Текст книги "Подвиги Арехина. Пенталогия (СИ)"
Автор книги: Василий Щепетнёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 52 страниц)
8
Трошин далеко ушел в искусстве извозчиков – спать при первой возможности. Он и спал, сидя в возке. Тепло, никто не видит. Захочет кто пошалить – нарвется на неприятность изрядную.
При виде Арехина кучер быстренько снял попонку, которой укрывал лошадей, свернул, положил в возок и только потом спросил:
– Куда ехать?
Арехин назвал.
Довольный тем, что место знакомое, не придется в темноте кружить, Трошин тронул вожжи, и сытые вороные охотно побежали вдоль улицы. Отчего б и не пробежаться здоровому, сытому и резвому животному, когда знаешь, что в конце пути тебя почистят, напоят, накормят и оставят спать в тепле сухой конюшни. Правда, бегали они, считай, почти сутки, но достало времени и поесть, и подремать. У многих двуногих того нет.
Редкие прохожие смотрели вслед лошадям более со злобой – жируют, черти, одной конской колбасы вон на сколько. Но улыбались опасливо и жались к домам: слух о том, эти, которые на вороных, средь бела дня с поезда взяли не то отряд чекистов, не то анархистов, увезли за город да всех в чистом поле и порешили, набирал силу. Многие сомневались – ну, одного-двух куда ни шло, а больше не поместится, сани не безразмерные же. И потом, зачем же непременно в чистое поле вести, если и в Чека места хватает, а если наоборот, чекистов почекистить, то на улице, в подворотне, во дворе, например, тут медлить нельзя, вдруг отобьют. Сомневаться сомневались, а слухи передавали: после закрытия газет брать новости было больше неоткуда. Услышал сам – передай другому. А поскольку нерастраченная сила народного творчества упрямо искала выхода, то и находила – в анекдотах ли, в частушках или вот в слухах.
У здания управления железных дорог Трошин остановился и отъехал в привычный уже уголок.
Арехин с тезкой взбежали по ступеням. Взбежали – оттого, что нервический зуд напал. Лошади бегут, вот и они побежали. Орехин поскользнулся на ступени, и немудрено – обледенела, да ещё и темно. Хорошо, тезка Аз успел поддержать, а то ведь на лестнице как упадешь. Бывает – переносицей о ступень и – «вы жертвою пали в борьбе роковой…»
В коридорах тоже темно – присутственные часы кончились, или дежурные на другом этаже устроились, однако тезка Аз шел столь же стремительно, будто каждая сорокасвечевая лампа горела в полную силу. Орехин почитывал учебник электротехники и знал, для каких светильников какие лампы надобны. Он бы и на курсы записался, будь в сутках семьдесят два часа. Очень нужны длинные сутки. Сорок восемь для работы, восемь для сна, а остальное – для учебы. Ну, и личной жизни бы не помешали, хотя какая личная жизнь, когда всей площади – закуток в общежитии имени Чернышевского. Убого, некрасиво. Поэтому нужно сначала выучиться, на старшего следователя, или на мастера-электротехника. Однако ж пока Советская власть декретов о длинных сутках не издавала. А жаль.
Под дверью карлы виднелась полоска желто-зеленого света.
Арехин постучал и с облегчением услышал Кляйнмихелевское «войдите».
Они вошли.
Максимилиан Леонардович сидел на прежнем месте. Новой была собака довольно противного вида – шерсти чуть, морда узкая, хвост голый. Помесь поросенка и крысы. Хорошо, невелика, на полпуда.
Собака на вошедших посмотрела внимательно и решила не рвать.
– Это что за цербер, Максимилиан Леонардович? – спросил Арехин.
– Вернейший в наше время друг. Доносов не напишет, в спину не выстрелит, уклонистом не назовет. Я как узнал, что ты эшелонами пропавшими занялся, так сразу братцу и позвонил – вези, говорю, Демона. Братец мой, как известно, человек праздный, портреты вождей рисует, тем и сыт, и пьян, и нос по ветру. Везти не привез, не на чем, извозчики ныне втридорога дерут, если вдруг и найдешь, потому он сам привел, благо и вести-то всего пять минут – мы прежнюю квартиру занимаем.
– Без уплотнения?
– Какое уплотнение, ещё две комнаты дали под мастерскую брату. Нет, умение рисовать – это просто способности, а вот умение угодить вождям – тут, действительно, талант Микель-Ангельский нужен. И как рисует, стервец. Буденный у него – орел, а конь и вовсе лучше всех коней. Свердлов – чистый страдалец, причем не просто страдалец, а именно за народ. Сколько раз взглянешь, столько раз слеза и прошибает – как Яшка о тяжкой людской доле скорбит. Недавно какого-то кавказского каторжника изобразил – ну, натурально мыслитель вышел, куда Роденовскому. У Родена только думает, а кавказец уже все знает. Глаз у братца наметанный, потому советую – приглядывайтесь к кремлевским кавказцам.
– Максимилиан Леонардович, у меня складывается впечатление, что ты нарочно тянешь время, путаешь след.
– Складывается… У тебя бы да не складывалось. Ну, хорошо, тяну, время тогда и прекрасно, когда его можно тянуть. Перехожу к делу. Итак – он подошел к стене, отодвинул шторку и показал уже знакомую карту.
– Пустые составы были найдены здесь, здесь и здесь – показывал карла не пальцем, не карандашом даже, а нарочитой указкой. – Путем ретроанализа я установил, что, если их все пустили из одного места, то таких мест может быть только одно.
– Это почему же? – встрял тезка Он. – Если бы пустили из одного места, то и оказались бы они в одном месте.
– Верно мыслите, молодой человек, но не учитываете специфики. Железная дорога – не прямая, а очень извилистая. И если с одного пункта пустить поезда по разным путям, да ещё стрелки перевести, поезда могут очутиться в местах, весьма отдаленных. Пример – из Москвы можно и в Берлин поезд отправить, и в Пекин.
– Было можно, – огрызнулся Орехин.
– Отправляем, отправляем и сейчас, вьюноша. И не хмурьтесь, отправляем по специальным кремлевским ордерам.
– На пользу мировой революции, понимаю, – тоном своим Орехин признавал – погорячился.
– Возвращаясь с дальних стран, скажу, что эшелоны пущены со складов Хутченко, – указка обозначила место на карте.
– Значит, Хутченко…
– Склады Хутченко. Самого владельца ещё в декабре семнадцатого за саботаж расстреляли: отказался выдавать зерно. Правда, зерна к тому времени у него никакого не было, но это не повод не выполнять приказы ревкома. Я посылал туда человека – осторожного и мудрого. Тот к самим складам не ходил, а поспрашивал по соседству. Плохое, говорят, место. Малолетки там собираются, а чем живут – неизвестно. Иные и местные подаются к ним, но никто больше их не видел. Пошли да пропали. Нет, в округе шалят не больше обычного, скорее, меньше – банда Кароева исчезла напрочь, тож и с другими черными революционерами. Дома никто не трогает. Но вечером на улицу в одиночку ходить не моги, а понадобится – по трое-четверо. Какие-то эшелоны люди накануне видели, но интересоваться – не интересовались. Вот только с соседнего района Фомка-Череп со своими сорвиголовами аккурат этим утром решили посмотреть, нельзя ли чем поживиться. Слышна была стрельба – минуты две, не больше. И все. Назад Череп не вернулся. Ни он, никто из его чертовой дюжины.
– Наверное, на складе и сидит. Добыча хорошая, зачем уходить, – сказал Орехин.
– Не исключаю. Не совсем понятно тогда, зачем Черепу было отгонять от складов эшелоны.
– А зачем другим?
– Чтобы освободить подъезд. Завтра ожидается прибытие нового хлебного эшелона.
– Ну, спасибо вам, Максимилиан Леонардович.
– Не стоит благодарности. Серьезно, не стоит. Позвольте совет дать?
– Позволю.
– Вы туда сейчас не идите – ни с помощником, ни со всем МУСом. А затребуйте войсковой отряд, лучше бы роту. Если там десять тысяч пудов – как раз роте и поработать.
– А если нет десяти тысяч?
– Тогда и подавно.
– Позвольте от вас протелефонить.
– Будьте любезны.
Арехин снял трубку аппарата, но опять услышал только тишину. Крутил ручку, опять крутил и опять, но понимал – бесполезно.
– Не работает ваш аппарат, Максимилиан Леонардович.
– В здании есть другой.
Они прошли в кабинет рядом. Пес шел у ноги карлы, как приклеенный.
Второй аппарат молчал, как и первый.
Карла побледнел.
– Если у нас повреждена связь… – он не окончил фразу, задумался.
– Если это вас утешит, могу сказать, что и в МУСе то же самое.
– В некотором смысле это утешает. Значит, они не только здесь, а везде.
– Это радует?
– В известном смысле. Прутик сломать проще, нежели целый веник.
– Тем больше причин мне спешить, – попрощался Арехин. – Вы домой? Могу подвезти.
– Подвезите. Хоть и пять минут, а все ж…
Они довезли карлу до дома. Действительно, рядом. Арехин проводил Кляйнмихеля (не иначе, тоже барон) вместе с его собакой до двери, завел в квартиру, проверил, все ли в порядке в квартире (было видно, как пламя свечи освещает то одну, то другую комнату) и лишь затем вернулся в возок.
– Все в порядке? – спросил Орехин.
– Да. Ещё и брат его, спит только.
– «Зазеркалье»?
– Бери выше – шустовский коньяк.
Никаких коньяков, ни шустовских, ни прочих, Орехин не пил, но слышал, что это питье знатное, для немалых господ. Стало быть, рисовать вождей и вправду дело выгодное.
– На телеграф, – скомандовал Арехин кучеру.
Телеграф был тоже местом известным, и, не смотря на ночь, доехали быстро. У ворот их остановил часовой – трезвый, с примкнутым штыком, и по всему видно было – начеку парень.
Мандат Арехинский он рассмотрел внимательно, потом показал рукой – проходите.
А за углом ждало уже трое, но мандатов проверять не стали. Пропустили и все. Ага. Засада. Одного часового, поди, не забоятся, тот пропустит, скажет условное слово, а за углом их в маузеры – хоть пять человек, хоть десять завалят.
Но – обошлось.
Причина волнений была проста: странные неполадки.
– Что, совершенно не работают линии? – спросил Арехин какого-то спеца.
– Работают, но не все. Одна за другой отключаются. Мы послали дежурную бригаду на один важный объект – настолько важный, что оставлять его без связи никак нельзя. Не вернулись. Теперь ждем утра.
– Попробуйте соединить меня с Сигизмундом Викентьевичем.
Спец Сигизмунда Викентьевича, верно, знал, потому что переспрашивать не стал, а сам прошел в специальный зал с длинными рядами шкафов, но каких шкафов! Мечта электротехника. Сплошь соединения, клеммы, реле.
– Здесь у нас, помимо телеграфа, ещё и одна из крупнейших в столице телефонных станций, – объяснял Орехину на ходу спец. Он немного поколдовал у волшебного шкафа и дал трубку Арехину.
– Сигизмунд Викентьевич? Да, Арехин. Докладываю: зерно найдено. Все три эшелона. Но нужны чрезвычайные меры. Неполадки со связью? Не исключено, что это взаимосвязано. Нет, армии поднимать не нужно. Дайте мне полноценный взвод латышских стрелков. Китайских. Нет, других не нужно, только китайских. Да, понимаю, что несу полную ответственность. Да, на грузовике, лучше на двух. Нет, пулеметов не нужно. Жду.
9
Ждать пришлось сорок три минуты. Вот что значит – хлеб. На мятеж ждать пришлось бы дольше. Хотя… Мятеж порой вкуснее хлеба, особенно если кровавой подливки вдоволь.
Два грузовика встали перед телеграфом. Командир, Линь Сао, выбежал навстречу Арехину.
– Гражданин Арехин, рад снова видеть вас! – говорил китаец безо всякого акцента, чище иных русаков. Да что иных, большинства. Окончил Московский университет, потом начал учиться в Сорбонне, хотел стать большим историком, но в семнадцатом году вернулся в Россию. Зачем изучать то, что можно творить, сказал он Арехину при прошлой встрече.
– Во всяком случае и вы, и я до сих пор живы, что уже достижение, – ответил Арехин. Сам он радости особой не чувствовал, какая уж радость, ведь не в театре встречались, а на операции. А операция получилась кровавой.
А сегодня? Сколько Арехин не думал, лучших исполнителей, нежели китайцы, не находились. Значит, китайцы и будут.
– Сколько у вас бойцов?
– Двадцать восемь человек, я – двадцать девятый. У всех карабины, патронов по две дюжины. Пулеметы брать не приказали.
– Пулеметы не понадобятся. Сейчас мы поедем на склады, где, согласно сведениям, находится зерно трех хлебных эшелонов. Возможно, там же есть и бандиты – до четырнадцати человек максимум, реально же, думаю, меньше.
– Намного меньше? – спросил китаец.
– На очень много. Наша задача: стремительно проникнуть на территорию складов, при малейшем сопротивлении противника – уничтожать. Затем охранять зерно до прибытия транспорта. Ваш отряд в качестве поощрения сможет взять зерна столько, сколько сможет унести.
– Жаль, мы третий грузовик не взяли, – то ли пошутил, то ли всерьез сказал китаец.
Грузовики шли не быстрее лошадей. Потому что Арехин с тезкой на вороных ехали впереди, а за ними, в ста шагах – грузовики. Трошин ворчал, мол, они не гордые, могли бы и вслед моторам идти, но Арехин успокоил:
– Ты ж, Трошин, знаешь, китайцев Москва не любит. Вдруг дурная голова выскочит и вслед грузовику выпалит всю обойму. Хорошо ли нам быть между стрелком и целью? А в дело все пешие пойдем, лошадей и автомобили оставим за квартал.
Сделали все, как и намечали. У автомобилей с конями оставили кучера и шоферов – втроем они сила, вооруженная, и очень опасная.
Взвод колонной по четыре пошел вслед Арехину с тезкой и Линь Сао. На плечах – кавалерийские карабины. Мосинки для китайцев великоваты, а карабины – аккурат по ним.
Снег, как ему и положено, скрипел, ветер подвывал, тучи летели. Обыкновенная нат-пинкертоновская погода.
В домах – ни огонька. И керосин неукупен, и свечи. А главное – к чему светиться-то? Неровен час, и налетит какой светлячок. Какая с того польза? А вот вред случается. Тем более, Фомка-Череп давеча поблизости шатался.
Никем не потревоженные, они дошли до складов Хутченко. Склады эти были маленьким городком – обнесенные каменным забором, они век снабжали московские лавки, магазины и фабрики с заводами разным припасом. Держали и зерно – до революции. Потом зерна на все склады хватать не стало, чтобы сократить воровство выделили одни, Филипповские, назвали Ревхлебскладом и стали жить-поживать, пайки выдавать. Ну, не штучные, а подводами.
А склады Хутченко пограбили в вольные дни, потом подзабыли, а теперь взрослых людей пугают этими складами.
Ну, ну. Взвод взрослых вооруженных людей напугать не просто.
Китайцы шагали дисциплинированно – никто не разговаривал, не курил, из строя не выбивался. Ладно взвод, а если дивизия таких в Москву придет?
Они прошли вдоль ограды, остановились у ворот – дубовых, с кованными полосами для крепости и величия. И ведь не украли на дрова, а ведь, если полосы снять да распилить, иному домику на всю зиму тепло.
Ворота оказались открыты, вернее, не все ворота, а дверь в человеческий рост в этих воротах. Ну, понятно, ежели подвода, а лучше десять – открыть ворота, если человечек с бумажкой – дверь открыть. Вот она и была открыта. Точнее – взломана. И, судя по всему – совсем недавно. У Фомки-Черепа фамилия Череп, а Фомка – прозвище. Ну, ну.
Линь Сао поднял руку. Отряд остановился. Замер, даже дышать, кажется, перестали.
Арехин слышал многое. Не слышал только людей за воротами.
Тогда он, приготовив на всякий случай браунинг-специаль, шагнул в дверь.
За ним, с маузером в революционной руке – тезка Он.
– Заходим, – скомандовал Арехин остальным.
Китайцы быстренько перестроились и по одному втянулись внутрь.
Куда дальше?
Чутье выведет. Пресловутое классовое чутье, таинственное сыщицкое чутье и обыкновенное человеческое. Зерно в морозную ночь издалека слышно.
И не только зерно.
– Вы позволите зажечь факелы? – спросил Линь Сао.
– Это вы хорошо придумали, – согласился Арехин.
Припасливые китайцы достали палки, пропитанные смолистым составом (наверное, китайский секрет) – и через минуту почти тридцать факелов осветили округу. Горели они ровно, и, несмотря на порывистый ветер, не гасли. Знать, не такой он и порывистый, ветер-то.
Они вышли на железнодорожные пути. Точно, совсем недавно здесь стоял состав, вон ещё мазута накапало. А впереди был амбар, большой, просто громадный, не три – тридцать составов вместит и не поперхнется.
– Нам туда, – сказал Арехин.
Линь Сао воткнул свой факел в сугроб, что намело у стены. Правильно, чтобы не подстрелили. А сам тихонько-тихонько пошел к амбарным воротам.
Арехину было проще – у него не было факела, и потому он опередил Линь Сао на два шага. Тот не протестовал: лучше иметь плохой щит, чем не иметь никакого.
Здесь двери были зарыты, но не на замок, а просто силою трения. Запах зерна, запах крови, запах…
Линь Сао что-то скомандовал, и китайцы подошли поближе. Раз, два – навалились на ворота и на три-четыре их раскрыли. Начали раскрывать, потому что ворота тяжелые, инерция торопиться не дает.
Наконец, они раскрылись достаточно широко, чтобы четыре китайца в ряд шагнули внутрь. Вторая четверка была без факелов, зато с карабинами наготове, готовые выстрелить и убить – где ж здесь промахиваться-то.
И действительно…
Зерно было здесь. Много зерна. Горы. Все три эшелона без малого.
Но эти горы были усеяны крысами. Они оглянулись на вошедших – все, разом, и миллионы алых огоньков вспыхнули во тьме.
В следующую секунду крысы бросились на людей.
Арехин слышал, как взвизгнул тезка Он, начал стрелять из маузера, а потом и бомбу бросил – к счастью, забыл выдернуть чеку. Сам Арехин работал ногами, досадуя, что не взял более подходящего оружия. Но Линь Сао вежливо оттеснил МУСовцев:
– Орлы мух не клюют.
В распахнутые уже полностью ворота вошли все китайцы, стали в шахматном порядке, выстрелили по разу – чтобы разрядить карабины, а потом прикладами начали уничтожать крыс. Четверо светили, двадцать убивали. От одного удара погибало два-три крысы – так плотно они бежали. От десяти – двадцать пять. Каждый китаец делал сорок ударов в минуту, значит, за минуту погибала тысяча крыс. За десять минут – десять тысяч. Хай, хой, хай, хой – задавал ритм Линь Сао.
Порой крысе удавалось вскочить на штанину, даже на грудь, но тут на помощь приходил китаец с факелом: свободной рукой он просто хватал крысу поперек тела и давил – быстро, очень быстро.
Через четверть часа ритм снизился – не китайцы устали, а крыс стало меньше. Ещё через полчаса стало ясно, что победа за людьми, победа полная и окончательная – в данном сражении.
10
– Крысы – странные существа. Вы знаете, девять европейцев из десяти крыс боятся. Кошек, гораздо более опасных существ, не боятся, а крыс боятся.
– Крысы, если их много, любую кошку сожрут, – ответил Орехин.
– Но человек боится даже одну крысу, разве нет? Особенно женщина.
– Ну, бабы…
– Александр, вы же революционер! Женщина – полноправный человек, не хуже мужчины. И убить крысу что мужчине, что женщине – самое пустяково дело. Хлоп кулаком, и нет ее, только бить нужно решительно, не сдерживаясь. Да и десять крыс – не велика опасность для человека. И даже сто. Сколько кроликов загрызут тигра?
– Ну, мы-то не тигры.
– Но и крысы даже не кролики. Легенды про пятифунтовых крыс так и остаются легендами. Полфунта, максимум – фунт, но это уже крысиный король. Большие? Хвост у них большой, а сами – на одну ладонь посадишь, другой прихлопнешь. Это если не бояться, конечно.
– Да я и не боялся.
– Вы. Александр, были безрассудны. Зачем бросились вперед, зачем стали не только руками рвать, но и зубами?
– Если честно, струхнул я сначала. А потом разозлился. Вон, думаю, китайцы, давят их, как клопов. А я чем хуже?
– Вот и пейте теперь неделю порошки, чтобы заразу какую не подхватить.
– И все же, Александр Александрович, отчего же их боятся, крыс?
– Загадка. Я думаю, это они внушением нагоняют страх.
– Внушением?
– Именно. Что мы знаем о способностях животных? Новобранцев сколько обучать нужно, чтобы строевые приемы выучили? А птицы – мозга чуть, а как слаженно стая каких-нибудь грачей в воздухе эволюции выделывает. Или рыбы, уклейки, мозгов совсем капля, а в воде строй держат лучше семеновцев. Вот и крысы… На одной волне у них с человеком мозг. Даже лучше. Они нам могут внушать, а мы им нет. Чем больше крыс, тем сильнее внушение. Могут внушить, что перед тобой командир, большой вождь, да кто угодно. Сунут газету, и скажут, что это мандат мандатов.
– Но погодите. Александр Александрович, кто-то ведь должен сунуть эту бумагу. Не крыса же?
– Не знаю. Какого-нибудь человека подчинят себе, и заставляют представлять, кого понадобится. Вот хоть Ешкина. А других заставляют в это верить. Так они и похитили три эшелона.
– Зачем?
– Зерно им, как сказал Максимилиан Леонардович, для себя нужно. Каждая крыса рожает пятнадцать крысят, если корма вволю, то и больше. А те зреют на сытных кормах быстро и тоже начинают плодиться.
– Точно! Я в журнале читал, что пара мух может слона за три дня съесть – в Африке, понятно.
– Вот-вот. Мы не в Африке, и слоны у нас в диковинку, а вот зерно…
– А что будет с зерном?
– Что обычно. Перемелется – мука будет.
– Но крысы… Они, получается, умные?
– А люди? – спросил Арехин.
И тезка Он начал думать.
