Текст книги "Рассвет над морем"
Автор книги: Юрий Смолич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 53 страниц)
– И тогда – надеяться на… великодушие… – бормотал Винниченко, утирая пот.
Фредамбер положил листок на стол и прихлопнул его сверху ладонью.
– На войне как на войне! – говорит в таких случаях наш генерал д’Ансельм. Вы должны понимать, господин президент, что война есть война!
– Это сказал еще Наполеон… – машинально пробормотал Винниченко.
– Наполеон? Что сказал?
– Наполеон Бонапарт. Сказал: на войне как на войне…
– А! Весьма возможно. Во всяком случае, генерал д’Ансельм тоже так говорит. Вы должны понять, господин президент, что мы не можем рисковать. Мы должны иметь гарантии. Необходимо, чтобы все хозяйство страны работало на армию, обеспечивая ее боеспособность. Мы не можем полагаться только на ваших чиновников, а тем паче на ваш пролетариат. Мы должны держать его под надзором контрразведки…
– У нас есть своя, украинская, контрразведка!
– Естественно. Но мы должны и ее поставить под надзор французской контрразведки!
Фредамбер еще раз хлопнул по столу ладонью, прижав ею бумажку.
– Словом, не я это придумал. Таковы требования нашего правительства, премьера Клемансо. Таковы требования наших союзников – премьера Ллойд-Джорджа и министра Черчилля. Таково требование и президента Вильсона. Север и Кавказ берет под свой полный контроль Англия, Дальний Восток – Америка, Украину и Польшу – Франция. Договоренность между ними по этому вопросу уже достигнута.
Фредамбер саркастически взглянул на побелевшего Винниченко своим левым глазом.
– Конечно, если вы в приятельских отношениях с мосье Клемансо, или с Ллойд-Джорджем, или, предположим, с президентом Вильсоном, то обратитесь к ним с просьбой пересмотреть это решение.
Он вдруг сменил гнев на милость, должно быть тронутый несчастным выражением лица Винниченко.
– Я понимаю, что вам придется посоветоваться по этому вопросу со всем составом вашей директории. Завтра вы будете в Киеве, так вот мы можем вам дать на обдумывание… двадцать четыре часа.
Он спрятал листок, не попросив грифа. Но когда вынул руку обратно из кармана, в ней была еще одна, уже четвертая, бумажка.
– Считаю своим долгом… гм… информировать вас о существовании и такого документа.
Он развернул лист, и это оказался действительно документ: под довольно длинным текстом стояло несколько подписей, а в углу красовалась печать.
Фредамбер терпеливо дождался, пока Винниченко дочитал все до конца и внимательно пересмотрел подписи.
Вот этот документ:
«1. Директория Украинской народной республики входит на федеративных началах в состав возрождаемой единой и неделимой России.
2. Директория УНР формирует коалиционное правительство, которому и передает все права.
3. Украинская народная республика обязуется всеми средствами бороться против большевиков, находящихся в пределах республики.
4. УНР передает в распоряжение специально созданного штаба все войска для наступательной акции против большевиков Великороссии.
5. Все вооруженные части республиканских войск должны быть объединены и подчинены общей организации.
6. В оперативном отношении республиканская армия подчиняется специальным штабам.
7. Оперативный штаб формируется в следующем составе:
а) главы союзного командования – генерала д’Ансельма.
б) одного представителя Добровольческой армии – ген. Гришина-Алмазова.
в) одного представителя польских легионеров – полковника Дзеваницкого.
8. В вышеозначенный штаб входит представитель Украинских республиканских войск – начальник штаба ген. Матвеев.
9. В районах, занятых республиканскими войсками, допускается беспрепятственное формирование Добровольческой армии.
10. Все заложники и те, кто сражался в рядах Добровольческой армии – офицеры, юнкера, казаки и пр., – немедленно освобождаются с правом беспрепятственного выезда, куда они пожелают.
11. Осадный корпус атамана Якиева, блокирующий Одессу, немедленно оттягивает свои отряды до ст. Раздельная Юго-Западной железной дороги.
12. УНР принимает действенные меры в целях недопущения Трудового конгресса.
13. УНР обязуется не допускать на своей территории Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
14. Союзное командование будет всемерно поддерживать УНР в ее борьбе с большевиками путем поставки боеприпасов.
Вышеозначенный договор должен быть контрассигнован Директорией УНР.
Подписали: ген. д’Ансельм, ген. Бориус, кап. Ланжерон, адм. Балле, ген. Гришин-Алмазов, контр-адм. Ненюков, полк. Антонович, полк. Дзеваницкий, ген. Греков, ген. Матвеев.
Секретари: Серкаль, Пилья».
– Греков и Матвеев? – наконец, пролепетал Винниченко.
– Генерал Греков и генерал Матвеев, – подтвердил Фредамбер. – Ваш военный министр и ваш начальник штаба головного атамана.
– Когда?
– Вчера. – Фредамбер указал на дату внизу. – Они уже здесь, как вам известно, два дня, и мы с ними времени зря не теряли. На войне как на войне, мосье президент!
Пауза длилась несколько минут. Фредамбер терпеливо ждал. Винниченко закручивал колечками свою мефистофельскую бородку, выглядевшую сейчас, после урона, нанесенного ей мосье Сержем, довольно-таки жалко. Наконец, он заговорил, сдерживая дрожь в голосе:
– Но ведь все это как будто противоречит тому, о чем мы с вами только что, полчаса назад, договорились?
– Никоим образом!
– То есть как? Ну что вы говорите! – В голосе Винниченко звучали умоляющие нотки. – Ведь речь же шла об общей цели: борьбе против большевиков…
– Пожалуйста, пункт третий.
Фредамбер указал пальцем на соответствующее место в договоре.
– Мы говорили о том, что получим от вас оружие.
– Пункт четырнадцатый.
– Мы говорили о широком использовании большевистской программы. И настаивали на этом именно вы…
Фредамбер поморщился и подергал щекой.
– Ну, мосье президент, вы же прекрасно понимаете, что эта тема не может быть предметом договорного оформления. Ведь это совершенно конфиденциально. В порядке, так сказать, джентльменского соглашения. В порядке, как бы это выразиться, стратегического совета…
– Наконец, мы говорили о признании директории де-юре, господин полковник!
– После победы над большевиками, мосье президент! После войны. И гарантией сего будет соблюдение вами пунктов двенадцатого и тринадцатого.
– Мерзавцы! – крикнул Владимир Кириллович и даже стукнул кулаком по столу. – Проскочили-таки «поперед батька в пекло»!
– Кто, осмелюсь спросить?
– Греков и Матвеев, черт бы их побрал! Ведь это я, как президент, должен был подписывать такой документ!
Фредамбер с милой улыбкой укоризненно покачал головой.
– Напрасно, напрасно вы нервничаете, мосье президент! Наоборот, вы должны были бы наградить их эпитетами самыми лучшими!
– Почему?!
– А потому, мосье президент, что эти два бравых генерала взвалили на свои плечи всю тяжесть… гм, этого, скажем прямо… затруднительного для вашего правительства договора. – Фредамбер снова предупредительно подвинул к Винниченко текст. – Вам следовало бы оценить то, что под этим… гм, скажем, не вполне пристойным для стоящих во главе вашего правительства – я имею в виду вас, мосье президент, а также головного атамана Симона Петлюру – договором нет подписей ни вашей, ни Петлюры…
Фредамбер весело смотрел на Винниченко правым и хитро подмигивал левым глазом.
– Компрэнэ?
Винниченко остолбенело вытаращил на Фредамбера глаза. Что-то такое начинало брезжить в его сознании, но он сам еще не мог толком разобрать, что именно.
– Ну, неужели вы не понимаете, мосье президент?
Фредамбер рассмеялся мелким, скрипучим, жестким, как хруст битого стекла под ногами, смехом.
– Разве вы не обратили внимания, мосье президент, что там нет ни вашей, ни моей подписи? Вместо меня подписался капитан Ланжерон, мой помощник и адъютант генерала д’Ансельма. Мне, видите ли, нездоровилось вчера, когда надо было спешно оформить все подписи. Неужто вам не пришло на ум, что это сделано преднамеренно? Если бы каким-нибудь образом стало известно об этом нашем с вами конспиративном свидании, наше с вами алиби гарантировано: мы встретились не для обсуждении этого договора! Компрэнэ?..
– Позвольте, позвольте! – остановил поток его красноречия Винниченко. – То есть?.. И в самом деле! Мне, признаться, сразу и невдомек! Это Гришин-Алмазов их купил, уверяю вас, это так!
– Ну, – уклонился Фредамбер от прямого ответа, – вы недооцениваете наши возможности, мосье президент.
Винниченко вдруг хлопнул «семейным альбомом» с порнографическими карточками, попавшим ему под руку.
– А, катись оно ко всем чертям! Ладно! Если так, так так! Раз там нет моей подписи… моя хата с краю!
– Вот и чудесно! – облегченно вздохнул Фредамбер. – Я ни на минуту не сомневался, что мы с вами, Вльадимиг Кигильовитш придем к полному согласию. – Он вдруг засуетился и полез в карман. – А как же, Вльадимиг Кигильовитш, с письмом к правительству Франции?
Винниченко махнул рукой. Что значило это письмо по сравнению с договором! Договором, который был уже подписан и, собственно говоря, уже вступил в действие.
– А! – отмахнулся он. – Пускай его Петлюра подписывает…
Фредамбер подумал и согласился.
– Хорошо, – сказал он. – Петлюра так Петлюра. Надо же и ему что-нибудь оставить. Кстати, генерал д’Ансельм собирается пригласить мосье головного атамана на французский дредноут для торжественной встречи, долженствующей символизировать трогательное единение двух держав… Тогда можно будет подписать и это письмо, в парадной, так сказать, обстановке.
Но Винниченко, только что успокоившийся было на том, что ему не придется ставить свою подпись, вдруг снова скис.
– Однако, господин полковник, – пробормотал он, – меры, предусмотренные этим договором, придется проводить в жизнь… Хотя договор и тайный, но ведь осуществление его будет происходить явно, так сказать, на собственной шкуре граждан… И вот моя, как главы правительства, причастность к этому делу…
– Вы абсолютно непричастны! – поспешил ввернуть Фредамбер.
– Абсолютно непричастен… Между тем со стороны, народом, так сказать, все это будет расценено, вы знаете… как…
Он растерянно умолк. На язык само собой просилось слово – но ему очень не хотелось отнести его к себе – «предательство».
Тут Фредамбер вдруг разрешил себе вольность, совершенно неожиданную и не предусмотренную в обращении с такими высокими особами, как глава правительства: он одной рукой похлопал Владимира Кирилловича по колену, а другую, с холодной, лягушачьей ладонью, положил на волосатый, горячий и потный кулак собеседника и мягко, нежно пожал его.
– Дорогой мой Вльадимиг Кигильовитш! – задушевно, с глубоким чувством произнес Фредамбер. – Выслушайте меня внимательно! – Он смотрел на Винниченко проникновенным взглядом. – Вы, дорогой Вльадимиг Кигильовитш, фигура настолько выдающаяся, настолько, я бы сказал, неоценимая на своем посту для людей, стоящих во главе цивилизованных европейских стран…
– Ну, ну! Вы уж… – замахал руками Винниченко.
– Нет, нет! Не перебивайте меня! – патетически воскликнул Фредамбер. – Выдающаяся и неоценимая! Я имею в виду не только наши дни, но и все дальнейшее развитие исторических событий, в которых вам, ни с кем не сравнимому лидеру украинского национализма, придется играть еще более значительную роль. – В правом глазу Фредамбера блеснуло что-то похожее не то на слезу, не то на хитрый огонек. Он наклонился совсем близко к Винниченко. – И руководство держав Антанты, которое сейчас там, в Париже, готовится к великому, историческому переделу мира, вовсе не собирается пренебрегать такой исключительной личностью, как вы!
Фредамбер откинулся, любуясь впечатлением, которое произвела его речь на сидящего перед ним честолюбца, и, налюбовавшись, закончил:
– Вы имели возможность, Вльадимиг Кигильовитш, убедиться, как оберегается ваше честное имя в тех случаях, когда оно, упаси боже, может быть чем-нибудь скомпрометировано перед лицом вашей нации. Итак, пока будет развиваться победоносное наступление войск директории под руководством командования Антанты, вы будете пожинать лавры победителя. Когда же фронт передвинется вглубь страны, приблизится окончательный разгром русского большевизма и придет время покончить с «большевистскими» обещаниями директории или… – Фредамбер развел руками с видом покорности провидению, – знаете, на войне как на войне… – если бы вдруг случилось, что военная фортуна нам изменила и пришлось бы в связи с этим раньше времени применить репрессии, то есть, я хотел сказать, открыто ввести в действие известные вам договорные пункты, то… – Фредамбер сделал многозначительную паузу, – то в ту же минуту вы, дорогой Вльадимиг Кигильовитш, перед всей вашей нацией заявите о своем несогласии, займете, так сказать, независимую позицию, непримиримую позицию, то есть станете в оппозицию к вашему правительству и подадите, так сказать, в отставку…
– В отставку? – пораженный, переспросил Винниченко.
Фредамбер мягко остановил Винниченко, уже готового очертя голову кинуться в пропасть своих уязвленных страстей.
– Только в том случае, дорогой Вльадимиг Кигильовитш, если вашему честному и славному имени вождя националистов независимо от вас будет угрожать компрометация. Только в том случае, если обусловленные нашим договором действия директории будут компрометировать вас как лидера, так сказать, национально-освободительной войны украинского народа. Вы подадите в отставку, выедете за границу…
– За границу?
– Да! Но не как изгнанник-эмигрант, а как оскорбленный вождь! Пророк, которого не в силах очернить никакие интриганы! Который не может примириться с позорной судьбой своей нации!
– Остракизм!
– Ни в коем случае! – возразил Фредамбер. – Вы выедете временно пока военная фортуна снова не повернет к нам свой прекрасный лик. Точнее: до тех пор, пока вооруженная борьба против русских большевиков не будет окончательно завершена и большевизм на территории Украины ликвидирован и искоренен. Тогда вы вновь вернетесь к выполнению своей высокой государственной миссии, не слыша трупного смрада, не видя страшных руин, как победивший вождь или бичующий пророк – это уже в зависимости от обстоятельств, какие сложатся в то время тут у вас, на Украине…
Здесь Фредамбер оставил свой высокопатетический стиль и сказал просто:
– Словом, правители цивилизованных стран мира возлагают на вас надежды как на главу будущей – цивилизованной и европеизированной – Украины под эгидой альянса Франции, Англии и Америки. Достаточно ли ясно я выразился, дорогой Вльадимиг Кигильовитш?
– Вы можете пересидеть это время где вам приглянется… – прибавил для вящей убедительности полковник Фредамбер. – Соединенные Штаты Америки, Британская империя, Французская республика, глубоко заинтересованные в будущем использовании всех ресурсов Украины, простите, я хотел сказать – в будущем процветании Украины, ждут вас как желанного и дорогого гостя. Президент Вильсон, сэр Ллойд-Джордж и мосье Клемансо чрезвычайно ценят в вашем лице лидера украинского национализма. Если вы остановите ваш выбор на Франции, то я уполномочен уведомить вас, что в Париже, сразу за Елисейскими полями, для вас приготовлена уютная вилла: газоны, клумбы, цветы – обстановка, весьма располагающая к занятиям отвлеченной философией и чистым искусством. Райский уголок для философа и писателя: оранжерея для выращивания пьес, романов и рассказов. И, знаете, – Фредамбер рассмеялся своим скрипучим, жестким смехом, – под виллою не забыли построить большие темные подвалы. Для разведения шампиньонов. Ведь вы, как это хорошо известно разведке всех мировых держав, увлечетесь овощеводством – и, в частности, великий любитель разводить шампиньоны.
– Неужто и подвалы для шампиньонов?
– Подвалы для шампиньонов – это личный подарок президента Вильсона: он считает себя вашим крестным отцом. Простите, – вдруг спросил Фредамбер, – не хочется ли вам пить, мосье президент? Меня, знаете, мучит жажда…
– Пить? – Винниченко не сразу уразумел, о чем речь. – Благодарю, – сказал он, – если б чего-нибудь покрепче…
– Это я и имею в виду, – резонно заметил Фредамбер.
Он хлопнул в ладоши, как это делают турецкие паши или индийские магараджи, – и дверь тут же распахнулась, а на пороге предстал коридорный мадам Мурзиди, черный, как жук, и курчавый, как негр, детина, при этом еще и с щегольски подстриженными английскими усиками.
– Бутылку шампанского! – приказал Фредамбер.
– И рюмку русской…
– С кефалькой или со скумбрийкой?
И через мгновение, точно все это стояло уже приготовленным под дверьми, на столе появилась бутылка шампанского, соленый миндаль на горячей тарелке, графинчик водки, скумбрия и кефаль.
Они чокнулись – Фредамбер бокалом шампанского, Винниченко рюмкой водки – и выпили молча, без тостов, без слов.
Вслед за тем Фредамбер сразу поднялся.
– Прошу извинить меня, мосье президент, но сегодня вечером, до темноты, ваш аэроплан должен коснуться земли под украинской столицей Киевом. Особо уполномоченный консул Франции мосье Энно, командующий войсками Антанты на юге Украины генерал д’Ансельм, представитель вооруженных сил Англии адмирал Боллард и начальник военной миссии Соединенных Штатов Америки мистер Риггс просили меня передать вам их наисердечнейшие приветы и наилучшие пожелания. Мое почтение и мои комплименты, мосье президент!
Полковник Фредамбер щелкнул каблуками, звякнул шпорами, как и полагается военному, потом склонился в почтительном поклоне, как джентльмен.
– Прощайте, полковник…
Когда Винниченко перешагнул порог, плащ с капюшоном немедленно же прикрыл его плечи и голову. Еще через минуту та же закрытая машина вихрем вылетела из ворот заведения мадам Мурзиди и, распугивая агентов разведки в живописных одеждах грузчиков с Карантина и рыбаков с Фонтанов, исчезла за Старым Базаром.
6
Полковник Фредамбер минутку постоял на пороге, покачиваясь взад-вперед на своих кривых ногах. Лицо его не то морщила улыбка, не то оно дергалось от тика всеми мышцами сразу. А впрочем, возможно, что это все-таки была улыбка.
У полковника Фредамбера были все основания улыбаться.
Полковник Фредамбер мог считать, что у него уже в кармане чин генерала – от правительства Франции, и по меньшей мере еще раз удвоенная помесячная оплата – от американской разведки.
Дело сделано, и дело международного масштаба! О таких делах французские коммерсанты говорят: «Фер л’аффер»[41]41
Делать дело, заключать сделку (франц.).
[Закрыть] Американские дельцы: «Делать бизнес».
Купля-продажа состоялась, и состоялась весьма выгодно: Фредамбер покупал – и купил. Содержимое кармана френча Фредамбера самым убедительным образом могло засвидетельствовать реальность этой оригинальной и неслыханной еще в торговом мире комбинации.
А впрочем, полковник, а в недалеком будущем генерал Фредамбер был не только своекорыстным, но и деловым человеком. И прежде всего начальником штаба оккупационной армии, которая действовала на южных территориях Украины с заданием взять в свои руки все украинские территории: на юге, севере, западе и востоке, – чтобы создать обширный и мощный, обеспеченный тылами плацдарм для стремительного броска на север – на Советскую Россию. Банковые чеки в кармане были, конечно, приятным сюрпризом, который делал отныне бизнесмена Фредамбера богачом. Однако не менее приятно было и то, что ловкий агент антибольшевистской коалиции, крестоносец антикоммунистического похода Фредамбер сделал, по его мнению, блестящий «ход конем». Отныне земли Украины, находящиеся под властью директории, можно было спокойно считать не более чем захолустным департаментом Франции или далеким штатом Америки. В наступательных боевых операциях армии интервентов живописные петлюровские гайдамаки и сечевики помехой никак не будут, наоборот – именно они и станут пушечным мясом интервенционистской армии, ее самыми отчаянными головорезами. А сама директория отныне находилась во внутреннем кармане полковника, в ближайшем будущем – генерала Фредамбера.
Таким образом, наступательные боевые операции через территорию Украины на север, навстречу большевистским полкам, можно начинать хоть завтра. И начинать не от берега Черного моря, из Одессы, а сразу из Киева и Харькова; оккупационные войска будут переброшены по занятой петлюровцами территории туда, на исходные позиции, в течение какой-нибудь одной ночи в заготовленных эшелонах, в вагонах первого и второго класса; а в буфетах на каждой узловой станции их еще будет ждать и угощение с горячими блюдами и крепкими напитками. Можно организовать и приветственные демонстрации с оркестрами.
Полковник Фредамбер, начальник штаба армии интервентов, явится сейчас к генералу д’Ансельму, командующему французской армией, – предварительно забежав, конечно, к американскому полковнику, – и доложит: транспорты с греческими войсками, стоящие в Босфоре в готовности выполнить приказ командующего Антанты, могут завтра же полным ходом двинуться в Одессу, Николаев и Херсон. Деникинцы займут правый фланг, белополяки – левый, петлюровцы – центральный фронт. Но и с деникинцами, и с белополяками, и с петлюровцами пойдут надежные греческие ландскнехты: они получают плату наличными, собственно не наличными, а обещанием потом, когда-нибудь, заплатить наличными. Позади всех, за деникинцами, белополяками, петлюровцами и греками, последуют полицейской службой, чтоб всех их подгонять, и сами французы – слева и англичане – справа. Так предусмотрено планом американского полковника Риггса, то бишь командования войск Антанты.
Фредамбер еще раз покачался взад-вперед, подкрутил воинственно торчащие усы, вышел в коридор, сделал два широких шага и толкнул дверь соседнего, девятого номера бордели мадам Мурзиди.
Девятый номер был точь-в-точь такой же, как и десятый: те же заплеванные стены, такой же столик с теми же порнографическими фотографиями, точно такая же замызганная двуспальная кровать.
Сейчас альбом, раскрытый на какой-то пикантной и на редкость мерзкой фотографии, был отодвинут в сторону, и рядом с ним валялась пустая бутылка из-под коньяка. На кровати, раскинувшись в сладком, пьяном сне, покоилась американская журналистка и контрразведчица Ева Блюм.
– Каналья! – выругался Фредамбер.
Ева Блюм должна была стенографировать для американской разведки беседу французского полковника Фредамбера с украинским «президентом» Винниченко.
Но в следующую минуту что-то похожее на удовлетворенную улыбку пробежало по губам Фредамбера. Он поглядел на спящую благосклонно, даже нежно. Рука его невольно поднялась и пощупала нагрудный карман, где легким шелестом отозвались три банковских чека: на три миллиона, которые можно будет получить во Франции, и на два, которые можно реализовать здесь, в Одессе, хотя бы и завтра, на углу Ришельевской и Дерибасовской, в конторе «Лионского кредита».
На цыпочках, потихоньку, чтобы не спугнуть драгоценный сон спящей красавицы, Фредамбер вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь. Итак, факт получения денег никому не был известен, ни с кем не надо было и делиться… Ни с Евой Блюм, ни с самим полковником Риггсом. Три миллиона но Франции и два в Одессе принадлежали теперь до последней копейки одному Фредамберу…
В приподнятом расположении духа миллионер Фредамбер вернулся в десятый номер, чтобы захватить свой плащ и стек.
Кудрявый коридорный с английскими усиками как раз прибирал в номере. Он собирал рюмки и бокалы, пересыпал косточки от скумбрии и кефали с тарелок на совок.
Но шампанское еще не было допито, а у Фредамбера было весело на душе. Он взял у коридорного недопитую бутылку, которой тот уже собирался распорядиться по-своему, и налил себе полный бокал.
Опрокинув бокал одним духом, Фредамбер молодецки перекинул плащ через руку, помахал стеком и шагнул к порогу.
Но через порог он не перешагнул. Он так и застыл над порогом: одна нога осталась в комнате, другая, поднятая, чтобы ступить в коридор, замерла в воздухе. Его точно пронзила пуля. Выстрела, впрочем, не было, и пуля во Фредамбера не угодила. Просто он вдруг услышал сзади оклик:
– Фредамбер! Пст!
7
Если за спиной у человека внезапно раздается выстрел, человек вскрикивает и застывает от неожиданности.
Если ни с того ни с сего земля закачается под ногами от страшного землетрясения, которое рушит все вокруг, люди в смертельном ужасе и животной панике кидаются очертя голову куда глаза глядят.
Но если нежданно-негаданно, когда нет ни малейшего повода опасаться этого, за вашей спиной произносят вашу фамилию, которая, как вы думаете, тут не может никому быть известна, – кто его знает, как в таком случае надо реагировать?
Очевидно, в таких случаях люди просто теряются и совершают непростительные глупости.
Именно так реагировал и полковник Фредамбер.
Вместо того чтобы вскрикнуть от неожиданности или кинуться куда глаза глядят с перепугу, он медленно обернулся и посмотрел в комнату.
Перед ним стоял кудрявый коридорный мадам Мурзиди, глядел на него, хитро прищурив глаз, и делал знаки пальцем.
Это был специфический жест. Им пользуются невоспитанные люди, когда подзывают кого-нибудь к себе. Но так же делают опять-таки маловоспитанные люди и тогда, когда хотят дать понять другим, не лучше воспитанным, что, мол, пришла пора расплачиваться.
Однако близок к Этому движению пальцами и еще один знак, которым – и Фредамберу это было известно – обмениваются масоны, когда, встретившись, хотят тайно от всех присутствующих дать знать о своей принадлежности к масонской ложе.
И Фредамбер оторопело спросил:
– Вы масон?
Это, конечно, была самая большая глупость, на какую только способен был в ту минуту Фредамбер.
– Нет, – тотчас же отозвался кудрявый коридорный мадам Мурзиди. – Я – Мишка Япончик.
У Фредамбера все внутри похолодело. И потому, что Фредамберу было отлично известно, что за фрукт Мишка Япончик, и потому, что этому фрукту, Мишке Япончику, следовательно, было известно, что он – Фредамбер.
И, окончательно растерявшись, Фредамбер задал второй вопрос, еще глупее первого:
– А… откуда вы знаете, что я… Фредамбер?
– Или! – пренебрежительно скривился Мишка Япончик. – Или я, как интеллигентный человек, не обязан знать всех тузов, власть имущих? Или это не ваша старая бабушка, дай ей бог прожить сто двадцать лет, живет по Базарной, девять, ход с улицы?
Вслед за этим наступило молчание.
Мишка Япончик, атаман одесских бандитов, добросовестно выполнял сейчас роль коридорного, который лежал в эту минуту опутанный веревками, как колбаса, с кляпом во рту, внизу, в чуланчике. Он сметал салфеткой крошки со стола. Полковник Фредамбер – начальник штаба оккупационной армии, внук старой бабушки с Базарной, девять, ход с улицы – осоловело глядел на стоявшего перед ним кудрявого детину и никак не мог выжать из своей головы хоть сколько-нибудь оригинальную мысль.
– Чего же вы от меня хотите, мосье Мишка Япончик? – наконец, выдавил он из себя.
– Спрашиваешь! – Мишка Япончик недоуменно пожал плечами, вопрос Фредамбера удивил его до крайности. – Лампопо!
– Комман?[42]42
Как? (франц.).
[Закрыть] – не понял Фредамбер.
– Что ты представляешься! Чего ты ломаешься! Или ты русского языка не понимаешь? – возмутился Мишка Япончик. – Тоже мне Пуанкаре! Лампопо, иначе – пополам!
– Что… пополам? – заикаясь, пролепетал Фредамбер.
– Ой, морока мне с тобою! – рассердился Мишка Япончик. Мильоны пополам! Этот самостийник дал тебе сейчас пять лимонов. Так чтоб тебе не было кисло, я тебе помогу их скушать. Три пропали: этот самостийник загнал их аж в Париж. Твое счастье, если, конечно, ты выберешься отсюда живой. Но два можно разменять завтра утром в конторе «Лионского кредита». Очень кстати, что они на двух бумажках. Мы их совсем даже просто поделим: один тебе и один мне.
Это была не дешевая цена: миллион рублей только за то, что твоя бабка не успела вовремя умереть!
У Фредамбера затряслись губы.
– Послушайте! – взмолился он. – Имейте совесть!
– Зачем? – искренне удивился Мишка Япончик.
– Ну, когда между деловыми людьми… – начал Фредамбер, – заключается соглашение, так все-таки…
– У меня сейчас соглашение с тобой, – парировал Мишка Япончик и резонно добавил: – На что мне совесть, если у тебя ее нет?
Фредамбер вознегодовал. Он уже немного пришел в себя, и опасность потерять целый миллион вернула ему способность кое-как владеть собой.
– Но ведь со всех одесских фирм за то, что вы их не грабите, то есть, я хотел сказать, за охрану их собственности, вы берете только один процент с месячной прибыли. Это мне точно известно. Возьмите пятьдесят тысяч! Ведь миллион же – это двадцать процентов!
Мишка Япончик циркнул слюной через губу.
– Так то ж по-соседски. А ты откуда взялся?
Он вдруг рассердился:
– Послушайте, гражданин! Ваша фирма не внушает доверия – вы только временные оккупанты. А наша фирма существует с тысяча девятьсот шестого года, и цены у нас без запроса. Не подходит – можете не покупать. Товарчик вполне подходящий для мосье Клемансо или полковника Риггса.
Полковник Фредамбер окончательно овладел собой. Упоминание о Клемансо и Риггсе отрезвило его. Ему стало ясно, что дешевле, пожалуй, не купить нигде.
Он сунул в карман два пальца и вытащил одну из бумажек.
Мишка Япончик галантно подал ему перо:
– Передаточная надпись на предъявителя делается здесь, в правом углу.
Фредамбер присел к столу и послушно написал в надлежащей графе: «Выдать предъявителю».
Пока Фредамбер аккуратно выводил свою фамилию, Мишка Япончик укоризненно качал головой:
– Ай-ай-ай! Как нехорошо! Забывать старую бабушку! Или добрый сын может забыть родителей? Подъезжать на машине к самому порогу – и ваших нет? Ай-ай-ай!
Подпись Фредамбера уже красовалась на бланке, и Мишка сменил укоризненный тон на поучительный:
– Или ты думаешь, что платишь за то, что мне стало известно, как ты слупил пять миллионов с этого самостийника? Пхе!
Банковое обязательство было уже у Япончика в руках, и он еще раз сменил тон на дружески-ласковый:
– Ты платишь за то, что мне известны твои шуры-муры с американским консулом. Может, это интересно твоему Клемансе? А может, и большевикам интересно, что ты американец? Я доктор? Я знаю?
– Я – француз! – с достоинством ответил Фредамбер.
– Может, ты мне еще скажешь, что ты англичанка? – скептически поинтересовался Мишка.
Но дело сделано, и можно кончать комедию. Мишка Япончик примирительно похлопал Фредамбера по плечу:
– Можешь быть хоть папой римским. Что я, не понимаю?
Фредамбер осторожно высвободил плечо.
– Вы никому не скажете ни слова, мосье Мишка Япончик?
– Могила! – побожился Япончик. – Я ж – Мишка Япончик, фирма известная!
Фредамбер открыл дверь, но на пороге остановился.
– Это вы ее накачали? – кивнул он головой на номер девятый, где лежала пьяная американская контрразведчица.
Мишка Япончик хмыкнул:
– Что вы! Полбутылки коньяку мало кто выдержит! – Но тут же заговорщицки подмигнул. – А если еще прибавить ноль, запятая, пять морфия, так никто не выдержит. Можете быть спокойны: фирма несет полную ответственность!
