Текст книги "Рассвет над морем"
Автор книги: Юрий Смолич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 53 страниц)
Генерал заволновался и заспешил:
– Все?
– Еще только общая картина, генерал! Украина вся охвачена восстанием. Немецкие гарнизоны повсюду, кроме Юга, сложили оружие. От Харькова движется, гоня петлюровцев, украинская рабоче-крестьянская армия красного генерала Ворошилова. В направлении на Киев начали наступление украинские красные партизаны под командованием Щорса… Они тоже себя именуют украинской Красной Армией. По всей северной границе Украины против войск директории наступает большевистская армия из России.
Генерал неохотно оторвал взгляд от сатира с девушкой.
– Итак, вы хотите сказать, что большевики и петлюровцы фактически находятся в состоянии войны? Миссия директории, выходит, не договорилась в Москве?
– Мы не имеем об этом сведений, господин генерал. Не подтверждаются и слухи, что такие переговоры вообще имели место…
– Что вы говорите? – Генерал был искренне удивлен. – Больше ничего?
– Петлюровцы устроили в Харькове переворот. Петлюровские гайдамаки разогнали Совет рабочих и солдатских депутатов. То же и в Екатеринославе: петлюровские отряды арестовали большевиков, членов Совета, и кое-кого расстреляли. Вооруженный конфликт, начало военных действий между петлюровцами и большевиками – реальный факт, господин генерал!
– Очень любопытно! – наконец-то расшевелился генерал. – Кстати, полковник! Ведь там сидят и ждут эти дипломаты от директории! Что им нужно? О чем они просят? Из Парижа и Лондона нет еще указаний, как вести себя с этими идиотами, как их там – Винниченко и Петлюрой… Что же им сказать? Как вы думаете, адмирал?
Адмирал Боллард продолжал поединок со сном и бессмысленно хлопал глазами.
– Я полагаю, – прохрипел он, – следует подождать указаний из Лондона и Парижа.
Указания из Лондона, лично от военного министра, у адмирала уже были: пока что поддерживать и петлюровцев, пообещать им что-нибудь, а там будет видно. Однако адмирал понимал, что это указание – специально английское, не для французов.
Генерал д’Ансельм пожал плечами.
– Не могу я понять… высокой дипломатии: гетмана уже нет, а наши политики все никак не могут решить, кого им поддерживать – гетмана или директорию! Кстати, полковник, – полюбопытствовал он, – какая между ними разница?
Полковник Фредамбер тоже пожал плечами и подергал щекой.
– Кто их знает, генерал. Очевидно, борьба за престол.
В это время вошел младший адъютант и доложил:
– Украинские дипломаты в приемной очень волнуются. Они спрашивают, ждать ли им, или, быть может, ввиду позднего времени прийти завтра утром?
Генерал встревожился:
– Нет, нет! К чему откладывать на завтра? Пускай сегодня же ночью уезжают обратно в Киев. На что они нам здесь? Полковник! Пойдите займитесь ими!
Полковник Фредамбер встал.
– Что же им сказать, генерал?
– Боже мой! Почем я знаю! – с раздражением ответил генерал д’Ансельм. – Я запрошу еще раз посла Сент-Олера в Яссах, может быть ему что-нибудь известно относительно того, как вести себя с этой… директорией. А пока… а пока дайте им почувствовать нашу силу и наше отношение. Этих дураков Винниченко с Петлюрой лучше всего было бы, конечно, просто прогнать, но… Что-нибудь в таком духе, полковник. Давно они явились, эти дипломаты?
– В девять, – дал справку капитан Ланжерон.
Генерал взглянул на часы, стоявшие на столе. Это тоже было позавчерашнее приобретение. Небольшие часики являлись фрагментом скульптурной миниатюры: мраморная девушка держала их на плече, как кувшин с водой, и задумчиво смотрела вверх; она шла широким, быстрым шагом и мечтала на ходу. Это была скульптура тонкой работы талантливого и взыскательного художника: девушка из холодного мрамора казалась теплой и живой, жила каждая линия ее тела, вырезанного искусной рукой. Генерал заплатил недорого – всего пятьсот франков.
– Половина одиннадцатого, – констатировал генерал, – они ждут уже полтора часа. Вполне достаточно для престижа. Идите, полковник, выясните и дайте почувствовать…
5
Когда полковник Фредамбер вошел в приемную – украинские дипломаты ожидали в приемной «Б», то есть украинской, с коврами и плахтами, – навстречу ему поднялось двое.
Один из них был седовласый, как и генерал д’Ансельм, и вообще чем-то походил на него. Он держался с достоинством и приветствовал полковника сдержанным поклоном.
Второй был маленький, юркий и суетливый, черный, с лысиной. Кланялся он чересчур уж низко, заискивающе, присовокупляя к сему: «Кланяюсь!» или «Прόшу!»
– С кем имею честь? – спросил полковник Фредамбер, почти не ответив на приветствие: дипломаты сразу должны были почувствовать, с кем они имеют честь беседовать.
– Профессор Остапенко, – отрекомендовался первый.
– Доктор Назарук, прόшу вас! – представился второй и прибавил, низко склонившись: – Кланяюсь! Мы есть, прόшу пана генерала…
– Полковник, – обрезал Фредамбер.
– Прόшу пана полковника, мы есть представители директории Украинской народной республики. Кланяюсь!
Фредамбер кивнул.
– С чем вы пришли?
Фредамбер говорил кратко, неприветливо, почти грубо. Он не садился, остался стоять у стола, и гости, сделавшие было движение, чтобы сесть, тоже вынуждены были стоять.
Профессор Остапенко собирался начать речь, но быстрый, беспокойный доктор Назарук уже опередил его и заговорил, согнувшись в почтительном поклоне:
– Пан профессор, прόшу вас, приднепровец; я есмь, прόшу вас, из Галиции. Таким образом, прόшу вас, считайте, что мы двое представляем здесь всю Украину, прόшу вас!
– Мы уполномочены, – горохом сыпал доктор Назарук, – передать от имени директории высокому французскому командованию в вашем лице наши гратуляции, а также изложить, прόшу вас, соображения и домогания славного правительства нашей неньки УНР!
Полковник Фредамбер открыл было рот, чтобы ответить, но это ему не удалось, так как доктор Назарук еще не закончил своей дипломатической преамбулы. Склонившись еще ниже, он совершенно расстилался своим сладеньким голоском:
– Преисполненные, прόшу вас, почтительнейших чувств глубочайшего уважения к высокой культурной миссии высоких держав согласия и проникнутые, прόшу вас, чувством невыразимого восторга перед славными победами великих держав над якобы непобедимыми силами австро-немецкой коалиции, мы, прόшу вас, рады счастливому случаю лично выразить эти наши чувства герою отважной французской армии! Кланяюсь!
Фредамбер кивнул.
Профессору Остапенко удалось в эту минуту вставить и свое слово:
– Мы счастливы напомнить, что правительство наше отдало приказ своим вооруженным силам не чинить никаких препятствий союзным войскам, когда они вступили на нашу украинскую землю и стали гостями нашей страны.
Фредамбер произнес резко и насмешливо:
– Вашему правительству нельзя отказать в дальновидности. Если бы войска директории не капитулировали после нашего приказа, ваши солдаты были бы уничтожены все до одного.
– Но, прόшу вас, – сразу же зачастил доктор Назарук, – глава директории пан Винниченко приказал не оказывать сопротивления!
– Вашему Винниченко, – саркастически отвечал Фредамбер, – подчинились только офицеры, а солдаты пробовали завязать с нашими частями бой.
– О, прόшу вас… – начал было доктор Назарук, но Фредамбер его прервал:
– С чем вы пришли?
Тогда заговорил, наконец, профессор Остапенко, слегка отодвинув доктора Назарука:
– Директория УНР поручила нам вести переговоры с командованием вооруженных сил Антанты на следующих условиях: предварительное признание де-юре правительства УНР, невмешательство во внутренние дела Украинской народной республики…
Фредамбер снова перебил:
– Мы люди военные и привыкли говорить кратко. Мы пришли сюда, чтоб установить здесь порядок и спокойствие. Для установления порядка и спокойствия мы будем бороться против большевиков. Против большевиков должны бороться все. Если вы не будете бороться против большевиков, мы будем бороться и против вас. Никаких условий от вас мы выслушивать не собираемся. Но просим принять к сведению наши условия. Они коротки. Весь состав вашей директории должен быть сменен и утвержден нами… Вы должны создать антибольшевистскую армию в триста тысяч человек…
Доктор Назарук-таки прорвался:
– Но ведь, прόшу вас, наш пан министр генерал Греков предлагал вам организовать армию даже в пятьсот тысяч человек!
Фредамбер не обратил на него внимания.
– Ваша армия подчиняется верховному руководству нашего командования. Средние командные посты занимают офицеры русской добровольческой армии. Ваши войска проводят операции в полном взаимодействии с остальными антибольшевистскими военными формированиями: добрармией генерала Деникина, польскими легионами белого орла, ну и, конечно, французской армией. Ваши железные дороги, финансы, предприятия мы берем целиком под контроль и используем для нужд борьбы против большевиков. Что вы имеете сказать?
Доктор Назарук заискивающе изогнулся.
– Но, прόшу вас, пан полковник! Россияне и поляки – наши извечные враги. Они претендуют, прόшу вас, на наши земли. Они не признают украинской государственности. Прόшу вас!
– У меня нет ни времени, ни нужды разбираться в ваших несогласиях. Речь идет только об одном: о войне против большевиков!
– Прόшу вас! – завопил доктор Назарук. – Мы объявим эту войну! Мы, прόшу вас, уже воюем!..
Но профессору Остапенко удалось остановить своего коллегу. Он, покраснев, сказал:
– Прошу прощения, но мы не имеем полномочий от нашего правительства дать ответ на такие требования.
Фредамбер подергал ногой в коленке.
– В таком случае нам не о чем говорить. – Он кивнул. – Адъютант отдаст распоряжение, чтобы вас немедленно доставили на вокзал, так как ввиду позднего времени ходить по улицам запрещено. Надеюсь, что вы еще сегодня ночью, первым же поездом, вернетесь в Киев и… доложите вашему правительству. Мое почтение!
– Кланяюсь! – крикнул доктор Назарук вдогонку Фредамберу.
6
Когда полковник Фредамбер вернулся в кабинет генерала д’Ансельма, он застал его и адмирала в некоторой растерянности. Они даже не полюбопытствовали, чем же закончился разговор полковника с дипломатами директории. Были дела поважнее. Генерал Гришин-Алмазов только что возвратился от американского полковника Риггса из «Лондонской» и сообщил, что Риггс отказался приехать на раут.
В ответ на приглашение генерал-губернатора города Одессы и таврийского юга Украины – приглашение, переданное от имени объединенного англо-французского командования, – глава военной миссии США, поблагодарив от своего имени и имени остальных американских дипломатов, просил передать генералу д’Ансельму и адмиралу Болларду сердечный привет, но прийти на раут не пожелал. Он не сослался на усталость с дороги, не оправдывался состоянием здоровья, не пожаловался и на отсутствие времени, как это принято в таких случаях у дипломатов, а с прямолинейностью техасского ковбоя заявил, что он рассматривает раут как акт дипломатический, а он приехал сюда не как дипломат, а только как военный представитель, осуществляющий определенные указания своего правительства. В то же время полковник Риггс просил французского генерала и английского адмирала уведомить его безотлагательно, в котором часу завтра утром генерал и адмирал могут встретиться с ним для совместного делового совещания. Между прочим, Риггс дал понять, что встает он в шесть и начинает свой рабочий день в семь часов утра.
Генерал и адмирал были так шокированы этим ответом, что и не знали – что же теперь делать?
Особенно был уязвлен генерал д’Ансельм. Его аристократизму, его изысканному воспитанию был нанесен тяжелый удар – и кем? Каким-то американским выскочкой. Потомок старинного рода рыцарей ордена «Креста и меча», праправнук бурбонского царедворца, внук версальца – он был оскорблен в своих лучших чувствах. Он побледнел и процедил сквозь зубы:
– Пароль д’онер![32]32
Честное слово! (франц.)
[Закрыть] Если б не моя высокая миссия, я бы вызвал этого… – здесь генерал ввернул непечатное солдатское словцо, – на дуэль!
Адмирал же совершенно неожиданно вызвав всеобщее удивление, так как отличался исключительно лаконичной манерой изъясняться и был чрезвычайно скуп на слова, разразился целой тирадой, правда адресовав ее к бутылке виски, стоявшей перед ним, и к сифону с сельтерской:
– Тысяча чертей и две ведьмы! Мы распеваем себе на утешение «Британия, властвуй над морями!» Это, черт побери, наш национальный гимн! Но над морями уже начинают властвовать эти чертовы американцы! Ведь они же за время войны, пока мы проливали кровь, потихоньку построили себе торговый флот куда больше, лучше и мощнее, чем все остальные, вместе взятые, флоты мира! Акулы! Флибустьеры!.. Не мы ли с вами победили Германию, генерал? Мы, будь я проклят до могилы! Но лапу к ней протягивают сейчас опять же эти чертовы американцы!.. Каучук Вест-Индии, за который наши конквистадоры пролили немало крови, эти разбойники вырывают у нас, англичан, прямо изо рта и кидают в пасть своим американским трестам, синдикатам и картелям! Банда чертей и ведьм! Они заграбастали нефть Караибского моря, нефть Мексики и сейчас нацеливаются сделать то же на Ближнем и Среднем Востоке, за двадцать тысяч километров от американских берегов. Но им и этого мало, им бы еще забраться на Кавказ, в самый карман к сэру Детердингу. Их Гувер уже протягивает свою лапу к майкопским месторождениям, тянется к бакинским источникам и сталкивает прямо в Каспийское море честных английских предпринимателей! Каннибалы!
Тут адмирал придвинул к себе бутылку с виски и сифон, нажал ручку сифона и пустил в стакан такую струю сельтерской, что и виски и вода расплескались по всему столу, залив бумаги генерала.
Проклятия адмирала Болларда немного успокоили генерала д’Ансельма, и он кое-как овладел собой.
– Я считаю, – обратился он к полковнику Фредамберу, – что уведомить полковника Риггса о времени нашей встречи по телефону или через адъютанта будет нетактично. В конце концов необходимо дать ему понять, что мы – джентльмены, а он – парвеню. Вам, полковник, придется взять эту миссию на себя. Я прошу вас сейчас же сообщить полковнику Риггсу, что я готов… принять его… гм… завтра в пять минут десятого. Когда можете вы принять полковника Риггса, адмирал?
Адмирал Боллард сердито буркнул:
– Тысяча чертей, я сегодня сильно напьюсь и встану завтра поздно…
Но генерал д’Ансельм позволил себе прервать новый поток проклятий адмирала Болларда.
– Адмирал! – сказал он мягко, но настойчиво. – Завтра вам придется все-таки встать рано. Мы должны дать понять этому парвеню, с кем он имеет дело. Мы уведомим его, что совместное заседание состоится после визитов, в половине десятого, следовательно…
– А ну его к акулам! – отмахнулся адмирал, успокаиваясь, и осторожно, чтоб не пролить ни капли, еще раз нацедил себе виски и содовой.
Генерал д’Ансельм обратился к начальнику штаба:
– Я думаю, полковник, что лучше всего будет, если вы лично отправитесь сейчас к полковнику Риггсу и лично передадите ему наши приглашения. Пожалуйста, поторопитесь, полковник, пока полковник Риггс еще не лег спать.
Затем генерал придвинул к себе бронзированную девушку с сигаретой и сатира из белого металла и, не обращая внимания на похрапывание адмирала, стал их разглядывать.
Глава восьмая
1
Когда полковник Фредамбер постучал в двери номера люкс в гостинице «Лондонской», оттуда откликнулось сразу три или четыре голоса:
– Войдите!
Полковник вошел.
Вчера этот роскошный номер в бельэтаже занимала супруга великого князя Михаила Александровича – того самого, который два дня был последним российским монархом. Сейчас великую княгиню, и в течение двух дней российскую императрицу, администрация отеля вынуждена была в связи с неожиданным приездом знатных иностранцев спешно переселить выше двумя этажами, в комнату поменьше.
Номер люкс бельэтажа вообще был рассчитан на почтенных коммерсантов и потому бил в глаза своей аляповатой роскошью. Но сейчас пышная мебель была в беспорядке сдвинута в одну сторону, а всю комнату загромождали огромные, окованные блестящей медью дорожные кофры – штук пять или шесть, не считая более мелких, также обитых металлом чемоданов. И кофры и чемоданы прямо-таки сверкали богатой палитрой красок от обильно наклеенных на них рекламных ярлыков отелей, где приходилось останавливаться в своих, видимо бесконечных, путешествиях владельцам этих кофров и чемоданов.
Чемоданы валялись везде, беспорядочно разбросанные, в живописном хаосе. Из одного раскрытого кофра свисала полосатая пижама. Другой был поставлен на попа; на нем красовались бутылки и несколько открытых консервных банок, – и это было странно, так как обыкновенный человеческий стол стоял здесь же, рядом, отодвинутый к окну за ненадобностью.
Три человека сидели на чемоданах вокруг кофра с едой и напитками и, вне всякого сомнения, подкреплялись. Один держал банку консервов, другой наливал себе из низкой пузатенькой бутылки, вроде большой банки с чернилами, третий размахивал ножом, крепко зажатым в кулаке.
В стороне в широком кресле с роскошной позолотой, совсем провалившись в его мягкие подушки, сидела женщина. Она была огненно-рыжая, шевелюра ее сиянием подымалась высоко над головой, худое лицо было неправдоподобно бледным, – натуральной, впрочем, бледностью худосочных людей с рыжими волосами, глаза, зеленовато-коричневые, блестели и светились, как у кошки ночью. Она тянула из чайного стакана какой-то напиток.
Полковник Фредамбер остановился на пороге и приложил два пальца к своему кепи с полковничьими галунами.
– Полковник Фредамбер. Разрешите войти?
Огромный детина без пиджака, в голубых подтяжках, с густой иссиня-черной порослью волос ежиком и чисто, досиня выбритый, поднялся с чемодана.
– Вы уже вошли! – гаркнул он. – Тысяча долларов против одного цента, что вы тоже от генерала д’Ансельма и опять к полковнику Риггсу. Риггс – это я. Как, вы сказали, ваша фамилия?
Фредамбер представился вторично.
Какое-то неуловимое движение прошло по лицу Риггса, минуту он с любопытством вглядывался в нового знакомца. Но это был только миг – и Риггс широким жестом протянул руку.
– Садитесь! – он кивнул на один из чемоданов и ногой сбросил с него пустую консервную банку. – Проклятая дыра эта ваша Одесса! Нам до утра смогли выкроить только один номер. Все занято. И этот остолоп портье не решается ночью побеспокоить других постояльцев, даже когда речь идет о миссии Соединенных Штатов Америки. Прямо дикари! Ведь нас трое, и с нами женщина. Обещают утром. Я их предупредил, чтобы номера были без клопов. Я-то знаю, что такое клопы! Я уже бывал в России и не случайно занимаю при государственном департаменте должность постоянного консультанта по русским делам. По этому вопросу вызывал меня президент и в Париж перед мирной конференцией. Если клопы все-таки будут, мы сразу же заберем свое барахло – и на яхту! Пусть потом расхлебывают международный конфликт. Как, вы сказали, ваша фамилия? Ах, Фредамбер! Так вот, познакомьтесь. Полковник Гейк Шеркижен, профессор Шацкий. А это – Ева Блюм, журналистка, представитель разных там органов свободной прессы и всемирной информации. Ева! Кому я сказал? Куда же вы, Фред… ах, Фредамбер?
Полковник Фредамбер подошел к телефону на столе и снял трубку.
– Портье! – приказал он.
Когда голос портье откликнулся в трубке, Фредамбер сказал:
– Говорит полковник Фредамбер. Да, лично. Через десять минут три номера в распоряжение миссии США. – Он выслушал ответ и сказал: – Эти три русских генерала могут переночевать в вестибюле или в кабинете директора… С женами, конечно… И с детьми. Через десять минут сообщите в номер, занимаемый сейчас полковником Риггсом. – Он стукнул рычажком. – Коммутатор? Резиденцию генерала д’Ансельма, комендатуру… Комендатура? Фредамбер. Выслать немедленно десять человек в «Лондонскую» и установить постоянный караул в коридоре перед апартаментами представителей миссии США.
Положив трубку, Фредамбер пояснил Риггсу:
– Охрану поставить необходимо. По ночам здесь действуют большевистские диверсанты. Это может представить опасность для вашей жизни. Кроме того, орудуют налетчики. Это может представить опасность для ваших чемоданов.
– Я вижу, вы лихой парень! – сказал Риггс. – Сейчас мы выпьем за ваше здоровье. Вы кавалерист? – Он кивнул на кривые, изогнутые колесом ноги полковника.
– Кавалерист, – отвечал Фредамбер. – Я к вам, полковник, по поручению генерала д’Ансельма и адмирала Болларда.
– Понятно! – кивнул Риггс, усаживаясь на свой чемодан. – Приходил тут уже один генерал. Кажется, генерал-губернатор. Красивый джентльмен, такие нравятся женщинам. Но мне он не понравился. Такой продаст и имени не спросит. Мы с ним договорились завтра осмотреть город и устроить маленький пикник. – Риггс вдруг прервал свою речь. – Джентльмены, – обратился он к своим коллегам, – я думаю, что вы уже поели. Номера тоже сейчас будут. Ты, Гейк, уложишь спать профессора и поможешь ему прочитать молитву на ночь. А мы с полковником… м… Фредамбером еще немного побеседуем.
Полковник Шеркижен и профессор Шацкий – оба в штатском, так что невозможно было разобрать, кто из них полковник, а кто профессор, – немедленно поднялись, откланялись и вышли. Один из них – очевидно, это и был полковник Гейк Шеркижен, так как на лице его не было ни малейшего, даже отдаленного намека на интеллект, – прихватил с собой бутылку.
Женщина – рыжая журналистка в кресле у окна – не шевельнулась. Она небольшими глотками прихлебывала из стакана.
2
Двери за двумя американскими дипломатами закрылись. Риггс, не обращая внимания на рыжую женщину, кивнул Фредамберу:
– Садитесь же, Фредамбер! Курите. Сода-виски?
Фредамбер сел.
– Спасибо. С вашего разрешения я выпью рюмочку коньяку.
– Французская привычка? – подмигнул Риггс и налил себе сода-виски.
– Нет, у меня пониженная кислотность, и сода мне вредит.
– Тогда пейте без соды. Восемьдесят градусов – это не так уж много. В Танжере, когда жара была под семьдесят, я ездил на велосипеде за три мили охотиться на страусов в песках пустыни.
– Риггс! – впервые за все время заговорила рыжая журналистка; голос у нее был с придыханиями. – Это же совершенно другие градусы. Не прикидывайтесь, будто вы не знаете элементарной физики.
– В самом деле?.. Я вообще удивляюсь этим физикам! До сих пор не могут привести все к какому-нибудь одному знаменателю… Во всяком случае, коньяк не рекомендую. Это румынский, дрянь! Мы прихватили его в Констанце. Пойло для свиней. Впрочем, наши калифорнийские свиньи его, конечно, пить не станут. Пейте, ей-богу, виски!
Риггс внимательно наблюдал за Фредамбером, пока тот пил. Когда Фредамбер покончил с этой процедурой и взял сигарету, Риггс сказал:
– Много о вас слышал, Фредамбер! Мне сказали, что могу положиться на вас, как на каменную гору. О вас вспоминал и сам Вудро. С президентом я виделся первого декабря на острове Уайт. Зашла речь и о вас…
– Благодарю! – поклонился Фредамбер. – Это мне очень лестно.
– В госдепартаменте, – сказал Риггс, – и в Эф-Би-Ай[33]33
Один из органов разведки США в те годы.
[Закрыть] о вас тоже самого лучшего мнения.
Фредамбер подтянулся и искоса взглянул на рыжую журналистку.
Риггс сказал:
– Все – о’кэй! Я – разведка, Ева – контрразведка. Полный комплект.
Фредамбер почтительно склонил голову.
Риггс, сощурив глаз, смотрел на Фредамбера. Он разглядывал его и оценивал.
– До войны вы получали три тысячи долларов в год?
Фредамбер снова склонил голову.
– Со дня объявления войны шесть?
– Абсолютно точно, сэр…
– И с переходом в вооруженные силы, действующие на Востоке, двенадцать?
– Вы хорошо информированы, сэр.
– Я должен иметь точные сведения обо всех своих сотрудниках. Со дня вашего прибытия сюда в составе оккупационной армии и во главе ее вы будете получать двадцать четыре тысячи.
– Очень благодарен, сэр. Весьма тронут.
– Ваш стаж?
– Пятнадцать лет в кадрах французской армии, сэр.
– Я спрашиваю про американскую разведку.
– С сентября тысяча девятьсот третьего года.
Риггс усмехнулся.
– Ваш стаж ровно на пять лет больше моего. Прошу прощения, что вам придется подчиняться младшему стажем.
– На нашей работе это вполне естественно, сэр. Здесь под моим началом генералы и адмиралы.
– Ну, чины русской армии, да и французской тоже, не имеют значения.
Он взял бутылку виски.
– С вашего разрешения, сэр, я воздержусь.
– Тоже французская привычка?
– Нет. У меня еще много дел сегодня. В американских интересах.
Риггс налил себе и выпил.
Затем Риггс откинулся, оперся спиной о другой чемодан, стоявший сзади, и положил ноги на третий.
Фредамбер отложил в сторону свое кепи с галунами полковника французской армии и нашивкой генерального штаба и расстегнул воротник френча.
– У вас тут жарко, сэр. Вы разрешите, мисс?
Рыжая журналистка удивленно подняла брови. Похоже было, что она не привыкла, чтоб перед нею извинялись за непорядки в одежде. Затем она сказала:
– Меня зовут Ева.
– Жарко, – согласился Риггс и закурил новую сигарету. – У вас только что на приеме были дипломаты украинской директории.
Фредамбер удивленно поглядел на него:
– Вам это уже известно?
– Один из них десять минут тому назад докладывал мне – он наш с вами коллега. Почему вы их выгнали?
Фредамбер пожал плечами.
– Мы не имеем указаний командования поддерживать украинскую директорию.
– Это французская политика? – сердито спросил Риггс.
– Нам здесь не известна еще ни французская, ни английская, ни американская политика в отношении директории… Когда мы ехали сюда, здесь был еще гетман, и вся политика ориентировалась на него. Нас еще не информировали – придерживаться ли той же политики, или будет какая-нибудь новая.
Риггс раздраженно заметил:
– Какая бы ни была новая политика, она во всяком случае будет против большевиков. Раз директория предлагает воевать против большевиков, пускай воюет. Старая ли, новая ли политика – она может быть только одна: каждый, кто воюет против большевиков, нам годится.
– Но, – неуверенно проговорил Фредамбер, – войска директории состоят сейчас в значительной своей части из повстанцев против гетмана. Там ведь не только сечевики и гайдамаки – петлюровская гвардия. Директория старается привлечь к себе и всякую настроенную по-большевистски голь…
Риггс прервал его:
– Любые солдаты и в любом месте могут быть настроены по-большевистски. Но солдатами командуют и отдают им приказы офицеры. А офицерами командуют и распоряжаются правительства.
– Но ведь, – нерешительно сказал Фредамбер, – сам глава их правительства Винниченко в своих выступлениях бросает лозунги чуть ли не большевистские…
Риггс остановил его движением руки:
– Постойте! Винниченко бросает большевистские лозунги?
– Очень схожие, во всяком случае на первый взгляд, с большевистскими. О земле, о советах, правда не рабоче-крестьянских, а «трудовых», из представителей разных партий…
– Постойте, постойте! – нетерпеливо прервал его Риггс. – Меня не интересует программа мистера Винниченко! Но вы сказали, что он оперирует лозунгами, сходными на первый взгляд с большевистскими! На первый взгляд – этого вполне достаточно.
Риггс хлопнул ладонью по чемодану.
– Да ведь, выбрасывая большевистские лозунги, он сбивает с толку большевистски настроенную голытьбу, отрывает ее от настоящих большевиков и привлекает к себе! Слушайте! Да он ловкий парень! Мы прикажем ему побольше швыряться большевистскими лозунгами. Пусть обещает все, что угодно: землю, волю, что там еще… Только – после окончания войны против большевиков. А тогда будет другой разговор! А?
Риггс торжествующе смотрел на Фредамбера.
– Я, кажется, сделал гениальное открытие? А, Ева? Тысяча долларов против одного цента, что Вудро запатентует мое открытие и заплатит мне премиальные! – Риггс весело захохотал. – Президент у нас вообще демократ и любит демократическую фразу. Кроме того, он верный католик. Во Франции, знаете, его принимали как нового Христа-спасителя. Газеты Европы называют его новым мессией! – Риггс совсем развеселился. – Гениальное открытие! Безусловно, это поможет выиграть войну против большевиков, во всяком случае здесь, на Украине, и никак не противоречит традиционной демократической политике США: демократическая платформа и право сильного!
Риггс укоризненно покачал головой.
– Ах, Фредамбер, Фредамбер! Вы, кажется, прошляпили! Поймите: фраза всегда должна быть как можно звучнее, а дело как можно точнее! Ваша директория может стать отличным буфером, а пожалуй, и громоотводом от большевиков на Украине. Пускай швыряется лозунгами, похожими на большевистские, и морочит пока украинской голытьбе головы. Вы прошляпили, Фредамбер! К чему ждать указаний? Пускай их ждут французские цыплята и английские индюки. А мы будем сразу действовать. Как мы будем здесь действовать – такие и будут указания. Они там, в Париже, решают на основании наших же с вами рекомендаций. Так как мы ведь здесь – на месте и в курсе дел. Доклады президенту лично я отправляю еженедельно, а иногда и чаще. Так что решаем здесь мы с вами!
Фредамбер подергал щекой и бровью, что должно было у него изображать улыбку.
– Но, мистер Риггс, вы еще не в курсе дел. Вы только что приехали и еще не ознакомились с местной обстановкой.
– Довольно того, что я уже здесь! – Риггс взглянул на Фредамбера. – А какая собственно обстановка?
Фредамбер развел руками.
– Здесь есть еще русская белая добрармия. Она – основная здесь антибольшевистская сила, но она ненавидит директорию и не пойдет на соглашения с ней.
– Мы можем ей приказать, – небрежно сказал Риггс. – Или прикажем директории, чтобы она пошла на соглашение с добрармией.
Фредамбер изобразил на лице сомнение.
– Здесь есть еще белые польские легионы. Это тоже значительная антибольшевистская сила…
Риггс, перебивая Фредамбера, поднял кверху палец.
– Поляки, – сказал он, – это существенно! Вам, конечно, известно, что Франция готовит целую польскую армию. Но пусть вам будет также известно, что польскую армию готовит сейчас и Америка!
– Но, – все-таки закончил свою мысль Фредамбер, – какое бы то ни было согласие между поляками и директорией абсолютно исключено. Они претендуют на одни и те же территории: Галицию, Волынь, Подолию…
– Ерунда! – отмахнулся Риггс. – Территории будем делить на Парижской конференции.
– Но они ни за что не объединятся – украинцы, поляки, деникинцы! – горячо заверил Фредамбер.
– Ерунда! – снова отмахнулся Риггс. – Объединятся их вожаки, мы им прикажем.
– Но ведь они начнут грызться между собой, заведут междоусобицу.
– Отлично! Значит, вместе они никогда не повернут своих штыков против нас.
Фредамбер умолк, все еще колеблясь. Риггс внимательно разглядывал его.
– Вы не согласны? – спросил Риггс. – Или вам что-нибудь непонятно?
Фредамбер ответил:
– Мне понятно, что все антибольшевистские формирования надо поддерживать. Но… представьте себе: мы поддерживаем украинских сепаратистов – и вдруг при нашей поддержке они одолеют большевиков у себя на Украине! Что же тогда будет? Нам придется заняться их усмирением…
