Текст книги "Снайпер должен стрелять"

Автор книги: Валерий Прохватилов

Соавторы: Алексей Беклов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

Оставив машину на стоянке, недалеко от центрального входа в парк, до ресторана он решил пройти пешком, ознакомившись попутно с «Блэк-Найт-гарден» как с городской достопримечательностью, что, с точки зрения Инклава, явно имело смысл. Времени для этого хватало.

В приближающихся летних сумерках, еще не подсвеченных огнями, в безветрии, парк дышал ароматами цветов. Его ухоженность, пожалуй даже музейность, и ощущаемая уже вечерняя свежесть расслабляли, рождая чувство счастливого ничегонеделания. Редкие парочки, дожидающиеся ночи, возвращали к воспоминаниям молодости и навевали сентиментальные фантазии.

Здание ресторана, современной, но безусловно индивидуальной постройки, располагалось в центре парка и в определенном смысле являлось его архитектурной изюминкой. По четырем его сторонам шла легкая колоннада, поддерживающая открытую террасу второго этажа. Широкие окна первого этажа позволяли видеть посетителей, холлы, столики, стойки баров, официантов, снующих, как рыбы в аквариуме. Окна второго, выходящие на террасу, изнутри закрывали многоцветные занавеси. Все здание, и без того казавшееся воздушным, как бы приподнималось вверх десятью ступенями, обегающими его по периметру и на первый взгляд хаотично украшенными плоскими чашами с цветами.

К ресторану, оказывается, можно было подъехать и на машине, чего Андрей не знал, но он не сожалел об этом, довольный тем, что, пусть и не по своей воле, выбрался на воздух. К десяти часам парк почти обезлюдел. Ресторан словно всасывал в себя всех, кто оказывался в «Блэк-Найт-гарден» и мог себе позволить тряхнуть кошельком.

Ровно в десять Городецкий двинулся к главному входу, решив, что к услугам Раффи все же придется прибегнуть, чтобы не искать Анну в этом море света, лестниц, холлов, баров и бог знает чего еще.

На группу молодых людей, стоящих чуть в стороне от главного входа, он не обратил бы внимания, но его вдруг окликнули:

– Слушай, дед… да никак это ты? Значит, сегодня гуляем… Несешь должок?

Их было пятеро, лет по семнадцать-двадцать, разнокалиберных, но каждый из них казался плотнее Городецкого. Глумливая фраза была брошена самым крупным из них, стоящим в центре группы, как положено вожаку. Это был тот самый владелец модной «тойоты» с открытым верхом, что подвозил Мари до развилки и потом так бездарно спасовал перед Городецким, так и не сумев понять почему.

Теперь он был не один, теперь их было пятеро. И вожак не сомневался в своих подручных, ждущих его команды, и подручные тоже знали, что стоящему перед ними франту скоро придется пожалеть о своем появлении на свет. Они молча глядели на него, как на странное насекомое, осмелившееся обратить на себя внимание.

– Ну что, дед, подштанники уже полные? – спросил еще раз вожак, и все дружно заржали, в ожидании скорой и злой расправы.

Благодушное настроение покинуло Андрея раньше, чем он добрался до двери, за которой маячил Раффи, – оно соскочило рывком, разрушая, раскидывая все устойчивое, уверенное, спокойное, чем всегда восхищался в Андрее Вацлав. Новый пиджак Городецкого был расстегнут, левая рука сунута в карман брюк, он слегка покачивался на носках, криво усмехаясь, прекрасно сознавая, чем эта неожиданная встреча может закончиться…

И все же в его ощущениях было что-то новое. Злоба, которая в подобных ситуациях всегда охватывала его, злоба на весь мир, концентрирующаяся вдруг на конкретном выродке, который подлежал разрушению как источник зла, направленного не лично на него, сыщика, а на все живое, человеческое, рядом с которым оно не имело права существовать, – эта злоба не приходила.

Об этом состоянии холодного профессионализма когда-то предупреждал их Боря Богданов, предупреждал незадолго до смерти. Если ненависть и страсть исчезают, учил он, человек-боец становится функцией ситуации. И когда состояние это закрепляется, превращается в главную черту характера, – надо уходить, значит, пришла пора полоть грядки, забыв то, через что пришлось пройти. Так учил Боря Богданов. Но его давно уже не было в живых. Был «Блэк-Найт-гарден» и эти пятеро, маячившие перед ним, мешающие довести до конца простую нужную работу.

– Тащите его сюда, – подал команду вожак.

Выполнить ее мог любой из них, наверно, поэтому двинулся к Андрею лишь один, самый верный, самый послушный, самый услужливый и, как правило, самый жестокий. Но когда до «деда» оставалось рукой подать, тот вдруг странно съежился, повернулся бочком и… пустился бежать по кругу. Молодые люди, оставшиеся стоять на ступеньках ночной обители, довольно захохотали. Они знали, что «дед» никуда не денется. В несколько прыжков его настигнут, надвое сломят ударом в печень и подволокут к атаману, который сначала еще помучается, потерзается, покуражится, прежде чем выберет наказание, достойное жертвы.

Но произошло что-то странное. Убегающий вдруг развернулся на месте волчком, нога его взметнулась вверх с такой стремительностью, что уследить за ее движением было невозможно. Удар получился хлестким, словно с лета били по мячу, которому предстояло влететь в девятку.

Преследователь рухнул на землю. А этот, в светлом пиджачке, замер в странной позе, словно собираясь опять кинуться в бега. И тогда, едва ли успев понять, что произошло, с ревом все четверо бросились на него. А он почему-то побежал не от них, а к ним, и почти перед самым их носом вдруг взлетел вверх. Корпус его откинулся назад, руки, прижавшись к телу, придали ему вращение, ноги, растянувшиеся почти в шпагат, ударили туда, куда им и положено было ударить, – в головы…

Из пятерых двое оставались еще стоять, но инстинкт уже отклонил их от вертикали в разные стороны, прочь от того невероятного, что произошло на их глазах и не имело объяснений.

Но отклонение от вертикали в борьбе, в схватке всегда опасно. Профессиональный боец улавливает неустойчивость противника, следует подсечка, и – если бы это было на ковре в присутствии бдительного рефери – набираются победные очки. Но не было перед «Блэк-Найт-гарден» ковра, не было и рефери, не было и правил борьбы, которые непременно следует соблюдать. Сделав подсечку левой ногой, разворачиваясь по часовой стрелке в сторону последнего, пятого противника, каблуком правой ноги Андрей успел нанести резкий удар по стремящемуся найти новую точку опоры телу, и опять удар точный, страшный, позволяющий не оглядываться уже назад.

Произошло это так стремительно, что последний его противник едва успел повернуться к нему спиной, охваченный ужасом, подгоняемый судорожным желанием бежать. Но слишком мало времени было отпущено ему на спасение. Как в замедленном сне, коленка его только еще поднималась вверх для первого мучительного шага. Рот его исказил крик, подхлестывающий энергию, пытающийся собрать ее в один комок, чтобы избавиться от ощущаемого каждой клеточкой возмездия.

Андрею последний его противник уже не был нужен. Но как волк, рвущий разбегающихся овец, хотя ему нужно схватить и вскинуть на спину всего одну, он, собранный для последнего броска, знал, что и этот никуда от него не денется. И вдруг периферийным зрением он отметил, что ситуация изменилась: рядом с ними остановилась машина, и передняя ее дверца начала открываться. Мелькнула мысль, что противники его получили подкрепление. Но тут же резко и властно прозвучало:

– Быстро в машину!

Безотчетно он нырнул в распахнутую дверцу. Машина рванулась с места. Узнавший ее Раффи мешкал в дверях, не давая любопытным выскочить раньше времени наружу, и, намереваясь первым поднять свист, прикидывал уже, что будет говорить полиции. Мысленно он менял марку и цвет машины, приметы водителя и этого странного человека, раскидавшего давно досаждавшую ему, Раффи, привилегированную шпану.

Городецкий на секунду расслабился, прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. Ничего, кроме холодной пустоты, – ни праведного гнева, ни жестокого довольства победителя, ни сожаления о нелепости, вторгшейся вдруг в нормальное течение жизни, – ничего этого в душе не было. Пустота расширялась, разбегалась, как Вселенная, вползающая в дурную бесконечность. О пророчестве Бори Богданова думать не хотелось.

Машина летела вперед в одном стремлении вырваться из «Блэк-Найт-гарден» и раствориться в вечерних городских сумерках. Городецкий глянул наконец на своего неожиданного союзника… Густые русые волосы схвачены на затылке заколкой, в ухе покачивается серьга с бирюзовым камушком… Дурная пустота начала стремительный обратный бег, стянулась в точку, вечер вернулся в мир вместе со своими шумами, запахами, первыми зажигающимися огнями. Андрей рассмеялся. Женщина быстро глянула на него, словно проверяя, в своем ли он уме.

– Что-то в моем поступке кажется вам смешным? Или вам хотелось провести ночь в полицейском участке? – спросила она.

– Можно я отвечу не двумя, а одним «нет»? – вопросом на вопрос отозвался он.

– Можно. А вы случайно не чемпион по дзюдо, карате, кун-фу или чему там еще? Или просто гастролер, обокравший джентльмена и напяливший его костюм на потеху публике?

– А вы всегда задаете вопросы парами? Опять – двойное «нет». Разрешите и я спрошу: почему вы решили вытащить меня из свалки?

– Не люблю смотреть, как один бьет пятерых.

– Ну да, лучше, когда пятеро бьют одного.

– Это, по крайней мере, естественно и привычно глазу.

– Мне показалось, что сочувствия к пострадавшим вы не испытываете…

– Вытирать их разбитые носы я не собиралась. Тем более что они тут каждый вечер ищут приключений. Вот и получили наконец по заслугам.

– Вы знаете, кто они?

– Следующее поколение хозяев жизни, которых не пускают еще в «Блэк-Найт» на первый этаж, но у которых уже есть деньги, чтобы торчать на втором. Кстати, как вы себя чувствуете?

Андрей шевельнулся, проверяя, не задел ли кто-нибудь его ненароком.

– Все в порядке, – сказал он таким тоном, будто что-то в уме прикидывал.

Она, словно сомневаясь, посмотрела на него и покачала головой:

– Я наблюдала всю сцену с самого начала. При той бешеной акробатике, что вы продемонстрировали, могут быть и растяжения, и разрывы мышц. Судя по всему, у вас должен быть массажист. Хотите, я отвезу вас к нему?

– О, не беспокойтесь, пожалуйста, – неожиданно улыбнувшись своей спасительнице, сказал Андрей. – Со мной действительно все в порядке. И потом, ведь главное, что мы все же встретились, не правда ли, мисс Анна?

Глава восьмая
Анна Элмс

Городецкий прикидывал, как ему выпутаться из ситуации, в которой он оказался. Многообещающая идея назваться Арри Хьюзом нравилась ему все меньше.

Они медленно двигались в потоке машин. Анна Элмс, видимо, не собиралась ни высаживать его, ни везти к массажисту. Ему подумалось, что, скорее всего, она хотела спросить, не нужен ли ему врач? Деликатность в данном случае едва ли была уместна. Впрочем, еще более неуместной оказалась ситуация, которая их столкнула.

Машину она вела неторопливо, но уверенно, словно имела вполне определенную цель. И тут он понял, что они едут в сторону ее дома, которым он имел удовольствие сегодня полюбоваться, прежде чем беседовать с консьержкой. Пожалуй, думал он, мышка с буклями успела кое-что наплести Анне о мужчине, интересовавшемся ею. Любопытная и наблюдательная, она к тому же могла так описать его, что мисс Элмс без особого труда догадалась, кто демонстрирует акробатические этюды перед входом в «Найт». Не потому ли Анна не спешила на свидание с журналистом, хотя посчитала целесообразным выслушать его. Отсюда следовало, что соблюдать инкогнито и дальше едва ли имеет смысл.

Пауза, хотя ее и можно было посчитать психологически оправданной, все же затянулась, поэтому, шевельнувшись, словно спохватясь, он проговорил:

– От услуг массажиста, мисс Элмс, я бы не отказался, но тогда наше свидание пришлось бы перенести на другое время. А мне бы этого не хотелось.

Глядя на дорогу, требующую постоянного внимания, она кивнула головой, словно соглашаясь с ним:

– Я как раз думала, долго ли мы будем играть в прятки? Если бы вы стали и дальше прикидываться Арри Хьюзом, мне пришлось бы выдать себя за Мату Хари. Кто вы, сэр?

– Черт его знает, мисс Элмс, иногда мне кажется, что я частный сыщик фирмы «Лоуренс Монд» Андрей Городецкий.

– Вы не связаны с полицией? – Она, кажется, удивилась.

– Четыре смерти, если даже одна из них оказалась случайной, трудно списать на маньяка, мисс Элмс. Но с полицией я не связан.

– То есть неофициально расследование продолжается?

– Да.

– И его ведет ваша фирма. – Она сказала это так, что ответа не требовалось, но тут же спросила: – О моем существовании полиция еще не знает?

– Нет.

– В «Найт», я полагаю, мы сегодня возвращаться не будем, поэтому я приглашаю вас к себе. Или вы имеете что-нибудь против? – с вызовом спросила она.

– Мисс Элмс, отказаться провести вечер с такой очаровательной женщиной, как вы, может только равнодушный ко всему истукан.

– А вы себя к таковым не относите? – с усмешкой глянула она на него.

– У меня, слава Богу, не было еще для этого оснований.

Они прошли мимо консьержки, сверкнувшей любопытными мышиными глазками, поднялись в лифте на третий этаж. Она достала ключи, открыла дверь, первой вошла в квартиру и включила свет.

– Проходите, располагайтесь, – показала она на ближайшую от входа дверь.

Но ни один из них не двинулся с места. Впервые они оказались друг перед другом, лицом к лицу. На высоких каблуках она казалась на полголовы его выше. Спокойные серые глаза всматривались в него, словно она хотела понять что-то трудноуловимое, связать виденное у «Блэк-Найт-гарден» с этим щеголем, чуть надменно вздернувшим подбородок и делающим вид, что смотрит на нее взглядом опытного ловеласа. Но взгляд этот не обманывал ее. Так откровенно и нагло смотрели на нее многие. Городецкий, показалось ей, прячется за этим взглядом. Его выдавали зрачки, чуть расширенные и словно излучающие холодный блеск, в котором чувствовалась опасность.

– Мистер Городецкий, мне бы не хотелось встречаться с вами на тропе войны, – не выдержав, сказала она.

– Многие старались этого избежать, мисс Элмс.

– Звучит как угроза, – полувопросительно сказала она и тут же пожалела об этом, почувствовав, что он искренне любуется ею.

Ничего ей не ответив, он прошел в гостиную, куда она его и приглашала, повесил на спинку стула пиджак, дернул в сторону галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и как-то по-домашнему пристроился в углу дивана, исподлобья поглядывая то на нее, то словно оценивая обстановку, в которой оказался.

Анна вдруг почувствовала себя неуютно. Голубой костюм с золотистыми пуговицами, который она специально надела для Хьюза, желая подчеркнуть официальность их встречи, раздражал ее. Ей хотелось сесть в кресло, но вместо этого она прошла в смежную комнату, швырнула пиджак на кровать, вернулась, села на один из стульев, приставленных к круглому столу. Этот стол добротной старинной работы словно вдруг отгородил ее от Андрея.

– Мисс Элмс, – подал он голос.

– Не хочу быть мисс Элмс, – резко сказала она, – хватит, зовите меня Анной.

– Хорошо, – согласился он, – вы позволите задать вам несколько вопросов?

– Задавайте.

– С какой целью вы навещали Жана Бертье?

– Естественно предположить, – зло сказала она, – что по ночам его могла навещать только заказная проститутка.

– Если бы я думал так, – мягко сказал он, – я бы не задал этого вопроса.

– Спасибо, что вы хоть этого не думаете. – Она в упор посмотрела на него. – Животному, которое вы именуете Жаном Бертье, видите ли, был необходим массаж. И непременно в ночь на среду.

– Вы массажистка? – Андрей не то удивился, не то обрадовался.

– Я – массажист, – с нажимом сказала она. – А это не одно и то же. Очень дорогой массажист. Воспользоваться моими услугами могут очень немногие.

– Как он нашел вас?

– Он меня не искал. Он вообще ничего не искал. Мне предложили работать с ним на весьма странных, но исключительно выгодных условиях. Глупо было отказываться.

– Так много платили?

– Да. В основном, видимо, за неудобства. Судите сами: непременно в ночь со вторника на среду, при переездах пользоваться только такси, хотя у меня есть своя машина. А потом – сам клиент.

– Кто же предложил вам эту работу?

– Не знаю. Позвонила – где-то в январе – женщина. Мы обговорили с ней все условия. Деньги раз в два месяца авансом перечислялись на мой счет.

– Клиент, как я понял, не вызвал у вас симпатии?

– Едва ли у нормального человека он мог вызывать симпатию. Никаких интересов, никаких эмоций. Иногда мне казалось, что он тяжелобольной человек, проще говоря, дебил. Кроме «здравствуйте» и «до свиданья» за полгода я услышала от него только одну фразу. Однажды, когда я уже уходила, он вдруг протянул мне конверт и сказал: «Передайте, пожалуйста, письмо». Я взяла конверт, думая опустить его в почтовый ящик. А дома обнаружила, что адреса на конверте нет и сам он не запечатан. Решила глянуть, что там внутри. Подождите, кажется, я его так и не выбросила.

Она быстро встала, прошла в соседнюю комнату и вернулась с конвертом в руке.

– Вот, полюбуйтесь, – протянула она его Андрею.

Он вынул свернутый вчетверо лист, расправил его и начал читать вслух:

– «Снайпер должен стрелять, снайпер должен стрелять…»

– Не трудитесь, – перебила его Анна, – и не ищите ничего другого, я не поленилась сосчитать: одна и та же фраза написана от руки сто семнадцать раз.

– Вы можете это как-то объяснить?

– Нет. За объяснением здесь надо обращаться к психоаналитику. Я не напоминала Жану о письме, а он про него у меня не спрашивал.

– Оно зачем-либо нужно вам?

– Забирайте, только не думаю, что вы найдете в нем что-то кроме этой дурацкой фразы: «Снайпер должен стрелять». Кажется, он сумел убедить себя в этом. В свой час, кстати, и дострелялся… А передавал он «письмо» с тем же выражением проснувшегося дебила.

– Скажите, Анна, а что произошло в ваш последний приезд в Бэдфул. Вы не застали Бертье, повернулись и уехали?

– Нет. Вернее, не совсем так. Позвонила та же дама, которая предложила мне эту работу, сказала, что авансом мне перечислены деньги за два месяца вперед, то есть за девять сеансов. Уверяю вас, это довольно крупная сумма. Последнее, что я должна была сделать, – отвезти Жану письмо, так же в ночь на среду, в обычное время, то есть в два часа. Если Жана дома не окажется, я могла вернуться домой, оставив ключи вместе с письмом на каминной полке и захлопнув за собой дверь. Письмо было кем-то опущено в мой почтовый ящик.

– То есть вашу заказчицу вы так и не видели?

– Лишь два раза разговаривала по телефону.

– Любопытно, очень любопытно то, что вы мне рассказываете. Знаете, когда я оказался у вас в машине, я стал ругать себя за то, что назвался Хьюзом, которого я, кстати, знаю. Но боюсь, тогда мне не удалось бы выманить вас в «Найт», и я бы не имел удовольствия беседовать с вами сейчас. Вы мне чертовски нравитесь, мисс Анна!

– Ваше счастье, что вы не Хьюз. – Она вдруг рассмеялась. – Знаете, что бы произошло с вами, окажись вы журналистом? Раффи помог бы вам найти меня на втором этаже. Я бы вытянула из вас все, что меня интересует, попутно заказав ужин, расплатиться за который журналисту не по карману. А потом бы вас со скандалом выкинули оттуда. А я уехала бы куда-нибудь, все равно куда, на то время, пока бы продолжалась шумиха вокруг Бертье. Но я сразу заподозрила, что вы не Хьюз. Угадайте – почему?

– Хьюз непременно бы позвонил миссис Роулз, а еще вернее – полез бы с расспросами в «Блэк-Найт-гарден».

– Да, на то он и журналист.

– Ну а если бы не драка у ресторана?

– Обязательно нашелся бы кто-нибудь и шепнул бы мне на ушко, что вы не Хьюз.

– И тогда?

– Не знаю… Вот сейчас вы сказали слово, которое мне очень не понравилось, а когда мне что-то не нравится… – Она не закончила фразу.

– И это слово «драка»?

– Да. Это примерно то же, что массажиста назвать массажисткой. Я очень ценю профессионализм. И между прочим, мне не обязательно зарабатывать себе на жизнь. Я и так достаточно обеспечена. Но я первоклассный массажист, мистер Городецкий, и очень горжусь этим. Не знаю, поймете ли вы меня, но я не выпущу вас отсюда, пока вы не побываете в моих руках. Это профессиональный интерес. И если для того, чтобы удовлетворить его, мне придется заманить вас к себе в постель, я, пожалуй, пойду и на это. То, что вы показали у «Блэк-Найт-гарден», нельзя называть дракой. Вы понимаете меня?

– Нет.

– Нет?! – воскликнула она удивленно.

– Нет. И конечно же, это не драка. Но вам почему-то не приходит в голову, что это нечто гораздо худшее. Четверо из них получили, уверяю вас, тяжелейшие травмы, им нужен хирург. Они шпана, мразь, но ведь у них не было ни ножей, ни кастетов, только наглость и уверенность в безнаказанности. В том, что я проделал, вы не увидели безобразия, вы увидели профессиональное мастерство, красоту. Конечно, высокий профессионализм по-своему всегда красив. Но палач может похвастаться своим мастерством только перед другими палачами, изувер – перед другими изуверами. А хирург, даже гениальный хирург? Что даст вам созерцание того, как он ковыряется в чужих окровавленных и вонючих кишках? А другой профессиональный хирург, возможно, будет следить за его работой, захлебываясь от восторга. А вам, если вы блестящий массажист, как вы утверждаете? Нужен вам ротозей? Чем он будет любоваться, кроме вздувшихся на вашей шее жил, неженских грубых пальцев, пота, текущего по вашему лицу, гримасой, перекосившей рот? То, что вы увидели в моих действиях, на самом деле носит весьма прозаическое название техники боя. И вы прекрасно поняли, что я творю нечто запретное, иначе зачем было помогать мне оттуда смыться?

– Зал приветствовал его речь стоя! – Анна привстала и почти прокричала это в лицо Андрею. – Не знаю, что лучше: подложить под вас мешок с шерстью или скинуть его с самолета вам на голову. Плевать мне на вашу технику, я в ней все равно ничего не понимаю и понимать не хочу. Но почему до вас не доходит, что меня может интересовать не количество выбитых вами зубов или расколотых черепов, а совсем другое: почему, например, не лопнуло сухожилие, когда ему положено было лопнуть. И я могу сказать, о каком сухожилии идет речь. Почему, например, не порвалась мышца, если по всем законам физики и механики она должна порваться, если без разминки и массажа человек задирает ногу вертикально вверх или садится на шпагат? Знаете, что меня сейчас больше всего раздражает? Сижу и думаю: «А что, если у этого… бойца что-то не в порядке, а он сидит передо мной и изображает из себя героя?»

– Понял, сдаюсь. – Андрей поднял вверх руки. – Куда прикажете подать истерзанное тело бывшего журналиста Хьюза? На массажный стол или сразу в постель?

Анна смотрела на него прищурясь, лицо ее раскраснелось, между бровей стала заметна складка, он вдруг увидел, какие длинные у нее ресницы.

– Видели дверь прямо по коридору? Там у меня процедурная, – сказала Анна. – Марш туда! Надеюсь, вы не настолько стыдливы, что мне придется вас уговаривать раздеться полностью?

Она разминала его в течение часа. И он понял, почему ей не нравится, когда ее называют массажисткой, – крепости и мастерству ее пальцев действительно мог позавидовать любой профессионал, а он немало повидал их на своем веку.

Она шлепнула его по ягодице:

– Все. Накиньте халат. Поклясться могла, что хоть маленькое растяжение, а найду. Ни-че-го. Великолепное тело. Представляю, чего вам стоит поддерживать себя в такой форме. Мы заработали с вами ужин, мистер Городецкий. Примем душ – и к столу.

Она стояла перед ним в белом, застегнутом на одну пуговичку халатике, руки и ноги ее были открыты, ступни босых ног чуть расставлены, слипшиеся пряди волос спадали на лоб, усыпанный крупными каплями пота. Она не мешала любоваться собой.

– Теперь я никогда не назову вас массажисткой, мисс Анна, – с лукавой улыбкой сказал Андрей.

– Спасибо и на том. – Она улыбнулась ему в ответ. – Первой душ принимаю я.

Потом они сидели за столом в гостиной, оба в халатах, проголодавшиеся и чуть стесняющиеся своего аппетита, перебрасываясь словами, не имеющими отношения к делу, которое интересовало и того и другого. Казалось, что-то мешает прерванному разговору.

Когда зазвонил телефон, Анна недовольно оглянулась на него, но все же встала и сняла трубку.

– Это я, – услышала она голос миссис Роулз. – Куда ты дела того молодца, что устроил тут потасовку?

– Кто-нибудь знает, что я его увезла? – спросила Анна, не отвечая на вопрос.

– Я и Раффи.

– А полиция?

– Полиция считает, что молодые люди что-то не поделили между собой.

– Он у меня, миссис Роулз.

– Кто тебя просит называть мое имя?

– Больше не буду, мадам Найт-Гарден!

– Ха-ха, ты даешь! Скажи ему, чтобы какое-то время не высовывался. У этих оболтусов есть ведь еще папы и мамы…

– Все в порядке. Он сам из полиции.

– О Господи! Пусть бы сам и выпутывался. Зачем он тебе понадобился?

– Он шел на встречу со мной.

– Послушай, девочка, ты знаешь, как я к тебе отношусь. В обиду я тебя не дам. Но все же, ради Бога, будь осторожна.

– Спасибо. Буду.

– Ну, смотри. Ты всегда была умницей.

Миссис Роулз повесила трубку. Анна с усмешкой посмотрела на Городецкого:

– Ваш подвиг, господин супермен, вычеркнут из истории королевства, и кроме меня некому облить слезами ваши раны.

– Неплохо. Хозяйка «Блэк-Найт» убедила полицию, что ничего не произошло?

– Лучше. По ее версии, а скорее, я думаю, по версии Раффи, который меня просто обожает, шпана передралась между собой. Но, – Анна сделала паузу, – если я ее правильно поняла, завтра следует ожидать атаку на полицию со стороны оскорбленных родителей.

– Так-так, – Андрей казался очень довольным. – Вы, миледи, созданы для того, чтобы приносить мне удачу.

– Неужели вы думаете, что я так мелко плаваю, что кроме вас мне некого осчастливить?

– Подождите-ка минуточку, – остановил ее Андрей, – пожалуй, надо сделать звоночек одному капитану не очень дальнего плавания. Есть неплохая идея, тем более что миссис Роулз безусловно заслуживает поощрения.

Наблюдая за тем, как он разговаривает по телефону, рассказывая историю, в которую они оказались замешанными, с живостью реагируя на некоторые его реплики, Анна думала, что, может быть, уезжать из-за этого поганца Бертье и не стоит. Она приглядывалась к Городецкому, как бы желая забежать вперед, понимая, что его детективный интерес к делу Бертье далеко еще не исчерпан. А что впереди? Она, Анна Элмс, на сегодняшний день, может быть, единственный свидетель по делу о бэдфулских убийствах. Что, если он вцепится в нее и начнет таскать на допросы? А там сыщика заменит полицейский… Четыре смерти! За авторитет Джины Роулз тут не спрячешься. Значит, все будет зависеть от того, как поведет себя Городецкий.

Андрей повесил трубку, и Анна поняла, что не слышала конец разговора. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

– Анна, – он наконец уверенно назвал ее по имени без приставки «мисс», – мне кажется, вот-вот вы скажете: «Мистер Городецкий, все, что я вам говорила, я не собираюсь где-либо повторять. Если вы не оставите меня в покое, я просто исчезну, и уж вы-то меня, во всяком случае, никогда не увидите». Этого я не хотел бы от вас услышать.

– А что бы вам хотелось услышать? – Она нахмурилась, не без основания полагая, что они подошли к самому главному в их разговоре.

– Об этом чуть позже… Вы поняли, вероятно, что полиция будет какое-то время отстаивать официальную версию. Расследование, однако, будет продолжаться, но (я вам доверяю!) в частном порядке. Дело запутанное и сложное. Работать над ним буду не я один. Многое неясно, но… Благодаря вам я теперь знаю, что письмо привезли вы, но Бертье не мог его прочитать. Он ушел из дома не менее чем за час до вашего приезда, а вернулся уже убийцей… Письмо, таким образом, с самого начала предназначалось не Бертье, а полиции. Смысл акции достаточно прозрачен – подсунуть фальшивый мотив убийства. Если полиция в него поверит – все в порядке: убийство совершено из ревности, убийца, человек психически ненормальный, покончил с собой – дело можно закрыть. Если версия не подтверждается, что и произошло, анонимка становится очень серьезной уликой против кого-то, кто начинает маячить за спиной Бертье. Кто – мы пока не знаем. Давайте теперь вернемся к этому письму-анонимке. Вы привезли его в конверте?

– Да, и, как было велено, положила вместе с ключами на каминную полку.

– Так. Перчатками вы, естественно, не пользовались, следовательно, на ключах и на конверте должны были остаться отпечатки ваших пальцев. Ведь письмо находилось в конверте?

– Да.

– Так вот, во-первых, конверта полиция не обнаружила. Во-вторых, отпечатки пальцев, принадлежащих Бертье, нашлись только на самом письме. А попасть они туда могли только после того, как он отстрелялся. Других отпечатков ни на письме, ни на ключах не было. – Андрей замолчал.

Анна встала. Скрестив руки на груди, задумчиво прошлась по комнате, внимательно посмотрела на Городецкого.

– Вы хотите, чтобы я закончила вашу мысль? – спросила она.

– Пожалуй. Мне хотелось бы, чтобы наши оценки ситуации совпали.

– Едва ли тут может существовать два мнения. – Анна опять присела к столу и слегка стукнула по нему кулаком. – Получается, что я привезла письмо, конверт забрала и уничтожила, а на ключах стерла отпечатки пальцев. Если это так, я оказываюсь соучастницей убийства, а к тому же еще прямой или косвенной отравительницей самого Бертье, то есть непосредственного исполнителя. Если это не так, значит, кто-то за мной следил, и все действия, которые сейчас можно приписать мне, следует приписать ему. Но главное, конечно, то, что я феноменальная дура, сделавшая все, чтобы меня обязательно нашли… Совпадает это с вашей оценкой?

– Кроме последнего тезиса – один к одному. Полиция-то вас все же не нашла. – Андрей сидел довольный, и Анна почувствовала это.

– Чему радуемся, господин сыщик? – Прозвучало это не слишком весело.

– Мне всегда нравились женщины не только красивые, но и умные.

– А при вашем несомненном обаянии, они тут же попадали в расставленные вами сети.

– Именно так.

– Ну, что касается сетей, тут мы еще посмотрим.

– Совершенно верно.

– Не ведете ли вы к тому, сэр, что я вляпалась в скверную историю и теперь нахожусь всецело в ваших руках? Может быть, надо было придушить вас, пока вы мурлыкали под моими пальцами на массажном столе?

– Это была бы смерть, достойная мужчины, но с большим удовольствием я бы умер в ваших объятиях, мисс.

– Я люблю игру, но та, что вы сейчас ведете, мне не по душе.

– Что касается игры – тут я с вами согласен – она действительно имеет место. Вернемся, однако, к тому моменту, когда мы ее с вами затеяли, то есть к тому, что я назвался Хьюзом и вы, заподозрив, что никакой я не Хьюз, игру подхватили. Потом – приключения у «Блэк-Найт-гарден» – первый криминал. Затем – обман полиции с участием миссис Роулз и Раффи – второй криминал. Мы уже повязаны с вами одной веревочкой, а впереди третий криминал. И вот какой. Факты, касающиеся Бертье, меня уже не интересуют. Он всего лишь орудие убийства, а мне нужны те, кто этим орудием воспользовался. Так вот, третья наша совместная акция будет заключаться в том, что Анна Элмс ни в каких следственных материалах фигурировать не будет. Я никому не позволю трепать ваше имя.