Текст книги "Снайпер должен стрелять"

Автор книги: Валерий Прохватилов

Соавторы: Алексей Беклов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 43 страниц)

План Ито удался во всех деталях.

Накануне Мондом, Доулингом и Маккью было принято решение, с которым Лоуренс с трудом согласился. Оперативная группа, которую Чарлз вез с собой, должна была попытаться получить неопровержимые доказательства существования «зверинца», после чего дать сигнал Чарлзу для вторжения на территорию клиники с официальным ордером на обыск и арест Кадзимо Митаси, а также для задержания Конорса и Линды, скрываемых доктором от полиции. По настоянию Андрея Дика Чиверса решили не отпускать, пока вся операция не завершится.

В аэропорту произошла неожиданная встреча. С билетом в кармане к тому же самолету, на котором они намеревались отбыть, явился Арри Хьюз. Не скрывая своего удивления, Чарлз подошел к нему.

– А куда, молодой человек, вы направляетесь? – спросил он.

– В Бостон, мистер Маккью.

– А зачем, если не секрет?

– Хочу на месте получить информацию о доблестном взаимодействии нашей полиции и ФБР. Интернациональная акция, мистер Маккью. Было бы непростительно упустить такую возможность.

– А вы не думаете, Хьюз, что у нас и своего, – он хмыкнул, сдерживая себя, – журналистского добра хватает?

– А всемирная слава, мистер Маккью?

– Вы имеете в виду скандальную славу, Хьюз? Если бы врали в два раза меньше, и тогда бы я гроша ломаного не дал за такую славу. Впрочем, черт с вами, – подумав сказал он. – Не забывайте только, что по делу Хестера вам придется выступать свидетелем, и, если адвокат поймает вас на вранье, показания ваши мало чего будут стоить.

Кадзимо Митаси ждал звонка Ито, которая должна была сообщить, все ли прошло благополучно. Вторую ночь он собирался провести в рабочем кабинете. Впрочем, домой его не тянуло. Сын и дочь давно уже жили самостоятельно, изредка навещая их с женой. О жене Кадо вспоминал редко. Несколько лет уже, как они отдалились друг от друга. В пустовавшем почти всегда доме в одном из респектабельных районов Бостона царила жена. Митаси жил клиникой. Здесь он мог позволить себе все, что хотел. В его распоряжении был прекрасный гостиничный номер, да и кабинет с комнатой отдыха, а фактически спальней он готов был считать своим домом.

Ито не звонила. Второй день подряд он позволял себе выпить больше обычного. Кадо прислушивался к себе. Неотпускающая тревога, усилившаяся после отъезда Ито, раздражала. Между появлением и исчезновением Конорса минуло не так уж много времени, но именно за это время с Митаси произошло что-то, в чем ему не хотелось разбираться. Конорс был прав – «зверинец» следовало ликвидировать, хотя бы на время. Сделать это было не так уж трудно. Он и создавался с таким расчетом, чтобы служить одновременно и лечебной, и экспериментальной базой. И то, что сейчас все клетки оказались заняты «крысами», можно было считать случайным. Он торопил сотрудников с завершением очередной серии экспериментов. Дня через два-три клетки можно было начать освобождать. Иногда он думал, не посадить ли в них обезьян, имитируя продолжение экспериментов Хозе Дельгадо, тем более что Ито была ученицей его школы. Однако это казалось дорогим и хлопотным. К тому же, если до окончания экспериментов появится Дик Чиверс, Кадо предполагал продемонстрировать свои достижения военным. Вот тогда можно было бы открыть новое направление в его работе, и возглавить это направление могли если не Конорс, то Ито. И если ей только удастся переманить Стива на их сторону, а он почти был уверен в том, что ей это удастся, вот тогда… Тогда, может быть, и осуществится его мечта оставить в науке действительно существенный след.

Ито не звонила. Он налил себе виски. Хмель постепенно овладевал им, тревога начала отпускать. Его неодолимо потянуло в «зверинец». Он улыбнулся. Единственная практически забава была связана с ним.

Кабинет его находился на втором этаже психиатрической клиники. До научного центра надо было пройти метров двести, миновав ворота в заборе, отгораживающем его от остальной территории. Идти ночью туда не хотелось, но он уже не мог преодолеть желания оказаться в «зверинце».

Внизу при его появлении охранник встал. Кадо велел ему закрыть двери и следовать за собой.

Ночь была сырая, беззвездная. На голых ветках поблескивали капли, оставленные недавним дождем. Полной грудью он вдохнул воздух, настоенный ароматами поздней осени, и вспомнил, что два последних дня не покидал здания клиники. Ветра не было, тишина казалась бесконечной. Владения его тянулись во все стороны, тонули во тьме. В такие минуты он чувствовал себя хозяином в полной мере, суетные мысли отпускали, и невольно думалось: «Господи, чего еще человеку надо!»

Он заспешил к воротам. Охранник топал в трех шагах сзади. Это был один из тех людей, которых когда-то подбирал для него Дик Чиверс. Кадо хорошо помнил код, но все-таки номер ему удалось набрать не сразу. Замок наконец щелкнул, встроенная в металлические ворота дверь открылась. Они перешли на территорию научного центра.

У дверей Кадо позвонил своим условным звонком, ему почти сразу открыли.

– Не уходи, жди меня, – бросил он своему сопровождающему и заспешил вниз, в «зверинец». Он знал, что сейчас, кроме двух охранников, его самого и его «крыс», в здании никого нет. Он опустился на лифте в подвальный этаж, миновал коридоры, комнаты, набитые оборудованием, обеспечивающим жизнедеятельность «зверинца», еще раз набрал код и, забыв закрыть за собой дверь, поспешил к клетке, которая с недавних пор забавляла его больше всего.

Ито считала, что она уговорила Митаси освободить Линду. На самом деле это было не совсем так. Для исследования сексуальных потенций совсем не просто было подобрать «крыс» достаточно молодого возраста, естественно не для сексуальной коррекции, а для эксперимента, что было не одно и то же.

И вдруг ему повезло. «Крысоловы» предложили ему девицу лет девятнадцати, бездомную, безнадзорную, погибающую от наркотиков. Его поразило совершенство ее форм, совсем недавно тело ее дышало здоровьем. Случай был тяжелый, почти безнадежный. Но не для него. Наркологическое отделение его клиники не случайно пользовалось заслуженной славой. Искусство снятия абстинентного синдрома являлось его коньком. В этой области он сделал открытия, действительно достойные внимания.

Он привел девицу в порядок и поместил в «зверинец» на место Линды. Митаси нравилось заставлять ее бодрствовать, двигаться, не пробуждая ее партнера и не стимулируя сексуальную потребность.

Видения молодости посещали его, глаза увлажнялись, нижняя губа отвисала, струйка слюны непроизвольно сползала на подбородок. Забытая похоть, казалось, начинает одолевать его, и тогда он пробуждал ее партнера и, надев наушники, погружался в созерцание чужой страсти, вскрикивая и подергиваясь, словно их конвульсии передавались и ему.

Здесь, в «зверинце», освещение было автономным, поэтому Кадзимо Митаси не мог знать, что свет на территории клиники вдруг погас, а телефоны отключились.

На поиски «зверинца» направлялась группа Монда. Даже Марка, к которому Руди относился с явным уважением, брать с собой отказались. Когда же Хьюз попросился, чтобы с собой они взяли его, все четверо, не сговариваясь, расхохотались.

– Знаешь, Арри, – ехидно заявил Андрей, – если хочешь почувствовать себя героем, сходи лучше в самый затрапезный бостонский кабак. Адресок тебе Марк даст… Ну, ну, ну, – поспешил отступить он, видя, как обида исказила лицо Хьюза, – лучше сделаем так: если мы находим этот проклятый «зверинец», со всей аппаратурой, дуй сразу туда. Мастерская съемка – это совсем не то, что сухой полицейский кадр. И не обижайся, пожалуйста. Разве ты еще не понял, что Монд собрал под свое крыло первостепенных трепачей?

Наблюдая за ними, склоненными над схемой территории клиники, обменивающимися короткими репликами, едва ли Хьюз мог понять, что их беспокоит. Да и они едва ли могли объяснить ему, что в общем-то суть их мастерства сводится к одному – результат надо уметь получать без потерь. То, что каждый из них мог продемонстрировать целый каскад трюков, само по себе ровно ничего не значило. «Дело техники», – всегда говорил Андрей, когда его просили объяснить, как они этоделают. Сами же они никогда не относились к технике как к игре, а уж тем более как к зрелищу. Слишком хорошо они знали, сколько вынужденной жестокости и боли стоит за ней.

Чарлз, однако, вырядил их не хуже, чем в фильме ужасов: в черные эластичные матовые костюмы, оставлявшие открытыми только лицо и кисти рук. На широком поясе крепилось все, что могло им понадобиться при штурме. Дело было не только в том, чтобы суметь нейтрализовать охрану, открыть двери, которые не хотят открываться, не дать уничтожить улики. Главное заключалось в том, чтобы не дать возникнуть панике, которая могла бы охватить и персонал, и больных, выгнав невинных людей под случайные пули. А что охрана могла поднять стрельбу, сомнений ни у кого не было. Дик Чиверс в красках описал, что за публика служит в охране Кадзимо Митаси.

Готовность номер один объявлялась к двум часам ночи. В этот момент на короткий промежуток времени на территории клиники должен был отключиться свет. Это и служило сигналом к началу атаки. На всю операцию четверке отводилось десять минут. За это время они должны были проникнуть в здание научного центра и, как минимум, забаррикадироваться в нем до тех пор, пока не обнаружат «зверинец». Если они его не найдут, операцию следовало считать сорванной. Как в этом случае уходить, они должны были принять решение сами.

Все понимали, что успешность атаки зависит от ее неожиданности и стремительности, поэтому преодолевать ограждение, а попросту трехметровый, собранный из бетонных панелей забор, решили в том месте, откуда до здания научного центра было ближе всего. Погаснет свет, а значит, выйдет из строя аппаратура электронного слежения, и о том, что на территорию клиники проникли посторонние, какое-то время охрана не будет знать.

Они стояли цепочкой на расстоянии шести метров друг от друга. В левой руке веревка, в правой – привязанный к ней специальный крюк. Над территорией клиники свет висел легким заревом. Здесь, в десяти метрах от забора, стояла тьма. Черные костюмы сливались с ней, с тишиной, с ожиданием минуты, за которой последует взрыв силы, нервов, находчивости, мастерства.

– Внимание! – прозвучало во тьме. Они ждали этой минуты. Зарево над клиникой погасло, словно всосанное землей. Четыре крюка взметнулись над стеной, зацепились и тут же начали сматывать веревку, подтягивая людей вверх. Откинувшись назад, почти горизонтально, каждый из них сделал несколько стремительных шагов по стене, оседлал ее и через мгновение уже летел вниз. Крюки, вобравшие в себя веревки, кроме одного, оставили у стены.

Вацлав и Андрей кинулись к торцу здания. Инклав и Руди – к главному входу. Странным, каким-то балетным шагом, стараясь придерживаться выбранного направления, они продвигались вперед. Преодолеть надо было метров сто, утыканных деревьями, кустами, клумбами, чем-то шуршащим и похрустывающим под ногами.

Здание центра вынырнуло из тьмы неожиданно, чуть освещенное изнутри синеватым светом. Руди не увидел, а услышал, что в главный вход кто-то ломится, видимо напуганный внезапно наступившей темнотой. Он скользнул в его сторону, сильно, справа, ударил ребром ладони в шею, залепил пластырем рот, стянул руки назад и защелкнул на них наручники.

– Это ты, Ферд? – раздался из-за двери напряженный, неуверенный голос. Рудольф не успел ответить. В торцовой части здания раздался звон разбитого стекла. Находящийся за дверями охранник, вероятно, тоже услышал его и затопал куда-то внутрь здания.

Нападавшие знали, что окна первого этажа забраны решетками. Проникнуть в здание через одно из них и не предполагалось. Мощным точным броском Крыл пустил крюк в слабо отсвечивающее голубоватым светом окно второго этажа. Посыпались осколки стекла. Едва звон их затих, Андрей уже стремительно взбегал по стене, сжимая в руках веревку. Высадив ногой оставшиеся торчащие зубцами стекла, головой вперед он нырнул в коридор.

Охранник, успевший сообразить, что на здание произведено нападение, бежал на второй этаж, выхватив из кобуры и сняв с предохранителя пистолет. Голова его показалась на уровне пола второго этажа, когда Андрей ввалился в коридор. Охранник вскинул пистолет и выстрелил в черную фигуру.

Городецкий вовсе не рассчитывал, что его встретят с объятиями. За мгновение до выстрела, словно сбитый с ног, он рухнул на пол, но, прежде чем тело его успело коснуться пола, послал пулю в охранника.

Никто не хотел трупов, и так их было слишком много в этом затянувшемся деле. Чарлз снабдил их оружием, не рассчитанным на непременное уничтожение. Тяжелые полицейские пули вызывали шокирующий эффект – при условии, конечно, что не попадали в лоб.

Пуля Андрея пришлась охраннику в плечо. Городецкий подскочил к нему, быстро приковал к перилам лестницы и кинулся вниз. Открыл двери. Вся четверка оказалась в вестибюле.

Первая часть операции была завершена.

– Никак ты цел? – Крыл ткнул Андрея пальцем.

– Брысь, – огрызнулся тот, – я щекотки боюсь.

– И чего это он все под пулю лезет? – спросил Руди.

– Это из любви к нам, – заметил Инклав, – считает, что, раз он мелкий, в него труднее попасть.

– Это смотря кто стреляет, – начал было Крыл, но Городецкий перебил его:

– А ну, молчать! Кто тут начальник?

По настоянию Маккью возглавить группу пришлось действительно ему.

– Слушаюсь, господин начальник, – не выдержал все же Вацлав.

Но Андрей уже командовал:

– Руди, на второй этаж со мной. Вы двое – держите здесь оборону. И смотрите у меня, шутники, – не выдержав, возбужденно засмеялся и побежал вверх по лестнице.

Попасть в подвальные помещения, так во всяком случае говорил Дик Чиверс, можно было почему-то только через второй этаж.

Прошло всего четыре минуты.

Лифт опустил их вниз… Странные серые коридоры, шкафы, выкрашенные в шаровый цвет, комнаты, большинство из которых закрыты. Быстро, наугад, Андрей продвигался туда, где предположительно должен был находиться «зверинец». Рудольф прикрывал его, так как гарантии, что откуда-нибудь не вывернется охранник, не было.

«Зверинец» возник перед ними неожиданно. Дверь в него оказалась распахнута. В дальнем его конце перед пультом стоял человек. Крадущейся походкой Андрей двинулся вперед. Все выглядело так, как расписывал Дик Чиверс. Слева клетки, вдоль них пульты управления. «Крысы» на месте.

Андрей подал сигнал, которого с нетерпением ждал Маккью, получил ответ «сигнал принят» и двинулся к стоящему вдалеке человеку. Скрываться и осторожничать теперь, когда операция вошла в свою последнюю стадию, не имело смысла. Он шел открыто, но человек за пультом не слышал и не видел его, ушедший в себя, поглощенный созерцанием.

Андрей встал у него за спиной, махнул рукой Рудольфу – мол все в порядке – и только после этого глянул в клетку.

Нельзя сказать, что увиденное шокировало его. Скорее шокировал вид стоящего перед ним вздрагивающего, вскрикивающего, всхлипывающего старика. Андрей вдруг понял, что это и есть сам хозяин – доктор Кадзимо Митаси.

– Кайфуешь, старик, – вздохнул он, пожалев, что нет под рукой ни камеры, ни фотоаппарата.

Сигнал, полученный от Андрея, прозвучал для Чарлза Маккью как боевая труба. Он почувствовал себя полководцем, да он почти и был таковым. Операция проводилась совместно силами ФБР и полиции. Функции каждого подразделения были расписаны Марком Бруком – правой рукой Чарлза. Журналистов оказалось немного, но кто-то уже звонил в газеты, предупреждая редакторов, что зреет сенсация.

Тяжелый, крытый брезентом грузовик уперся в ворота центральной проходной. Свет на всей территории клиники вспыхнул. Выскочившего из караульного помещения охранника сбили с ног, кто-то уже тащил и второго, кто-то нажимал на кнопку, распахивая ворота.

Грузовик рванулся к научному центру. Обвешанный аппаратурой, держась за правую дверцу машины, Хьюз, стоя на подножке, нетерпеливо вглядывался вдаль.

Все шло по плану. И Чарлзу представлялась последняя сцена драмы, когда дверь перед ним будет торопливо распахнута, твердым шагом он войдет в кабинет доктора и скажет:

– Кадзимо Митаси, вы арестованы!

На следующий день бэдфулская четверка оказалась не у дел. Чарлз, добравшийся наконец до Митаси, был поглощен тем, чтобы выжать из «зверинца» все, что можно. Хьюз метался от него к Марку, мечтая везде поспеть. Репортажи его, еще сырые и рваные, летели за океан. Фактов было так много, что исчезновение Конорса и Линды до конца не осознавалось.

Как люди, попавшие в новую обстановку и вдруг обнаружившие, что им никак не обойтись друг без друга, едва отоспавшись, Вацлав, Инклав и Руди собрались вместе. Тут выяснилось, что Городецкий исчез, и портье с трудом припомнил, что гостиницу он покинул не менее часа тому назад.

Городецкий между тем неторопливым шагом разменивал авеню и стриты, вглядывался в дома и скверы, памятники и соборы так, словно за год Бостон неузнаваемо изменился. Воспоминания оживали в нем, и чем ближе подходил он к офису Дью Хантера, тем теплее становилось у него на сердце.

Он поднялся на третий этаж, прошел по коридору и остановился перед дверью с табличкой: «Дью Хантер. Частное сыскное агентство».

Он толкнул дверь и шагнул в приемную. Пальчики Моны летали над клавиатурой компьютера, взгляд был прикован к экрану. Она привычно глянула на посетителя и замерла.

Андрею почему-то представлялось, что она, как всегда, когда он долго отсутствовал, вскочит, бросится ему на шею и начнет выкрикивать ласковые упреки. А она сидела и молча смотрела на него, словно не понимая, кто перед ней. И вдруг как-то беспомощно вскрикнула:

– Дью! Дью!

Хантер, почувствовав что-то необычное в ее голосе, быстро вышел из кабинета и замер.

– Городецкий? – изумленно произнес он и, как показалось Андрею, побледнел.

– Так-то вы встречаете старого знакомого? – сказал Андрей, ожидавший иного. Сердце его вдруг сжалось, он увидел, что по щекам Моны текут слезы. – Да что с вами! – изумленно воскликнул он.

– Он еще спрашивает! – Дью, казалось, не до конца пришел в себя.

Мона опомнилась первой, подскочила к Андрею, вцепилась в рукав и потащила через кабинет Хантера к тому самому дивану, на котором отлеживался Андрей перед побегом из Бостона. Она усадила его, как больного, и, схватив стул, села напротив. Хантер последовал ее примеру. Городецкий ничего не мог понять.

– А ведь нам год назад сказали, что тебя уже нет в живых, – с дрожью в голосе произнесла она и опять заплакала.

– Да вы что? С ума сошли? – взорвался Андрей. – И ты этому поверил, Дью?

– Заявление, можно сказать, было официальным.

– Маккью?

– Один из его людей. Сначала допрашивал нас не без пристрастия, а потом не поленился, позвонил.

– Кто?

– Да ну его к черту!

– Кто?

– Какой-то Гобст.

– Заметано. Точка. – Андрей встал. – Контора закрывается. Мона, гони всех в шею. Хантер, – он погрозил ему пальцем, – я живой и даже живее прежнего.

– И все такой же негодяй. Позвонить не мог.

– Ты меня недооцениваешь.

– Ага, значит еще хуже?

– Только так.

– И я так понимаю, что все мы едем ко мне в гости?

– Мона, детка, он, похоже, очухался!

– Опять «детка»? – Она топнула каблуком и кинулась наконец ему на шею.

И тут все словно сорвались с цепи. Хантер звонил домой, отдавая какие-то распоряжения. Мона переговаривалась с потенциальными посетителями. Андрей шатался из угла в угол, ощупывая и, казалось, обнюхивая вещи, будто здороваясь с ним. Потом они с Моной мотались по магазинам, покупали подарки, цветы, вино, меняли такси, пока наконец, нагруженные с ног до головы пакетами и сумками, не предстали перед четой Хантеров.

Опомнился он поздно вечером в квартире Моны, отказавшейся отпускать его в гостиницу. Когда он дозвонился до Вацлава и тот понял, где он, на Андрея обрушился поток добротной брани, закончившейся обещанием отдубасить его, пренебрегая всякими приемами, за свинское непонимание, что исчезать без предупреждения нельзя.

Мона притихла, присела рядом, положила голову ему на грудь, он обнял ее за плечо.

– Знаешь, – сказала она тихо, – мне одно время казалось, что ты любишь меня.

Он притянул ее к себе, хотел поцеловать в лоб, но она подставила ему губы.

– Стоит ли об этом? – Ее глаза были так близко, что в них больно было смотреть. – Есть женщины на час, есть женщины надолго, а есть женщины навсегда. А кто я? Я мужчина на час.

– А я? – спросила она.

– А ты – навсегда.

– А ведь те два года, Андрей, что ты был с нами, кажутся мне самыми счастливыми.

– Они и были самыми счастливыми.

– А почему же ты вел себя как последний дурак? Гонялся за каким-то… Думаешь, я не знаю?

– Все потому же.

– Но ведь два года – это не час.

– Да, когда они всегда впереди.

– А у нас их нет?

– Нет и не будет.

– Ну и пусть, я буду твоей женщиной на час.