Текст книги "Снайпер должен стрелять"

Автор книги: Валерий Прохватилов

Соавторы: Алексей Беклов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

Глава пятнадцатая
Дело техники

– Сэр, – секретарь стоял в дверях кабинета Чарлза Маккью и явно с трудом удерживался от смеха, – агент Гобст просит принять его по личному делу.

Маккью подозрительно посмотрел на секретаря, чувствуя какой-то подвох.

– В чем дело? – нахмурившись, спросил он.

– Не хочу портить вам удовольствие, сэр. Я бы рекомендовал принять Гобста.

Чарлз ценил своего секретаря и завел себе за правило советы его мимо ушей не пропускать.

– Давай его сюда. – На всякий случай он все же говорил строго, не доверяя его веселости.

Секретарь вышел, и перед изумленным фэбээровцем предстал его агент Гобст. Брови Чарлза поползли вверх. Гобст был крупным мужчиной, охотнее таких брали в полицию, а не в ФБР. Под метр восемьдесят ростом, широкоплечий, ширококостный, он любил похвастаться своей силой и не всегда понимал, что позволительно государственному служащему, а что нет. Одет он был весьма прилично, как положено одеваться, отправляясь на прием к высокому начальству, но вот физиономия…

Нос Гобста, и так достаточно крупный, распух до невероятных размеров, демонстрируя все оттенки от малинового до синего. Левый глаз почти совсем заплыл, и когда все-таки его удавалось приоткрыть, было видно, что он налит кровью. Правый – смотрел на Маккью не моргая, но под ним сиял желто-зеленый синяк. Губы были расквашены. Левое ухо распухло и казалось вдвое больше правого.

Опытный глаз Маккью определил, что тяжелых увечий Гобсту нанесено не было, но, несомненно, над физиономией его поработал человек, знающий свое дело. Чарлз смотрел на него, но впечатление от увиденного уже никак не отражалось на его лице. Что-что, а надеть в нужный момент нужную маску он умел.

– Слушаю вас, Гобст, – только и сказал он.

– Сэр, я требую от вас санкцию на арест. – Гобст вытянул руки по швам и пронзил шефа правым глазом.

– Кого прикажешь арестовать, Гобст? – в тон ему задал вопрос Чарлз, отметив про себя, что, пожалуй, именно так повел бы себя в этой ситуации Доулинг.

– Частного агента Городецкого, сэр, – выпалил Гобст, не подозревая, что затронул не ту струну, к которой стоило бы прикасаться, имея дело с шефом. С некоторых пор все, что касалось Андрея Городецкого, воспринималось Маккью под знаком мистической восторженности.

Первое, что захотелось сделать Чарлзу, – это встать и помочь физиономии Гобста обрести симметрию за счет правого глаза. Он сдержал себя, потому что тут же сообразил, что художником, разукрасившим его агента, был не кто иной, как Городецкий. Он понял и оценил веселость секретаря.

– На каком основании я должен принять такое решение, Гобст? – спросил он.

– Разве вы не видите, сэр?

– Не вижу, дорогой.

– Он изуродовал меня, сэр, при исполнении моих служебных обязанностей.

– Гобст, – отечески проговорил Маккью, – служба у нас суровая, и агенту ФБР не пристало жаловаться на синяки. А потом, прости меня, ты один весишь столько, сколько четыре Городецких. Он же по сравнению с тобой – цыпленок. Зачем мне, Гобст, агент, которого цыпленок может, как ты выразился, изуродовать?

Чарлз лукавил. Он не только кое-что слышал о возможностях Городецкого. В последней своей командировке он не терял времени даром, – в частности, в порядке обмена опытом попросил Доулинга организовать совместную тренировку оперативников. Не против Руди, цену которому Маккью уже знал, а против Городецкого его попросили выставить лучшего своего бойца, по габаритам едва ли уступающего Гобсту. Когда на этого бойца стали напяливать специальную защитную форму, лишь кое-где оставлявшую тело незащищенным, фэбээровец начал было возмущаться.

– Чарлз, – успокоил его Доулинг, – не кипятись. Тут будет на что посмотреть.

И Чарлз посмотрел. И теперь, упрекая Гобста, он лукавил. Но его агент не мог предполагать, что шеф ставит ему ловушку.

– Сэр, – заявил Гобст, – он использовал запрещенные приемы с явным намерением оскорбления личности.

– Ах, вот как? – Чарлз казался пораженным. Зная чуть ли не наизусть досье Андрея, он еще раз вспомнил фразу, характеризующую Городецкого как агрессивного оперативника. Физиономию Гобста вполне можно было рассматривать как иллюстрацию к этому утверждению.

– Хотелось бы только уточнить, Гобст, какие служебные обязанности ты выполнял, когда Городецкому вздумалось оскорбить твою личность?

– Я следил за ним, сэр, – с достоинством произнес агент.

И здесь Маккью сдержался. Общение с Мондом и Доулингом явно пошло ему на пользу.

– Кто-то поручил тебе следить за ним? – вкрадчиво спросил он.

– Личная инициатива, сэр. Он казался мне подозрительным еще с тех времен, когда мы устроили на него облаву в прошлом году. И я решил…

– Все ясно, Гобст, – перебил его шеф, – ты следил за ним, и это ему не понравилось.

– Так точно, сэр.

– Понятно. Теперь, будь любезен, подробнейшим – понимаешь? – подробнейшим образом опиши мне, как все произошло. – Он сел поудобнее, чуть прикрыл глаза и приготовился слушать…

Слова Хантера о том, что некто Гобст объявил ему и Моне о гибели Городецкого, накрепко засели в голове Андрея. Какое впечатление произвело на них это сообщение, он легко себе представил. Гобста ему показали. И вскоре он обнаружил, что именно Гобст следит за ним. Он было подумал, что это опять какая-то каверза со стороны Чарлза, но тут же отбросил эту мысль – ситуация слишком кардинально переменилась. И вдруг – слежка! Нетрудно было сообразить, что имеет место творческая инициатива. И Гобсту на собственной шкуре пришлось проверить верность утверждения о том, что инициатива наказуема.

Местом казни Андрей выбрал городской парк. Поводив Гобста вокруг памятника Вашингтону, он заманил его в опустевшие ночные аллеи и неожиданно возник перед ним на хорошо ухоженном вечнозеленом газоне.

– Иди-ка сюда, куль вонючий, – поманил он его пальцем.

Фраза показалась Гобсту оскорбительной. Этого было достаточно, чтобы наказать наглеца на законном основании. Гобст гордился своей силой, утверждая, что во всем Массачусетсе нет человека, способного выдержать удар его кулака. А тут перед ним поплясывал цыпленок, которого он мог пришибить одним пальцем.

– Это вы мне, мистер? – добродушно спросил он, зная, что нельзя давать волю гневу, иначе можно ненароком и зашибить этого слабака.

– Тебе, поганец, – последовал неуважительный ответ, – я тебе покажу, как хоронить меня раньше времени.

– Понятно, – сказал Гобст, боясь, однако, что противник его может кинуться в бега, поэтому стараясь раньше времени не обнаруживать своих намерений. Он неторопливо двинулся в его сторону. Городецкий не проявлял желания убегать. Когда до него оставался шаг, Гобст поднял руку, чтобы схватить его за шиворот, а уж потом…

Чарлз слушал Гобста, и ему казалось, что он видит и парк, и газон, и вытоптанную на нем площадку, по которой кружат двое. Мысленно он пытался представить себе нарастающий ужас этого огромного человека, который стоял сейчас перед ним и которому он не собирался предложить сесть. И когда Гобст упомянул о глазах Андрея, мурашки побежали по спине Маккью. Взгляд Городецкого он легко мог себе представить.

Наконец Гобст замолчал. Чарлз, довольный, словно посмотрел захватывающий боевик, в котором порок по справедливости был наказан, вглядывался в его физиономию, будто еще раз хотел оценить мастерство Андрея, проявившееся таким неожиданным образом. На минуту он опять прикрыл глаза, пытаясь стряхнуть с себя наваждение, вызванное рассказом агента.

– Напомни-ка мне, Гобст, – попросил он, – это ты проверял, что именно доставила «скорая помощь» из клиники Митаси в морг?

– Так точно, сэр.

– С тобой все ясно. – Чарлз перестал сдерживать себя. – С этой минуты ты больше не являешься агентом ФБР, Гобст. И моли Бога за то, что Городецкий оставил тебя в живых. Если бы он отправил тебя на тот свет, – слышишь, ты, бывший агент? – я бы сделал все, чтобы это сошло ему с рук. А теперь – убирайся.

Почти год Марк Брук занимался бандой Крюка. Информация, полученная в свое время от Городецкого, казалось, давала надежное направление поиску. Главное же, в руках Марка не только побывали три оболтуса, задержанные при попытке нападения на Лоуренса и Андрея, он выяснил, кто были те четверо, явившиеся в «Сноуболл», чтобы расправиться с Кидом и Лотти. Но ни это, ни описания бандитов, в том числе Крюка и Мельника, данные Андреем, так и не позволили выйти на банду. Ни в архивах полиции, ни в архивах ФБР не было ничего, что давало бы возможность представить, с кем Марку Бруку предстоит иметь дело.

Крюк после неудачной попытки покушения на Андрея бесследно исчез. Обнаружение останков Стеллы и Киппо явилось лишь криминалистическим фактом, в сущности ничего не добавив к представлению о том, кто же стоит во главе банды и что собой представляет она сама.

Дело не двигалось до тех пор, пока не начал фантазировать Дик Чиверс. И тут стали прорисовываться детали весьма необычные. Дик утверждал, что Крюк, настоящего имени его он и сам не знал, не кто иной, как бывший сотрудник разведки, вычищенный из ее рядов по подозрению в причастности к весьма темным делам, проворачивавшимся на Ближнем Востоке.

На Крюка, не называя его имени, Дику совершенно случайно указал сослуживец. Рассказанное им звучало как ведомственная сплетня. Считалось, что в разведке Крюк занимался организацией мокрых дел, и весьма умело. Болтали, что, выкинутый из разведки, он не оставил свое занятие. Сослуживец Дика Чиверса даже назвал ряд дел, за которыми, по его мнению, мог стоять только один человек, а именно Крюк – чувствовался его почерк, его рука.

Услышанную сплетню Дик Чиверс пропустил было мимо ушей. Но вскоре случайно наткнулся на Крюка, неизвестно зачем взялся проследить за ним и, ничего еще не подозревая, проводил бывшего разведчика до одной из его явок. Тут ему взбрело в голову предложить Крюку навербовать людей для охраны научного центра Кадзимо Митаси. Глупость приносит иногда неожиданные удачи. Позвонив по установленному адресу и перечислив имена, названные ему сослуживцем, Дик, как ни странно, попал в самую точку. Крюк посчитал, что имеет дело с человеком, хорошо знающим его подноготную. Но не это решило дело, а то, что человеком этим оказался Чиверс, – имя сыграло решающую роль. Вероятно, отношения их и дальше складывались бы благополучно, не начни Дик заметать следы и убирать свидетелей по делу Пауля Кирхгофа. Тут-то, наткнувшись на Андрея, Крюк впервые засветился. Не желая рисковать, он временно прикрыл дело и ушел в глухое подполье. Попытки Марка так или иначе вычислить его результатов не дали.

Андрей полагал, что найти Крюка – дело техники. И прямые, и косвенные улики имелись в распоряжении Марка Брука. Но когда, разобравшись со «зверинцем», они с Вацлавом знакомились с этой частью дела Пауля Кирхгофа, то обнаружили, что до ликвидации банды Крюка еще далеко.

– Первое впечатление такое, – с удивлением заметил Крыл, – что фэбээровцы целый год валяли дурака.

– Первое – да, – согласился Андрей, – хотя работа, признай, проделана немалая.

– А результат? Нападение на тебя, как ты понимаешь, инкриминировать Крюку и Мельнику не удастся. Улик нет.

– Так должен думать Марк, – заявил Андрей, – но это вовсе не значит, что и я должен так думать.

– Опять какие-нибудь фокусы? Городецкий, я вот иногда думаю, знаменитый ваш Кио – это, случайно, не ты?

– Может, и я. – Погруженный в свои мысли, Андрей, казалось, его не слышит. – Вацлав, попробуй-ка порассуждать вот на какую тему. Представь себя на месте Крюка, которого вышибли из разведки. Он профессионал в весьма своеобразной области. Предположим, ничего другого он делать не умеет. И вот он, то есть в данном случае ты начинаешь искать применение своим профессиональным способностям. Как бы ты, оказавшись на его месте, стал действовать?

– Я?

– Ну ты. Как бы я действовал, я и сам не знаю.

– Так. Если бы у меня совсем пусто было в голове, я бы нашел себе одного-двух напарников, тоже профессионалов, – и вперед. Но это явно не наш вариант.

– Не наш, – согласился Андрей.

– Значит, в голове у него не совсем пусто. Второй вариант, так сказать классический. Подбирается группа профессионалов, я им нахожу работу, сам остаюсь в тени. Но и это не наш вариант.

– Почему?

– Смотри. Четверо убитых в «Сноуболле». Кто они, мы теперь знаем, – явно не профессионалы. Никакой уголовщины за ними тоже нет. Теперь эти трое, которых вы повязали, возвращаясь в Бостон. Эти вообще сопляки, папенькины сыночки. Те, что приезжали за Хестером в Бэдфул, сам знаешь, может, классом чуть повыше, но не мастера. И последнее – охрану Митаси подбирал Крюк. Шпана на шпане, но опять, похоже, в прошлом все чисто.

– Неплохо, – подбодрил Андрей, – какой же вывод?

– А вывод такой: он явно делал ставку на непрофессионалов, видимо считая, что преступление, совершенное непрофессионалом, раскрыть труднее. Не исключаю, что исполнителей он мог каждый раз менять… Что-то в этом роде.

– Очевидно, так.

– Это мне очевидно, а тебе?

– А мне тем более. Только в этом случае между Крюком и исполнителями должно быть еще одно звено, люди вроде Мельника, человека два-три, а может, и больше… Что ты там говорил про фокусника, я прослушал?

– Я пытался выяснить, не ты ли знаменитый фокусник?

– Ах да. Фокус в этом деле есть, а точнее, свидетель тому, как Крюк с командой пытались меня убить.

– И ты молчал?

– А почему, собственно, я должен был кричать?

– Действительно, если ты не кричал, когда они тебя, можно сказать, убивали, то уж потом-то чего ж кричать? Логично. – Ехидная улыбка украсила физиономию Вацлава.

– Погоди улыбаться. Давай-ка проверим с тобой сейчас еще одну идею. Если она подтвердится, вот уж тогда посмеемся.

– Давай, я уже держусь за животик.

Андрей набрал номер конторы Хантера:

– Мона, деточка, начальник наш на месте?

– Не скажу. Ты почему не говоришь, что меня целуешь?

– Свидетели есть.

– Смотри! За тобой будет должок. Передаю трубочку.

– Андрей? – По голосу Хантера чувствовалось, что он рад звонку.

– Так точно, шеф. Скажи-ка мне, ты сегодня здорово занят?

– Ты же знаешь, смотря для кого.

– Не кокетничай, я серьезно.

– Часов до трех вообще-то занят.

– Если я в три приеду?

– Давай.

– Это еще не все. Помнишь заваруху с Крюком? Я оставил тогда тебе кое-какие материальчики, что ты с ними сделал?

– Ты же велел их уничтожить.

– Верно. Так ты их уничтожил?

– Нет.

– Я так и думал. Они целы?

– Целы. Ты только на меня не сердись, в данном случае рисковал я.

– А кто тебя просил об этом?

– Я почему-то подумал, что они могут пригодиться.

– И ты, черт тебя подери, оказался прав.

– Ну вот видишь!

– Вижу. И ведь ничего мне не сказал. Ну кто ты есть?

Хантер в ответ только рассмеялся.

– Вот кто фокусник, – показал Андрей на телефон, положив трубку, – у нас еще, оказывается, и компромат на Крюка с Мельником имеется. Давай хохотать.

Мона, когда теперь Андрей приходил в контору Хантера, не бросалась ему на шею, словно стеснялась своих чувств. Но глаза ее хитро поблескивали, а чуть заметная улыбка не сходила с губ.

Они сидели во второй комнате, той, что называли комнатой отдыха. Андрей забрался в угол дивана, довольный, что опять здесь, что сегодня некуда спешить, что Мона рядом и до утра им не надо будет расставаться.

– Мона, детка, – Андрей прищурился, пряча в глазах веселые искры. – можно я буду называть тебя деткой?

– Можно, – ответила она, но так, что Дью сразу обратил на это внимание.

– Мона, – с напускной серьезностью сказал он, – этот старый ловелас, прошедший огонь и воду, очень опасен. Не поддавайся его чарам. Стоит ему увидеть покачивание бедра, как в нем тут же пробуждается исследовательский инстинкт, и – прощай прежняя любовь.

– Нужен он мне, – отпарировала она, – два года околачивался тут – и все впустую. А теперь, смотри, глазки строит.

– Будете надо мной издеваться, ничего вам не скажу. А перед вами, может быть, сидит мешок с деньгами.

– Врет, – сказала Мона, – он всегда врет.

– Но согласись, детка, вру я всегда красиво.

– И профессионально, – добавил Хантер.

– Ну, так вы готовы развесить уши? Или мне идти к конкурентам?

– Мона, будем его слушать?

– Если дело касается того, что надо развесить уши, я себе в этом удовольствии отказать не могу.

– Слушаем тебя, сыщик.

– Дело вот в чем, – начал Андрей и в деталях поведал им об отношениях Дика Чиверса и Крюка, о расследовании, проведенном Марком, и тупике, в котором они оказались. – Таким образом, – заключил он свой рассказ, – надо найти нестандартное решение и накрыть Крюка, иначе ореол, который видится Маккью над моей макушкой, может потускнеть, а я до конца дней своих буду мыкаться по авеню этого якобы самого европейского города Соединенных Штатов.

– Дью, не вздумай подсказывать ему нестандартное решение, я тебе этого не прощу, – пригрозила Мона, – пусть мыкается, меня это вполне устраивает.

– Не бойся, по нестандартным решениям он у нас специалист, а я как раз по стандартным.

– Господи! – воскликнула она. – Если бы хоть одному из вас можно было верить!

– Верь нам, детка, – посоветовал Андрей, – мы же тебя оба любим, а остальное – чепуха.

Выражение лица Хантера вдруг изменилось. Андрей и Мона сразу это заметили и замолчали.

– Есть одна идейка, стандартная, – подчеркнул он, обращаясь к Моне. – Ну-ка, господин секретарь, припомни. Года два тому назад мы вели дело одного генерала. Речь шла о том, что его жену шантажировал какой-то прохвост, и надо было этого прохвоста привести в порядок.

– Я помню, о ком идет речь, – заявила тут же Мона. – Симпатичный такой генерал, очень так вертикально подстриженный, ежиком, и глаза цвета реактивной установки.

– Может, ты еще и имя помнишь? – спросил Андрей.

– Какой вы нетерпеливый, мистер Городецкий! Конечно помню – генерал Дуглас.

– Верно, – согласился Дью. – Что, если нам попробовать подключить генерала к этому делу? Ты-то помнишь его, Андрей.

– Помню, фигура колоритная, и, Мона правильно говорит, мужик он симпатичный.

– И своеобразный, – добавил Хантер. – Есть у него одна струнка, на которой мы могли бы сыграть. Как я понял, на людей гражданских он склонен смотреть свысока. Но вот к сыщикам, не ко всем конечно…

Мона прыснула в кулак, и Дью прервал свою речь.

– Какое неуважение к старшим, – заметил он, – воспитываешь их, воспитываешь…

– Не огорчайся, – утешил его Андрей, – время свое возьмет…

– Но-но! – возмутилась Мона. – Что это оно возьмет? Ты на что намекаешь?

– Андрей, молчи, – предупредил его Дью. – Продолжаю. К сыщикам генерал Дуглас относится с особым почтением. По его мнению, сыщики – это как бы разведчики на гражданке, а следовательно, достойны уважения. Сам он, как я понял, всю жизнь мечтал быть разведчиком, но весь срок оттрубил в артиллерии. Но это, так сказать, штрихи к портрету. А идея вот в чем. Я полагаю, что на человека, выкинутого из армии, а тем более из разведки, он должен реагировать, как бык на красную тряпку. И если мы его попросим помочь нам выяснить, кто такой Крюк, он нам его из-под земли достанет. Кстати, в клубе ветеранов он один из сопредседателей. Ну, как идейка?

– Что же в ней стандартного? – упрекнула его Мона. – Эх вы, вруны, – вздохнула она. – Подумайте лучше, не объявит ли Дуглас всеобщую мобилизацию и спугнет не только Крюка, а вообще всю шпану. А это может произойти, если вы оба начнете его обрабатывать.

– Андрей, она по-моему нас тоже любит, даже обожает. Какие комплименты! – Дью притянул ее к себе за плечо.

– Идея принимается, – подвел черту Андрей. – Дью, не забудь только выписать счет. Мистеру Маккью еще раз придется раскошелиться.

На просьбу Хантера дать им с Андреем консультацию генерал Дуглас откликнулся с готовностью. Он принял их у себя на вилле.

Стройный, седой, действительно, как заметила Мона, подстриженный вертикально, пожимая им руки, он смотрел на них внимательными серыми глазами. Впечатления, что перед вами человек, разменявший седьмой десяток, не возникало. Это подчеркивалось и элегантностью темно-серого костюма, который шел к его сединам, и ослепительно белой манишкой, и со вкусом подобранным галстуком. Военного в нем выдавала разве что привычка держаться подчеркнуто прямо.

– Всегда рад вас видеть, господа. – Он чуть улыбнулся, приглашая их в гостиную, украшенную, что сразу бросалось в глаза, великолепной коллекцией охотничьих ружей. – Садитесь, пожалуйста, буду счастлив, если смогу чем-то вам помочь.

– Господин генерал, – Хантер сразу приступил к делу, – мы ведем сложное расследование…

По мере того как Дью говорил, седые брови генерала сдвигались, скулы порозовели, складки у рта обозначились резче. Не задавая вопросов, он слушал внимательно, не пропуская ни одного слова. Сухой рассказ Хантера Городецкий сопроводил рядом иллюстраций из дела Пауля Кирхгофа, и этого оказалось более чем достаточно, чтобы получить в лице генерала Дугласа верного союзника.

– Если я правильно понял вас, господа, – внешне он держался спокойно, но, как предполагал Хантер, факт предательской переквалификации разведчика в бандита его потряс, – главная трудность, с которой вы столкнулись, – невозможность получить сведения, касающиеся кадровых перемещений. Это и не дает возможности понять, кто такой Крюк.

– Совершенно верно, господин генерал, – подтвердил Андрей.

– Ясно, – генерал встал, и они поднялись вслед за ним, – вы можете дать мне три дня, господа?

– Три дня? – Хантер, кажется, удивился.

– Я понимаю, – генерал, видимо, решил, что запрашивает слишком много времени, – я постараюсь уложиться в более сжатые сроки. Но мне не хотелось бы давать пустых обещаний.

– Сэр, – вмешался Андрей, – срок вполне приемлемый.

– Вас, таким образом, интересует только имя? – уточнил генерал.

– Остальное – дело техники, – заверил его Андрей.

Генерал Дуглас кивнул, и этот кивок ничего хорошего не сулил бывшему разведчику.

– Слушай, – по дороге в офис говорил Хантер, – Мона права, Дуглас поднимет армию, авиацию и флот.

– Ты зря волнуешься, – успокоил его Андрей, – уверяю тебя, он знает свое дело. И не забывай, человек, может быть, впервые в жизни почувствовал себя разведчиком. Все будет о'кей.

Генерал позвонил через день.

– Мистер Хантер, – доложил он, – имя интересующего вас субъекта – Рольф Тротт.

– Благодарю вас, генерал. Мы будем держать вас в курсе дела.

Это было как раз то, чего генералу Дугласу очень хотелось.

Остальное, как полагал Андрей, было делом техники. Хантеру по своим каналам, Марку – по своим надлежало выяснить, что представлял собой Рольф Тротт, он же Крюк.

Выяснить это оказалось проще, чем можно было ожидать. Если Крюк, казалось, бесследно исчез, то полковник в отставке Тротт и не думал скрываться. В доме на Бенджамен-стрит он занимал респектабельные апартаменты из пяти комнат, порядок в которых поддерживала приходящая прислуга. Вместе с Рольфом жила его сестра, выполняя роль экономки, высвобождая полковнику время для более серьезных дел. Было известно, что он поигрывает на бирже и, возможно, неплохо разбирается в этом непростом деле. Создавалось впечатление, что основной доход он получает в виде дивидендов по акциям. Как установил Марк, его счет в банке, одним из членов которого был Уилльям Чиверс, сравнительно недавно составлял триста тысяч долларов, но за последний год убавился примерно на треть.

Полковник являл собой, таким образом, человека среднего достатка, живущего вполне по средствам. Он ходил в клуб, играл в гольф, любил теннис, гостей не принимал. От попыток завести с ним знакомство умело отгораживался чопорной холодностью, пресекавшей желание попытки эти повторить.

Единственное, пожалуй, в чем его можно было упрекнуть, так это в том, что полковником он никогда не был, так как уволен был из армии в звании капитана. Но самозванство здесь можно было посчитать простительной и довольно типичной человеческой слабостью. В целом же предосудительно о Рольфе Тротте никто не отзывался.

Таким вот вырисовывался облик полковника по данным, собранным Хантером и Марком.

Тот ли это был человек, которого вот уже год они знали под кличкой «Крюк»? Андрей твердо ответил – тот. Наблюдение за квартирой Рольфа Тротта и за всеми его передвижениями было установлено профессиональное. Кроме Вацлава, Рудольфа и Инклава в нем принимали участие еще несколько человек, отобранных Городецким, кроме которого Маккью не желал видеть никого во главе специально созданной оперативной группы.

Взять Крюка ничего не стоило, но брать имело смысл только вместе с ближайшими помощниками, иначе ниточку между непосредственными исполнителями и Крюком было не протянуть.

Судя по всему, осечка, которая вышла у него с Андреем, многому его научила. Городецкий все больше утверждался в мысли, что участие Крюка в покушении на него вообще следует считать фактом случайным. Он не забыл, как удивился, обнаружив Крюка в машине, которая преследовала их с Хантером. Логичнее было бы найти в ней Мельника или еще кого-нибудь из подручных, но не самого Тротта. Однако к случайностям в действиях профессионалов Андрей всегда относился подозрительно. Он считал, что именно здесь следует искать причины провалов. Разведчик и минер ошибаются один раз. Банальная истина, вычитанная всеми и каждым из шпионских романов, не переставала оставаться истиной.

Если бы на месте Маккью оказался Доулинг, они год назад взяли бы Крюка с поличным, да еще и с тремя подручными. Момент был упущен, все приходилось начинать почти с начала.

Решение, которое в нем зрело, ему не нравилось. Но интуитивно он чувствовал, что наблюдение за Троттом ничего не даст. Вацлав правильно подметил, что Крюк не хотел связываться с другими профессионалами, предпочитая выбирать в качестве исполнителей новичков. Почерк его прослеживался лишь в умелой организации дела. Участие его в покушении на Городецкого оказалось той самой ошибкой, которая должна была привести к провалу.

Крюк хорошо должен был помнить ту ночь, когда он оказался в руках Андрея. Почему он тогда не попал за решетку, видимо, до сих пор оставалось для него загадкой. Все говорило за то, что осторожность его весь этот год была предельной. Даже заметное сокращение капитала, если судить по счету в банке, не побудило его взяться за старое. Поэтому Андрей и полагал, что слежка ничего не даст, если не вынудить Тротта пойти на крайние меры.

Одной из таких крайних мер могло оказаться извлечение из небытия Дика Чиверса. Вот кого Тротту скорее всего захотелось бы убрать. Однако трудно поверить, что, наученный горьким опытом, стал бы он это делать собственными руками. Ему понадобился бы тот же Мельник, если не как непосредственный исполнитель, то как посредник между исполнителями и Рольфом Троттом.

Но думать о Чиверсе-младшем, даже как о подсадной утке, Андрею было противно, не говоря уже о том, что этого дурака, паси его даже бэдфулская четверка, Тротт нашел бы способ убрать, поскольку дурак – он и есть дурак.

Из всех этих рассуждений вытекало, что роль подсадной утки придется сыграть самому Андрею. Это-то ему и не нравилось. Не понравилось бы это и Хантеру, который немедленно бы заявил – ради чего? Пусть бы занимались этим Чарлз с Марком или полиция. Стоило ли ехать из-за океана, чтобы подставлять лоб под пули бостонских киллеров? И он был бы прав. В худшем случае он мог бы предложить Андрею повторить трюк, что он проделал с Крюком и Мельником в их машине. Но во-первых, Дью не знал, что это за трюк, а во-вторых… Тогда это был не Городецкий, а волк, обложенный флажками, и еще раз влезать в его шкуру Андрей не желал.

В бэдфулской группе к его плану отнеслись по-разному. Инклав привел те аргументы, которые, по мнению Городецкого, должен был привести Хантер. Рудольф высказался за то, чтобы план принять, так как считал, что Андрей замещает здесь Доулинга, а значит, его решения следует не обсуждать, а выполнять. Вацлава план скорее удивил, и свое отношение к нему он выразил вопросом:

– Андрей, тебя что, девушки перестали любить?

Но с самого начала едва ли кто-нибудь из них сомневался, что план этот будет принят.

Остановившись у перекрестка, Рольф Тротт равнодушно рассматривал пешеходов, торопливо пересекающих дорогу слева направо и справа налево. И вдруг взгляд его выхватил из толпы фигуру, которая показалась ему знакомой. В следующее мгновение руки его судорожно вцепились в руль. Быстрой, легкой походкой, ловко лавируя в толпе, дорогу пересекал тот самый следователь, на которого год тому назад Крюка навел Дик Чиверс. Полячишка, Городецкий – он хорошо помнил его имя, – мелькнул и исчез в толпе. Тротт опомнился, когда стоящие за ним машины начали сигналить, требуя дорогу.

Вспыхнувшая в нем ненависть была столь острой, что он с трудом вел машину. При первой же возможности он остановился. Сердце билось так, словно он только что закончил бег на длинную дистанцию. Он попытался успокоить себя, но успокоение не приходило. Воспоминания опять швырнули его на зимнее загородное шоссе, на котором, как идиоты, они стояли с Мельником, прикованные друг к другу наручниками. Он хорошо помнил, как, придя в себя, готов был убить ослепшего, скулящего напарника. И убил бы, если бы не связывающая их цепь. Унижение, длившееся до тех пор, пока им не удалось освободиться от наручников, пока бесконечное вранье не помогло им все же выпутаться из невероятной ситуации, пока перепуганный до смерти Мельник не объяснил, что же произошло…

Постепенно самообладание вернулось к нему. Он убеждал себя, что мог ошибиться и принять за Городецкого кого-то похожего на него. Целый год все было тихо. Принятые меры предосторожности – он начал уже подумывать, не чрезмерные ли? – дали свои плоды. Крюк исчез, Рольф Тротт вел спокойную, размеренную жизнь обывателя. Никто им не интересовался, и он не интересовался никем. Как бы ни терзала его жажда мести, не кидаться же искать в полумиллионном городе случайно промелькнувшего перед ним человека! Он убеждал себя, что вообще странный эпизод лучше забыть, и знал, что забыть его не удастся.

На другой день к вечеру он собирался в клуб. Предстояла полутрадиционная встреча за игрой в бридж. Несколько успокоившись, он не видел причины, почему бы ее следовало пропустить. В клуб он ходил пешком, вечерний моцион обычно поднимал настроение.

У кафе-гриля, где он иногда перекусывал, что-то заставило его насторожиться. Инстинктивно глянув на противоположную сторону улицы, он увидел вдруг Городецкого, смотрящего в его сторону. Но длилось это лишь мгновение. Автобус разделил их, а когда он медленно прополз мимо, Городецкого на противоположной стороне улицы уже не было.

Гневная вспышка, которая вчера буквально выбила его из колеи, не повторилась. Тротт прислушался к себе, и, пожалуй, единственное чувство, владевшее им, следовало определить как чувство опасности. В респектабельном «полковнике» просыпался профессионал и начинал задавать вопросы.