Текст книги "Будни и праздники"
Автор книги: Юрий Слащинин
Соавторы: Николай Бондаренко,Р. Гришин,Георгий Вогман,Валерий Нечипоренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 42 страниц)
3
Бригаду Степан Матвеевич собрал из тех, с кем давно сговаривался работать безнарядно. Вошли в нее двенадцать человек – на сто семьдесят гектаров земли.
– Мало нас, не потянем, – усомнился в силах Назар.
И другие его поддержали, сказали, что не осилят такое поле. Но Степан Матвеевич отмел все опасения, заявив, что иначе нечего было и собирать в кулак лучших механизаторов совхоза.
Назар оглядел свою бригаду и внутренне порадовался. Здесь действительно были хорошие специалисты. Рядом с Шалдаевым сидел такой же высокий и седовласый Раюм Бабаяров, славившийся тем, что на слух мог определить неисправность мотора; возле Бабаярова один за другим сидели трое его сыновей: Васит, Вали и Талип. Все трое были женаты, имели детей и хотели побольше зарабатывать. Особняком держался увалень Урун Палванов. С виду мрачный и неразговорчивый, он был неутомимый и умелый поливальщик. Были в бригаде три девушки – Зина Шалдаева и двойняшки Шарафат и Ойдин Артыковы, недавно окончившие курсы механизаторов. Все здесь владели техникой, на что и была сделана ставка при комплектовании бригады.
И все же нагрузка была велика – четырнадцать гектаров на человека. Назар утешал себя тем, что главное – поднять хлопок, а на ручную работу можно привлечь женщин и горожан, как делалось всегда, но и тут Шалдаев заявил, что надеяться на это не надо, выгоднее самим все сделать машинами, тогда будет дешевый хлопок и вырастет их заработок.
– По тридцать пять центнеров осилим? – спросил Назар.
– Мало, – опять поправил его Шалдаев.
– Сколько? – спросил Назар, а сам подумал: «Что ни скажешь, все ему не так. Конечно, он больше знает и все давно обдумал», – тут же успокоил себя Назар и бодро улыбнулся. – Я про тонкий говорю.
– И я про тонкий.
Мужчины задвигались, закряхтели, потянулись за сигаретами. В совхозе сеяли в основном хлопок среднего волокна и не любили капризный и трудоемкий тонковолокнистый.
– Мороки будет много, – заметил Бабаяров.
– Зато прибыли больше, – сказал Назар. – Только за счет сорта получим добавочно почти по пятьсот рублей с каждой тонны. Есть расчет постараться?
– И брать по сорок пять, не меньше! – объявил Шалдаев.
– Почему не сто? – откликнулся Талип. – Такого урожая в районе никто еще не получал без приписок, я точно знаю.
– Эх, ребятки! – обвел Степан Матвеевич бригаду улыбчивым взглядом, словно обнял всех. – Я ж вам в сотый раз говорю: особая у нас бригада. Раз мы собрались тут один к одному, то к самому верху надо тянуться. На большее потянемся, а малое всегда будет. А теперь наша задача думать, как нам этот верхний урожай обеспечить, резервы надо искать. Возьмем сорта урожайные – прибавка. Микроэлементы, ускорители роста применим – опять польза нам. Да я сейчас еще одну хитрость открою – а она даст прибавку по пять-семь центнеров на гектаре.
Степан Матвеевич не торопясь полез в карман, и взоры всех устремились на его руку, словно все ждали, что он достанет сейчас нечто такое, что даст им обещанную прибавку. Он вынул сигарету, сунул ее в рот и тут же Бекташ и Талип поднесли ему огоньки своих зажигалок. Шалдаев прикурил, затянулся. Назар почувствовал разраставшееся ревнивое поскребывание в душе оттого, что все внимание бригады перебросилось на Шалдаева, а он, бригадир, оказался как будто ненужным. Назар смотрел, как затягивается сигаретой Шалдаев, испытывая терпение заинтересованной бригады, и подумал, что он ведь как артист выступает сейчас перед ними. И ведь точно, выступает. Повеселел Назар и подумал, что нельзя так ревниво относиться к Шалдаеву, потому что сам за него боролся. И, поняв все это, он уже с интересом смотрел, как держал паузу Шалдаев, то морщась от дымка сигареты, то поглядывая куда-то вдаль, словно что-то вспоминая и обдумывая.
– Какой секрет-то? – не выдержал Васит.
– Не скажу, что секрет, – тянул Шалдаев. – Писали о нем в газете: пользуйтесь, мол. А люди не пользуются почему-то. Может, техники нет, а без техники не осилишь.
– Степан Матвеевич, не тяни, – взмолился Талип. – Завел всех и тянешь.
– А тебе сразу надо? Ну, получай: вторая целина! Понял секрет?
– Нет.
– А говоришь, не тяни. Я ж тебе мысль укладываю, чтобы зараз и на всю жизнь! Кто видел у меня хлопок возле тутовника?
– Это тот, за который тебе влетело от Рузметова? – спросил Бабаяров-старший, и рабочие заулыбались. Все знали, как директор совхоза привез на поле к Шалдаеву секретаря райкома, чтобы показать чудо природы – десяток рядков необычного, усыпанного цветами и коробочками хлопчатника, а Рузметов устроил ему и бригадиру разгон за остальные худосочные ряды.
– Этот, – подтвердил Шалдаев. – Я посчитал, по шестьдесят центнеров с небольшим тот хлопок дал. Тонкий! Жаль только, мало его было. А секрет вот в чем. Как мы пашем? На тридцать-сорок сантиметров. И каждый куст растет как бы в маленьком горшочке. Как ему развиваться? С боков – соседи. Вниз бы пошел – да там поддон, твердый, как камень. А если вспахать этот поддон, пойти глубже сантиметров на тридцать-сорок, а? Вот мы и дадим хлопку волю: расти, питайся, давай урожай. На тех одиннадцати рядках я так и сделал. Плуг специальный соорудил, да, видать, слабоват оказался – сломало его. Целина там, под покровом-то, глубинная, тысячелетняя целина!
– Мертвая земля, – осторожно заметил Назар.
– Правильно, мертвая там земля, – подтвердил Шалдаев. – Но это не страшно. Поднимем ее, слоями поместим между почвой, да удобрениями органическими сдобрим – она быстро переродится и начнет давать нам богатый урожай.
Посыпались вопросы. Шалдаев отвечал, если мог, на иные искали ответ сообща. Спорили и советовались, не торопясь говорили и спрашивали откровенно, с единственным желанием – все понять. И хотя не было сказано слов о том, что пойдут они на поднятие второй целины, но по общей заинтересованности, по обстоятельности вопросов, которые задавались сейчас, Назар понял, что пойдут, и уже готовятся к этому, и в этой подготовке они становились едиными, как одна семья.
В тот же день Назар зашел в партком и рассказал секретарю бюро Муратовой о задуманном бригадой поднятии второй целины. Розу Ибрагимовну Назар знал со школьных времен – она была у них классным руководителем – и потому был уверен в полном понимании. Так оно и произошло: выслушав Назара, Муратова поднялась и со свойственной ей стремительностью повела его к директору.
Турсунов подписывал бумаги, которые ему подкладывал топтавшийся возле стола главный бухгалтер Бури Намазов.
– Я занят, – сказал директор.
– Сейчас ты все бросишь, – многозначительно сказала Муратова и, указав Назару на приставной столик, пригласила его сесть, а сама села напротив.
После того как была подписана последняя бумага и директор с облегчением откинулся на спинку кресла, Муратова попросила Назара повторить свой рассказ. И пока Назар говорил о второй целине, о том, как пришла к ним идея и что надо делать, чтобы осуществить ее, Муратова таинственно улыбалась, не спуская глаз с мрачного директорского лица. Она ждала, когда и он наконец улыбнется. Ведь вот он, громаднейший резерв увеличения урожайности! Сама она уже видела начало почина, который, без сомнения, будет поддержан в районе. Простота идеи и большой ее эффект подсказывали, что к ней не останутся безразличны и в области, и в республике. Получать десятки центнеров дополнительного урожая на старопахотных землях, где давно исчерпаны резервы, – это же и общегосударственное дело. Это и всесоюзная слава, как у злобинцев или ипатовцев. И начнется этот почин в их совхозе, поддержанный партийной организацией под ее, Муратовой, руководством. Но почему же молчит директор? Неужели опять осторожничает? И бухгалтер, оставленный ею в кабинете, был равнодушно-скучен. Он сидел у стены и, придерживая на коленях папку с бумагами, равнодушно оглядывал кабинет и подсчитывал, между тем, во что обойдется совхозу эта затея. Двойная глубина пахоты – значит, двойной или даже тройной расход горюче-смазочных материалов, перерасход фондов, выговоры, унижения… И плуг нужен прочный, многоярусный. Самим не сделать такого – не завод. Один? Но в совхозе более пяти тысяч гектаров пашни. Нужны «С-100», а их во всем районе десятка не наберется. Прибавка урожая при такой кустарщине не перекроет затрат – значит, поднимется себестоимость, а за это бьют не только бухгалтеров. Намазов покосился на директора и понял, что идея не вдохновляет его, но он молчит, не имея права гасить трудовой порыв. Вот как загорелись! Им не объяснишь, что мероприятия должны проводиться в масштабе страны с подключением промышленности, при централизованном специальном финансировании, а их преждевременная самодеятельность ляжет тяжелым бременем на совхоз.
Директор слушал Назара и тоже мысленно прикидывал, что, кроме хлопот, может дать эта неожиданно появившаяся в совхозе бригада и ее необузданный бригадир. Ведь кипит как! Эн-ту-зи-аст… А был тихий, скромный парень! Этот момент особенно остро заинтересовал Турсунова. Подросла смена? Вторая целина, о которой так увлеченно говорил Назар, представлялась Турсунову следствием появившейся прежде безнарядной бригады, как убедительное требование времени – искать резервы производства, идти в глубь. И этот мальчишка осознал это, увидел глубинные резервы. Вот что задевало сейчас самолюбие Турсунова, заставляло проявлять сдержанность под обстрелом восхищенных взглядов Муратовой, гордившейся своим подопечным.
Дверь распахнулась, и в кабинет влетел разъяренный главный инженер Хакимов. Он ткнул пальцем за спину, где в приемной перед распахнутой дверью топтались Шалдаев, Бабаяров и Палванов, и объявил:
– Все! Я не могу с ними нормально говорить. Не мо-гу! – и пригласил их в кабинет: – Вот вам директор, он подписывал вам договор, и получайте с него технику, какая нужна вам. А у меня такой нет. Я ее не делаю. – И тут же обрушился на Назара: – А ты не знаешь, какие у нас трактора? Я что – рожать тебе их буду?
– Тише, тише, – постучал по столу Турсунов, наполнил пиалу чаем и подал ее Хакимову. – Плесни в себя, а то перегреешься.
– Они меня до предела вымотали!
– Входите, – пригласил рабочих директор. – Что случилось?
– Трактора дает недоремонтированные, – сказал Шалдаев, первым ступив в кабинет.
– А я, что ли, их ремонтировал?! – взорвался Хакимов. Пересиливая гнев, торопливо выпил чай и ткнул пальцем в Бабаярова. – Вот он их ремонтировал с сынами своими. Ясно? Ваш член бригады. С него и спрашивайте.
– А спокойнее можешь объяснить? – покачал головой директор. – Кипишь, как самовар.
– Не могу, Марат Касымович. Их десять человек пришло, и каждый тычет: это не так сделано, здесь не то поставлено. А ведь сами эту технику ремонтировали, сдавали мне как готовую. Сами или нет, Бабаяров? Или из Ташкента к нам приезжали сеялки чинить?
– Ишь ты, сами! – выступил вперед Шалдаев. – А запчасти ты давал. На этом тракторе, что ты даешь, все, считай, поношенные: пальцы стучат, маслонасос…
– Нет у меня других тракторов, – развел руками Хакимов, распахнул куртку, вывернул карманы. – Видишь – нету!
– А мы не просим новые. Дай старые, только дефектную ведомость составь, запчасти выдели и оплати ремонт, – сказал Шалдаев.
– Видали, чего хотят? – Хакимов возмущенным взглядом обвел всех сидевших в кабинете.
– По-моему, все правильно, – весело заметила Муратова.
– Что правильно? – уставился на нее Хакимов.
– Сообразили сразу, что к чему. Хозрасчет! Великое дело, а?! – сказала Муратова и, перекинув взгляд с топтавшихся у двери рабочих на директора и главного инженера, старалась объединить их своим восхищением. – Раньше им было безразлично, как ремонтировалась техника: все потери списывал совхоз. А теперь им самим за все платить придется, а значит, – терять заработок. Вот и требуют гарантированного ремонта. Правильно я поняла, Степан Матвеевич?
– Ну! – кивнул Шалдаев.
– Плати, Хакимов, – распорядился Турсунов. – Составь дефектную ведомость, дай запчасти и оплати людям работу.
– Да они, знаешь, как пишут: чуть износилась деталь – бракуют, требуют все новое. А где мне их набрать?
– Пойдем посмотрим, – поднялся директор.
За директором вышли Хакимов и рабочие. Муратова поднялась и, раздумывая, почему ушел от разговора директор, тоже вышла из кабинета. Назар с недоумением смотрел на нее, а она делала вид, что ничего не произошло, даже подбадривающе улыбнулась ему. За ними вышел Намазов, закрыл директорский кабинет и, облегченно вздохнув, пошел в бухгалтерию.
4
Зима прошла быстро. Снег продержался три недели и растекся по земле ручейками. Синью заискрилось небо, поплыли по нему белые облака, такие редкие на юге. Случалось, по ночам падал еще снежишко, но не мог он прикрыть пробившейся изумрудной зелени, а с восходом солнца и вовсе исчезал.
Степь зеленела, сбрасывала свою бурую шубу из выжженного янтака и полыни. По открытым солнцу и ветру холмам бродили многочисленные отары.
Когда-то, до освоения Каршинской целины, на месте совхоза «Прогресс» была бригада громадного по территории, раскинувшегося на сорок пять тысяч гектаров степи, овцеводческого колхоза. Тонким ручейком доходила сюда вода из реки Кашкадарьи. Ее хватало лишь для питья да разве еще для чинары, под которой с незапамятных времен стояла чайхана и на айванах с утра до ночи сидели за чаем старики, хранители преданий Каратепе. Здесь Якуб-бобо поведывал неустанно о больших и малых войнах за воду, их вели каратепинцы с соседними кишлаками, расположенными выше по каналу-ручью. Якуб-бобо с ухмылкой рассказывал, как его дедушка, каратепинский мираб, собирал конский навоз, тайно в мешках возил его в верховья канала и, прячась от людей, понемногу бросал в воду. Конский навоз уплывал и постепенно забивал щели щитов, закрывавших отводы от канала; уменьшалась фильтрация воды и чуточку больше доходило ее до Каратепе. Молодежь смеялась над хитростью мираба, а старики знали, что за эту сбереженную для кишлака воду мираб мог поплатиться жизнью.
Помнили старики веселые истории. Особенно много их накопилось за годы освоения Каршинской целины. Усман-бобо часто вспоминал, как ездил на магистральный канал за сбежавшим туда внуком. Подъехал на ослике и увидел, что мальчуган, его шустрый Раим, забрался в кабину рукастой машины, взялся за рычаги и начал копать землю. Долго смотрел Усман-бобо на работу внука, а когда увозил его домой, посадил на своего ослика, сам всю дорогу шел пешком, выказывая тем самым свое уважение. Ехал-то с намерением отхлестать внука как следует за его проделки – не получилось.
На айване под чинарой часто поминали имена прославленных людей Каршинской целины: Алешу Бабийчука, работавшего на шагающем экскаваторе, бульдозериста Фархада Ирисова, превращавшего холмистые пастбища в ровные поля, Шакира Сайфутдинова, пустившего на эти поля воду по каменным лоткам, и самого Шагазатова, возглавлявшего строительство канала и преобразившего всю их жизнь. Даже с айвана под старой чинарой видна новь. Закрой глаза – и вот они, глиняные мазанки прошлой жизни. Открой – перед тобой улица новых домов со смешным названием «коттеджи». В каждом дворе виноград, персики, груши, а под ними важно похаживают, все еще удивительные взглядам старых степняков, надменные индюки, мельтешат куры и утки.
Здесь же на айване сидит с ними, попивая чай, Шакир-бобо – «куриный генерал», прозванный так за то, что первым в Каратепе развел цыплят. Привез он их из Карши, покормил, а когда собрался по другим делам, то увидел, что все его щебечущее желтое стадо, как живое пушистое одеяло, двинулось за ним. При этом они так жалобно пищали, теснились к нему, взбирались на ноги, доверчиво лезли в подставленные руки, что Шакир-бобо не смог их бросить, провозился с ними весь день. И совсем не обиделся на своих седобородых друзей, когда они назвали его цыплячьей матерью. А когда он организовал в совхозе первую птицеферму, за ним прочно закрепилось прозвище «куриный генерал», которого Шакир-бобо не стыдился, а расценивал как признание своих особых заслуг. И когда подсмеивались над ним, он тоже смеялся и говорил, что Советская власть дала им воду, а он – птицу, оттого они и разбогатели так. А как же? Захотелось мяса – не надо резать целого барана, курицы как раз хватит, чтобы сварить шурпу, а из индюка еще и плов можно приготовить. И вроде бы шутка, а подумать – получалось всерьез.
Много было обговорено на айване за пиалой чая. А теперь пошли разговоры о девятнадцатой бригаде. Первые дни после ее создания старики решили, что ничего у Назара не получится, если даже опытный и знающий механизатор, всеми уважаемый Шалдаев, не смог организовать такую бригаду.
– Не доросли наши люди до безнарядки, – сказал Якуб-бобо. Кутаясь в халат, он отхлебывал из пиалушки чай, неторопливо поднимал густые седые брови, устремив взор за голый и белесый, как человеческое тело, ствол чинары, отогревающейся на солнце, за крыши домов целинной улицы, составленной из двухэтажных коттеджей. С сожалением покачав головой, словно увидев там, в неопределенной дали, подтверждение своим словам, заключил убежденно: – Нет, не доросли!
– Это почему же? – с веселым лукавством поглядывал на него «куриный генерал» Шакир-бобо и теребил хвостик своей узкой и длинной бородки.
– Потому что при безнарядке надо сознательно работать, как мы, бывало, в молодости. Помнишь?
– Нашел о чем вспомнить, – проворчал Усман-бобо. – Ты еще прошлый век вспомни.
– А ты вспомни, вспомни… Как работали, когда землю получили? Чуть светает, а мы уже в поле. Потому что зарплату нам не давали, с урожая кормились. Вот и растили тот урожай, каждый росток нянчили.
– Безграмотные были и без нарядов обходились, – не унимался Шакир-бобо. – А они ученые – и не доросли? Как же так?
– Избаловались. Привыкли, чтоб криком их подгоняли, – ответил Якуб-бобо и обвел стариков, сидевших на курпаче, грустным взглядом. Кивнул Кабиру-бобо, привалившемуся к бортику айвана. – Ты бригадиром сколько лет был?
– Сорок четыре… – отозвался Кабир-бобо, шевельнув седенькими усами. – Утром сядешь на коня и ездишь по улице, в окна стучишь, чтоб на работу шли.
Якуб-бобо покачал головой: мол, так-то вот! В прежние годы он был председателем колхоза, а после преобразования его в совхоз долго возглавлял отделение; пользовался у односельчан большим уважением и авторитетом, говорил не много, только по главным вопросам, но так убедительно, что сказанное им становилось мнением большинства села.
– Мы с вами, – сказал Якуб-бобо, – единоличниками были.
– Как же? Все время в колхозе работали, – встрепенулся «куриный генерал» и с мольбой посмотрел на друзей, призывая их возмутиться и поправить друга. – Ты же сам правил нами! Забыл, что ли? Совсем память отбило.
– Мы были единоличниками, – гнул свое Якуб-бобо. – Росли, как единоличники. А единоличник такое свойство имеет: сам все делает, самоуправляется. Работает плохо – разорится. Так что, милый друг, не управлял я вами, вы сами все делали, что надо и как надо. Са-ми!
– Это правильно, – согласились Кабир-бобо и Карим-бобо, и только «куриный генерал» Шакир-бобо молчал, дожидаясь окончания речи Якуба-бобо, чтобы высказать свое мнение.
– А сейчас не разорится никто, – говорил Якуб-бобо, – как бы плохо ни работал. Оклад все равно дадут. Вот и получается, что не доросли до безнарядки. Не получится из этого ничего.
С такими доводами согласился и «куриный генерал», но все же высказался:
– А может, безнарядка эта и научит работать? Внучки мои раньше восьми часов не поднимались, а теперь чуть светает, их уже дома нет. Где? В бригаду уехали. И возвращаются, когда темно уж. А радуются так, словно с концерта вернулись. И все рассказывают, смеются. Интересно им там.
– О чем рассказывают? – поинтересовался Кабир-бобо, и все зашевелились, готовясь услышать новости от «куриного генерала», вызнанные от внучек-двойняшек Шарафат и Ойдин.
Скандал разразился неожиданно на районном совещании по заготовке и вывозке на поля удобрений.
Сидя в последних рядах райкомовского конференц-зала среди приглашенных бригадиров, вытягивая шею, чтобы получше разглядеть докладчика, Назар обрадовался, когда в числе передовых хозяйств назвали их совхоз, и смутился, услышав свою фамилию. Сидевшие с ним рядом совхозные бригадиры дружески улыбались ему: держись, мол! Назар отмахнулся, но было приятно.
Докладчик отвлекся, стал рассказывать вдруг про их бригаду, о том, как они, не дожидаясь создания совхозного «отряда плодородия», сами завезли на свои поля органики столько, сколько остальные бригады вместе взятые.
– Это как же понимать? Одна бригада завезла больше восемнадцати других? – спросил у докладчика председательствующий, первый секретарь райкома партии Рузметов. Он приподнялся, чтобы лучше слышать ответ, и, повернув голову, смотрел на директора совхоза Турсунова, сидевшего во втором ряду президиума.
– Почти, Саид Рузметович. Почти, как весь совхоз.
– А что же делали остальные бригады?
– План они выполнили, – ответил докладчик, заглянув в бумаги.
– Какой же это план, если одна бригада перевыполняет его в восемнадцать раз?
– Да, вот какой контраст, товарищи, – с сожалением сказал докладчик, оглянулся на смутившегося Турсунова и предложил: – Позже мы попросим поделиться своими соображениями директора совхоза «Прогресс».
Остальную часть доклада Назар не слышал. Он понял только, что невольно стал причиной неприятностей своего директора, и хотя вины за собой не чувствовал, все ж поник и сидел скованно, сразу ощутив вокруг себя враждебную пустоту. Никто из бригадиров не поддержал его, как это было только что, и он недоумевал: почему?
Конечно, на селе все понимают необходимость внесения органики на поля, но каждый год проводятся такие вот совещания в районе, затем – в совхозе, в отделениях, в бригадах, где руководители и специалисты ратуют за вывоз на поля навоза, а рабочие каждый год с постоянным упорством отлынивают от этой работы. Перед тем как заговорили в девятнадцатой бригаде о вывозке на поля органики, Назар много раздумывал, кого заставить заниматься этой работой. Выручил Шалдаев. На агроучебе, когда разбирали эффект от удобрений, он вдруг хлопнул рукой по раскрытой книге и провозгласил: «Вот резерв для нас! Дармовой! Считай так: весной привез в поле тележку навоза, а осенью увез с поля дополнительный хлопок. Ну-ка, давайте думать, как нам это дело хорошенько наладить».
После доклада вызвали Турсунова – рассказать о положении дел в хозяйстве. С явной неохотой он встал за трибуну, заговорил по-праздничному приподнято:
– Дорогие товарищи! Уважаемый Саид Рузметович! Труженики нашего совхоза, развернув социалистическое соревнование, добились в истекшем году значительных успехов. План по производству…
– Остановись, Турсунов, – постучал по микрофону Рузметов. – На сколько процентов кто выполнил план прошлого года – нам известно. Скажи, как будешь в этом году выполнять план. Почему не вывозишь на поля органику?
– Вывозим, Саид Рузметович. Мы создали сводный «отряд плодородия». И девятнадцатая бригада туда входит. Им завезли навоз, теперь другим бригадам завозим, – твердо говорил Турсунов, чтобы не родилось у Рузметова сомнение. Девятнадцатая бригада не входила в сводный отряд и проделала всю работу самостоятельно, но что мешает ввести и ее туда, мелькнула у Турсунова мысль. Не входила, так войдет, решил он и добавил убежденно: – План по вывозке органики на поля перевыполним вдвое, Саид Рузметович.
– Вдвое по совхозу? – спросил Рузметов бесстрастно, что-то чиркая ручкой на листе бумаги.
– По совхозу! – подтвердил Турсунов.
– И что же у вас получится, товарищ директор? Один план придется на девятнадцатую бригаду, а второй – на восемнадцать других?
– По бригадам перевыполним, – поправил себя Турсунов, проклиная в душе и свою торопливость, и свалившуюся на его голову девятнадцатую бригаду с ее навозом. Такого конфуза с ним давно не случалось. Под его, Турсунова, руководством совхоз стал передовым, и он, прослыв крепким хозяйственником, привык получать почести. И вдруг эта постыдная растерянность за трибуной на виду у всего районного актива.
– Садись, – сказал Рузметов. – Бригадир девятнадцатой здесь?
– Санаев! – крикнул директор в угол зала, где сидели его люди; сел на свое место, с тревогой поглядывая на вставшего за трибуну Назара. Ведь подкосил, и кто бы мог подумать – на навозе! Что-то он еще выдаст?
– Расскажи, как вам удалось одной бригадой освоить то, что положено совхозу? – попросил Рузметов.
– А мы не знали, что положено совхозу, – ответил Назар. – Возили и все.
По залу покатился смешок.
– Планы до всех бригад доведены, – пробурчал Турсунов.
Но Рузметов не слышал его и продолжал расспрашивать Назара:
– Почему вы завезли органику, а другие еще не начинали?
– У нас в совхозе все возят.
– У вас-то возят. Да есть в районе такие бригады, которые не торопятся с этим делом. Почему? Как ты думаешь?
– Я думаю… работа грязная, навоз все-таки…
– А у вас он чистый? – спросил Рузметов с ухмылкой, и в зале засмеялись.
– У нас заинтересованность другая, – заговорил Назар спокойно, когда понял, что от него хотят узнать, – все бригады по нарядам работают, и зарабатывают люди по пятерке в день. А у нас другой подсчет. Так что план нам не нужен, мы и без плана заберем все, что можно забрать и вывезти на поля.
Зал замер и тут же зашумел: люди недоуменно переговаривались, переспрашивали друг друга.
– Тише. Сейчас объясню, – придвинулся к микрофону Рузметов. Он улыбался, довольный и бригадой, и так кстати пришедшимся разговором. – Бригада эта особая: хозрасчетная, безнарядная, с оплатой труда за конечный результат. Приглядывайтесь к ней. – И вновь обратился к Назару: – Ты что же думаешь, чем больше навалишь навоза на поля, тем выше урожай будет?
– Да. Чем больше, тем выше, – ответил Назар, встав в полуоборот к Рузметову. – Закон минимума относится к минеральным удобрениям. Там – если одного химического компонента недостает, то их сколько хочешь наваливай, а пользы не будет, потому что они работают во взаимодействии. Органику надо возить и возить на поля, и чем больше, тем лучше. Все, что ушло из земли, должно вернуться в землю. А сейчас нам органика требуется еще и для того, чтобы сдобрить, окультурить подпочвенные земли, поднять вторую целину.
Рузметов нахмурился, не понимая, откуда взялась в «Прогрессе» целина; оглянулся на Турсунова, спрашивая взглядом, почему не доложил, но тот пожал плечами и криво улыбнулся, всем своим видом показывая, что принимать всерьез сказанное Назаром нельзя. Тогда Рузметов обратился к Назару:
– Это что за целина там у вас объявилась?
– Под почвой… У нас вся обычная целина распахана, и нет больше земель, чтобы ввести их в оборот. И мы решили вглубь идти, распахать поддон, чтобы культурный слой был не сорок сантиметров, как сейчас, а восемьдесят. Ведь тогда растения станут свободно развиваться и повысится урожай.
Рузметов задумался. Теоретически все правильно. И крестьянин всегда старался пахать глубже. А если посмотреть в историческом плане, то, в конечном итоге, прогресс человечества зависел от того, как глубоко пахали землю – палкой, сохой или плугом. Но не рано ли браться за вторую целину?.. А в то же время вторая целина уже сейчас расширит возможности старопахотных земель, повысит отдачу уже в этой пятилетке.
Размышляли и перешептывались в президиуме, оживленно было в зале. Однако общее отношение к словам Назара о второй целине было выжидательно-скептическим. Кто-то из первого ряда категорически бросил соседу:
– Прожект. Где взять технику?
Назар, топтавшийся на трибуне, услышал про технику и обратился к Рузметову:
– У нас к вам просьба, Саид Рузметович.
– Да, да… Говори.
– Трактор бы нам мощный на несколько дней. Плуг глубинный мы сами сделали, а вот трактор…
– Не сделали еще? Что же вы так? – улыбнулся Рузметов. – Какой нужен трактор?
– «С-100» или «К-700».
– Трактор будет! – Рузметов отыскал взглядом нужного человека и приказал: – Ильясов, дашь «К-700» «Прогрессу» на подъем второй целины. Еще что надо?
– Еще – плуги.
– Ты же говорил, что сделали.
– Кустарный. А есть заводские. Нам бы парочку.
– Сельхозтехника! Артыков!
– Здесь я, Саид Рузметович. – Поднялся начальник районного отделения Сельхозтехники.
– Доставь… И побольше закажи.
– Сделаем, Саид Рузметович.
– Еще что нужно? – спросил Рузметов Назара.
– Пока все вроде бы. Теперь мы должны дать.
– Правильно. Действуй, Санаев. Молодец!
Назар прошел на свое место, испытующе глянул на бригадиров: как они? Бригадиры улыбались, подбадривающе кивали ему, похлопывали, пока он пробирался по ряду к своему месту.
– На вид попал. Теперь держись! – прошептал одобрительно Салимов.
– Э-э… Зачем? – пренебрежительно покривился усатый Чарыев. – От начальства подальше надо. Не будет теперь покоя.
Назар не спорил, помалкивал.
