Текст книги "Подвиги Арехина. Пенталогия (СИ)"
Автор книги: Василий Щепетнёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 52 страниц)
Вальтер появился, чтобы подбросить в камин небольшой чурбачок.
– У вас можно раздобыть лыжи? – спросил хозяина франт.
– Лыжи есть. Без лыж зимой никуда.
– Тогда с рассветом я на лыжах отправлюсь в Вилленген. Нам необходимо отыскать нашего товарища.
– Вам понадобиться проводник, – заметил Вальтер.
– Не откажусь. Но где его взять?
– Я протелефонирую в Майринген.
– У вас есть телефонная связь?
– Да. Большое подспорье, – Вальтер указал на навесной шкафчик, внутри которого, следовало полагать, и находился аппарат.
– А в Виллинген протелефонировать можно?
– Нет, это местная линия. С Виллингеном мы связываемся по старинке.
– Жаль.
Вальтер неслышно ходил по комнате, то пылинку смахнет, то стул переставит, но если на него не смотреть, то можно беспрепятственно предаваться собственным мыслям. Чем они и занимались. Франт сидел перед камином, отложив газету. Арехин сидел просто, сидел и смотрел на часы, стоявшие на полке.
– Не желаете партию в шахматы? – спросил франт, прерывая десятиминутное молчание.
– Можно и в шахматы, – согласился Арехин. Он не считал игру с любителями бесполезным делом. Конечно, в шахматном плане толку с игры мало, зато натура человека раскрывалась за доской в самых откровенных ракурсах, приоткрывая потаённые стороны души.
Вальтер принес доску и фигуры. Разыграли цвет, Арехину выпали чёрные. Феликс Эдмундович смело двинул пешку f на два поля вперед. Играл франт бойко, щегольски, но считал недалеко, и к девятнадцатому ходу оказался в безнадежной позиции. К чести франта, положение он осознал и партию сдал.
– Вы изрядно играете, – сказал он, собирая фигуры.
– Да, – не стал скромничать Арехин.
– А я сплоховал. В чём, по вашему, моя ошибка?
– Не со своим братом связались. Для любителя дебют Берда вполне корректен, особенно против любителя‑начётчика. Но против мастера…
– А вы, стало быть, мастер?
– Или около того.
– Что ж, будет мне урок. Позвольте отреваншироваться завтра, а сейчас – поздно уже. Устал.
После ухода франта Арехин по привычке в уме повторил партию. Разумеется, франт, то есть Феликс Эдмундович, а короче – Феликс, сел играть не времяпрепровождения ради. Похоже, он тоже прощупывал Арёхина, старался выведать, кто перед ним, да каковы пружины и рычаги, приводящие его в действие. Увидел франт то, что Арехин ему показал, а далее – вряд ли. Хотя и недооценивать Феликса Эдмундовича нельзя: пусть не за шахматной доской, но противником тот мог быть серьёзным. Но ведь они не противники?
Когда пришла полночь, Арехин поднялся в свою комнатку. Представил компатриотов. Франта переименовал в Феликса, Владимира Ильича – просто в Ильича, такие сокращения не коробили, казались естественными. А Лев Давидович и Надежда Константиновна так и остались Львом Давидовичем и Надеждой Константиновной.
Хочешь, не хочешь, а нужно спать.
На подушке он обнаружил шоколадную конфету, а на тумбочке рядом с кроватью – крохотную, на два глотка, бутылочку бренди. Всё, что требуется для легкого сна.
Но он решил положиться на природу. Сидел в тёмной комнате. Смотрел в окно. Невольно слышал звуки дома, все скрипы и шорохи. А вот и шаги, причем шаги уже знакомые. Не доходя пяти шагов, шаги прекратились. Легкий стук, звук касания металл о металл
Арехин подошел к двери, распахнул ее и выглянул.
– Готовитесь к реваншу?
В коридоре, радом с соседней дверью, стоял Феликс Эдмундович. На полу находился подсвечник с горящей свечой, а у Феликса в руках – пара шпилек.
Франт если и смутился, то чуть‑чуть.
– Дело совершенно законное, – прошептал он. – Вы слышали, наш товарищ ушёл любоваться красотами водопада и не вернулся. А у него есть кое‑что, нам необходимое.
– Лекарство, – подсказал Арехин.
– Ну… Что‑то вроде. Хозяева отказались допустить нас в комнату, вот и приходится собственными
средствами…
– Ваши шпильки – средство? Это ведь не чемодан московского производства. Швейцарская работа булавочкам не поддаётся.
– Похоже на то, – согласился франт, – но я был должен попытаться.
– Вот и попытались, – холодно ответил Арехин.
– Вы сообщите о случившемся нашим хозяевам? – видно было, что франта подобная перспектива не очень‑то и пугала.
– Нет. Зачем посвящать швейцарцев в российские дела?
– Верно, – кивнул франт, одобряя Арехина.
– А вот Владимиру Ильичу, пожалуй, стоит сказать.
Франт явно растерялся:
– А причём здесь Владимир Ильич? Какое он имеет к этому отношение? Да разве вы его знаете?
Арехин только улыбнулся.
– Да я и сам расскажу Владимиру Ильичу, – решился франт.
– Не сомневаюсь, – ответил Арехин. И закрыл дверь. Не хватает еще, чтобы их застали хозяева.
К такому же выводу пришел и франт, во всяком случае, он прекратил бесплодные попытки проникнуть в чужую дверь и ушел восвояси.
Итак, какова позиция? Некие литераторы, возможно, эмигранты‑революционеры, выбрали Грузельгешихтен местом встречи. Отдохнуть, ничто человеческое литераторам не чуждо, но и дело делать. Прибывший первым должен был привести что‑то важное. И, не дождавшись других, ушёл любоваться видами и красотами. Беда не в том, что ушёл, беда в том, что не вернулся. Именно так, по‑видимому, представляется ситуация литераторам на отдыхе. Вот и пытаются завладеть тем, чем завладеть законным швейцарским путём не могут. Что хотел найти франт? Деньги? Документы?
Кто их, карбонариев, знает. А тут ещё он, Арехин. Вдруг – агент охранного отделения? Что ж с того, что молод и образован, в агенты дорога никому не заказана. Решено: завтра с утра он съедет, вернется в Майринген. Встретит рождество среди пирожных. Глянет одним глазком водопад, и съедет.
Он вставил беруши, чтобы не отвлекаться на всякий шум, разделся и улегся. Постель была в меру жесткой, бельё – свежим, спи да радуйся. Поначалу сон не шёл, бродил где‑то по окрестностям, но к трём часам пополуночи Арехин уснул. И то хорошо. Всё же новое место. Обычно на новом месте и сны были новыми, и «Gruselgeschichten» исключением не стал, явив с виду простые, пасторальные сюжеты: луг, бабочки, цветочки, но ни гоняться за бабочками, ни просто пройтись по лугу не хотелось. Вдруг это не луг вовсе, а бездонная трясина?
Он проснулся, не узнав ответа. Проснулся за минуту до того, как брегет, подарок дедушки к окончанию гимназии, заиграл марш Радецкого, задавая дню темп бодрый и наступательный. Раз так, то будем наступать.
К завтраку он спустился, сопровождаемый маршем, звучащим в душе. Чуть позже франта, чуть раньше остальных.
Ел бодро, но мало: бутерброд с маслом, да чашка кофе. Обменялся со всеми нейтральными фразами, с франтом – многозначительными взглядами, вот и всё общение.
После завтрака Феликс вновь сказал, что все они тревожатся о своём товарище
– Скорее всего, ваш товарищ преспокойно отдыхает в Вилленгене, – ответил Вальтер.
– А не скорее всего? – не отставал Феликс.
– Он может попытаться вернуться сюда, хотя по такой погоде это сложно, если вообще возможно.
Все посмотрели в окно. Снег перестал, небо голубело, а горы в лучах восходящего солнца окрасились в нежный розовый цвет.
– А что сложного‑то? Встал на лыжи да побежал.
– Мне ваш товарищ показался далеким от лыж, – возразил Вальтер.
– Ну, тогда я сам пойду к нему.
– Не зная дороги?
– Вы говорили о проводнике.
– Вызвать проводника нетрудно, но, поверьте, это будут напрасные хлопоты. Если вы настаиваете, я сам проведу вас через водопад в Вилленген.
– Вот и отлично. Глядишь, где‑то на полпути мы и встретим пропавшую душу, – у франта в душе, верно, тоже звучали марши.
Выйти на прогулку решила вся мужская часть постояльцев. И действительно, что делать в гостинице в такой приятный день? Потому и Арехин не оказался в стороне.
– Идите, идите, а я немножко поработаю, – напутствовала их Надежда Константиновна.
Лыж хватило на всех. Но, оглядев компатриотов, Арехин засомневался: вид у них был совершенно неспортивный. Да у него и самого тоже. Один лишь Вальтер выглядел естественным, что и не удивительно, он здесь живёт.
Они пустились в путь. Ветер дул с юга; потеплело, и потеплело существенно.
Через четверть версты стало ясно, что прогулка окажется непростой: снег налипал на лыжи, и каждая весила вдвое, а потом и втрое тяжелее, чем в начале. Скользить по снегу не получалось, приходилось переступать, тратя силы и потея в тёплой одежде.
– Да, вы, Вальтер, правы. Это не для нас, – первым признал очевидное Ильич, остановившись с видом «ни шагу вперед». – Дойти до водопада мы, может, и дойдём, но вот вернуться будет чертовски тяжело.
Вальтер выглядел много бодрее остальных, но никакого превосходства не выказывал.
– Фён, – сказал он рассудительно. – В такую погоду и подготовленному человеку идти сложно. Завтра или послезавтра похолодает, и вы проделаете путь шутя, но сегодня…
– Сегодня мы вернемся назад, – решил Ильич. – Знаю я эти фокусы природы, пробовал. Без крайней нужды никому не посоветую.
Лев Давидович молча стал разворачиваться.
– Хорошо, но я все же намерен идти дальше, – возразил франт.
– Вы человек молодой, – ответил Ильич, и было неясно, доволен он решением франта или нет.
– Вы со мной? – спросил франт у Арехина.
– В Вилленген я точно сегодня не собираюсь, – ответил Арехин, – у меня ведь нет там товарища. А до водопада отчего бы и не пойти?
Идти втроем было легче, чем впятером, просто в силу возраста оставшихся. Путь вёл в ущелье, и шум водопада становился слышнее с каждой минутой.
– Туман, – вдруг сказал Вальтер.
– Где туман? – спросил франт, переводя дух.
Арехин спрашивать не стал. Он видел, как сверху, с перевала лился вниз белый поток, превосходящий статью и мощью тысячу Ниагар. Но, к счастью, не вода падала вниз, а туман.
– Впечатляет, – согласился франт.
– Туман будет в ущелье через полчаса, – объяснил Вальтер.
– И что с того?
– Видимость упадёт. Мы ничего не увидим в десяти шагах.
– Ничего, как нибудь. Водопад‑то недалеко.
– Наше счастье, что мы не дошли до водопада. Если бы дошли, то вернуться было бы много труднее, сейчас же я уверен, что мы сумеем добраться до дома. Но нужно спешить.
– Как? Вы хотите повернуть?
– Я уже поворачиваю, – сказал Вальтер, и делом подтвердил слова.
– Тогда я пойду один.
– Не советую. Можете погибнуть.
Арехин посмотрел вдаль. Туман, павший в ущелье, наползал и на них, медленно, но неотвратимо. Да не так уж и медленно.
– Нужно возвращаться, – присоединился он к Вальтеру.
Феликс колебался недолго: за туманом уже не было видно многого. Да ничего не было видно. Он буркнул что‑то по‑польски, и тоже стал разворачиваться.
Обратный путь, менее версты, они преодолели за четверть часа, хоть и торопились, как могли.
Туман догнал их уже в виду «Gruselgeschichten», когда сами они поравнялись с Ильичом и Львом Давидовичем. Те стояли, любовались окрестностями и спорили о чём‑то таком, о чем спорить можно наедине, вне чужих ушей.
То ли впятером идти труднее, то ли туман стал резвей, но на последней сотне шагов брести пришлось едва не наощупь. Дом исчез, Арехин видел только спину Вальтера, шедшего в пяти шагах от него. Да и как видел – едва‑едва.
Но сто шагов они прошли вместе. Никто не отбился, никто не потерялся. Сняли лыжи, прислонили к стене, Вальтер пусть сам с лыжами разбирается. Взошли по ступеням, открыли дверь. Прошли внутрь. Хорошо‑то как.
А что‑то и не хорошо.
Их никто не встретил. Только бульдожка тявкнула, покружила по залу и улеглась на подстилку в углу.
Ладно, пусть. Лотта, верно, занята по хозяйству, Надежда Константиновна отдыхает в своей комнате. Или пишет что‑нибудь.
Все уселись в деревянные кресла. Кроме Вальтера, разумеется. Тот вышел в туман – лыжами занялся, не откладывая на потом. Или чем‑нибудь другим. Держать гостиницу непросто.
– Я бы чаю выпил, – сказал франт. – Или глоток‑другой питья покрепче.
– Чай – вполне крепкий напиток для первой половины дня, – Лев Давидович оглянулся, ища Лотту. – Хотя в Швейцарии предпочитают кофе и шоколад.
– Да я и от шоколада не отказался бы. Где наши хозяева? Франт встал и начал шагать от камина к креслу и обратно, заполняя звуком тишину дома.
– Два часа пополудни? Ну и времечко летит! – удивился Лев Давидович, указывая на часы на полке.
Все проверили собственные часы. Арехин тоже. Никакой ошибки, два часа. А по ощущениям едва ли полдень.
Ильич встал.
– Зайду к себе, посмотрю, поспрашиваю… – сказал он. Франт тут же прекратил движение.
– Да, что‑то тихо. Да ещё туман. Окна словно молочным киселём залило. Только этот кисель не съешь.
– Ничего, ничего. В свое время поедим.
Они ждали возвращения Ильича. Недолго ждали:
– А Надежды нет, – растерянно сказал вернувшийся муж.
– То есть как это нет? – спросил Лев Давидович.
– Вот так. Нет, и всё.
– Наверное, что‑нибудь с хозяйкой обсуждает, всякие дамские дела.
– Возможно, – протянул Ильич, но без уверенности протянул. – Нужно Вальтера спросить.
Вальтер в дом не торопился.
– «Грузельгешихтен» – это не «Гранд Отель», – сказал очевидное Арехин.
– Да, тут особенно пропадать негде, – согласился Феликс.
– Во всяком случае, стоит сейчас же пойти и найти Лотту.
Действительно, «Грузельгешихтен» насчитывал лишь двенадцать комнат для постояльцев. Две на первом этаже, шесть на втором, и четыре – в мансарде. Из них занято было пять, считая ту, где остановился ушедший к водопаду господин. Плюс кухня, кладовая, комнаты хозяев, еще служебные помещения – всего восемь дверей. Итого двадцать минус пять – пятнадцать. В каждую Арехин стучал и слушал, не ответят ли. Феликс не отставал ни на шаг, но чем‑либо дополнить действия Арехина не мог.
Результат оказался обескураживающим: ни Лотты, ни Надежды Константиновны отыскать не удалось.
И Вальтер не вернулся.
Арехин, опять же сопровождаемый Феликсом, вышел на крыльцо.
Туман стал гуще, сарай, что стоял в пятнадцати шагах, едва угадывался.
Сначала Арехин звал Вальтера один, потом на два голоса с Феликсом. Но Вальтер не откликался. Туман, похоже, приглушал звуки, но не настолько же, чтобы не слышать крики. Кричали Арехин с Феликсом громко, а когда к ним присоединились Ильич с Львом Давидовичем, с крыши даже сорвался изрядный кусок заледенелого снега. Возможно, просто совпало.
– Посмотрю, – сказал Арехин и спустился с крыльца. Следов было немало – вот они выходили к водопаду, вот они пришли, и чьи следы принадлежат именно Вальтеру, сказать было трудно.
Лыжи стояли там, где они их оставили. Здесь, в десяти шагах от крыльца, голоса Феликса и остальных если и ослабли, то несильно. Пожалуй, Вальтер мог расслышать их дружный зов шагов за пятьдесят, если не за все сто. Дальше они бы терялись на фоне шума Рейхенбахского водопада.
Арехин шёл, ступая в прежние следы – меньше снега попадало в туфли. Но идти, погружаясь в снег по колено, было тяжело. Много тяжелее, чем на лыжах.
Он дошел до сарая. Это был не русский сарай, построенный из остатков, наскоро и небрежно. Это был сарай швейцарский, который, верно, и не сараем зовут, строение добротное, аккуратное и претендующее стоять вечно. Следы подвели ко входу, крепкой двери, открывавшейся вовнутрь, но сейчас запертой на врезной, а не навесной, как в России, замок.
Судя по тому, что следы вели сюда, но не отсюда, кто‑то, возможно, Вальтер, был внутри. Или же ушёл по своим следам, вот как сейчас шёл Арехин.
Он кулаком постучал в дверь. Подождал минуту. Феликс с товарищами замолчали, устав, и он слышал, что ничего не слышал: внутри было тихо. Еще постучал. Никакого результата. Прислонился головой к двери, и опять ничего не услышал. Когда Феликс возобновил зовы, он двинулся назад, опять идя по прежним следам. Шаги первопроходца были для него малы, но и Вальтер был ниже на полный вершок.
На крыльце он сказал остальным:
– Следы Вальтера есть, но самого – нет. Ведут следы к сараю. Сарай заперт. На стук никто не отозвался.
– Но он, Вальтер, разве не может быть в другом месте?
– Может, – легко согласился Арехин. – Уйти за пределы Грузельгешихтена, но куда к водопаду, или в другое место, определить нельзя. Вопрос только – зачем ему куда‑то идти по такой погоде, и почему он пошёл не на лыжах, лыжи, пять пар, стоят там, где мы их оставили.
– Нельзя исключить и шестую пару лыж, – сказал Феликс.
– Нельзя, – согласился Арехин.
– Но Лотта, Надежда, неужели и они ушли на лыжах? Это решительно невозможно.
– Это маловероятно, Владимир Ильич, но всё‑таки возможно, – возразил Феликс и оглянулся на Арехина.
– Либо они в доме, либо вне его, – поддержал его Арехин.
– В доме мы всё проверили, – сказал Лев Давидович. – Точнее, вы всё проверили.
– Мы только стучали в двери, – возразил Арехин. – Не заглядывая внутрь.
– Но Надежда… Надежда Константиновна непременно бы откликнулась. Не станет же она играть в прятки.
Арехин промолчал, и молчание стоило красноречия.
– Если она способна откликнуться, – тихо сказал Феликс.
– Что вы имеете в виду?
– Всякое случается. Теряют сознание, например.
– И она, и Лотта? Чушь.
– Мне кажется, лучше пройти в дом, – сказал Арехин.
Спорить никто не стал.
В доме их опять никто не встретил, не выскочил со смехом и шуточками по поводу предрождественского розыгрыша. И даже бульдожка куда‑то спряталась.
– Да, если это шутка, то явно неудачная, – во весь голос и чуть громче сказал Лев Давидович.
Ответом была тишина.
– Трудно спорить, – спустя несколько минут нарушил молчание Арехин. – Если это шутка, то таких шуток мы вправе не понять.
– То есть?
– И вправе, да просто обязаны принять меры по разысканию Надежды Константиновны. И не только её.
– Какие же это меры? Сообщить в полицию? – спросил Феликс.
– Почему нет?
– Но кто пойдет в Майринген – снег, туман?
– Следует телефонировать, – ответил Арехин, указав на навесной шкафчик.
Все подошли к шкафчику.
– Он заперт! – Феликс первым попытался открыть дверцу.
Арехин зашел за барьер, к доске с ключами.
– Похоже, этот, – он протянул Феликсу ключик с биркой.
Ключик подошёл, но телефонный аппарат молчал, как и весь дом.
– Снег перегрузил провода, они и оборвались, – предположил Лев Давидович. – Что вы теперь думаете делать?
Арехин заметил, что потихоньку‑полегоньку ответственность перекладывают на него. Не потому, что компатриоты сами не способны принимать решение, напротив, похоже, решение они приняли.
И решение это – сделать Арехина ответственным за возможные рискованные действия. Например, взять ключи, произвести самовольный обыск.
Спросит швейцарская власть, кто ел кашу и всю выхлебал, и Арехин тут как тут. А остальные ничего не знают, смотрели в другую сторону.
– Думаю.
– Вы же сами говорили, что нужно проверить комнаты как следует.
– Положим, я говорил немного другое. Но вы правы, проверить комнаты необходимо. Хотя бы для того, чтобы убедиться наверное, что в них никого нет. По одиночке проверять не стоит, мало ли что. Лучше бы всеми, – Арехин вернулся к стойке.
– Ходить вчетвером – долго. Следует разделиться попарно, – возразил Лев Давидович.
– Пусть так. Здесь ключи от всех помещений. Я, если не возражаете, с кем‑либо из вас осмотрю комнаты второго этажа, а остальные – первого. Потом перейдём в мансарду, – он взял полдюжины ключей. – Не забудьте и свои комнаты проверить, всякое бывает. Так кто со мной?
– Я, – вызвался Феликс в ответ на выразительный взгляд Ильича.
– А это ключи первого этажа, – Арехин протянул их Льву Давидовичу. Тот нехотя взял.
Осмотр Арехин начал со своей комнаты – система, так система. Потом осмотрели комнату Феликса. Тоже никого.
Внизу лаяла возмущенная бульдожка. Вернулась и протестует против самовольства постояльцев.
Третьим по счёту оказался номер таинственного товарища литераторов, тот самый номер, в который Феликс безуспешно пытался пробраться ночью.
Ключ, однако, не понадобился: дверь была притворена, но не заперта.
Арехин пропустил Феликса вперёд, но тут же зашёл следом.
Пустой номер. В смысле – никого нет. Но Феликсу этого было мало, он, не смущаясь присутствием Арехина, осмотрел стол, прикроватную тумбочку, комод, шкафчик. Везде – ничего. Наконец, Феликс добрался до саквояжа. Самый обыкновенный саквояж с самым обыкновенным содержимым путешественника третьего разряда. Феликс даже не пытался скрыть разочарования.
– Он должен был привести для нас кое‑что, – объяснил он Арехину.
– И как велико это «кое‑что»?
– Совсем невелико. Мешочек размером с яблоко, не больше. И пакет с бумагами. Но вы сами видите, ничего похожего в комнате нет.
– Если это ценные вещи, возможно, он держит их при себе, – предположил Арехин. – Или же…
– Или же что?
– Или же вас опередили, – Арехин подобрал с пола карандаш – изящный, серебряный, дамский. – По‑моему, это карандаш Надежды Константиновны.
– Нужно сказать Владимиру Ильичу, – протянул руку за карандашом Феликс. Но Арехин не торопился отдавать находку. Он стал на колени, осматривая место у стены, где лежал карандаш.
Ничего, никаких следов. Просто упал карандаш, покатился, стена его и остановила.
– Давайте прежде завершим поиски, – он поднялся, отряхнулся и вышел в коридорчик.
Но никого в оставшихся комнатах не было. Никого и ничего.
Они спустились вниз. Судя по всему, здесь тоже не преуспели в поисках. Более того: ни в холле, ни в других помещениях не было и самих искавших. Исчезли. Арехин с Феликсом дважды обошли первый этаж, сначала бегло, потом основательно. Ни малейших следов.
– Это уж совсем ни в какие ворота не лезет! – в голосе Феликса было больше досады, нежели удивления. – Ничего не понимаю! Куда они все запропастились? Надежда Константиновна, Владимир Ильич, Лев Давидович, Лотта, Вальтер – он загибал пальцы, пристально глядя на каждый, словно надеясь, что пальцы подскажут, куда и как.
Арехин же взял молоточек и начал бить в гонг. Отозвалась лишь бульдожка – пришла и начала заливисто лаять. Но стоило гонгу умолкнуть, умолкла и она.
– Нам бы ищейку, – пробормотал Феликс. – Ищи, булька, ищи, – попробовал он подключить к поискам бульдожку, но та улеглась на подстилку и на команды не реагировала, лишь зевала.
– Странное место эта гостиница, – согласился Арехин. И люди исчезают, и время…
– А что время?
– Летит. Шесть часов пополудни.
– Не может быть, – Феликс сверился с карманными часами. – Нет, верно. Что ж, четыре часа прошло? Я бы сказал, минут сорок, не больше.
– И мне так кажется. Вы пульс посчитайте.
– Что?
– Пульс посчитайте, по секундной стрелке.
Феликс сел, нащупал пульс и стал считать.
– Девяносто два.
– Частит, но это как раз не удивительно, вы взволнованы.
– И что из этого следует?
– Что часы идут верно.
– Это я и сам знаю, часы хорошие. И вряд ли вдруг сломались все разом.
– Часы идут верно, а время летит невероятно быстро. То есть, нам кажется, что летит.
– Как это – кажется?
– Не знаю. Кажется.
– И это тоже кажется? Исчезновение людей, гостиница, Швейцария?
– Подобная мысль свойственна каждому в сложной ситуации. Мол, я ещё сплю, а проснусь – вокруг порядок, ясность и полная благоустроенность. Но только вряд ли.
– Вряд ли, – согласился Феликс. – Считая происходящее реальностью, как можно объяснить исчезновение Владимира Ильича и Льва Давидовича? Ведь они пропали практически на наших глазах.
– Вернее, на наших ушах. Видеть мы их не видели, но слышали. Напади на них некие злоумышленники, мы бы непременно что‑нибудь услышали. А раз мы ничего не слышали, скорее всего, на них никто не нападал.
– Но что же случилось?
– Сами куда‑то ушли.
– Сами? С чего это вдруг?
– Вот и я думаю – с чего? И куда?
Феликс посмотрел на потолок:
– В мансарду?
– Вряд ли. Но раз проверять, то проверять до конца.
Арехин взял новую порцию ключей.
Комнатки в мансарде были невелики. Пятерым никак не спрятаться. Да что пятерым, они никого не нашли. Ни одного человека.
– Скажите, ваш товарищ, тот, кто прибыл сюда прежде вас…
– Что – товарищ? – Феликс выделил последнее слово.
– Он должен был предупредить, что ожидает вас? Или, напротив, соблюдал конспирацию?
– Это имеет отношение к происходящему?
– Да. Полагаю, имеет.
Феликс колебался лишь мгновение.
– Второе. О нас он не сказал ни слова. Не должен был говорить, – поправился Феликс. – И, разумеется, он не должен был покидать гостиницу. Никаких водопадов, никаких ночёвок в новом месте. Нет. Исключено.
– Раз исключено, есть основание предположить, что он и не покидал гостиницы.
– Но где же он?
– Там же, где и остальные. Пропал. Наверху мы все осмотрели. Осталось поискать внизу.
– Но и внизу мы все осмотрели тоже, – возразил Феликс.
– А подвалы? Должны же быть в доме подвалы?
Феликс кивнул.
– Подвалы. Разумеется. Я зайду к себе на минутку.
Действительно, через минуту он вышел из своей комнаты с пистолетом в руке – карманным «браунингом».
– Вам бы тоже вооружиться не мешает, – сказал он Арехину.
– Нечем. Разве что… – он достал из кармана и показал Феликсу армейский нож, подаренный ему накануне матушкой, вернее, проданный за копейку. Матушка, видно, вспомнила его детскую мечту: двенадцать лезвий, о назначении большинства он только догадывался.
– Игрушка, – оценил Феликс. – Вы бы на кухне взяли что посолиднее.
– Вашего пистолета хватит с лихвой, – ответил Арехин.
Они спустились на первый этаж.
– Где же ход в подвал?
– Давайте начнем с кухни, – предложил Арехин.
– И поищем свечи.
Свечи нашлись за стойкой – ящичек, полный свечей, каждая завернута в отдельную бумажку. Культура.
И тут они услышали тихий, едва слышный призыв:
– Помогите! Помогите!
Голос был женский, но кто звал, Лотта или Надежда Константиновна, понять было трудно.
И шел голос со стороны чуланчика.
Феликс опередил Арехина, распахнул дверь. Никого. Но в дальней стене ход, ступени, уводящие в глубину. Ход в подвал.
– Помогите!
Как ни торопился Феликс, но свечу всё‑таки зажёг. Зажёг, подождал, пока язычок пламени устоялся, и лишь затем начал спускаться, со свечёй в левой руке и пистолетом в правой.
За ним шёл и Арехин. Налегке. Ни свечи, ни пистолета.
Дом располагался на скалистом основании, и ход, и весь подвал, каким бы он ни был, были вырублены в камне. Воздух сухой, это не равнинные подвалы, где подпирают почвенные воды.
Спустились они метра на четыре. Хорошо строят швейцарцы. Капитально.
Спуск привел в помещение, размерами повторяющее холл. Пустой. Три двери, по одной в каждой стене. И – тишина. Призывы о помощи прекратились.
– Куда? – спросил Феликс. Не Арехина спросил, не себя, а – просто спросил.
Дверь, та, что слева, бесшумно приоткрылась. Чуть‑чуть, на ладонь, но Феликсу хватило, чтобы принять решение. Он подошел к двери и распахнул ее.
Свеча погасла, но не от движения воздуха – её выбил из руки Феликса Вальтер, мелькнувший в дверном проеме. Выбил и «Браунинг»: – пистолет упал к стене.
Темнота не была совершенной: от стен шел слабый свет, слабый настолько, что человек обыкновенного зрения его, пожалуй, и не заметил бы. Но Арехину хватало. Он видел, как Феликс, оправившись от неожиданности, схватился с Вальтером, видел и то, что шансов у Феликса не было никаких. Но главное – он видел «браунинг», отлетевший в угол.
Не мешкая, он подскочил к пистолету, поднял его и поспешил к дверному проему.
Вальтер уже повалил Феликса, не обращая внимания на попытки Феликса задушить его.
Арехин приставил пистолет к правому уху Вальтера и дважды выстрелил. Потом еще дважды, теперь уже в левое ухо.
Выстрелы его ослепили и оглушили. Но Вальтеру пришлось хуже.
Спустя минуту Феликс начал подниматься. Повернулся на живот, встал на четвереньки, постоял пару минут, потом медленно начал выпрямляться. Не стонал, терпел.
Встав во весь рост, зажег спичку, а от нее свечу, которую поднял с пола Арехин.
– Что это с ним? – спросил Феликс, дыша тяжело и прерывисто.
Вальтер ползал по полу, натыкаясь на стены. Кровавые дорожки отмечали его путь.
– Похоже, они живучие, – ответил Арехин.
– А – добить?
– Кобольда? Вряд ли. Да и патроны берегу. Ведь где‑то неподалёку должна быть и Лотта. Теперь я пойду первым, а вы за мною
Феликс хотел было возразить, даже рот открыл, но потом закрыл. Видно было, что каждое движение даётся ему с трудом.
Арехин вошёл в новую дверь. Проход в двадцать коротких шагов, и новая камера. Размер прежний, только в стенах ниши. А в нишах – пропавшие литераторы. Они были спеленаты белесыми лентами. Не как мухи паутиной, но похоже.
– Сейчас, сейчас, – Арехин вернул пистолет Феликсу, а сам осторожно прикоснулся к ленте.
Вопреки опасениям, она не была липкой. То есть прежде, видно, была, поскольку и к одежде, и к коже Надежды Константиновны приклеилась довольно прочно, но теперь её можно было трогать без опаски.
Вот и ножик швейцарский пригодился: острое лезвие легко справлялось с лентой, и через пять минут Надежда Константиновна уже стояла сама.
Стояла и молчала. Ладно, это, пожалуй, и к лучшему. Ильича он освободил быстрее, а Льва Давидовича и вообще за минуту – пришла сноровка.
Те встали рядом с Надеждой Константиновной, тоже молча.
– Владимир Ильич! Лев Давидович! Надежда Константиновна! – взывал к ним Феликс, но напрасно.
– Они одурманены, – успокоил Феликса Арехин. – Пройдёт.
– Вы уверены?
– Нет, – признался Арехин. – Я надеюсь, – он подошёл к следующей, четвертой нише.
В ней был человек, неизвестный Арехину. Мёртвый человек. Мёртвый основательно: видом своим он напоминал иссохшие мощи старцев Печёрской Лавры.
– Это тот, кого вы искали? – спросил он Феликса.
Тот наклонился, поднеся свечу к самому лицу мертвеца.
– Да, он. Валентин. Но что с ним стало?
– Съели изнутри, – Арехин прошёл вдоль стен. В камере были еще четыре ниши, и все они были заняты иссохшими телами.
– Нам лучше уйти поскорее, – сказал он.
– Одну минуту, – Феликс продолжал осматривать несчастного Валентина. – Вы не поможете мне?
– Что я должен сделать? – не удивился Арехин.
– У него на шее мешочек должен висеть, на ремешке. Вы его снимите, мешочек, пожалуйста. Или перережьте ремешок ножом.
Арехин так и поступил: перерезал ремешок и снял мешочек с тела. Мешочек небольшой, кожаный, а внутри, похоже, пара камешков размером с лесной орех каждый. И свернутые бумажки.
Он протянул мешочек Феликсу.
– Партийная касса, – сказал тот. – Мне в карман положите, пожалуйста. А то руки заняты.
Арехин положил, отчего не положить.
– Только руку вам придется освободить. Отдайте пистолет.
– Зачем?
Вместо ответа Арехин подвел Надежду Константиновну к Феликсу.
– Возьмите её за руку.
Потом к Надежде Константиновне подвел Владимира Ильича и вложил руку в руку. Потом – Льва Давидовича.
Держались за руки они крепко. Запросто не расцепишь.
– Ведите их наверх
– А вы?
– А я буду прикрывать отход.
Они шли ходом, потом мимо продолжающего ползать Вальтера, потом по лестнице наверх, в чулан, а из чулана в холл. Арехин придвинул к двери, ведущей в чулан, скамью. Невелика защита, так другой нет.
– Что будем делать? – спросил Феликс.
