Текст книги "Снайпер должен стрелять"

Автор книги: Валерий Прохватилов

Соавторы: Алексей Беклов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)

Глава одиннадцатая
Право на суд

Если бы Чиверсу-младшему попало в руки чужое досье, очень скоро он, пожалуй, заскучал бы. Бесконечные нудные допросы, отчеты полицейских и следователей, лабораторные анализы, заключения экспертов, фотографии, повторные допросы, свидетельские показания… Короче говоря, было от чего заскучать. Но перед ним лежало досье, описывающее его собственные деяния, и чем больше он в него погружался, тем более захватывающим оно ему казалось.

Значительная часть материалов касалась событий в «Сноуболле», изобличающих Дика Чиверса как непосредственного убийцу Кида и Лотти. Оказалось, что Чиверса запомнили в кафе, откуда он звонил Киду Фрею. Опознание по фотографии было оформлено с соблюдением всех формальностей. Пробы на кровь: одна, полученная в результате соскреба на полу второго этажа в доме Кида; вторая – взятая из пасти покусавшей его лайки; третья – в машине, казалось бы тщательно вымытой, подтверждали, что группа крови и хромосомная ее структура указывают на Дика Чиверса. Во дворе Кида обнаружили отпечатки протекторов его машины, найденные и на спуске к городку. Имелось в деле и показание доктора, оказавшего Дику столь необходимую помощь. На автомате, как старательно он его ни вытирал, нашли отпечаток его пальца…

Переворачивая страницу за страницей, затягивавшие петлю на его шее, Чиверс-младший чем дальше, тем больше смотрел на разворачивающиеся события так, словно все это происходило не с ним. Более того, им овладевал зуд, побуждающий дополнить картину следствия деталями, известными только ему. Происходило ли это потому, что доказательность следственных материалов выглядела убедительной, или счастливый его характер, как всегда, умело выворачивал ситуацию наизнанку, обеспечивая ему психологическую защиту до тех лучших времен, когда кто-то могущественный обязательно придет и в очередной раз выручит его из беды, угадать было трудно. Следствие, однако, получило в его лице весьма добросовестного помощника. Показания Дика Чиверса записывались на магнитофон, рукописи, иначе не скажешь, тщательно протоколировались. На все новые вопросы, которые ставили перед ним Маккью и Доулинг, он отвечал с исчерпывающей страстностью.

Городецкий кипел от злости и не скрывал своего отвращения к каждой строчке, вышедшей из-под пера Дика.

– Фантастическая сволочь! – восклицал он. – Поверь, Мари, я много повидал на своем веку, но с этаким паразитом даже и мне не приходилось встречаться.

– Городецкий, – пыталась успокоить его Мари, – ты хоть чем-нибудь бываешь доволен? Это же случай, о котором можно только мечтать.

Лоуренс Монд, однако, размышлял о другом. Едва ли Дик Чиверс лгал, утверждая, что программы Кадзимо Митаси финансируются частным образом. Беспокоило его то, что в группе захвата Хестера трое принадлежали к военной разведке. Многое здесь было сделано по-дилетантски, и прежде всего привлечение к делу как Хестером, так и Чиверсом уголовников, в результате чего оба они провалились. Но Монд боялся, что придать расследованию чисто криминальный характер едва ли удастся. В любой момент в случае утечки информации дело могут вырвать из рук Доулинга и Маккью, приказав им забыть о нем навсегда. Ждать этого следовало в любой момент, потому что из четырнадцати человек, орудовавших в Бэдфуле – это было известно им, но не Чиверсу, – шестерым удалось уйти, а среди них было два профессиональных разведчика.

Монд не скрывал своих тревог ни от Доулинга, ни от Маккью, ни тем более от своей группы, к которой все причисляли уже и Арри Хьюза.

И вдруг выяснилось, что он и Андрей на проблему Митаси – Хестера смотрят по-разному.

– Уважаемый сэр Лоуренс Монд, – говорил Андрей, – уповает на законность. Ничего не имею против. Если у нас есть возможность взять и посадить, кто будет возражать? Я за всяческий гуманизм, но вытирать сопли, в том числе и журналистам, я не намерен. И дело не в том, что Хестера, или как его, Конорса, а вместе с ним Митаси выведут из-под следствия. Черт с ними! Мало ли преступников гуляет на свободе. Безусловно верно то, что рано или поздно их непременно привлекут к разработке программ не менее криминальных, но в совершенно ином масштабе. Оба они зарекомендовали себя однозначно. Если по суду их наказать нельзя, значит, следует наказать без суда.

– И что же из этого следует? – спрашивал Монд, поглядывая, как реагирует на это Хьюз.

– А из этого следует, – запальчиво говорил Андрей, – что если мы и дальше будем разводить церемонии, как в деле с Хестером, то опять останемся ни с чем.

– Андрей, – Арри Хьюз, переживающий упрек, адресованный их группе, прежде всего как упрек самому себе, нервничал, – не правильнее ли будет все же предать дело широкой огласке? Наказать конкретных негодяев – одно, другое дело – создать прецедент, результатом которого станет широкое расследование проблемы в целом. Разве не это главное? Материалы, которыми мы располагаем, если их пустить в печать, замолчать не удастся. Ты же в сущности предлагаешь нам действовать методами тех, против кого мы сами боремся.

– Хочешь быть чистеньким, – злился Андрей. – У тебя всего один раз похитили любимую женщину и лишь один раз разгромили твой дом. А дальше что будет? Один раз переломают руки, один раз переломают ноги, а ты будешь рассуждать, что законно, а что нет. Так, что ли?

– Не так. У меня вовсе нет уверенности, что все законные методы себя исчерпали. Почему предположения Лоуренса мы должны воспринимать как факт? Если мы проиграем в законной борьбе – это одно. Если же мы проиграем в борьбе беззаконной – совсем другое. В этом случае из преследующих мы превратимся в преследуемых. И уж тогда мы действительно никому и ничем не сможем помочь. Пока же мы, слава Богу, свободны в своих действиях.

– Арри, запомни, – настаивал Андрей, – моя свобода ограничивается умением ткнуть пальцем в преступника, но это не значит, что я спокойно буду смотреть, как всякие присяжные болтуны будут распоряжаться моим умением.

Рассуждали они так, будто Лоуренса и не было рядом. Он не мешал им, понимая, что в конце концов от того, как будет решен вопрос, во многом зависит судьба его группы, на долю которой выпала одна из извечных проблем – проблема правомерности принятия решения в ситуации неопределенности, когда любое из них породит зло. И ему, Лоуренсу Монду, надлежало выбрать меньшее из них.

«Хьюз надеется, – думал он, – на общественное мнение. В первый момент оно скорее всего нас поддержит. Но тут же появятся оппоненты и докажут, что путать уголовщину и науку не следует. И будут правы. И что возразишь, когда защитники того же Хестера начнут приводить примеры излечения безнадежно больных? Но сколько уже трупов? Не наша ли нерасторопность тому виной? А „зверинец“ доктора Митаси? Что это? Не крайний ли случай?»

А Дик Чиверс, побуждаемый ежедневными допросами, продолжал писать. Чарлза Маккью интересовало прежде всего алиби Пауля Кирхгофа, и Дик добросовестно описывал устройство научного центра Кадзимо Митаси, доказывая, что возможность незаметного исчезновения «лыжника» с территории клиники более чем реальна, поскольку из научного центра, куда Пауль регулярно помещался для очередной психиатрической коррекции, можно незаметно вывезти и слона. Пространно описывал он и обитателей «зверинца», и методы работы Кадзимо Митаси, в которых, правда, понимал далеко не все, и ту роль в программировании действий Кирхгофа, которую сыграли они со Стеллой.

Это была как раз та информация, что больше всего интересовала Чарлза Маккью и Сэмьюэла Доулинга. По предложению Мари, считавшей, что это психологически важно, очередной допрос Чиверса решили провести у Мондов. Дика привез Чарлз, посчитавший было мнение Мари не более чем женской прихотью, но случайное замечание Андрея тут же убедило его, что в этом есть смысл.

Монды приготовились к приему Дика так, словно важному деловому гостю хотели продемонстрировать теплую, дружескую расположенность. Джордж изысканно сервировал стол. Мари в черном облегающем платье, с ниткой жемчуга, в туфлях на высоком каблуке, выглядела очень соблазнительной и чуточку легкомысленной. Мужчины, в том числе и Чиверс, были в вечерних костюмах.

Обстановка, не вязавшаяся с тем положением, в котором находился Дик, явно учитывала особенности его характера. Он включился в предложенную ему игру не столько потому, что хозяйкой положения оказалась очаровательная женщина, сколько опять ухватившись за возможность спрятаться в нишу, хоть на час отгораживающую его от того страшного, что нависало над ним.

– Прошу садиться, господа. – Мари приглашала так, словно никому не желала отдать предпочтение. Все стояли улыбаясь, показывая, что знают правила хорошего тона и не позволят себе сесть прежде, чем она выберет себе место.

Она села первой. Чарлз и Лоуренс дали возможность выбрать место Дику и только после этого сели сами.

– Пожалуйста, без церемоний, господа, – продолжала Мари. – Мистер Чиверс, я не буду возражать, если вы поухаживаете за мной. Я предпочитаю сухое вино. Чарлз, если не ошибаюсь, вы не откажетесь от виски. Лоу, ты, пожалуйста, для начала поруководи мистером Чиверсом.

Она словно представляла их друг другу, и непринужденность, с какой она это делала, с некоторой поспешностью была подхвачена всеми.

– Мистер Чиверс, в вас чувствуется южная кровь, или я ошиблась? – чуть удивленно спросила она.

– Вы правы, мисс, – откликнулся он, – моя мать была наполовину итальянкой.

– Вероятно, она была очень красивой?

– Да, но в вашем присутствии я бы не осмелился говорить о чьей-либо красоте.

– Благодарю, мистер Чиверс, за делами не так часто приходится выслушивать комплименты, тем более искренние.

– Мари, – Маккью поднялся с бокалом в руке, – я слышал от Доулинга, что вы мастерски разбиваете мужские сердца. Сегодня я понял, что ему все же не хватает слов, чтобы описать то впечатление, которое вы производите. Позвольте, – он приподнял бокал, – за ваше очарование.

– Спасибо, Чарлз.

– Я обещал тебе, – вступил в разговор Лоуренс, – что мистер Чиверс удовлетворит твое любопытство и что-нибудь расскажет о Кадзимо Митаси.

– Лоу, ну что ты так сразу? Мне даже неудобно. Но должна сознаться, мистер Чиверс, что Лоу прав. Сегодняшняя вечеринка – моя маленькая хитрость. Доктор Митаси действительно очень интересует меня.

– Что бы вы хотели услышать, мисс Монд? – Дик был сама галантность.

– О, я питаю слабость к ученым, опережающим свое время. Именно таким мне представляется Кадзимо Митаси.

– Я не так давно знаю его. Это типичный фанатик, одержимый идеей, сжигающей его, как страсть. Он очень хороший психиатр, удивительный организатор. Но как человек крайностей не очень разборчив в средствах достижения цели.

– Вы имеете в виду то, что называется «зверинцем»?

– Да, это, пожалуй, производит наибольшее впечатление.

Лоуренс: Дик, все же в наше время это кажется совершенно невероятным.

Дик: Когда-то невероятным казалось изобретение пороха, потом динамита, потом атомной бомбы…

Чарлз: Странно, что он не понимает, чем это для него должно кончиться.

Мари: Мистер Маккью, но ведь вы не смогли обнаружить «зверинец». Наверно, здесь не все так просто. Я права, мистер Чиверс?

Дик: О да, мисс! Восточная хитрость. Доктор Митаси давно американизировался, но от природы никуда не уйдешь.

Мари: Но как же могло случиться, что ФБР не обнаружило «зверинец»? Или это всего лишь фигуральное выражение, и речь идет…

Дик: Это не фигуральное выражение, мисс. «Зверинец» – главная часть научного комплекса. Я не считал, но это двенадцать – пятнадцать специально по последнему слову техники оборудованных клеток, по шестнадцать квадратных метров каждая.

Мари: И в каждой человек?

Дик: «Крыса», мадам. Так их во всяком случае называет Митаси. И в какой-то степени он прав.

Мари: Прав? Называя людей крысами?

Дик: С этим трудно согласиться, но едва ли их можно назвать людьми. Представьте, что вы находите на свалке магнитофон, ремонтируете, а потом пользуетесь им. Кто обвинит вас в хищении? Митаси тоже берет своих клиентов на свалке, только на свалке человеческой. Это люди без жилья, без работы, наркоманы, алкоголики, вышедшие в тираж проститутки и прочие отбросы общества. Впереди у них нищета, голод, смерть. Я говорил, что доктор Митаси прекрасный специалист. Первое, что он делает, он возвращает им жизнь. А потом заключает с ними контракт. Клиника становится для них приютом, а он получает право на эксперименты.

Чарлз: Ну а в случае с Паулем Кирхгофом?

Дик: Пауль попал в клинику в почти безнадежном состоянии. Дисквалификация, алкоголь, наркотики, распад личности… Митаси сделал почти невозможное, но восстановить Пауля полностью уже было нельзя.

Мари: Но ведь Пауль не был бездомным, мистер Чиверс?

Дик: Да, этот случай единственное исключение.

Мари: Лоуренс утверждает, что бедняга Пауль и понятия не имел о том, что совершил преступление.

Дик: Так и должно быть. Это предусматривалось программой – полное забывание вполне определенных действий. Иначе какой бы все это имело смысл? Разве в случае с Бертье вы столкнулись не с тем же?

Лоуренс: Но когда убивают ножом, никому не приходит в голову обвинить в убийстве нож. Пауль всего лишь орудие убийства.

Дик: С этим приходится согласиться.

Мари: Мне хотелось бы, господа, если вы не возражаете, вернуться к доктору Митаси. Контрактная система, о которой вы говорите, мистер Чиверс, – это уже кое-что, хотя юридически вряд ли правомерна. Меня смущает другое, как бы это сказать? В действиях Кадзимо Митаси сквозит какая-то легкомысленная самоуверенность. Что-то не очень здесь чувствуется восточная хитрость, о которой вы говорили.

Дик: Все, конечно, сложней. С вашего позволения, мисс, я приведу абстрактный пример. Представьте себе, что у нашего президента заболела сестра и единственный человек, который действительно может ей помочь, – доктор Митаси. Естественно, он может, оказав президенту услугу, рассчитывать не только на материальное вознаграждение за свой труд.

Чарлз: У нас в стране и президент не всевластен, Дик.

Дик: Да, однако вам, мистер Маккью, не удалось добраться до Кадзимо Митаси. Уверяю вас, у него есть могущественные покровители.

Лоуренс: В том числе и ваш отец, не так ли?

Дик: Скорее дед. Но дело не только в этом. «Зверинец» очень легко ликвидировать. В конце концов, его клетки всего лишь процедурные кабинеты, которые в любой момент могут опустеть. Скажем, можно расторгнуть контракт и вернуть пациента на свалку, откуда он был взят, или просто поместить его в палату, как любого другого больного. К тому же не надо забывать, что то же оборудование используется для лечения обычных больных.

Чарлз: Если у него все так замечательно, зачем ему понадобился Хестер, да еще и Линда?

Дик: Линда никому не была нужна. Митаси жаждал заполучить Хестера вместе с оборудованием. В детали меня не посвящали, но Хестер умел что-то, что не давалось Митаси. С похищением Хестера связывался какой-то необычный научный рывок вперед.

Мари: Ну а вы-то, мистер Чиверс, как оказались втянутым в это дело? Зачем вам все это?

Дик: Моя область, мисс Монд, – научно-технические достижения и возможность их использования в военных целях. Работа доктора Митаси казалась мне очень перспективной в этом плане.

Дик чувствовал себя на удивление комфортно. «Если бы не Чарлз», – думал он. Чарлз Маккью, конечно же, не вписывался в компанию Мондов. В них чувствовалась порода, не часто встречающаяся в Новом Свете. Он думал о Мари и не мог ее представить в роли любовницы, впрочем, как и в роли следователя. Нет, эта женщина виделась ему достойной парой в самом престижном браке. Понимала ли она это? Вряд ли. Вращаясь в кругу себе подобных, она скорее всего так и останется в нем. Впрочем, кто знает?

Предаваясь этим мыслям, он сидел рядом с Маккью на заднем сиденье машины, которая возвращала их во владения Доулинга. Чарлз, косясь на него одним глазом и хорошо уже его изучив, догадывался, какие мысли бродят в голове этого ветрогона, и не без удовольствия думал о том сюрпризе, который они с Доулингом ему приготовили.

Воспоминания упорно возвращали его в «Сноуболл», к стремительному и мастерскому расследованию, проведенному Андреем. Он корил себя за несдержанность, убежденный, что тогда уже, в шале, понял, что перед ним не обычный следователь, а человек, наделенный какими-то странными способностями, «природа которых неясна». Эта случайная фраза из досье, доставленного ему Марком Бруком, почему-то врезалась в его сознание и доминировала над фактами, показывающими, что ничего сверхъестественного в действиях Городецкого нет. Верно, соглашался Чарлз, скажем, с доводами Доулинга, но про себя думал: «Верно-то верно, но не все здесь чисто». И он вспоминал странный светящийся взгляд Андрея, ничего не видящего перед собой, но словно прозревающего нечто не доступное другим. И в том, как ушел он от профессиональных убийц, а главное – выскользнул из рук самого Чарлза, было что-то не поддающееся разумению. И не случайно, думал Чарлз Маккью, Городецкий наотрез отказывается объяснить им с Доулингом, как ему удалось это сделать. И вот теперь, когда предстояло завершить дело Митаси – Конорса, Маккью предпринимал максимум усилий, желая видеть Андрея среди своих помощников.

Доулинг ждал их. И едва они прибыли, Дик Чиверс тут же был препровожден в комнату для допросов. На месте, где Дик привык видеть Сэма или Чарлза, восседал Городецкий. Чиверса ввели в комнату, дверь за ним захлопнулась, и взгляд его наткнулся на немигающие, странные глаза незнакомого следователя. Расслабляющая неуверенность овладела им. Казалось, что сидящий перед ним человек просвечивает его насквозь, и просвечивание это ощущалось покалыванием в груди и постепенно нарастающим чувством страха.

Следователь поманил его пальцем, молча показал на стоящий перед столом стул. Дик послушно сел. Не без усилия он оторвал взгляд от лица следователя.

– Смотри на меня, – тихим и каким-то скрипучим голосом потребовал тот.

Дик дернулся и опять уставился ему в лицо.

– Зачем ты убил Кида и Лотти? – тем же тихим и скрипучим голосом спросили его.

– Зачем? – переспросил он испуганно, словно не понимая вопроса.

– Зачем ты убил Стеллу и Киппо? – последовал вопрос.

– Я не убивал их! – выкрикнул Дик.

– Зачем ты хотел убить меня?

Следователь сидел неподвижно, полуприкрытые тяжелыми веками глаза сверлили Чиверса, до которого с трудом начало доходить, кто перед ним. «Полячишка», – подумал было он и тут же вспомнил истерические телефонные выкрики Крюка, пытавшегося объяснить ему, что произошло, в том числе какие-то нелепости про слепоту Мельника.

Чиверсу стало по-настоящему страшно.

– Я не хотел убивать, – простонал он.

– А Валерия и Лео? – словно камни падали вопросы. – А пристреленный тобой Курт Бауэр?

– Я все уже сказал, все написал. – Чиверса била, нервная дрожь.

– Они-то все мертвы. А ты еще жив. – Городецкий ткнул в него пальцем, нацеленным в лоб, и Дик почувствовал жжение над переносицей, испуганно дернулся в сторону, и вдруг ему показалось, что перед ним сидит не человек, а биоробот, если не изготовленный самим Конорсом, то кем-то еще, воспользовавшимся оборудованием, которое оказалось в руках Доулинга. Он дернулся в другую сторону и потерял сознание.

Маккью и Доулинг, имевшие возможность наблюдать эту сцену на телеэкране, отреагировали на увиденное по-разному. Чарлз казался потрясенным не менее Дика, Доулинг скорее восхищенным.

– Ну и черт! – удивленно воскликнул он, не подозревая, что помогает Маккью утвердиться в мысли, что Городецкий если не сам дьявол, то один из ближайших его подручных.

– Что это было, Сэм? – растерянно спросил Чарлз.

– Понятия не имею. Но если бы это был первый допрос, голову даю на отсечение – Чиверс тут же бы раскололся.

Дика отправили в камеру. Городецкий сидел задумавшись. Маккью и Доулинг приглядывались к нему, словно видели впервые.

– Не слишком ли круто, Андрей? – спросил Доулинг.

Вопрос был из тех, что Андрей не любил, – вопрос ни о чем. Он и не думал на него отвечать. Рассеянный взгляд его остановился на Чарлзе.

– Нельзя его отпускать ни на минуту. Типичная предательская душонка, всех заложит и перезаложит. – Андрей встал, чтобы размяться, почувствовав, что устал и хочет спать.

– Да уж, не боец, – подал голос Доулинг.

– Скорее не жилец, – уточнил Андрей.

– Его еще надолго хватит, молод, здоров, чего ему не жить? – Доулинг был настроен оптимистически и, похоже, не понял, что хотел сказать Городецкий своей последней репликой. – Я думаю, его все же можно использовать.

– Можно, если при первой же возможности он не кинется к телефону.

– Я за ним прослежу, – заверил Чарлз, – и почему я должен подставлять под пули своих ребят, а его держать в камере? Все же он офицер-разведчик.

– Не офицер он и не разведчик, а дерьмо, – как-то вяло возразил Андрей. – Я доверяю только профессионалам, мистер Маккью. Он не профессионал.

– Однако ухитрился угробить чуть ли не дюжину людей.

– Где же тут профессионализм? Типичный бандитский вариант. Два и два сложить не смог. И вообще – хватит! Пора с этим делом кончать. Кто, в сущности, нам противостоит? Уголовники, Чарлз, уголовники. И точку в этом деле можно было поставить еще тогда, когда мы с Лоуренсом были в Бостоне.

Это был упрек, который Маккью пришлось проглотить, и он проглотил бы его дважды, потому что прозвучавшее в тираде Андрея словечко «нам» было воспринято им как намек на то, что Городецкий не собирается отказываться от участия в последней операции. Чарлзу непременно хотелось это проверить.

– Вы считаете, что Дик нам больше не нужен? – начал он издалека.

– Нужен.

– В таком-то виде?

– Плевать на вид. Я хочу почувствовать под ногами каждый клочок этой треклятой клиники.

– Так-так, – нахмурился Доулинг. – Назад собрался. Мало тебя там гоняли? И уж извини, без разрешения папы-Монда я тебя никуда не пущу.

Маккью взорвался:

– Сэм, черт тебя подери! С каких это пор ты стал распускать слюни? Мы что, не одно дело делаем? Или я так и буду являться сюда каждые две недели, чтобы разбираться, кто хозяйничает на твоей территории. Пожалуйте-ка и вы ко мне всей командой. Сказано же, – он кивнул на Андрея, – дело надо кончать.

Доулинг рассмеялся:

– О, как ты запел, соловей массачусетский! Может, еще и королевский флот прихватим? Как, Андрей? Не повторить ли нам ради доктора Митаси фолклендский эксперимент?

– Это мысль, – оживляясь, поддержал его Андрей, – вот поймаем еще пару заморских банд, и можно навестить нашего незабвенного Митаси, – глядишь, и Хестера там встретим.

– Какие еще банды? – возмущенно закричал Маккью.

В ответ Городецкий и Доулинг откровенно расхохотались. Маккью обиженно надулся, и Сэм дружески, успокаивающе похлопал его по плечу:

– Все в порядке, Чарлз. Не все же время корчить нам зверские рожи! Смейся, в том числе и над собой, и настроение у тебя всегда будет прекрасным.

Телефонный звонок прервал его. Он по-хозяйски снял трубку. Милена протрещала что-то скороговоркой, и Доулинг повернулся к Андрею.

– Вас, сэр, – сказал он несколько странным тоном, протягивая ему трубку, и быстро включил магнитофон.

– Слушаю. – Андрей полагал, что его искал кто-то наблюдавший за Барри, но совершенно неожиданно по-русски прозвучало:

– Андрей Павлович?

– Он самый. – Услышав русскую речь, Маккью и Доулинг переглянулись.

– Как мой сюрприз? – Голос звучал чуть насмешливо.

– Если речь идет о Чиверсе, спасибо.

– Забавный тип, не так ли?

– Дальше некуда. – Андрею не хотелось форсировать разговор, он вслушивался в голос, пытаясь представить, кому он может принадлежать. Абонент его, похоже, тоже не спешил.

– А я с приветом к вам от Артема Виноградова.

– От Артема Виноградова, – медленно повторил Андрей. – Кто это?

Его абонент рассмеялся:

– По моим представлениям, ваш однокашник по юрфаку.

– Да, вспомнил. Не хотите представиться?

– Если это так важно, можете звать меня Борисом, – он помолчал, – если этого мало, зовите Борей Богдановым.

– Вот оно как! Покойничка вспомянул? В друзья, что ли, метишь, товарищ?

– А ты все такой же зловредный, Андрей Павлович?

– Один к одному. – Городецкий видел, как Доулинг дал команду засечь, откуда ведется разговор.

– Беседу-то нашу записывают? – опять посмеиваясь, спросил «Боря».

– Как водится, сам понимаешь. Только уж извини, Борей я тебя называть не буду.

– Я так и думал. И все же общих знакомых приятно иногда помянуть.

– Слушай, товарищ, может, ты свои благодеяния объяснишь?

– А со мной, Андрей Павлович, надо говорить на «вы». Я – большая шишка.

– Слушаюсь, гражданин начальник.

– Ну и язва же ты, Городецкий.

– Ну уж не настолько, чтобы сразу на «вы» переходить.

– Ладно, я ведь шучу. А Чарлзу передай, что доктор Митаси его надул, а будет здесь топтаться, так он его еще и не так надует. Вот так.

– Слушай, друг, а ты молодец! Может, тебе премию выписать?

– Спасибо. Будешь в России, мы с тобой лучше бутылочку раскатаем. Знаешь где? На Большом проспекте, дом 86. – Это был адрес Артема. – Вопросы есть?

– Есть, да все глупые.

– Глупые ты, знаю, задавать не будешь.

– Не буду, а хочется.

– Все правильно. Ну, до встречи, старик.

– До встречи.

Доулинг выхватил кассету из магнитофона. Моника уже ждала его распоряжений.

– Быстро в шифровальный отдел, – приказал он ей. – Чтобы через десять минут текст был здесь в трех экземплярах. Бегом.

Каблуки Моны застучали по коридору.

– Что это значит, Андрей? – Доулинг и Маккью уставились на Городецкого.

– Значит это следующее, – Андрей не мог сдержать улыбки, которая вопрошающими не была принята, – вам, мистер Маккью, от нашего «русского друга» персональный привет и пожелание вплотную заняться Кадзимо Митаси, которого почему-то нам готовы отдать на съедение и намекают, что если мы тут еще проторчим, то и его не получим.

– Уж кто-кто, а Митаси от меня никуда не денется, – проворчал Маккью, задетый за живое «приветом от русского друга».

– Сэр, – обратился Андрей к Доулингу, – известно ли уже, откуда был сделан звонок?

Доулинга Городецкий таким еще не видел. От простого, казалось бы, вопроса того бросило в краску, и, как это бывает свойственно только рыжим, он буквально запылал.

– Из русского посольства, сэр, – рявкнул он.

Андрей присвистнул.

Чарлз помалкивал, а Сэм, казалось, вот-вот взорвется и сокрушит все вокруг. Набычившись, он смотрел на Городецкого и… постепенно приходил в себя.

– А! – ни к кому не обращаясь, воскликнул он, словно озаренный неожиданной мыслью. – Монд опять прав. Мы тут суетимся, а за нашей спиной кто-то ведет свою игру, да еще и тыкает нас, как котят, в собственное дерьмо. Или я не прав? Да пропади я пропадом, если русские не сидят уже у нас на хвосте!

– Эту глубокую мысль, сэр, можно было высказать сразу после того, как мне в машину сунули Дика Чиверса, – заметил Андрей.

– И ты прав, черт тебя подери! – совершенно другим уже тоном проговорил Доулинг. – И, однако, не умничай. Это урок нам всем – занимайтесь своим делом и не лезьте туда, где промышляют другие ведомства. И к черту политику! Эту шайку, Чарлз, что орудует под руководством Хестера и Митаси, мы обязаны извести под корень. Остальное – не наше дело. Короче, надо собираться в Бостон. И точка.