Текст книги "Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)"

Автор книги: Вальтер Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

рит с мэром из-за ночного разгула или вызова на поединок,

подпалить город, где стоит двор вашего величества, я по-

лагаю, мы все должны его благодарить, что до сих пор он

не соизволил этого сделать.

– У герцога Ротсея, – сказал Дуглас, решив, как видно,

не давать воли своему крутому нраву, – есть основания

благодарить небо не в таком шутливом тоне, как сейчас, за

то, что Дуглас не только могуществен, но и верен. Насту-

пило время, когда подданные во всех странах восстают

против закона. Мы слышали о мятежниках Жакерии* во

Франции, о Джеке Соломинке, о Хобе Миллере и пасторе

Болле среди южан, и можно не сомневаться, хватит горю-

чего и у нас, чтоб разгорелся пожар, если огонь дойдет до

нашей границы. Когда я увижу, что мужичье бросает вызов

благородным рыцарям и прибивает руки дворян к город-

скому кресту, я не скажу, что боюсь мятежа, потому что им

меня не напугать, но я его предвижу и встречу в боевой

готовности.

– А почему милорд Дуглас утверждает, – заговорил

граф Марч, – будто вызов брошен мужичьем? Я вижу здесь

имя сэра Патрика Чартериса, а он, полагаю, отнюдь не

мужичьей крови. Дуглас и сам, если он так горячо прини-

мает это к сердцу, мог бы, не запятнав своей чести, поднять

перчатку сэра Патрика.

– Милорд Марч, – возразил Дуглас, – должен бы гово-

рить лишь о том, в чем он достаточно смыслит. Я не окажу

несправедливости потомку Красного Разбойника, если за-

явлю, что он слишком ничтожен, чтобы тягаться с Дугла-

сом. Наследнику Томаса Рэндолфа более пристало принять

его вызов.

– Скажу по чести, за мною дело не станет! Я приму

любой вызов, не спрашивая ни у кого позволения, – отве-

тил граф Марч, стягивая перчатку с руки.

– Стойте, милорд, – вмешался король. – Не наносите

нам столь грубого оскорбления, доводя здесь свой спор до

кровавой развязки. А раз уж вы обнажили руку, лучше

протяните ее дружески благородному графу и обнимитесь

с ним в знак обоюдной вашей преданности шотландской

короне.

– Нет, государь, – ответил Марч. – Ваше величество

можете повелеть мне вновь надеть ратную рукавицу, ибо

она, как и все мое оружие, находится в вашем распоряже-

нии, пока мое графство еще подвластно короне Шотлан-

дии, но Дугласа я могу заключить только в стальные объ-

ятия. Прощайте, государь. Вы не нуждаетесь в моих сове-

тах, мало того – они принимаются так неблагосклонно, что

для меня, пожалуй, и небезопасно оставаться здесь долее.

Бог да хранит ваше величество от явных врагов и неверных

друзей! Я отправляюсь в свой замок Данбар, откуда к вам, я

думаю, скоро поступят вести. Прощайте и вы, милорды

Олбени и Дуглас, вы ведете большую игру, ведите же ее

честно… Прощайте, мой бедный безрассудный принц,

резвящийся, как молодой олень подле притаившегося ти-

гра!. Прощайте все. Джордж Данбар видит зло, но не мо-

жет его исправить. Оставайтесь с богом!

Король хотел заговорить, но Олбени строго взглянул на

него, и слова замерли на его устах. Граф Марч оставил зал с

молчаливого согласия членов совета, которые поочередно

кланялись ему без слов по мере того, как он обращался к

каждому в отдельности, – все, кроме одного Дугласа, от-

ветившего на его прощальную речь презрительным и вы-

зывающим взглядом.

– Жалкий трус побежал предавать нас южанам, – сказал

он. – Он только тем и горд, что ему принадлежит примор-

ское владение40, через которое англичане могут проник-

40 Замок Данбар.

нуть в Лотиан… Не тревожьтесь, государь, я, тем не менее,

исполню все, что взял на себя… Еще не поздно. Скажите

только слово, государь, скажите: «Схвати его!», и Марч не

выйдет за пределы Эрна, а его измена будет пресечена.

– Нет, любезный граф, – сказал Олбени, которому

нужно было, чтобы два могущественных лорда противо-

стояли друг другу, но так, чтобы ни один не брал верх над

другим, – вы даете нам слишком поспешный совет. Граф

Марч явился сюда по приглашению короля с гарантией

неприкосновенности, и ее нельзя нарушить без урона для

чести моего царственного брата. Однако если вы, милорд,

можете привести убедительные доказательства…

Их перебило громкое пение труб.

– Его милость герцог Олбени сегодня необычайно ще-

петилен, – сказал Дуглас. – Но не стоит понапрасну пре-

рекаться, поздно: это трубы Марча, и поручусь вам, он, как

только минет Южные ворота, помчится стрелой. Мы скоро

услышим о нем, и, если оправдаются мои расчеты, измен-

ник встретит отпор, хотя бы вся Англия оказала ему под-

держку в его предательстве.

– Нет, будем надеяться на лучшее, мой благородный

граф, – сказал король, довольный, что в споре между

Марчем и Дугласом, по-видимому, забылась распря между

Ротсеем и его тестем. – У него горячий нрав, но он не зло-

бен… Кое в чем с ним поступили… я не сказал бы – не-

справедливо, но… вопреки его ожиданиям, и можно

кое-что извинить человеку благородной крови, когда он

оскорблен и к тому же сознает свою большую силу. Но,

слава богу, мы все, оставшиеся здесь, единодушны и со-

ставляем, можно сказать, одну семью, так что, по крайней

мере, нашему совету теперь не помешают никакие разно-

гласия. Отец настоятель, прошу вас, возьмитесь за перо,

потому что вам, как всегда, придется быть нашим секре-

тарем. Итак, приступим к делу, милорды, и в первую го-

лову рассмотрим вопрос о неурядице в Горной Стране.

– Речь идет о разладе между кланами Хаттан и Кухил, –

сказал приор, – который, как извещают нас последние до-

несения от наших братьев в Данкелде, чреват более

страшной войной, чем та, что уже идет между сынами

Велиала*, которые грозят стереть друг друга с лица земли.

Каждая из сторон собирает свои силы, и каждый, кто при-

тязает на принадлежность к племени хоть по десятой сте-

пени родства, должен стать под браттах41 своего рода или

подвергнуться каре огнем и мечом. Огненный крест про-

несся, как метеор*, во все концы и пробудил дикие и не-

ведомые племена за далеким Мерри-Фритом… Да защитят

нас господь и святой Доминик! Но если вы, милорды, не

изыщете средства от зла, оно распространится вовсю ширь,

а наследные владения церкви будут отданы повсюду на

разграбление свирепым амалекитянам, которые так же

чужды благочестия, как жалости или любви к ближнему.

Огради нас, пречистая!. Как мы слышали, иные из них –

доподлинные язычники и поклоняются Магаунду и Тер-

маганту.

– Милорды и родственники, – сказал Роберт, – вы

знаете теперь, какое это важное дело, и, может быть, хотели

41 Знамя, буквально – полотнище. Нижнешотландский язык еще сохраняет слово

brat, которое, однако, применяется теперь только для обозначения детского фартучка или

грубого полотенца. Вот до какого низкого применения могут опуститься слова! (Прим.

автора.)

бы услышать мое мнение перед тем, как изложить то, что

вам подсказывает ваша собственная мудрость. Скажу по

правде, ничего лучшего я не надумал, как послать туда

двух наших представителей с полномочием уладить все,

какие там имеются, разногласия между кланами, и пусть

они в то же время объявят сторонам, что всякий, кто не

сложит оружия, ответит пред законом, и строго возбранят

им применять друг против друга всякие насильственные

меры.

– Я одобряю предложение вашего величества, – сказал

Ротсей. – Думаю, наш добрый приор не откажется взять на

себя почетную обязанность вашего королевского послан-

ника с полномочиями миротворца. Той же чести должен

домогаться и его досточтимый брат, настоятель картези-

анского монастыря, – чести, которая, несомненно, приба-

вит двух видных новобранцев к несметной армии муче-

ников, ибо горцы не станут слишком уважать в особе ва-

шего посланника духовное лицо и обойдутся с ним как с

мирянином.

– Мой царственный лорд Ротсей, – сказал приор, – если

мне суждено принять благословенный венец мученика, я,

несомненно, получу указание свыше, какой стезей мне

идти, чтобы достигнуть его. Все же, если вы говорите это в

шутку, да простит вас всевышний и да просветлит ваш

взор, позволив вам узреть, что куда достойней облачиться в

броню и стать на страже владений церкви, над коими на-

висла столь опасная угроза, чем изощрять свой ум, вы-

смеивая ее священников и служителей.

– Я никого не высмеиваю, отец приор, – отвечал, по-

зевывая, юноша, – и не так уж неохотно облачаюсь в

броню… Только она – довольно стеснительное одеяние, и в

феврале месяце плащ на меху больше соответствует пого-

де, чем стальные латы. И у меня тем меньше охоты напя-

ливать на себя в такой мороз холодные доспехи, что если

бы церковь решила снарядить туда отряд своих угодников

(а среди них нашлись бы и уроженцы Горной Страны, не-

сомненно привычные к тамошнему климату), они отлично

могли бы сражаться за свое дело, как веселый святой Ге-

оргий Английский. Но почему-то мы частенько слышим о

чудесах, которые они вершат, когда их умилостивляют, и о

карах, посылаемых ими, если кто посягнет на их земли, и

это им служит основанием для того, чтоб расширять свои

владения за счет щедрых дарителей. Но, когда появится

ватага горцев в двадцать человек, тут церковная братия не

спешит ополчиться, а должен препоясаться мечом ка-

кой-нибудь барон, дабы помочь церкви удержать за собою

те земли, которые он сам же ей пожаловал, и должен сра-

жаться за них так ревностно, как если бы он все еще

пользовался доходами от этих земель.

– Сын мой Давид, – сказал король, – ты чрезмерно

распустил язык.

– Нет, нет, сэр, я нем, – ответил принц. – Я отнюдь не

хотел огорчить ваше величество или задеть отца настоя-

теля, который, располагая чудодейственной силой, поче-

му-то не желает встретиться лицом к лицу с горсточкой

разбойных горцев.

– Мы знаем, – подавив негодование, сказал приор, – кем

внушены эти возмутительные речи, которые мы с ужасом

услышали сейчас из уст королевского сына! Когда принцы

общаются с еретиками, порча переходит и на них, и это

сказывается равно на их поведении и образе мыслей. Они

появляются на улицах в компании с комедиантами и дев-

ками, а в королевском совете глумятся над церковью и

святыней.

– Успокойтесь, святой отец! – сказал король. – Ротсей

принесет искупительные дары за свои праздные речи. Увы!

Мы должны дружески вести совет, а не ссориться, подобно

мятежной команде моряков на тонущем судне, когда ка-

ждый пускается в споры с другими и не старается помочь

растерявшемуся капитану в его усилиях спасти корабль…

Милорд Дуглас, не часто ваш дом держался в стороне, ко-

гда корона Шотландии ждала от вас мудрого совета или

доблестного подвига. Надеюсь, вы нам подадите помощь в

этих затруднительных обстоятельствах?

– Я только дивлюсь, что они так для вас затрудни-

тельны, милорд, – ответил высокомерный Дуглас. – Когда

управление государством было возложено на меня, так же

вот случалось, что кое-какие из этих диких кланов спус-

кались с Грэмпианских гор. Я не беспокоил этим делом

совет, а просто приказывал шерифу, лорду Рутвену, сесть

на коня и двинуться против них с силами Карса – с Хэями,

Линдсеями, Огилви и другими владетелями. Клянусь свя-

тою Брайдой, когда под суконным плащом скрыт стальной

кафтан, воры знают, чего стоят копья и есть ли у мечей

лезвия. Человек триста этих бездельников, и среди них их

вождь Доналд Кормак, сложили головы на Терновом бо-

лоте42 и в Рохинройском лесу, и столько же их вздернули в

роще Висельников – место так и названо, потому что там

42 Существует мнение, что эта битва произошла не ранее 1443 года.

хватило работы палачу. Вот как расправляются с ворами в

моей стране. И если более мягкие средства скорее могут

утихомирить этих пограничных разбойников, не корите

Дугласа, что он откровенно высказал свое мнение… Вы

улыбаетесь, милорд Ротсей? Могу ли я спросить, почему

вы вторично избираете меня предметом шутки, когда я еще

не ответил на первую, отпущенную вами на мой счет?

– Не гневайтесь, мой добрый лорд Дуглас, – ответил

принц, – я улыбнулся лишь при мысли о том, как поредеет

ваша величественная свита, если мы со всеми ворами ста-

нем расправляться, как расправились в роще Висельников с

теми несчастными горцами.

Король снова вмешался, вынудив графа воздержаться

от гневного ответа.

– Ваша светлость, – сказал он Дугласу, – вы мудро со-

ветуете нам довериться оружию, когда эти люди выступят

против наших подданных на открытом и ровном поле, но

задача в том, как нам прекратить их буйство, когда они

вновь укроются в своих горах. Я не должен говорить вам,

что клан Хаттан и клан Кухил – это два больших союза

многочисленных племен, которые объединились в каждом

из них, чтобы сообща держаться против других, и что в

последнее время между кухилами и хаттанами шла распря,

всякий раз приводившая к кровопролитию, где и как они

бы ни сталкивались, в одиночку или ватагами. Весь край

истерзан их непрестанными раздорами.

– Не вижу, чем это плохо, – сказал Дуглас. – Разбой-

ники примутся уничтожать друг друга, и чем меньше ос-

танется в Горной Стране людей, тем больше в ней разве-

дется оленей. Как воинам нам будет меньше работы, зато

мы выгадаем как охотники.

– Скажите лучше: чем меньше останется людей, тем

больше разведется волков, – поправил король.

– И то не худо, – сказал Дуглас. – Лучше лютые волки,

чем дикие катераны. Будем держать большие силы на Ир-

ской границе, чтобы отделить тихую страну от беспокой-

ной. Не дадим пожару междоусобицы перекинуться за

пределы Горной Страны. Пусть он там и растратит свою

необузданную ярость и быстро отгорит за недостатком

горючего. Кто выживет, тех мы легко усмирим, и они

станут покорней угождать малейшему желанию вашей

милости, чем когда-либо их отцы или живущие ныне мер-

завцы подчинялись самым строгим вашим приказам.

– Разумный, но безбожный совет, – сказал настоятель и

покачал головой. – Я не возьму на свою совесть поддер-

жать его. Мудрость – да, но мудрость Ахитофеля*: хитро и

вместе с тем жестоко.

– То же говорит мне мое сердце, – сказал король, по-

ложив руку на грудь. – Оно говорит, что в день Страшного

суда у меня будет спрошено: «Роберт Стюарт, где под-

данные, которых я дал тебе?» Оно мне говорит, что я

должен буду держать ответ за них за всех – саксов и гэлов,

жителей Низины, и Горной Страны, и пограничной полосы,

что спросится с меня не только за тех, кто обладает богат-

ством и знанием, но и за тех, кто стал разбойником через

бедность свою и мятежником – через невежество.

– Ваше величество говорит как король-христианин, –

сказал настоятель. – Но вам вручен не только скипетр, но и

меч, а это зло таково, что исцелить его должно мечом.

– Послушайте, милорды, – сказал принц, вскинув глаза

с таким видом, точно вдруг ему пришла на ум забавная

мысль, – а что, если нам научить этих диких горцев ры-

царскому поведению? Не так уж трудно было бы убедить

их двух великих главарей – предводителя клана Хаттан и

вождя не менее доблестного клана Кухил – вызвать друг

друга на смертный бой! Они могли бы сразиться здесь, в

Перте… Мы снабдим их конями и оружием. Таким обра-

зом, их ссора закончится со смертью одного из этих двух

негодяев или, возможно, обоих (думаю, они оба сломят

себе шею при первом же наскоке), исполнится благочес-

тивое желание моего отца предотвратить излишнее кро-

вопролитие, а мы все получим удовольствие полюбоваться

поединком между двумя неукротимыми рыцарями, впер-

вые в жизни натянувшими на себя штаны и воссевшими на

коней. О подобном не слышал мир со времен короля Ар-

тура!

– Постыдись, Давид! – сказал король. – То, что является

бедствием для твоей родной страны и чем озабочен наш

совет, для тебя – предмет острословия!

– Извините меня, мой король и брат, – сказал Олбени, –

мне думается, хотя принц, мой племянник, изложил свою

мысль в шутливом тоне, из нее можно извлечь кое-что та-

кое, что даст нам средство предотвратить грозящую беду.

– Добрый брат мой, – возразил король, – нехорошо так

глумиться над легкомыслием Ротсея, подхватив его не-

уместную шутку. Мы знаем, что кланы Горной Страны не

следуют нашим рыцарским установлениям и нет у них

обычая разрешать спор поединком, как требуют того за-

коны рыцарства.

– Верно, ваша милость, – ответил Олбени. – И все же я

не шучу, а говорю вполне серьезно. Да, у горцев нет нашего

обычая сражаться на арене, но есть у них другие формы

борьбы, не менее смертоносные. Лишь бы игра шла на

жизнь и смерть – не все ли равно, будут ли сражаться эти

гэлы мечами и копьями, как подобает истинным рыцарям,

или мешками с песком, как безродные парни в Англии, или

же пырять друг друга ножами и кинжалами на свой вар-

варский манер? Их обычай, как и наш, предоставляет ис-

ходу боя разрешить все споры. Они столь же тщеславны,

сколь жестоки, и мысль, что им дадут сразиться в присут-

ствии вашей милости и вашего двора, покажется для обоих

кланов такой соблазнительной, что они, конечно, согла-

сятся поставить на жребий все свои разногласия (они по-

шли бы на это, даже если бы подобного рода грубый суд

был и вовсе чужд их обычаю) и позволят нам установить

число участников боя по нашему усмотрению. Нужна ос-

торожность: допуская их приблизиться ко двору, мы

должны создать такие условия и настолько ограничить

численность бойцов, чтобы они не могли напасть врасплох

на нас самих, если же эта опасность будет исключена, то

чем больше мы допустим с обеих сторон бойцов, чем

больший урон понесут горцы (и заметьте – за счет своих

самых отважных и беспокойных воинов), тем вернее

можно будет рассчитывать, что на некоторое время Горная

Страна утихомирится.

– Ты предлагаешь кровавую политику, брат, – сказал

король. – Я опять скажу, что совесть моя не мирится с

убийственной бойней среди полудиких людей, которые

недалеко ушли от погруженных во мрак язычников.

– Но разве их жизни дороже, – возразил Олбени, – чем

жизни тех знатных рыцарей и дворян, которым с разре-

шения вашей милости так часто дозволяется сразиться на

арене – для того ли, чтобы рассудить, кто прав, кто виноват,

или просто для стяжания славы?

Под таким нажимом королю трудно было возражать

против обычая, глубоко укоренившегося в быту страны и

законах рыцарства, – обычая разрешать споры боем. Он

только сказал:

– Видит бог, если я когда и допускал кровопролитие, на

каком ты настаиваешь сейчас, то всякий раз содрогался при

этом душой, и каждый раз, когда я видел, как люди всту-

пают в бой «до первой крови», я испытывал желание,

чтобы моя собственная кровь пролилась ради их прими-

рения.

– Но, милостивый мой господин, – сказал приор, – если

мы не последуем той политике, какую подсказывает ми-

лорд Олбени, нам придется, по-видимому, прибегнуть к

политике Дугласа. И что же? Поставив наше дело в зави-

симость от сомнительного исхода боев и неизбежно по-

жертвовав жизнями многих добрых подданных, мы лишь

свершим мечами Нижней Шотландии то самое, что иначе

дикие горцы свершили бы над собою своею собственной

рукой. Что скажет милорд Дуглас о политике его светлости

герцога Олбени?

– Дуглас, – сказал высокомерный лорд, – никогда не

посоветует сделать хитростью то, чего можно достичь

прямою силой. Он остается при своем мнении и согласен

выступить в поход во главе своих собственных вассалов и

тех людей, каких могут выставить бароны Пертшира и

Карса, и либо он образумит этих горцев и приведет их к

покорности, либо ляжет костьми среди диких скал.

– Благородные слова, милорд Дуглас! – сказал Олбени.

– Король может с уверенностью положиться на твое бес-

страшное сердце и на отвагу твоих храбрых приспешников.

Но разве ты не видишь, что скоро придется тебя отозвать и

направить туда, где твое присутствие и служба решительно

необходимы Шотландии и ее государю? Разве ты не за-

метил, каким мрачным тоном безрассудный Марч объявил,

что его приверженность и верность нашему суверену, здесь

присутствующему, ограничена лишь тем временем, пока

он остается вассалом короля Роберта? И разве вы сами не

высказали подозрения, что он замыслил перекинуться на

службу Англии?.. С горными кланами могут вести бои и

другие вожди, менее могущественные, менее прослав-

ленные, но если Данбар откроет нашу границу мятежным

Перси* и их сообщникам англичанам, кто их отгонит, пока

Дуглас будет в другом месте?

– Мой меч, – ответил Дуглас, – равно готов нести

службу его величеству как на границе, так и в сердце

Горной Страны. Мне и раньше доводилось видеть спины

гордого Перси и Джорджа Данбара, могу увидеть еще раз.

И если королю угодно, чтобы я принял меры против воз-

можного объединения иноземцев с изменником, – что ж,

чем доверять не столь сильной и значительной руке важ-

ную задачу усмирения горцев, я склонен скорее выска-

заться е пользу политики Олбени: пусть и впрямь эти ди-

кари изрубят друг друга, избавив баронов и рыцарей от

труда гоняться за ними в горах.

– Милорд Дуглас, – сказал принц, решив, как видно, не

упускать ни единого случая позлить своего высокомерного

тестя, – не желает оставить нам, уроженцам Низины, даже

те жалкие крохи чести, какие могли бы мы собрать за счет

мужичья из горных кланов, покуда он со своими погра-

ничными рыцарями будет пожинать лавры победы над

англичанами. Но если Дуглас видел чьи-то спины, видывал

их и Перси, и мне случалось слышать о таких великих чу-

десах: пошел человек за шерстью, а домой пришел остри-

женный.

– Оборот речи, – сказал Дуглас, – вполне приличествует

принцу, который говорит о чести, прицепив к шляпе вместо

ленты сумку гулящей девки.

– Извините, милорд, – сказал Ротсей, – когда человек

неудачно женат, он становится неприхотлив в выборе тех,

кого любит par amours43. Цепной пес хватает кость, какая

поближе.

– Ротсей, мой несчастный сын! – воскликнул король. –

С ума ты сошел? Или ты хочешь навлечь на себя всю бурю

отцовского и королевского гнева?

– По приказу вашей милости, – ответил принц, – я

умолкаю.

– Итак, милорд Олбени, – сказал король, – если таков

твой совет и неизбежно должна пролиться шотландская

кровь, как, скажи, мы убедим дикарей разрешить свой спор

таким сражением, какое ты предлагаешь?

– Это, государь мой, – отвечал Олбени, – мы установим

по зрелом размышлении. Впрочем, задача не так сложна.

Потребуется золото на подкуп кое-кого из бардов да

главных советников и верховодов отдельных групп. Кроме

43 Свободной любовью (буквально, «по любви», – франц.)

того, мы дадим понять предводителям обоих союзов, что

если они не согласятся уладить спор этим мирным спосо-

бом…

– Мирным, брат? – сказал с укоризной король.

– Да, мирным, государь, – возразил его брат. – Ибо

лучше сохранить мир в стране ценою гибели трех-четырех

десятков молодцов из горных кланов, чем тянуть войну до

тех пор, пока не погибнут десятки тысяч от меча, и огня, и

голода, и всяких трудностей горного боя. Вернемся к на-

шему предмету: я думаю, та сторона, к которой мы первой

обратимся с нашим планом, жадно за него ухватится, дру-

гая же постыдится отклонить предложение тех, кто при-

зывает доверить дело мечам своих самых отважных бой-

цов, национальная гордость и клановая ненависть поме-

шают им увидеть, какую цель мы преследуем, предлагая

уладить вопрос таким путем, они с большей охотой при-

мутся резать друг друга, чем мы – подстрекать их на эту

резню… А теперь, когда совет наш все обсудил и помощь

моя больше не нужна, я удаляюсь.

– Повремените, – сказал настоятель, – ибо я тоже дол-

жен указать на бедствие, такое черное и страшное, что оно

покажется невероятным благочестивому сердцу вашей

милости. И я говорю о нем с прискорбием, потому что в

нем (это верно, как то, что я недостойный слуга святого

Доминика!) заключается причина гнева господня на нашу

несчастную страну: из-за него наши победы превращаются

в поражения, наша радость – в печаль, наши советы раз-

дирает несогласие и нашу страну пожирает междоусобная

война.

– Говорите, досточтимый приор, – сказал король, – и не

сомневайтесь: если причина зол во мне или в моем доме,

моей первой заботой будет устранить ее.

Он произнес свои слова запинающимся голосом и

жадно ждал ответа настоятеля, страшась, что он, наверно,

обвинит сейчас Ротсея в каком-нибудь новом безрассуд-

стве или пороке. Может быть, эти ложные страхи возникли

у него, когда ему почудилось, что церковник глянул на

принца, перед тем как торжественным тоном заговорил:

– Ересь, мой благородный и милостивый государь!

Среди нас пустила корни ересь! Она одну за другой вы-

хватывает души из паствы, как волк уносит ягнят из ов-

чарни.

– Не хватает разве пастухов, чтобы оберегать овчарню?

– спросил герцог Ротсей. – Вокруг такого скромного по-

селения, как Перт, имеется четыре мужских монастыря да

сколько еще белого духовенства! Думается, при таком

сильном гарнизоне город в состоянии сдержать натиск

врага.

– Достаточно прокрасться в гарнизон одному преда-

телю, милорд, – ответил настоятель, – и город уже не в

безопасности, хотя бы его охраняли многие легионы, если

же этого предателя – по легкомыслию ли, из любви ли к

новизне или по другим побуждениям – покрывают и по-

ощряют те, кому бы следовало с истым рвением изгнать его

из крепости, то возможность творить зло для него безмерно

возрастает.

– Вы метите, как видно, в кого-то из присутствующих,

отец настоятель, – сказал Дуглас. – Если в меня, то вы ко

мне несправедливы. Я знаю, что из Абербротока поступают

от аббата неразумные жалобы, будто я не даю его стадам

размножаться больше, чем позволяют его пастбища, и его

монастырским закромам – ломиться от преизбытка зерна, в

то время как моим людям не хватает говядины, а лошадям –

овса. Но подумайте и о том, что эти тучные пастбища и

нивы были в свое время пожалованы Абербротокской

обители моими же предками – и не затем, конечно, чтобы

их потомок подыхал с голоду среди такого изобилия, он и

не собирается, клянусь святою Брайдой! А что до ереси и

ложного учения, – добавил он, тяжело ударив своей

большой рукой по столу, – кто посмел обвинить в них

Дугласа? Я не стал бы посылать несчастных на костер за

глупые мысли, но мои рука и меч всегда готовы защитить

христианскую веру.

– Не сомневаюсь, милорд, – сказал настоятель, – таков

был искони обычай вашего благородного дома. Что же

касается жалоб аббата, это дело подождет. Теперь же мы

хотели бы, чтобы кто-либо из светских князей был упол-

номочен совместно с князьями святой церкви в случае

необходимости поддержать вооруженной силой те меры,

какие преподобный судья консистории и другие высокие

прелаты (в том числе и я, недостойный) собираются

предпринять против новых учений, которые вводят в со-

блазн простые души и подтачивают чистую и драгоценную

веру, одобренную пресвятым отцом и его преподобными

предшественниками.

– От имени короля возложим эти полномочия на графа

Дугласа, – сказал Олбени. – И его суду будут подлежать все

без исключения, кроме особы короля. Хоть я и сознаю, что

ни делом, ни помыслом не повинен в следовании како-

му-либо учению, не освященному святою церковью, все же

я постыжусь притязать на неприкосновенность, как лицо, в

чьих жилах течет кровь шотландских королей, дабы не

помыслил ни кто, что я причастен столь мерзостному

преступлению и ищу укрытия.

– Не стану я этим заниматься, – сказал Дуглас. – Мне

хватит хлопот с англичанами и с изменником Марчем на

южной границе. К тому же я истый шотландец и не стану

своими руками загонять шотландскую церковь под ярмо

Рима, и без того достаточно тяжкое, или заставлять ба-

ронские короны склоняться перед митрой и клобуком. Так

что, благороднейший герцог Олбени, уж возьмите вы эти

полномочия на себя. И я попрошу вашу светлость поуме-

рить рвение тех служителей церкви, с которыми вам при-

дется действовать заодно, а не то оно проявится слишком

рьяно. Запах костров над Тэем побудит Дугласа повернуть

назад от стен Йорка.

Герцог поспешил заверить графа, что полномочия бу-

дут применяться с должной умеренностью и снисхожде-

нием.

– Святой суд, – сказал король Роберт, – бесспорно,

должен быть полновластен, и в той мере, в какой это со-

вместимо с нашим королевским достоинством, да мы и

сами не собираемся уклоняться от его постановлений. В то

время как церковь со всею яростью обрушит свои громы на

зачинателей этой мерзкой ереси, несчастным жертвам их

обмана, мы надеемся, будут оказаны милосердие и со-

страдание.

– Святая церковь, милорд, всегда держалась именно

такого образа действий, – сказал настоятель доминиканцев.

– Итак, пусть уполномоченные с должным усердием

приступают к расследованию именем нашего брата Олбени

и других лиц, каких мы сочтем удобным включить в состав

суда, – сказал король. – Закроем вторично наш совет. А ты,

Ротсей, ступай со мною и дай мне опереться на твое плечо –

мне нужно поговорить с тобой наедине.

– Стоп! – воскликнул принц таким тоном, как если бы

обращался к лошади, объезжая ее.

– Что означает эта грубость, сын мой? – упрекнул его

король. – Неужели ты никогда не образумишься и не нау-

чишься учтивости!

– Не помыслите, что я хотел оскорбить вас, сударь мой,

– сказал принц, – но мы расходимся, так и не решив, как

поступить в этом довольно странном происшествии с от-

рубленной рукой, которую столь рыцарственно поднял

Дуглас. Пока двор стоит в Перте, нам тут будет не по себе,

если у нас нелады с горожанами.

– Предоставьте это мне, – сказал Олбени. – Раздать

немного земель, немного денег да не пожалеть приятных

слов, и горожане на этот раз успокоятся, но хорошо бы

все-таки предупредить состоящих при дворе баронов с их

слугами, чтобы они соблюдали в городе мир.

– Конечно, – сказал король, – так мы и сделаем. Отдай

на этот счет строжайший приказ.

– Слишком много чести для мужичья, – сказал Дуглас, –

но как угодно будет вашему высочеству. Я, с вашего раз-

решения, удаляюсь.

– А не разопьете ли с нами на прощанье бутылку гас-

конского, милорд? – спросил король.

– Простите, – ответил граф, – меня не разбирает жажда,

а пить зря я не люблю: я пью только по нужде или по

дружбе. – С этими словами он удалился.

По его уходе король облегченно вздохнул.

– А теперь, милорд, – обратился он к Олбени, – следует

отчитать нашего непутевого Ротсея. Впрочем, сегодня он

сослужил нам на совете добрую службу, и мы должны

принять эту его заслугу как некоторое искупление его

безрассудств.

– Я счастлив это слышать, – ответил Олбени, но со-

крушенно-недоверчивое выражение его лица как будто

говорило, что он не видит, в чем заслуга принца.

– Наверно, брат, ты плохо сейчас соображаешь, – сказал

король. – Мне не хочется думать, что в тебе заговорила

зависть. Разве не сам ты отметил, что Ротсей первый под-

сказал нам, каким путем уладить дело с горцами? Правда,

твой опыт позволил тебе облечь его мысль в лучшую

форму, после чего мы все ее одобрили… Да и сейчас мы так

и разошлись бы, не приняв решения по другому важному

вопросу, если бы он не напомнил нам о ссоре с горожана-