Текст книги "Снайпер должен стрелять"

Автор книги: Валерий Прохватилов

Соавторы: Алексей Беклов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц)

А потом была та, памятная, встреча – с сэром Лоуренсом Мондом, с Андреем Городецким – на закрытом семинаре, проведенном по проекту Международной полицейской академии, где четырнадцать изгоев, вновь обретших гражданство, права, социальный статус, перед тем как разъехаться по домам, по странам, дали слово не только помнить друг друга, но и по мере сил помогать друг другу, как бы далеко ни забросила их профессия.

– Поздно мы родились, – шутил в тот день на прощальном банкете Вацлав. – Если бы мы жили, к примеру, в семнадцатом веке, мистер Монд обязательно бы заделался буканьером Его Величества. Мы ходили бы с ним от Фолклендов до Каракаса, по всей Атлантике.

– Это точно, – с улыбкой ответил Монд. – Более того, я уверен, что с такой вот командой мы затмили бы славу самого Генри Моргана!

– Как сказать, – возразил Андрей. – Думается мне, что и там кое-кто из нас сидел бы весь век в цепях на испанских галерах за вольнодумство.

– Лично тебя я бы выкупил, – парировал тут же Крыл. – То-то бы сейчас наросли проценты!..

К настоящему времени трое из четырнадцати участников знаменитого семинара Монда были убиты: двое – в Колумбии при выполнении правительственных заданий, связанных с наркобизнесом, и один – в Кувейте в ходе подготовки операции «Буря в пустыне». Эти сведения привез с собой Вацлав Крыл, когда Городецкий с трудом отыскал его, приглашая работать в агентство «Лоуренс Монд». Таким образом, не считая Вацлава и Андрея, действующих «буканьеров» теперь оставалось девять. В свое время Монд поручил Мари собрать все сведения о них. Он подшил документы в отдельную папку, к превеликому удовольствию Крыла так и написав на ее обложке: «Буканьеры Его Величества».

Вацлав Крыл не догадывался при этом, что сам Монд под словами «Его Величества» в данном случае имеет в виду одно понятие, горькое и старое как мир: Его Величество Случай.

Для Андрея и Вацлава смерть товарищей – пусть и не близких, но, по сути, связанных с ними и целью, и общим смыслом их непростой профессии – эта смерть тоже входила в тот замкнутый круг понятий, от которых Андрей в последнее время откровенно комплексовал.

– А вообще-то хорошо жить на всем готовом, – сказал он Вацлаву, в сотый раз оглядев пустующий кабачок, с выражением лица, как будто он только что надкусил лимон. – Создается впечатление, что оканчиваешь дни в неком прекрасном доме, где нет ни дверей, ни окон. Еще месяц, и я буду знать о мире лишь то, о чем говорится в вечернем выпуске новостей.

– Ничего, ничего, – утешал его Крыл. – Мы с тобой себе цену знаем. Когда потребуется…

– Ты – святой человек, – перебил Андрей. – В том-то и кошмар… Сам подумай: «Когда потребуется!..» И сэр Доулинг, и добрый дядюшка Монд, как ты изволил выразиться, тоже знают нам цену. Но тем обиднее. Оба, по-моему, относятся к нам как к какому-то сверхсекретному оружию, применить которое можно только в самой бредовой, в самой критической ситуации. В пресловутый час «X». Если, разумеется, вице-премьер не наложит вето. А когда такое оружие устаревает, его грузят в свинцовый ящик и топят в море. Предпочтительней в чужих водах.

– Не преувеличивай, не надо, – благодушно заметил Вацлав. – Ты, по-моему, сегодня так и рвешься грудью на комплименты. За шесть месяцев три раскрытых дела – не так уж плохо!

– Два любительских шантажа и бездарная попытка полусумасшедшей старухи обвинить в краже бриллиантов родную дочь! Все подобные дела можно раскрывать по телефону, не выходя из дома.

– Это точно, – чуть усмехнулся Крыл. – Только кто же это, интересно, недавно менял на своем «фольксвагене» левую переднюю дверцу? Не знаешь?.. Я бы ее оставил. Пулевые отверстия так хорошо смотрелись… Как три точки в конце кассации, где содержится клятвенное обещание начать жизнь сначала.

– Производственные потери, – сказал Андрей.

– Жаль, что министерство внутренних дел не относит наше производство к разряду вредных.

– Хочешь получать пакет молока к обеду?

– И три дня к отпуску.

Томми Стиггенс подошел к их столику и собрал на поднос пустые кружки и тарелки. Андрей попросил принести еще соленых орешков. Когда Стиггенс отошел, Крыл сказал:

– Кстати, об отпуске. Знаешь, чем мне пришлось заниматься последний год? Я отслеживал маршруты, по которым от Чаньчжоу до Гонконга идут наркотики. И потом дальше – в Перу и Швецию. Вот такой четырехугольник. Мой напарник был убит на моих глазах. А я, из-за каких-то подлых инструкций, не имел права ему помочь. Чтобы не засветиться. И лишь через месяц понял, что его подставили специально. Понимаешь меня? Его смерть была спланирована заранее! Именно поэтому мне сравнительно легко удалось проследить всю «цепочку», и лихим ребятам из Интерпола оставалось только пошире расставить руки.

– Это и есть работа, – сказал Андрей. – Только одни исполнители предпочитают ощущать на спине мурашки, а другие – нежные пальчики какой-нибудь смазливой зверушки из «Блэк-Найт-гарден». Мы с тобой, к несчастью, любим и то и другое. Главное, чтобы в наших контрактах было как можно меньше закрытых пунктов.

– Вроде запланированного убийства моего напарника?

– Да.

– Хорошо. Ты – прагматик. Ты готов исполнить любую, самую дьявольскую работу ради самой работы. Так ты устроен. Но подумай: слежка, свист пули, большая драка, сам запах смерти – не становится ли все это с годами той самой кухней, где наш повар готовит для нас самые любимые блюда? – Крыл с досадой раздавил в серебристой пепельнице погасшую сигарету и смотрел теперь на друга с тревогой, прежде ему не свойственной.

– Нет, – сказал Андрей. – Так ставить вопрос нельзя. Тут мы снова приходим к проблеме курицы и яйца – что раньше? Есть преступность – есть наша с тобой работа. Что поделаешь, если эта самая кухня определяет в моем организме обмен веществ? Именно поэтому моя кобура должна быть всегда расстегнута.

– Когда моего напарника убивали, – сказал Крыл тихо и глядя куда-то в угол, – моя кобура тоже была расстегнута… Они его не просто убили… Пока я стоял среди зрителей, прикидывая хрен к носу и не имея права вмешаться, с него, с живого, содрали кожу… Я это видел. Он мог тихо шепнуть всего лишь два слова или даже просто кивнуть на меня – он этого не сделал. Ему не исполнилось еще тридцати пяти…

Подошел Томми Стиггенс, поставил перед ними блюдечки с орешками и вновь исчез.

– Ладно, – тоже очень тихо сказал Андрей. – Все в порядке, малыш. Все будет в порядке. Ты заслужил свой отпуск…

Через несколько минут они молча поднялись, расплатились у стойки со Стиггенсом, который любезно пригласил их бывать почаще, и направились к выходу. Каждый из них напоминал сейчас стальную пружину, Крыл – взведенную до предела, Андрей – расслабленную. Колокольчик над матовой черной дверью проводил гостей дребезжащим сиротским звоном, выпустив их под какой-то безумный, совершенно непонятно когда подошедший дождь. Из-за этого дождя вдоль пустынных тротуаров неслись отчаянные потоки.

Ближе к выходу из кабачка стояла машина Вацлава. Не сговариваясь, оба прыгнули в нее, все равно успев зачерпнуть полные ботинки воды. И от этого неожиданно вновь вернулось к обоим хорошее настроение.

И ни тот ни другой до поры не знали, что именно в это серое утро в Бэдфул-каунти, практически рядом с ними, произошло непредвиденное событие – из разряда тех, что по своей трагичности заставляют помнить потом о себе в течение многих и многих лет…

Глава вторая
Выстрелы в Бэдфул-каунти

Округ Сэмьюэла Доулинга в криминогенном отношении испокон веку считался благополучным. Поэтому, когда в среду утром один из его помощников, капитан Рикарден, сообщил ему по внутренней связи об убийстве в окрестностях фамильного замка Бэдфулов, Доулинг не поверил своим ушам. За последний год в его округе было совершено всего два убийства, что особо было отмечено в двух последних закрытых сводках министерства внутренних дел. Сообщение Рикардена мигом стряхнуло с него все остатки благодушного настроения, с каким он приехал сегодня утром в свою контору. За столом вновь сидел сейчас прежний Доулинг, Рыжий Черт, а для краткости – просто Рычард, с тем холодным суровым взором, от которого, как гласила молва, цепенели собаки, смолкали птички, а веселые девицы из «Блэк-Найт-гарден» роняли бокалы с шампанским прямо на пол.

Капитан Рикарден ждал, в трубке было слышно его дыхание.

– Кто убит, известно? – спросил Доулинг через три-четыре секунды, которые ему потребовались, чтобы взять себя в руки.

– Нет, сэр. Пока что мне известен лишь сам факт убийства.

– Кто сделал заявление?

– В девять двадцать позвонила женщина, сэр. Как я понял, из автомата.

– Назвалась?

– Нет, сэр. То есть – да, назвалась, но не полностью, только имя – Марфи.

– Как?

– Марфи, сэр…

– Черт бы ее побрал, – буркнул Доулинг и немного ослабил галстук. – Когда выслана опергруппа?

– В девять двадцать четыре, сэр.

Доулинг посмотрел на часы. Было девять тридцать четыре.

– Послушайте, Рикарден, – сказал он уже спокойнее, – эта ваша, как ее… Марфи… Вы уверены, что она дождется приезда Руди?

– Обязательно дождется, сэр. Я уверен – дождется… Она, правда, была, как говорят, не в себе, но ведь это понятно. Она сильно плакала, все время повторяла: «убийство» и «Марфи, Марфи»… Настоящая истерика. Но место, где находится телефонная будка, указала довольно внятно. Это юго-западная граница владений Бэдфулов, сэр. Там, где от шоссе отходит новая магистраль, направо.

– Знаю. Там еще решетка ограды под углом выходит прямо на край дороги.

– Все точно, сэр.

– Хорошо, Рик. Я уехал. Сиди на связи. Если будут какие новости, сообщай мне их сразу, прямо в машину.

– Слушаюсь, сэр!

Доулинг вышел в приемную, коротко бросил Милене фразу, из которой только одна она, его бессменная секретарша, способна была понять, где он будет находиться в ближайшие час-полтора-три-десять, и устремился к лифту. На крыльце он с тревогой взглянул на небо. Черные махровые тучи ползли так низко, что, казалось, они вот-вот начнут задевать за крыши соседних зданий.

Дверца его «мерседеса» была распахнута.

Только вышли на магистраль, грянул дождь, и тут же мягко загудел сигнал радиотелефона. Доулинг взял трубку. Суховатый, даже слегка скрипящий голос Рикардена звучал как будто в консервной банке:

– Сэр, только что звонил Руди. У них есть новости. Я сказал, что вы… – В трубке затрещало, в небе полыхнули зигзаги молний, на какое-то время голос помощника Доулинга словно потонул в тягучих раскатах грома. Потом вновь вынырнул: —…В общем, дело оказалось сложней, чем представлялось вначале, сэр!

– Мне наплевать на то, что вам представлялось, Рик! – моментально взорвался Доулинг. – Что сказал вам Руди? Где он, черт побери?!

– Я на месте, шеф! Я на месте… Слышите меня? – Низкий, медленный голос Руди, словно откуда-то сбоку и очень издалека, вдруг прорвался сквозь все помехи и треск эфира. – Если слышите меня, шеф, ответьте!

– Я тебя хорошо слышу, Руди! Что там у вас?

– Мы тут по колено в воде, возле этой проклятой решетки, шеф. Как дети Ноя. Дождь такой, что смоет не только кровь, но и все следы в округе на двести миль. Этот ненормальный старик дворецкий непрерывно грозится, что пришьет меня, если я не прикажу внести трупы в дом!

– Трупы?! – так и рявкнул в машине Доулинг. – Что у вас там за битва? Какие трупы?..

Голос Руди звучал бесстрастно:

– Здесь у нас, шеф, два трупа. Убит молодой граф Бэдфул и какая-то женщина, приехавшая первым утренним поездом. Прикажите Рикардену перекрыть дороги и прислать людей. Нам придется прочесывать весь район. Если бы не этот проклятый ливень!

– Рик, ты слышал? – глухо бросил Доулинг в трубку, сжав ее так сильно, что пальцы свело. – Оцепление, дороги… Ты слышал?

– Слышал, сэр, – негромко сказал Рикарден. – Я уже принимаю меры… Все патрульные машины предупреждены.

– Хорошо, – сказал Доулинг и опять вызвал Руди.

– Слушаю, шеф, – отозвался тот так ясно, будто был где-то рядом. «Мерседес» начальника управления окружной полиции летел сквозь дождь на предельной скорости.

– Эта женщина, Руди… – очень медленно начал Доулинг, – та, что вызвала полицию… Кажется, ее зовут Марфи… Она никуда не делась? Вы застали ее?

– Женщина сидит на заднем сиденье моей машины. С ней Инклав. Он, по-моему, пытается ее допрашивать. Но она, похоже, придет в себя не раньше чем через час-другой. Ее имя, кстати, Силена Стилл. А Марфи – это ее собачка. Вернее, то, что от нее осталось. Ведь собачку здесь тоже угрохали, шеф. Я велел ничего не трогать, но Силена Стилл затащила ее в машину и теперь все время плачет над ней, как если бы это был ребенок.

«Господи, собачка, – подумал Доулинг, – ну какая, к черту, еще собачка?»… Но вслух сказал:

– Ладно, разберемся. Проследи, чтоб больше никто ничего не трогал. Любопытных там нет?

– В такой ливень, откуда?

– В крайнем случае – в шею! Всех гони в шею, ты понял?

– Понял, шеф. Где вы, кстати, сейчас?

– Подъезжаем, – ответил Доулинг. – До развилки мили четыре.

И он вырубил связь.

Ливень кончился. Его матовая завеса, гонимая сильным ветром, вдруг ушла куда-то в сторону, за холмы, как будто ее и не было. Впереди, по ходу машины, повисла двойная радуга. Только теперь сидящий за рулем сержант Фрэнсис Кроуфорд выключил дальний свет, которым был вынужден пользоваться во все время этой шальной поездки. Комиссар Доулинг, полулежа на заднем сиденье своей черной летящей крепости, слегка приспустил окошко, и в салон ворвался свежий сосновый запах. Это столь внезапное раздвоение цвета, запаха, звука мира привело к раздвоению мыслей Доулинга: беспощадный и стремительный Рыжий Черт гнал сейчас машину к месту убийства наследника сэра Бэдфула, а добрейший благочинный Сэм Доул, с чуть заметной ленцой развалившийся на упругом заднем сиденье, даже не пробовал погасить в сознании очень сентиментальную и очень простую догадку о том, что запах озона всегда ему нравился больше, чем запах пороха.

И однако, как только машина комиссара пришла на место, беспощадная по сути своей реальность сразу резко расставила все по своим местам.

Сержант Фрэнсис Кроуфорд, миновав широко распахнутые ворота центральной аллеи, подогнал «мерседес» к юго-западной границе владений Бэдфулов. Управляющий Джордан Томпсон принес огромный чугунный ключ и с невероятным скрежетом распахнул калитку, которая до этого не открывалась уже лет десять. Полицейские машины, с двух сторон перекрыв дорогу, пропустили к месту трагедии только тех, кто по долгу службы мог оперативно включиться в дело. Впрочем, из-за утреннего ливня посторонних было ничтожно мало. Несколько добропорядочных джентльменов оживленно жестикулировали возле дальнего полицейского заслона, очевидно высказывая свои догадки и строя версии.

Главное, нет прессы, отметил Доулинг. Значит, слухи об убийстве не достигли еще ушей вездесущего Арри Хьюза. А иначе здесь бы уже кишел настоящий муравейник, черт бы их всех побрал!..

Доулинг заставил себя выйти из машины нарочито медленно, сразу же стараясь охватить всю печальную панораму взглядом. Каждый раз, когда он выезжал на место, именно этот, самый первый, как бы даже немного лениво скользящий взгляд, не просто фиксировал обстановку, как телекамера, но скорее задавал темп расследованию. Неповоротливый только внешне, комиссар полиции был человеком точного обдуманного расчета, отсекающего любую суету и спешку. В данном случае он увидел не только своих людей – несколько патрульных машин, две «скорых», передвижную лабораторию, трасолога, двух фотографов, ловко орудующих портативными «полароидами», позволяющими через пять-семь минут получить без пленки и реактивов качественные цветные снимки, – он увидел и черную от прошедшего ливня землю, и сочные красные крыши многочисленных дворовых пристроек Бэдфулов, и изумрудную зелень кустов, газона… И на этом контрастном фоне – ослепительную белизну носилок, приготовленных к отправке и стоящих сейчас на земле, возле чугунной ограды замка. Серебристые простыни, будто снизошедшие с небес крылья большого ангела, чуть свисая, прикрывали тела.

Доулинга встретил инспектор Инклав. Вместе они подошли к носилкам. Инклав поочередно откинул простыни, комиссар полиции бегло глянул на лица мертвых: у обоих точно посередине лба чернели маленькие пулевые отверстия.

– Почерк мастера, шеф, – сказал Инклав, снова опуская на лица простыни. – Кто бы ни был этот молодчик, не хотел бы я сейчас оказаться у него на мушке.

– Личность женщины установлена? – спросил Доулинг.

– Судя по визитной карточке – Эмма Хартли. Манекенщица лондонского шляпного ателье мадам Мариэлы Джексон. Это же имя, Хартли, стоит в страховом свидетельстве. Возраст – двадцать четыре года. В сумочке – обычный женский набор плюс билет на семичасовой, курьерский, от Лондона, шеф.

– Я хочу взглянуть, как все было, – сказал Доулинг. – С самого начала. Фотографии готовы?

– Готовы, шеф.

Инклав окликнул одного из фотографов, тот подошел и передал Доулингу плотную пачку фотографий. Доулинг стал внимательно их рассматривать. Юный Бэдфул лежал на спине на своей земле, то есть в том месте, где его и настигла пуля. Эмма Хартли, тоже на спине, лежала на тротуаре, с той стороны ограды. Судя по сломанным ногтям на длинных изящных пальцах, она еще пыталась подняться или, может, попросту отползти за дерево, но это была агония. Выходных пулевых отверстий на затылках убитых фотографии не фиксировали.

– Отправляйте трупы на вскрытие, – сказал Доулинг. – И как можно быстрее. Нужна хотя бы одна пуля.

– Одна пуля есть, шеф. Голову собачки, этой несчастной Марфи, пуля прошла навылет. Руди сразу ее нашел. Она ударилась в бетонное основание ограды и лежала тут же, в трех метрах.

– Где она?

Инклав достал из пакета пулю. Ее конус был чуть сплющен от рикошета, но следы от нарезки виднелись четко.

– Хорошо, – сказал Доулинг. – Теперь нам надо найти винтовку. Кстати, почему я не вижу Руди?

– Он ушел со вторым трасологом. Минут десять назад. Вон туда. – Инклав махнул кистью руки в сторону построек, до которых было метров четыреста. – Только оттуда могли стрелять.

– Где лежала собачка? – спросил Доулинг.

– Ровно в сорока пяти метрах отсюда, шеф. Пойдемте, я покажу. Там у нас все размечено.

Доулинг вытащил из пачки фотографий ту, на которой была запечатлена собачка. Белый пудель с кокетливой синей лентой. Голова собаки была неестественно вывернута. Пуля вошла в левый глаз и вышла за правым ухом.

Покачав головой, Доулинг передал фотографу весь пакет. Прикурил сигарету от зажигалки, уважительно поднесенной Инклавом, и только потом сказал:

– Нет, взгляните, каков мерзавец! Твердая рука, соколиный глаз, как один мой знакомый привык говорить о бостонских киллерах. Все три выстрела – точно в яблочко!.. Прямо-таки, черт побери, новоявленный Вильгельм Тель – нашего, бэдфулского замеса!

Они вышли за ограду, постояли с полминуты возле машин «скорой помощи», наблюдая, как грузят тела убитых. Старый управляющий Джордан Томпсон откровенно плакал, утирая лицо платком.

– Мне необходимо будет переговорить с хозяином, друг мой, – обратился к нему Доулинг, положив обе руки ему на плечи и даже чуточку встряхнув старика, на лице которого все еще был написан могильный ужас. – Пойди предупреди его о моем визите.

– Я боюсь, что сегодня это будет не просто, сэр, – очень тихо ответил Томпсон. – Граф лежит без сознания с той минуты, как узнал о несчастье с сыном… Его лечащий врач уже вызвал для консультации своего лондонского коллегу, сэр.

Доулинг только тяжело вздохнул и двинулся вслед за Инклавом. Вскоре они подошли к тому месту, где на асфальте было отмечено положение трупа собаки.

– Непонятно одно, – сказал Доулинг, – зачем он стрелял в собаку? Создается впечатление, что этот выстрел был сделан только для того, чтобы мы без лишних хлопот построили классический треугольник и с точностью до метра определили точку, откуда велась стрельба. Вам не кажется, инспектор, что это довольно странно?

– Я его обязательно расспрошу об этом подробно, шеф, – ответил Инклав. – Только чуть-чуть позднее.

– Хорошо, – сказал Доулинг. – Давайте теперь допросим нашу единственную свидетельницу. Руди мне назвал ее имя – Силена Стилл.

– Совершенно точно – Силена Стилл. Она все еще в машине Рудольфа. И по-моему, уже немного пришла в себя.

– Мы ей в этом еще поможем. У меня в бардачке есть фляжка, в которой немного джина. Заберите ее и присоединяйтесь к нам.

Миссис Силена Стилл оказалась миловидной женщиной, лет сорока пяти. На ней был сиреневый модный плащ, на голове – легкая косыночка, из-под которой своенравно выбивались каштановые, чуть завитые локоны. Темные большие глаза смотрели испуганно, сохраняя следы отчаяния, охватившего ее в это утро. Она продолжала держать на руках свою бедную Марфи. Тело собачки было завернуто в унылый кусок брезента, женщина во все время разговора машинально порой покачивалась, как бы продолжая охранять сон погибшей своей любимицы.

Инклав принес фляжку и бумажный стаканчик. Глоток джина заметно оживил щеки Силены Стилл. Шеф полиции и инспектор устроились на передних сиденьях машины, вполоборота к запуганной, но весьма обаятельной собеседнице. Инклав на коленях держал раскрытый блокнот.

– Начнем с главного, – представившись, сказал Доулинг. – Вы пока что единственная свидетельница убийства. Расскажите нам по порядку, как было дело. И возможно подробнее.

– Хорошо, – сказала Силена Стилл, подавляя горестный вздох, будто ее заставляли бросаться с обрыва в воду. Потом, немного помолчав, неожиданно заявила, с явной долей решительности: – Извините меня, мистер Доулинг, но я не знаю, с чего начать. Все произошло так быстро, так неожиданно. Этот Бэдфул, женщина, моя бедная Марфи и выстрелы… И потом вдруг сразу какой-то необычный, кошмарный ливень… Я боюсь и вас, и себя запутать. Если бы вы стали задавать мне вопросы, я бы сразу все вспомнила. – И она приложила к глазам платочек.

Доулинг посмотрел на нее оценивающе и понял, что смятение и все еще ощутимый страх делают свидетельницу податливой, словно воск, но в то же время совершенно лишают ее возможности хоть немного сосредоточиться на конкретных деталях этого поистине злого утра.

– Ладно, так и быть, зададим вопросы, – сказал комиссар полиции. – Расскажите, как вы сюда попали – именно в этот час и именно в это место? Согласитесь, здесь довольно безлюдно…

– Я живу одна, примерно в двух милях отсюда, сэр. Вниз по шоссе, небольшой особнячок голубого цвета. Каждое утро и каждый вечер я гуляю с Марфи… – Тут она вновь запнулась, ее темные глаза покраснели. – Правда, теперь вернее сказать, что гуляла… Бедная моя Марфи!..

– Успокойтесь, пожалуйста, миссис Стилл, – сказал Доулинг несколько суше, чем требовалось. – И не забывайте – погибли люди.

– Да, конечно, конечно, – спохватилась Силена Стилл, убирая наконец платочек в карман плаща и довольно изящным жестом поправляя сползающую косынку. – Беда в том, что у Марфи, сэр… Я прошу меня извинить, но у тех, кто держит собак, в это время всегда проблемы… Так вот, примерно около недели назад у Марфи этои началось…

– Это течка, мадам. У животных это называется течка. Мы ведь с вами взрослые люди! – с нескрываемым нетерпением сказал Доулинг.

– Совершенно верно, сэр, течка. В эти дни несчастные животные способны почувствовать тягу друг к другу на расстоянии в десять миль!

«Я им в этом искренне завидую, миссис», – чуть было не брякнул сэр Доулинг, но все-таки, спохватившись, сказал вслух другое, явно уже торопя миссис Силену:

– Но что дальше-то, дальше?

– Дальше я чуть замешкалась – тут она у меня и вырвалась. И конечно, бросилась вдоль дороги – прямо в шлейке и с поводком. Только в этом проклятом месте мне наконец удалось подманить ее. Из меня плохая бегунья, сэр.

– Значит, раньше вы здесь никогда не бывали?

– Нет.

– Не удалось ли вам заметить точное время, когда вы увидели юного графа Бэдфула?

– К сожалению, нет, сэр. Я не захватила с собой часов.

– Где стоял в это время граф Бэдфул и что он делал?

– Граф был там, на большой поляне. – Миссис Стилл рукой указала место. – Только он ни секунды не стоял, а все время двигался. То есть был занят тем, что обычно называют комплексом утренних упражнений.

– Граф вас тоже заметил?

– Нет, не думаю, сэр.

– Почему?

– Он, как я понимаю, слишком был увлечен всеми этими упражнениями, сэр.

– Что вас задержало у ограды, миссис Стилл? – неожиданно спросил Доулинг. – Почему вы сразу не ушли, когда поймали свою собачку?

– О, я это, возможно, не смогу объяснить вам, сэр…

– И все же попробуйте, миссис, попробуйте. И прошу вас понять, что для нас здесь важно сейчас абсолютно все!

– Хорошо, я попробую, – чуть смутившись, сказала Силена Стилл. – Но, право, не знаю, что у меня получится… Я боюсь, вы меня не совсем поймете…

– Я всю жизнь с полуслова понимаю красивых женщин, – сказал сэр Доулинг так галантно, что миссис Силена слегка зарделась.

– Хорошо, – вновь сказала она таким тоном, как будто ей предстояло сообщить комиссару о чем-то невероятном, на что требуется обычно напряжение всех внутренних сил. – Я уже сказала вам, что живу одна. Мой муж, Роберт, погиб в той известной авиакатастрофе над Темзой, что случилась около десяти лет назад. Я осталась с мальчиком, которому тогда было только двенадцать. Сейчас ему двадцать два и он, по контракту, находится на военной службе. На флоте, если не ошибаюсь, где-то в районе Хелмсдейла. Я его уже не видела больше года… А теперь, сэр, представьте, если, конечно, сможете, что должна почувствовать мать, после года разлуки неожиданно увидав вдруг родного сына… И не где-нибудь в толпе или, скажем, на третьей линии нашего лондонского заплеванного метро, а вот так – нос к носу, в прекрасном парке, где он с увлечением занят этими дурацкими упражнениями!

– Не хотите ли вы сделать нам заявление, – совершенно опешив, сказал Доулинг, – что убитый сегодня утром молодой граф Бэдфул является вашим сыном?

– Разумеется, нет, – совершенно уже взявшая себя в руки, улыбаясь, ответила комиссару полиции миссис Силена Стилл. – Я ведь вам и говорила, что вы меня не совсем поймете!

– Вы хотите сказать, что граф Бэдфул оказался очень похож на вашего сына, не так ли?

– В том-то и дело! – воскликнула миссис Стилл. – Все так удивительно совпало – и прическа, и цвет волос, и фигура юноши… А сама пластика движений!.. Наконец, даже характерный овал лица. Ну и, разумеется, возраст. Я, не скрою, просто залюбовалась. Разумеется, как мать. Мне, как помню, очень хотелось что-нибудь крикнуть ему, как-нибудь обратить на себя внимание… Он бы мог в ответ помахать мне рукой или даже просто повернуться ко мне лицом. Чтобы это наваждение раз навсегда рассеялось, что он сын. Я и хотела этого, и боялась… Тут как раз – эта женщина…

– Все правильно – Эмма Хартли, – сказал Доулинг. – Прежде вы ее нигде не встречали?

– Никогда не встречала, сэр.

– Значит, Эмма Хартли подошла к решетке, а с той стороны к той же самой точке чугунного ограждения приблизился юный Бэдфул. Что на это скажете вы, инспектор? – обратился вдруг Доулинг к Инклаву.

– Все очень похоже, сэр, на самый простой расчет. Мог ли убийца знать, что женщина подойдет к решетке с угла и окликнет Бэдфула? А не выманив Бэдфула к ограде, невозможно было попасть в него.

– Так оно и было, – сказала Силена Стилл. – Я заметила эту Хартли, когда она уже стояла возле самой ограды. Мне вдруг стало неловко, что я… ну, что я подсматриваю. Так вполне могло показаться со стороны, и я встала за дерево.

– Что сказала Бэдфулу миссис Хартли? – спросил Доулинг. – Вы хоть что-нибудь слышали?

– Я бы никогда не стала подслушивать, сэр, о чем молодая женщина может говорить с молодым мужчиной. Но ведь она не просто что-то сказала, а крикнула. И довольно громко. Дело в том, что, как я уже сказала, Бэдфул был далеко, на большой поляне, шагах в пятидесяти. Чтобы подойти к ограде, ему пришлось обогнуть плантацию вон той низкорослой, но достаточно колючей айвы. Она преграждала путь.

– Что же она ему крикнула? – вновь спросил Доулинг.

– Я расслышала только слова «сэр Бэдфул» и что-то похожее на «ради всего святого». Ливень еще не начался, но уже был кошмарный ветер, и я остальных слов просто не слышала. Я тогда уже думала только о том, как бы поскорее вернуться домой, до ливня. И вот тут как раз на моих глазах все это и произошло…

– Нельзя ли поподробней, миссис Стилл.

– Как в кино, – сказала Силена Стилл. – Я бываю в кино крайне редко, но теперь вообще забуду туда дорогу. Все произошло так сразу и так стремительно… Женщина крикнула, и он подошел к решетке. Она что-то говорила – минуты две, он, по-моему, не сказал ни слова. Вдруг я увидела, как его голова чуть откинулась назад. Бэдфул вцепился руками в прутья решетки, но колени подогнулись, и он упал. Черное пятно на лбу я успела разглядеть так ясно, как будто стояла рядом. Оно было очень маленьким, всего-то с шестипенсовую монетку. Женщина сразу обернулась, и я сразу же услышала звук очень дальнего выстрела. Это было очень похоже на рождественскую хлопушку. Моя Марфи дернулась к ним, но у меня поводок был намотан на руку. Это меня спасло, но погубило бедную Марфи…

– Вас спасло то, что вы стояли между двух сосен, которые стволами почти срослись, – сказал Доулинг. – Вы стояли как будто в нише.

– Да, сэр, вы правы. А несчастная Марфи высунулась… Представьте, она даже не успела взвизгнуть!

– Звук последнего выстрела был таким же точно, как предыдущий?

– Не уверена, сэр. Я тогда от страха будто совсем оглохла. Мне сейчас кажется, что последнего выстрела я вообще не слышала. Кроме того, уже начали раздаваться удары грома. И потом этот ливень, каких у нас отродясь не видели… Я какое-то время стояла в шоке, а потом вспомнила, что видела на той стороне дороги телефонную будку. Остальное вы знаете…

Инклав закрыл блокнот, протянул Силене Стилл сигарету, но та отказалась, и он тоже не стал прикуривать.

– Благодарю вас, миссис, – сказал комиссар полиции. – Надеюсь, вы помните, что, когда мы возьмем убийцу, вам придется повторить все свои показания в суде?

– Я считаю это своим долгом, сэр.

– Хорошо. Мой помощник отвезет вас домой на своей машине. Может быть, еще глоток джина, миссис?

– С удовольствием, сэр. Меня все еще трясет от всего случившегося.

Прежде чем покинуть машину, Доулинг сквозь стекло разглядел за спиной Инклава высокую фигуру, очень быстро пересекающую пространство в их направлении. Человек заметно спешил, огибая редкие сосны. Комиссар полиции сразу узнал его: это от бетонных строений, расположенных отсюда примерно в четверти мили, возвращался инспектор Руди. Видя, как он спешит, Доулинг понял, что есть новости, и вышел ему навстречу.