Текст книги "Будни и праздники"
Автор книги: Юрий Слащинин
Соавторы: Николай Бондаренко,Р. Гришин,Георгий Вогман,Валерий Нечипоренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 42 страниц)
9
Директор нервничал. Утром проехал по бригадам – что-то мало людей на полях. Хлопок очищен от сорняков лишь у обочин дорог, а вглубь зайдешь – сплошные заросли. Неужели каждого надо уговаривать, чтоб сделали положенное, размышлял он. Да, видно, придется и уличать, и ругаться, и требовать. Появилось это чувство раздражения после того, как он заглянул на карты девятнадцатой бригады, походил по ним, чистым, без единой травинки в рядках, тайно повосхищался. И людей ведь в девятнадцатой бригаде в три раза меньше. В три! Это влекло за собой необходимость многое пересматривать, переделывать, менять, на что не было ни времени, ни средств, ни чего-то еще, пока непонятного, но, наверное, существенного.
К обеду добрался до своего кабинета, свалился в кресло и не успел отдышаться, как раздался телефонный звонок. Звонил секретарь райкома Рузметов. Раздраженным, как показалось Турсунову, тоном он сказал, что район взял повышенные социалистические обязательства по выполнению продовольственной программы, что для выращивания овощей и фруктов выделяются земли, прежде засевавшиеся хлопком, при условии, что план сдачи хлопка не снижается.
– Вы понимаете задачу дня? – рокотал в ухо Турсунову сердитый голос.
– Понимаю, конечно, – ответил Турсунов, вытирая со лба пот.
– Вот ваши обязательства на столе, читаю: совхоз «Прогресс» планирует тридцать четыре центнера. Ваши соседи планируют по сорок пять и выше. Район планирует больше, чем вы. Почему?
– Саид Рузметович, так ведь у нас…
– Что у вас? Потоп был? Или мороз ударил в июле? Может, воду у вас отобрали? Послушай-ка, дорогой, ты совсем работать не хочешь? Решение партии тебя не касается?
– Касается. Сам голосовал. И работать хочу.
– А если хочешь работать, если сам голосовал, то почему не работаешь как надо, не ищешь резервы? Где Муратова, пригласи-ка ее…
Турсунов положил на стол трубку, чтобы пойти за Муратовой, но в этот момент в кабинет заглянул Назар.
– Муратову позови! – приказал директор и, промокнув платком щеки и шею, опять поднял телефонную трубку. – Алло! Сейчас придет она, Саид Рузметович. Только вы напрасно так… жестко, – сказал Турсунов. – Я понимаю, что надо выполнять продовольственную программу, и мы примем все меры, но сразу прыгнуть с тридцати на сорок немыслимо.
– Почему постепенно не наращивали? – загремел опять в трубке голос Рузметова. – Почему резервов не ищете, не внедряете новое?
– Есть объективные причины…
Пришла Муратова, и Турсунов с облегчением передал ей трубку, с напряжением слушая их разговор. Он был кратким. Односложно ответив на несколько вопросов, Муратова заверила его, что директор у них в боевой форме, с утра до ночи мотается по бригадам, потом отвечала односложно: да – нет, да – нет. А когда попрощавшись, опустила трубку, села за приставной столик, задумчиво и испытующе глядя на Турсунова.
– Чего он хочет? – спросил Турсунов, прошел к подоконнику, где стоял чайник, вылил в пиалушку остатки чая и залпом выпил.
– На бюро нас будут слушать, – сказала Муратова.
– Снимут?
– Не должны… А ты чего вибрируешь? Гром не грянул, а ты уже зонтик ищешь.
– Повибрируешь… – с обидой сказал Турсунов. – Район взял повышенные обязательства, а мы средней урожайности не достигли, плетемся еле-еле. Ферму построили, как дворец, а коров кормить нечем. Удои такие, что сказать стыдно. А там… – кивнул он в сторону, где был райцентр, – не поспоришь, сама знаешь. Проголосовали – все! Рузметов сказал, что я работать не хочу. Это серьезный акцент.
– Не сгущай краски.
– Не сгущаю – констатирую. На последнем активе в президиум не избрали. Думаешь, не заметили люди? Как же!
– Что делать намерен?
– Гайки закручивать! – грозно сжал Турсунов пальцы в кулак. – Утром в бригадах был – никого на полях: по базарам разъехались. Я им поезжу! Велел всех переписать и проверить приусадебные участки. Урежем у одного-двух – тогда подумают.
– Жалобы пойдут.
– Пусть жалуются! С меня план спрашивают, а не базарный подвоз. Ты тоже займись дисциплиной. Ответственность надо повысить.
– Как?
Это была их старая забота – ответственность. То, что ее надо было повышать, – понимали оба. Спорили о том, как это делать. Турсунов требовал принятия жестких мер и каждый раз показывал ей передовицы газет, призывающих повышать ответственность, а Муратова всякий раз отмечала, что ни в одной из них конкретно не было сказано, как это делать! Говорила, что ответственность – не продукт лекционной пропаганды, а конкретное проявление образа жизни, производственных отношений, и надо не строгости вводить, а налаживать отношения в коллективе.
В кабинет заглянул Назар.
– Можно?
– Подожди, – махнул рукой директор.
– А ты пригласи, – посоветовала Муратова.
Закрывшаяся за Назаром дверь вновь открылась, и в кабинет по-хозяйски гордо и величаво вошел Джахангир; легким кивком отдал дань уважения старшему по годам Турсунову и, как равный с равным, поздоровался с ним за руку.
– Вызывали, Марат Касымович? Здравствуйте, Роза Ибрагимовна, – отвесил он ей полупоклон.
– Здравствуйте, – ответила Муратова, усаживаясь основательно, чтобы переждать этот визит.
– Вызывал. У тебя почему люди болтаются по базарам? Ты чем вообще занимаешься?! Ты хочешь работать или нет?! Я ведь тебя не звал в завы, ты сам туда лез. А влез – так работай, как надо! Хлопок мне обеспечивай!
– Правильно говорите, Марат Касымович, – склонил голову Джахангир, но без обычного при таких разносах страха в глазах. Ничего, переждет он гнев директора, как пережидал бы дождь или пыльный виток ветра. – Виноват. Пожалел людей. Да, да, виноват.
– Ишь, уступчивый какой. Сколько хлопка дашь?
– Много дадим! Жилы вытяну, а хлопка дам, сколько положено, Марат Касымович. Вот увидите. Мобилизовал уже всех на прополку, от мальцов до стариков. Лозунги написали, призывы. Каждый вечер подведение итогов, и в честь победителей – подъем флага.
– Рубеж тебе – по сорок пять центнеров с гектара.
– Запишем, – с готовностью кивнул Джахангир.
– Сколько в прошлом году было? – спросила Муратова.
– В общем, по двадцать девять и три десятых центнера, – ответил Джахангир, подняв на нее не тронутые переживаниями и заботами глаза. Тщательно выбритые щеки масляно лоснились, и он был спокоен и уверен в себе. А говорил – словно услугу оказывал.
– За счет чего же дадите по сорок пять? – спросила опять Муратова.
– Стараться будем.
– А в прошлом году вы не старались?
– Старались, но… – пожал плечами Джахангир и стал объяснять хмурившемуся директору: – Вы же знаете, какой народ стал безответственный. И ничего не боится. Ругаю, ругаю – без толку. Вот сейчас уехал, а что там они делают – не знаю. Может, бросили все и чай пьют. Не разорваться же мне, чтоб над каждым стоять.
– Ладно, – прервал Джахангира директор, – сколько реально дашь?
– По тридцать пять.
– Ты что, смеешься?! – вскипел директор. – Район взял повышенные обязательства, а ты…
– Вы же говорите – реально!
– Сорок! Другие же по пятьдесят и по шестьдесят даже дают.
– Можно и по сто давать, если поля не меряны. А у нас все проверено, ни одного лишнего гектара нет. Не сможем больше, Марат Касымович. Поверьте, я бы с радостью, но ведь народ… – опять уклонился Джахангир от темы разговора, решив, что сейчас будет кстати нанести удар по Назару. – Надо, чтоб народ хотел. Тут девятнадцатая бригада дезорганизует всю работу. Вчера посылал их за селитрой – отказались ехать. А как вырастить большой урожай без подкормок? Я опять принес жалобу на Санаева. Неуправляемый стал. И людей настраивает. Убрать его надо, пока не развалил бригаду.
Директор принял у Джахангира жалобу, мельком глянул на нее и передал Муратовой: читай, мол, заступница. Подошел к двери и, толкнув ее, позвал:
– Заходи, Санаев.
– Здравствуйте, – деловито кивнул Назар и, не тратя слов, подал директору бумаги. – Принес новый договор подписать.
– Я же подписал.
– А в том не все предусмотрено.
Говорил он спокойно и уверенно, так что Муратова, пряча глаза за развернутый лист жалобы, стала с любопытством оглядывать Назара. Отметила изменения в его костюме: был он в джинсах, в батнике, в кармашке темные очки, а на голове вместо привычной тюбетейки – белая кепочка с приподнятым козырьком; в руках он держал аккуратный сверток. Жених, да и только, вспомнила она последнюю новость. Но, присматриваясь, видела, что в нем произошли изменения, связанные не только со скорой и неожиданной свадьбой, он и по характеру стал совсем не похожим на того старательного, но все еще суетливого и в чем-то несобранного парня, каким она помнила его. Как ведь изменился, радовалась Муратова не без гордости от сознания, что в этом был и ее труд.
– Я не буду каждый месяц договора пересматривать. – Турсунов сел за стол и откинул бумаги. – Принесешь через год, если оправдаете себя. Почему не выполняешь распоряжений заведующего отделением?
– А мы вместо хлопка не сеем чеснок.
– Еще этого не хватало! А за удобрениями почему не поехали?
– И не поедем! Нам дали самостоятельность. А он приказывает все бросить и ехать на станцию.
– Удобрения и вам нужны, – заметил Джахангир.
– Нужны. И вы обязаны их нам дать. Марат Касымович, ведь тем, кто работает в обычных бригадах, все равно, где зарабатывать по нарядам. А мы получаем с урожая. Почему нас отрывают от главного дела?
– Сколько дашь? – заинтересовался директор.
– С таким техническим обслуживанием – не много. – Назар развернул сверток и Положил директору на стол поломанную деталь. – Вот из-за этого трактор полтора дня простоял во время сева. А заставить ремонтировать некого. Получается, нет у нас гарантированного ремонта. Так что, неверно договор составлен, Марат Касымович.
Назар взял бланки договора и подвинул их ближе к директору, вроде бы оказывал ему услугу, но в то же время был в этом и другой смысл, который уловили все, и Назар попытался скрасить его просительным тоном, объясняя свой поступок:
– Мы тут внесли новые пункты, чтоб не повторялось такое.
– Не повторится. – Директор вновь отодвинул бумаги. – Работал же трактор.
– А за деталь тридцать рублей заплатили. Из своего кармана.
– Кому заплатили? – директор строго взглянул на Джахангира, и тот, позабыв про свой апломб, заюлил, как прежде:
– Я… не знаю…
– Как это не знаешь, когда и сам давал деньги, – уличил его Назар.
– Ты чего наговариваешь? Видите, какой! Вам нужны были деньги – я дал. Еще сказал «безнарядники-безденежники». Говорил я это?
– А для чего давали, интересовался? – спросила Муратова.
– Неудобно…
– Буриеву заплатили, – сказал Назар. – Просили, чтоб заменил деталь, а он говорит: нет таких. Тогда Бекташ дал ему тридцать рублей, и деталь тут же нашлась. Мы не можем так работать, Марат Касымович, подписывайте, – вновь пододвинул бумаги Назар. – У нас безнарядная бригада, нам химичить нельзя. В обычных на себестоимость все ложится и прячется там. А нам приходится из зарплаты платить.
– Нехорошо рассуждаешь, Назар. Не по-партийному, – попыталась поправить его Муратова. Его промах уловил и Джахангир, тут же заговорил гневно-обличительно:
– И людей вот так же настраивает. В то время, когда труженики села напрягают усилия на решение продовольственной программы, он только о себе думает. Больше всех хотят заработать.
– Так ведь заработать, а не украсть, – осек его Назар и повернулся к директору: – Мы дадим совхозу высокий урожай, а совхоз нам – высокий заработок. Так ведь?
– Сколько дадите? – вновь спросил Турсунов.
– По сорок семь наметили.
– Что-о?! – недоверчиво протянул директор. – Сколько?
– Больше не получится пока, – смутился Назар. – Новые сорта нужны, семена хорошие, техническое обслуживание. Если наладится все – на следующий год побольше возьмем.
– Марат Касымович не верит, что получите по сорок семь, – с улыбкой пояснила Муратова.
Назар пожал плечами.
– А меньше нам невыгодно. Это тот минимум, который даст нам высокий заработок. А что вас удивляет? Бригада уже получала по сорок центнеров, семь прибавим за счет…
– Когда получали по сорок?! – возмущенно вскрикнул Турсунов. – Кто у нас получал по сорок?!
– Шалдаев… – ответил Назар. – В прошлом году. Но ему занизили урожай на девять центнеров.
– Кто занизил?!
Назар перевел взгляд па Джахангира, как бы предоставляя ему право отвечать, но тот молчал.
– По-нят-но…
– А мне не все понятно, – сказала Муратова, поворачиваясь к Джахангиру. – Это подрыв социалистического соревнования и вообще уголовно наказуемое дело. Я требую письменного объяснения. Вы ведь любите писать, вот и потрудитесь завтра представить объяснение парткому. И еще вопрос. Почему в обязательствах отделения не показаны действительные цифры девятнадцатой бригады?
– Я им не верю, – вытирал с лица пот Джахангир, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным и уверенным. – И не хочу вводить в заблуждение. Еще надо посмотреть, что они получат… – сказал Джахангир и запоздало возмутился, повысив голос: – Прошу оградить меня от грязных намеков Санаева. Я не занимаюсь очковтирательством, не подтасовываю цифры.
– А шалдаевские куда дел? – оборвал его директор и сказал Муратовой: – Готовьте партийную проверку.
К Джахангиру вернулось, наконец, самообладание. Заговорил уверенно и спокойно:
– Очень своевременно будет, Марат Касымович. Все проверим, выявим, разберемся. Да я сам пойду по бригадам, и выявим вес недостатки.
– Иди, – сказал директор. – Ты свободен.
Джахангир содрогнулся от такого пренебрежения и неторопливой походкой вышел из кабинета, не закрывая за собой дверь.
По просьбе директора дверь закрыл Назар. Когда он вернулся к столу, Турсунов успел перекинуться с Муратовой словцом и, озадаченно постукивая пальцами по столу, спросил:
– Слушай, а ты не хватил лишнего? Вы же тонкий сеете. И чтобы сразу по сорок семь…
– Они же «вторую целину» пахали, – напомнила Муратова. – А потом, сколько новшеств применили. Даже уголь вносили в почву.
– Какой уголь? Зачем?
– Ангренский, – улыбнулась Муратова. – Угольную пыль. Это же углерод, необходимый почвенным бактериям, а потом – и растениям.
– И ты все знала?
– Я говорила тебе, но ты отмахнулся. Впрочем, как и от «второй целины».
– Рано пахать ее. Сама видишь, техники нет. – Турсунов поглядывал на Назара, как на дорогое и бесполезное приобретение. – А вообще ты молодец, Санаев. Хозяйствуй и дальше так.
– Только договор подпишите, – напомнил Назар.
– Опять ты за свой договор?! Что за бумажная душа!
– Нам нужен документ! Иначе сорвется все, Марат Касымович. Остыли ребята. Говорят, разгонят нас скоро, не нужна тут такая бригада.
– А ты знаешь, это серьезное обвинение, – сказала, нахмурясь, Муратова. – Очень серьезное! Кому не нужна? Называй, раз говорят.
– Ну, зачем…
– Если в бригаде так говорят, то скоро весь совхоз говорить станет.
– С кого начать?
– С секретаря парткома.
– Вы же нам помогаете.
– Значит, не все мешают? Есть и такие, кто помогает. Продолжай. Директор?
– Ну, смелее… – подбодрил смутившегося Назара Турсунов.
– Не любите вы нас.
Турсунов оскорбился. Услышать такое он не ожидал.
– А вы кто для меня будете? Уж не племянники ли, чтобы любить вас?
– Подпишите договор.
– Ты эти приемчики брось! Ловить он меня будет. Обеспечь урожай сначала, а потом торгуйся и требуй любви. А то, знаешь ли, много таких было: обещают привезти на телеге, а приносят в горсти. И вообще, серьезнее себя веди. Ты официальное лицо, бригадир.
– Мешаем мы некоторым… Ждут взяток, подарков, дележку разную… Много желающих развелось. За удобрениями приехали – требуют: дай! За электросварку – заплати. Ездили за соляркой, налили нам три тонны, а записывают четыре. Говорю, вы ошиблись, мы три тонны взяли, а не четыре, а кладовщик рукой машет, чтоб уезжал скорей. Только как я уеду? Мы горючее всей бригадой экономим и не хотим свою экономию отдавать этому хапуге.
– Правильно ты все понял, – сказала Муратова. – А раз понял, станешь сознательно бороться, а не дергаться от каждого упрека. Чего они хотят? Чтобы ты смирился. Когда ты дашь, то и сам возьмешь, начнешь химичить, как ты говоришь, и завалишь дело. А нам нельзя его завалить.
– Поэтому прошу подписать новый договор, – сказал Назар.
– Чего там нового? – со вздохом пододвинул к себе листки директор, стал читать и тут же удивленно вскинулся, обращаясь к Муратовой: – Ого! Слушай, требуют возмещения убытков! Я им должен возмещать убытки!
– Не вы, а совхоз, – сказал Назар, пожав плечами. – А что тут особенного? На заводах ведь оплачивают вынужденный простой. Если вы не дали в срок запчасти или удобрения, а мы из-за этого понесли убытки – платите. Хозрасчет!
– Черт возьми, да они всерьез! – выскочил из-за стола возмущенный директор, пошел к окну, но вспомнил, что остатки чая уже выпил, вернулся и уставился на Назара. – А если мне не дали в срок?! Я с кого потребую? Кто мне заплатит?
– Это нас не касается.
– Вас не касается! Меня одного должно все касаться. Сидите за моей спиной и придумываете всякую ерунду.
Он в сердцах сунул Назару бумаги, а тот их вернул на прежнее место и непримиримо покачал головой.
– Ребята на базар просятся уехать. Если разъедутся торговать – не будет большого урожая. Подписывайте, – сказал Назар и смутился от своего тона. И вообще, ему в какой-то момент стало жалко директора. Добавил, словно извинился: – Просто иначе не получится.
– Он прав, – сказала Муратова.
– В чем он прав?! По тысяче рублей хотят зарабатывать – вот вся их правда.
Турсунов сказал это хлестко, как оскорбление, и Назар вспылил:
– Что вы меня тычете деньгами?! Да если я захочу – сколько угодно заработаю. Говорят, у артистов и писателей творческий труд, а я считаю, самое большое творчество у работников сельского хозяйства. И нами не командовать надо, как Джахангир, а помогать. Не бояться, что под его принцип подкопаются. А по-моему – так давно надо подкопаться и убрать его, чтоб не мешал.
– Ну, этого у тебя не спросят, – проворчал Турсунов.
– Напрасно. Много интересного могу сказать.
– Подписывай, Марат, – сказала Муратова.
– А ты почитай, что они тут понаписали. – Турсунов подал ей экземпляр договора. – Этого вообще никто не делал.
– Будем первыми. Нас обязывают искать резервы! И вот он… – потрясла договором Муратова. – Идея в целом правильная! Повысим спрос с нерасторопных руководителей.
– А давайте в райкоме согласуем, – предложил Назар. – Саид Рузметович сказал мне: если будут трудности – приходи, поможем.
– Да сами решим, – мягко сказала Муратова и показала рукой, чтобы он успокоился и сел на место.
– Я знаю, что вы подпишете, – сказал Назар, выдержав удивленный взгляд Турсунова. – Хотелось, чтобы энтузиазм не погас.
– За неделю не погаснет? – спросил Турсунов. – Мне посчитать надо кое-что, продумать…
– Неделю можно подождать, – кивнул Назар и, осветившись ясной улыбкой, сияньем глаз, шедшим откуда-то из глубины души, чуточку покраснев, добавил: – В воскресенье у нас свадьба. Очень прошу вас, Марат Касымович, и вас, Роза Ибрагимовна, прийти к нам на торжество…
– Обязательно придем! – заверил Турсунов. – Не знаю, как секретарь парткома, а я непременно приду на свадьбу своего бригадира. Молодец, добился своего. Действуй всегда так.
– Спасибо. Я пойду. До свидания.
– До свидания, – сказал директор, а когда Назар вышел, покрутил головой, будто освобождая шею от жавшего ворота. – Смотри, как за горло схватил! Пацан зеленый, а такая хватка! Он же все продумал, все рассчитал.
– Он даст тебе сорок семь центнеров, – заверила Муратова. – Я его знаю.
– Даст! А потом потребует от нас, чтобы все бригады давали по сорок семь центнеров тонкого. И что будем делать?
– Другого пути нет.
– Но ты же видишь, он свихнулся на своей безнарядке. Прет, как бульдозер. Я с одним не знаю, что делать, а если их будет двадцать? Каждому дай, обеспечь да еще… возмести! А кто меня обеспечит так вот, как он требует?! Кто мне возместит?! Рано за безнарядку браться.
– А потом будет поздно, – стояла на своем Муратова. – Постановление пленума читал?! Чего тебе еще надо?
– Материальное обеспечение.
– Оно для всех одинаково. Надо свои резервы искать. И вот это… – кивнула на договор, – первый. Подпиши.
– А знаешь, сколько было таких резервов? – усмехнулся Турсунов. – Каждый год по-новому. Расхваливали так: только внедри, и завтра коммунизм наступит. Где они?
– А что предлагаешь ты? Опять – «повысить», «мобилизовать», «усилить»? Может, хватит слов? Ты же видишь, они все сами сделают на своем поле, если дать им права. Без прав нет ответственности, пойми!
– И первое право – брать директора за глотку?!
– И директора, если неповоротливый.
– Не знаю… – Турсунов склонил голову, разглядывая новый вариант договора. И, поймав на себе пристальный взгляд Муратовой взмолился: – Подумать надо. Хоть ты не торопи.
– Поле торопит! – сказала Муратова непримиримо.
