Текст книги "Озеро призраков"

Автор книги: Юрий Любопытнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

Глава восьмая. Нападение

Дуровцы хотели заправиться быстро, но не получилось. Они побывали на трёх автозаправках, но безрезультатно – бензина не было.

– Что за столица! – ворчал Владимир Константинович. – Что за рынок! Дерут три шкуры, а бензина нет.

– Жалуйся Лужкову, – подтрунивал над ним Николай.

– А что – и пожалуюсь. Скажу: дорогой мэр! Раз в жизни петербуржец Лазутин прибыл в первопрестольную в гости, а его тачку не могут заправить три автозаправки. У вас что – нефтяной кризис?

Афанасий развернул карту Москвы.

– Здесь заправок, хоть в три горла ешь, – сказал он. – Вот ближайшая. Следуй моим указаниям, скитский копатель. – Он повернул голову в сторону Лазутина. – Найдём горючки.

Нашли бензин на выезде из города. Владимир Константинович был доволен сверх меры и уже не ругал ни рынок, ни власти, ни неповоротливых бизнесменов. Был заправлен полностью бак и две канистры взапас.

– Порядок, – сказал Владимир Константинович, протирая ветошью запылившееся лобовое стекло. – Запас карман не тянет… Теперь мы готовы к любому путешествию.

К нему подошёл прыщавый парень в толстом свитере, болтавшемся на острых плечах. Коротко подстриженные соломенного цвета волосы жёстко торчали в разные стороны. Он с полминуты мялся возле Владимира Константиновича, а потом сказал тоненьким голоском:

– Дяденька, у меня машина не заводится, не посмотришь движок? Ну, пожалуйста. Не знаю, что случилось, не разберусь…

Владимир Константиновчи через плечо бросил взгляд на парня.

– Вызывай ремонтную бригаду, – отозвался он. – Нам некогда нянькаться…

– Да там делов…

Жалкая фигура парня, казалось, стала ещё несчастнее.

– Парень, я сказал – нам некогда, – с металлом в голосе ответил Лазутин.

– Тогда толкните с горки.

– Вот пристал…

Владимир Константиновчи оторвал взгляд от начищаемого стекла и оглядел парня с ног до головы. Тот стоял растерянный, поникший. Уголки губ дергались в нервном тике, казалось, он готов был разреветься. Длинные, чуть ли не до колен руки, теребили холщёвую кепку с широким пластмассовым козырьком.

– Сколько лет за баранкой? – снисходительно спросил Лазутин, продолжая водить тряпкой по стеклу.

– Месяц, – смущённо ответил парень, виновато улыбаясь.

– Оно и видать. Зелёный совсем.

– Так поможете, дяденька?

– У тебя чего, парень, машина не заводится? – высунулся из кабины Афанасий, слышавший разговор двух водил.

– Не заводится, – чуть не плача ответил парень и его глаза просительно уставились на загорелого Афанасия, чей простецкий вид располагал к себе.

– Ты что ж, Константиныч, – обратился Крестов к Лазутину шутливо. – Бывший или будущий защитник Отечества тебя просит, а ты отказываешь ему в помощи?

– Я слова не сказал ему против, – отозвался Лазутин.

– Но и не ободрил. Может, поможем, братцы, недорослю, – сказал Афанасий, глядя на горевшее ярким огнём лицо просителя. – Ты чего молчишь, Константиныч?

– Отчего не помочь, если время есть, – ответил Лазутин, вытирая руки ветошью.

– Спасибо, дяденьки, – обрадованно произнёс парень.

– Где машина? – осведомился Афанасий.

– Да вон на обочине. Фольксваген.

– На крутых машинах ездишь, а матчасть не освоил, – укоризненно заметил ему Афанасий.

– Так старая тачка. Ей больше десяти. Может, толканём? Под горку она быстро заведётся.

– Посмотрим. У нас машинный Эскулап за рулём, – посмеялся Афанасий. – Иди к своей тачке. Мы подъедем.

Парень нахлобучил кепчонку на голову и резво побежал к своей машине – светло-голубому автобусу с затенёнными стёклами, одиноко стоявшему на обочине метрах в трехстах от заправки с открытым капотом. Это действительно была старая автомашина, каких много ходило в 70-х годах по всему миру.

«Газель» Владимир Константинович поставил сзади микроавтобуса и первым спрыгнул на землю. За ним последовали Афанасий с Николаем.

Лазутин первым делом подошёл к капоту.

– Ну что тут у тебя? – Он окинул глазом движок.

– Может, карбюратор что, – неуверенно сказал парень.

– Искру проверял? – спросил Владимир Константинович, наклоняясь и качая колпачки свеч.

– Проверял. Искра есть.

Николай с Афанасием обошли автобус, удивляясь, как эта старая колымага ещё может ездить.

В этот момент Владимир Константинович, проверявший движок, получил опущенной крышкой капота по затылку – это парень со всей силой прихлопнул его. Дверца автобуса открылась, и появились трое рослых молодцов. Один из них хватил ничего не подозревавшегося Афанасия обрезком трубы с надетым на конец шлангом по голове, а подскочивший сзади к Николаю здоровенный качок с налитыми мускулами, выпиравшими из-под спортивного костюма, накинул ему на шею шнур. Нападение произошло так стремительно и неожиданно, что никто из дуровцев ничего не понял, не то чтобы предпринял меры самообороны. Оглушенных, без сознания приятелей затащили в салон автобуса. Качок обратился к парню, ударившему Афанасия:

– Посмотри, Хрюн, как бы не очухался этот в камуфляже. Жилистый мужик…

– Втёрли по первое число. Часа два проваляются…

– Малый! – позвал худосочного парня, стоявшего невдалеке качок. – Иди сюда?

Тот подошёл, встал напротив качка, щурясь от яркого солнца.

– Вот тебе три сотни и отваливай. И держи язык за зубами, иначе отрежу и зажарю. Ты понял?

– Понял.

Качок достал пачку дорогих импортных сигарет.

– Куришь? – спросил он парня.

– Курю.

– Угощайся.

Парень взял сигарету.

Качок поднёс к его сигарете зажигалку. Прикурил сам.

Протянул зажигалку парню.

– Держи. В знак дружбы, пригодится.

– Да я…

– Не стесняйся, бери!

– Спасибо.

– А теперь отчаливай. Ты нас не знаешь и мы тебя. Всё, вали!

Парень, положив деньги в карман, не оглядываясь, свернул с дороги и пошёл прочь по пустырю, заваленному бракованными бетонными кольцами. Он не успел скрыться из глаз, как прогремел раскатистый взрыв, метнулось пламя и пропало.

– Со святыми упокой, – сказал качок и бросил недокуренную сигарету в траву.

Вернувшись к товарищам, заглянул в салон автобуса, где лежали дуровцы, и приказал Хрюну:

– Надень на них баранки. И пристегни на всякий случай. Очухаются, начнут…

Он подошёл к «Газели», вынул из-за пазухи продолговатую коробочку, чуть побольше куска хозяйственного мыла и приладил её незаметно для своих товарищей на раму автомашины. После этого вернулся к автобусу.

– Всё готово? – спросил подельников.

– Всё сделали.

– Обшманали их?

– В первую очередь.

– Нашли что?

– По мелочам. Ксивы… Ничего ценного.

– Оно и видать. Цепуру зачем содрал? – спросил он высокого блондина, чем-то похожего на Пьера Ришара, носившего кличку Жан, увидев у него торчащую из кармана золотую цепочку с крестиком.

– На, возьми, – Жан полез рукой в карман. – Усмотрел, шкура!

– Раз взял – носи, – отвернулся от него качок. – Бумаги положь в бардачок. Пригодятся. Вы трое, – он пересчитал пальцем подельников, – едете в «Газели» за нами.

Качок с Хрюном сели в автобус, третий за руль и автобус отъехал. За ними на лазутинской «Газели» поехали остальные трое.

– Одно дело сделано, – удовлетворённо сказал качок, ухмыляясь во весь рот.

Он содрал с квадратной, стриженной под ноль, державшейся на бычьей шее, камуфляжную шляпу-панаму и вытер ею лицо.

– Осталось другое, не менее важное, – произнёс напарник по кличке Хрюн, ногой оттолкнув тело Лазутина, сползшее с сиденья и загородившего проход. – Побыстрее бы надо. Вдруг очухаются, – он кивнул на безжизненные тела дуровцев.

– Будь спок, успеем, – убеждённо ответил качок. – Жмых, – обратился он к шофёру, – прибавь газу.

Автобус увеличил скорость. Следовавшая за ними «Газель» отстала. Они мчались по шоссе, по бокам которого возвышался частый еловый лес. Впереди и сзади чёрными пятнышками виднелись едущие по магистрали автомашины.

– Сворачивай на съезд, – скомандовал качок. – Пошустрей давай!

Жмых последовал указаниям главаря.

Качок достал из кармана продолговатую коробочку. Выдернул короткий ус антенны, включил прибор. Загорелась яркая неоновая лампочка.

– «Газель» нагоняет нас, – сказал Жмых, бросив взгляд в зеркало заднего вида.

– Не успеет, – равнодушно усмехнулся качок и нажал на кнопку.

Он посмотрел в заднее стекло. Следовавшую по магистрали «Газель» метрах в трехстах от них, вдруг охватило пламя, раздался взрыв. Машина подпрыгнула, перевернулась и свалилась на обочину. В небо поднялось чёрное облако дыма.

– Гони, – приказал Жмыху качок. – Дальше просёлок будет… Вот он, сворачивай! Не растопыривый глаз. Им царство небесное, рай и вечный покой.

– А нам, – заржал Хрюн, – бабки и бабы.

Когда машина свернула на проселок, качок выбросил свой прибор в кусты.

– Теперь порядок. Жми по дороге. Через километр начнётся дачная улица. Проскочим посёлок и снова выберемся на шоссе. За бабками. – Он весело захохотал.

Минут через десять они выехали снова на магистраль. Качок открыл в салоне окно. Свежий воздух ворвался в салон.

Афанасий открыл глаза и пошевелился

– Один очухался, – проговорил Хрюн. – Добрый день, дядя! Как твое самочувствие?

Афанасий хотел потрогать ушибленную голову, но правая рука была пристегнута к дужке кресла.

– Кто вы? – спросил он, морщась от боли и оглядывая товарищей, безжизненно сидящих в креслах. – Какого хрена приковали нас?

– Тебе незачем знать, – отозвался Хрюн. – Меньше знаешь, крепче спишь.

– Понял, – сказал Афанасий. – Попали к бандюганам.

– Угадал.

– Куда едем?

– А куда Макар телят не гонял, – вступил в разговор качок, отхлебывая пиво из бутылки. – Тебя это устроит?

Афанасий ничего не ответил, потому что зашевелился Николай, Лазутин сел на скамье и осмысленно посмотрел по сторонам.

– Куда это мы едем? – спросил Лазутин, но увидев, что сидит в наручниках воскликнул: – Что происходит? Кто это на меня надел? – Он занёс было руки, чтобы толкнуть качка, который был к нему ближе.

– Заткнись! – резко сказал качок, глядя на пепельно-серое лицо Лазутина. – Не протягивай руки, а то протянешь ноги. Сдадим по накладной, – он захохотал, допил пиво и выбросил бутылку в раскрытое окно. – В вашем положении, отцы, я бы сидел тихо и не задавал глупых вопросов. Я сказал – приедем, и я вас сдам по накладной. А вы уж там решайте, зачем вас, кто вас и так далее…

Афанасий закованными руками пытался растормошить Николая, с закрытыми глазами качающегося в разные стороны на сиденье.

– Хоть бы помощь оказали человеку, – ругался Афанасий. – Недоноски.

– Закрой сифон, – грозно прикрикнул на него качок. – Будешь травить баланду – успокою минут на сто. – Он показал Афанасию увесистый кулак.

Скоро очнулся и Николай. Увидев и себя, и друзей в наручниках, понял, в чём дело.

– Не зря письмо пришло, – сказал он.

Друзья поняли, что он имел в в иду.

– Этот шибздик провёл нас, – сказал Афанасий, вспомнив худосочного парня, который упрашивал Лазутина посмотреть машину. – Это я виноват. Не встрень я в разговор, Константиныч не поехал бы помогать.

– Ну и сучонок, – в сердцах сказал Владимир Константинович, редко пользовавшийся грубыми словами. – Дядянька, я зелёный, помоги тачку толкануть, – передразнил он парня.

– Накололись, а теперь ищут виноватых, – ухмыльнулся качок,

– Дай воды, – попросил Владимир Константинович у качка. – Пить хочется.

– Имидж ничто, жажда всё, – рассмеялся Хрюн, показывая редкие мелкие зубы.

– Не дай себе засохнуть, – поддержал напарника качок словами из рекламного ролика и протянул Лазутину бутылку с бесцветной жидкостью.

Лазутин взял её и отвинтил пробку. Тут же с негодованием бросил её в качка. Тот поймал бутылку на лету, но забрызгался. Запахло бензином.

– Ты что ж, сучара, делаешь. – Он влепил оплеуху Лазутину.

На помощь товарищу хотели броситься Афанасий с Николаем, но наручники, зацепленные за дужку сидений, им не дали.

Качок быстро остыл. Он подобрал на полу пробку, завинтил её, положил бутылку в кармашек чехла сиденья.

– Пить захотел, – качок раздул ноздри. – Приедешь на место, будет тебе и кофэ, и шампаньское. – Он громко загоготал от своей, как ему казалось, шутки, вспомнив советское кино.

Афанасий обозвал их некоторыми словами, которых не терпит бумага, и качок тут же пригрозил, что если они будут базлать, он вотрёт им по первое число.

Дуровцы замолчали.

Около небольшой продуктовой палатки шофёр остановился.

– Надо бы горло промочить, – сказал он. – Да и живот подвело. С утра не жрамши…

– Хрюн, слетай по-рыхлому, возьми какого закусона и птичьей водички, – распорядился качок, услышав слова шофёра. – Купи и этим оболтусам, – он кивнул на дуровцев, – бутылку минеральной. Не обеднеем.

Его напарник, выкинув в проход длинные сухие ноги, открыл дверцу и, смотря по сторонам, перебежал дорогу. Минут через десять вернулся, держа в руке полиэтиленовый пакет.

– Трогай! – сказал он шофёру.

Они выехали за пределы посёлка и остановились на обочине в редком мелколесье. Качок бросил бутылку «Кашинской» Афанасию:

– Промочи горло, вахмистр беззвёздный, и дай своим.

Жмых переместился в салон и все трое разлили водку поровну, выпили и закусили бутербродами с колбасой, тут же нарезанной.

От запаха колбасы дуровцев затошнило, слюна забила рот. Афанасий отвернулся, чтобы не видеть, как троица поедает хлеб с колбасой.

Наступали сумерки. Дорога затягивалась темнотой, а бандиты не спешили заводить машину. Положив голову на спинку кресла, Николай заснул, если можно было назвать сном дремоту или забытьё, которое прерывалось всякий раз от хохота или громкого вскрика конвоиров.

Афанасий размышлял, кто такие свирепые их конвоиры. Он сопоставил события, произошедшие за последние сутки, но ни к какому выводу не пришёл. Тревожась догадками, он спросил, обращаясь к качку, как главному из забубённой компании:

– Слушай, пахан! Может, объяснишь, за что нас повязали?

«Пахан», наевшись колбасы и пропустив стакан водки, заметно подобрел. Его глаза глядели не так остервенело, лицо потеряло брезгливую ухмылку, упитанное тело расслабилось.

Он поковырял зубочисткой во рту, не отрываясь, глядя на Афанасия. Сплюнул на пол. Откинувшись на спинку кресла и убрав зубочистку в пенальчик, ответил:

– Мы выполнили заказ.

– Какой заказ?

– Кому-то вы дорогу переехали.

– Может, вы ошиблись номером?

– Не бойся. Не перепутали.

– Кто же заказал нас?

– Ваньку-то не валяй. Так я тебе всё и разбубонил. Сдадим на руки, там и выясняй.

Качок отвернулся, давая понять, что дальше разговор вести он не намерен, встал с кресла и открыл дверь салона, пробормотав, что у него закипает радиатор. Справив нужду, закрыл дверь и уселся на прежнее место.

Простояли примерно ещё с час. Когда совсем стемнело, качок дал команду двигаться дальше. Афанасий глядел в окно, стараясь увидеть какие-либо приметные ориентиры дороги, но за стеклом нельзя было что-либо различить, и он оставил бесполезное занятие. Машину почти не покачивало, и можно было определить, что они едут по ровной асфальтированной дороге.

Когда впереди мелькнуло светлое пятно – фонари населённого пункта, качок положил пленников в проходе между кресел лицом вниз, пригрозив пощекотать им пятки, если они поднимутся.

Минут через десять автобус остановился, и качок, открыв скрежетнувшую дверцу, спрыгнул на землю. Послышались удалявшиеся шаги. Однако вскоре он вернулся.

– Трогай! – сказал шофёру.

Они проехали прямо, потом свернули направо, скрипнули ворота, под колёсами протекторов зашелестел гравий.

Когда машина остановилась, качок весело скомандовал:

– Поднимайсь и выматывайсь!

Хрюн отстегнул наручники от сидений.

– Чего телитесь? – прозвучал извне автобуса грубый голос.

Хрюн сильно саданул Афанасия носком ботинка.

– Чего разлёгся!?

– Потише, едрёна копоть, – огрызнулся Афанасий.

Их вывели из автобуса. Они увидели звёздное небо в просветах деревьев, черневший сбоку несуразный массив дома.

К автобусу подошли трое. Один из них, высокий, басовитым голосом спросил:

– Всех доставили?

– Как договаривались.

– Отведите их, – приказал высокий. – Наручников не снимать. Ваши бабки! – он протянул качку свёрток. – Считать будешь?

– Я не страдаю комплексами, – ответил качок. – Денежка счёт любит.

Он прошёл в автобус и включил в салоне свет.

Дуровцев, подталкивая в спину, ввели в какое-то помещение. В замочной скважине звякнул ключ.

Они остались одни.

Николай в середине комнаты наткнулся на что-то.

– Щит для игры в пинг-понг, – сказал он.

– Везет нам на спортивные сооружения, – вздохнул Афанасий.

Глава девятая. Ирэна Арнольдовна

Дуровцы ошарили помещение, но кроме стола для игры в пинг-понг, больше ничего не обнаружили. Помещение было обито вагонкой. В одной стене было три небольших фигурных окна, какие устраивают в мансардах или чердачных помещениях.

– Попали в переделку, – вздохнул Лазутин, присаживаясь к стене рядом с Афанасием.

– А ты хочешь клад найти без всяких осложнений? – уставился на него «афганец», хотя этого в темноте не было видно.

– Ты связываешь наше теперешнее положение с сундуком?

– Если не с сундуком, то с озером.

– Поясни?

– Кто нас предупреждал, чтобы мы не рыпались?

– Этот… Харон.

– Ну вот, ты сам ответил на свой вопрос. Я правильно мыслю, Николай?

Воронин в это время вершок за вершком обследовал помещение, стараясь узнать, куда их поместили.

– У меня других предположений нет. Я тоже считаю, что мы в лапах пресловутого Харона, ни дна бы ему, ни покрышки!

Он ударился головой о какой-то предмет, отчего чертыхнулся и отказался от дальнейшего обследования помещения в густой темноте.

– Есть хочется, – сказал Лазутин, проглатывая слюну.

– Да и жажду утолить не мешало бы, – добавил Афанасий, растирая запястья под наручниками. – Гады, хоть бы чего попить принесли…

– Будет день, будет пища, – сказал Николай, присаживаясь рядом с друзьями. – Я смертельно устал от этих передряг. Давайте поспим.

Рассвет затекал в помещение из оконцев, выгоняя из углов ночную темноту. Солнце ещё не встало, и всё было серым.

Николай сел на пол и огляделся. Как оказалось, они ночевали в помещении, напоминающим предбанник. Стены и потолок, как они вчера определили, были обшиты вагонкой. Окна были небольшими и снаружи их прикрывали ставни. При детальном рассмотрении Николай определил, что помещение можно было назвать небольшим спортивным залом. В углу был теннисный стол, чуть далее напротив окна с потолка свешивался мешок с опилками и песком для отработки удара в боксе, турник и ещё некоторые принадлежности, позволяющие говорить, что в этом доме живёт спортивная семья.

Солнце заглянуло в маленькое оконце в торце помещения очень высоко над полом, когда дверь отворилась, и на пороге вырос высокий мужчина. Он придержал дверь и пропустил вперёд себя другого охранника с подносом в руках. Тот поставил еду на теннисный стол и, молча, ушёл. Дверь закрылась и скрежетнул ключ в замке.

На подносе в три миски было наложено гороховое жёлто-зелёное пюре, несколько кусков хлеба, три ложки и три стакана с бесцветной жидкостью. На пробу это оказалось обыкновенной водопроводной сырой водой.

Ни слова не говоря, дуровцы подкрепились, и настроение у них улучшилось.

Они начали обсуждать своё положение, когда услышали за дверью голоса. Разговаривал мужчина и женщина. По разговору было можно понять, что мужчина занимал подчинённое положение. Сначала трудно было понять, о чём шёл разговор, но по мере приближения говоривших к входной двери, смысл разговора стал ясен.

– Вы мне не чините препятствий, – выговаривала мужчине женщина. – Это моя дача, и я могу и хочу делать здесь всё, что мне заблагорассудится.

– Но Павел Никодимыч распорядился никого сюда не пускать.

– Никого чужого, но только не меня. Так ведь?

– О вас никакого разговору не было.

– Вот видите.

– Но всё равно я вас не могу пустить…

– Я имею право знать, что у меня творится на даче и поэтому вы должны пропустить меня. Кого вы держите в зале: бандитов или ещё кого?

Мужчина уже готов был сдаться и открыть дверь перед напористой женщиной, как она вдруг ослабила первоначальный натиск и сдалась:

– Впрочем, что я нервничаю, – устало проговорила она. – Бог с вами, держите там, кого хотите. Я только вам одно скажу – переведите их из зала в чулан. Знаете, там слева от входа. Он довольно просторный, окон там за исключением одного маленького нет. Пусть там побудут. Оно пустует и как раз будет использовано целесообразно.

– Вот это другой разговор, Ирэна Арнольдовна, – проговорил смиренно мужчина. – А то мы действительно не знали, куда этих бродяг засунуть.

– А что они натворили?

Дуровцам показалось, что женщина пытается выведать у охранника причину появления на даче людей. Голос её был вкрадчивый и льстивый.

– Павел Никодимыч не говорил нам. У него свои дела с ними. Он разберётся.

Голоса затихли – говорившие удалились.

– Выходит, мы дорогу перешли, как выразился наш охранник, какому-то Павлу Никодимычу, – резюмировал Афанасий. – Кто-нибудь из вас знает такого? – Он посмотрел на друзей.

Николай пожал плечами, покачал головой и Лазутин.

– Значит, не Харон нас повязал, – выпятил губу Афанасий.

Однако через час с небольшим всё прояснилось.

Их перевели из зала в квадратное полусумрачное помещение на первом этаже. Кирпичные стены были оштукатурены и вдоль них стояли различной величины то ли шкафы, то ли стеллажи, на которых когда-то что-то лежало, но сейчас они были пусты. В каморку принесли три фабричных табурета и сняли с задержанных наручники.

Ближе к обеду дверь в каморку отворилась, и на пороге показался высокий жилистый человек в наглаженных брюках, из-под штанин которых высовывались носки огромных ботинок, в широком пиджаке, рукава которого были закатаны на один оборот и обнажали крепкие руки с сильными пальцами. Сухое лицо было загорелым, но через загар пробивался, как бы высвечивался серо-пергаментный цвет, небольшие глаза глядели пронзительно, тая усмешку, высокий лоб незаметно переходил в темя, словно занимал полголовы.

Дуровцы вздрогнули. Человек очень напоминал Изгоя, только лицо не было обмотано шарфом и не было шляпы с плащом.

Вошёл тот бесцеремонно, взял табуретку за ножку и сел на неё.

– Начну без околичностей, – сказал он. – Харону нужен ваш, как вы называете «камень». Когда мы его получим, вас отпустят.

– Мы не знаем никакого Харона, – произнёс Николай.

– Не прикидывайтесь. Имя-то вы знаете, а что до личности – зачем вам знать. Так как?

– А Харон – это Павел Никодимыч? – в упор спросил Афанасий.

Лицо вошедшего оставалось бесстрастным, но дуровцам показалось, что человек несколько оторопел, хотя попытался скрыть это.

– Какая вам от этого разница, – повернув голову в их сторону, безразлично произнёс он. – Нам нужен «камень».

– О каком камне вы говорите? – спросил Лазутин.

– Не притворяйся, человек, – жёстко произнёс долговязый. – Всё вы знаете. Вы этот предмет называете «камнем». Мы его зовём иначе. – В слове «иначе» ударение он сделал на первом слоге. На всё про всё даю вам сутки. Думайте, решайте. Отдаете «камень», и ваше дело в шляпе – вас отпустят, а ежели будете упрямиться – с вами разберутся.

– Ты нам угрожаешь? – набычился Афанасий.

– Предупреждаю, – ответил долговязый, встал со стула и исчез в дверях, не оглянувшись.

– Это Жердяй, ребята, – произнёс Николай. – Об этом мужике нам толковал Павел. Это он приходил с толстяком в вагончик к Косте-капитану. А, Афанасий?

– Похож на описанного Павлом, как две капли воды.

– И помните, это он с толстяком за нами на «Саабе» гонялся?

– Подручный Харона?

– Наверняка.

– И что будем делать?

– Подождём.

На обед им принесли жидкую картофельную похлебку, по куску хлеба и сырой воды.

– С такой жратвой ноги протянешь, – нахмурился Афанасий, поднося к губам ложку.

– Не всё равно, как умирать – с набитым желудком, или пустым, – невесело усмехнулся Лазутин.

– Рано ты умирать собрался, – неодобрительно посмотрел на него Николай.

– Такие люди, как долговязый, зря слов на ветер не бросают, – ответил Лазутин.

– Ты считаешь, что «камень» не надо отдавать? – спросил Афанасий.

– Даже если мы отдадим, они прибьют нас.

Афанасий замолчал – слова Лазутина заставили его задуматься.

Примерно через час после обеда ключ в замочной скважине дважды повернулся. Дверь открылась, и на пороге в свете, падающим из продолговатого окна напротив, появилась черноволосая женщина в спортивном костюме. На ногах были перламутровые туфли, и была она похожа на Шахерезаду из сказок тысячи и одной ночи.

Она приблизилась уверенно к пленным и густым голосом сказала:

– Стул предложите даме?

Лазутин поднялся и подвинул ей стул. Она села. Достала из кармана пачку импортных сигарет и зажигалку. Небрежно бросила на стол:

– Курите!

Николай взял сигарету и затянулся.

Лицо внезапно появившейся дамы было или загорелым, или покрыто густым гримом. Из-под густо накрашенных губ, блестели ослепительно белые ровные зубы.

– Вы удивлены, – усмехнулась она, видя недоумённые лица друзей. – Я не имею ничего общего с людьми, которые вас сюда привезли.

Дуровцы, молча, сгрудились у стеллажа, внимательно глядя на женщину и не произнося ни слова.

– Вы что в рот воды набрали? – с усмешкой произнесла она.

– Мы не знаем, что вам ответить, – первым нашелся Николай, глядя на шокирующе красивую женщину, от ослепительной красоты которой хотелось зажмурить глаза.

– Я хочу вам помочь.

Она сделала паузу, внимательно глядя на троих мужчин.

– Долговязый нам тоже обещал выпустить отсюда, если мы ему окажем кое-какую услугу. Вам какая услуга нужна?

– Жердяй вас обманет. А мне нужна не услуга. Это я вам делаю услугу… Я хочу помочь вам, но, конечно, не безвозмездно. – Глаза её сверкнули.

– И что вы нам предлагаете? – спросил заинтересованный Афанасий.

– Я могу сообщить вашим друзьям, где вас искать. Это всё, что я могу вам предложить.

– За что же такая милость? – скривил губы Воронин.

– Я же вам сказала – не безвозмездно.

– Тогда сколько стоит ваше предложение? – осведомился доселе молчавий Лазутин, с интересом разглядывавший обворожительную женщину, так внезапно сошедшую в их каморку.

– Пятьдесят тысяч баксов.

Лица у друзей вытянулись. Первым пришёл в себя Афанасий:

– Где же мы возьмём такие деньги?

– Это ваша забота.

– Мы не олигархи, – усмехнулся Воронин.

– И даже не бизнесмены, – поднял брови как бы от удивления Афанасий.

– Да у нас в Москве и друзей нет богатых, – сказал Лазутин.

Женщина поднялась со стула, взяла сигареты и зажигалку.

– А то пожар устроете, – произнесла она и пошла к двери. У косяка обернулась.

– На раздумья у вас час. Я вернусь.

– Мужики это нереально, – простонал Лазутин – пятьдесят тысяч баксов. – Даже мой зять не собрал бы эти деньги за сутки.

– У нас есть сапфир, – сказал Николай. – Если она сообщит нашим друзьям, они, наверно, догадаются. Серёга знает о нём. Он спрашивал, что мы с ним сделали.

– А потянет он на пятьдесят тысяч? – поинтересовался Лазутин.

– Должен потянуть на большее. Такой каменюка.

Обсудив все «за» и «против», они решили довериться женщине.