Текст книги "Снайпер должен стрелять"

Автор книги: Валерий Прохватилов

Соавторы: Алексей Беклов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

– Ну и, наконец, последнее. Так сказать, на закуску, – он остановился еще перед одной клеткой и включил свет, – исследование сексуальных потенций и возможностей сексуальной коррекции. Здесь у нас две особи противоположного пола.

Он начал манипулировать клавишами. В женщине Конорс узнал Линду. Он побледнел, кулаки его сжались, и тут же на плечо ему легла рука охранника.

– Ты расстроен, мой мальчик? – со злобной улыбкой спросил Кадзимо Митаси. – Ты так был уверен, что тебе все будет сходить с рук? Или ты думал, что я шучу? Смотри, не отворачивайся. Да и что ты нервничаешь? Разве не надоела она тебе за десять лет? Не волнуйся, мы найдем ей замену. Ты же ученый, твой ум должен быть холоден, а рука тверда. А она весьма подходящий объект для эксперимента, кстати сказать очень перспективного, с огромным социальным эффектом. Новый выход на сексопатологию и сексотерапию. Скольким семейным парам мы сможем помочь достичь гармонии! Скольких спасем от СПИДа! Уже не говоря о том, какие кадры мы сможем поставлять для публичных домов. Девочки, которым не нужно имитировать страсть! Девочки, которые будут сниться клиентам, смягчая их комплексы и поднимая в собственных глазах. Будь холоден, мой мальчик. Это всего лишь «крысы» номер семнадцать и восемнадцать. Бывшая Линда тебя не помнит. Все ее инстинкты, кроме сексуального, подавлены. Тебе же пусть это послужит уроком. Если ты меня не поймешь, твоя жизнь станет адом. Это обещаю тебе я – Кадзимо Митаси. А первое, над чем ты начнешь работать, будет подробнейшее описание того, как и кого ты превратил в «зомби» и где их искать.

Глава шестая
Разбитый кактус

Парковаться у министерства разрешалось только машинам со специальными пропусками, поэтому Мари и Вацлав вынуждены были воспользоваться лимузином Гвари. Они поставили его так, чтобы хорошо видеть служебный вход. Ровно в семнадцать ноль ноль широко распахнулись двери и на улицу хлынул настоящий людской поток. Постепенно замирая, здание министерства тем не менее, как во всякое время суток, продолжало олицетворять собой государственный порядок.

Офицерская форма Рикардена бросалась в глаза, и поэтому обратить внимание на женщину, идущую рядом с ним, не составляло труда. Оживленно беседуя, они подошли к машине Рикардена, он усадил в нее даму, а сам сел за руль. Тут же они отъехали. Мари и Вацлав последовали за ними. Выбравшись из центра города, обе машины на небольшом расстоянии друг от друга достигли кварталов, где движение стало не столь оживленным, реклама не столь крикливой, а дома попроще. У одного из них Рикарден остановился, помог даме выйти из машины и, галантно проводив ее до подъезда, распрощался.

Мари и Вацлав проехали дальше и остановились, поджидая его. Рикарден появился через пару минут и пересел к ним.

– Записывайте, Вацлав: Сиби Стайн, возраст тридцать пять лет, стаж работы в канцелярии девять лет, муж Генри Стайн, помощник военного атташе в Норвегии, двое детей, девочки восьми и десяти лет. Она на очень хорошем счету, никаких связей на стороне, может позволить себе пококетничать, но не более того. Для начала достаточно?

– Спасибо, капитан, вполне. Честно говоря, на такую информацию мы и надеяться не могли. – Вацлав проговорил все это с удовольствием, понимая, что Рикардену слушать его приятно.

– Больше я вам не нужен. Так? – спросил капитан.

– Спасибо, – в свою очередь сказала Мари, – привет Доулингу, скажите, что мы постараемся его не подвести.

– Буду рад передать это. – Рикарден распрощался с ними.

Акция, затеянная сотрудниками Монда, мягко говоря, не относилась к числу законных, поэтому побеседовать со Сиби Стайн следовало без свидетелей. Приходилось ждать, не появится ли она на улице, и при этом одна. Предстояла скучная, рутинная работа внешнего наблюдения. Машину поставили метрах в пятидесяти от подъезда, в который вошла Сиби Стайн. Мари сидела за рулем, Крыл перебрался на заднее сиденье.

Стайн появилась, когда уже начало смеркаться. Выйдя из подъезда, она повернула направо и двинулась в сторону городского центра. Через два квартала она свернула еще раз, налево. Улица была пустынной, вдоль противоположной ее стороны тянулся длинный кирпичный забор, за которым виднелись городские строения.

– Ты готов? – спросила Мари.

– Давай, – отозвался Вацлав.

Обогнав женщину, Мари резко затормозила. Вацлав тут же распахнул дверцу так, что Сиби Стайн чуть на нее не наткнулась. Вацлав махнул у нее перед глазами полицейским удостоверением Инклава:

– Извините, мадам, полиция. Нам срочно нужна ваша помощь.

Неизвестно, что больше поразило Сиби – неожиданность ситуации или явление этого красавца, словно сошедшего с рекламы спортивной одежды. Опомнилась она, уже сидя в машине. Красавец, по-прежнему улыбаясь, сидел рядом с ней.

– Как вы смеете? Сейчас же выпустите меня! – запротестовала она.

Машина между тем двигалась совсем не туда, куда, по всей видимости, направлялась Сиби.

– Мадам, – как можно мягче сказал Вацлав, – вы меня, вероятно, не поняли: полиции нужна ваша помощь.

– Не морочьте мне голову! Вы действуете не как полицейский, а как бандит.

– О, вы не правы! Посмотрите, разве я похож на бандита? – Крыл улыбался одной из своих самых обворожительных улыбок.

Нет, на бандита он не был похож. И окажись они в другой ситуации, многие бы женщины позавидовали той, что находится рядом с ним. Да и в голосе его не было ни угрозы, ни агрессии. Баритон его звучал мягко, обволакивающе. Вацлав мгновенно уловил игру чувств, отразившуюся на ее лице.

– Мадам, – заговорил он, – я должен извиниться за то, что не слишком вежливо обошелся с вами. Уверяю, однако, что сделал я это вынужденно, как в наших, так и в ваших интересах.

Стайн, которую тревога только начала отпускать, опять казалась испуганной.

– Если вы действительно полицейский, перестаньте говорить глупости. Я вас не знаю, и у меня не может быть с вами общих интересов.

– Миссис Стайн, – не оборачиваясь, вмешалась вдруг в разговор Мари, – мы с вами сотрудники одной организации. Возьмите себя в руки и выслушайте то, что вам говорят. Нам действительно нужна ваша помощь. И если вы успокоитесь, то поймете, что в еще большей степени она нужна вам.

Сказано это было жестким, суровым голосом, как будто говорил человек, облеченный властью. Но более всего на Сиби произвело впечатление упоминание ее имени.

– Объясните тогда, и побыстрее, что вам от меня нужно. – Она полагала, что говорит тоном женщины, готовой не дать себя в обиду.

– Да, так будет лучше, – согласился с ней Крыл, но меда в его интонации явно поубавилось. – Вчера, – продолжил он, – вы передали факсограмму на имя начальника двадцать второго полицейского управления. Вы помните ее содержание?

Сиби Стайн молчала. Вацлав выждал минуту и продолжил:

– Мы знаем содержание той факсограммы, которую вы должны были передать, – он сделал нажим на слове «должны», – но дело в том, что на имя господина Доулинга пришла факсограмма иного содержания, что привело к ряду событий, которые можно квалифицировать как преступление.

– Вы лжете. Этого не может быть! – воскликнула Сиби.

– И тем не менее это так. Об этом пока не знают те, от кого зависит ваша карьера и, кстати, карьера вашего мужа. Он, если я не ошибаюсь, помощник военного атташе?

Сиби продолжала молчать, но внутри у нее все сжалось.

– Вашим досье и досье вашего мужа сегодня занимались особенно тщательно. К счастью, все оказалось в порядке. За девять лет работы в канцелярии вы не получили ни одного порицания. Поэтому для встречи с вами мы выбрали столь необычную форму. И лучше – для вас, – если об этой встрече никто не узнает. Но это произойдет только в том случае, если вы действительно согласитесь нам помочь. Иначе прямо сейчас нам придется отправиться в организацию куда более серьезную, чем полиция. А вот теперь ответьте, готовы ли вы нам помочь?

– Это все похоже на шантаж, – не сдавалась Сиби.

– Все это похоже на доверие к вам, миссис Стайн. Но кажется, вы его не цените.

– Я не могла совершить ошибки, передавая факсограмму.

– Вы ее скорее всего и не совершали, – сказал Крыл. – Но случилось так, что смысл факсограммы оказался искажен. Мы и хотим, чтобы вы подсказали, как это могло случиться.

– Поймите же, этого не могло случиться. – Но прежней уверенности в голосе Сиби уже не чувствовалось.

– Давайте не будем ничего категорически утверждать, мадам, а попробуем сделать нечто обратное – спокойно вспомним вчерашний день и попытаемся представить себе, как это могло произойти.

– Вспоминать-то, собственно, нечего. Обычный рабочий день. Начали, как всегда, в девять. Когда из секретариата принесли бланк с вызовом, я передала его по факсу. Бланк, как положено, вернула в секретариат. Вот и все.

– Давайте начнем с другого, – предложил Вацлав. – Опишите, пожалуйста, комнату, где вы работаете, как расположены в ней рабочие столы, оборудование, сколько работает человек…

– В комнате нас шестеро, все женщины, все работают давно. Комната – метров тридцать. Слева – окна, справа входная дверь. Шесть рабочих столов, расположенных в два ряда. На каждом столе компьютер, факс. Сидим мы довольно далеко друг от друга, никто никому не мешает.

– И все вы выполняете одну и ту же работу?

– Нет, трое обрабатывают статистическую информацию, поступающую из управлений. А мы трое – остальную информацию, кроме особо секретной, которая поступает сразу в секретариат.

– А каким образом бланк с распоряжением министра, которое надо передать в управление, попадает в ваши руки?

– Его приносит специальный рассыльный. Он знает, кто из нас чем занимается, поэтому бланки попадают в руки тому, кто должен с этой информацией работать.

– И никакой путаницы быть не может?

– Я не знаю такого случая.

– А бывает ли, что вам приносят для передачи по факсу информацию из других отделов?

– Конечно, и очень часто.

– А может ли кто-либо посторонний воспользоваться вашим компьютером?

– Нет, у каждого из нас есть специальный код. Если его не ввести, компьютер просто не будет работать.

– А когда он работает, кто-нибудь другой может им воспользоваться?

– В принципе может. Но такого человека сразу бы уволили.

– А если он сделает это тайно?

– Как это – тайно? Я же все время сижу на месте, а если куда-то отлучаюсь, обязана выключить аппаратуру.

– И вы считаете, что никто из ваших сотрудниц подменить бланк не мог?

– Исключено.

Сиби Стайн чувствовала себя уже вполне уверенно. Эта игра в вопросы и ответы начинала ей нравиться, как все более нравился этот мужчина, глядящий на нее внимательными глазами. Свет в салоне не горел. Женщина за рулем ни разу не обернулась и в разговор больше не вступала. Сиби, отвечая на вопросы, стала даже улыбаться.

– Давайте-ка попробуем зайти еще с одной стороны, – предложил Вацлав. – Не произошло ли вчера нечто такое, что не вписывается в общий распорядок дня?

– Ничего, разве только кактус разбился, даже два. – Стайн рассмеялась, настолько это событие казалось не относящимся к делу.

– Кактус? А у вас на столах стоят кактусы? – спросил Вацлав.

– Ну в основном ими увлекается Лейна. Она считает, что они поглощают электронное излучение.

– Ее рабочее место рядом с вашим?

– Да, она сидит слева от меня, а я ближе всех к входной двери.

– А как же случилось, что кактусы разбились?

– Два кактуса стояли сверху на компьютере, и их нечаянно смахнул Барри.

– И что произошло потом?

– Что могло произойти? Горшки разбились, земля разлетелась по полу, пришлось все убирать.

– И вы принимали в этом участие?

– Конечно.

– А компьютер в это время работал?

Сиби замерла. Компьютер действительно работал, а ее не было за рабочим столом.

– Скажите, а вы успели к этому моменту передать факсограмму Доулингу?

– Нет, я только собиралась это сделать.

– Значит, бланк с информацией вам только что принесли?

– Да, его принес Барри.

– Он кто – рассыльный?

– Нет, он сотрудник секретариата.

– А почему же бланк принес он, а не рассыльный?

– Он принес что-то для Лейны, а заодно захватил с собой и мой бланк.

– В этом есть что-то необычное?

– В общем, нет. Если рассыльный занят, срочную информацию для нас может принести кто-нибудь из сотрудников секретариата.

– А вы хорошо знаете этого Барри?

– Нет, он работает недавно.

– А как вы думаете, не мог ли он, пока вы приводили в порядок пол, подменить бланк?

Сиби смотрела на Вацлава. В глазах ее появился испуг.

– Он ведь не помогал вам наводить порядок? Так? – Крыл ждал ее ответа.

– Нет, – помедлив, еле слышно произнесла Сиби.

– Посмотрите сюда, миссис Стайн. Вы ведь знаете, что такое словесный портрет?

Сиби кивнула.

– Не похож ли изображенный здесь мужчина на Барри? – Крыл включил в салоне свет.

Сиби Стайн внимательно разглядывала составленный по описаниям Рикардена и Милены словесный портрет мнимого сотрудника министерства внутренних дел, пытавшегося заполучить аппаратуру доктора Хестера.

– Нет, я никогда его не видела. Барри совсем другой: сухощавый, костистый, чуть постарше, с такой… странной походкой: когда он идет быстро, кажется, что он подпрыгивает.

– А мог ли он передать информацию по факсу в то время, когда вы занимались уборкой?

– Нет, нет. Во время передачи факс издает тихий, но специфический звук, мы, конечно, обратили бы на это внимание.

– Бланк в это время лежал у вас на столе?

– Да.

– И если бы его подменили аналогичным бланком с чуть измененным текстом, вы обратили бы на это внимание?

– Скорее всего нет. Я ведь только что прочитала текст. И как только мы кончили уборку, я сразу передала его по факсу, а бланк вернула Барри.

– Следовательно, по дороге в секретариат он мог подменить его еще один раз?

– Да, – тихо сказала Сиби.

– Хорошо, миссис Стайн. Пожалуй, это все, что нам хотелось узнать. А теперь скажите, куда вас подвезти, – вероятно, мы нарушили ваши планы?

– Домой, – вздохнула Сиби, – я все равно уже никуда не успею.

– Миссис Стайн, постарайтесь забыть все, о чем мы с вами говорили. Никогда и ни при каких обстоятельствах не упоминайте о нашей встрече. Это в ваших же интересах. Я же, со своей стороны, обещаю, что это останется между нами. И спасибо вам за помощь.

Глава седьмая
«Русский друг»

Наблюдение за Барри велось круглосуточно, но безрезультатно. Сотрудник секретариата министерства ничем не выдавал свою причастность к деятельности, не связанной с его непосредственной работой. Мари, руководившая группой, ничего интересного не могла сообщить ни Доулингу, ни Монду.

К девяти часам Барри подъезжал к министерству, в семнадцать ноль ноль покидал его, ни разу за время наблюдения не выходя из здания в течение рабочего дня. После работы неизменно по одному и тому же маршруту возвращался домой. Машину он оставлял на стоянке, откуда ему надо было пройти полтора квартала, войти в подъезд, миновать консьержа, подняться на лифте на третий этаж и оказаться в трехкомнатной квартире, которую он снимал вот уже в течение семи месяцев.

Заботами Рикардена рабочий и домашний его телефоны прослушивались. Вацлав побывал у него в квартире, но ничего заслуживающего внимания не обнаружил.

Около восьми часов вечера Барри ежедневно отправлялся в ближайшее кафе, расположенное на другой стороне улицы, примерно в ста метрах от дома, занимал один и тот же столик, не торопясь делал заказ, ужинал и минут через сорок возвращался домой.

Инклав, побеседовав с владельцем кафе, выяснил, что Барри является постоянным его клиентом, но ужинает всегда в одиночестве, не утруждая себя беседами ни с хозяином, ни с официантом, который его обслуживает.

Андрей сидел в машине, задумчиво положив руки на руль. Ехать в гостиницу не хотелось. Впереди было восемь часов отдыха, после чего он подменит Вацлава, как сейчас его подменил Руди. Ситуация неопределенности и кажущейся бессмысленности наблюдения за Барри нервировала. Медленно накатывало то нечасто овладевавшее им настроение, когда хотелось послать все к чертовой матери, забраться в угрюмый угол и, как пса, засидевшегося на цепи, выпустить на волю память, которая начнет рыскать по самым темным закоулкам души.

– Тёма Виноградов, – проговорил он медленно, потому что в такие минуты там, в Питере, он звонил из одной коммуналки в другую. И пока по 14-й линии он спешил на Большой проспект, Артем спускался с пятого этажа, в неположенном месте переходил эту шумную магистраль и садился ждать Городецкого на скамейке возле ДК, посматривая сквозь очки на афиши, которые под его близоруким взглядом расплывались цветными пятнами.

Потом, перебрасываясь редкими фразами, друзья отправлялись в сторону порта не потому, что рядом не было гастронома, а потому, что по пути к следующему располагались бар и рюмочная, в которых они отмечались.

Возвращались домой с бутылками и холостяцкой закуской. Само собой разумелось, что Андрей останется ночевать, поскольку предстояли бесконечные разговоры за полночь, от которых, впрочем, в их жизни как будто ничего не изменялось, а какая-то часть из рассказанного друг другу и не вспоминалась вовсе. Но, однако, это была разрядка. Неизменным следствием этой застольной встряски было ясное ощущение, что вновь есть силы вернуться в монотонность и прозу жизни. То есть каждому опять погрузиться в свою работу как в вечный омут.

Очнувшись от воспоминаний, Андрей вздохнул и медленно тронул машину с места, пытаясь представить, где находится кабак, про который рассказывал ему Крыл и куда они давно уже собирались наведаться. Если не напиться, то хорошо выпить, посчитал он, следует, тем более что кабак ностальгически именовался на полурусский-полуфранцузский манер «У Мишеля Пригова».

Хозяин, широкоплечий, тяжеловесный, стоял за не менее тяжеловесной стойкой. Кабак, стилизованный под русский трактир, был уставлен стругаными столами и скамьями. Со стен, подвешенных на гнутых кронштейнах, свешивались якобы газовые фонари. Кружевные занавески украшали окна, а на подоконниках красовались горшки с геранью.

Андрей, озираясь, стоял в дверях, пытаясь разобраться в тех чувствах, которые его одолевали. Народу в кабаке – но теперь уже, повысив в ранге, Городецкий посчитал вправе именовать его трактиром – было немного. Хозяин приглядывался к нему, пытаясь угадать, что за птица залетела в его владения.

Андрей расстегнул плащ, сдвинул на затылок темно-серую грубого твида кепку и направился в его сторону. Гость подошел, положил левую руку на стойку и вдруг на чистейшем русском языке сказал:

– Михаил Федорович, будьте любезны водочки, – сказал так проникновенно, что глаза у хозяина округлились, а рот открылся. Не отрывая взгляда от гостя, он достал из-под стойки рюмку, потом бутылку, плеснул в рюмку и двумя пальцами левой руки подвинул ее Городецкому.

Андрей глянул в нее, словно оценивая – есть ли там что на дне, скорчил гримасу и презрительно двинул рюмку назад. Тот, думая, что понял, в чем дело, достал рюмку побольше, плеснул в нее. Рюмка поехала в сторону посетителя, но тут же вернулась.

– Понимаю, – проговорил Мишель Пригов. – Как прикажете вас величать?

– Величать – Андреем.

– А по батюшке?

– По батюшке – Павловичем.

– Половой! – рявкнул вдруг хозяин, все не сводя глаз с Андрея. Занавеска за его спиной дернулась, и выскочил половой – натуральный герой советского фильма, разоблачающего дореволюционные нравы. Волосы у него, как положено, расчесаны были на прямой пробор и чуть подкручены над ушами, через левую руку перекинуто полотенце, синяя шелковая косоворотка, выпущенная поверх брюк, заправленных в сапоги, перетянута витым шнуром с кистями.

– Водки, – скося глаз на полового, грозно потребовал Мишель. – Да чтоб со льдом!

Маскарадная эта ситуация самым благоприятным образом повлияла на настроение Городецкого. Бешеные озорные искры мелькнули в его глазах и не остались незамеченными Мишелем, которого гости из России посещали все чаще, но далеко не каждого из них он был готов по-дружески привечать. Молва утверждала, что Мишель Пригов не пьет ни с гостями, ни без гостей. Уламывали его и русские, заглядывавшие к нему, куражились, трясли пачками денег. Бывало, что и вышибал их Мишель Пригов, когда совсем уж распоясывались. Немногочисленные завсегдатаи, притихнув, наблюдали за происходящим, потому что поведение Мишеля казалось им совершенно необъяснимым.

Когда приплыл половой, неся поднос с графином, начавшим запотевать, и двумя стопочками рядом с ним, они стояли перед стойкой. Плащ и кепка Андрея, любезно принятые хозяином, висели уже на вешалке. Оба улыбались и словно приценивались друг к другу.

– Ставь сюда, – приказал хозяин, показав на стол, сел, приглашая гостя сесть напротив; задирая правый локоть, наполнил стопки. Подняли, чокнулись.

– За тебя, Андрей.

– За тебя, Миша.

Выпили не отрываясь. Крякнули, глянули друг на друга, глянули на стол.

– Ну как ты? – спросил Андрей.

– Хреново, а в общем ничего. А ты?

– Ничего, а в общем хреново.

Словно что-то вдруг вспомнив, Мишель спросил:

– Слушай, а как ты меня нашел?

– Вацлав посоветовал.

– Вацлав! – Мишель расцвел, демонстрируя набор прекрасных фарфоровых зубов. – Ах, черт! Друг, что ли?

– Друг, – скромно ответил Андрей.

– За друзей сам Бог велел, – как закон провозгласил Пригов, начал было наливать по второй стопке, что-то вспомнил, покосился глазом на занавеску за стойкой. Будто подчиняясь его приказу, она дрогнула, отодвинулась в сторону, снова давая дорогу подносу.

И теперь уже Андрей не мог скрыть удивления, наблюдая, как ставится на стол чугунок дымящейся картошки, селедка, усыпанная кольчатым луком и чуть сдобренная подсолнечным маслом, квашеная капуста, соленые огурчики и – совершеннейшая уж невидаль – черный, нарезанный ломтями хлеб.

– Ну ты даешь! – восхищенно воскликнул Андрей.

– Стараемся. – Мишель так и светился самодовольством. – Учти только – это первый заход, закусочка. Что ж? За Вацлава? За друзей?

Выпили по полстопки – некуда, мол, спешить. Закусили. Говорить было не о чем, но подступающий хмель сам находил вопросы, неторопливо подбирал ответы на них, и Мишель, английский акцент которого чувствовался все больше, не замечал, что говорит, собственно, он один, а собеседник его так понимающе слушает, что хотелось и то, и не то еще порассказать ему.

Андрей, почти не вникая в смысл, прислушивался к русской речи, думая, что вечер получился таким, как ему хотелось, – уводящим от неожиданно нахлынувшей тоски и бесконечной скуки наблюдения за Барри.

– Михаил Федорович, – неожиданно возник около них половой, – Андрея Павловича просят к телефону.

– Меня? – изумился Андрей.

– Вас.

– Подойди, раз просят, – посоветовал Мишель, тоже несколько удивленный.

Пока Андрей шел к стойке, половой, поддергивая шнур, подтащил телефон.

– Слушаю, – не успев переключиться, по-русски сказал Андрей.

– Андрей Павлович?

– Да, – ответил он, и только тут до него дошло, что и с ним говорят по-русски. Он почувствовал, что трезвеет.

– Слушайте меня внимательно и не задавайте вопросов, – послышалось в трубке. – У вас в машине пассажир. Часа два он будет вести себя тихо. Постарайтесь как можно скорее доставить его… – Связь прервалась.

Он медленно положил трубку, оглянулся на Мишеля. Видно, что-то изменилось в его лице. Хозяин встал, словно готовясь прийти ему на помощь.

– Сиди, я сейчас, – бросил ему Андрей, выхватил из плаща ключи от машины и вышел.

Ночь освещалась лишь фонарями над входом в трактир, моросил холодный осенний дождь. Втянув голову в плечи, чуть пригнувшись, Городецкий побежал к машине, стоявшей недалеко, метрах в двадцати. Открыв дверцу, он нырнул внутрь, оглянулся на заднее сиденье и на секунду включил свет в салоне.

Завалясь чуть влево и откинув голову назад, на заднем сиденье расположился человек. Казалось, он спит. Однако Андрей, мгновенно выключив свет, успел заметить, что руки пассажира схвачены наручниками, цепочка от них пропущена через специальную скобу на внутренней стороне дверцы и уходит вниз. Видимо, скованы были и ноги.

Андрей вышел из машины, запер ее и бегом вернулся назад.

– Я позвоню, – обратился он к Мишелю.

– Давай, давай, – словно поторапливая его, сказал тот, но так и остался сидеть, предчувствуя, что желанный гость собирается его покинуть.

Андрей набрал номер. Когда Мари отозвалась, он быстро проговорил:

– Через двадцать минут жди меня слева от гостиницы, на первом же перекрестке, – затем положил трубку, надел плащ, вынул портмоне, намереваясь достать деньги.

– Стой! – Мишель ухватил лапищей его руку. – Так не пойдет! Ты, Андрей, мой гость.

– Перестань, я к тебе как снег на голову свалился.

– Ты мой гость, – твердо сказал Мишель.

– С какими же глазами я к тебе в следующий раз приду?

– А вот когда придешь, тогда и посмотрим. Придешь?

– Обязательно.

– Может, на дорожку?

– Не могу, извини.

– Приходи, – Мишель с нежностью смотрел на него, – ты еще и девочек наших не послушал. Как поют! Заплачешь.

– Прощай, Миша. Спасибо. Придем непременно. С Вацлавом.

– О! Молодец. Жду.

Андрей выскочил на улицу и через минуту уже летел к центру города, прислушиваясь к себе и чертыхаясь.

Мари ждала его. Он открыл дверцу и коротко бросил:

– Садись за руль. – Он обежал машину и сел рядом с пассажиром. – Мари, как можно скорее к Доулингу. Кто у них сегодня дежурит?

– Гвари.

– Сейчас я попытаюсь с ним связаться.

– Кто рядом с тобой?

– Со мной?

– Но не со мной же.

– Да это, как его, гость из министерства, охотник за аппаратурой.

– Ты, случайно, не пьян?

– Пьян, а что?

– Где ты его добыл?

– А черт его знает. Подхожу к машине, а он сидит. Видишь, еще и в наручниках.

– Живой?

– Дышит.

– Может, ты перестанешь мне голову морочить? Говори толком, откуда он взялся?

– Понятия не имею.

– Ладно, трезвей, потом разберемся.

Прекратив разговор, она прибавила скорость. Андрей щелкал тумблерами.

– Господин майор?

– Андрей, это вы?

– Да, часа через полтора мы привезем к вам важного гостя. Хорошо бы сэр Доулингу взглянуть на него.

– Понял, ждем вас.

В дороге почти час Андрей спал. Когда подъехали к управлению, выяснилось, что их действительно ждут: ворота сразу же распахнулись, пропуская машину во двор. Двое сотрудников Доулинга осмотрели пассажира, аккуратно освободили его от наручников и, подхватив под руки, исчезли с ним в здании. Гвари, наблюдавший за этой процедурой, приказал тщательно его обыскать, все обнаруженное запаковать и доставить в кабинет Доулинга. Сэм, Мари, Андрей и Чарлз Маккью, несколько дней назад включившийся в их работу, были уже там.

– Садись, Дино, – сказал Доулинг, – послушаем сначала наших шерлокхолмсов.

Внимание сосредоточилось на Мари и Андрее, бросалось в глаза, что оба чувствуют себя неловко.

– История странная, – начал Андрей, – ни я, ни Мари не имеем к захвату никакого отношения. Я был свободен от наблюдения, решил поужинать в одном русском ресторанчике. – Чувствуя, что хмель не прошел, он старался тщательно выговаривать слова. – Вдруг звонок. Хозяин ресторанчика зовет меня к телефону. Спрашивают: «Вы такой-то?» Говорю, я. «У вас в машине человек, которого надо…» И все, гудки, – развел он руками, показывая, что добавить к сказанному нечего.

– А ты что по этому поводу думаешь? – Доулинг обратился к Мари.

– Не знаю, что и сказать, – ответила она. – Позвонил Андрей, попросил, чтобы я встретила его у отеля. Минут через двадцать он подъехал, и мы направились сразу сюда.

Доулинг покачал головой, как бы подчеркивая странность ситуации.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Что там у тебя, Дино, выкладывай.

Гвари начал выкладывать на стол то, что было обнаружено в карманах их нежданного пленника: револьвер в наплечной кобуре, связку ключей, международный паспорт, портмоне, записную книжку, платок, расческу… и запечатанный конверт. Он-то прежде всего и заинтересовал Доулинга.

– Кто-нибудь знает, что это? – Вопрос адресовался Андрею, Мари и Гвари.

– Обнаружен во внутреннем кармане плаща, – сказал майор.

Аккуратно вскрыв конверт, Доулинг извлек из него сложенный вдвое листок с текстом, набранном на компьютере, быстро просмотрев его, глянул на Чарлза.

– Еще одно подтверждение тому, что мы тебя не зря сюда выманили. Давайте послушаем, – сказал, обращаясь уже ко всем, и прочитал вслух:

«Капитан Дик Чиверс, сотрудник отдела научно-технических исследований внешней разведки Пентагона. Натурализован как гражданин Португалии. Место постоянного проживания – Лиссабон. Официально занимает должность заместителя коммерческого директора крупной фирмы „Интернэшнл индастри“. Командирован по делам фирмы.

Родился в 1958 году в г. Бостоне, окончил Гарвардский университет и специальную разведшколу. В отделе научно-технических исследований Пентагона работает с 1986 года. Отец – Уильям Чиверс, крупный банкир, один из ведущих деятелей „Бостонской финансовой группы“. Мать – Синтия Чиверс (Синтия Уоллес), умерла от рака в 1976 году. Вторая жена Чиверса – Валерия Бренна – погибла в автомобильной катастрофе. Дик Чиверс при необходимости представляет интересы отца на европейском континенте».

– Н-да! – проговорил Доулинг. – Прямо-таки рождественский подарочек. Гвари, сними с этого письма копию, и все – на экспертизу.

– Валерия Бренна, – молчавший все это время Чарлз Маккью произнес имя второй жены Уильяма Чиверса с некоторой многозначительностью. – Вам знакомо это имя, Андрей?

– Да, – неохотно ответил Городецкий, – пришлось вычитать в газетах, вместо того чтобы вовремя услышать от вас.

– К этому мы еще вернемся, – перебил их Доулинг, – меня сейчас больше интересует, что вы думаете по поводу этой свалившейся вдруг на нас удачи?

– Не нравится мне этот дружеский жест, – сказал Чарлз, – я предпочитаю добывать такую информацию и клиентов сам.

– Кто не давал вам взять его, сэр, год тому назад? – зло сказал Андрей. – Можно подумать, что я не называл вам его имени.

– Он бы все равно от меня не ушел, – самодовольно заявил Маккью.

– Ну да, – съязвил Городецкий, – не дальше чем на десять тысяч миль.

– Прекрати, Андрей, – одернул его Доулинг, отметив с удивлением, что слова Городецкого не очень-то задевают Чарлза, более того, сказанное воспринимается им весьма дружелюбно.

– Еще один момент, – продолжил Андрей, – дело в том, что по телефону со мной говорили по-русски.

– Ловко, – воскликнул Чарлз, – это во что же, господа, вы меня втравливаете?

– В авантюру, во что ж еще? – проворчал Доулинг. – Будешь знать, как с нами связываться.

Замечание это развеселило Чарлза Маккью.

– Надо убираться отсюда, пока не поздно, а то, глядишь, вы тут и президента нашего поймаете.

– Шутник. – Доулинг посмотрел на него с усмешкой: – А что ты скажешь, если обнаружится, что как раз из этого пистолетика, который нам подкинули вместе с Чиверсом, пристрелили одного из тех, кого сфотографировал Андрей?