Текст книги "От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство"
Автор книги: Юрий Фельштинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 56 страниц)
29 октября на заседании ВЦИКа представители Викжеля (Всероссийского исполнительного комитета профсоюза железнодорожников), контролировавшего железные дороги и определяющего, смогут или не смогут доехать до Петрограда те или иные войска, потребовали в ультимативной форме прекращения в стране гражданской войны (то есть разговоров о захвате власти) и партийных междоусобиц (иначе говоря, заявлений большевиков о том, что они сформируют однопартийное правительство) и предложили себя в качестве посредника «в переговорах о реконструкции власти и подведении под нее более широкого базиса». Руководство Викжеля считало, что СНК, «как опирающийся только на одну партию, не может встретить признания и опоры во всей стране» и что поэтому необходимо создание нового правительства – однородного социалистического правительства, опирающегося на «революционную демократию» фронта и тыла10.
Председатель ВЦИКа большевик Лев Каменев дал на такие переговоры согласие, и они начались 29 октября в 7 часов вечера в помещении Викжеля. Переговоры длились несколько дней. Большевики соглашались на участие в правительстве всех социалистических партий – от большевиков до народных социалистов включительно, но все уперлось в категорическое несогласие социалистических партий включать в состав правительства Ленина с Троцким. Переговоры зашли в тупик.
На заседании ЦК, продолжавшемся с вечера 1 ноября до утра 2 ноября, мнения разделились. Ленина и Троцкого поддержали только два члена ЦК партии: Дзержинский и Моисей Урицкий. И это был момент, когда Ленин обратил на них особое внимание и вскоре поставил первого во главе госбезопасности (ВЧК), а второго, после переезда правительства в Москву в марте 1918 года, – во главе Петроградской ЧК. Все остальные члены большевистского ЦК готовы были уступать, считая, что нужно добиваться соглашения с другими социалистическими партиями, даже если для этого потребуется уход из правительства Ленина с Троцким.
Игры в демократию внутри собственного ЦК Ленину быстро надоели, и он в ультимативной форме предложил несогласным «подчиниться партийной дисциплине и проводить ту политику, которая сформулирована в принятой ЦК резолюции» от 2 ноября, где Ленин сумел провести решение о создании большевистского Совнаркома во главе с самим собою11. Сторонника переговоров о многопартийном правительстве Каменева Ленин немедленно сместил с поста председателя ВЦИКа Советов и поставил на его место своего сторонника Якова Свердлова.
Свердлов был в партии не случайным человеком, «продвинутым» Лениным. Свердлов руководил Секретариатом ЦК партии – рабочим органом ЦК, образованным 6 (19) августа 1917 года узким составом ЦК: Ф. Э. Дзержинским, А. А. Иоффе, М. К. Мурановым, Е. Д. Стасовой и Я. М. Свердловым. С августа 1917 года Секретариат руководил всей партийной работой и партийными кадрами. Это был тот орган, который после смерти Свердлова возглавит в качестве генерального секретаря ЦК партии Иосиф Сталин.
Для борьбы с противниками вне партии 7 (20) декабря 1917 года образовали ВЧК, во главе которой встал один из организаторов Секретариата Дзержинский. В результате уже в конце 1917 года Секретариат стал контролировать и ВЦИК (через Свердлова), и госбезопасность (через Дзержинского). Единственным неподконтрольным Секретариату органом оставался ленинский Совнарком. Именно с ним начали смертельную борьбу Дзержинский и Свердлов.
9 Межрайонцы – социал-демократы, которые с 1913 года выступали за примирение и воссоединение в одной партии большевиков, меньшевиков и остальных фракционных групп.
10 Протоколы заседаний Всероссийского Центрального Исполн. Комитета Советов рабочих, солдатских, крестьянских и каз. депутатов II созыва. М. 1918. С. 9–10.
11 Ленин В. Сочинения. 4-е изд. Т. 26. С. 248–249.
Глава 2 Брестский мир и левые коммунисты
Коммунистические теоретики предполагали, что революция не обязательно произойдет во всем мире, но победит по крайней мере в группе стран. Последнее было необходимо для того, чтобы создать замкнутую коммунистическую систему, способную противостоять военному натиску капиталистических государств, которые, как предусматривала теория, поставят своей главной задачей подавление коммунистической революции. Кроме оборонительных целей преследовались еще и наступательные. Группа коммунистических стран обладала бы сильной военной базой, необходимой для постепенного захвата все новых и новых территорий. Конечной целью этих захватов было, безусловно, установление коммунистической системы во всем мире. Соответственно, теория мировой революции, впервые выдвинутая Марксом и модернизованная Александром Парвусом, Розой Люксембург и Троцким, была тем инструментом, которым от капиталистического мира одна за другой откалывались бы страны.
Поскольку до 1917 года лидером революционного социалистического движения казалась Германия с ее самой сильной в мире социал-демократической партией и многочисленным пролетариатом (рабочим классом), мировая революция подразумевала, конечно же, непременную революцию в Германии. Она не обязательно должна была начаться именно там, но победа ее в Германии, по мнению революционеров, была непременным залогом успеха. Иной трактовки мировой революции социал-демократическая догма тех лет не допускала. А русский революционер Ленин до февраля 1917 года не предполагал себе роли большей, чем руководителя экстремистского крыла в составе русского социал-демократического движения, безусловно, вторичного и подсобного, если иметь в виду социалистическое и коммунистическое движение в Германии.
Однако после Октября 1917 года этот когда-то теоретический вопрос приходилось рассматривать с практической точки зрения: что важнее – сохранить любой ценой советскую власть в России, где революция уже произошла, или же пытаться организовать революцию в Германии, пусть и ценой падения советской власти в России. В 1918 году ответ на этот вопрос был не столь очевиден, как могло бы показаться сегодня.
Общее мнение социалистических лидеров Европы сводилось к тому, что в отсталой России нельзя без помощи европейских социалистических революций ни построить социализм, ни удержать власть на сколько-нибудь продолжительный срок, хотя бы уже потому, что (как считали коммунисты) «капиталистическое окружение» поставит своей непременной целью свержение в России социалистического правительства. Революция в Германии виделась единственной возможностью удержания власти в России советским правительством.
Иначе считал Ленин. В октябре 1917 года, прорвавшись из швейцарского небытия в Россию и стремительно захватив там власть, он показал своим многочисленным противникам, как недооценивали они этого уникального человека – лидера немногочисленной экстремистской секты. Большевизм не только получил власть в России, но и создал плацдарм для наступления мировой революции и организации коммунистического переворота в той самой Германии, от которой, как всеми предполагалось, будет зависеть конечная победа социализма в мире. Германская революция отходила для Ленина на второй план перед уже победившей российской революцией. И даже больше: Ленин не спешил теперь с победой революции в Германии, поскольку в этом случае центр тяжести коммунистического мира переместился бы в индустриальный Запад, а Ленин остался бы главой правительства «отсталой», «неразвитой» и «некультурной» страны, которая, после победы коммунизма в Германии, просто перестала бы всех интересовать.
В свете изменившихся взглядов Ленина на революцию в Германии и необходимо рассматривать историю Брест-Литовских переговоров декабря 1917 – марта 1918 года, закончившуюся подписанием мира с Германией и другими странами Четверного союза в марте 1918 года. Позиция Ленина на этих переговорах – отстаивание им мира с аннексиями и контрибуциями ради «передышки» в войне с Германией – кажется настолько разумной, что только и не перестаешь удивляться авантюризму, наивности и беспечному идеализму всех его противников – от левых коммунистов, возглавляемых Николаем Бухариным и Дзержинским, до Троцкого с его формулой «ни война, ни мир».
Правда, позиция Ленина казалась правильной прежде всего потому, что апеллировала к привычным для большинства людей понятиям: слабая армия не может воевать против сильной; если невозможно сопротивляться, нужно подписывать мир. Но это была логика обывателя, а не революционера. С такой психологией нельзя было захватить власть в октябре 1917 года и удержать ее против блока социалистических партий, как удержали Ленин и Троцкий в ноябрьские дни. С таким подходом к проблеме войны и мира вообще нельзя было быть революционером. За исключением Ленина весь актив большевистской партии был против подписания Брестского мира. И никто не смотрел на состояние дел столь пессимистично, как Ленин.
Брестский мир, несомненно, убивал шансы, сколько бы их ни было, на революцию в Германии, а значит, и на скорую революцию в Европе. По иронии судьбы получалось, что для победы революции в России нужно было принести в жертву возможную победоносную революцию в Германии, а для успеха революции в Германии, может быть, пришлось бы пожертвовать советской властью в России. Именно эту альтернативу заключал в себе для большевистского руководства Брестский мир.
Положение, в котором находились лидер германских коммунистов Карл Либкнехт и глава советского правительства Ленин, не было схожим. Германские коммунисты требовали революции в Германии ради мировой революции. Ленин выступал за сохранение власти любой ценой Совнаркомом, чтобы удержать власть в собственных руках, а со временем господствовать над международным коммунистическим движением. Либкнехт видел залог победы в германской революции. Ленин – в игре на противоречиях между Четверным союзом и Антантой12. Либкнехт был заинтересован в том, чтобы Германия как можно скорее проиграла войну. Ленин, подписывая сепаратный мир, хотел, чтобы Германия не проигрывала войны как можно дольше. Но заключая Брестский мир и оттягивая германское поражение, Ленин делал именно то, в чем фактически обвинял его Либкнехт: саботировал германскую революцию.
В самой России в вопросе о переговорах с Германией большевистская партия не была едина даже тогда, когда под переговорами подразумевались подписание мира без аннексий и контрибуций, ведение революционной пропаганды и оттяжка времени при одновременной подготовке к революционной войне. Сторонники немедленной революционной войны (со временем их стали называть «левыми коммунистами») первоначально доминировали в двух столичных партийных организациях. Из 400 членов большевистской фракции Моссовета только 13 поддерживали предложение Ленина подписать сепаратный мир с Германией. Остальные 387 голосовали за революционную войну. Против германских условий мира высказывалось большинство Петроградского комитета партии. Одновременно против Ленина выступили возглавляемые левыми коммунистами ряд крупнейших партийных комитетов Урала, Украины и Сибири.
Вернувшийся из эмиграции Ленин, и без того не пользовавшийся авторитетом у «подпольщиков» типа Свердлова, Дзержинского, Сталина и Каменева, считавших (может быть, справедливо), что революция была подготовлена ими, а не приехавшими на все готовое эмигрантами (Лениным и Троцким), рисковал из-за мирных переговоров с «кайзеровской Германией» потерять контроль над собственной партией, обретенный в ходе тяжелой битвы по вопросу о формировании «однородного социалистического правительства». Вопрос о мире с Германией трансформировался в вопрос о власти Ленина в партии большевиков. И Ленин развернул отчаянную кампанию против своих оппонентов.
Исходная позиция Ленина была слабой. Большинство партийного актива выступило против германских требований, за разрыв переговоров и за объявление революционной войны «германскому империализму» с целью установления коммунистического режима в Европе. Ленин же пытался убедить своих соратников, что без заключения немедленного мира большевистское правительство падет. Однако на партийном совещании 8 (21) января 1918 года, посвященном проблеме мира с Германией, Ленин потерпел поражение. Его тезисы одобрены не были. Протокольная запись совещания оказалась «не сохранившейся». Сами тезисы, видимо, запретили печатать. При итоговом голосовании за предложение Ленина подписать сепаратный мир голосовало 15 человек, в то время как 32 поддержали левых коммунистов, а 16 – Троцкого, впервые предложившего в тот день не подписывать формального мира и во всеуслышание заявить, что Россия не будет вести войну и демобилизует армию13.
Известная как формула «ни война, ни мир» установка Троцкого годы спустя вызвала споры и нарекания. Чаще всего она преподносилась как что-то несуразное. Между тем формула Троцкого имела вполне конкретный практический смысл. Троцкий исходил из того, что Германия не в состоянии вести крупные наступательные действия на русском фронте (иначе бы немцы не сели за стол переговоров) и что «в моральном смысле» большевики должны быть «чисты перед рабочим классом всех стран». Кроме того, важно было опровергнуть всеобщее убеждение, что большевики являются германскими агентами и просто подкуплены немцами, а все происходящее на переговорах не более как хорошо разыгранный спектакль, в котором давно распределены роли14.
Левые коммунисты предлагали вести войну по-джентльменски, заблаговременно объявив о ней противнику. Троцкий призывал объявить о мире, выждать, пока появятся силы, а затем начать военные действия, никому о том не объявляя; говоря современным языком – вести против немцев «гибридную войну». Левым коммунистам было важно сохранить чистоту своих принципов, даже если за это нужно было заплатить гибелью Совнаркома. Троцкий нашел более спокойный выход, не поступался принципами, но и не рисковал объявлением Германии революционной войны. И только Ленин упрямо настаивал на сепаратном соглашении с немцами на условиях, продиктованных Германией.
На заседании ЦК 11 (24) января он снова выступил с тезисами о заключении мира и снова потерпел поражение. Формула Троцкого «войну прекращаем, мира не заключаем, армию демобилизуем» была принята 9 голосами против 7. С другой стороны, 11 голосами против двух при одном воздержавшемся была отклонена резолюция левых коммунистов, призывавшая к немедленной революционной войне15.
На состоявшемся вечером 17 февраля заседании ЦК вновь отверг 6 голосами против 5 предложение Ленина о немедленном согласии подписать германские условия и поддержал формулу Троцкого. На заседании ЦК утром 18 февраля резолюция Ленина снова была провалена перевесом в один голос: 6 против 7. Новое заседание Ленин назначил на вечер. Только вечером 18 февраля, после продолжительных споров, 7 голосами против 5 предложение Ленина было, наконец, принято1617.
19 февраля Ленин выступил с защитой тезисов о подписании мира на объединенном заседании большевистской и левоэсеровской фракций ВЦИКа с двухчасовой речью. Вероятно, он рассчитывал на победу. Но неожиданно для Ленина большинство членов ВЦИКа высказалось против принятия германских условий мира. Протокол заседания ВЦИКа от 19 февраля «не сохранился», но на следующий день орган московской большевистской организации газета «Социал-демократ» поместил краткий отчет о заседании фракций: «Большинство стояло на той точке зрения, что русская революция выдержит испытание; решено сопротивляться до последней возможности»18.
На заседании ЦК 22 февраля произошел фактический раскол большевистской партии. В 10:30 утра следующего дня немцы предъявили ультиматум, срок которого истекал через 48 часов. Ультиматум огласил Свердлов. Советское правительство должно было согласиться на независимость Курляндии, Лифляндии, Эстляндии, Финляндии и Украины (с последней они должны были заключить мир), способствовать передаче Турции анатолийских провинций, признать невыгодный для России русско-германский торговый договор 1904 года, дать Германии право наибольшего благоприятствования в торговле до 1925 года, предоставить право свободного и беспошлинного вывоза в Германию руды и другого сырья и отказаться от всякой агитации и пропаганды против Центральных держав на оккупированных ими территориях. Договор должен был быть ратифицирован в течение двух недель19.
Ленин потребовал немедленного согласия на германские условия, сказав, что в противном случае уйдет в отставку. Троцкий в связи с этим заявил, что без Ленина в партии не может быть «максимального единодушия» и он не возьмет на себя ответственность «голосовать за войну». Вслед за Троцким отказались голосовать против Ленина еще два левых коммуниста: Дзержинский и Адольф Иоффе. В итоге Троцкий, Дзержинский, Николай Крестинский и Иоффе – противники Брестского мира – воздержались при голосовании. Урицкий, Бухарин, Георгий Ломов и Андрей Бубнов голосовали против. А Свердлов, Сталин, Григорий Зиновьев, Григорий Сокольников, Ивар Смилга и Елена Стасова поддержали Ленина. 7 голосами против 4 при 4 воздержавшихся германский ультиматум был принят20.
Однако победа ленинского меньшинства при голосовании по столь важному вопросу повергла ЦК в еще большее смятение. Несколько человек заявили об отставке. Троцкий сказал, что «голосовал бы иначе, если бы знал, что его воздержание поведет к уходу товарищей». Ленин соглашался теперь на «немую или открытую агитацию против подписания», только чтоб не уходили с постов и пока что подписали мир. Но левые коммунисты ушли, оговорив за собой право агитировать за войну в партийной прессе21.
Совместное заседание ЦК РСДРП(б) и ЦК ПЛСР было назначено на вечер 23 февраля. Протокол его числится в ненайденных, и о том, как проходило заседание, ничего не известно. Ряд сведений указывает на то, что большинство ПЛСР поддержало Троцкого. Вопрос затем передали на обсуждение фракций ВЦИКа, заседавших всю ночь с 23 на 24 февраля то порознь, то совместно. Небольшой зал, отведенный для фракции большевиков, был забит до отказа. Кроме фракции там находились члены Петроградского совета и партийный актив города. Заседание вел Свердлов. В 5:25 утра голосование завершилось: за ленинскую резолюцию проголосовало 116 членов ВЦИКа (большевики), против – 85 (эсеры, меньшевики, анархисты, левые эсеры), 26 человек – левые эсеры, сторонники подписания мира – воздержались при голосовании.
Брест-Литовский договор мог вступить в силу только после ратификации его четырьмя инстанциями: партийными съездами большевиков и левых эсеров, съездом Советов и германским рейхстагом. В распоряжении сторонников и противников мира оставалось, таким образом, две недели (оговоренные немцами как предельный срок для ратификации).
6 марта в 8:45 вечера Седьмой экстренный съезд партии, созванный специально для ратификации мирного договора с Германией, открылся в Таврическом дворце. Съезд не был представительным. В его выборах могли «принять участие лишь члены партии, состоявшие в ней более трех месяцев», то есть только те, кто вступил в ряды РСДРП(б) до октябрьского переворота. Кроме того, делегатов съехалось мало. Даже 5 марта не было понятно, откроется съезд или нет, будет ли он правомочным. Свердлов на предварительном совещании признал, что «это конференция, совещание, но не съезд». И поскольку такой «съезд» никак нельзя было назвать «очередным», он получил титул «экстренного».
Собирали его в страшной спешке. Нет точных данных о числе делегатов, можно предположить, что в нем участвовало 47 делегатов с решающим голосом и 59 – с совещательным, формально представлявших 169 200 членов РКП(б)22. Всего же по данным, непроверенным и неточным, в партии большевиков насчитывалось в то время до 300 000 членов, не так уж много, если учесть, что к моменту созыва Шестого съезда РСДРП(б) в июле 1917 года, когда партия еще не была правящей, в ее рядах числилось уже около 240 тыс., причем с апреля по июль 1917 года партия увеличилась в три раза. Теперь же, по заявлению Свердлова, тираж «Правды» упал с 220 тыс. в октябре 1917 года до 85 тыс., причем распространялась газета фактически только в Петрограде и окрестностях23.
Когда-то единая большевистская партия теперь была расколота на две. Самым ярким проявлением этого раскола стало издание левыми коммунистами с 5 марта газеты «Коммунист» (под редакцией Бухарина, Радека и Урицкого) – органа Петербургского комитета и Петербургского окружного комитета РСДРП(б). В Москве левые коммунисты издавали журнал под тем же названием. Ленин противостоял левым в основном через «Правду».
7 марта в 12 часов дня с первым докладом съезда – о Брестском мире – выступил Ленин, попытавшийся убедить делегатов в необходимости ратифицировать соглашение. При этом текст договора держался в тайне и делегатам съезда сообщен не был. Было понятно, что, ознакомившись с самим договором, съезд соглашение отвергнет.
За знакомым сегодня каждому «Брестским мирным договором» стояли условия более тяжкие, чем Версальский мирный договор, подписанный Германией 28 июня 1919 года. В смысле территориальных изменений Брест-Литовское соглашение предусматривало очищение Россией провинций Восточной Анатолии, Ардаганского, Карсского и Батумского округов «и их упорядоченное возвращение Турции», подписание немедленного мира с Украинской Республикой и признание мирного договора между Украиной и странами Четверного союза. Фактически это означало передачу Украины, из которой должны были быть выведены все русские и красногвардейские части, под контроль Германии. Эстляндия и Лифляндия также очищались от русских войск и Красной гвардии. Восточная граница Эстляндии проходила теперь примерно по реке Нарве. Восточная граница Лифляндии – через Чудское и Псковское озера. Финляндия и Аландские острова тоже освобождались от русских войск и Красной гвардии, а финские порты – от русского флота и военно-морских сил24.
На отторгнутых территориях общей площадью 780 тыс. кв. км с населением 56 млн человек (треть населения Российской империи) до революции находилось 27 % обрабатываемой в стране земли, 26 % всей железнодорожной сети, 33 % текстильной промышленности, выплавлялось 73 % железа и стали, добывалось 89 % каменного угля, находилось 90 % сахарной промышленности и, главное, 40 % промышленных рабочих, которые уходили теперь «под иго капитала». Очевидно, что без всего этого нельзя было построить «социалистическое хозяйство» и противостоять «капиталистам». Ленин сравнил этот мир с Тильзитским25: по Тильзитскому миру Пруссия лишилась примерно половины своей территории и 50 % населения. Но в абсолютных цифрах территориальные и людские потери были несравнимы. Территория России стала теперь меньше, чем в допетровскую эпоху.
Именно этот мир защищал Ленин. С ответной речью выступил Бухарин. Он указал, что русская революция будет либо «спасена международной революцией, либо погибнет под ударами международного капитала». Единственный выход Бухарин видел в том, чтобы начать против «германского империализма» революционную войну, которая, несмотря на неизбежные поражения первого этапа такой войны, принесет в конечном итоге победу, поскольку «чем дальше неприятель будет продвигаться в глубь России, тем в более невыгодные для него условия он будет попадать»26.
Урицкий не согласился с ленинским сравнением Брестского мира с Тильзитским. «Не немецкий рабочий класс заключал мир в Тильзите, – сказал он, – подписала его другая сторона». Урицкий предложил поэтому «отказаться от ратификации договора», хотя и понимал, что разрыв с Германией «принесет вначале на поле брани целый ряд поражений», которые, впрочем, «могут гораздо больше содействовать развязке социалистической революции в Западной Европе», чем «похабный мир» Ленина27.
8 марта в 11:40 дня открылось четвертое, предпоследнее, заседание съезда. Вторично получил слово Бухарин, вновь призвавший к революционной войне. Ленин снова пригрозил отставкой в случае отказа съезда ратифицировать мир. При поименном голосовании за ленинскую резолюцию высказалось 30 человек, против – 12. Четверо воздержалось. За резолюцию левых коммунистов голосовало 9 человек, против – 28. Правда, резолюция Ленина, получившая большинство, о мире не упоминала, а оговаривала «передышку» для подготовки к революционной войне. Публиковать такую резолюцию было совершенно невозможно, поскольку немцами она была бы воспринята как расторжение мира и объявление войны. Поэтому Ленин настоял на принятии съездом поправки: «Настоящая резолюция не публикуется в печати, а сообщается только о ратификации договора».
Кроме этого, со всех делегатов съезда была взята подписка о неразглашении происходившего на съезде ввиду «государственной важности вопроса». Наконец, Ленин потребовал от делегатов вернуть текст резолюции о мире ради «сохранения военной тайны», поскольку «сообщения, содержащие военную тайну, делаются устно». Но это требование категорически отверг Свердлов: «Каждый вернувшийся домой должен сделать отчет в своей организации, по крайней мере центрам, и вы должны будете иметь эти резолюции»28.
Заставив партию подписаться под Брестским договором, Ленин одержал блестящую тактическую победу. Однако его положение осложнялось тем, что в оппозиции по этому вопросу оказывались основные социалистические партии России, представленные во ВЦИКе: левые эсеры, меньшевики, эсеры и анархисты-коммунисты. С этими партиями еще только предстояло столкнуться во время ратификации Брестского договора съездом Советов. Перенос столицы советской России из Петрограда в Москву, подальше от линии фронта, также говорил не о мирных намерениях советского правительства, а о его готовности в случае необходимости сдать Петроград, но продолжать войну.
14 марта в Москве открылся съезд Советов, где должны были ратифицировать Брестский мирный договор. Как и Седьмой партийный съезд, он не был представительным и получил название «чрезвычайного». На съезде Советов присутствовало 1172 делегата, в том числе 814 большевиков и 238 левых эсеров. Впервые и специально для делегатов съезда в количестве 1000 экземпляров был отпечатан текст Брест-Литовского мирного договора. При итоговом голосовании договор был ратифицирован большинством в 784 голоса против 261 при 115 воздержавшихся29.
Следствием этого голосования, однако, явился выход левых эсеров из правительства с правом публичной критики Брестского мира. Тогда же левыми эсерами был поднят вопрос о создании совместно с левыми коммунистами оппозиционной Ленину партии, и даже предлагалось «арестовать Совет народных комиссаров» во главе с Лениным, объявить войну Германии, немедленно после этого освободить арестованных членов СНК и сформировать новое правительство из сторонников революционной войны. Сами левые коммунисты позднее рассказывали о тех днях:
По вопросу о Брестском мире, как известно, одно время положение в ЦК партии было таково, что противники Брестского мира имели в ЦК большинство [...] Во время заседания ЦИК, происходившего в Таврическом дворце, когда Ленин делал доклад о Бресте, к Пятакову и Бухарину во время речи Ленина подошел левый эсер Камков [и] [...] полушутя сказал: «Ну что же вы будете делать, если получите в партии большинство? Ведь Ленин уйдет, и тогда нам с вами придется составлять новый Совнарком. Я думаю, что председателем Совнаркома мы выберем тогда тов. Пятакова» [...] Уже после заключения Брестского мира [...] тов. Радек зашел к [...] [левому эсеру] Прошьяну для отправки по радио какой-то резолюции левых коммунистов. Прошьян смеясь сказал тов. Радеку: «Все вы резолюции пишете. Не проще было бы арестовать на сутки Ленина, объявить войну немцам и после этого снова единодушно избрать тов. Ленина председателем Совнаркома». Прошьян тогда говорил, что, разумеется, Ленин как революционер, будучи поставлен в необходимость защищаться от наступающих немцев, всячески ругая нас и вас (вас – левых коммунистов), тем не менее лучше кого бы то ни было поведет оборонительную войну [...] Любопытно отметить, что [...] когда после смерти Прошьяна тов. Ленин писал о последнем некролог, тов. Радек рассказывал об этом случае тов. Ленину, и последний хохотал по поводу такого «плана»30.
Но это Ленин после смерти Прошьяна «хохотал» (если Радек не обманывает), во второй половине декабря 1918 года31. Весной и летом 1918 года Ленин, безусловно, опасался, что левые эсеры и левые коммунисты попробуют сформировать свою новую партию и выступят против него и политики Совнаркома.
Чем дольше длилась «передышка», тем очевиднее становились просчеты Ленина. Брестский мир остался бумажной декларацией. Ни одна из сторон не смотрела на него как на выполнимый и окончательный. Главным провалом в планах Ленина было то, что Брестский мир оказался безоговорочной капитуляцией в неограниченных пределах. Чем ближе к демаркационной линии (или к районам интервенции), тем очевиднее становилось, что подписанный Лениным договор был только началом всех проблем, связанных с вопросами войны и мира. Это относилось прежде всего к районам, отданным под турецкую и германскую оккупацию. В Закавказье Ленин уступил не три закавказских округа – Каре, Батум и Ардаган, а все Закавказье. Под германскую оккупацию была отдана Украина, где вот-вот должна была утвердиться советская власть. Под давлением Ленина ЦК согласился обменяться послами с «империалистической Германией».
Сегодня шаг этот не кажется из ряда вон выходящим. Но в апреле 1918 года, когда германская революция могла разразиться в любой момент, официальное признание советским правительством «гогенцоллернов», никак не оправдываемое необходимостью сохранения ленинской «передышки», с точки зрения интересов германской (и мировой) революции было уже не просто ошибкой: это было преступление.
Немцы назначили послом в РСФСР графа Мирбаха, уже проведшего ранее в Петрограде несколько недель, а потому знакомого в общих чертах с ситуацией. Мирбах прибыл в Москву 23 апреля. Посольство разместилось в двухэтажном особняке, принадлежавшем вдове сахарозаводчика и коллежского советника фон Берга (ныне улица Веснина, дом № 5). Приезд посла совпал по времени с переворотом в Украине32, занятием германскими войсками Финляндии, планомерным (пусть и постепенным) продвижением немецких войск восточнее линии, очерченной Брестским соглашением.
Советское правительство дало знать Мирбаху о своем недовольстве при вручении верительных грамот 26 апреля. Оно проходило в самой обыденной обстановке. По окончании официальной церемонии Свердлов не предложил Мирбаху сесть и не удостоил его беседы. 16 мая во время встречи с германским послом в Кремле Ленин признался Мирбаху, что число его противников растет и ситуация в стране более серьезная, чем месяц назад. Он указал также, что состав его противников за последнее время изменился. Раньше это были представители правых партий; теперь же у него появились противники в собственном лагере, где сформировалось левое крыло. Главный довод оппозиции: Брестский мир, который Ленин все еще готов отстаивать, был ошибкой; все большие районы российской территории оказывались под германской оккупацией; не ратифицирован до сих пор мир с Финляндией, нет мира с Украиной; усиливается голод. До действительного мира, указал Ленин, очень далеко, а ряд событий последнего времени подтверждает правильность выдвинутых левой оппозицией доводов.
