Текст книги "От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство"
Автор книги: Юрий Фельштинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 56 страниц)
Сообщая о беседе с Лениным в Берлин, Мирбах отметил, что тот не угрожал ему возможной переориентацией советской политики в сторону Антанты. Он просто подчеркнул, что лично его, Ленина, положение в партии и правительстве крайне шатко.
Отчет Мирбаха о беседе с Лениным буквально единственный известный нам документ, содержавший признание Лениным провала брестской политики. Брестский мир не принес ни заветного мира, ни обещанной Лениным «передышки». С точки зрения германского руководства Брестское соглашение было военным мероприятием и служило средством помощи Западному фронту. Если так, то с ухудшением положения Германии на Западе увеличивались ее аппетиты на Востоке. Военные действия не прекращались на Востоке ни на день. Германия предъявляла все новые и новые ультиматумы, занимала целые районы и города, находящиеся восточнее установленной Брестским договором границы, только потому, что этого требовала военная необходимость.
Оправдались худшие из опасений большинства партийного актива. 22 мая в опубликованном в «Правде» циркулярном письме ЦК, написанном, очевидно, по инициативе Свердлова, признавалось, что большевистская партия переживает «крайне острый критический период», острота которого усугубляется тяжелым «внутрипартийным состоянием», поскольку «в силу ухода массы ответственных партийных работников» многие партийные организации ослабли. Одной из основных причин кризиса в партии был откол левого крыла РКП(б), указывали авторы письма ЦК и заключали: «Никогда еще мы не переживали столь тяжелого момента»33. Двумя днями позже в статье «О голоде (Письмо питерским рабочим)» Ленин подтверждал, что из-за продовольственных трудностей и охватившего громадные районы страны голода советская власть близка к гибели34.
29 мая ЦК обратился к членам партии с еще одним письмом, написанным, видимо, также по инициативе Свердлова, где подчеркивалось, что «кризис», переживаемый партией, «очень и очень силен», число членов уменьшается, идет упадок качественный, участились случаи внутренних конфликтов, «нередки конфликты между партийными организациями и фракциями» партии в советах и исполнительных комитетах. «Стройность и цельность партийного аппарата нарушены. Нет прежнего единства действий. Дисциплина, всегда столь крепкая», ослабла. «Общий упадок партийной работы, распад в организациях безусловны»35.
Вопрос о катастрофическом состоянии советской республики обсуждался на заседании ВЦИКа 4 июня. С речами выступали многие видные большевики, в том числе Ленин и Троцкий. Ленин признал, что «перед нами теперь, летом 1918 года, может быть, один из самых трудных... самых тяжелых и самых критических переходов нашей революции», причем не только «с точки зрения международной», но и внутренней: «приходится испытывать величайшие трудности внутри страны [...] мучительный продовольственный кризис, мучительнейший голод»36. Троцкий вторил: «Мы входим в два-три наиболее критических месяца русской революции». А за стенами ВЦИКа был даже более пессимистичен: «Мы уже фактически покойники; теперь дело за гробовщиком»37.
15 июня в заседании Петроградского совета Зиновьев делал сообщение о положении в Западной Сибири, на Урале и на востоке европейской России в связи с продвижением войск чехословацкого корпуса: «Мы побеждены, но не ползаем у ног. Если суждено быть войне, мы предпочитаем, чтобы в крови захлебнулись наши классовые противники». Присутствовавший там же Михаил Лашевич, член ВЦИКа и Петросовета, выступил с речью, во время которой, угрожая «врагам революции», вынул браунинг и закончил выступление словами: «Помните только одно, что бы ни случилось, может быть нам и суждено погибнуть, но 14 патронов вам, а пятнадцатый себе»38.
Этих четырнадцати патронов хватило, чтобы месяц спустя, в ночь с 16 на 17 июля, по приказу Ленина и Свердлова уничтожить российскую императорскую фамилию.
Ленина теперь могла согревать лишь мысль о дальнейшем отступлении в глубь России. Когда Троцкий спросил его, что он думает делать, «если немцы будут все же наступать» и «двинутся на Москву», Ленин ответил:
Отступим дальше, на восток, на Урал... Кузнецкий бассейн богат углем. Создадим Урало-Кузнецкую республику, опираясь на уральскую промышленность и на кузнецкий уголь, на уральский пролетариат и на ту часть московских и питерских рабочих, которых удастся увезти с собой... В случае нужды уйдем еще дальше на восток, за Урал. До Камчатки дойдем, но будем держаться. Международная обстановка будет меняться десятки раз, и мы из пределов Урало-Кузнецкой республики снова расширимся и вернемся в Москву и Петербург.
Троцкий объяснял, что «концепция Урало-Кузнецкой республики» Ленину была «органически необходима», чтобы «укрепить себя и других в убеждении, что ничто еще не потеряно и что для стратегии отчаяния нет и не может быть места»39.
Ленину было важнее стоять во главе правительства Камчатской республики, чем уступить власть, пусть даже ради революции в Европе. Но верил ли в Камчатскую советскую республику кто-нибудь, кроме него? Видимо, нет. Во всяком случае, идея отступления до Камчатки (когда Дальний Восток был под угрозой японской оккупации) никого не вдохновляла.
Примерно с 5 марта 1918 года, когда начал свою работу Седьмой съезд РСДРП(б), начинается очевидное восхождение Свердлова, оттеснявшего Ленина от руководства партией и правительством. И когда 18 марта в связи с выходом из советского правительства всех левых эсеров и некоторых левых коммунистов, через день после окончания работы Четвертого съезда Советов, Совнарком рассмотрел вопрос «об общеминистерском кризисе», с сообщением по этому поводу выступил Свердлов, формально членом СНК не являвшийся, но постепенно перенимавший функции Ленина в Совнаркоме.
В марте-апреле Свердлов в основном занят координацией сотрудничества различных политических группировок. В мае–июне он берет на себя всю партийную работу и функции генсека; назначается ЦК содокладчиком Ленина, то есть начинает играть при Ленине роль партийного комиссара. Именно Свердлов зачитывал вместо Ленина на Московской общегородской партийной конференции 13 мая «Тезисы ЦК о современном политическом положении». В протоколе заседания ЦК от 18 мая Свердлов в списке присутствующих стоит на первом месте. Заседание ЦК 19 мая – полный триумф Свердлова. Ему поручают абсолютно все партийные дела, что следовало из протокола ЦК, впервые опубликованного только в апреле 1989 года. Ленину на том заседании дали лишь одно задание, которое трудно назвать ответственным: «провести через Совнарком разрешение т. [Юрию] Стеклову на присутствие там».
Проследить дальнейший рост влияния Свердлова (и падение авторитета Ленина) по протоколам ЦК не представляется возможным, так как протоколы за период с 19 мая по 16 сентября 1918 года не обнаружены. Очевидно, что многочисленные протоколы ЦК того времени «не сохранились» именно потому, что в них в крайне невыгодном для Ленина свете выглядело все с ним происходившее.
По линии Секретариата ЦК (то есть Свердлова) вопреки воле Ленина с мая велась усиленная подрывная антигерманская деятельность в Украине. 3 мая для ослабления военной мощи Германии и подготовки коммунистического переворота в Украине ЦК большевистской партии принял две резолюции о создании украинской компартии. Текстов этих резолюций в протоколе заседания ЦК нет, и не случайно. Одна из резолюций – о выделении Украинской компартии из состава РКП(б) в самостоятельную партию – подлежала публикации. Вторая – говорила о том, что компартия Украины является составной частью РКП(б). Иными словами, публично заявив о независимости украинской компартии, ЦК снял с себя формальную ответственность за подрывную деятельность, к которой готовились большевики в оккупированной немцами Украине. Антигерманские акты могли проводиться теперь фактически открыто, без риска осложнить и без того плохие советско-германские или советско-украинские отношения. Получаемые в связи с этим германские протесты заместитель наркома иностранных дел Георгий Чичерин отклонял на том основании, что большевики России к украинским большевикам отношения не имеют. Вместе с тем в запасе оставалась вторая резолюция, напоминавшая украинским большевикам, что самостоятельной партией они не являются, а подчинены единому ЦК российской компартии.
Летом 1918 года после провала крупномасштабного немецкого наступления на Западном фронте и высадки американских войск во Франции вырисовалась неизбежность поражения Германии в мировой войне. Немецким лидерам стало очевидно, что наступление в глубь России теперь не целесообразно не только с политической, но и с военной точки зрения. Обычно самоуверенный Людендорф в меморандуме статс-секретарю иностранных дел 9 июня указал, что из-за нехватки кадров на Западном фронте командование армией вынуждено еще больше ослабить дивизии на Восточном. «Они достаточно сильны, чтобы выполнять задачи оккупационного порядка, – продолжал Людендорф, – но, если положение на востоке ухудшится, они не справятся с ним»40.
Однако не лучше было и положение Ленина. 25 июня в письме Кюльману Мирбах подвел черту под большевистским периодом правления в России, указав, что «после двухмесячного внимательного наблюдения» уже не может «поставить большевизму благоприятного диагноза. Мы, несомненно, стоим у постели опасно больного человека, состояние которого может иной раз и улучшиться, но который обречен», – писал Мирбах и предложил заполнить «образовавшуюся пустоту» новыми «правительственными органами, которые мы будем держать наготове и которые будут целиком и полностью состоять у нас на службе»41.
Разумеется, происходящее в германском посольстве не осталось незамеченным для советской госбезопасности. В дни, когда Мирбах отсылал в Берлин свои предложения о необходимости изменения германской восточной политики, в ВЧК, возглавляемой левым коммунистом Дзержинским, создали отдел «по наблюдению за охраной посольства и за возможной преступной деятельностью посольства». На должность заведующего этим отделом назначили будущего убийцу германского посла левого эсера Якова Григорьевича Блюмкина, молодого человека 19–20 лет.
Следует отметить, что сотрудники германского посольства давно уже жили в предчувствии неприятных происшествий. 4 июня советник германской миссии в Москве Курт Рицлер в поразительном по своей эмоциональности послании в Берлин в самых черных красках описывал будущее:
За последние две недели положение резко обострилось. На нас надвигается голод, его пытаются задушить террором. Большевистский кулак громит всех подряд. Людей спокойно расстреливают сотнями. Все это само по себе еще не так плохо, но теперь уже не может быть никаких сомнений в том, что материальные ресурсы большевиков на исходе. Запасы горючего для машин иссякают, и даже на латышских солдат, сидящих в грузовиках, больше нельзя полагаться – не говоря уже о рабочих и крестьянах. Большевики страшно нервничают, вероятно, чувствуя приближение конца, и поэтому крысы начинают заблаговременно покидать тонущий корабль. [...] Карахан42 засунул оригинал Брестского договора в свой письменный стол. Он собирается захватить его с собой в Америку и там продать, заработав огромные деньги на подписи [германского] императора. [...]
Никто не в состоянии предсказать, как они [большевики] встретят свой конец, а их агония может продлиться еще несколько недель. Может быть, они попытаются бежать в Нижний или в Екатеринбург. Может быть, они собираются в отчаянии упиться собственной кровью, а может, они предложат нам убраться, чтобы разорвать Брестский договор (который они называют «передышкой») – их компромисс с типичным империализмом, спасши таким образом в свой смертный миг свое революционное сознание. Поступки этих людей абсолютно непредсказуемы, особенно в состоянии отчаяния. Кроме того, они снова уверовали, что все более обнажающаяся «военная диктатура» в Германии вызывает огромное сопротивление, особенно в результате дальнейшего продвижения на восток, и что это должно привести к революции. Это недавно написал Сокольников, основываясь, очевидно, на сообщениях [советского полпреда в Берлине] Иоффе. [...] Прошу извинить меня за это лирическое отступление о состоянии хаоса, который, даже со здешней точки зрения, уже совершенно невыносим43.
Заведенная Лениным в тупик, доведенная до кризиса, расколотая и слабеющая большевистская партия могла ухватиться теперь лишь за соломинку, которую в марте 1918 года протягивал ей Троцкий: «Сколько бы мы ни мудрили, какую бы тактику ни изобрели, спасти нас в полном смысле слова может только европейская революция»44. А для ее стимулирования необходимо разрубить затянутый узел советско-германских отношений и так сплотить расколотую большевистскую партию, на что категорически не соглашался Ленин.
Возможно, возобновлять войну летом 1918 года было не менее рискованно, чем продолжать ее в марте. Но в июне большевикам уже не из чего было выбирать. Ленинская политика «передышки» была испробована и не дала положительных результатов. В июне уже не имело значения, прав ли был Ленин в марте. Революция за три месяца передышки потеряла свой бескомпромиссный динамичный бег. Агония и отчаяние большевистского режима достигли своей высшей точки. Ее можно определить с точностью до дня – 6 июля 1918 года, когда приехавшие с мандатом Дзержинского и его заместителя Ивана Ксенофонтова в особняк германского посольства двое сотрудников советской госбезопасности – Блюмкин и Андреев – потребовали встречи с послом Германии Мирбахом по чрезвычайно важному делу. В этот миг было спасено большевистское правительство, а вместе с ним по еще большей иронии судьбы ленинская брестская «передышка».
12 Четверной союз, или Центральные державы (Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария), в Первой мировой войне были противниками как Российской империи, так и революционных образований на ее обломках, в частности России и Украины. После Февральской революции и Октябрьского переворота продолжала существовать и воевать Антанта (англо-франко-русское соглашение). Только Брестские соглашения де-юре прекратили войну на Восточном фронте.
13 См. Ленинский сборник, Т. 11. М.-Л. 1929. С. 41.
14 Там же.
15 Протоколы Центрального комитета РСДРП(б). Август 1917 – февраль 1918. М. 1958. С. 167–173.
16 Там же. С. 204.
17 27 января (9 февраля) 1918 года в Бресте был подписан мирный договор между Четверным союзом и Украинской Народной Республикой. Вскоре украинское правительство обратилось к немецкому и австрийскому за помощью в изгнании большевиков с территории Украины, и как раз 18 февраля немецкая армия начала наступление на восток. Вот почему в этот день ленинские аргументы наконец подействовали на его соратников.
18 Социал-демократ. 1918. 20 февраля. № 28.
19 Документы внешней политики СССР. Т. 1. М. 1959. С. 112–113; L’Allemagne et les problemes de la paix pendant la premiere guerre mondiale. Documents extraits des archives de l’Office allemand des Affairs etrangeres, pub. etann. par A. Schereret, J. Grunewald. liv. III. De la revolution Sovietique a la paix de Brest-Litovsk (9 novembre 1917 – 3 mars 1918). Paris. 1976. Док. №№ 268, 269, 271 от 19 февраля 1918 г.
20 Протоколы ЦК РСДРП. С. 211–215.
21 Там же. С. 216–218.
22 Именно этот съезд принял решение о переименовании Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков), РСДРП(б), в Российскую коммунистическую партию (большевиков), РКП(б).
23 Седьмой экстренный съезд РКП(б). Март 1918 г. Стенографический отчет. М. 1962. С. 21, 191, 192, 235, 357; Протоколы съездов и конференций Всесоюзной коммунистической партии (б). Седьмой съезд. Март 1918 г. Под ред. Д. Кина и В. Сорина. М.-Л. 1928. С. VIII, 1, 4, 8.
24 Документы внешней политики СССР. Т. 1. С. 121–122.
25 Тильзитский мир – мирный договор, заключенный в период с 13 (25) июня по 25 июня (7 июля) 1807 года в Тильзите (с 1946 года город Советск в Калининградской области) между Александром I и Наполеоном после Войны четвертой коалиции 1806–1807 годов, в которой Россия воевала на стороне Пруссии.
26 Седьмой съезд РКП(б). С. 33–50.
27 Там же. С. 41–44.
28 Там же. С. 101–103, 109–114, 123–127.
29 Четвертый Чрезвычайный всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов. М. 1920. С. 23, 48-51, 64.
30 Правда. 1923. 15 декабря. № 285; 1923. 16 декабря. № 286; 1924. 3 января. № 2.
31 Публиковалось все это, когда Ленин уже не функционировал и подтвердить или опровергнуть рассказ Радека о своем «хохоте» не мог (Ленин умер 21 января 1924 года). Прошьян умер 16 декабря 1918 года.
32 28 апреля 1918 года немецкие оккупационные власти арестовали украинское правительство и поставили управлять Украиной гетмана Павла Скоропадского, придерживавшегося прогерманского курса.
33 Деятельность Центрального комитета партии в документах (события и факты). Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 148–149.
34 Правда, 1918. 24 мая. № 101.
35 Деятельность Центрального комитета партии в документах. С. 150.
36 Протоколы заседаний ВЦИК IV созыва. Стенографический отчет. М. 1920. С. 376, 388.
37 Кармайкл Д. Троцкий. Сокр. пер. с англ. Иерусалим. 1980. С. 142.
38 Сообщение с Севера. Голос Киева. 1918. 21 июня. № 54.
39 Троцкий Л. О Ленине. Материалы для биографа. М. 1924. С. 88–89.
40 Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов. М. Центрполиграф, 2013. С. 227.
41 Там же. С. 231–232.
42 Лев Карахан, заместитель наркома по иностранным делам.
43 Там же. С. 222–224.
44 Седьмой экстренный съезд РКП(б). С. 63.
Глава 3 Заговор Дзержинского и восхождениеСвердлова
Июльский заговор 1918 года был, возможно, одним из самых многоплановых заговоров того времени. Можно сказать иначе: 6–7 июля 1918 года произошло сразу несколько заговоров. Назовем их.
Прежде всего, речь идет о заговоре Дзержинского против Ленина: убийство 6 июля сотрудниками ВЧК – Блюмкиным и Андреевым – германского посла графа Мирбаха с целью спровоцировать немцев на разрыв Брестского мира (если иметь в виду реакцию Германии), объявление советским правительством революционной войны против Германии и Австро-Венгрии (если иметь в виду реакцию большевиков) и отстранение Ленина от должности председателя СНК как автора провалившейся политики (если говорить о последствиях заговора лично для Ленина).
Вторым заговором следует назвать арест большевиками членов ЦК ПЛСР и фракции левых эсеров на проходившем в эти дни в Большом театре в Москве Пятом съезде Советов. В результате этой операции в советской России де-факто 7 июля была установлена однопартийная диктатура.
Третьим заговором была попытка убийства в Петрограде германского консула. Для совершения этого теракта в Петроград задолго до 6 июля послали двух боевиков: «Михаила» – М. А. Богданова и «Барона» – Е. Н. Мальма. Но поскольку германского консула убить не удалось, о проведении этой операции мы знаем очень мало.
Чтобы нам было проще разобраться в запутанных детективных событиях 6–7 июля 1918 года, обратим внимание на следующую закономерность: каждый раз, когда два сотрудника советской госбезопасности выполняют данное им непосредственными начальниками задание, Кремль проводит затем мощнейшую операцию по контролю потенциального ущерба, в том числе – вбрасывая в прессу беспрецедентное количество лживых теорий, не имеющих отношения к действительности и произошедшим событиям, нагромождая одну лживую версию на другую, сбивая с толку население, которое в результате не может докопаться до истины. Так было, например, после отравления в Лондоне 1 ноября 2006 года двумя сотрудниками спецслужб России Александра Литвиненко. Так было после попытки отравления в Солсбери 4 марта 2018 года двумя сотрудниками спецслужб России Сергея Скрипаля. Так было после отравления Алексея Навального 20 августа 2020 года. Так было и после убийства в Москве 6 июля 1918 года двумя сотрудниками российских спецслужб графа Мирбаха. За сто лет ничего в этом плане не изменилось.
Поэтому, не утопая в многочисленных лживых версиях, вброшенных с 6 июля 1918 года в прессу в формате статей, заявлений, свидетельских показаний, стенограмм судебных процессов и книг, мы опишем то, что случилось на самом деле.
Председатель ВЧК левый коммунист и ярый противник Брестского мира Дзержинский, понимая, что Ленин завел революцию в тупик, для спасения революции, российской и мировой, как член ЦК – в тот момент высшего орган партии, являвшегося эквивалентом более позднего Политбюро ЦК, и как председатель госбезопасности предпринял шаги для изменения внешнеполитического курса советского правительства.
Операцию Дзержинский начал готовить заблаговременно. По его указанию (что очень важно), с его ведома и согласия, в начале июня 1918 года сотрудник ВЧК Блюмкин завел дело на «племянника германского посла» – Роберта Мирбаха. Иными словами, уже в начале июня Дзержинский принял решение убить германского посла и таким образом разорвать Брестский мир и начать революционную войну против Германии. Уточним, что Дзержинский был по происхождению польским революционером, что семья его жила за границей, и революция в Германии и Польше его интересовала куда больше, чем революция в чуждой ему России. Но точно так же, как сегодня Путин отрицает свою вовлеченность или причастность к операциям российских спецслужб, в июле 1918 года (после убийства Мирбаха) Дзержинский отрицал, что знал о планировавшемся убийстве.
Тогда же, в начале июня 1918 года, для организации убийства Мирбаха Блюмкина ввели в состав ВЧК и создали для него должность руководителя контрразведывательного отдела по борьбе со шпионажем германского посольства. Как показал впоследствии заместитель Дзержинского Мартын Лацис, «Блюмкин обнаружил большое стремление к расширению отделения» по борьбе со шпионажем «и не раз подавал в комиссию [ВЧК] проекты». Однако единственное «дело», которым Блюмкин реально занимался, было «дело Мирбаха-австрийского», причем Блюмкин, согласно данным позже показаниям свидетелей-чекистов, «целиком ушел в это дело» и просиживал «над допросами свидетелей целые ночи»45.
Здесь было где развернуться молодому сотруднику органов госбезопасности. Дело оказалось не банальным. По заявлениям чекистов, Роберт Мирбах служил в 37-м пехотном полку австрийской армии, был пленен в России, попал в лагерь, но освободился из заключения после ратификации Брест-Литовского мирного договора. В ожидании отъезда на родину он снял комнату в одной из московских гостиниц, где жил до начала июня 1918 года, когда остановившаяся в той же гостинице шведская актриса Ландстрём неожиданно наложила на себя руки. Было ли это самоубийство подстроено чекистами или нет – судить трудно. ВЧК тем временем заявила, что Ландстрём покончила с собой в связи с ее контрреволюционной деятельностью, и арестовала всех обитателей гостиницы. Среди них, дескать, и оказался «племянник германского посла» Роберт Мирбах.
Дальнейшие действия чекистов, в первую очередь Блюмкина, следует признать находчивыми. Об аресте Роберта Мирбаха ВЧК незамедлительно сообщила датскому консульству, представлявшему в России интересы Австро-Венгрии. 15 июня датское консульство начало с ВЧК переговоры «по делу арестованного офицера австрийской армии графа Мирбаха». Во время этих переговоров чекисты подсказали представителю консульства Евгению Янейке версию о родственности Роберта Мирбаха и германского посла. 17 июня, через день после начала переговоров, датское консульство вручило чекистам документ, которого те так ждали и на который очень рассчитывали:
Настоящим королевское датское генеральное консульство доводит до сведения Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, что арестованный офицер Австро-Венгерской армии граф Роберт Мирбах, согласно письменному сообщению германского дипломатического представительства в Москве, адресованному на имя датского генерального консульства, в действительности состоит членом семьи, родственной германскому послу графу Мирбаху, поселившейся в Австрии46.
Поскольку первый документ датского консульства датирован 15 июня, а второй – 17 июня, правильно будет предположить, что письменный ответ германского посольства на запрос датчан был предоставлен 16 июня, по получении датского запроса, и преследовал гуманитарные цели: в германском посольстве решили посчитать неведомого «графа Роберта Мирбаха» родственником германского посла в надежде, что это облегчит участь несчастного австрийского офицера и его немедленно освободят, тем более, что выдвинутые против него обвинения казались сотруднику германского посольства в Москве Рицлеру несерьезными. Причастность же германского посла к делу «племянника» ограничилась, видимо, данным им разрешением зачислить Роберта Мирбаха в свои дальние родственники. Посол Мирбах своего однофамильца не знал и никогда с ним не встречался.
В германском посольстве о деле быстро забыли, считая инцидент исчерпанным. В датском – ожидали освобождения Роберта Мирбаха из ВЧК. Но прошло больше недели, а его не освобождали. Тогда 26 июня генеральный консул Дании Гакстгаузен обратился в ВЧК с официальной просьбой «освободить из-под ареста австрийского военнопленного графа Мирбаха при условии гарантии со стороны консульства о том, что упомянутый граф Мирбах по первому требованию впредь до окончания следствия [по делу Ландстрём] явится в Чрезвычайную Комиссию».
Однако просьбу Гакстгаузена не удовлетворили, Роберта Мирбаха не освободили. И не случайно: «дело племянника посла» легло в основу досье против германского посольства и лично посла.
Основной уликой в руках Блюмкина стал документ, подписанный (добровольно или по принуждению) арестованным Робертом Мирбахом:
Я, нижеподписавшийся, венгерский подданный, военнопленный офицер австрийской армии Роберт Мирбах, обязуюсь добровольно, по личному желанию сообщить ВЧК секретные сведения о Германии и германском посольстве в России47.
Документ являлся грубейшей фальсификацией. Его написали от руки на русском. Само «обязательство» написал один человек, а приписку и подпись на русском и немецком – кто-то еще. Может быть, Роберт Мирбах вообще этого документа не видел, не читал и не подписывал. Подписанного текста «обязательства» на немецком языке не существовало, по крайней мере, никто его не видел и не предъявлял. При первой публикации этого документа в 1920 году48 сделали еще один подлог: вместо «венгерский подданный» было намеренно напечатано «германский подданный», дабы четче подчеркнуть связь Роберта Мирбаха с германским послом, которой на самом деле не было.
Все это заставило немцев заволноваться. Германский посол теперь уже отрицал родственную связь с Робертом Мирбахом, а в фабрикации «дела» усматривал очевидную провокацию. О суете чекистов вокруг германского посольства и о заведенном деле проинформировали МИД Германии. В середине июня посольство официально уведомило Карахана и через него Дзержинского, что располагает информацией о подготовке покушения на жизнь сотрудников германского посольства. 28 июня Рицлер передал Карахану новый материал по тому же вопросу.
Но Дзержинского во всем этом заинтересовали только имена осведомителей германского посольства, и председатель ВЧК ответил немцам, что, не зная имен информаторов, не сможет помочь посольству в предотвращении покушений. Тогда немцы согласились встретиться с Дзержинским в гостинице «Метрополь» и привели на встречу одного из своих осведомителей, подтвердивших Дзержинскому, что по имеющимся у него сведениям покушение запланировано на 5–6 июля и что в операции замешаны сотрудники ВЧК.
Утром 6 июля, незадолго до убийства Мирбаха, Рицлер в очередной раз приехал к Карахану в НКИД пожаловаться на то, что со всех сторон в посольство приходит информация о предстоящем покушении на посла. Карахан ответил, что сообщит обо всем в ВЧК Дзержинскому. Сотрудники Дзержинского Блюмкин и Николай Андреев действительно приехали в посольство в 14:15. При них был подписанный Дзержинским и Ксенофонтовым, скрепленный печатью ВЧК мандат, уполномочивающий Блюмкина и Андреева встретиться с послом для обсуждения его дела. В документе указывалось:
Всероссийская Чрезвычайная Комиссия уполномочивает ее члена Якова Блюмкина и представителя Революционного Трибунала Николая Андреева войти в переговоры с господином германским послом в Российской Республике по поводу дела, имевшего непосредственное отношение к господину послу. Председатель Всероссийской Чрезвычайной Комиссии: Ф. Дзержинский. Секретарь: Ксенофонтов49.
Для разговора к сотрудникам ВЧК вышли Рицлер и переводчик посольства лейтенант Мюллер, для которых приезд Блюмкина и Андреева был продолжением утреннего разговора Рицлера с Караханом.
Все четверо прошли в приемную и уселись вокруг большого мраморного стола. Блюмкин заявил Рицлеру, что ему необходимо поговорить с Мирбахом по личному делу посла, причем, сославшись на строгое предписание Дзержинского, настоял на личной беседе с графом. Тот, не без колебаний, вышел к приехавшим.
Блюмкин сообщил Мирбаху, что явился для переговоров по делу Роберта Мирбаха, замешанного в «деле о шпионаже». В подтверждение Блюмкин предъявил какие-то документы. Мирбах ответил, что «не имеет ничего общего с упомянутым офицером» и что «дело это для него совершенно чуждо». На это Блюмкин заметил, что через десять дней дело рассмотрит революционный трибунал.
Андреев, все это время не участвовавший в беседе, уточнил, не хотят ли германские дипломаты узнать, какие меры будут приняты трибуналом по делу Роберта Мирбаха. Тот же вопрос повторил и Блюмкин. Видимо, это был условный сигнал. Ничего не подозревавший Мирбах ответил утвердительно. Со словами «это я вам сейчас покажу» Блюмкин выхватил револьвер и выстрелил через стол сначала в Мирбаха, затем в Мюллера и Рицлера (но промахнулся). Те были настолько ошеломлены, что остались сидеть в своих глубоких креслах (они были безоружны). Затем Мирбах вскочил и побежал в соседний с приемной зал, но в этот момент его сразила пуля, выпущенная Андреевым. Блюмкин между тем продолжал стрелять в Рицлера и Мюллера, но промахивался. Затем чекисты выпрыгнули в окно, бросили в комнату бомбы и уехали в поджидавшем их автомобиле.
Когда очнувшиеся от замешательства Рицлер и Мюллер подошли к Мирбаху, тот был уже мертв. Рядом с ним лежала неразорвавшаяся бомба. Другая взорвалась, оставив большое отверствие в полу.
Дальше Блюмкин, повредивший ногу во время прыжка из окна и раненный в ногу уже часовым посольства, открывшим стрельбу по убегавшим террористам, не принимал в событиях непосредственного участия. Несколько раньше из поля зрения исчез Андреев – убийца германского посла. По непонятным причинам лавры Андреева, как убийцы Мирбаха, достались Блюмкину.
