мэрилин почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце.
– Миллионы людей видят его работу, – услышала она себя. – У него есть возможность воздействовать на них, делать их лучше и добрее. Я по четыре раза смотрела «После грехопадения» и «Лавовый поток» и всякий раз чувствовала себя просветленной.
– Может, тогда лучше обратиться к Флейшеру? Результаты будут те же самые, – с нескрываемой иронией произнес Линк.
Девушка за прилавком и продавец содовой с удивлением смотрели на них.
Мэрилин понимала, что должна остановиться, но уже не могла.
– Захотите вы это признать или нет, но если бы Шекспир писал сегодня, он был бы связан контрактом с компанией «Коламбия пикчерз» или «Парамаунт».
– Благодарю вас за это удивительное открытие.
– Он, как и ваш отец, получал бы «Оскары», и я не думаю, что эта мысль так удивительна для вас.
Его смуглые руки, лежащие на столе, сжались в кулаки, возле рта пролегли резкие складки.
– Послушайте, вы, оболваненная киностряпней девочка, не надо заниматься психоанализом. Не думайте, что вы можете вызнать, что у меня на уме. У вас очень красивые глаза и совершенно изумительная фигура, но это еще не значит, что вы Зигмунд Фрейд. Занимайтесь тем, в чем вы сильны. О себе я знаю только то, что вы мне чертовски нравитесь.
К своему ужасу, Мэрилин почувствовала, что к ее глазам подступают слезы. Если бы она была актрисой хотя бы с проблеском таланта или способностей, разве не смогла бы она скрыть эти идиотские слезы? Он лишь хочет меня – это читается в его глазах, подумала она и приложила дрожащую руку ко лбу.
– Ну вот, – сказал он тихо.
Мэрилин достала платок, нагнула голову и, делая вид, что хочет высморкаться, незаметно промокнула глаза. Она заметила, как он то сжимает, то разжимает пальцы, и внезапно поняла, что подобные шумные поединки ему столь же чужды, как и ей.
– Аллергия, – пробормотала она.
О стол звякнули монеты. Мэрилин двинулась к выходу впереди Линка. Спускались сумерки, небо окрасилось в пурпурный цвет.
Линк подошел к большому «паккарду», вставил ключ зажигания, но не стал заводить мотор. После небольшой паузы он сказал:
– Я слишком долго был вдали от дома и забыл, как ведется светская беседа между мужчиной и женщиной.
– Все нормально, – равнодушным тоном сказала Мэрилин.
– Я не хотел давить вас своей риторикой.
– Это я вас спровоцировала.
Он посмотрел по сторонам.
– Вы, конечно, правы… Я всегда знал, что папа очень талантлив… Мало приятного чувствовать себя худосочным отпрыском в тени огромного дуба.
– Вы хотите сказать, что тоже пишете?
– Это фамильная болезнь всех Ферно. Я не похож на Би-Джей. Она может обращаться к нему за помощью. Я – никогда. Я могу только рычать и прятаться, словно раненый щенок. Нужно признать, что война стала в какой-то степени благом для меня. На «Энтерпрайзе» мне не нужно тюкать на старом «ремингтоне» и говорить себе, что Джошуа Ферно изливает на массы сентиментальщину, а Линкольн Ферно пишет умную, лирическую прозу, творит великий американский роман…
– Линк…
– Вы позволите мне закончить? Мэрилин, когда война кончится, я стану водопроводчиком, землекопом, грабителем – кем угодно, только не писателем.
– Мне не следовало спорить… Это мне не свойственно. И к тому же я ничего не смыслю ни в литературе, ни в сценариях.
– Вы удивительно остроумно высказались и о том, и о другом, – сказал он. – И еще одна вещь… Я соврал бы, если бы сказал, что не хочу вас. Но это не полно.
– Это не так?
– Вы чудо природы, Мэрилин Уэйс. Хотя мне страшно хочется касаться вас, я счастлив и от того, что могу просто смотреть на вас. – Голос его стал хриплым. Мэрилин вся дрожала. Она чувствовала себя незащищенной, уязвимой, покорной, чего-то ждущей.
Ты знаешь его всего один час, сказала она себе.
– Друзья? – спросил он.
– Друзья, – пробормотала она.
– Мои родители, должно быть, уже пришли домой и хотят видеть меня… Мэрилин, где вы живете?
Она сказала свой адрес, и они поехали по окутанным туманом сумеречным улицам.
Домишко Уэйсов был построен самовольно над двухместным гаражом. Эта малосимпатичная часть Беверли Хиллз состояла из небольших бунгало, построенных без разрешения властей, но из-за нехватки жилья в условиях военного времени отцы города смотрели на это сквозь пальцы, и полиция не задавала вопросов относительно легальности существования строений.
Шторы на окнах были опущены, и свет пробивался только снизу и с боков. Поднимаясь по шаткой, скрипучей лестнице, Мэрилин вспомнила их короткую остановку в Северном Хиллкресте, где вышла Би-Джей. Семья Ферно жила в роскошном особняке, который, подобно дремлющему льву эпохи Тюдоров, расположился на живописной, изумрудно-зеленой лужайке. Мэрилин было стыдно из-за того, что Линк увидел ее нищету.
С каждой ступенькой все сильнее ощущался запах жареного цыпленка, и все громче слышалось бравурное пение Нолаби. Линк дотронулся до руки Мэрилин и забрал у нее книги.
Когда Линк и Мэрилин преодолели лестницу, песня Нолаби внезапно оборвалась. Линк посмотрел на Мэрилин и молча вернул ей книги. Затем, не попрощавшись, повернулся и стал спускаться вниз. Мэрилин смотрела, как вечерние тени поглощали его высокую, красивую фигуру.
