Текст книги "Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)"
Автор книги: Вальтер Скотт
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
другого, во-вторых, вместо палки пустил в ход топор.
– Хорошо, что так. Шапочник – дело маленькое: а вот
убей он оружейника, я тебе никогда не простил бы – ему
нет равного во всей Британии! Надеюсь, мерзавца вздер-
нули достаточно высоко?
– Если тридцать футов вас устраивают, – ответил Рэ-
морни.
– Пфа! Довольно о нем, – сказал Ротсей, – от одного его
гнусного имени доброе вино начинает отдавать кровью.
Что нового в Перте, Рэморни? Как bonae robae79 и наши
весельчаки?
– Не до веселья, милорд, – ответил рыцарь. – Все взоры
обращены на Черного Дугласа, который движется на нас со
своими пятью тысячами отборных воинов, чтобы все здесь
поставить на место, как если бы он готовился к новому
Оттерберну*. Говорят, он будет опять заместителем коро-
ля. Во всяком случае, у него объявилось вдруг много сто-
ронников.
– Значит, самое время сбросить путы с ног, – сказал
Ротсей, – иначе я рискую оказаться во власти тюремщика
похуже, чем Эррол.
– Эх, милорд, вам бы только выбраться отсюда, и вы
показали бы себя таким же отчаянным удальцом, как Ду-
глас.
– Рэморни, – сказал веско принц, – я лишь смутно
помню, как ты однажды предложил мне что-то ужасное. Но
остерегись повторить подобный совет. Я хочу свободы,
хочу вполне располагать собою. Но я никогда не подниму
руку ни на отца, ни на тех, кого ему угодно облечь своим
доверием.
– Только в заботе об освобождении вашего высочества
я и позволил себе это сказать, – ответил Рэморни. – На
месте вашей милости я сел бы сейчас в эту лодочку, кото-
рая покачивается на волнах Тэя, и тихо и мирно поплыл бы
вниз по реке прямо в Файф, где у вас много друзей, а там
преспокойно завладел бы Фолклендом. Это королевский
замок, и хотя король передал его в дар вашему дяде, од-
79 Наряды, здесь в смысле «переодевания» (лат.)
нако, даже и не оспаривая дарственной, вы можете сво-
бодно располагать резиденцией вашего близкого родст-
венника.
– Пока что он преспокойно располагает моими, – сказал
герцог, – как, например, замком Стюартов в Ренфру. Но
постой, Рэморни: кажется, Эррол упоминал, что леди
Марджори Дуглас, которую величают герцогиней Ротсей,
проживает сейчас в Фолкленде? Я не хочу ни жить под
одной крышей с этой леди, ни наносить ей оскорбление,
выгоняя ее вон.
– Леди там проживала, милорд, – ответил Рэморни, – но
я получил точные сведения, что она выехала навстречу
своему отцу,
– Ага! Чтобы разжечь в Дугласе злобу против меня?
Или, может быть, чтобы вымолить для меня пощаду на том
условии, что я на коленях приползу к ее ложу, как, по
рассказам пилигримов, должны приползать ханы и эмиры,
когда сарацинский султан назначает им в жены своих до-
черей? Рэморни, я буду действовать по поговорке самого
Дугласа: «Лучше слушать пение жаворонка, чем мышиный
писк80». Нет, я должен сбросить путы с ног и рук.
– Лучше места не найти, чем Фолкленд, – ответил Рэ-
морни. – У меня довольно храбрых йоменов для защиты
замка, а если вашему высочеству вздумается его оставить –
сел на коня и скачи к морю: с трех сторон до берега рукой
подать.
– Хорошо тебе говорить. Но мы там помрем со скуки.
Ни затей, ни музыки, ни девчонок… Эх! – вздохнул бес-
80 Разумея: «Лучше жить в лесу, чем запираться в крепостях»
печный принц.
– Простите, благородный герцог, но хотя леди Мард-
жори Дуглас, подобно странствующей даме в романах,
отправилась взывать о помощи к своему суровому отцу,
некая девица, и миловидная, сказал бы я, и, несомненно,
моложе герцогини, уже сейчас находится в Фолкленде или
же на пути к нему. Вы не забыли, ваше высочество, перт-
скую красавицу?
– Забыть самую хорошенькую девчонку в Шотландии?
Ну нет! Я так же не забыл ее, как ты не забываешь, что сам
приложил руку в том деле на Кэрфью-стрит в ночь на
святого Валентина.
– Приложил руку, ваше высочество? Вы хотите сказать
– потерял руку! Как верно, что мне никогда не получить ее
назад, так верно и то, что Кэтрин Гловер находится сейчас в
Фолкленде или скоро прибудет туда. Впрочем, не стану
льстить вашему высочеству, уверяя, что она ждет там
встречи с вами… Она, сказать по правде, располагает от-
даться под покровительство леди Марджори.
– Маленькая предательница! – сказал принц. – Она тоже
приняла сторону моих противников? Нужно ее наказать,
Рэморни.
– Ваша милость, надеюсь, сделает для нее наказание
приятным, – подхватил рыцарь.
– Право, я бы давно стал исповедником крошки, но она
всегда дичилась меня.
– Не представлялось случая, милорд, – возразил Рэ-
морни, – да и сейчас не до того.
– Почему? Я совсем не прочь поразвлечься. Но мой
отец…
– Его жизни ничто не угрожает, – сказал Рэморни, – и он
на свободе, тогда как вашему высочеству…
– Приходится томиться в узах – в узах брака и в узах
тюремных… Знаю! А тут еще является Дуглас и ведет за
руку свою дочь, столь же надменную, с тем же суровым
лицом, как у него самого, только что помоложе.
– А в Фолкленде скучает в одиночестве прелестнейшая
девушка Шотландии, – продолжал Рэморни. – Здесь – по-
каяние и плен, там – радость и свобода.
– Уговорил, мудрейший из советников! – воскликнул
Ротсей. – Но запомни, это будет моя последняя шалость.
– Надеюсь, что так, – ответил Рэморни. – Когда вы
окажетесь на свободе, долго ли вам примириться с коро-
лем? Он все же ваш отец!
– Я ему напишу, Рэморни! Дай сюда все, что нужно для
письма… Нет, не могу облечь свои мысли в слова – пиши
ты за меня.
– Вы забываете, ваше высочество, – сказал Рэморни,
указывая на свой обрубок.
– Ах, опять проклятая твоя рука! Как же быть?
– Если угодно вашему высочеству, – ответил его со-
ветчик, – можно воспользоваться рукою аптекаря, мастера
Двайнинга. Он пишет лучше всякого монаха.
– Ему известны все обстоятельства? Он в них посвя-
щен?
– Полностью, – ответил Рэморни и, высунувшись в
окно, кликнул ждавшего в лодке Двайнинга.
Крадущимся шагом, ступая так тихо, словно боялся
раздавить под ногами яйцо, лекарь вошел в зал и, потупив
взор, весь съежившись в благоговейном страхе, предстал
перед принцем Шотландским.
– Вот, любезный, письменные принадлежности. Я хочу
тебя испытать. Ты знаешь, как обстоят дела, представь
моему отцу мое поведение как можно благовидней.
Двайнинг сел и, в несколько минут набросав письмо,
вручил его сэру Джону Рэморни.
– Смотри ты! Сам дьявол водил твоей рукой, Двайнинг,
– сказал рыцарь. – Вы послушайте, мой дорогой господин:
«Уважаемый отец мой и высокий государь! Поверьте,
только очень важные соображения побудили меня уда-
литься от вашего двора. Я намерен поселиться в Фолкленде
– во-первых, потому, что этот замок принадлежит моему
дражайшему дяде Олбени, а мне ли не знать, как хочется
вашему королевскому величеству, чтобы я жил с ним в
дружбе, во-вторых, потому, что там проживает та, с кото-
рой я слишком долго был в разлуке и к которой ныне
спешу, чтобы на будущее обменяться с ней обетами неиз-
менной и нежнейшей преданности».
Герцог Ротсей и Рэморни громко рассмеялись, а лекарь,
слушавший, как смертный приговор, им же написанное
письмо, приободрился, услышав этот смех, поднял глаза,
произнес еле слышно свое обычное «хе-хе» и снова смолк,
испугавшись, что вышел из границ почтительности.
– Замечательно, – сказал принц, – замечательно! Ста-
рик подумает, что речь идет о герцогине Ротсей, как ее
называют, Двайнинг, тебе бы надо быть a secretis81 его
святейшества папы, который, говорят, нуждается иногда в
писце, умеющем вложить два смысла в одно слово. Под-
81 Буквально: «для сокровенного» (лат.); здесь – в смысле; личный секретарь.
писываю – и получай награду за хитроумие.
– А теперь, милорд, – сказал Рэморни, запечатав письмо
и положив его на стол, – садимся в лодку?
– Сперва мой дворецкий соберет мне одежду и все не-
обходимое. И тебе придется еще пригласить моего швеца.
– Времени у нас в обрез, милорд, – сказал Рэморни, – а
сборы только возбудят подозрения. Завтра выедут следом
ваши слуги с дорожными мешками. А сегодня, я надеюсь,
вы удовольствуетесь за столом и в спальне моими скром-
ными услугами.
– Ну нет, на этот раз ты сам забываешь, – сказал принц,
коснувшись раненой руки своею тростью. – Запомни, лю-
безный, ты не можешь ни разрезать каплуна, ни пристег-
нуть кружевной воротник – хорош слуга за столом и в
спальне!
Рэморни передернулся от ярости и боли, потому что
рана его, хоть и затянулась, была все еще крайне чувстви-
тельна, и, когда к его руке притрагивались пальцем, его
кидало в дрожь.
– Так угодно будет вашему высочеству сесть в лодку?
– Не раньше, чем я попрощаюсь с лордом констеблем.
Ротсей не может, как вор из тюрьмы, улизнуть из дома
Эррола. Позови графа сюда.
– Милорд герцог, – вскричал Рэморни, – это ставит наш
план под угрозу!
– К черту угрозу, и твой план, и тебя самого!. Я должен
и буду вести себя с Эрролом как требует честь его и моя!
Итак, граф явился на призыв принца.
– Я вас потревожил, милорд, – сказал Ротсей тем тоном
благородной учтивости, который он всегда умел принять, –
затем, чтобы поблагодарить вас за гостеприимство и ваше
милое общество. Как ни приятны они мне были, я должен
от них отказаться, так как неотложные дела отзывают меня
в Фолкленд.
– Вы, надеюсь, не забыли, ваша милость, – сказал вер-
ховный констебль, – что вы под надзором?
– Что значит «под надзором»? Если я узник, так и го-
ворите, если нет, я волен уехать и уеду.
– Я хотел бы, ваше высочество, чтобы вы испросили на
эту поездку разрешение его величества. Это вызовет
сильное неудовольствие.
– Неудовольствие в отношении вас, милорд, или в от-
ношении меня?
– Я уже сказал: ваше высочество состоите здесь под
надзором, но, если вы решаетесь нарушить королевский
приказ, мне не дано полномочий – боже упаси! – воспре-
пятствовать силой вашим намерениям. Я могу только
просить ваше высочество ради вашей же пользы…
– Насчет моей пользы лучший судья я сам… Всего
хорошего, милорд!
Своенравный принц сошел в лодку вместе с Двайнин-
гом и Рэморни, и, не дожидаясь больше никого, Ивиот от-
толкнул от берега суденышко, которое быстро понеслось
на веслах и под парусом вниз по реке.
Некоторое время герцог Ротсей был молчалив и, каза-
лось, расстроен, и спутники избегали нарушить его раз-
думье. Наконец он поднял голову и сказал:
– Мой отец любит шутки, и, когда все кончится, он
отнесется к этой проказе не строже, чем она того заслу-
живает: просто шалость молодого человека, которую он
должен принять, как все прежние… Смотрите, господа, вот
уже показался над Тэем старый мрачный замок Кинфонс.
Расскажи мне, кстати, Джон Рэморни, как удалось тебе
вырвать пертскую красавицу из лап твердолобого мэра?
Эррол говорил, что сэр Патрик, по слухам, взял ее под свое
крыло.
– Правильно, милорд, с намерением отдать ее под за-
щиту герцогини… я хотел сказать – леди Марджори Ду-
глас. В дубине мэре только и есть, что тупая отвага, а при
таком человеке всегда состоит доверенным лицом ка-
кой-нибудь лукавец, к которому он прибегает во всех своих
делах и который умеет так внушить ему свою мысль, что
рыцарь видит в ней собственную выдумку. Когда мне
нужно чего-нибудь от такого деревенщины барона, я об-
ращаюсь к его наперснику – в данном случае к Китту
Хеншо, старому шкиперу на Тэе, который смолоду ходил
на своем паруснике до самого Кемпвира, за что и пользу-
ется у сэра Патрика Чартериса таким уважением, как если
бы побывал в заморских странах. Этого его приспешника я
и сделал собственным своим посредником и через него
выдвигал всяческие предлоги, чтобы откладывать отъезд
Кэтрин в Фолкленд.
– А ради чего?
– Не знаю, разумно ли говорить о том вашему высоче-
ству, вы можете и не одобрить мое мнение… Мне, пони-
маете, хотелось, чтобы агенты комиссии по расследованию
еретических воззрений захватили Кэтрин Гловер в Кин-
фонсе, ибо наша красавица – своенравная и строптивая
вероотступница, и я, понятно, располагал устроить так,
чтобы и рыцарь не избежал пени и конфискации по суду
комиссии. У монахов давно на него руки чешутся, так как
он частенько спорит с ними из-за лососьей десятины.
– А с чего ты захотел разорить рыцаря да заодно от-
править на костер молодую красавицу?
– Бросьте, милорд герцог!. Монахи никогда не сожгут
миловидную девчонку. Для старухи это могло бы еще быть
опасно. А что касается милорда мэра, как его величают, так
если б у него и оттягали два-три акра тучной земли, это
только явилось бы справедливым возмездием за дерзость, с
какой он храбрился передо мной в храме святого Иоанна.
– По-моему, Джон, такая месть низка, – сказал Ротсей.
– Извините, милорд. Кто не может искать удовлетво-
рения при помощи руки, тот должен пользоваться головой.
Однако такая возможность уплыла, когда наш мягкосер-
дечный Дуглас вздумал ратовать за свободу совести, и тут,
милорд, у старого Хеншо больше не нашлось возражений,
и он отвез красавицу в Фолкленд, – но не для того, чтоб
усладить тоску леди Марджори, как полагали сэр Патрик
Чартерис и она сама, а чтобы не пришлось скучать вашему
высочеству после псовой охоты в заповеднике.
Снова надолго водворилось молчание. Принц, казалось,
глубоко задумался. Наконец он заговорил:
– Рэморни, совесть моя возражает против этого, но,
если я изложу тебе свои сомнения, демон софистики, ко-
торым ты одержим, опровергнет мои доводы, как бывало
не раз. Эта девушка красивей всех, каких я знавал или
видывал, за исключением одной, и она тем больше мне по
сердцу, что ее черты напоминают… Элизабет Данбар. Но
она, то есть Кэтрин Гловер, помолвлена, должна вот-вот
обвенчаться с Генри Оружейником, мастером непревзой-
денным в своем искусстве и воином несравненной отваги.
Довести эту затею до конца – значит слишком горько
обидеть хорошего человека.
– Уж не ждете ли вы от меня, ваше высочество, что я
стану хлопотать в пользу Генри Смита? – сказал Рэморни,
поглядев на свою изувеченную руку.
– Клянусь святым Андреем и его обрубленным крестом,
ты слишком часто плачешься о своем несчастье, Джон
Рэморни! Другие довольствуются тем, что суют палец в
чужой пирог, а ты непременно суешь в него свою руку с
запекшейся на ней кровью. Дело свершилось, исправить
его нельзя – надо забыть.
– Ну, милорд, вы о нем заводите речь чаще, чем я –
ответил рыцарь, – правда, больше в насмешку, тогда как
я… Но если я не могу забыть, я могу молчать.
– Хорошо. Так вот, говорю тебе, совесть моя возражает
против этой затеи. Помнишь, как однажды мы с тобой
шутки ради пошли послушать проповедь отца Климента, а
вернее сказать – посмотреть на прекрасную еретичку, и как
он тогда вдохновенно, точно менестрель, говорил о бога-
том, отбирающем у бедняка единственную овечку?
– Подумаешь, важность какая, – ответил сэр Джон, –
если у жены оружейника первый ребенок будет от принца
Шотландского! Иной граф сам домогался бы такой чести
для своей прекрасной графини! И вряд ли после этого он
лишился бы сна!
– Если мне разрешается вставить слово, – сказал лекарь,
– я напомню, что по древним законам Шотландии таким
правом пользовался каждый феодальный лорд в отноше-
нии жены своего вассала – хотя многие по недостатку му-
жественности или из любви к деньгам променивали это
свое право на золото.
– Меня не нужно уговаривать, чтобы я отнесся ласково
к миловидной женщине. Но Кэтрин всегда была ко мне
слишком холодна, – сказал принц.
– Ну, государь мой, – сказал Рэморни, – если вы, юный,
красивый и к тому же принц, не знаете, как расположить к
себе прелестную женщину, то я молчу,
– Если с моей стороны будет не слишком большой
дерзостью снова молвить слово, – вмешался лекарь, – я
сказал бы вот что: весь город знает, что Гоу Хром вовсе не
избранник самой девицы, отец навязал его ей чуть ли не
насильно. Мне доподлинно известно, что она не раз ему
отказывала.
– О, если ты можешь нас в этом заверить, тогда другое
дело! – сказал Ротсей. – Вулкан тоже был кузнецом, как
Гарри Уинд, и он женился на Венере против ее воли, а что
из этого вышло, о том рассказывают наши хроники.
– Итак, доброго здравия и вечной славы леди Венере, –
сказал сэр Джон Рэморни, – а также успехов учтивому
рыцарю Марсу, дарившему своим вниманием прелестную
богиню.
Разговор пошел веселый и пустой. Но герцог Ротсей
вскоре дал ему другой поворот.
– Я вырвался, – сказал он, – из душной тюрьмы, но не
стало мне веселей. На меня нашла какая-то сонливость, я не
сказал бы – неприятная, но похожая на грусть, как бывает,
когда мы устанем от трудов или пресытимся наслаждени-
ем. Теперь бы музыки, только негромкой, чтобы ласкала
слух, а открыть глаза не хотелось бы… Вот был бы ис-
тинный дар богов!
– Вы и молвить не успели, ваша милость, и нимфы Тэя
показали себя столь же благосклонными, как красавицы на
берегу… Слышите?.. Не лютня ли?
– Да, играют на лютне, – сказал, прислушиваясь, герцог
Ротсей, – и в необычной манере. Я узнаю эту замирающую
каденцию… Гребите к барке, откуда несется музыка.
– Это идет вверх по реке старый Хеншо, – крикнул
Рэморни. – Гей, капитан!
Корабельщики откликнулись и стали борт о борт с
лодкой принца.
– Го-го! Старая приятельница! – провозгласил принц,
узнав в музыкантше по лицу, одежде и всем принадлеж-
ностям француженку Луизу. – По-моему, я перед тобой в
долгу, хотя бы уже потому, что ты из-за меня натерпелась
страху в Валентинов день. В нашу лодку! Живо – с лютней,
собачонкой, сумочкой и прочим!. Я тебя поставлю в ус-
лужение к даме, которая будет кормить твоего щенка цы-
плятами и канарейками.
– Полагаю, вы посчитаетесь, ваше высочество… – на-
чал Рэморни.
– Я не хочу считаться ни с чем, кроме своего удоволь-
ствия, Джон. Не соизволишь ли и ты считаться с тем же?
– Вы меня, в самом деле, поставите на службу к леди? –
спросила певица, – А где она проживает?
– В Фолкленде, – ответил принц.
– О, я наслышана об этой высокородной леди! – сказала
Луиза. – И вы, в самом деле, замолвите за меня слово перед
вашей царственной супругой?
– Замолвлю, честью клянусь… когда снова приму ее к
себе как таковую. Заметь эту оговорку, Джон, – через плечо
бросил он Рэморни.
Все, кто был в барке, подхватили новость и, заключив
из слов принца, что царственная чета – на пороге прими-
рения, стали уговаривать Луизу воспользоваться выпавшей
ей удачей и вступить в свиту герцогини Ротсей. Многие
притом стали хвалить ее игру.
Во время этой заминки Рэморни успел шепнуть Двай-
нингу:
– А ну, подлый раб, сунься с каким-нибудь возраже-
нием. Девчонка нам только в обузу. Пошевели мозгами, а я
пока перекинусь словом с Хеншо.
– С вашего разрешения, – начал Двайнинг, – я как че-
ловек, обучавшийся наукам в Испании и Аравии, позволю
себе заметить, милорд, что в Эдинбурге появилась болезнь,
небезопасно давать бродяжке приблизиться к вашему вы-
сочеству.
– А тебе не все равно? – сказал Ротсей. – Я, может быть,
предпочту, чтобы меня отравили чумной заразой, а не ле-
карствами! Ты непременно должен испортить мне веселье?
Такими словами принц заставил Двайнинга умолкнуть,
а сэр Джон Рэморни между тем успел расспросить Хеншо и
узнал, что отъезд герцогини Ротсей из Фолкленда содер-
жится пока в строгой тайне и что Кэтрин Гловер прибудет в
замок к ночи или наутро, рассчитывая, что там ее примет
под свое покровительство благородная леди.
Погруженный снова в глубокую думу, герцог Ротсей
принял это сообщение так холодно, что Рэморни счел
возможным упрекнуть его.
– Милорд, – сказал он, – вы играете в баловня судьбы.
Захотели свободы – и вы свободны. Мечтали о красавице –
она ждет вас после небольшой оттяжки, чтобы тем драго-
ценнее стала услада. Даже мимолетные ваши пожелания
для судьбы – закон. Вам захотелось музыки, когда каза-
лось, что нет ничего несбыточней, – и пожалуйте, вот вам и
лютня и песня. Можно бы нам позавидовать, если бы мы не
вели себя как избалованные дети: выбрасываем, изломав,
игрушки, которых требовали только что, надрываясь от
плача.
– Чтобы насладиться удовольствием, Рэморни, – сказал
принц, – человек должен сперва помучиться, как надобно
поститься, чтобы вкусней показалась еда. Мы, кому стоит
пожелать, и получай что хочешь, – нас ничто
по-настоящему не радует. Ты видишь ту черную тучу, что
вот-вот разразится дождем? Она точно душит меня. Вода в
реке кажется темной и мрачной… и берега уже не так хо-
роши…
– Милорд, простите вашего слугу, – сказал Рэморни, –
вы слишком подпадаете под власть своего воображения.
Так неумелый наездник позволяет горячему коню вставать
на дыбы, пока тот не опрокинется назад и не придавить
собой всадника. Умоляю вас, стряхните с себя оцепенение.
Не попросить ли музыкантшу сыграть нам?
– Пожалуй… Только что-нибудь грустное. Сейчас ве-
селое будет резать мне слух.
Девушка запела печальную песню на норма-
но-французском языке. Слова, которые мы передаем здесь
в вольном переводе, сопровождались напевом таким же
заунывным, как они сами.
Вздыхай, вздыхай!
Окинь вокруг прощальным оком
Луг, солнце на небе высоком…
Смирись с приспевшим ныне сроком
И умирай!
Пока тепла
Хоть капля остается в теле,
Вели, чтобы монахи пели,
Чтобы колокола гудели –
Ведь жизнь прошла.
Настал конец,
Не бойся же внезапной боли,
За ней озноб и дрожь – не боле,
И вот конец земной юдоли,
И ты мертвец.*
Принц не сказал, понравилась ли ему музыка, и де-
вушка по кивку Рэморни время от времени вновь прини-
малась наигрывать, пока не смерклось. Пошел дождь,
сперва мелкий и теплый, потом проливной, с холодным
ветром. Ни плаща, ни кафтана у принца не было. Когда же
Рэморни предложил ему свой, он с гневом отказался.
– Не пристало Ротсею ходить в обносках с твоего плеча,
сэр Джон! Я продрог до мозга костей от этого мокрого
снега, а все по твоей вине. С чего ты вздумал отчалить, не
захватив моих слуг и мои вещи?
Рэморни не стал оправдываться: он видел, что принц не
в духе, что ему куда приятнее распространяться о своих
обидах, чем молча выслушивать оправдания, хотя бы и
вполне основательные. Так, среди угрюмого молчания или
попреков, на которые никто не возражал, лодка подошла к
рыбачьей слободе Ньюбург. Люди сошли на берег, где для
них уже стояли под седлом лошади, о чем Рэморни заранее
позаботился. Принц принялся высмеивать их перед Рэ-
морни – иногда прямо, но больше колкими намеками. На-
конец сели в седла и поскакали в надвигающейся темноте
под проливным дождем, причем впереди очертя голову
несся принц. Музыкантша, которую по его особому рас-
поряжению тоже посадили на коня, не отставала. Ее сча-
стье, что она привыкла путешествовать во всякую погоду, и
пешком и верхом, и потому переносила тяготы ночной
поездки не менее стойко, чем мужчины. Рэморни во-
лей-неволей должен был скакать голова в голову с прин-
цем: он опасался, что тот еще вздумает с досады ускакать
прочь и, попросив пристанища в доме какого-нибудь вер-
ного барона, избежит расставленных сетей. Поэтому он
всю дорогу невыразимо страдал и духом и телом.
Наконец они вступили в Фолклендский лес, и в мер-
цании месяца встала перед ними громадная темная башня –
владение самого короля, хотя и предоставленное временно
герцогу Олбени. Подали знак, и подъемный мост опус-
тился. Во дворе замерцали факелы, засуетились слуги, и,
спешившись с их помощью, принц дал провести себя в
покои, где его уже ожидал Рэморни вместе с Двайнингом.
Сэр Джон стал уговаривать гостя посоветоваться с врачом.
Герцог Ротсей отклонил предложение, высокомерно при-
казал, чтобы ему приготовили постель, постоял недолго у
пылающего очага, весь дрожа в промокшей одежде, и, ни с
кем не попрощавшись, удалился в отведенную ему
спальню.
– Теперь ты видишь, как он своенравен, этот маль-
чишка, – сказал Рэморни Двайнингу. – Удивляет ли еще
тебя, что столь верному слуге, как я, немало сделавшему
для него, надоел такой хозяин?
– Ничуть, – сказал Двайнинг. – Это да еще обещанное
Линдорское графство хоть кого заставило бы забыть свою
верность. Но мы приступим сегодня же? Если блеск его
глаз и румянец на щеках не обманчивы, у пациента начи-
нается лихорадка, которая сильно облегчит нам задачу:
покажется, что дело сделано самой природой.
– Хоть мы и упускаем удобный случай, – сказал Рэ-
морни, – но все же лучше повременить. Нанесем удар после
того, как он встретится со своей прекрасной Кэтрин. Она
явится впоследствии свидетельницей, что видела его в
добром здоровье и на ногах незадолго до… Ты понял меня?
Двайнинг одобрительно кивнул и добавил:
– Успеем и так! Долго ли увянуть цветку, который
чахнет оттого, что ему дали расцвесть до времени?
ГЛАВА XXXI
Он был, сознаюсь вам, бесстыжий малый,
Пьянчуга, беспардонный весельчак,
Его одно лишь в мире привлекало:
Угар любви, попоек, пьяных драк,
Круг знатных бражников и круг простых гуляк.
Байрон*
Утром герцог Ротсей встал в другом расположении
духа. Он, правда, жаловался на жар и озноб, но они его,
казалось, нисколько не угнетали, а напротив того – воз-
буждали. Он говорил с Рэморни дружественно, и, хотя не
вспоминал минувшую ночь, было ясно, что он не забыл про
то, что хотел бы изгнать из памяти окружающих, – про свои
вчерашние капризы. Со всеми он был любезен, а с Рэморни
даже шутил насчет ожидаемого приезда Кэтрин.
– Как удивится наша прелестная скромница, попав в
семью мужчин, когда она ждала увидеть вокруг клобуки да
рясы прислужниц этой ханжи, леди Марджори! А ты, Рэ-
морни, я вижу, не жалуешь в своем доме женский пол?
– Да, кроме вашей странствующей музыкантши, вы
женщин здесь не увидите. Я держу только двух-трех слу-
жанок, без которых уж никак не обойтись. Кстати, ваша
француженка настойчиво спрашивает, где же та дама, ко-
торой, по обещанию вашего высочества, она должна быть
представлена. Прикажете ее отпустить, чтобы она на сво-
боде погонялась за новой своей госпожой?
– Ни в коем случае. Она нам нужна – будет развлекать
Кэтрин. Послушай! А не устроить ли нам для строптивой
смиренницы небольшой маскарад?
– Не понимаю, милорд.
– Олух ты этакий! Мы не будем ее разочаровывать, и
раз она ожидает застать здесь герцогиню Ротсей, я буду…
герцогом и герцогиней в одном лице.
– Мне все-таки невдомек.
– Эх, умник бывает тупее всякого дурака, – сказал
принц, – если сразу не уловит, о чем идет речь. Моя гер-
цогиня, как ее величают, так же спешила покинуть Фолк-
ленд, как спешил я с приездом сюда. Мы оба не успели
собрать свою одежду: в гардеробной рядом с моей спаль-
ней осталось столько женского тряпья, что достало бы на
целый карнавал. Послушай, я раскинусь здесь, на этом
ложе, изображая собой госпожу Марджори, – в траурном
покрывале, в венце скорби обо мне, забывшем супруже-
ский долг! Ты, Джон, прямой и чопорный, отлично сой-
дешь за ее придворную даму – графиню Гермигильду,
гальвегианку, а Двайнинг будет представлять старую
ведьму, кормилицу герцогини, – только у той больше волос
на верхней губе, чем у Двайнинга на всем лице с теменем в
придачу, придется ему для пущего сходства наклеить себе
бороду. Приведи судомоек с кухни да подходящих пажей,
какие найдутся: мы из них сделаем моих постельниц. Ты
слышал? Исполняй немедля!
Рэморни бросился в прихожую и разъяснил лекарю
выдумку принца.
– Потешь сумасброда, – сказал он, – а мне, как поду-
маю, что предстоит нам сделать, хочется поменьше на него
смотреть.
– Доверьте все мне, – ответил лекарь и пожал плечами.
– Что ж это за мясник, если он способен перерезать горло
овце, да страшится услышать ее блеяние?
– Боишься, что я отступлюсь? Нет, я не забуду, что он
хотел загнать меня в монастырь, отшвырнуть, как сло-
манное копье! Пошли!. Впрочем, постой, прежде чем
устраивать дурацкий маскарад, надо что-нибудь предпри-
нять, чтобы обмануть тугодума Чартериса. Если оставить
его в уверенности, что герцогиня Ротсей еще здесь и при
ней – Кэтрин Гловер, он, чего доброго, явится с предло-
жением своих услуг и прочая в такой час, когда его при-
сутствие, как едва ли я должен тебе объяснять, окажется
нам неудобно… Это не так уж невероятно, ибо в отеческой
заботе меднолобого рыцаря о девице многие видят кое-что
иное.
– С меня довольно вашего намека, рыцаря я устраню.
Такое пошлю ему письмецо, что в ближайший месяц в
Фолкленд его не заманишь – он скорей согласится поехать
в ад. Вы мне не скажете, кто духовник герцогини?
– Уолтиоф, монах-францисканец.
– Достаточно. Сейчас же приступаю.
Не прошло и нескольких минут, как Двайнинг, на ред-
кость быстрый писец, закончил письмо и вручил его Рэ-
морни.
– Чудесно! Ты мог бы найти свое счастье около Рот-
сея… Впрочем, я из ревности закрыл бы тебе доступ к
принцу… когда бы дни его не были сочтены.
– Прочтите вслух, – сказал Двайнинг, – чтобы мы могли
судить, то ли это, что надо.
И Рэморни прочитал нижеследующее:
– «По повелению нашей могущественной и высоко-
родной принцессы Марджори, герцогини Ротсей и прочая,
мы, Уолтиоф, недостойный брат ордена святого Франци-
ска*, извещаем тебя, сэр Патрик Чартерис, рыцарь из замка
Кинфонс, что ее высочество крайне удивила дерзость, с
какою ты позволил себе прислать в ее дом женщину, чье
поведение мы должны считать весьма легкомысленным,
судя по тому, что она, не понуждаемая к тому необходи-
мостью, более недели прожила в твоем собственном замке
без общества какой-либо другой женщины, не считая
прислуги. Об этом непристойном сожительстве прошел
слух по Файфу, Ангюсу и Пертширу. Тем не менее ее вы-
сочество, видя в сем случае слабость человеческую, не
повелела отстегать распутницу крапивой или предать ее
иному наказанию, но, поскольку два добрых инока Лин-
дорской обители, брат Тикскал и брат Дандермор, были в
ту пору отправлены с особым поручением в Горную
Страну, ее высочество препоручила им заботу об оной
девице Кэтрин, наказав им сопроводить ее к отцу (каковой,
по словам девицы, пребывает в окрестностях Лох-Тэя), ибо
под покровом отца она найдет для себя место, более отве-
чающее ее званию и нраву, нежели замок Фолкленд, доколе
в нем пребывает ее высочество герцогиня Ротсей. Она
препоручила названным досточтимым братьям обращаться
с молодой особой таким образом, чтобы та уразумела всю
греховность своей невоздержанности, тебе же советует
исповедаться и покаяться. Подписал Уолтиоф по повеле-
нию высокородной и могущественной принцессы… и
прочая».
– Превосходно, превосходно! – воскликнул Рэморни,
дочитав до конца. – Такая неожиданная отповедь взбесит
Чартериса! Он издавна относится к герцогине с особенным
почтением – и вдруг она заподозрила его в непристойном
поведении, когда он ожидал похвалы за милосердное дело!
Да это его просто ошеломит, и теперь он (ты правильно
рассчитал) не скоро приедет сюда посмотреть, как тут
живется девице, или выразить свое почтение миледи… Но
ступай займись маскарадом, а я тем часом подготовлю то,
чем должен маскарад завершиться.
За час до полудня Кэтрин в сопровождении старого