Текст книги "От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство"
Автор книги: Юрий Фельштинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 56 страниц)
Убийство германского посла стало первой серьезной и спланированной операцией советских спецслужб. Но провели ее совсем не гладко. Мирбах был мертв, но в суматохе чекисты забыли в здании посольства портфель с «делом Роберта Мирбаха» и мандат на имя Блюмкина и Андреева, подписанный Дзержинским и Ксенофонтовым. Два опаснейших свидетеля преступления – Рицлер и Мюллер, которых упорно пытался застрелить Блюмкин, остались живы и даже не были ранены. Можно только гадать, как развивались бы события после 6 июля, если бы не эти случайные промахи чекистов.
В первые пятнадцать минут после убийства в посольстве царила неразбериха. Майор Шуберт, глава комиссии по репатриации военнопленных, взял на себя организацию защиты здания, которое быстро превратили в небольшую крепость (немцы не исключали, что покушение на Мирбаха – начало намеченного революционерами разгрома посольства). Попытки сообщить представителям советской власти о случившемся остались безрезультатными: телефон посольства не работал (и это вряд ли было случайностью).
Рицлер немедленно сообщил о случившемся в Берлин: «Покушение готовилось заранее. Дело об австрийском офицере Роберте Мирбахе стало только предлогом для работников ВЧК проникнуть к послу кайзера»50. «Германское правительство не сомневается, что граф Мирбах убит самими большевиками»51, – сообщало в Москву, со своей стороны, советское полпредство в Берлине.
В начале четвертого сотрудник посольства Карл фон Ботмер и переводчик Мюллер на посольской машине поехали в наркомат иностранных дел в гостиницу «Метрополь» к знакомому им Карахану. При виде германских дипломатов Карахан вскочил со своего кресла и выбежал в комнату секретаря, будто испугался за свою жизнь (по крайней мере, так показалось немцам). По возбужденному виду вошедших он понял, что что-то случилось. Вскоре он вернулся в свой кабинет, выслушал дипломатов и заверил их, что представители советского правительства немедленно прибудут в германское посольство. Карахан позвонил Чичерину, тот – управляющему делами СНК Владимиру Бонч-Бруевичу. Тот спросил, известны ли подробности. Чичерин ответил, что нет. Бонч-Бруевич телефонировал о случившемся Ленину и получил приказ поехать с отрядом латышей в германское посольство и обо всем, что узнает, сообщить по телефону.
Тем временем Ленин, не понимавший, что в заговор вовлечены чекисты, позвонил Дзержинскому и сообщил ему о произошедшем. После этого он вызвал к себе Свердлова, позвонил Троцкому в военный комиссариат и сообщил, что Мирбах убит. Затем Ленин, Свердлов и Чичерин отправились в германское посольство для выражения соболезнований. Троцкий с ними не поехал, так как не был готов лицемерить.
Дзержинский прибыл в посольство первым, чтобы забрать улики. Мюллер встретил его словами: «Что вы теперь скажете»? – и показал ему мандат Блюмкина и Андреева с подписями председателя ВЧК и его заместителя. Оставленные чекистами документы Дзержинский забрал и быстро из посольства уехал. Больше «дела Роберта Мирбаха» никто, кроме самих чекистов и редакторов быстро изъятого из продажи сборника «Красная книга ВЧК», никогда не видел52.
Так как Блюмкин был левым эсером, Ленин и Свердлов заподозрили в участии в заговоре левоэсеровскую партию. В большинстве своем левые эсеры, как и левые коммунисты, выступали против Брестского мира. Риск для Ленина заключался в том, что, узнав об убийстве Мирбаха, заседавший в эти дни в Большом театре Пятый съезд Советов встретит сообщение о покушении аплодисментами и разорвет Брестский мир, да еще и объявит о формировании нового правительства из левых коммунистов и левых эсеров. Поэтому Ленин пошел на хитрость и решил не сообщать о смерти посла, а сначала арестовать весь левоэсеровский актив, находящийся в тот момент в Большом театре.
Операцией по аресту фракции ПЛСР на съезде руководил Свердлов как председатель ВЦИКа. Комендант Кремля Павел Мальков, находившийся тогда в Большом театре, вспоминал, что около четырех часов дня к нему «подбежал запыхавшийся» комендант Большого театра и передал личный приказ Свердлова «немедленно явиться в Кремль». Через пять минут Мальков был в Кремле и «из отрывочных фраз» понял, что «левые эсеры подняли мятеж». «Все делалось удивительно быстро, четко, слаженно, – вспоминал Мальков. – Владимир Ильич и Яков Михайлович тут же на листках блокнотов писали телефонограммы, распоряжения, приказы». Через пять минут в боевую готовность привели весь гарнизон Кремля. А левых эсеров, находившихся в Кремле в войсках гарнизона и среди служащих, немедленно арестовали53.
Очередное заседание съезда Советов планировали открыть в 16:00. Фракция левых эсеров, еще не знавшая об убийстве Мирбаха, заняла места в правой части партера и лож, но в президиуме съезда было пусто. Вопреки всеобщим ожиданиям в театр не приехал Ленин.
Предполагалось, что заседание съезда откроет Свердлов. Но Свердлов так и не открыл его. Вместо этого, к удивлению левых эсеров, делегаты-большевики прошли за сцену, спустились по черному ходу вниз и покинули театр. К шести часам вечера убрали левоэсеровскую охрану съезда. Только после этого левым эсерам наконец объявили, что они задержаны в связи с событиями в городе. Сразу же пополз слух, что убит Мирбах. Общее число задержанных составило около 450 человек.
Фактическими военными действиями за пределами Большого театра руководил Троцкий как нарком по военным делам. Он задействовал в основном латышские части. «Вы разгромили одну из самых больших политических комбинаций и не знаете, кого вы громили», – сказал Троцкий двусмысленно на следующий день командиру латышей Иоакиму Вацетису, вручая ему пакет с деньгами54.
В 4 часа дня 7 июля Совнарком объявил населению, что «восстание левых эсеров в Москве ликвидировано», а «левоэсеровские отряды» обратились в бегство. В тот же день всех левых эсеров, занимавших ответственные посты в советском правительстве, сместили и заменили большевиками, а СНК образовал особую следственную комиссию по расследованию событий 6–7 июля. 9 июля Троцкий, выступивший на съезде Советов, в работе которого уже не участвовали левые эсеры, объявил о том, что партия левых эсеров «совершила окончательное политическое самоубийство» и «уже не может воскреснуть». В ответ съезд потребовал «суровой кары для преступников» и заявил, что левым эсерам «не может быть места в Советах». Все это позволило Свердлову уже 10 июля заверить большевистских делегатов съезда, что большинство арестованных левых эсеров «завтра, самое позднее послезавтра будут освобождены как явно непричастные к выступлениям»55. Операция по ликвидации партии левых эсеров была завершена56.
10 июля Свердлов доложил новообразованному на съезде ВЦИКу о возможном разрыве Брестского договора57. С возобновлением войны, видимо, смирился в те дни и Ленин. 10 июля он вызвал к себе Вацетиса, чтобы в ходе общей беседы задать вопрос, интересовавший Ленина больше всего: «Будут ли сражаться латышские стрелки с германскими войсками, если немцы начнут наступать на Москву?». Вацетис ответил утвердительно. 13 июля брат секретаря Ленина Владимира Бонч-Бруевича, перешедший на службу к большевикам генерал Михаил Бонч-Бруевич, сказал Вацетису, что Россия «вступает снова в мировую войну вместе с Францией и Англией» против Германии: «это дело уже налажено»58.
Предупредительная вежливость советского правительства по отношению к Германии исчезла. Оно отказалось присутствовать на религиозной церемонии у гроба убитого германского посла, а на траурные проводы тела Мирбаха в Германию явился только Чичерин, и то с опозданием на час, тем самым заставив всю процессию ждать. Чичерин был человеком исключительной пунктуальности, и его поведение немцы рассматривали как вызов. К тому же он появился без головного убора – чтобы не снимать шляпы при проводах гроба посла, в неряшливом виде, и это тоже произвело на немцев соответствующее впечатление.
14 июля в 11 часов вечера Рицлер вручил Чичерину текст полученной из Берлина ноты. В ней содержалось требование о вводе в Москву для охраны германского посольства батальона войск германской армии. Можно было бы ожидать, что отказ будет считаться прямым вызовом Германии. Но события в те дни развивались, казалось, вопреки обычной логике. Как вспоминал Владимир Бонч-Бруевич, после убийства Мирбаха «призрак почти неизбежной войны стал постепенно отдаляться. Все вздохнули свободно». Большевики «отчетливо сознавали, что, несмотря ни на что, немцам необходимо дать отпор». Получив германское требование о вводе в Москву войск, Ленин, по воспоминаниям Бонч-Бруевича, «улыбнулся, даже тихонько засмеялся»59, и сел за столик писать ответ.
15 июля написанный Лениным текст обсуждался на заседании ЦК. Протокол его числится в «ненайденных». Но в тот же день составленный Лениным документ огласили во ВЦИКе. Сообщив об ультиматуме Рицлера и отклонении его советским правительством, Ленин указал, что на требование немцев о вводе в Москву батальона солдат для охраны посольства советское правительство ответит «усиленной мобилизацией, призывом поголовно всех взрослых рабочих и крестьян к вооруженному сопротивлению и уничтожению, в случае временной необходимости отступления, всех и всяческих, без всяких изъятий, путем сожжения складов и в особенности продовольственных продуктов, чтобы они не могли достаться в руки неприятеля [...] Война стала бы для нас тогда роковой, но безусловной и безоговорочной необходимостью», – заключил Ленин60 и был поддержан единогласно ВЦИКом.
Ленин примкнул к большинству. Его партия снова обрела единство. А у Германии не оказалось сил настаивать на своих требованиях.
15 июля Чичерин передал Рицлеру две ноты, категорически отклонявшие ультиматум о вводе в Москву батальона германских войск. Столкнувшись со столь жесткой позицией советского правительства, Германия отказалась от своих притязаний.
26 июля, через несколько дней после своего назначения, из Берлина в Москву отбыл новый германский дипломатический представитель Карл Гельферих. У военной границы на вокзале в Орше его ожидал уже представитель НКИД с отрядом латышей и экстренным поездом. Были приняты все меры предосторожности. Не доезжая до вокзала в Москве, Гельфериха высадили в Кунцево в поджидавший его автомобиль, где нового посла ждали Рицлер и Карл Радек. Вечером 28 июля посол прибыл в особняк в Денежном переулке.
Прибытие Гельфериха ознаменовалось новой кампанией революционеров против Брестского мира. 29 июля на публичном собрании партийного и советского актива Москвы приняли резолюцию с одобрением убийства графа Мирбаха и и призывом следовать примеру Блюмкина и Андреева. На следующий день эту резолюцию опубликовали в органе ПЛСР «Знамя борьбы». Утром 31 июля в Москве получили известие об убийстве в Киеве генерал-фельдмаршала фон Эйхгорна. Арестованный на месте преступления убийца заявил, что принадлежит к левым эсерам и совершил покушение по приказу ЦК ПЛСР. Когда Гельферих в тот же день явился к Чичерину с протестом по поводу безнаказанности левых эсеров, тот развел руками и ответил, что Россия – революционное государство, в котором существует свобода слова, печати и собраний, и что у него, Чичерина, способов повлиять на левых эсеров нет.
31 июля Гельферих собирался с визитом к турецкому коллеге. К вечеру Гельфериха предупредили, что по дороге на него будет произведено покушение. Тот остался дома. Однако покушение все равно произошло. В 11 часов вечера раздались ружейные выстрелы: была совершена попытка нападения на латышского стрелка, охранявшего здание посольства. Час спустя повторилась та же сцена. Затем из револьвера стреляли в окна посольского особняка. Пули угодили в освещенное окно кабинета, где обычно работал Гельферих, но посол не пострадал.
Сообщения о готовящихся на посла покушениях стали поступать в посольство почти ежедневно. Гельферих вынужден был отсиживаться в особняке Берга, практически не выезжая в город. Даже для вручения верительных грамот Свердлову он не рискнул покинуть свое убежище и отправиться в Кремль. Советское правительство, со своей стороны, отказалось гарантировать послу безопасность по дороге в Кремль и обратно. Положение становилось невыносимым. Большевики, конечно же, провоцировали немецкое посольство на выезд из Москвы. И когда Гельферих сообщил Чичерину о планах перевести посольство в Петроград, где находились все посланники и представители нейтральных стран, Чичерин с радостью согласился. 5 августа Гельфериха отозвали в Берлин для устного доклада. В его отсутствие дела должны были вести германский генеральный консул Г. Гаушильд и Рицлер.
9 августа германская миссия в составе 178 человек переехала в Петроград, но вскоре покинула и его, эвакуировавшись в оккупированный немцами Псков.
Положение самой Германии не было легким. Из-за длительных тяжелых боев лета 1918 года армия и тыл ускоренно разлагались. В июле была сломлена наступательная сила, а в августе – сила сопротивления германской западной армии. Попытки воссоздать ее путем сокращения фронта закончились неудачей. Германская армия утратила те преимущества, которые получила в результате весенних наступлений, и начала неудержимо откатываться назад.
В эти критические для Германии дни Ленин продолжал делать все от себя зависящее, чтобы помочь немцам удерживать фронт. 20 августа он написал открытое «Письмо к американским рабочим», в котором призвал их не воевать против Германии и таким образом оказать помощь «германскому пролетариату». На самом деле «германский пролетариат» был заинтересован в обратном: в американском вмешательстве в войну и как можно скорейшем поражении кайзеровского правительства, являвшегося непременным условием для начала революции в Германии (как в свое время в поражении Российской империи был заинтересован для возгорания революции в России Ленин).
22 августа страны Антанты потребовали от Германии аннулировать Брестское соглашение как предварительное условие для начала мирных переговоров. Это тем более не входило в планы Ленина по саботажу германской революции, и 27 августа советское правительство подписало с Германией три дополнительных соглашения экономического характера, по которым предусматривались поставки в Германию продовольствия, золота и стратегического сырья61. Ленин наносил очередной удар в спину немецкой компартии, даже более ощутимый, чем в марте.
Июльские события 1918 года стали первым заговором советской госбезопасности против руководителя советского правительства (Ленина), но закончились, если иметь в виду цели заговорщиков, провалом. Мирбах был убит (как и планировалось), немцы предъявили ленинскому правительству очередной ультиматум (как и предполагалось), ультиматум этот советское правительство категорически отклонило (на что тоже рассчитывали заговорщики). Но немцы в ответ не разорвали Брестский мир, а Совнарком, ВЦИК и ЦК РСДРП(б) не объявили Германии революционную войну, потому что Ленин сумел переиграть левых коммунистов и превратить убийство германского посла в разгром оппозиционной партии левых эсеров.
Однако ушлому революционеру Ленину было очевидно, что во главе заговора стоял Дзержинский, поэтому 7 июля ВЧК расформировали, а Дзержинского сняли с поста. Вопрос об этом рассматривался на специальном заседании ЦК РКП(б) 7 июля, причем постановлению о снятии Дзержинского придали демонстративный характер: его не только напечатали в газетах, но и расклеили по городу. Временным председателем ВЧК назначили заместителя Дзержинского Якова Петерса. Коллегию ЧК – руководящий орган внутри ВЧК, избираемый самой ВЧК, – распустили и намеревались в недельный срок реорганизовать. Все те, кто «прямо или косвенно были прикосновенны [причастны] к провокационно-азефской деятельности» Блюмкина, подлежали «устранению»62.
Советское правительство начало расследование. В отношении Дзержинского оно завершилось очень быстро: уже 18 августа 1918 года его восстановили в должности, и ВЧК возобновила свою работу под его руководством. «Устраненными» оказались осведомители германского посольства В. И. Гинч и Бендерская, арестованные и навсегда исчезнувшие сразу же после убийства Мирбаха. Николай Андреев исчез из Москвы и позже погиб где-то на фронтах гражданской войны (попыток найти и арестовать его советское правительство не предпринимало). Блюмкин же, удачно скрывавшийся от следствия и, по его словам, с тех пор «посильно служивший революции», 17 апреля 1919 года явился «с повинной» в Киевскую ЧК, 16 мая его амнистировали, освободили из-под ареста и вернули на службу в госбезопасность, где он проработал на руководящих постах всю свою оставшуюся жизнь: 3 ноября 1929 года его расстреляли за несанкционированные контакты в Константинополе 16 апреля 1929 года с незадолго до этого высланными Троцким и его сыном Львом Седовым.
Единоличным победителем июльской политической игры оказался Свердлов. Заговорщик – левый коммунист Дзержинский – на время был отстранен и оказался под подозрением у Ленина. Авторитет вождя, пусть и не свергнутого, тем не менее был подорван открытым неповиновением сотрудников его же госбезопасности. А Свердлов из тихого и незаметного партаппаратчика, до того известного лишь в узких кругах партии, поднялся в эти месяцы до председателя ВЦИКа, члена и секретаря ЦК. Постепенно он сосредоточил в своих руках всю партийную работу. Его подпись чаще других мелькала теперь под партийными документами. С июля 1918 года он подписывается титулами: секретарь ЦК РКП(б) или даже просто «секретарь». «За секретаря» подписывалась даже его жена Клавдия Новгородцева.
Уже в августе-сентябре 1918 года на места начали рассылать партийные документы от имени «Секретариата ЦК» (а не ЦК, как это было принято до августа). 26 августа 1918 года Свердлов направил письмо Вологодскому комитету РКП(б), подписав его новым титулом: «Председатель ЦК РКП Я. Свердлов»63. Иными словами, Свердлов принимает на себя функции, которые через несколько лет перейдут его приятелю по ссылке в Туруханском крае, еще одной серой ломовой лошадке революции – Иосифу Сталину: функции генерального секретаря партии.
45 Красная книга ВЧК. Т. 1. Изд. 2-е. М. 1989. С. 264.
46 Там же. С. 197.
47 Там же. С. 200.
48 Первое издание «Красной книги ВЧК» вышло в 1920 году, но было немедленно изъято из обращения и стало библиографической редкостью.
49 Там же. С. 195.
50 Спирин Л. Крах одной авантюры. Мятеж левых эсеров в Москве 6–7 июля 1918 г. М. 1971. С. 75.
51 Соломон Г. Среди Красных вождей. Т. 1. Париж. 1930. С. 81.
52 Мандат Блюмкину и Андрееву за подписями Дзержинского и Ксенофонтова неоднократно публиковался историками с пометкой, что подписи Дзержинского и Ксенофонтова были «подложны». Внешне ничего «подложного» в этих подписях не было, хотя Дзержинский и давал показания о том, что его подпись была «скопирована Блюмкиным». Но что еще мог утверждать про свою подпись Дзержинский, если он отрицал свою причастность к проведенной чекистами 6 июля операции?
53 Мальков П. Записки коменданта Кремля. М. 1967. С. 208–209.
54 Вацетис И. Июльское восстание в Москве 6 и 7 июля 1918 г. Сб. Память. Т. 2. М. 1977 – Париж. 1979. С. 38.
55 Стенографический отчет Пятого Всероссийского съезда Советов. М. 1918. С. 209; Свердлов Я. Избранные произведения. Т. 2. М. 1959. С. 246.
56 Подробнее о противостоянии большевиков и левых эсеров и о разгроме ПЛСР см. Фельштинский Ю. Большевики и левые эсеры. Октябрь 1917 – июль 1918. YMCA-Press, Париж, 1985.
57 Свердлов Я. Избранные произведения. Т. 2. С. 247–248.
58 Вацетис И. Июльское восстание в Москве 6 и 7 июля 1918 г. С. 41–57.
59 Бонч-Бруевич В. Воспоминания о Ленине. Изд. 2-е. М. 1969. С. 320–323.
60 Ленин В. Полное собрание сочинений. Т. 36. С. 725.
61 Документы внешней политики СССР. Т. 1. С. 437–453, 692–703.
62 Известия ВЦИК. 1918. 8 июля. № 141.
63 Известия ЦК КПСС. 1989. № 5. С. 155.
Глава 4 Август 1918-го: попытка устранения Ленина
Вернувшись 18 августа 1918 года на свою должность, Дзержинский немедленно приступил к работе. Впрочем, как вспоминал шесть лет спустя Петерс, отстраненный 7 июля Дзержинский «оставался руководителем ВЧК» и новая «Коллегия была сформирована при его непосредственном участии»64. Председатель советской госбезопасности планировал завершить начатое дело. Не сумев сорвать Брестский мир убийством Мирбаха, Дзержинский пробовал избавиться от «похабного» мира, устранив самого проводника этой политики – председателя СНК Ленина.
Происходившее не оставалось незамеченным окружением Ленина. «Лето 1918 г. было исключительно тяжелое, – вспоминала Крупская. – Ильич уже ничего не писал, не спал ночей. Есть его карточка, снятая в конце августа, незадолго до ранения: он стоит в раздумье, так выглядит он на этой карточке, как после тяжелой болезни»65.
Ленин был уже повержен, его оставалось только добить.
В советской историографии этот очередной заговор госбезопасности против главы правительства и государства известен как «покушение Фанни Каплан 30 августа 1918 года».
Как и июльское убийство посла, покушение на Ленина проводилось руками сотрудников советских спецслужб и стало результатом широкого антиленинского сговора в верхах партии, настолько широкого, что в планы заговорщиков был посвящен Свердлов, тоже активно участвовавший в устранении Ленина. Отметим также, забегая вперед, что оправившийся от ранения Ленин сумел просчитать, что в августовский заговор был вовлечен Свердлов, и отплатил ему тем же, только уже «без промаха»: 16 марта 1919 года Свердлова не стало. Нравы были жесткие. Но об этом ниже.
Тех, кто не понимает, каким образом Дзержинский или Свердлов могли планировать устранение Ленина в разгар «смертельной борьбы» с «международным империализмом» и внутренними врагами в России, отсылаем к цитате Ленина в речи Луначарского с подобострастным (и столь же безвкусным) названием «Сияющий дорогой гений»:
Представьте себе, полководец ведет борьбу с врагом, а в лагере у него враг. Прежде чем идти на фронт, на борьбу с врагом, нужно, чтобы в самом лагере было чисто, чтобы не было врагов66.
В этом была суть отношений большевистских руководителей. В 1918–1919 годах советский полководец Ленин только и делал, что шел на фронт, только и чистил от врагов собственный лагерь. Дзержинский и Свердлов тоже чистили, как умели. А потом чистил Сталин. А потом Берия...
Поразительно, что в речи Луначарского о Ленине докладчика все время тянуло говорить о другом «гении» – Свердлове. Сначала Луначарский объяснил тоскующей аудитории, что именно Свердлов руководил отбором партийных работников, то есть выполнял функции генсека партии:
Вот, товарищи, под этим страшным нажимом, под этим гнетом в несколько тысяч атмосфер жило наше большевистское подполье, и тут можно было наблюдать человека, активен ли он, энергичен ли он, организатор ли он, кристаллизуются ли около него кружки. Все эти типы очень хорошо знал Я. М. Свердлов. Скажем, Иванов или Петров – кто он такой? Свердлов знал, что он тогда-то вступил в партию, тогда-то бегал [из ссылки], тогда-то его освободили и т.д. То, что у Я. М. Свердлова было развито с такой феноменальной силой, об этом все мы знали в партии, поэтому, когда мы выбирали наш ЦК и редакцию нашего центрального органа, то мы туда выбирали людей не потому, что нам нравился нос того или иного, а выбирали после огромнейшей проверки. И на этих руководящих постах этим людям нужно было дать выдержать жизненный экзамен, самый суровый, самый беспощадный. Так в нашей стране, в этом лучшем штабе лучшие люди из интеллигенции и из пролетариата постепенно отсеивались, создавали великих вождей позже наступившей революции.
Свердлова Луначарский подчеркнуто ставил на один уровень с «сияющим дорогим гением» Лениным:
Владимир Ильич, когда умер Свердлов, которого он очень высоко ценил, и который, как вы знаете, в истории партии сыграл большую роль, – был и секретарем ЦК, занимался подбором, сортировкой сил и стоял, таким образом, во главе советской власти, вместе с Владимиром Ильичом делал громадное количество ответственнейшей работы – Владимир Ильич сказал: [...] Умер человек, которого заменить некем. Другого такого человека мы в партии не имеем. [...] Надо его заменить подходящим коллективом67.
Иными словами, уже в 1919 году Ленин обвинял Свердлова в том, в чем в своем «завещании» он будет обвинять Сталина: в сосредоточении в своих руках необъятной власти, – предлагая заменить его коллективным руководством.
Мы еще коснемся истории о том, как протекала и чьей победой закончилась борьба Ленина в 1922–1923 годах с генсеком Сталиным. А пока поговорим о том, как протекала и чем закончилась борьба Ленина с предыдущим генсеком партии Свердловым.
30 августа 1918 года историки обычно рассматривали как дату, спровоцировавшую начало широкой кампании «красного террора», последовавшего в ответ на покушение на жизнь Ленина. Считалось, что в Ленина стреляла бывшая каторжанка «эсерка Каплан», задержанная, во всем сознавшаяся и то ли расстрелянная, то ли, по другой версии, тайно помилованная, и что организаторами теракта были руководители эсеровской боевой группы. В тот же день, только утром, по частому историческому совпадению, в Петрограде студент Леонид Каннегисер убил руководителя Петроградской ЧК Урицкого, и Дзержинский немедленно выехал в Петроград расследовать убийство друга и коллеги по ВЧК. Таким образом, во время покушения на Ленина самого Дзержинского в Москве не было.
Через четыре года после покушения, на открытом судебном процессе против партии эсеров в июне-августе 1922 года, советское правительство неожиданно для всех сообщило миру о том, что покушение на Ленина 30 августа 1918 года готовили сотрудники ВЧК Г. И. Семенов-Васильев и Л. В. Коноплева, одновременно являвшиеся членами эсеровской партии.
Чтобы лучше разобраться в этой части головоломки, сформулируем, несколько забегая вперед, что же нам известно о покушении на Ленина 30 августа 1918 года, если иметь в виду сухие факты:
в Ленина стреляли и он был ранен;
стреляли из двух пистолетов;
одним из участников покушения могла быть женщина;
доказательств, что стрелявшей женщиной была Каплан, – нет;
доказательств, что расстрелянной (за покушение на Ленина) женщиной была Каплан, – нет;
доказательств, что расстреляна была женщина, стрелявшая в Ленина, – тоже нет;
настоящих участников покушения в момент покушения или вскоре после покушения не арестовали;
обвиненные в 1922 году в покушении на Ленина Семенов-Васильев и Коноплева являлись сотрудниками советской госбезопасности и за покушение на Ленина осуждены не были;
организаторы покушения неизвестны.
На самом деле мы ничего про это покушение не знаем.
Кем же были Семенов и Коноплева, признавшиеся на судебном процессе против партии эсеров, что они по решению ЦК ПСР покушались на Ленина? Очевидно, что они не были эсеровскими боевиками, в чем публично обвиняла их советская прокуратура на процессе. С начала 1918 года Семенов и Коноплева служили в органах советской госбезопасности, в ВЧК. В дореволюционной России их считали бы классическими провокаторами. Они были внедрены в эсеровскую партию как агенты Дзержинского вскоре после образования органов советской госбезопасности – ВЧК.
Благодаря агентурной работе Семенова и Коноплевой вся псевдобоевая работа эсеров, контролируемая, руководимая и организуемая двумя чекистами, на самом деле превратилась в капкан, поставленный с целью собрать материал для будущего процесса над партией эсеров. Все остальное, что окружало деятельность этих агентов, их рассказы об арестах большевиками, о сопротивлении при этих арестах, о планируемых побегах и о раскаянии мы обязаны назвать чекистской фабрикацией, активным мероприятием ВЧК, проводимым с целью дезинформации международной, прежде всего социал-демократической общественности. Таким образом предусмотрительно готовился первый открытый политический процесс в советской России. Впоследствии их было проведено очень много, по той же схеме, как под копирку: на всех процессах использовались заблаговременно внедренные госбезопасностью в группу осуждаемых сотрудники или агенты ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД...
Нам уже известен пример Блюмкина – сотрудника ВЧК, соучастника убийства Мирбаха, амнистированного, затем формально принятого в ряды большевистской партии, далее работавшего в советской разведке и расстрелянного в 1929 году за несанкционированные контакты с высланным Троцким. Схожая карьера была у Семенова и Коноплевой. По указанию свыше, и очевидно, что это указание мог дать только председатель ВЧК Дзержинский, Семенов и Коноплева готовили покушение на Ленина. Одновременно они должны были «подставить» руководство эсеровской партии, на которую предполагалось свалить убийство. Как часто бывает, операция закончилась провалом: Ленин остался жив.
Подготовка судебного процесса над партией эсеров заняла некоторое время. Партия социалистов-революционеров была старейшей революционной партией в России и пользовалась большим уважением руководителей международного социалистического движения. Осудить партию дореволюционных террористов за террористическую деятельность против советского правительства было не так-то просто. На защиту эсеров, как и ожидалось, встали социал-демократические партии Европы и Второй Интернационал. Покушавшиеся на Ленина «эсеры» Семенов и Коноплева были главной козырной картой следствия. Осталось только сделать так, чтобы версия об эсеровском заговоре 30 августа 1918 года прозвучала правдоподобно.
Покушение на Ленина с участием Семенова и Коноплевой Дзержинский начал готовить весной 1918 года, вскоре после подписания Брестского мира и образования фракции левых коммунистов. Прежде всего, следовало получить согласие ЦК ПСР на операцию по устранению Ленина, но ЦК ПСР согласия на участие в убийстве советского вождя не дал. «Бросьте не только вашу работу, которую вы ведете, но бросьте всякую работу и поезжайте в семью отдохнуть»68 – так ответил член ЦК ПСР Абрам Гоц весной 1918 года на предложение Коноплевой убить Ленина. И больше к этому вопросу собеседники не возвращались.
Постараемся восстановить события того рокового дня. Начнем с организации охраны Ленина. Комендант Кремля Мальков вспоминал, что «день 30 августа 1918 года начался скверно. Из Петрограда было получено мрачное известие» – убит М. С. Урицкий. Дзержинский «сразу же выехал в Петроград, чтобы лично руководить расследованием». Ленин «должен был выступать в этот день на заводе быв. Михельсона. Близкие, узнав о гибели Урицкого, пытались удержать Ленина, отговорить его от поездки на митинг. Чтобы их успокоить, Владимир Ильич сказал за обедом, что, может, он и не поедет, а сам вызвал машину и уехал»69.
