Текст книги "Рассвет над морем"
Автор книги: Юрий Смолич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 53 страниц)
Российские великодержавно-политические круги, кроме названного уже главы «Южно-русского национального центра» черносотенца Шульгина, представляли также главы «Совета земств и городов юга России», «Совета государственного объединения России» и «Союза возрождения России» – тоже черносотенцы.
Русский дипломатический корпус был представлен несколькими послами и несколькими десятками посланников. Генералов было не меньше двадцати, адмиралов – десяток, полковников генерального штаба – без числа.
Чиновный мир присутствовал здесь в составе нескольких царских министров и почти всех министров Временного правительства.
Были здесь и супруги Пуришкевича и Протопопова.
Явились и лидеры партий коалиции: меньшевиков, правых и левых эсеров, а также думского центра, правого и левого его крыла, не говоря уже о кадетах и октябристах.
Отдельно, за столиком у входа, тоже специально сервированным лично Штени, в окружении молодых людей со старческими физиономиями морфинистов сидел даже сам Мишка Япончик.
Мишку Япончика – главу корпорации одесских бандитов – каждый в Одессе отлично знал в лицо, а половина присутствующих здесь была либо ограблена им, либо стала его вечными данниками. Так что появляться Мишке Япончику в публичном месте было как будто бы небезопасно. Однако для подобных случаев у него был специальный уговор с полицмейстером и градоначальником: грабежей не учинять и надевать на голову рыжий парик. Рыжий парик был, пожалуй, и ни к чему – узнать Япончика было нетрудно по черным, при рыжем парике, усикам, – но он имел чисто символическое значение: Мишке Япончику надлежало не быть похожим на свои собственные фотографии, выставленные во всех полицейских участках и во всех общественных местах Одессы.
Молодые люди со старческими физиономиями – телохранители бандитского царька – были все как один в желтых крагах, бриджах из мелкоклетчатого «столетника», черных смокингах при целлулоидовых воротничках «композиция» и сдвинутых на левое ухо рыжих котелках. Парабеллумы они носили в кобурах под правой полой смокинга, а по два браунинга – подмышками, на резинках, прикрепленных к золотым браслетам: если руки резко поднять, – например, по команде «руки вверх», – браунинги автоматически выскакивали из обоих рукавов.
Руководство внутренней охраной ресторана взял на себя лично командующий гетманским гарнизоном генерал Бискупский. Он стоял в двух шагах от приготовленного для мосье и мадам Энно столика – на традиционном месте самого ресторатора Штени.
Когда мадам Энно переступила порог и вместе с мосье Энно, мило улыбаясь и кокетливо поеживаясь под своими шиншиллами, направилась к столику, сервированному под сенью малиновых драпри, словно вихрь пронесся по залу.
– Вив ля Франс! – истерически взвизгнул какой-то старикашка. Еще полчаса тому назад он слонялся по вестибюлю в замызганном сером пиджачке, но уже успел сбегать к себе в номер на третий этаж и надеть шитый золотом и пропахший нафталином камергерский мундир. – Вив ля Франс!
Он упал лицом в тарелку и зарыдал, как малое дитя.
Именно это и стало сигналом ко всеобщему взрыву.
От возгласов «вив ля Франс» и могучего русского «ура» вперемежку со значительно более слабым украинским «слава» задрожали старые стены гостиницы «Лондонской». Эхо зазвенело в разноцветных витражах окон. Таких громогласных оваций и такого столпотворения никогда еще не слышали и не знали стены одесской ресторации. А ведь здесь каждую субботу пропивали свои турецкие аферы греческие контрабандисты и их наложницы, по воскресеньям пьянствовали с кафешантанными танцовщицами гарнизонные корнеты и мичманы, а в будни спускали по ночам отцовские дивиденды сынки одесских негоциантов в компании с румынскими коммивояжерами.
Крики гремели из конца в конец. Мадам и мосье Энно раскланивались на все стороны. Штени, размахивая салфеткой и отирая ею пот с лица, пытался расчистить путь почетным гостям к столику возле буфета. Полковников он просто толкал, а генералам кричал:
– Куда же вы лезете? Что же вы пхаетесь? Вы же не на Дерибасовской и не в генеральном штабе!
Но генералы и адмиралы уже подхватили мосье и мадам Энно и понесли их через весь зал на руках.
Тогда Ситник и Максонский – знаменитый «оркестр» ресторана «Лондонской»: Ситник – скрипка, Максонский – рояль – ударили туш.
– Взять у него «бимбер», а у нее «ракушки»? – предложил один из охранителей Мишки Япончика, имея в виду золотые часы мосье Энно и жемчуга мадам.
– Я же дал слово градоначальнику, – грустно вздохнул Мишка Япончик. – Или ты не понимаешь? Это же международная, неприкосновенная особа! Мы же вынем из него душу и миллионов пять выкупа, а ты мне «бимбер» и «ракушки»!
Когда мосье и мадам Энно были, наконец, через головы всей толпы доставлены к своему столику и еще стояли, раскланиваясь в ответ на бурную овацию, генерал Бискупский сделал два шага, отделявшие его от почетных гостей, и, согнувшись почти пополам, прошептал:
– Ваша светлость! Ваша драгоценная жизнь и драгоценности вашей супруги в полной безопасности!
– Мерси, генерал! – поблагодарил консул. – Мы о вас не забудем…
– Ваша светлость!.. – снова заговорил генерал.
Видно было, что он собирается или снова на что-то пожаловаться, или о чем-то попросить. Но мадам Энно не любила, когда у нее чего-нибудь просили, и потому поспешно прервала разговор.
– А это кто такие, генерал? – спросила она, указывая на десяток молодых людей, полукругом выстроившихся перед столиком.
– Репортеры и хроникеры, ваша светлость! На предмет интервью и фотографических снимков. Общественность города и всей России ждет вашего слова и жаждет лицезреть ваши особы. Разрешите щелкнуть?
– Пусть щелкают! – милостиво разрешила мадам Энно и привычным движением поправила пышный шиньон. Теперь вид ее перед аппаратом был достаточно эффектен.
Вспыхнул магний, десять аппаратов дружно щелкнули. И сразу же репортеры выхватили карандаши и блокноты и бросились к мосье и мадам Энно.
Но тут как раз подоспел градоначальник.
– Тпрусь! А-ту! – зашипел он, отгоняя репортеров.
Однако мадам Энно его остановила и приветливо кивнула журналистам.
– Эмиль, – подтолкнула она консула, – можно!
Желтый бумажник крокодиловой кожи – уже вторично за сегодняшнее утро – появился в руках мосье Энно. Из бумажника появился и сложенный вчетверо листок.
Шум в зале как отрезало, воцарилась мертвая тишина. Только слышно было, как тяжело всхлипывал в свою тарелку камергер и дробно стучали секачи на кухне, готовя котлеты.
Голос консула Франции с особыми полномочиями прозвучал в торжественной тишине, как глас архангела перед страшным судом.
– Я прошу, чтобы декларация Антанты, которую я уполномочен огласить перед российской общественностью, сегодня же появилась в газетах!
В переводе на русский язык не было необходимости: большинство из присутствовавших в зале представителей российской «общественности» знало французский язык зачастую лучше русского. Тишина стала еще глубже – на камергера цыкнули, и даже на кухне перестали рубить котлеты.
Репортеры сделали стойку. Представлены были одесские газеты «Родная страна», «Южная Русь», «Проюг», «Новi шляхи», «Вiсник Одеси», «Одесская почта», «Одесский листок», «Одесские новости» и «Маленькие одесские новости» – все монархические и националистические органы прессы.
– Пожалуйста, – сказал консул, протягивая бумажку.
И девять репортеров, сбивая друг друга с ног, бросились к мосье Энно.
Самым проворным оказался корреспондент «Маленьких одесских новостей», он успел схватить бумажку и стремглав кинулся к двери. Измятая бумажка была намертво зажата в его кулачке.
Но на полдороге его перехватили.
– Прочитать! – ревел зал. – Огласить! Обнародовать!
Выхода не было. Хроникер понял, что живым ему отсюда не выйти. Спасая свою жизнь и свою добычу, которая сегодня же прославит его на всю Одессу, а быть может, и Россию, и даст ему утроенный гонорар, хроникер вскочил на столик.
Зал замер.
Но, прежде чем читать текст, хроникер с торжеством поглядел на своих коллег и произнес:
– В дружеской беседе с корреспондентом «Маленьких одесских новостей» консул Франции с особыми – чрезвычайными и экстраординарными – полномочиями авторитетно заявил…
Только тогда он развернул бумажку и начал читать в самом высоком, патетическом тоне:
«Державы Антанты заявляют через своего особого уполномоченного, французского консула в Киеве, что они решили не допускать ни малейшего уклонения в деле восстановления порядка и реорганизации России, начатой русскими патриотами и полностью поддерживаемой союзниками. Возрождение России как государства, входящего в состав победоносного блока стран Антанты, будет осуществлено в соответствии с желаниями всех патриотов и всех элементов, стоящих за порядок в России. Что же касается, в частности, областей Южной России, как оккупированных, так и не оккупированных немцами, находящихся под угрозой большевизма, то государства Антанты заявляют о своем непоколебимом решении поддержать в них порядок. Это непоколебимое решение в самом ближайшем времени будет подкреплено силой оружия – вооруженными силами настолько значительными, насколько потребуют того обстоятельства. Кроме того, они заявляют, что отныне возлагают личную ответственность на всех лидеров партий и организаций, независимо от их политической окраски, буде они попытаются сеять смуту или распространять анархию…»
Вот когда наступило настоящее вавилонское столпотворение.
Казалось, потолок ресторана обрушится и погребет под собой всех – вместе с самим консулом Франции и ресторатором Штени.
Сановные особы исступленно кричали «вив», «ура», «слава». Солидные граждане хлопали в ладоши, разбивая пальцы в кровь, как мальчишки. Аристократы «чистых кровей» топали ногами, как лошади, как плебеи на галерке в цирке. Величавые генералы и невзрачные штатские тузы падали друг другу в объятия. Дамы и старики плакали. Они продавали родину иностранцам с упоением.
Репортера «Маленьких одесских новостей» уже давно вынесли за дверь. Уже, должно быть, жужжали типографские машины, печатая экстренный выпуск газеты, а в ресторане все еще не смолкало шумное ликование.
Кто-то затянул марсельезу, ее тотчас же подхватили за столиками лидеров партий. Министры и дипломаты грянули «Боже, царя храни!» Генералы, точно юнкера, запели с присвистом: «Марш вперед, трубят в поход черные гусары, звук лихой зовет нас в бой, наливайте чары!..»
Потом все с бокалами шампанского толпой двинулись к столику мосье Энно. Каждый из двухсот представителей российской «общественности», присутствовавших в ресторане, хотел чокнуться с представителем цивилизованного мира – с великим консулом великой Франции, возвестившим великое спасение великой Российской империи.
И каждый, чокаясь, во все горло орал свой вопрос, стараясь перекричать всех остальных.
Херсонский помещик Балашов ревел:
– Так помещичьи имения будут возвращены?
– О, безусловно, мосье! – любезно кивала ему супруга консула Франции.
Товарищ председателя Протофиса Демченко надсаживался:
– А акции, займы, долги будут гарантированы?
– О мосье, что за вопрос? – разводил руками мосье Энно.
Председатель Одесского биржевого комитета Вайнштейн чуть не разрывался:
– Мон дье![17]17
Боже мой! (франц)
[Закрыть] Мессия! Чтобы я так жил!
Царскому министру Кривошеину посчастливилось протиснуться к самому столику и ухватить мосье Энно за борт пиджака. И он тянул консула к себе, откручивая ему пуговицы.
– А наши вожди, наши вожди? – допытывался он. – Я имею в виду – как с Милюковым?
– Вы можете быть совершенно спокойны, мосье! – заверил его мосье Энно, спасая свои пуговицы. – Мосье Милюков не далее как третьего дня в Яссах поставил свое факсимиле на оригинале этой декларации.
– А представители российского капитала? – домогался московский банкир Третьяков. – Российский капитал не был забыт на высоком совещании в Яссах?
– Мосье Рябушинский, мосье Гурко и мосье Шебеко – русские Ротшильды – держали в руках текст декларации, – тонко улыбнулся мосье Энно.
Наконец, протолкались к столику с наполненными коньяком чайными стаканами и генералы с адмиралами.
– От имени русского офицерства – ваше здоровье, мосье и мадам! Мы надеемся, русский генералитет уже в курсе исторических решений?
– Русскую делегацию в Яссах возглавлял генерал Щербачев.
– Ура! – гаркнули генералы и адмиралы. – Ура адмиралу Колчаку и генералу Деникину!..
Генерал Гришин-Алмазов, звякнув шпорами, чокнулся с мадам Энно.
– Когда, мадам, можно ожидать высадки десанта вооруженных сил Антанты?
Мосье Энно бросил на него ревнивый взгляд и поспешил ответить сам:
– Через два-три дня, генерал. Эскадра уже вышла. Пехота идет походным маршем через Румынию.
Генерал Бискупский топтался вокруг Энно, чуть не плача.
– Мосье, мосье! – дергал он консула то с той, то с другой стороны. – А как же я? То есть я хотел бы знать – как с паном гетманом, гетманщиной и со всем остальным?
– Ах, генерал! – поспешила мужу на помощь мадам Энно, опасаясь, как бы этот плаксивый генерал не выклянчил чего-нибудь у мягкосердечного консула. – Вы можете спать спокойно: делегация гетманского правительства в Яссах изъявила свое полное согласие с восстановлением единой, неделимой России…
Градоначальник Мустафин, однако, перекричал всех своим могучим басом:
– Хотел бы я знать – какую же судьбу готовит Антанта всем этим большевикам и прочей нечисти?
Мосье Энно, который еще не присел и все стоял с бокалом в руке, улыбаясь и отвечая всем сразу, поставил бокал и выпрямился.
В зале стало тихо; все поняли, что сейчас будет сделано еще одно историческое заявление.
Консул Франции подкрутил усики кверху и произнес негромко, но так, что его услышали даже лакеи у дверей:
– Все мятежные элементы будут подавлены…
Буря рукоплесканий и возгласов грянула снова, но мосье Энно поднял руку:
– Но в борьбу между легальными партиями мы вмешиваться не будем.
Из-за столиков лидеров партий взлетели крики «браво», и лидеры всех легальных партий, схватив свои рюмки, тоже засеменили к консулу.
Градоначальник Мустафин осушил свой бокал до дна и хлопнул им о пол, как на свадьбе на Молдаванке.
– Ныне отпущаеши раба твоего, владыко, по глаголу твоему с миром…
– Совершенно справедливо, мосье! – прошипела сквозь стиснутые зубки мадам Энно. – Вас и в самом деле придется отпустить… Разгон думы из представителей легальных партий, который вы вчера учинили, никак не отвечает… демократическим идеалам союзных держав!
Солистка кордебалета из Театра миниатюр у Сабанеевского моста Муся Ильманеску отомстила-таки сердцееду Мустафину за его былое невнимание к ее прелестям.
– Да, да! – послушно подтвердил мосье Энно. – Власть в городе должна возглавить коалиция представителей всех общественных кругов, всех легальных партий. Городом должен управлять парламент… Пардон, парламент будет для всего государства в Киеве, а городом должна управлять дума, как это у вас здесь называется, от всех слоев демократии: промышленники, негоцианты, финансовые деятели, затем меньшевики, трудовики, православное и католическое духовенство…
Мустафин непонимающе хлопал глазами. Что такое? Ему уже, кажется, дали по шапке? Похоже на то, что его выгнали с поста градоначальника?
Мосье Энно, завершая сей сложный дипломатический реприманд – то есть дав понять градоначальнику, что он уже вышел на пенсию, – галантно склонился к ручке градоначальницы. Старушка градоначальница была глуховата, не успела сообразить, какой поворот произошел только что в судьбе ее семьи, да и вообще не очень-то разбиралась в политике, специализировавшись преимущественно на вишневом варенье с косточками. Поэтому учтивость консула заставила ее прослезиться.
В это время и лидеры легальных партий, наконец, тоже пробились. Жестикулируя рюмками и расплескивая вино на своих партийных противников, лидеры заговорили все сразу, перебивая друг друга, но по сути на один голос:
– Обеспокоенные судьбами российского государства… исполненные желания плодотворного сотрудничества у кормила власти… признавая доминанту коалиционного способа правления…
– Так, так, господа! – одобрительно кивнул мосье Энно. – Вы должны сплотить силы российской общественности. Не правда ли, мон ами?
Мадам Энно обратила приветливую улыбку к толпе легальных лидеров.
– И местный парламент, – продолжал мосье Энно, – то есть, я хотел сказать, муниципалитет, следует возродить не откладывая. Кто из вас, господа, может претендовать на пост главы парламента, то есть, я хотел сказать, городской думы?
Легальные лидеры даже побледнели и растерялись от волнения: похоже, что кормило власти давали им прямо в руки!
– С вашего разрешения… с вашего согласия, мосье, мы немедленно же созовем представителей всех легальных партий и…
Мосье Энно кивнул головой, давая понять, что аудиенция окончена.
Лидеры, откланиваясь, попятились от столика.
Вернувшись к своему столу, они тут же объявили заседание межпартийного совещания открытым. На повестке дня стоял один вопрос: о кандидате в председатели одесской думы, способном сформировать, так сказать, кабинет, который сумел бы, как говорится, плодотворно сотрудничать с командованием войск Антанты.
Гришин-Алмазов стоял все время поблизости – против генерала Бискупского, по другую сторону стола – и рассеянно играл красным темляком своей кубанской шашки. Иногда он бросал взгляд на мадам Энно и снова погружался в задумчивость. Мадам Энно тоже отвечала ему короткими взглядами. Воспользовавшись небольшой паузой, наступившей после ухода лидеров партий, Гришин-Алмазов учтиво склонился к мосье Энно.
– Мосье, – сказал он, – не из пустого любопытства спрашивал я о сроках высадки десанта. Положение сейчас чрезвычайно напряженное. Гетманцы, петлюровцы, прочие сепаратисты – все это нас, конечно, немало беспокоит, но главная угроза – большевики. Разорвав после революции в Германии Брестский договор, большевики начали наступление на Украину. Гетманскую власть они объявили низвергнутой, на помощь антинемецким и антигетманскнм повстанцам с севера движутся уже две большевистские армии: Ворошилова – в харьковском направлении и Щорса – в направлении на Киев. Поддержанное местными большевистскими силами, особенно в Донбассе и в Кривом Роге, их наступление может развернуться молниеносно. Военное командование Антанты должно это учесть. Высадку десанта необходимо всемерно ускорить!..
Этот молодой генерал начинал уже нервировать мосье Энно. Аристократическая внешность генерала вызывала в мосье Энно зависть, а несомненная заинтересованность мадам Энно мужскими качествами генеральской особы – ревность.
Кроме того, этот генерал позволял себе как бы подгонять консула Франции в выполнении им его особых полномочий. И попадал к тому же не в бровь, а в глаз. Ведь и в самом деле, не для чего иного, как именно для ликвидации большевизма, прибыл сюда консул с особыми полномочиями от Антанты. И программа ликвидации была ему изложена самым точным образом – и в Париже, и в Константинополе, и в Яссах. Премьер Клемансо, наделяя консула особыми полномочиями, так и сказал: «Большевизм надо изолировать на территории Великороссии – с целью блокировать его и добиться его падения. И в первую голову большевиков надо отрезать от кавказской нефти, угля Донбасса и руды Кривого Рога». Французский посол Сент-Олер – глава дипломатического корпуса стран Антанты в восточных странах – так напутствовал консула с особыми полномочиями для Украины и юга России: «Одесса должна стать только исходной базой союзных армий, а южный плацдарм – трамплином для броска на Криворожье и Донецкий бассейн и дальше – на север». А генерал Франшэ д’Эспрэ – командующий вооруженными силами Антанты на Востоке – показал ему и копию своего заготовленного уже приказа: «Немедленно оккупировать Криворожье и Донецкий бассейн, Киев и Харьков».
А этот красавчик-аристократ в генеральских эполетах шпыняет его тем, что… не союзные армии занимают сейчас Киев и Харьков, а большевистские войска продвигаются к Харькову и Киеву, чтоб выйти на Криворожье и Донецкий бассейн…
Десант, конечно, необходим как можно скорее. Но откуда консулу Энно знать, когда должна начаться высадка десанта? Дислокацией армий – этой черной работой – занимаются военные специалисты, а консул – лицо гражданское, он озабочен высшей политикой!
Этот выскочка-молокосос и тут хочет подсадить Энно, невзирая на его особые полномочия.
Мосье Энно смерил Гришина-Алмазова холодным взглядом.
– Генерал! Ждите распоряжений высшего военного командования!
Гришин-Алмазов щелкнул шпорами и отошел.
Мосье Энно наклонился к мадам и прошипел:
– Мон ами! Вам, кажется, пришелся по сердцу этот ферт с малиновым звоном шпор? Преклоняюсь перед вашим тонким женским вкусом. Но рекомендую не обходить своими завлекательными взглядами и других членов генералитета. Вот хотя бы этого, – он кивком головы указал на стоявшего по ту сторону стола генерала Бискупского, который с горестным и обиженным видом жевал свои моржовые усы.
Мадам Энно повела плечом и холодно сказала:
– Генерал Гришин-Алмазов заслуживает особого нашего внимания, так как представляет основные силы российской контрреволюции: добрармию и руководящие круги единой и неделимой России.
Мосье Энно так же холодно ответил:
– А этот генерал с моржовыми усами представляет силы украинского гетманата, и я назначен консулом именно при правительстве гетмана Украины!
– Дурак! – сказала мадам Энно по-русски.
– Идиотка! – отвечал мосье Энно по-французски.
И мадам Энно мило улыбнулась Гришину-Алмазову, а мосье Энно ободрительно кивнул генералу Бискупскому.
Гришин-Алмазов вежливо потупился, но Бискупский понял движение мосье Энно как приглашение поболтать. Он мгновенно, несмотря на свою тучность, очутился за спиной консула и наклонился к его уху.
– Ах, ваша светлость, если б вы знали, какое сейчас трудное положение! Директория вот-вот свалит гетманское правительство и войдет в Киев! А петлюровцы, ведь они же, мосье, расчищают путь большевикам. Они в своей борьбе против гетмана используют даже большевизированные банды повстанцев!
– Ах, канальи! – возмутился мосье Энно.
– Канальи и есть, ваша светлость! И зачем ваша Антанта собирается разрешать какой-то там украинский вопрос? На виселицу всех их, этих украинцев, – и делу конец! Это говорю вам я, мосье, а ведь я сам хохол – малорос из-под Умани! Дадите волю этой собачьей директории – и не видать Киева ни нам, ни вам! Поверьте мне. У меня у самого в Киеве дом на Жилянской и мельница в Злодиевке, что возле Плютов!
Мосье Энно заволновался. Упоминание о Киеве расстроило его. Ведь как раз сегодня он должен был уже быть в Киеве и вершить судьбы украинского государства! А тут и в самом деле эта чертова директория…
– Да, да! Директория! – заволновался мосье Энно. – Простите, генерал, забыл, – кто там у них во главе этой самой директории?
– Да Винниченко же, ваша светлость, прохвост Винниченко, сдохнуть бы ему, пока он еще в Белой Церкви!
– Ах да, Винниченко, Винниченко! – припомнил мосье Энно. – Как же, знаю, знаю! «Черная пантера», «Ложь»! Видел в Киеве, в театре Соловцова. На премьере даже был. Вызывали автора. Вышел такой черный, с черной бородой, с черными глазами…
– Душа у него черная, ваша светлость…
– Возможно, очень возможно… Но я даже познакомился с ним тогда. Как же! Драматург Винниченко! Очень милый господин! Мы вместе поужинали в Купеческом собрании, – знаете, над Днепром? Очень, очень приятный господин.
Мосье Энно вдруг оживился. Его осенила идея.
– Я сейчас отправлю ему депешу, генерал! Да, да, депешу! Он остановит наступление своих войск и оставит пана гетмана в покое. И пустит сюда поезда. – Мосье Энно тут же вытащил блокнот и стило. – А депеша дойдет до Белой Церкви, генерал?
Генерал Бискупский присел на стул, с которого поднялся градоначальник – теперь уже не градоначальник – Мустафин; вместе со своей градоначальницей он тихо исчез задним ходом через буфет и кухню.
– До Белой Церкви не дойдет! – мрачно пожевал свой ус генерал. – Ведь это же вражеский лагерь, ваша светлость. Но телеграмму можно послать на имя пана гетмана в Киев. Гетман будет заинтересован в том, чтобы такая высокая телеграмма была получена в Белой Церкви, по ту сторону фронта, и уж найдет способ ее передать. Не беспокойтесь, мосье, на это есть парламентеры, перебежчики, дезертиры.
Консул Франции тем временем уже настрочил телеграмму, поставил под ней свою размашистую подпись и помахал бумажкой в воздухе, чтоб просохли чернила.
– А как же ее доставить на телеграф, генерал?
– О, не беспокойтесь, ваша светлость! Да я сам!
Генерал Бискупский выхватил бумажку из рук Энно и чуть не побежал к двери с неожиданной для его тучного тела резвостью. Одним глазком он уже заглянул и в телеграмму.
Текст телеграммы был лаконичен:
«Белая Церковь Винниченко Остановите наступление интересах Антанты Консул Франции с особыми полномочиями Энно».
В это время к столику возвратились лидеры легальных партий. Собственно на этот раз они пришли не все, а только прислали депутацию из трех человек.
Депутация почтительно уведомила консула, что на межпартийном совещании представителей всех легальных партий кандидатом на пост председателя думы выдвинут инженер Брайкевич – беспартийный, в прошлом – кадет, но разочаровавшийся, с семнадцатого года – бессменный председатель «Общественного комитета», который, впрочем, за весь прошедший год еще не успел развернуть свою деятельность.
– Вот и хорошо! – сказала мадам Энно.
– Очень хорошо! – подтвердил мосье Энно. – А где же мосье Брайкевич?
Из-за спин депутатов показался и сам кандидат. Это был пухленький, розовый человек, безупречно одетый по последней моде, в эту минуту изрядно под хмельком.
– Очень рад с вами познакомиться, мосье председатель! – консул подал Брайкевичу руку. – Завтра мы оформим ваше избрание председателем парламента, то есть, я хотел сказать, думы. Хотя нет! Не завтра, а послезавтра. Завтра мы с мадам будем заняты устройством нашей резиденции. Не так ли, мон ами? Познакомься, пожалуйста. Это председатель думы. Послезавтра он, вместо Мустафина, будет градоначальником, то есть мэром города. А впрочем, господа! – спохватился мосье Энно. – Вы можете провести эти… выборы и завтра. Без меня. – Он снисходительно улыбнулся. – Ведь я, не будучи гражданином Одессы, все равно не имею права голоса. Таким образом, будет соблюдена полная демократичность выборов, без какого бы то ни было нажима со стороны Антанты…
– Мы на первом же заседании новой думы изберем вас почетным гражданином Одессы! – еле держась на ногах от волнения и вина, воскликнул мосье Брайкевич.
Мосье Энно милостиво кивнул. Аудиенция окончена. Лидеры с будущим председателем думы и мэром города попятились на свои места. Мосье Энно проводил их приветливым кивком. И в этот миг взгляд мосье Энно упал на женское лицо… Черт подери! Мосье Энно был ошеломлен. Можно ли было предположить, что здесь, в какой-то Одессе, вдруг натолкнешься на такую необыкновенную красавицу!
Мгновение мосье Энно сидел, как в рот воды набрал, даже забыв по своей привычке улыбнуться и подмигнуть хорошенькому личику. Красавица дама в эту минуту тоже смотрела на мосье Энно. Взгляды их встретились, и она не опустила глаз.
Но, наконец, мосье Энно пришел в себя, мигнул и улыбнулся красавице. Дама ответила чуть заметной улыбкой и опустила ресницы.
У мосье Энно перехватило дыхание. Он искоса взглянул, не видела ли его улыбки мадам. Но все было в порядке: мадам не отрывала глаз от красавчика генерала. И мосье Энно поискал взглядом, у кого бы расспросить о прекрасной незнакомке, столь очаровавшей его.
Впрочем, генерал Бискупский, который успел вернуться и торчал. на своем месте, готовый к услугам, уже заметил блуждающий взгляд консула.
– Ваша светлость! – склонился он через плечо. – Вам что-то угодно? Если уборная, то…
– Генерал! – прошептал мосье Энно. – Скажите – кто эта дама? Вон там, в углу? Рядом с ней польский маршал и какой-то адмирал, и она не обращает на них никакого внимания, несмотря на все их выверты. Вон та шатенка с необычайной величины глазами и неправдоподобной длины ресницами…
Мосье Энно говорил, не отрывая глаз от далекой красавицы, и волнение охватывало его все сильнее и сильнее. Сначала словно что-то уже виденное где-то, когда-то почудилось ему в чертах этого чарующего женского облика, потом ему начало казаться, что и в самом деле есть что-то знакомое в этом прекрасном лице; наконец, он мог бы уже присягнуть, что видел эту женщину, даже знаком с нею…
– А! – отыскал-таки, наконец, женское лицо генерал Бискупский, догоняя взгляд мосье Энно. – Так это же, ваша светлость, артистка синематографа, звезда студии Ханжонкова, королева экрана Вера Холодная!.. Ее знает вся Одесса, вся Россия, весь…
Ну конечно же, знал ее и мосье Энно. На экране, понятно. Сколько раз еще тогда, до войны, в Киеве, в синематографе Шанцера на Крещатике, он смотрел фильмы с участием звезд русского экрана – Лысенко в паре с Мозжухиным, а в паре с Максимовым Вера Холодная! О, как она всегда очаровательна в ролях изменчивых обольстительниц или обольстительных изменниц! Но, мон дье, в жизни она была еще очаровательнее!..
– Разрешите представить вам, ваша светлость? – гудел над его ухом генерал Бискупский. – Артистка Вера Холодная будет счастлива, получив возможность…
– О нет! Что вы! Мерси, генерал! Я просто из любопытства…
Мосье Энно поспешил остановить услужливого генерала и бросил опасливый взгляд на мадам.
В знакомствах с женщинами мосье Энно всегда рассчитывал только на собственные силы и собственные чары. И всегда добивался своего. Это могли засвидетельствовать многочисленные шляпницы Монмартра в Париже и не менее многочисленные белошвейки киевского Подола. С артисткой Верой Холодной, королевой экрана, он, конечно, познакомится, но при других обстоятельствах: не в таком большом и шумном обществе и не на глазах у мадам Энно.
Мосье Энно сразу повеселел. Оказывается, и в Одессе можно провести время не без удовольствия. Он, пожалуй, поторопился посылать депешу этому самому Винниченко. Пусть бы себе копался там, под Киевом, подольше и не спешил восстанавливать железнодорожную связь с Одессой…
– А как с депешей, генерал? – поинтересовался он, придавая лицу самый деловой вид, довольно-таки кисло.
– Ее уже выстукивают по прямому проводу, ваша светлость!
– Мерси, генерал! Мы вас не забудем.
Генерал Бискупский немедленно воспользовался вниманием консула и снова жалостливо и умоляюще встопорщил усы.
– Ох, ваша светлость! Милостиво прошу меня простить, прошу не посчитать за дерзость, но, с вашего разрешения, имею к вам покорнейшую просьбу…
