Текст книги "Из записок районного опера"
Автор книги: Владимир Куземко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 95 страниц)
…И вот этот самый Грозницкий на исходе вторых суток дознания явился к заместителю начальника районного угрозыска, и доложил: «Не желает гад старый колоться… Заладил: «Не я это!», и точка… Боюсь, отпустить придётся, когда трое суток истекут!..»
Капитану же в то время было недосуг самолично заняться упрямым вахтёром, – ещё две мокрухи на нём в то время висело, да плюс к ним – один гоп, расследование их занимало всё его служебное время, а во внеслужебное он как раз тогда готовил налёт на железнодорожный пакгауз…
Но и заполучить очередной «висяк» на показателях он желанием никак не горел, и потому – разорался на подчинённого: Козёл безмозглый, в ухо долбанный, что хошь делай, хошь наизнанку выворачивайся, но чтоб к завтрашнему «явка с повинной» была, ты понял?!. А не будет =– выгоню к такой-то матери!..»
Ох как не хотелось старшему лейтенанту расставаться с любимой профессией, а по совместительству – и с единственной кормилицей… Ежели вытурят – куда идти?!. Некуда, безработица везде, экономика разрушена, заводы простаивают, на каждое тёпленькое местечко в этой жизни претендентов и без Грозницкого – миллион с гаком… А потому единственный вариант – вернуться в свой кабинет, и отполировать Маркелова так, словно повинен он персонально во всех совершенных в ХХ веке на нашей планете злодеяниях!..
Так Грозницкий и сделал: вернулся и отполировал… В результате его отчаянных усилий у старого сторожа оказались сломанными два правых ребра, а также указательный палец на левой руке.
Упрям был Маркелов, но всё ж не настолько, чтоб подохнуть как собака, с упёртым: «Не я это!..» И как почуял ощутимый запашок приближающейся могилы – дрогнул, во всём сознался, и под всем согласился подписаться. Так и так, мол, – подпалил… топтал… хохотал… и в Президента Кеннеди из снайперской винтовки с прицелом – стрелял!..
Насчёт винтовки Грозницкий недослышал, а остальное – записал быстренько в протокол, дал сторожу на подпись, и со своей добычей обрадовано побежал к капитану.
А тот – встретил его радостной улыбкой. Но вовсе не по причине сознанки Маркелова, а совсем по другому поводу: «Глянь, Колян, что судмедэксперт в своём заключении пишет!» – гутарит он, тыкая под нос Грозницкому бумаженцию. Взял её старлей, вчитался: «…в результате вскрытия выяснилось, что гражданка такая-то скоропостижно скончалась вследствие сердечной недостаточности…»
А это в корне меняло всю ситуацию!.. Не врубились?.. Объясняю более медленней и понятней для тупящих долгодумов: заключение судмедэкспертизы даёт основание для вывода, что никакого убийства не было вовсе – вполне заурядная смерть по естественным причинам… А что умершую от сердечной недостаточности пожилую женщину перед этим кто-то немножечко обжёг, и слегка побил, так то – случайное стечение обстоятельств, к её последующей кончине никакого отношения не имеющее…
(При желании, разумеется, можно квалифицировать произошедшее и таким образом: сердечная недостаточность развилась в результате ранее нанесённых женщине увечий, тогда всё равно пришлось бы заводить уголовное дело по факту «нанесения тяжких телесных повреждений, повлекших за собою смерть пострадавшего». Но такого желания ни у милиции, ни у прокуратуры не было, – никто не враг сам себе, чтобы вешать на шею расследование ещё одного особо тяжкого преступления, да ещё такого, где «глухаря» можно схватить запросто!)…
Но раз нет убийства, но нет и убийцы, следовательно – сторож Маркелов абсолютно невиновен в смерти слабенькой на сердечко старушенции!..
При надобности можно было навесить на него «хулиганку», опираясь на подписанные им признания («подпалил…топтал…»), но не было такой надобности, скорее наоборот – возникновение сторожа-хулигана в деле об «естественно умершей» бомжихе лишь мутило общую картину, и могло создать иллюзию у кого-либо из проверяльщиков, что дело здесь всё ж нечистое, и бабку таки угрохали…
Вот почему, посоветовавшись, оба розыскника и пришли к совместному выводу, что никакой Маркелов им теперь не надобен, поскольку бродяжку вообще никто не бил, а опалённая она была, видать, ещё со времён Великой Отечественной!.. Короче, сама себя побила и подожгла, потом выпила чуток – и откинулась… Алкоголизм – вот подлинный виновник произошедшего!..
«Надо и нам с тобою, Коля, бросать пить!» – подытоживающее ухмыльнулся капитан.
Потом – уткнулся в свои бумаги, а Грозницкий вернулся к себе в кабинет, где его уже заждался скулящий от боли в сломанных рёбрах сторож.
«Всё, старик, кончились твои невзгоды!.. Разобрались мы в ситуации, и оказалось, что невиновен ты!.. Короче, можешь валить домой…» – радостно сообщил Грозницкий, а протокол с «сознанкой» Маркелова тут же демонстративно выкинул в мусорную корзину. (Предполагалось позднее, после ухода сторожа, протокол из корзины аккуратно извлечь и спрятать в сейф – так, на всякий случай…).
Но тут возникло неожиданное препятствие… Оказалось, что Маркелов не хочет брать назад своё признание в убийстве и освобождаться, а продолжает настаивать на том, что – и поджигал тело, и ногами месил, в общем – приплутывал себя к этой мокрухе самым наглым образом!..
Только на первый взгляд его поведение могло показаться странным…
Много уж пожил он на белом свете, немало повидал и узнал, и имел о работе ментуры своё чёткое и довольно-таки нелестное мнение.
Понимал он, что дело его шито белыми нитками, и потому панически боятся м у с о р а, что всплывёт их «химия» наружу… Дескать, сейчас вот, у нас в кабинете, признает стариканыч свою вину, а позднее либо у прокурора на получении санкции на арест, либо у следователя на следствии, либо, наконец, на суде перед судьями и в присутствии своего адвоката – возьмёт да и отречётся от всего бессовестно, заладит прежнее: «Не я убивал! А «сознанку» менты из меня вышибали пытками!..»
Оно понятно, что сейчас каждый рад на органы ушаты грязи вылить, поэтому подобным обвинениям обычно – не слишком много веры… Но опять-таки, – лишние хлопоты, ненужная нервотрёпка…
Вот и скумекал Маркелов, что на фу-фу берёт его старлей-зверюга, стал добреньким: «Мы – разобрались, вы – невиновны…» А как подтвердит Маркелов, что – да, дескать, и впрямь никого он не кончал, – сразу же хлестанет его дубинкой по суставам, развопится: «Как это – невиновен, если подписался, что ты её кончил?!.»
Обычная ментовская подстава… Не клюнет на неё прошедший огонь и медные трубы старик, будет стойко держаться и твердить на прежней основе, что убил и сознаётся, а вот потом, когда передадут его в руки прокурора и следователя, когда допустят к делу адвоката, когда предстанет он перед ясные очи судей – вот тогда-то он всю правду громко и выскажет!..
Так планировал Маркелов. А потому – решительно заявил, что ни за что не откажется от своих чистосердечных показаний, и готов за них идти куда угодно– в ИВС, в СИЗО, в «зону», на каторгу даже…
Но это, в свою очередь, категорически не устраивало Грозницкого, мысленно уже это дело закрывшего… Ну куда ему при данном раскладе прикажете тыкать этого «сознаванта»?!.
Пойти ему навстречу, и всё-таки оформить произошедшее как нанесение тяжких телесных, повлекших смерть?.. Но, во-первых, даже и успешно раскрытое тяжкое преступление – это всё равно ещё одно тяжкое преступление, совершённое на твоей «территории»…
Ты, опер, его допустил. И из-за твоей недоработки, получается, погиб человек… Случись в будущем ещё какое-нибудь ЧП на твоём участке – припомнят и тот давний случай: «А у вас и в прошлом году – тоже… женщину чуть ли не заживо сожгли!..»
И второе – кто этого хитрованистого старпера знает… Сейчас на себя бочку дерьма катит, а завтра – опрокинет её на твою голову, заявив: «Пытали, потому и сознался!..» И если найдётся у него какой-нибудь мало-мальски влиятельный заступник из числа родичей или бывших сослуживцев – всё, хана тогда оперу-трудяге… Суши вёсла, паря!..
Вот почему никаких признаний теперь Грозницкому и не надобно было… Но не чуявший изменившейся коньюктуры дедок продолжал провокаторски настаивать: «Мною злодейски умерщвлена гражданочка такая-то… Опять готов под этим двумя руками подписаться!..»
И тут не сдержался уставший от всего этого Грозницкий, заорал: «Я ведь могу и рассердиться!», – да как хлобыстнет торцом дубинки Маркелова в челюсть!.. Улетел старичок в дальний угол, слегка башкой о батарею парового отопления приложился, а изо рта у него вылетел треснувший металлический зуб, и под батарею закатился.
Только тогда пробило сторожа, что действительно отпускают его, без балды. А всё – почему?.. Живые, нашенские люди в милиции работают – потому что!.. Черти, разобрались в ситуации и поняли, что ни при чём тут старик Маркелов, ну вот ей крест!.. Только и всего, что пил с бомжихой. И потом она уползла от него, чуть живая… Всем готов поклясться, как на духу, что так всё и было!..
Прослезившись на радостях, Маркелов чуть ли не обниматься-целоваться к освободителю Грозницкому полез, опер пресёк это (чай, не голубой он, чтобы с пожилым мужиком взасос миловаться!), но на душе у него заприятнело… Вполне нормального, хорошего даже человека – на свободе теперь можно оставить!..
…Того только не заметил по недомыслию старлей, что два ребра у Маркелова не ушиблены, а сломаны были… И пойди сейчас старик снимать побои – будет вполне официально констатировано, что после визита в милицию на стороже обнаружены телесные повреждения средней тяжести…
Развивайся же всё по давно накатанной коллее – Маркелов поступил бы в ИВС, оттуда – в СИЗО… Со временем, разумеется, тюремный врач тоже засвидетельствовал бы переломы, но их легко можно было бы списать на драку с однокамерником, или же на случайное падение с лестницы (десятки надзирателей стали бы свидетелями!), во время выхода на прогулку в тюремный двор…
Вот почему допрашивающие задержанных опера придерживаются двух железных правил: не оставляй следов на теле того, кого, возможно, после допроса придётся отпустить домой, не «светись», не подставляйся… И второе: если всё-таки подставился и чем-либо допрашиваемого «украсил» – ни в коем случае не отпускай его сразу же домой, – пусть хотя бы в райотделовском «обезьяннике» трое суток посидит, пока следы немножко сойдут… А возникни даже потом шум – всё на тех же сокамерников можно и спихнуть…
Грозницкий же лохнулся дважды: без особой надобности переломал рёбра старому человеку (уж в такой-то степени можно было и не усердствовать!), и затем – отпустил изуродованного им человека на свободу, мысленно махнув рукой: «А-а-а, сойдёт… Ничего он не докажет!..»
Так бы оно и случилось, почти наверняка, но, на беду Грозницкого, родной внучок сторожа Маркелова учился на 2-м курсе юридического факультета, а стало быть – законы уже знал, и при этом ещё верил, что знание это нужно применять не только для обогащения собственного кармана, но и для чего-либо более осмысленного…
И вот, когда дед приполз домой жалким, избитым и дрожащим от пережитого только что ужаса, и рассказал внучонку, что да как творили с ним в стенах Вузовского РОВД, то тот первым делом повёл старика снимать побои, а потом… Нет, не в райотдел он побежал, шуметь и скандалить, – как раз это было бы полбеды, там ему голову уж как-нибудь да задурили бы, а при везухе – и на него самого молниеносно навесили бы делюгу, скажем – за хулиганство в стенах РОВД и сопротивление представителям власти при исполнении…
Но он, сучяра, не стал громогласничать в милицейских стенах, а вместо этого тихонечко отнёс кляузу в районную прокуратуру… Блин. менты-ироды зверски и ни за что избили дедушку будущего юриста, очень может быть – будущего работника прокуратуры даже!.. «Н а ш и х бьют!..» Извечно относящиеся к «ментовским» с подозрительным предубеждением «прокурорские» зашевелились как кубло растревоженных змей, и на следующий же день совершенно внезапно в кабинет к увлечённо допрашивающему очередного кандидата на роль преступника старшему лейтенанту Грозницкому вбежала целая комиссия проверяльщиков.
Прямо с порога и в лоб – задали вопрос: «Били Маркелова вчера?..» Тот, будучи не пальцем деланный, моргнул честно: «Я?.. Бил?!. Как вы могли такое подумать?!. Да я – офицер милиции!.. Да как вы смеете!..»
Но комиссия уже топала толпой в тот угол кабинета, где, по показаниям Маркелова, он лежал после нокаутирующего удара, оставив где-то там свой железный зуб. Не поленившись встать на карачки, прокурорский люд зашарил под батареей, и через минуту нашарил там долгожданное – стальной маркеловский клык!..
У Грозницкого от неожиданности челюсть отвисла… Ему бы яростно спорить, доказывать свою правоту, утверждать вполне аргументировано, что нахождение под его батареей куска чьего-либо зуба ровным счётом ни о чём, уличающем старшего лейтенанта, не свидетельствует… Мало ли и при каких обстоятельствах зуб мог туда закатиться! Сто объяснений можно найти… тысячу… миллион!..
Но – молчал Грозницкий, не в силах вымолвить и звука, бледнея и краснея одновременно, и молчание его было красноречивее любых признаний…
В тот же день его арестовали.
Сейчас (то есть – на момент описываемых событий) он сидит в СИЗО, ожидая суда. Если повезёт – обломится ему трёшник суровой изоляции от общества, а не повезёт – так и на червонец ему срок судья натянет!.. В назидание прочим – сделают из него козла отпущения, чтоб все прочие опера знали, и запомнили на всю оставшуюся жизнь все те же два железных правила розыскника: собираешься отпускать – не «светись», а «засветился» – не отпускай!..
А на недавнем очередном совещании личного состава РОВД никто иной, как замначальника районной уголовки, с трибуны гневно заклеймил позором бывшего опера Грозницкого: «Как же смог, как же решился наш бывший товарищ поднять руку на ни в чём не повинного челвоека?!. Это ж пятно на всех нас!.. Позор!.. Такого мы впредь не допустим, и никому – не простим!..»
Так кричал с трибуны капитан, грозно обводя очами присутствующих, причём все в зале прекрасно знали, что действовал олух-Грозницкий именно по его собственноручному приказу, но – не доказуемо это… Вот Грозницкому те же допрашивающие его «прокурорские» мягко и намекнули, чтоб не валил свою вину больше ни на кого, не пачкал коллег голословными утверждениями…
Ни в прокуратуре, ни тем более в милиции никто не был заинтересован в раздувании масштабов и серьёзности произошедшего… «Стрелочника» – нашли и наказали, профилактическую беседу с личным составом в духе: «Не зарывайтесь, пидоры!» – провели, дело – закрыли и отправили в архив… Всё!..
Зря вот только капитан так уж душевно о виновности Грозницкого надрывался… Понятно, что по занимаемой им должности осудить сейчас подобное он о б я з а н, но – не так ведь… не с таким живописным видом, словно сам и впрямь – святее Девы Мадонны в момент непорочного зачатия… Словно не по его вине всё это произошло, и теперь судьба толкового парня и крепкого розыскника старлея Грозницкого – навеки искалечена…
Однако – отходчив и забывчив на плохое в отношении собственного начальства ментовский люд. Посудачили райотделовцы в своих плотно закрытых кабинетиках о подлянке замначрайугро, (как, впрочем, и всех остальных своих боссах и командирах), да и занялись всё тою же проклятою текучкой, где каждый день вынуждаем каждый делать примерно то же, что и Грозницкий, прекрасно понимая, что случайно оступись любой из них – и Система раздавит тотчас, сделает козлом отпущения, отдаст на растерзание толпе…
…Все про Грозницкого быстро подзабыли. Все – кроме белобрысенького лейтенантика.
Был он старлею Грозницкомцу давний дружок, вместе когда-то в школе учились, потом – вместе служили в армии… Белобрысый после армии пошёл на завод работать, а Грозницкий сразу же подался в «контору». Дослужился до старлеев, а там и старого кореша к себе перетащил. Мол: «Заводам нынче – кранты, а вот ментуру никто не отменит, и не закроет… Всегда будем при должности, и каких ни каких, а – бабках!..»
Перетащив, помогал чем мог на первых порах… Теперь же, выходит, капитан его – того… Подставил, предал, погубил, а затем – заочно оплевал с трибуны!..
Надежным и верным другом был белобрысенькому Грозницкий… А за друзей опера – мстят!.. И мстят – жестоко…
6. Донос
Вот о чём думал белобрысый, застыв над распахнутым багажником «Жигулей».
Целых пять минут ушло на то, чтобы, всё хорошенько обдумав, наметить план действий… Потом он аккуратно захлопнул крышку багажника, вышел из гаража, и, добежав до ближайшего телефона-автомата за углом, набрал номер дежурного Службы внутренней безопасности при облУВД.
(Это, если кто-то случайно не знает, – ментовская контрразведка, м у с о р а над м у с о р а м и… Гады, с в о и х же ловят и сажают, за что люто ненавидимы и презираемы всеми в ментовской среде…
«Да лучше пойду сторожем на кладбище, покойников охранять, чем соглашусь пахать в СВБ, и кидать подлянки своим же корешам!..» – вот типичное рассуждение практически любого из розыскников).
…И сообщил лейтенантик в трубку дежурному специально изменённым голосом, где и у кого в настоящий момент находятся золото и прочие ценности у р а б о т а н н о г о давеча стоматолога Балтера, не забыв указать госномер стоявших в гараже капитанских «Жигулей»…
«Как?!. Каким образом?!. Представьтесь!..» – взволнованно зачастил дежурный в трубку, но лейтенантик, аккуратно стерев с трубки отпечатки пальцев, уже спешил прочь, потому как был не дурак, и засвечивать своё имя в данной ситуации не собирался.
В ментовском гестапо его, такого хорошего и откровенного, мигом взяли бы в оборот: «Помог нам ныне – помогай регулярно и дальше!.. Флаг тебе в руки, барабан на шею, топор в спину, – будешь письменно информировать о том, кто ещё в твоём РОВД дерьмом замазался!.. Закладывай подряд всех мздоимцев, «пыточников» и прочих перерожденцев, а мы – так и быть! – никому пока что не расскажем, что это именно ты своего кэпа сдал с потрошками…»
А на хрен такое лейтенанту?!. Не хотел он на отсосе у внутренней безопасности ошиваться…
Однако и отказов в пламенной дружбе и сотрудничестве они не поймут, и тогда осталось бы только одно: бежать из милиции… На тот же завод, к примеру, вернуться к прежнему станку… Хотя завод, знакомый вчера рассказывал, совсем уж встал на колени, ещё чуток – и окончательно развалится… Так что и возвращаться – некуда!..
…Так думал лейтенант, торопясь от телефон-автомата к своим, и на его физиономии плясала зловещая ухмылочка ангела возмездия…
Но в комнату к засевшим уже за стол и начавшим отмечать очередную победу над преступностью операм зашёл он серьёзным, тихоньким, никаким… Отдал капитану ключи от машины, жестом показал, что всё в порядке, авто – в гараже, и можно спокойно бухать…
«А ведь хлопец толковый… – задержавшись на нём взглядом, мельком подумал. Душман. – Надо бы, заделав его старлеем, в старшие оперы двинуть… Нам дельные и верные люди – нужны!..»
И началась пьянка, – одна из многих, регулярно в угрозыске проводимых… Без алкогольных возлияний не снять розыскникам с себя давящий груз стрессовых перегрузок, вот и бухают – ударно и периодически…
В розыске кто не пьёт, тот долго не удерживается, разве что – нельзя по состоянию здоровья, и чтоб обязательно справку об этом коллегам показал…
7. Захват
И вот в самый разгар ускоренной алкоголизации ментовских организмов этот процесс весьма оригинально прервало внезапное появление в комнате полудюжины оперативников из Службы Внутренней Безопасности при облУВД во главе с возглавляющим её полковником.
Рядовые внутбезы наведывались в РОВД с проверками регулярно, а вот лично господина полковника здесь видели впервые. И по его каменно застывшей харе все розыскники как-то сразу просекли, что не для раздачи пряников и медалей за доблестный труд на благо Отчизны он сюда самолично заявился… В комнате стало тихо и тревожно.
«Не за мною ли?.. Может, пронюхали о т о м?..» – испуганно думалось почти каждому.
«Капитан такой-то?..»
«Да…»
«Мы хотим взглянуть на вашу машину…»
«А в чём дело?..»
«Потом узнаете… Она где– в гараже?..»
«Н-н-н-у… да… Да!..»
«Пройдёмте в гараж!.. Остальным – оставаться на местах…»
Капитан, полковник и его люди вышли. Один из внутбезов остался в комнате, следя, чтобы розыскники не покидали помещение.
Капитан ещё наделся, что это – какая-нибудь фигня, рутинная проверка, а то и вовсе – обознались… Но в коридоре он увидел ещё и нескольких вооружённых автоматами ОМОНовцев с враждебно сощуренными лицами… медленно побледнел….Прошли в гараж, подошли к белым «Жигулям» капитана.
«Откройте багажник…» Он – открыл.
«Расстегните молнию на сумке, и покажите, что внутри…» Расстегнул, показал.
«Т-т-так… Икона, золото, ювелирные украшения… Откуда это?..»
Пожал плечами, старательно изображая недоумённость, мол – не иначе, как подкинули…
«Товарищи понятые, подойдите сюда, и засвидетельствуйте, что именно обнаружено в сумке!..» Двое ждущих наготове понятых подошли, поглазели, потом засвидетельствовали увиденное подписями в протоколе.
«Где вы были вчера в такое-то время?»
«Н-н-ну… Не помню…»
«Вспомните!..»
«Отдыхал… У себя дома…»
«Кто это подтвердит?..»
«Э-э-э… Никто…»
«Всё понятно. Капитан, до выяснения всех обстоятельств вы задержаны. Сдайте табельное оружие и служебное удостоверение, и следуйте за нами!..»
Душман отшатнулся, тоскливо повёл глазами… Несколько внутбезов с пистолетами наготове, чуть поодаль – ОМОН с наведёнными «калашами»… Не отобьёшься, не убежишь, не застрелишься… Без лишних слов отдал оружие, документы… Его обыскали и повели…
8. Схватка с Бизоном
Нет, он ещё не сдался. Ведь он был профи – такие сражаются до конца!..
На первом же допросе – показал, что ограбление квартиры стоматолога Балтера было составной частью оперативной комбинации совершенно секретного характера, цель и характер которой он согласен рассказать лишь лично министру внутренних дел, и больше – никому!..
Но допрашивающие его спецы из внутбеза (сами – опытнейшие розыскники с 15-20-летним стажем, лишь скептически ухмыльнулись, и для начала предложили капитану показать заранее разработанный и утверждённый руководством план этой самой «операции», а также – пояснить, почему в ходе её был убит ни в чём не повинный человек… Это тоже может быть пояснено только лично министру?..
Капитан угрюмо ответствовал: так оно и есть, потому как Балтер этот – вовсе и не Балтер… Но кем стоматолог являлся на самом деле – говорить он, зам начальника районного уголовного розыска, не имеет права… Что касаемо плана операции, то ввиду её абсолютной совсекретности никакого плана и не составлялось, – «вы же сами понимаете, в некоторых случаях такое – неизбежно…»
Позиция у Душмана была слабенькая, но сбивать его, цепкого и изобретательного, с этих рубежей пришлось бы долго, да плюс – была опасность, что он для самооправдания начнёт рассказывать о п о д л и н н ы х делишках руководящих лиц уголовного розыска, – мол, смотрите, какой грязью нам тут приходится поминутно заниматься, а вы тут со своим злосчастным Балтером суётесь1..
…Вот почему для ускорения расследования и предотвращения каких-либо нежелательных разоблачений капитаном всех и всякого на следствии и суде, внутбезы дали согласие на подключение к расследованию непосредственного начальства Душмана.
Капитана привели на допрос к подполковнику, начальнику городского уголовного розыска. Бритый наголо, мрачный как смерть, с ледяным взглядом… Его в городе боялись многие, а он сам не боялся никого.
Разговаривали они наедине, без свидетелей… Но кое-что потом подполковник рассказал своим подчинённым, о кое-чём проболтался капитан сидевшим с ним в камере «наседкам», а оставшуюся часть беседы нетрудно реконструировать по аналогии со всеми разговорами и беседами такого же плана, и с учётом личности обоих собеседников, равно как и тех обстоятельств, в которых оба находились… Вот поэтому я полагаю, что данное ниже описание – достаточно полно и объективно.
Несколько минут начальник городского угрозыска смотрел на недавнего подчинённого. Тот нахохлился, готовый ко всему – крикам, оскорблениям, угрозам… Отчаянное понимание безвыходности той ситуации, в которой он оказался, помогало отмобилизовать все внутренние силы, которые, в соединении с профессиональными знаниями и опытом позволяли сопротивляться яростно и многоэшелонно, комбинируя и контратакуя, надеясь если и не на свой успех, то хотя бы на то, что любая победа над ним будет п и р р о в о й…
«Как я в нём ошибся!.. – горестно думал подполковник. – Ещё и в замы свои двигал… А он… дешёвка!..»
М-да… Это ж надо – за какую-то вонючую штуку баксов, икону и пару-другую золотых побрякушек заделаться элементарным уголовником!.. Грабителем и убийцей!.. А ведь считал его подполковник мозговитым парнем, исподволь присматривался, готовил к серьёзным делам и масштабным акциям… Со временем весь город могли бы под себя подмять… всю область даже!..
Большущие, просто-таки суперогромные бабки нынче просто-таки валяются под ногами у умных людей с характером и напором, надо лишь наклониться и поднять их… В одиночку – не управишься, нужна команда единомышленников, единоверцев по целям и жизненным идеалам. На таких вот, как этот капитан, начальник горугро и опирался, достигая намеченных рубежей, и всячески укрепляя их… Все – люди как на подбор, исключительной надёжности, штучный товар. Капитан тоже таким казался…
И вот теперь выяснилось, что в свободное от исполнения указаний руководства время он во главе банды уркаганов бомбит хаты побогаче! Бредятина какая-то… Да проведи с блеском умело задуманную оперативную комбинацию, осуществи грамотно н а е з д на того же несчастного стоматолога – и получишь в десять, в сто раз больше!.. К у с о ч н и к… Из-за каких-то несчастных копеек – погубить столь блестящее будущее!..
Подполковник с досадой тряхнул головой, осознавая тяжкое бремя собственной вины за столь грубую ошибку в подборе кадров ближайших соратников. Потом заговорил – тихо, внятно, весомо.
Для начала – исчерпывающе обрисовал то положение, в котором на данный момент капитан находится.
В багажнике принадлежащих ему «Жигулей» найдены похищенные у Балтера вещи, с отпечатками пальцев капитана на некоторых из них – раз.
При обыске на его даче найдены также ещё некоторые из находящихся в розыске по другим кражам и грабежам вещей, в основном – золотые украшения и антиквариат – два.
Личности остальных участников банды ещё не установлены, но интенсивно отрабатывается ближайшее окружение капитана, и в первую очередь его сослуживцы по службе в Афганистане, с которыми он и после армии продолжал периодически встречаться. Лишь вопрос времени – когда кто-либо из них, не вынеся морального пресса и физических мер воздействия, даст с о з н а н к у на соучастие в банде – три…
Это – тупик, из которого нет выхода. Капитан может ещё некоторое время упираться и наводить тень на плетень… Но как квалифицированный розыскник, он не может не понимать, ч т о его ждёт…
Само собою – дни, недели и месяцы изнурительнейших перекрёстных допросов, пытка бессонницей, да и все прочие разновидности пыток – автоматом, но это – только начало будущих хождений по мукам…
В СИЗО его регулярно «по ошибке» будут на какое-то время перемещать из специальных камер для экс-ментов в общие камеры, причём – именно к тем бандюганам, которых перед этим сам же капитан изобличал и сажал. Понятно, какое отношение ждёт там бывшего замначрайугро… Да криминалы перед ним выстроятся в длиннючую очередь желающих самолично над ним поиздеваться!.. Отметелят по-чёрному, уронят ниже плинтуса, о п у с т я т всячески, оттрахают во все дырки, сделав камерным «петухом»…
Но и это ещё не всё!..
Начальник городского угрозыска немножко помедлил, словно колеблясь, выкидывать ли на стол последний из козырей, и, решив не темнить, показал Душману фото 12-летней девочки в школьной форме, с симпатичной косичкой. Капитан взглянул – и его перекосило…
Это была его дочь!.. С женою он развёлся пять лет назад, и жил бобылём, но оставшуюся с бывшей супругой дочку безумно обожал, постоянно баловал… Подполковник точно знал, где у капитана самое уязвимое место. Не люби Душман дочурку – никто б сейчас о ней и не вспомнил!..
Ничуть не меняя равнодушной интонации, «Бизон» (таковым было тайное прозвище начальника городского угрозыска у подчинённых) подробно рассказал, что ждёт ребёнка, если капитан и после всех применённых к нему средств, приёмов и методов всё ж таки не расколется, не даст явки с повинной… У девочки начнутся в жизни всякие сложности, и это ещё мягко сказано…
Всё будет реализовываться постепенно, поэтапно, по нарастающей, и на каждом из этапов у капитана ещё останется возможность одуматься, остановить происходящую трагедию, спасти дочь, хотя невосполнимый ущерб ей к этому моменту будет всё больше… больше… больше…
Сперва Дашеньку (так звали девочку) исключат из музыкальной школы за неуспеваемость и плохое поведение. Потом на одной из переменок в школьном дворе какие-то пробегающие мимо хулиганствующие подростки сломают ей руку и, возможно, выколют глаз. Ещё чуть позже её изнасилуют, заразив сифилисом (и это – в 12-ть лет!)… Ну а на десерт (если и к тому времени капитан бессмысленно продолжит игру в «немого партизана») Дашу посадят на иглу!.. Да-да, её сделают законченной наркоманкой, и ничто её от этой участи не спасёт!..
А если капитан решит переиграть свою судьбу, и, скажем, повесится в камере, дабы прервать свои муки, и предотвратить мучения дочери, то и Даша умрёт тоже. От передозировки «дури», например. А в газетах потом напишут: «Страшная смерть дочки милицейского оборотня!»
Полковник устало вздохнул, спрятал фото девочки в карман, ожидающе вскинул глаза. Капитан в ужасе пялился на него, беззвучно открывая и закрывая рот, не в силах вымолвить ни звука. В чём угодно он мог усомниться, кроме того, что подполковник о б я з а т е л ь н о исполнит обещанное. Все в городском угрозыске знали: Бизон сказал – Бизон сделал. Никакого третьего варианта не существовало…
Они молчали несколько минут, пристально всматриваясь друг с другом.
«А если… я… всё расскажу… Что тогда?..» – наконец тихо вымолвил капитан.
Толковый вопрос, дельный вопрос, подполковник детально ответил и на него.
Никаких пыток и издевательств на допросах – за это он ручается. Привилегированная камера с вежливым обращением тюремной обслуги. На суде, пройди он завтра, капитану при данном раскладе влепили бы по максимуму, – больно уж жива и больна у всех в памяти эта история!.. Но суд состоится не скоро, очень не скоро…
Всё это время капитан будет содержаться не в общих условиях «зоны», а опять-таки в созданных для него в СИЗО привилегированных условиях… Ну а затем, спустя годы, когда суд всё-таки состоится, дадут ему восемь лет (ныне же в самом лучшем случае дали бы 12–14 годков!), с учётом ранее уже проведённого за решёткой, да и из оставшегося пару лет потом можно будет скостить, сактировав и отпустив экс-капитана «по болезни»…
