Текст книги "Будни и праздники"
Автор книги: Юрий Слащинин
Соавторы: Николай Бондаренко,Р. Гришин,Георгий Вогман,Валерий Нечипоренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 42 страниц)
Неприятный сон – и, как говорится, в руку: едва раздались утром пробуждающие вопли охранников, за мной пришла легковая машина господина Карла. Я отказался ехать – Филипп еще очень слаб, на работу выйти не может, и если его не защитить, неизвестно, что с ним будет. Я так и сказал шоферу:
– Передайте господину Карлу мою благодарность. Но я чуть не отправил на тот свет Филиппа. Бросить его не могу.
Шофер сразу укатил, а я, дойдя до барака, неожиданно для себя вернулся к воротам и зашел в караульное помещение.
Начальник стражи и тот робот, с пустыми стеклянными глазами, восседали за столом и доедали содержимое сумки, которую привезла для меня Ри. Робот чуть не подавился, увидев меня. Он вскочил, заорал, как безумный: «По какому праву!» – и застрочил изо рта во все стороны крошками.
– Через два часа я уеду, – с достоинством сказал я. – На прощание, в знак особой симпатии к вашей доблести, я хочу поделиться секретом. Как, по-вашему, почему я такой сильный?
– Сильный? – поперхнулся робот. – Ты сильный? Да я тебя одним мизинцем!..
– А ну, – сказал я с вызовом.
Робот размахнулся. Я вовремя нагнул голову, и тяжелая рука просвистела мимо. Зато я размахнулся следом и не промазал. Стражник шлепнулся на пол и замер. Пришлось приподнять его за воротник над полом и с треском опустить на скамью. Начальник стражи попятился, потянулся к кобуре, что висела у него на боку, но пистолет так и не вынул.
– Я же сказал, – спокойно повторил я. – Я пришел поделиться секретом. Цели мои, как видите, мирные и безобидные. Так знаете, почему я такой сильный?
Стражник, кажется, пришел в себя и недоуменно замотал головой.
– Та самая травка, – сказал я.
– Какая? – выпучил глаза стражник.
– Та самая, которую ты топтал.
– Дает силу?
– Да, дает живущим силу.
– Ну так что? – спросил начальник стражи.
– Советую поливать и… ухаживать.
– Немедленно полить! – рявкнул начальник стражи своему подчиненному. Тот без промедления вскочил на ноги и исчез.
– Надеюсь, – заключил я, – у вас хватит ума не посылать сегодня меня и Филиппа на работу. Или вы не слышали, что господин Карл пришлет машину?..
Я с достоинством вышел и с удовольствием понаблюдал за тем, как стражник собственноручно разбрызгивает воду из ведра.
Меня и беднягу Филиппа на рудник не погнали. Вскоре пришла легковая машина, и мы с ним тронулись в путь. На этот раз рядом с шофером сидел мой старый знакомый – человек, лицо которого я никак не мог запомнить. Ну да, сопровождение. Ведь мы, как-никак, преступники. В городе машина остановилась около неизвестного мне здания, и люди в белых халатах унесли Филиппа на носилках.
– Не беспокойтесь, – красивым густым басом пропел сопровождающий. – Это больница. – И положил мне руку на плечо. – А вы поедете домой. И будете вести себя тихо-тихо. Это приказ господина Карла.
Я промолчал. Сопровождающий отвернулся, и его лицо почти сразу истлело в моей памяти… Пробовал напрячься, мысленно восстановить портрет – нет, все черты лица безвозвратно улетучились…
Легковушка подкатила к печально знакомому особняку за городским парком, – это в самом деле мой бывший дом, насквозь просматриваемый и прослушиваемый Карлом. Значит, я опять буду под недреманным оком.
Сопровождающий протянул мне ключ и, еще раз напомнив о приказе, подал знак водителю трогать.
Теперь-то уж я в капкане, вижу сам. Вдоль ограды прогуливаются люди господина Карла, в саду и около дома колышутся подозрительные тени. Открываю калитку и вижу своих сторожей воочию – они не прячутся, только делают вид, что здесь они просто так, не нужно обращать внимания…
Врываюсь в дом и запираю дверь на ключ. Пусть смотрит на меня Карл, пусть задает дурацкие вопросы – теперь мне все равно. Может быть, самому позвонить, поблагодарить за освобождение? Нет, сначала вымоюсь и переоденусь. Белье и костюм уже приготовлены. Спасибо, господин Карл, вовек не забуду.
Сбрасываю заскорузлое тряпье и погружаюсь в ванную – даже вода приготовлена, до чего же Карл предусмотрительный!
Захотелось подурачиться. Я заколотил ладонями по воде, высоко взбивая пену.
Нет, невесело что-то, игры не получается. Думаю о предстоящей встрече с Карлом, и мне, честно говоря, становится не по себе…
Включил душ, плескался, наверное, целый час. Однако пора заканчивать. В комнате ждет выглаженная рубашка, костюм, – целый гардероб ждет меня, только что сбросившего рубище…
Зеркало говорит: вид у меня в общем-то сносный. Электробритва помогает снять со щек и подбородка рыжеватую щетину, а ножницы убрали на шее и на висках лишние завихрения.
Все. Я готов для аудиенции. Из озорства беру с полки первый подвернувшийся под руку том сочинений Карла Великого и плюхаюсь в мягкое кресло. Открыл книгу и чуть не сморщился (нельзя, на меня смотрят, меня изучают!) – попались избранные письма к друзьям, сослуживцам, деловым людям. Для приличия я полистал увесистый многостраничник и вернул сию тяжесть бедной полке. Только она и выдержит столь неподъемный груз…
Карл, однако, не подавал никаких признаков существования. Может быть, и охрану снял? Выглянул в окно – да нет, молодчики Карла бодрствуют, значит, бодрствует и тот, кто их сюда послал…
Решительно поднимаю трубку телефона. Нежный женский голос говорит:
– Наконец-то.
Не сразу понимаю, что это Ри.
– Что – наконец-то?
– Позвонили.
– А при чем тут вы? Мне нужен господин Карл.
– Господин Карл поручил мне передать…
– Ага, опять поручил.
– Странный вы какой-то.
– Ага, странный. Кстати, спасибо за сдобные булочки и пирожки с мясом. Они очень понравились этим барбосам из охраны.
– Вы не хотите со мной говорить? Ладно. Господин Карл ждет вас завтра в девять ноль-ноль, – печально ответила Ри.
– А я хочу лицезреть шефа сегодня.
– Господин Карл…
– Передайте господину Карлу, что я его жду. И притом срочно. У себя. Хочу поблагодарить за избавление от каторги. И еще добавьте: сегодня из меня можно вить веревки.
– Что-то не заметила.
– Это к женщинам не относится.
Ри бросила трубку. Торопливо запиликали отбойные сигналы.
Я открыл дверной замок и снова утонул в кресле, ожидая Карла. Прикрыл глаза и… кажется, задремал.
– Ну, где ты тут, – услышал я вдруг характерный карловский голос.
Вскакиваю, как полагается по субординации. Указываю на освободившееся кресло, приглашая гостя сесть.
– Здравствуйте, господин Карл.
Карл скривился, поправил на плечах кудельки и осторожно присел на самый краешек кресла. Я немедленно придвинул стул и устроился напротив.
– Ты, я вижу, неплохо выглядишь, – оценивающе прищурился Карл. – Солнце и воздух, оказывается, тебе на пользу. Я-то думал, суровые условия, изнурительные… э… работы, а ты посвежел, черт побери.
– Жаль, Филиппу не повезло. Хороший парень.
– И в людях, гляжу, пробуешь разбираться. А я ничего особенного в нем не нахожу. Обыкновенный лакей.
– Ну зачем так, – обиделся я за Филиппа.
– Защищаешь? Ну ладно, ладно, – смягчился Карл. – Вылечим твоего Филиппа. А что там за авария произошла? – спросил он неожиданно.
– Не знаю, – пожал я плечами.
– Не твоя ли работа? – вскинул он куцую бровь.
С оскорбленным видом я уставился в пол.
– Ладно, не ершись. Все равно дознаемся. А вообще-то насквозь вижу: опасный ты человек. Разграбил склад, разорил музей, совратил лучших работников…
– Разрешите оправдаться!
– Оправдаться? Такое натворил – и оправдаться. Ну попробуй.
– Тогда, в подвале, я не поверил, что ваша конструкция сработает, и такие жиденькие транспортеры поднимут огромные ящики и мешки. Знаете, мучило меня любопытство… Пока не убедился, не успокоился.
– Теперь, значит, убедился, – с усмешкой сказал Карл. – Ну а народ почему набежал?
– На этот вопрос ответить не могу. Не имею информации.
– Герой. Все у тебя гладко, шито-крыто.
– Вы вот насчет музея упрекнули. И там, я считаю, виноваты только вы.
– Да ну? – изумился Карл.
– Эти звуки в чернильнице вообще мне спать не давали. Как осы, жужжат, жужжат… Проверил и успокоился.
– Ловко! – захохотал Карл. – Проверил – и успокоился!
– Лишь в одном я виноват…
– Ну?
– Подвел коллегу…
– Это кого же?
– Всегда он аккуратный, исполнительный…
– Бо?
– Вот именно. Я и не подозревал, что он такой впечатлительный, верит разной чепухе… А ведь он по натуре своей поэт! Господин Карл, нижайше прошу о помиловании. Бо должен быть на свободе. Он еще принесет пользу, и немалую.
– Пожалуй, – согласился Карл. – Только он сам не захочет. Так ты его испортил… Пойдет ли он снова ко мне?.. Ну, о чем ты еще просишь?
– Так, пустяки… В рудниках я много думал… У меня вконец расшатались нервы… Я буквально содрогался при мысли, что кого-то могу сделать несчастным. Бедный Бо! Но, кроме Бо, есть еще одно существо, за которое я хочу замолвить словечко… Вспомните, как из-за меня, неблагодарного, уволили ни в чем не повинную женщину… Но разве я знал, что нельзя спрашивать о тайнах учреждения? Разве я знал, что к этой особе нельзя подходить на пушечный выстрел? И вот результат. Я на свободе, а мать семейства, хороший человек, до сих пор в кандалах нужды, не может найти работу…
– Откуда сведения?
– Предполагаю. Уверен, что не ошибаюсь.
– Ну, еще.
– Все, господин Карл. Если эти маленькие просьбы будут выполнены, счастливей человека вы не найдете.
– Вот что, господин плут. Мне бы не просьбы твои выполнять, а загнать на вечную каторгу…
– Вот он я, весь перед вами. Стоит только распорядиться.
– Может быть, я так и сделаю, когда придет время. И сделал бы это давно. Если бы не мучали меня странные предчувствия… Иногда мне кажется, Чек, ты – мой антипод. Только всячески маскируешься, прикидываешься простаком. Напрасно, Чек. Когда противоположности, да еще великие противоположности, взаимодействуют, получается небывалое открытие, ошеломляющий творческий результат…
– Это вы обо мне? – расширил я глаза.
– Да, Чек. Тебя высоко оценили мои компьютеры. Они предсказали, что мы с тобой могли бы прекрасно взаимодействовать. У тебя есть великолепное качество – подметить, подправить, угадать. Ты, черт побери, великолепный помощник. И на этом поприще ты бы мог всемирно прославиться. Рядом с моим именем засверкало бы и твое. Вот почему я терплю твои, так сказать, шалости. Вот почему до сих пор нянчусь с тобой. Я все-таки надеюсь на твое благоразумие.
– Спасибо, господин Карл.
– А теперь, Чек, – вскинул голову Карл, – мы поработаем. Я не люблю зря терять время, да и тебе повторение не повредит. Неси-ка сюда диктофон.
Я удивленно развел руками, и Карл бурно высказался:
– Как! Не заметил моего подарка! На письменном столе!…
– Спасибо, господин Карл, – несмело отозвался я и отправился в кабинет за диктофоном.
Я придвинул к креслу журнальный столик, установил на нем диктофон – изящную металлическую коробку с регуляторами и микрофоном. Сел напротив Карла и замер, ожидая дальнейших распоряжений.
– Будем записывать твои впечатления. Не зря же ты копал руду. Я называю тему – ты диктуешь. Отпечатанные на бумаге слова я читаю и вношу исправления. Итак, о рудниках. – Карл коснулся регуляторов – диктофон замигал лампочками и слегка завибрировал.
– «Все женщины, – начал размеренно я, – любят украшения. Но не все они знают, что самые красивые, самые изысканные из них добываются во владениях господина Карла, глубоко под землей…» – Я подробно рассказал об алмазах – как извлекают их из руды, как эта руда отваливается в холодных темных шахтах, с каким трудом поднимается она на поверхность. Далее я пространно разъяснил, что такое кайло и что такое тачка. Этими орудиями труда, грустно сказал я, вооружены рудокопы. Карл недоуменно взглянул на меня, и я принялся описывать врубовую машину, красочно обрисовал ее внешний вид. Затем рассказал, как врубовая машина работает, как легка и удобна в управлении.
Карл отключил диктофон, просмотрел выданный текст и удовлетворенно заметил:
– Превосходно. Только слово «вооружены» заменим словом «снабжены». А то восстанием запахло!
Карл опять стал изучать машинописный текст, время от времени поглядывая на меня. Наконец, он дал новое задание:
– Ну-ка, о воспитательном воздействии моей личности.
О, это было самым легким заданием. Я принялся описывать, как по утрам, после завтрака, растроганные узники произносили слова благодарности Карлу Великому. Некоторые даже не могли сдержать слез. Как-то пришлось услышать разговор двух несчастных – они возносили господина Карла до небес. Не говоря о стражниках, которые произносят его имя, как молитву. И даже глубоко под землей кто-то вырубил буквами – Великий Карл!
– Правда? – растрогался Карл и решил работу на сегодня закончить. – К чему я клоню, Чек, чего добиваюсь, – сказал он, вставая, – чтобы и ты понял то, что давно знают другие. Сильным, Чек, нужно помогать. С сильным, Чек, и сам будешь сильным… Да, Чек, последний вопрос. Что за отношения у тебя с Ри?
– Нормальные отношения.
– Были бы ненормальные, я бы говорил по-другому.
– Не понимаю, господин Карл.
– Ладно. Не понимай. Пока советую присмотреться к девушке. Вам придется вместе работать.
– Я ей симпатизирую.
– Только симпатизируешь? А ты бы… женился на ней? – прищурился Карл.
– Странный вопрос…
– Я странных вопросов не задаю, – нахмурился Карл. – Однако довольно. Слишком уж откровенничаю с тобой. Жду завтра в девять.
– До свидания, господин Карл.
Карл удалился, и я почувствовал, как голова налилась свинцом и в висках застучало. Да, я устал зверски. Спать и только спать. И вдруг мысль: «Неужели Ри дежурит у телефона? Неплохо бы перед девушкой извиниться…»
– Ри?
– Да, слушаю, – прозвучал в трубке печальный женский голос.
– Я бы хотел извиниться и пожелать спокойной ночи.
Установилось неловкое молчание. Я осторожно положил трубку на рычаг и побрел к постели. Едва голова коснулась подушки – сразу провалился в глубокий сон.
Утром чуть не проспал назначенное Карлом время, прибыл минута в минуту.
Ри, как всегда, восседала за своим сверкающим столиком и была подчеркнуто любезна. Вот и прекрасно. Взаимоотношения определились всерьез и надолго.
Карл вышел в приемную и велел следовать за собой. На ходу он сказал:
– Не вздумай какие-нибудь штучки… Я защищен со всех сторон.
– Что вы, господин Карл… – только и сумел я ответить.
– Знаю я вашего брата, – бросил он.
Здесь же, на третьем этаже, Карл свернул в кабинет без номера, который оказался своеобразной гардеробной. На вешалках вдоль стены красовалась самая разнообразная одежда – всех фасонов и назначений: сапоги кирзовые, сапоги резиновые, сапоги из тонкой кожи; оранжевые полусапожки с боковыми застежками; простые и меховые ботинки; туфли, туфли, туфли…
Карл облачился в кожаное пальто с пушистым белым воротником, натянул желтые сапоги с загнутыми носами, извлек откуда-то кожаный шлем. Воротниковая опушка делала его похожим на хищного грифа…
– Выбирай, Чек, – просипел гриф, – и возьми на заметку; сам господин Карл дарует со своего плеча. – Заметив мое недоумение, объяснил: – Там холодно, одевайся теплей.
Долго я не копался. Взял меховую шапку, теплое пальто с воротником и натянул сапоги. Карл, терпеливо пронаблюдав за моим одеванием, коротко бросил: «Идем».
В комнате, за вешалками, оказалась еще одна дверь. Карл толкнул ее ногой, и мы вышли на лестничную площадку. Ступеньки круто взбегали вверх. «На крышу», – догадался я.
Да, на плоскую и ровную крышу, которая служила сейчас площадкой для геликоптера. Небольшая железная стрекоза, свесив винтовые крылья, сутулилась поодаль и ожидала нас. Наверху было действительно холодно, дул несильный, но ледяной ветер, и я почувствовал, как мои щеки задубели.
Мы с Карлом заняли места позади летчика, и тот включил двигатель. Где-то над головой зашуршал винт, и мы бесшумно взмыли над городом. Во все глаза я смотрел сквозь прозрачные стенки вниз, на город, пытаясь определить в пересечении улиц знакомые черты. Небоскребы, парк и знаменитый карловский особняк остались позади, и я узнал только, кажется, дом господина Крома и авеню, на которой не раз бывал…
Геликоптер резко снизился над окраиной города и сел на асфальтированном треугольнике рядом с высоченным сооружением из стекла, которое можно было принять за многоярусный гигантский парник.
Вслед за Карлом я выбрался наружу и заметил, как от стеклянного колпака к нам навстречу бежал, а точнее часто-часто семенил кругленький, толстенький лысоватый человек в темно-синем халате. Когда он подкатил ближе, я увидел, что это весьма пожилой человек с круглыми, как у совы, глазами и дряблыми, старческими щеками.
– Знакомься, – торжественно сказал мне Карл. – Знаменитый скульптор, величайший мастер своего дела. Специалист не только по тончайшей резьбе, но и монументалист.
Скульптор засмущался, стал благодарить господина Карла за столь высокую оценку его скромных трудов и повел в мастерскую.
Мы не спеша, равняясь на размеренную походку Карла, направились к стекляшке. Я с любопытством поглядывал на великого мастера, который юлил вокруг Карла. Боже, во что он превратил художника и, судя по всему – талантливого человека!.. Это не мастер, а какой-то холуй…
За толстыми стеклянными стенками оказались леса, обрамляющие гигантскую скульптуру. Снизу я разглядел невероятных размеров башмаки с лепными узорными бантами – ни дать ни взять – белые баржи с белыми парусами.
Пришлось отойти подальше, чтобы прочитать на постаменте слова, выложенные метровыми буквами: «ЭТО Я. ОТНЫНЕ И НАВСЕГДА».
– Нельзя ли посмотреть лицо? – спросил я скульптора.
– Не полезете же вы под самый купол! – он кивнул на железную лестницу, уходящую по стеклянной стене вверх.
– Полезу, – твердо сказал я. – Работа стоит того.
Скульптор просиял, а Карл сдержался, изучая меня.
Я сбросил пальто. Цепляясь за перекладины, зачастил руками и ногами по тонким железным прутьям. До самого верха не отдыхал, хотя, признаюсь, хотелось остановиться и сбросить непривычное напряжение…
Да, это было лицо Карла – удивленное, носатое, с надменно прищуренными глазами и властно выпяченным подбородком. Иного я и не ожидал увидеть. Хотя надо отдать должное скульптору: сработано мастерски.
Спускался я долго, медленно – уже порядком устал. Скульптор встретил восторженными словами:
– Феноменально! Вы, оказывается, спортсмен! Мы-то ползаем, как букашки…
Похвала не понравилась Карлу. Он с опаской глянул в мою сторону и сухо спросил:
– Ну, что увидел?
– Оказывается, это вы, господин Карл. Похоже, как две капли воды.
– Да? А почерк художника чувствуется?
– Еще как, господин Карл.
– Возьми на заметку. Я должен высказаться по этому вопросу.
– Непременно, господин Карл.
– Ну, дорогой, – повернулся он к скульптору. – Давай заканчивай. Ко дню моего рождения. Понял?
– С полуслова, господин Карл! Не сомневайтесь.
Скульптор закрутился волчком, залебезил, рассыпался в заверениях преданности и любви. Он явно перегнул, даже Карл поморщился.
– Ну, насчет любви – ты брось.
В геликоптере, когда мы опять взмыли ввысь, Карл с чувством высказался:
– Хороший он мужик. Понимающий, правильный. Люблю таких. – И вдруг спросил: – Ну, как тебе монумент?
– Грандиозно, – мотнул я головой.
– Еще бы. Создается на века! Запомнил надпись?
– «Это я. Отныне и навсегда», – продекламировал я.
– Вот-вот. Обрати внимание: я не стал выпячивать себя. Ты не найдешь на постаменте моего имени. К чему бахвалиться? Лучше скромно, без претензий: «Это я». Так впечатляет больше. И знаешь, по моей задумке это не только мой портрет. Это больше, чем я сам. Это все мы, противостоящие разрушительной силе глупого добрячества. Потому и начертано. «Отныне и навсегда». Ведь мы на земле будем вечно.
«Поживем – увидим», – усмехнулся я про себя и стал осматривать местность, над которой летели. Пока ничего особенного, ровно, пустынно.
Геликоптер был уже далеко от города, а мы все летим и летим. Вот летчик стал снижать легкую послушную машину над полем, заросшим бурой травой.
Приземлились у небольших строений, и опять к нам бежал некто, но уже молодой и быстрый. Он махал шапкой и кричал: «Добро пожа-а…ть!
– Отличный парень, – доверительно сообщил мне Карл. – Пойдет за меня в огонь и в воду. Преклоняюсь перед такими.
– Кто он?
– Мой главный охотник.
Главный охотник тем временем добежал до нас и с восторгом произнес:
– Добро пожаловать, ваша светлость! – Он не сводил восхищенных глаз с Карла, на меня даже не взглянул.
– Ладно, хоть шапку надень, – капризно поморщился Карл. – Готов ли к охоте?
– Готов, ваша светлость, – выдохнул главный охотник и замер.
– Ну давай, веди коня, – распорядился Карл, и парень умчался к сараям. – Поохотимся немного, ты не против? – спросил он.
– Что вы, господин Карл. Интересно.
– Даже очень, – подтвердил он. – Тем более, что я охочусь по-особому. Ты хочешь спросить – как? Не торопись, увидишь.
Карл вернулся к геликоптеру и, натянув перчатку с длинным кожаным рукавом, достал из кабины чучело какой-то птицы, похожей на небольшого орла. Чучело он держал за ноги и ждал, когда же охотник подведет коня – ржание и топот уже доносились, да и сам парень вовсю спешил к Карлу.
– Ты заметил, что у меня нет ружья, – сказал Карл, с нетерпением поджидая главного охотника. – Не могу стрелять в безобидных животных. Это не что иное как примитивное убийство. Иное дело – соколиная охота. Вот он, мой сокол. Висит и не подозревает, что сейчас устремится за добычей.
– На кого охота?
– На зайцев, разумеется. Правда, живых зайцев давно нет, я использую электронные заменители… Ну я же просил, – поморщился Карл. – Не нужно вопросов. Увидишь собственными глазами.
Главный охотник подвел красавца коня и помог Карлу подняться в седло. Карл повернул кольцо на шее у сокола – птица встрепенулась и гордо уселась на кожаной карловой руке. Голова ее размеренно двигалась – то в одну сторону, то в другую, перышки топорщились, глаза мерцали. «Сокол-то электронный», – понял я.
Карл был великолепен. Возбужденный предстоящей охотой, весь устремленный для броска, он зорко осматривал поле перед собой, выискивая добычу.
– Что там за куст впереди? – спросил Карл у главного охотника. – На моем поле не было никаких кустов… Кажется, он шевелится!
– Мой ягненок, – еле слышно объяснил главный охотник. – Пустил травку пощипать. Не знал, что вы прилетите…
– Я же предупреждал: ждите в любое время! – резко ответил Карл. Он что-то сказал в квадратную металлическую коробочку, похожую на микрофон, и сокол рванулся ввысь. Карл тронул коня и забормотал в микрофон, корректируя полет сокола:
– Выше, выше… левее… стоп!
Сокол, набрав высоту, сложил крылья и камнем обрушился вниз на… ягненка. Бедное животное не ожидало нападения, рухнуло наземь, здесь его и настигли острые когти и безжалостный клюв электронного хищника. Ягненок изо всех сил сопротивлялся, вскакивал на ноги, но борьба окончилась гибелью малыша…
Сокол оставил ягненка только тогда, когда тот перестал шевелиться. С окровавленными когтями и клювом птица вернулась на кожаную перчатку. Довольный охотник погладил сокола и, повернув кольцо, превратил птицу в чучело.
– Вытри кровь. – Карл отдал чучело главному охотнику. – Да осторожней. Этой птице цены нет.
Главный охотник во все глаза смотрел на Карла, но теперь не было в них восхищения. Только страх и боль, горечь и недоумение… Казалось, Карл не замечал этого. Он с восторгом заговорил, обращаясь ко мне:
– Ну что, убедился? Прекрасные люди служат у меня. Так естественно, так умно вместо зайца подложить овечку! Умеют меня радовать, умеют делать подарки. Не то бы гонялись мы, Чек, за электронным зайцем. А зайца, поверь мне, выследить и поймать не так-то просто.
Карл заметил теперь главного охотника, принял из его рук чучело, очищенное тряпьем и какой-то жидкостью из бутыли, и сказал небрежно, поднимаясь в кабину геликоптера:
– Молодец, охотник. Там, на поляне осталась дичь, прекрасное мясо. Возьми себе, в благодарность за службу. А ты, Чек, отметь: я должен сочинить стихотворение о соколиной охоте.
Возвращались утомительно долго. Карл молчал, всю дорогу подремывал. От неприятных мыслей то и дело прикрывал веки и я. Но вот геликоптер доставил нас на крышу карловского учреждения, и Карл распорядился:
– Возвращайся к себе, отдыхай. Через часок загляну, будем работать. Надеюсь, ты ничем не обижен?
– Нет, господин Карл.
– Едой снабдили?
– Да, господин Карл.
– Задание одно: хорошенько готовься. Будем сочинять.
– До свидания, господин Карл.
Не буду описывать, как шел через парк в окружении зорких карловских агентов. Я был рад, что наконец добрался до калитки, а потом, пожевав что-то на кухне, сел за письменный стол. Я должен был думать о том, что увидел, и не потому, что об этом распорядился Карл. Я не могу не думать о том, что кровно меня волновало… Все это каким-то образом я связывал со своим нелепым пребыванием в страшном, уродливом мире. Я не могу понять одного: неужели человек может мириться с голодом и унижениями, с тысячью несправедливостей, главная из которых: у кого-то все, а у кого-то ничего. Неужели нельзя устроить так, чтобы всем было хорошо?
Жаль, не смогу увидеть Роба, он бы ответил на этот трудный вопрос, он бы просветил меня. А может быть, самому найти Роба? Нет, нет, я только подведу его, наведу на след. Буду уж сидеть тихо, смотреть, запоминать, авось наблюдения мои пригодятся…
Ри мне поможет…
Ри? Шальная, безумная мысль! При чем здесь Ри? Чем она сможет помочь? Не помешала бы…
Нет, чувствую, Ри может помочь. Но не сразу, наверное. Что-то в ней есть. Но никак не рассмотрю. Мешает мне, наверное, то, что она очень симпатична, субъективизм туманит верную оценку, уводит в сторону…
Скоро заявится Карл, и мы, как он выразился, будем сочинять.
Почудился шорох – я обернулся. Оказывается, Карл уже в кресле, изучает меня!
– Займемся, Чек, делом, – угрюмо сказал он. – Прошу к аппарату. Ну, с чего начнем?
– Я думаю, – раздумчиво ответил я, – с поэзии. Столько впечатлений! Пока они не исчезли, нужно поторопиться.
– А конкретно?
– Давайте сочиним об охоте.
– Молодец, запомнил. Ну-ну.
– Есть уже одна строчка.
– Даже так! Какая же?
– «О, соколиная охота!» Можно продолжить – пустяк, мол, для кого-то.
Карл оживился и продекламировал:
О, соколиная охота!
Пустяк, наверно, для кого-то!
– Ура! Опять пришла суббота! – подхватил я и предложил рифмовку: суббота-ворота. Мол, открывай ворота.
Карл опять соединил две строчки:
Ура! Опять пришла суббота!
Приятель, открывай ворота!
Таким способом мы придумали целое стихотворение. Наиболее удачными, с точки зрения Карла, были такие строчки:
Сложнее с соколом охота,
Чем с гарпуном на кашалота!
Гонись за уткой, лезь в болото —
Работа до седьмого пота!
Да, соколиная охота
Достойна высшего почета!
– Ну, Чек, – ликовал Карл, – давно я так вдохновенно не работал. Еще чем порадуешь?
– Прошу включить диктофон. – Замерцали лампочки, и я стал рассуждать о работе гениального скульптора, которая, безусловно, принесет бессмертие Карлу Великому. Коснувшись художественных достоинств гигантского изваяния, я не мог не отметить скромность человека, с которого вылеплен столь выразительный портрет. Отдельно я говорил о карловском лице, отдельно – о жесте левой руки, отдельно – о жесте правой. И конечно же – о могучих ногах, которые прекрасно несут прекрасное тело. Особого внимания удостоилась надпись «Это я. Отныне и навсегда» и предполагаемый ландшафт, где будет установлен редчайший монумент…
Карл слушал, улыбался, покачивал головой и наконец сказал:
– Неужели, Чек, ты и вправду так думаешь? Обо мне? Ладно, увидим. Но пока я доволен. Итак, до встречи утром.
Карл не разрешил себя провожать и гордо удалился. Я опять остался один, наедине с мрачными мыслями. Что же происходит со мной? Очень похоже на суровые испытания. То и дело содрогаюсь я, размышляя о человеческой низости, о дрянных поступках самого совершенного земного создания. Не перестаю удивляться: как высоко может вознестись человек и как низко себя уронить…
Опять, как вчера вечером, обступила тяжесть и застучало в висках. Я оделся и вышел подышать прохладой. Полюбовался на звезды – на эти, не освоенные человеком иные миры…
Прободрствовал до пяти утра, но тяжесть не растворялась, в висках по-прежнему оглушительно стучало. Назойливо лезли мысли, требовали ответа…
Уговорил себя лечь и наконец уснул. И был разбужен телефонным звонком. Ри бодро приветствовала:
– Доброе утро!
– Доброе… – спросонья пробормотал я.
– Уже половина девятого!
Я бросился приводить себя в порядок и одеваться. Спасибо Ри, не то бы пришлось оправдываться перед Карлом. А когда вошел в приемную, первым делом сказал девушке:
– Примите мою благодарность. Я бы проспал.
Вышел Карл, и повторился вчерашний путь. Карл действовал так, будто меня рядом не было, и собирался в дорогу он один.
Он долго облачался в костюм, похожий на скафандр, тщательно застегивался и зашнуровывался. Я понял: то же самое надлежит сделать и мне. Костюм, предназначенный для меня, находился здесь же, на вешалке. Внизу, на подставке, массивные тяжелые ботинки взглядывали на меня блестящими металлическими пуговками – ну что ты медлишь, поторапливайся!
Карл, завершив одевание, подхватил прозрачный колпак, перенес его на согнутую левую руку и парадно зашагал на крышу к геликоптеру. Я, повторив действия Карла, поспешил вслед за ним.
Геликоптер мотал нас в воздушных потоках целых полдня. Карл стоически выдерживал эту пытку, хмурился и упорно молчал. Лишь однажды извлек из-под сиденья записную книжку, что-то черкнул в ней и произнес с назиданием:
– Видишь, Чек, мысль работает в любых условиях, даже в самых неблагоприятных. Пишу! А ты ленишься, любишь поспать. Нехорошо!
– Исправлюсь, господин Карл.
– А, – махнул он рукой и отвернулся.
Приземлились на небольшом космодроме. Три громоздких ракеты, окруженные ажурными фермами, были нацелены в небо. Настроение у меня поднялось – словно от встречи с особенно дорогими людьми. Действительно, от всего, что я увидел, веяло щемящей близостью, было до малейших деталей знакомо, хотя я находился здесь впервые…
Нас мгновенно окружили люди в кожаных куртках, с серебряными эмблемами на форменных фуражках. В центре эмблемы изображена ракета, похожая на меч.
Карла куда-то любезно пригласили, но он выразительно постучал пальцем по циферблату ручных часов: времени нет. И тогда пустынная местность ожила, все забегали, заметались; подъехали машины-заправщики с пузатыми высокими цистернами, выбросили к основаниям ракет ребристые длинные хоботы.
Хоботы задрожали, загудели, выпрямились на изгибах; я завороженно наблюдал за простой операцией, которая называется заправкой горючего, вдыхал его забытый острый запах.
– Бездельничаешь, – усмехнулся Карл. – Не найдешь себе занятия?
