Текст книги "Сборник статей, воспоминаний, писем"

Автор книги: Василий Качалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 48 страниц)

   Я пользуюсь этим случаем, чтобы выразить свое чувство уважения, дружбы и любви к Василию Ивановичу, которое разделяют со мною все работники Театра. Надеюсь, что мы еще долгое время будем наслаждаться мастерством Василия Ивановича и прекрасной игрой всех остальных участников спектакля {Это письмо К. С. Станиславского было вывешено, по его поручению, за кулисами театра в день трехсотого представления "У врат царства".}.

К. С. Станиславский

ВЛ. И. НЕМИРОВИЧ-ДАНЧЕНКО, К. С. СТАНИСЛАВСКИЙ

12 февраля 1935 г.

Дорогой Василий Иванович!

   Горячо и с большой любовью поздравляет Вас весь Художественный театр.

Сердечный привет! Вл. Немирович-Данченко

и любовь! К. Станиславский

К. С. СТАНИСЛАВСКИЙ

7 октября 1935 г.

Милый, дорогой и любимый Василий Иванович!

   Сегодня день Вашего юбилея.

   Вы не можете жаловаться на судьбу, так как провели свою артистическую жизнь – блестяще.

   Как приятно и как правильно, что правительство отметило сегодняшний день, наградив Вас орденом Красного Знамени, который Вы вполне заслужили.

   Вместе с женой от всего сердца поздравляем Вас и благодарим за многочисленные художественные радости, которые Вы давали нам, благодарим и за долгую, дружную, товарищескую совместную работу в Художественном театре.

   Желаем Вам прежде всего – здоровья. Если оно будет, то будет все остальное, и Ваша дальнейшая артистическая жизнь пройдет еще прекраснее, чем ее начало. Ведь Вы один из последних Могикан.

   Вы счастливец! Вам дан природой высший артистический дар.

   Теперь, под старость, углубляясь думами и чувством в наше искусство, я прихожу к убеждению, что высший дар природы для артиста – сценическое обаяние, которое Вам отпущено сверх меры.

   ...Пользуйтесь же Вашим даром, это даст Вам большую творческую радость.

   Обнимаю Вас, мысленно целую ручку Нине Николаевне, жму руку Диме и шлю поздравление Вашим сестрам.

Любящий Вас К. Станиславский

   Не знаю, когда Вы получите это письмо. Жду оказии.

И. А. СЛОНОВ

10 ноября 1935 г.

Дорогой Василий Иванович!

   По поручению Саратовского драматического театра, художественным руководителем которого я являюсь, Вам было уже передано нашим заведующим литчастью поздравление с сорокалетним юбилеем и поздравление с наградой правительства. Еще раз поздравляю Вас – и от имени коллектива и лично от себя.

   17 с. м. наш коллектив устраивает закрытый (для работников театра) вечер, посвященный Вам. Очень прошу прислать к 17/XI саратовскому театру Ваш портрет (хотелось бы с соответствующей надписью) и Ваши фото, главным образом в ролях пореволюционного периода. Какие у Вас есть, дорогой Василий Иванович, – нам нужно, чтобы саратовские актеры как можно лучше знали величайшего из своих товарищей по искусству.

   Затем в фойе театра будет устроена маленькая выставка, посвященная Вам.

   Хотелось бы и мне лично, Вашему давнему восторженному ценителю, иметь от Вас на память фотокарточку.

Уважающий Вас и любящий Ваш талант

Засл. арт. республики

И. Слонов

АКАДЕМИК И. П. ПАВЛОВ

4 июня [год не указан]

Глубокоуважаемый Василий Иванович!

   Вчера Сергей Митрофанович {С. М. Зарудный.} сообщил мне, что вы непрочь посетить меня с Вашими товарищами. Я считаю это для себя чрезвычайною честию и наперед очень благодарен за огромный интерес и удовольствие, которые мне доставило бы Ваше посещение. К сожалению, сейчас я очень устал после 9-месячной сплошной и нелегкой работы (ведь я уже начал девятый десяток жития!) и на днях собираюсь ехать за город отдыхать летом. Но я был бы счастлив, если бы Вы не оставили Вашего намерения в будущем, после летнего перерыва. Устать-то я устаю, как не уставал раньше, но надеюсь, что умирать мне очень скоро все же не предстоит и что с моей стороны наша встреча может состояться, когда Вы после лета, в течение следующих девяти месяцев, как-нибудь надумаете опять порадовать нашу развенчанную столицу.

Искренно преданный Вам и благодарный

Иван Павлов

К. А. ТРЕНЕВ

8 мая 1937 г.

Дорогой Василий Иванович,

   Поздравляю Вас с высокой наградой {3 мая 1937 г. В. И. Качалов был награжден орденом Ленина.}, пользуюсь случаем, чтобы сказать Вам, как восторженно люблю я Вас, великого артиста и редкого человека.

Ваш душою К. Тренев

В. Н. ЯХОНТОВ

9 ноября 1937 г.

Дорогой Василий Иванович!

   Спасибо Вам большое за Ваше прекрасное письмо. Это самый лучший и дорогой подарок за всю мою тридцатисемилетнюю жизнь. Когда-то давно, еще в детские годы, после спектакля "У царских врат" мне снился сон, что я будто бы познакомился с Вами и Вы мне сказали что-то очень ласковое... И вот теперь, в двадцатую годовщину великой революции, когда сбываются лучшие сны народа, я получил от Вас это чудесное письмо! И к общей радости от нашего замечательного праздника прибавилась еще глубокая, интимная радость от Вашего ласкового слова.

   Согретый им, поздравляю Вас, дорогой Василий Иванович, и думаю, что никогда еще Мельпомена не была столь молодой, жизнерадостной и веселой, как сегодня...

   Крепко жму Вашу руку и очень люблю Вас!

Ваш В. Яхонтов

МОСКОВСКИЙ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕАТР

   {Приветствие В. И. Качалову в день его 65-летия и 40-летия его работы в МХАТ.}

12 февраля 1940 г.

Дорогой и любимый Василий Иванович!

   Мы хотели бы, чтобы Вы сегодня особенно горячо и сильно почувствовали нашу нежную и благодарную к Вам любовь, наше глубокое уважение, наше безмерное восхищение Вашим огромным талантом. Нам близки и дороги те образы, которые Вы с таким мастерством, блеском и глубиной показывали на сцене театра. Нам близки и дороги Ваша благородная человечность, Ваша любовь к жизни, Ваша мудрая скромность, Ваша дружеская отзывчивость, Ваше внимание к людям. Мы любим Вашу неиссякаемую молодость, оптимизм, силу и нежную лирику. Великий актер – Вы большой человек. Лучшие традиции русской сцены и Художественного театра – лучшие художественные и моральные принципы – воплощены в Вас. Мы от глубины наших сердец желаем Вам сил и здоровья, потому что каждое Ваше появление на репетиции, каждое Ваше выступление на сцене – огромный и радостный подарок актерам и зрителям нашей Родины.

Вл. Немирович-Данченко, Н. Хмелев,

Ольга Книппер-Чехова, Фаина Шевченко,

Мария Лилина, Б. Добронравов,

Л. Леонидов, М. Тарханов,

А. Тарасова, Вас. Сахновский

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВА

12 февраля 1940 г.

Дорогой, любимый Василий Иванович!

   Так много великолепных по существу слов написано тебе в день твоего шестидесятипятилетия, что мне остается только крепко обнять тебя и сказать тебе, что я тебя очень, очень люблю как художника и как человека, люблю нежно.

   Пускай скудеет в жилах кровь,

   Но в сердце не скудеет нежность!

   Сохраняй на долгие годы все свое обаяние, и силу, и красоту.

   Прими мой поклон и любовь мою.

Ольга Книппер-Чехова

Драгоценный Василий Иванович!

   Сорок лет пролетело с нашей первой встречи на Бронной в зале Романова, где мы репетировали «Снегурочку» и где первый раз я услышала твой голос, «ласковый и нежный».

   За эти сорок лет много было всяких переживаний в нашей артистической жизни. Скажу словами мудрого старика из чеховского рассказа "В овраге": "Жизнь долгая, было и дурное, было и хорошее. Вот и помирать не хочется, еще бы годочков двадцать пожил: значит, хорошего было больше".

   И мне радостно сказать тебе после 40 лет, что я тебя очень люблю – весь твой артистический облик и всего тебя {Письмо напечатано в газете МХАТ «Горьковец» 19 октября 1940 г.}.

О. Книппер-Чехова

Н. П. ХМЕЛЕВ

18 октября 1940 г.

   Дорогой, любимый Василий Иванович, прости меня, что так поздно приветствую тебя!

   Я хотел поздравить тебя в день твоего творческого вечера, но к великому огорчению – вечер был отменен.

   Дорогой Василий Иванович, прими мои самые, самые лучшие, сердечные поздравления, пожелания, благодарность за твой великий, изумительный талант и мою безграничную любовь и уважение.

   Не умею выразить всего, что у меня на душе! Спасибо тебе, и будь здоров и живи долгие, долгие годы и доставляй нам радость.

   С любовью и глубоким уважением

   преданный тебе поклонник твоего гениального дарования

Н. Хмелев

С. Г. БИРМАН, С. В. ГИАЦИНТОВА

[без даты]

Дорогой, золотой Василий Иванович!

   Я помню Вас всегда, но, когда в жизни блеснет радость, я вспоминаю Вас нестерпимо. Вы помогли мне перейти через пропасть и дойти до Константина Сергеевича. Это было в 1911 году.

   Часто, если мне лень ответить людям на письмо или на просьбу, я думаю о Вас – и гоню лень – и делаюсь человеком. Верьте, что это так. С этим листком бумаги я шлю Вам часть души своей, вы должны это услышать, понять. Не пишу длинно, чтоб Вас не утомлять, но длинную-длинную любовь длинной Симы Бирман возьмите себе, пожалуйста, ненаглядный мой, чудный артист и самый чудный человек.

Ваша Серафима

   Драгоценный и самый красивый на свете, любимый и дорогой! Спасибо за поздравление и за привет, спасибо за то, что Вы такой. Всю жизнь я Вас люблю – была влюблена, дружила, почитала, любила, обожала – все виды любви! Дорогой мой Василий Иванович!

Софья Гиацинтова

М. П. ЛИЛИНА

12 февраля 1941 г.

Дорогой Василий Иванович,

поздравляю Вас, целую Вас и люблю!

   Сегодня Вы и новорожденный и именинник; это усугубляет сегодняшнее торжество!

   А для многих, очень, очень многих сегодняшний день – торжество.

   Для Театра, в который Вы вложили лучшие свои артистические силы, – этот день большое торжество!

   Для товарищей Ваших, которые прошли свой _а_к_т_е_р_с_к_и_й_ путь с Вами и общались с Вами на сцене, – это незабываемая радость и торжество.

   Для миллионов зрителей, которых Вы радовали, восхищали, умиляли, отрывали от повседневной жизни и уносили далеко и высоко – этот день не только торжество, но – незабываемая эпоха.

   Да, да, – эпоха!

   Через много лет после нас будут говорить: в эпоху Качалова, Станиславского, Москвина, Леонидова... МХАТ был в полном расцвете!

   Вы внесли свою _д_а_н_ь_ – в театральное искусство – прекрасной, неизмеримой мерой, чудесной, незабываемой!

   Спасибо Вам, дорогой Василий Иванович, спасибо.

   Кланяюсь Вам низко (старая спина еще гнется). Обнимаю горячо, искренно.

Ваш товарищ и верный друг

М. Лилина

31 марта 1943 г.

Дорогой Василий Иванович.

   Вы, как всегда, чутки и правы. Нам сейчас видеться не надо. Мы друг друга заразим большой хандрой {Это письмо написано во время тяжелой болезни М. П. Лилиной. Она скончалась 23 августа 1943 г.}. А вот доставьте мне огромную радость: как можно скорее вызовите Таню Орлову и прослушайте ее. Она, по-моему, способный самородок; теориям не поддается, а от себя может сыграть и прочитать талантливо. Хороший голос, очень хорошая внешность; на сцене может повторить Лешковскую. Умна, много читает, читает как-то по-своему. Вы ей можете очень помочь в чтении и в выборе читаемого. Иногда у нее пробивается вульгарность нот, надо убрать. Вы это сразу заметите и поможете ей с этим! справиться. Только делайте это как можно скорее, не откладывайте. Мне хочется услыхать Ваше мнение, которое Вы мне передадите через Киру.

   Очень оценю исполнение этой моей просьбы. Благодарю от души. Целую Вас.

Любящая Вас М. Лилина

   P. S. Нежный привет всем Вашим, всех крепко целую, не забудьте Агапитову и Васильевну и Виленкина.

В. Г. САХНОВСКИЙ

16 ноября 1943 г.

Дорогой Василий Иванович!

   Вчера, 15/XI, я не пришел поздравить Вас {5 ноября В. И. Качалов выступал в Доме актера ВТО.}. Я не мог. У меня горло сжимали спазмы. С первых дней своего юношества до сего дня я следил за Вами, Вы были моим вдохновением. Если прав Платон, что есть любовь такая, ради которой стоит жить, я так любил Вас и люблю. Что мне было говорить Вам? Милый, чудесный Василий Иванович, странно Вам наверно от меня получить такое письмо, но так я хочу Вас назвать!

   От всего сердца, от всего человеческого существа моего посылаю Вам благодарность. Я так восхищен, я так преклоняюсь перед Вашим искусством, что у меня нет слов. Вы – великий человек, Вы – великий артистический ум...

   Да здравствует Ваш гений!

Вас. Сахновскии

СТУДЕНТЫ ШКОЛЫ-СТУДИИ МХАТ

[март 1944 г.]

Дорогой Василий Иванович!

   Ваше посещение Школы-студии МХАТ 12.3.44 г. и Ваше замечательное чтение произвели огромное впечатление на всех студентов. Школа и сейчас живет впечатлениями встречи с Вами.

   Эта встреча ценна для нас не только как для людей, получивших возможность видеть и слышать _К_а_ч_а_л_о_в_а, гениального актера-чтеца, но еще и потому, что каждый миг общения с Вами обогащает нас, как людей, поставивших своей целью служение искусству театра.

   Огромную благодарность приносим мы Вам за замечательный вечер 12 марта.

   Мы надеемся, что связь, установившаяся у нас с Вами, будет длительной. Ведь не может быть большей радости для студента Школы МХАТ, как видеть Василия Ивановича _К_а_ч_а_л_о_в_а_ шефом своей Школы!

35 подписей

Е. Д. СТАСОВА

12 февраля 1945 г.

Дорогой Василий Иванович.

   Шлю Вам, любимому артисту и старому другу, горячий привет в день Вашего семидесятилетия и желаю прежде всего много, много здоровья, а в настоящую минуту – быстрого выздоровления. Очень жалею, что не могу сама притти пожать Вам руку, но уверена, что мы скоро с Вами встретимся и проведем чудесный вечер в сердечных беседах и воспоминаниях.

   Обнимаю Вас, дорогой Василий Иванович.

Ваша Елена Стасова

В. Т. ВАРТАНЯН

Ереван, 17 февраля 1945 г.

Глубокоуважаемый Василий Иванович!

   Шлю Вам из далекого Еревана мои искренние поздравления по поводу получения Вами высокой награды в день Вашего славного полувекового служения искусству.

   Я не могу забыть дни Вашего пребывания в Ереване, я не могу забыть дни, которые были днями общения с Вами.

   Ваше имя для каждого творческого работника стало идеалом. Не секрет, что когда приходится приводить пример идеального актера – первым представляетесь Вы. О Вас мы передаем своим ученикам – будущему пополнению актеров армянского театра.

   Я не могу забыть Вас в товарищеском кругу на прощальном вечере в Ереване. Я Вас всегда помню молодым, с задором... Ваша юность на театре никогда не покидает Вас и не покинет. Вы юны творчески. Вы юны идеалом. Вы юны сердцем и душою.

   Дорогой Василий Иванович, Вы живете в сердцах актеров армянского театра, которые сегодня с большим благоговением вспоминают Вас. Желаю Вам здоровья и долгой, долгой жизни.

   Уважающий Вас

заслуженный деятель искусств

Вавик Тигранович Вартанян

СЕМЬЯ УЧЕНИКА ШКОЛЫ-СТУДИИ МХАТ

СЕРГЕЯ БУЛГАКОВА

22 мая 1947 г.

Дорогой Василий Иванович!

   Нам известно Ваше прямое вмешательство и участие в лечении нашего сына – студента 2-го курса Студии-школы им. Немировича-Данченко при Московском Художественном академическом театре – Булгакова Сережи.

   Нам известно Ваше посещение Московского Комитета ВЛКСМ, где Вы ставили об этом вопрос.

   Это внимание великого артиста и учителя вселяло бодрость и надежду в больного.

   Однако тяжелая болезнь не дала возможности осуществиться его заветным мечтам и дерзаниям – стать в ряды сотрудников Московского Художественного академического театра, и безжалостная смерть преградила путь.

   Позвольте, Василий Иванович, поблагодарить Вас за всю теплоту, чуткость и внимание настоящим письмом, приветствием, и пожеланием Вам здоровья на многие годы.

Отец В. Булгаков

Мать Г. Булгакова

Сестра А. Булгакова

СТУДЕНТЫ ТЕАТРАЛЬНОГО УЧИЛИЩА

ИМЕНИ Б. В. ЩУКИНА

[1948 г.]

Дорогой Василий Иванович!

   Вам пишут студенты Театрального училища имени Щукина, Письмо это не должно быть для Вас неожиданным. Вы – наш любимый актер. Говоря о современном театре, мы в первую очередь думаем о Вас. Ваш благородный артистический и человеческий образ всегда служит примером! для молодежи. Видя Вас, слушая Ваш голос, мы идем в театральные школы, понимаем красоту искусства. Образы, созданные Вами в театре, служат для нас образцами, и с каждой новой работой Вы приобретаете не только новых почитателей своего таланта, ной новых учеников. Вы для нас очень близкий и дорогой человек, тот родной Василий Иванович, который приезжал к нам в прошлом году, близкий нам своей молодой душой, дорогой своим человеческим обаянием. Мы всегда мысленно с Вами, гордые тем, что являемся Вашими современниками, благодарные Вам за Ваш чудный труд.

   Узнав о Вашей болезни, мы решили написать это письмо, чтобы передать Вам частицу той любви и благодарности, которую мы к Вам питаем. Многого нельзя рассказать словами, тем более трудно передать Вам в письме, кем Вы являетесь для нас. Нам хочется, чтобы Вы почувствовали рядом с собой горячее биение нашего сердца, услышали наш голос, поняли нашу благодарность – благодарность учеников.

   Поправляйтесь, дорогой Василий Иванович, поскорее! Мы всем сердцем желаем Вам скорейшего выздоровления, ждем новых встреч с Вами, ждем от Вас новых чудесных работ.

Бесконечно благодарные и любящие Вас

студенты Театрального училища имени Щукина

(75 подписей).

В. И. Качалов на сцене Художественного театра и на концертной эстраде

П. А. Марков

О Качалове

   Вероятно, нельзя назвать в нашей стране актера, который так привлекал бы сердца и пользовался такой нежной, благодарной любовью, как Качалов. Весь его облик был отмечен высоким благородством и человечностью. Как только он появлялся на эстраде или на сцене, зрителя охватывало радостное и полное ожидания волнение. Долгие годы Качалов был властителем дум и переживаний широкого круга зрителей, и, чем дальше отходит в глубь времени его образ, тем убедительнее и яснее становится его вклад в жизнь. Внесенное Качаловым в жизнь богатство мыслей и чувств сохранится в культуре страны как одно из самых сильных выражений творческого гения народа. Еще не раз исследователи и мемуаристы, актеры и писатели, поэты и художники будут обращаться к его прекрасному образу, пытаясь воскресить и разгадать тайну его обаяния, силу непосредственного воздействия его таланта, смысл созданных им характеров. Долг его современников и свидетелей его творчества – закрепить живущие в них впечатления от его игры, от его чтения, от личных встреч с ним. Качалов принадлежал к актерам – строителям жизни. К нему в полной мере можно отнести почетное наименование «инженер человеческих душ».

   Его биография внешне очень несложна. Определяясь его творчеством, она состоит, по существу, из цепи созданных им образов и совпадает с историей родного ему Художественного театра. Но страсть и внимание, с которыми он относился к окружающей действительности и которые он вкладывал в свое творчество, соединяли его тысячами нитей с современностью.

   Подобно многим крупным художникам сцены конца XIX века, он пришел в театр из среды демократической интеллигенции, связанной с нарастающим революционным движением. Из скромного студента-любителя, подвизавшегося на петербургских клубных сценах, он превратился в одного из самых крупных мастеров русского театра. Работая на провинциальной сцене, он не дал себя засосать провинциальной тине и, победив соблазн легкого успеха, стал в сценическом искусстве воплотителем передовых идей эпохи. Он убивал в себе все связанное с "гнусным ремесленничеством", и охотно, с верой отдался общественным и театральным задачам великих основателей Художественного театра. Но он до конца жизни сохранил привязанность к актерам, творившим порой большое культурное дело в тяжелых условиях дореволюционной провинции.

   Войдя в МХТ, Качалов безоговорочно подчинился его строгим правилам и, приняв законы ансамбля, отнюдь не убил своей творческой индивидуальности. Наоборот, он победоносно утвердил ее и полностью раскрыл. Его творчество дало исчерпывающее решение проблеме коллектива и личности в искусстве театра. Ссылка на одного Качалова могла бы прекратить предвзятые обвинения МХТ в подавлении актерских талантов во имя серого "равенства".

   Во время Великой Октябрьской социалистической революции Качалову было немногим более сорока лет. Горячо стремясь воплотить на сцене образы Великой революции, он много и упорно работал над собой, искренно проникаясь ее идеями. Он стал художником, которым вправе гордиться Советская страна. С его именем связаны не только актерские победы его прошлого,– Качалов нам дорог потому, что он стал выразителем самой передовой идеологии современности, стал на фронте искусства смелым борцом за социализм и коммунизм.

1

   Пятьдесят лет Качалов владел сознанием зрителя. Такой огромной популярностью до него пользовались лишь Мочалов и Ермолова и на менее длительный срок – Комиссаржевская.

   Полвека охватывает его творчество. И какие полвека! Начало пролетарского периода в развитии освободительного движения в России, революцию 1905 года, годы реакции, годы нового революционного подъема, Февральскую революцию и, наконец, Великую Октябрьскую социалистическую революцию, которой отдана значительная часть его деятельности, пора его наиболее зрелого и сильного мастерства. Вместе с народом он переживал рост Советского государства, его подъем, победу социализма, Великую Отечественную войну против фашизма, успехи коммунистического строительства.

   Он был современником и воплотителем произведений Льва Толстого, Горького, Чехова, Блока, Маяковского, плеяды молодых советских писателей. Зорко вглядываясь в жизнь, он не простил бы себе отставания от нее: в нем жила неистребимая внутренняя потребность быть достойным своего народа.

   Каждое выступление Качалова становилось не только узкотеатральным, но и общественным событием. Качалов обладал покоряющей силой воздействия на самые широкие массы. Его искусство было понятно и доступно любому зрителю, начиная от академика и кончая впервые посетившим театр колхозником. Он говорил со сцены о самом важном и значительном для народа.

   Его имя было окружено легендой. О нем рассказывали с любовью и нежностью. Люди, не видевшие его на сцене, слышали только самую высокую оценку его исполнения и завидовали свидетелям его вдохновенной игры. Его новых ролей ждали с нетерпеливым волнением. Все были заранее уверены, что встретятся с новым убедительным проявлением качаловской личности и качаловского таланта, но никто и никогда не предвидел истолкования роли Качаловым. Никто не знал, с каким новым человеком, ранее неизвестным, но неизменно несущим отпечаток качаловского творческого обаяния, суждено на этот раз встретиться зрителю. И встречаясь с Брандом или Бароном, Глумовым или Чацким, Гамлетом или Дон Гуаном, Вершининым или Захаром Бардиным, зритель каждый раз действительно узнавал нового человека.

   Многие из посетителей строгого зала Художественного театра, вероятно, бережно хранят в своей памяти, как вспыхивала рампа, озаряя серый, с летящей чайкой занавес, как медленно гасли в зале льдинки-лампы, как плавно раздвигался занавес, раскрывая новую и незнакомую жизнь. И тогда пробуждалось сладкое ожидание Качалова, всегда неожиданного и интимно близкого зрителю художника.

   В предреволюционные годы таким же исключительным событием бывало появление Качалова на эстраде. Выступления актеров МХТ строго регламентировались, и на концерты с участием Качалова зритель неудержимо рвался. В годы империалистической войны выступления Качалова значительно участились. Он редко отказывал студенческим кружкам или обществам по оказанию помощи раненым воинам. Уже тогда стихи Пушкина и Блока в его исполнении волновали и будоражили молодежь, а "Альпухара" Мицкевича потрясала огненным темпераментом. И снова все внимание слушателей направлялось к этому высокому, изящному и благородному человеку на эстраде, больше чем к кому-либо, какие бы имена ни стояли на афише. На Качалове, несмотря на всю его скромность, лежала печать победителя. Устанавливая тесную связь со зрительным залом, он никогда не опускался до вкусов случайной аудитории, а властно вел ее за собой.

   Качалов не оставлял зрителя равнодушным не только эмоционально-душевно, но и интеллектуально-философски. Все в равной мере восхищались его мастерством и обаянием, спорил" же о показанных им на сцене людях, как могут спорить о волнующем реальном куске жизни. Эстетические оценки его игры были всегда очень высоки и в большинстве вполне бесспорны. Можно было отмечать особенно удавшиеся ему места, можно было удивляться выразительности грима, пластичности движений, острой характерности,– все это лежало в присущих Качалову рамках эстетической закономерности, некоторой заранее предвиденной художественной безусловности. Важнее было, что Качалов тревожил внутренне, бередил сознание и заставлял усиленно думать над смыслом жизни, над социальными противоречиями, над правильностью или ложностью жизненного поведения.

   Поэтому в предреволюционные годы значение Качалова меньше всего определялось его "модностью", как актера, в кругах буржуазии. И стихи того времени, изображающие Качалова "царем девичьих идеалов" и описывающие его прогулки по Кузнецкому мосту в "высоких ботиках" мимо зеркальных витрин "изысканных магазинов", не имели ничего общего с подлинной сущностью Качалова и теми спорами, которые вел" бессонными ночами по поводу качаловских образов молодежь и трудовая интеллигенция, задумываясь над его Тузенбахом, Гамлетом и Брандом.

   Его исполнение заключало в себе существеннейшие проблемы, непосредственно волновавшие в жизни, что и сделало Качалова наиболее современным из актеров предреволюционной эпохи. Но как бы зорко он – художник – ни видел мир, какие бы разоблачительные образы он ни создавал, как бы жестоко ни казнил в своем творчестве буржуазное общество, он не обладал тогда стройностью и законченностью мировоззрения, отмечающими в дальнейшем его творчество. Поэтому для Качалова особенно остро вставал вопрос о том, каким путем он определит свое место в революции. Присоединяясь к искреннему заявлению Москвина, он мог бы признаться, что и за ним тянется длинный ряд предрассудков, предубеждений, связанных с тем идеалистическим восприятием мира, которое определялось его принадлежностью к дореволюционной художественной интеллигенции.

   В первые годы советской эпохи из современных поэтов он читал преимущественно Блока и Есенина и лишь затем постепенно перешел к Маяковскому. Для него было тогда характерно страстное желание познать революцию, понять и почувствовать ее ритм. Он, по существу, следовал призыву Блока к художникам: "слушать революцию". В этом охватившем его стремлении он чувствовал себя в эти годы родственным не только Блоку, но и Есенину – в "приятии" революции, в неисчерпаемой любви к Родине.

   Вместе с ними Качалов лирически воспевал Родину. Он читал тревожные стихи Блока о Родине и есенинские беспокойные строфы. Вслед за Блоком он читал его "Двенадцать" и "Скифы", – поэму, которая вдохновляла Качалова резким противопоставлением освобожденной Родины буржуазному Западу.

   Качалов вошел в революцию искренно и свободно благодаря настойчивости и последовательности своих желаний. По самому своему творческому существу он не мог себя чувствовать вне народа. Это было не только присущее любому актеру чувство радости от поднимающего и волнующего успеха. Успех Качалову было всегда легко добыть. И не на этот легкий успех было направлено внимание Качалова. Успех в Советском государстве означал для него нужность Родине его таланта. И он делал все от него зависящее, чтобы до конца познать революцию и стать ее верным слугой. Он не боялся быть в этом отношении терпеливым, жадным и трудолюбивым учеником. Те два-три послереволюционных года, когда Качалов на поверхностный взгляд отступил в московской театральной жизни немного в тень, были годами упорного, свободного и вдохновенного труда. Плоды его оказались обильны и прекрасны.

2

   Качалов никогда не входил в органы административного Управления Художественного театра. Он ни разу не поддался соблазну режиссуры, столь неотразимому для большинства актеров, в том числе и актеров Художественного театра, хотя обладал тончайшим вкусом и огромным опытом. Между тем его влияние в театре было неоспоримо. Оно возникало из авторитета его таланта и личности и не нуждалось ни в каких внешних подпорках. Качалов много думал о судьбах театра. Каждая постановка театра или новый репертуарный замысел заставляли его напряженно мыслить и волноваться. Его замечания были всегда облечены в форму безусловного такта и полного доброжелательства.

   Влияние Качалова было тем сильнее, что сам он был всегда принципиален и последователен. Качалов не только сознавал необходимость постоянного движения театра вперед, но и обладал безошибочным чувством нового. Он не принимал никакого модничания и резко отрицательно относился ко всем проявлениям формализма на театре. Он не был участником стилизованных постановок "Драмы жизни" и "Жизни Человека" и до конца отвергал при подготовке "Гамлета" режиссерский план Крэга как в смысле общего рисунка спектакля, так, в особенности, в толковании роли Гамлета. Крэгу так и не удалось переубедить Качалова, и Качалов играл своего Гамлета наперекор Крэгу.

   Резко отрицая формализм, Качалов безоговорочно вставал на защиту прогрессивного идейного содержания спектаклей и новых организационных форм театра. Любая инициатива или смелое новаторство, касались ли они литературы, актерского исполнения или режиссерских замыслов, вызывали с его стороны благожелательный отклик.

   Он особенно внимательно относился к молодым советским писателям. В литературе он видел первоисточник обновления театра. Когда внутри театра шли возбужденные споры о путях решения современной темы, Качалов одним из первых защищал упорные поиски нового советского репертуара. Он страстно хотел, чтобы Художественный театр реально и глубоко нащупал свои позиции в современности и нашел своих драматургов. Так возникла его дружба со многими писателями, хотя бы и младшими по возрасту. Сам тесно связанный с литературой, он считал необходимым укрепление такой же связи МХАТ с молодыми советскими авторами. Мимо его внимания не прошло ни одно сколько-нибудь значительное и интересное имя в литературе.

   Произведения искусства он оценивал с требовательных позиций. Поддерживая молодых писателей, он предъявлял им строгий счет. Он многое прощал за наличие таланта, видя впереди широкие возможности его развития, но никогда не прощал поверхностного решения существеннейших вопросов искусства театра.

   Он поддерживал инициативу молодежи в постановке "Дней Турбиных" М. А. Булгакова. Он внимательно присматривался к репертуару окружающих МХАТ театров. Он, искренно чуждый пристрастия в оценке других театров, огорчался, если интересная, по его мнению, пьеса проходила мимо Художественного театра.