Текст книги "Будни и праздники"
Автор книги: Юрий Слащинин
Соавторы: Николай Бондаренко,Р. Гришин,Георгий Вогман,Валерий Нечипоренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 42 страниц)
X
Дмитрий отошел от пикета метров на пятнадцать и едва не наступил на зайца. Тот не спеша запрыгал в сторону и исчез в зарослях колючек.
Сейчас Дмитрий стоял спиной к машине, вагончикам и Рыбхозу. Перед ним расстилалась бурая, вся в колючках степь, упирающаяся у горизонта в подножие пологих гор, или скорее холмов. Дмитрию пришла на память одна из бесчисленных историй про Ходжу Насреддина, который зарыл клад в степи, а ориентиром избрал облако. Да, других ориентиров тут нет. Пока нет. Конечно, по-своему тут тоже кипит жизнь. Жучки, ящерицы под каждым кустом. Наверняка есть и змеи, и вараны, и суслики, и целые полчища мышей. Под этими колючками кипит их напряженная жизнь, их отчаянная борьба за существование. Но все равно – это пустыня, и будет пустыней до тех пор, пока сюда не придет человек и не построит поселок, высоковольтную линию, дорогу.
Он повернулся лицом к опоровозу. Человек уже идет.
Трасса начиналась за поселком, где виднелись высокие деревянные амбары. Видимо, это и был рыбный завод. Дмитрий насчитал восемь установленных железобетонных опор. Малявка объяснил, что бригада «сидит» здесь две недели. Восемь бетонок за две недели – это то же самое, что улитка в роли спринтера.
Почему так вышло? Дмитрий не мог добиться толку от Малявки, тот только разводил руками и бормотал, что бригада наверстает свое.
Единственное, что понравилось Дмитрию, это то, что трассу начали строить с дальнего конца. Таким образом, бригада будет двигаться к дому, а это всегда воодушевляет.
Дмитрий повернулся к Сидорову.
– Ну, что? Подкинем нашего бригадира к вагончику, а сами проскочим до Рыбхоза? Здесь, кажется, недалеко?
– Совсем рядом, – обрадовался чему-то Сидоров.
Рыбхоз оказался крупным поселком, застроенным, правда, без всякой системы. Улицы пыльные, дома глиняные или саманные, реже кирпичные. В центре – несколько магазинов, клуб, гараж, баня. Дувалы, вдоль которых пасутся коровы и овцы. Каждый дом в окружении могучих деревьев, чаще орешин. На ветвях уже завязались тяжелые зеленые плоды. Много орешин росло прямо на улице.
На противоположном конце поселка дома – просторные, с большими окнами – стояли по линеечке, как солдаты.
А впереди блестело в солнечных лучах широкое синее озеро. По мелкой ряби сновали рыбацкие лодки. Плескалась крупная, сильная рыба. Берег порос зеленой, сочной травой, не потерявшей благодаря близости к воде, своей свежести. Шелестели камышовые заросли.
У самого берега, там, где кончалась дорога, стояли три длинных, щедро крытых соломой амбара. Тут же двухэтажное деревянное здание. Рядом куча кирпича, бетонные плиты. Шло строительство.
Напротив амбара тянулась деревянная пристань. Из лодок выгружали в тачки рыбу. По деревянным помостам тачки везли к весам, а затем в широкие зевы амбаров.
Директор рыбзавода был молод, но судя по тому, что седоусые рыбаки прибавляли к его имени приставку «ака», он пользовался здесь уважением. По-русски Рузмет-ака говорил безукоризненно.
Он крепко, по-товарищески пожал руку Дмитрию и улыбнулся:
– Наконец-то от вашей фирмы прибыл серьезный человек. Заезжал к нам некто прораб Самусенко. Говорил много, все вокруг да около, наобещал с три короба, потом попросил рыбы и уехал. Так я его больше и не видел.
Дмитрий ответил, что приехал по двум причинам. Первая – познакомиться с директором рыбхоза. Это естественно, он – новый прораб и будет отныне заниматься стройкой высоковольтной линии. Вторая причина – узнать, заинтересована ли администрация завода в быстрейшем завершении работ по трассе.
Директор даже руками всплеснул. Заинтересованы ли они?! Да знает ли Дмитрий-ака, представляет ли он себе, что значит для Рыбхоза энергия?! Дизели держат завод в узких рамках, не дают развернуться. Да и накладно это, неэкономично. Два года назад перед ними стояли две проблемы – энергия и дорога. Дорогу они пробили, теперь на очереди энергия.
Он начал показывать Дмитрию графики и диаграммы роста улова сазана, судака, леща. Рассказывал о коптильных цехах, которые скоро войдут в строй, о выпуске консервов, что тоже не за горами. Им нужна энергия, энергия и еще раз энергия и тогда они завалят рыбой не только Райцентр и Шодлик, но и всю область. Словом, если строителям требуется помощь…
– Да, помощь нужна, – ответил Дмитрий. – Прежде всего хотелось бы подключить наши вагончики к вашей сети.
– О чем разговор! Хоть сегодня.
– Спасибо! – с ударением произнес Дмитрий. Признаться, он не ожидал такой легкой победы. – А почему вы раньше не давали разрешения?
– Да нас никто и не просил!
– Ах, вон оно что…
– Еще есть просьбы?
– У нас проблемы с питанием, – твердо произнес Дмитрий. Он никогда не смущался, если просил не за себя лично. – Я был бы вам очень признателен, если бы мы могли получать у вас свежую рыбу для рабочих.
– Ну если у вас трудности только такого рода, будем считать, что мы их преодолели.
– Если мы преодолели эти трудности, преодолеем и другие.
Рузмет-ака попросил Дмитрия, чтобы ребята не браконьерничали, и написал записку приемщику.
Приемщик, маленький косоротый мужичок, провел Дмитрия в холодильник, то есть в один из амбаров, который наполовину уходил в землю. Пол здесь был выложен из огромных глыб льда. Дмитрий отобрал из глубокого корыта полдюжины золотистых сазанов. Покрякивая, приемщик исчез в темном углу и принес трех широких лещей и холщовый мешок.
– Мешок привези потом, не забудь. Числится за мной, – пробурчал он.
В машине Дмитрий обнаружил второй мешок с рыбой, набитый гораздо плотнее.
– Это я для дома, – пояснил довольный и вместе с тем смущенный Сидоров. – Купил у одного мужика.
Мешок с рыбой Дмитрий вручил Федору Лукьяновичу. Тот прикинулся потрясенным. Через пять минут болашки, вооруженные ножами, уже обрызгали себя с ног до головы чешуей. Малявка лично калил на сковороде масло, хитрая собака Морда скребла лестницу. Все крутили носами и щелкали языками.
А вечером в вагончиках вспыхнул свет от рыбхозовских дизелей.
Дмитрий нутром ощутил, что вырос в глазах бригады.
К вечеру пришли Палтус с Алтаем. От обоих крепко несло портвейном. Дмитрий, ожидавший увидеть этаких ухарей, возмутителей спокойствия, был даже разочарован.
Палтус, Толик Палтусов, оказался подтянутым мужчиной, молчаливым, спокойным и замкнутым. Лицо у него было в мелких оспинках – несколько лет назад он не уберегся от струи горячей солярки. С Мордой Палтусов говорил больше, чем с кем-либо из товарищей. Как выяснилось позже, именно он подобрал и выкормил собаку.
Алтай был из тех людей, которым, рассказав анекдот, надо еще объяснять, в чем же тут соль. По-настоящему его звали Равиль. Он работал на тракторе «Алтаец», имел склонность к разговорчивости, так что в конце концов за ним намертво закрепилось прозвище Алтай-Болтай.
К Дмитрию Алтай сразу же проникся уважением, однако прораб поглядывал на подвыпивших линейщиков строго.
Последним в вагончик пришел мастер Евгений. Меньше всего он походил на бабу. Это был ровесник Дмитрия, высокий, со спортивной фигурой и уверенными манерами. На нем были потертые до белизны импортные джинсы, выцветшая голубая рубашка. На широком, украшенном медными пластинками поясе висел длинный охотничий нож с рукояткой из оленьего рога. В одной руке мастер держал двустволку, в другой – за уши – подстреленного зайчишку.
– Добыча у меня сегодня жидковатая, – сказал он, протягивая зайца Рустаму.
Узнав, что Дмитрий – новый прораб, которому надо сдать дела, Евгений иронически улыбнулся, протянул Дмитрию теплую сильную ладонь, пристально посмотрел в глаза.
– Ну, пойдем ко мне, поговорим.
XI
Они зашли в самый дальний вагончик, который почти полностью занимал мастер.
– Значит, завтра Боря Аркадьевич потребует с меня еще одну объяснительную, – сказал Женя, продолжая иронически улыбаться. – А я начал было к охоте готовиться. Тут кабанов уйма! Зайцы – это так, для проверки глаза. Думал охотничью свору собрать, собачек уже присмотрел. Порохом запасся, патронами… Ах, Боря Аркадьевич!
– Кайтанов здесь ни при чем, – отвечал Дмитрий. – У меня прямое распоряжение Умарова.
– Ладно, черт с ними со всеми.
Он подошел к шкафчику, достал из него пачку сигарет. В глубине Дмитрий разглядел еще одно ружье, куртку, охотничьи сапоги.
В отделении царил беспорядок. По дивану и шкафчику были раскиданы папки, бланки, справочники, листы проекта. Одеяло наполовину сползло на пол. Рядом с подсвечником стояла поллитровая банка, полная окурков. Стол был усеян пеплом.
Закурив, Женя спросил:
– А тебя сюда за что?
– Не понял.
– Чего тут понимать! Наш участок – место ссылки, – пояснил тот. – Из ИТР здесь только двое по собственной воле. Дядя Боря и Измогилов. Ну, Измогилов – человек без претензий, с него и взятки гладки. А дядя Боря как истинный Цезарь считает, что лучше быть первым в деревне, чем десятым или двадцатым в городе, то бишь в мехколонне. Механик Сумароков – горький пьяница. Когда-то был начальником участка, потом скатился, только здесь пока держится. Самусенко – темная лошадка. Говорят, попался на разных делишках, но шкуру ему спасли с условием, что отмываться он будет в Райцентре.
Похоже, мастеру давно хотелось выговориться.
– Я попал в эти живописные места по распределению после института, – продолжал Женя, с иронией и вместе с тем не без горечи. – Жду не дождусь, когда смогу вырваться. Только охотой и спасаюсь от тоски зеленой.
– Выходит, не нравится работа?
– Видишь ли, быть объективным по отношению к родному участку мне трудно, уж больно натерпелся я от него. Понимаю, что дело участок делает нужное, во всяком случае никто другой за него этого не сделает. Но я лично за три года своей работы так и не понял, для чего тут нужны люди с высшим образованием? Ни разу мне не пришлось напрягать свой инженерный умишко. Здесь первым делом требуется глотка, во-вторых, умение доставать. Ты должен следить, чтобы рабочие не напивались или напивались не слишком здорово, чтобы никто не ушибся сам и не ушиб товарища. А если он все-таки сделает это, то каким бы ни был виноватым-развиноватым, отвечать будешь и ты, ибо ты – мастер. Прошлый год у нас был какой-то несчастливый, я так и ждал, что случится какая-нибудь ерунда… Слава богу, все обошлось.. Оклады тут, конечно, повыше, чем где-нибудь в проектном институте или лаборатории, и с квартирами полегче. Но, честное слово, помотаешься вот так несколько лет по разным дырам, поночуешь в вагончиках, похлебаешь варева из общего котла, и не захочется тебе ни этих коэффициентов, ни прибавки к жалованию. А если ты при всем при том молод и ждешь от фортуны сюрпризов, то вообще – сливай воду. Нет, жизнь мастера не для меня. Да и не для тебя, наверное. Сюда нужен какой-нибудь дремучий, меднолобый мужик со стальной глоткой и каменными мышцами, чтобы его, знаешь, побаивались малость за эти мышцы.
– На мышцах нынче далеко не уедешь. Не тот вид энергии, – возразил Дмитрий.
Мастера словно прорвало. Он заговорил сердито:
– Вот, послушай, я тебе расскажу коротко о работе участка на примере бригады Малявки. В неделе пять рабочих дней. В понедельник в восемь утра мы собираемся на участке, потом объезжаем магазины, закупаем продукты на неделю. В одном – постоишь за консервами, в другом – за картошкой, в третьем – за помидорами, глядь, время к обеду подошло, а мы еще в Райцентре. К тому же, пока закупали снедь, ребята перехватили по стакану портвейна. Потом добавили. Глазки у всех веселенькие. Обедаем, наконец, едем на работу. То и дело сверху стучат по кабине. Одному по малой нужде надо сбегать, у другого живот разболелся, третий сигареты забыл купить. Наконец, к вечеру добираемся до вагончиков. Начинаем готовить ужин. Линейщики в лучшем случае заготовят на завтра такелаж. Если в хорошем настроении, погрузят в машину трос и шарниры. А то просто слоняются из угла в угол. Ну, вторник, среда, четверг, – как правило, полноценные рабочие дни. В пятницу – работа до обеда. Пообедаем – и домой. Вот и считай. В пятидневку набралось три с половиной рабочих дня. Это в разрезе недели. А вот – за месяц. Первая неделя – раскачка, вторая – начинаем чесать затылок, третья – беремся за дело, но время-то упущено. Наступают последние дни месяца. Приезжает Самусенко, начинаются уговоры и обещания, посулы и угрозы. Так или иначе бригаду уламывают, и люди работают от зари до захода солнца, иногда при свете автомобильных фар, без суббот и воскресений. Но вот план сделан, аврал позади и вновь повторяется все сначала. Это – за месяц. А вот в разрезе года. Март, апрель, май – обычно нет материалов, народ бездельничает. Июнь, июль, август – раскачка. Сентябрь – попахивает авралом. И, наконец, по конец декабря, включая 31 число до 12 ночи – аврал. Один раз даже Новый год прихватили – монтировали трос в последнем пролете. Ну, конечно, допущено много брака. Январь, февраль – устраняем свои же недоделки. А там – опять новый объект, еще не укомплектованный полностью материалами. Как видишь, и тут замкнутый цикл.
– Ты считаешь, из него нет выхода?
– Я уже давно махнул на все рукой. Поначалу мне казалось, что все просто. Нужно только точно выполнять свои обязанности и требовать того же от подчиненных. Пробовал изменить сложившиеся привычки. Но куда там! Эти порядки всем въелись в кровь, кажется, что так было заведено со дня сотворения мира. Короче, махнул на все рукой и жду, когда истекут мои три года. Уф, дождался! Хорошо еще, что существует охота.
– По моему, ты все же сгущаешь краски, – примирительно проговорил Дмитрий. – Участок в мехколонне на хорошем счету.
Евгений рассмеялся:
– У моего деда была любимая поговорка: без штанов, зато при шляпе.
– Как же это удается?
– Все благодаря Боре Аркадьевичу, – с показной почтительностью произнес Евгений. – Это великий мастер на всякие фокусы. Со всеми заказчиками на дружеской ноге, не знаю уж, как это ему удается. Короче, подписать процентовку в долг – для него плевое дело. Хоть на 50, хоть на 100 тысяч – в любой момент, пожалуйста! На трассе ты его редко увидишь. До нас, грешных, он не снисходит. Делами бригад по сути заправляет Самусенко, по указаниям Бори Аркадьевича, конечно. Наш Самуся – мастер обещать, учти. Наобещает тебе горы золотые, а ты их жди 33 года. Народ у нас подобрался какой-то недружный. Палтусов, например, может наловить рыбы, нажарить ее и сожрать на виду бригады. Когда едут домой, то все так спешат, что могут запросто оставить кого-нибудь и не спохватиться до самого Райцентра. Эх! Попал я недавно к газовикам на компрессорную станцию, так, поверишь, – даже позавидовал. Полно молодежи. Многие с высшим образованием. Короче, есть коллектив, есть общие интересы. Цель! А у нас каждый сам по себе. Но я уже сказал – плевать мне на это… Уступаю свое место с величайшим удовольствием. Хотя и сочувствую тебе от души!
И словно бы выговорившись до конца, он замолчал, не возвращаясь даже к тому вопросу, с которого началась их беседа – за какие грехи угодил Дмитрий в Райцентр?
Молчал и Дмитрий. Спорить не хотелось. Бесполезно было спрашивать Женю о том, почему бригада сегодня бездельничает. Все было ясно без вопросов. «А ведь и вправду – баба», – подумал он и вышел на воздух, сославшись, что в вагончике чересчур накурено. И все же мастер был ему чем-то симпатичен. Наверное, искренностью.
XII
Не спалось. Обычно так и бывало на новом месте в первую ночь. Даже если на душе было спокойно. Женя уже похрапывал на своем диване, а Дмитрий все отчетливее понимал, что быстро ему не уснуть.
Он поднялся и, взяв сигареты, вышел на крыльцо.
Тихая звездная ночь стояла над степью. Дул приятный ветерок, из темноты словно бы надвигалась прохлада, хоронившаяся где-то весь день. В Рыбхозе горело несколько огоньков, время от времени яростным хором лаяли собаки.
События последних суток прокручивались перед Дмитрием в обратном направлении: Женя, бригада, езда с Малявкой, участок, общежитие, полет, Наташа…
* * *
Четко очерченные границы бывают только на географических картах, реже – в природе.
Как-то под Кунградом Дмитрию довелось видеть резкую линию, отделявшую зеленые поля от мертвых холмов плато Устюрт. Можно было встать, широко расставив ноги, и при этом одна ступня утопала бы в густой траве, зеленеющей по берегу арыка, другая в пыли, на том месте, где уже несколько веков не произрастало ни былиночки.
Но это скорее исключение. Природа не любит резких границ. Одна климатическая зона сменяет другую незаметно, исподволь, холод переходит в жару, а день в ночь незаметно.
Стократ труднее проследить за превращениями человеческих чувств: любви в ненависть, дружбы во вражду, обожания в презрение. Почти невозможно определить, когда была пройдена критическая точка, в какую именно секунду свершился необратимый процесс. Блеснет молния, разразится гроза, и хлынувший ливень начисто смоет все то, что еще вчера сверкало и красовалось на солнце.
Разве определишь теперь, когда именно в его отношениях с Наташей проблеснули первые сполохи?
После «морской» прогулки вернулись в Ташкент поздно. По дороге Дмитрий уговаривал Наташу заехать к нему, посмотреть квартиру. Она отказалась, в мягкой форме, но решительно.
Жила Наташа неподалеку от текстильного комбината. Улочка была тенистая, темная. Они еще долго целовались в машине, наконец Наташа упорхнула. Договорились встретиться завтра в пять вечера на станции метро «Хамза».
Дмитрий совершенно потерял представление о времени и приехал к Степану Афанасьевичу, жившему в собственном домике в районе тракторного завода, около трех часов ночи. Заспанный Бутенко долго ворчал. Потом они пили на террасе вишневку и закусывали малосольными огурцами – совершенно невообразимое сочетание. А после Дмитрий шел через весь город пешком и громко напевал – ничего подобного никогда раньше он бы себе не позволил. Он шел мимо притихших маленьких домиков и мимо девятиэтажек с темными окнами и удивлялся, – неужели люди – столько людей! – могут спокойно спать, когда мир так прекрасен. Как им не жаль тратить время на сон?!
Неподалеку от площади Горького он встретил девчонку в белом платье. Она шла босиком, неся туфельки в руке, и тоже пела. Они обменялись открытыми взглядами, как единомышленники, как участники некоего привилегированного сообщества влюбленных. Потом девушка подошла к нему и крепко поцеловала, как поцеловала бы брата, и пошла, вся светящаяся радостью.
В ту ночь он вообще не ложился спать и был счастлив – ни одной черной мысли.
С Наташей они встретились в пять, как и уславливались. На ней было малиновое платье с черной отделкой, рыжеватые волосы были уложены по-праздничному и, казалось, парили над красиво посаженной головой.
– Ты изумительна! – сказал он. – Ты великолепна. Я ужасно рад, что встретил тебя.
Он не помнил ответа, но запомнил ее чудесную улыбку.
В тот вечер она согласилась зайти к нему.
– Ты здесь живешь? – спросила она.
В ее голосе он уловил легкое недоумение и внимательным взглядом обвел свою комнату. До сих пор комната казалась ему прекрасной. Пять лет он прожил в студенческом общежитии, потом еще полтора года в общежитии «Гидростроя», в вагончиках на трассе. Вступление в права владельца отдельной квартиры было для него великим событием. Пойти на кухню, чтобы поставить чайник и твердо знать, что плита не занята – удовлетворение от этой мысли может испытать лишь тот, кто долгое время был знаком с уютом понаслышке.
Правда, его квартиру уютным гнездышком пока не назовешь. Кроме дивана, телевизора, магнитофона и нескольких полок с книгами в ней ничего нет. Обедает он на подоконнике, но в этом не видит никакой трагедии. Когда у тебя прекрасный аппетит, то и на подоконнике можно отлично пообедать.
К тому же в ту пору Дмитрий не отрешился от многих студенческих привычек. А в годы студенчества он жил скромно. Стипендия плюс ежемесячные двадцать пять рублей из дома – вот все, чем он располагал. Летом иногда подрабатывал в студенческих стройотрядах. Но вообще-то ему хватало – на обеды, ужины, кино и даже на новые носки. Когда в его жизни появлялись девушки, он все равно как-то выкручивался: либо занимал у кого-то из ташкентских, либо ел два раза в день борщ без мяса и рисовую кашу. В крайнем случае переходил на чай с хлебом. А там опять жизнь расцветала радостными красками. Собственная необеспеченность никогда не тяготила его. Напротив, он считал это испытанием. И это испытание он выдержал.
Точно так же жили его друзья. Если вдруг у кого-нибудь перед стипендией заводились по счастливой случайности деньги, тратили их сообща. Если денег не было ни у кого, компенсировали их отсутствие доброй шуткой. Когда ты молод и у тебя куча друзей, чай пополам с шуткой отлично питает. Возможно, кое у кого на этот счет другая точка зрения, но в их кругу нытиков не было.
Первые месяцы работы в мехколонне Дмитрий ощутил себя Крезом. Оклад, коэффициент, надбавки, командировочные – солидная прибавка для человека, привыкшего считать гроши. Но и к этой перемене Дмитрий отнесся спокойно.
Первым делом он купил себе магнитофон, о котором давно уже мечтал. Потом, когда Бутенко научил его вождению, начал подумывать о мотоцикле. Принялся копить, но страсти к накопительству никогда не появлялось. Оно было не в его характере. Если на толкучке попадалась интересная книга, выкладывал за нее, не торгуясь. Охотно ездил на такси, никогда не думая, что мог бы сэкономить эти два-три рубля. Когда у него просили взаймы, не отказывал, хотя иной раз долг ему не возвращали.
Свою квартиру он, конечно, видел такой, какой она со временем должна стать – цветной телевизор, высокие стеллажи с книгами, несколько хороших репродукций на стенах, может быть, охотничьи трофеи. И чтобы в холодильнике всегда было припасено хорошее вино для друзей.
И вот сейчас, после реплики Наташи, он понял, что она видит лишь то, что перед глазами – четыре голые стены. Ну и что же?
– Вообще-то я живу во дворце, – отшутился он. – А здесь моя летняя резиденция.
Он привлек ее к себе:
– Кроме тебя здесь никого не было и не будет.
Она высвободилась из его объятий. Вид у нее был до странности задумчивый. Ничего похожего на вчерашнее.
– Что случилось, Наташа?
Она выдержала паузу, затем ответила с расстановкой:
– Вы, мужчины, очень самоуверенный народ – убеждены, что если удалось раз быть с женщиной, значит, теперь она будет вашей при каждом удобном случае, – она говорила спокойно, ничуть не смущаясь.
– Но на «Альбатросе»… – начал он.
– «Альбатрос» остался в сказке, – заключила она. – Такое не повторяется. И не нужно делать вид, что «Альбатрос» и пустая комната – это одно и тоже.
– Но ведь мы одни и те же, – на миг он растерялся.
– Если мы сейчас устроимся на этом диване, то какое-то время нам будет хорошо, но потом – очень скоро – наскучит обоим. И кому-то первому… Извини, но я не могу.
– Пусть будет так, – ответил он. – Хотя я всегда считал, что модель дивана и прочая дребедень – это одно, а чувства – совсем другое.
– Очень удобная формула. И в самом деле, зачем женщине красивые наряды, украшения, комфорт? Пусть ходит в стеганке и светится внутренней красотой, – усмехнулась Наташа. – Только вы, мужчины, первые же взбунтуетесь, если женскую привлекательность сведете только к внутренней красоте.
– Ладно! – он шагнул к выходу. – Теперь я и сам вижу, что здесь неуютно.
– Если у принца есть дворец, зачем же нам встречаться в летней резиденции? – мягко проговорила она.
– Ты права. У меня есть дворец, а кроме того сто вариантов в запасе. Ты не против повторной поездки на «Альбатросе»?
Она пожала плечами и улыбнулась.
– Стоит ли повторяться? Особенно, если есть другие варианты.
– Да, повторяться не стоит.
Варианты у него были, не сто, конечно, по два-три – точно. В ту пору он работал по десятидневкам. На трассу уезжал вместе с бригадой в семь утра по четным понедельникам и через десять дней поздно вечером в среду возвращался в Ташкент – на четыре отгульных дня. Четыре выходных получалось, правда, только у рабочих. И-тэ-эрам приходилось бывать в мехколонне и в эти «святые» дни, особенно в периоды сдачи нарядов.
Поэтому и встречи Дмитрия с Наташей подчинялись той же аритмичной последовательности.
Если бы строительство трассы только начиналось, у Дмитрия, пожалуй, было бы больше возможностей выбраться в Ташкент и среди рабочей десятидневки – благо, машины сновали между участком и мехколонной каждый день, перевозя всякую всячину – от бочек с дизельным маслом до чистых простыней.
Однако на стройке наступила самая ответственная пора. А тут еще эти проклятые опоры на пиках. Дмитрий посоветовался с бригадой. Решили рядом с горными пикетами соорудить огромные козлы из труб и собирать опору прямо на этих козлах, что требовало колоссальной осторожности и строжайшего надзора. Вырваться в Ташкент, оставив бригаду одну, нечего было и думать. Он мог рассчитывать только на четыре вечера в две недели. Но именно потому, что их встречи были редки, каждая запоминалась надолго.
После «Альбатроса» Дмитрий устроил вылазку в Чимган. В нескольких километрах за Юсупханой на живописных холмах стоял вагончик, где жила небольшая бригада, которой командовал однокурсник Дмитрия прораб Вали Хасанов. Монтажники расширили местную подстанцию. Бригада работала по пятидневкам, так что в субботы и воскресения вагончик оставался свободным.
Дмитрий взял у Вали ключ, запасся продуктами и в субботу утром выехал с Наташей в горы рейсовым автобусом. После раскаленных улиц Ташкента чимганский воздух казался особенно свежим и чистым. Конечно, синий вагончик выглядел намного скромнее, чем квартира Дмитрия, но в этом благодатном уголке и шалаш вполне мог сойти за филиал рая. Тем более, что для вагончика отыскали место – лучше не придумаешь. Он стоял на небольшой площадке, вверх и вниз от которой тянулись пологие склоны, покрытые такой пышной травой, что она казалась ковром. Слева круто обрывалась вниз глубокая лощина, окаймленная столетним орешником. Ее склоны густо поросли дикой малиной. Далеко внизу тут и там виднелись яркие пятна домов отдыха, за водохранилищем в туманной дымке белели домики Бричмуллы. У самого вагончика протекал тоненький ручеек, и в звонкой летней тишине отчетливо слышалось его мелодичное журчание. Налетали порывы несильного ветерка и приносили с собой аромат горных трап.
Они распили бутылку шампанского и пошли побродить по окрестностям. Наверху был разбит яблоневый сад, а перед ним росла группа орешин. Вся земля под ними была завалена зелеными корками от орехов. Тень под орешинами была такая, что воздух казался концентрированным. Нижние развесистые ветки, как шатер, укрывали от посторонних глаз.
– Боже! Как хорошо! – вырвалось у Наташи. – Никогда здесь не бывала.
Он подошел и нежно, но уверенно привлек ее к себе. Она сама тесно прижалась к нему.
Прошли, нет – промелькнули два чудесных дня…
Потом была поездка в Бухару. Там жил Фархад – старый товарищ Дмитрия еще по студенческому общежитию. Не раз они делили последний рубль. Однажды летом Дмитрий гостил у Фархада целую неделю. Бухара потрясла его. Он и раньше видел множество открыток, фотографий с изображением исторических памятников древнего города. Но даже представить не мог, насколько грандиозно все это выглядит в комплексе. Эти кривые, тесные улочки, которые, как ручейки, текли к ансамблю, где друг за другом вставали минареты, мечети, арки, словно выплывали из глубины веков. Фархад рассказывал, что еще недавно многие из этих строений были полузасыпаны землей, находились в плачевном состоянии, и это тоже потрясло Дмитрия. Потомки бы не простили нам, считал он, если бы вся эта красота исчезла с лица земли.
Теперь он решил показать Бухару Наташе, а заодно повидать друга. Он позвонил Фархаду и объяснил ситуацию. Все складывалось блестяще. Дома никого, сказал Фархад. Родители в отпуске, в Крыму, младший братишка в Ташкенте – поступает в политехнический. Можно приезжать в любой момент.
Дмитрий не сомневался, что Наташа согласится на поездку. Но если уж ехать, то на несколько дней. Вылететь лучше всего в четверг. Но сможет ли она? Тут он разом подумал, что по сути ничего не знает о Наташе – ни того, где она работает, ни о ее семейном положении. Когда он спрашивал ее об этом, она отшучивалась. Впрочем, ведь оставалась она на ночь в Чимгане, и без всяких колебаний. И все же…
– В Бухару? – переспросила она, и легкое облачко промелькнуло в ее глазах. Потом задумалась и ответила после паузы. – Ну, что же! Я, пожалуй, не против.
– А на работе тебе не достанется?
– Уверена, что нет, – рассмеялась она.
– Хм! – шутливо покрутил он головой. – Как бы и мне устроиться па такую работу, чтобы распоряжаться временем по собственному усмотрению.
– Нет ничего проще. Хочешь, я тебя устрою?
– Ты такая всемогущая?
– Представь себе. В отличие от некоторых, которые похваляются своими дворцами, но показывать их не спешат.
– В Бухаре я покажу тебе сто дворцов.
– Те дворцы не твои И потом, я их уже видела. В Бухаре я бываю довольно часто, – снова в ее глазах промелькнуло легкое облачко.
– Ты решила говорить загадками?
– Что ты, Димочка! Какие у меня могут быть тайны от тебя? Выкладываю все, как на исповеди. Я работаю в пресс-центре одного солидного министерства.
– Не очень-то представляю, что это за штука.
– А между тем все очень просто. Министерства, как и люди, не лишены тщеславия Словом, я пропагандирую достижения нашего славного коллектива в печати, на радио и телевидении. С меня спрашивают только за количество опубликованных материалов. Ясно? А к большим праздникам пишу доклады для нашего министра.
– Ну и как, доволен министр?
– Представь себе.
– Не подозревал в тебе таких талантов!
– Если хочешь, могу протолкнуть заметку о твоих трудовых подвигах.
– Я в отличие от вашего министерства не тщеславен.
– А хочешь – устрою в какой-нибудь пресс-центр? Только предупреждаю – это далеко не мед, как кажется со стороны.
– Благодарю, но у меня корявый стиль. А кроме того, меня вполне устраивает нынешняя должность.
– Ладно… – задумалась она. – Но сразу предупреждаю, в Бухаре мне придется совмещать приятное с полезным. Возьму командировку. Сделаю пару репортажей об инициаторах какого-нибудь почина. Газеты заглатывают это с удовольствием.
– А… дома? – напрямик спросил он.
– Ах ты, хитрец! – улыбнулась она. – Так и быть, удовлетворяю твое любопытство. Отчитываться мне не нужно. Живу одна, но не во дворце, как ты. Хотя не отказалась бы от него. А если уж хочешь знать – снимаю комнату. Еще вопросы будут?
В самолете они говорили о разных пустяках, потому Дмитрий немало удивился, когда на привокзальной площади Наташа сказала.
