Текст книги "Снайпер должен стрелять"

Автор книги: Валерий Прохватилов

Соавторы: Алексей Беклов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)

Новости были. Именно поэтому Руди не удержался и, когда между ними оставалось еще метров тридцать, помахал рукой и, даже не поприветствовав комиссара, крикнул:

– Я нашел то место, откуда стреляли, шеф!

Глава третья
Первые сюрпризы Вильгельма Теля

Инспектор Руди покинул место, где разыгралась трагедия, еще до приезда Доулинга. В обе стороны от центральной усадьбы Бэдфулов по шоссе вскоре ушли патрульные машины с категоричным приказом останавливать и обыскивать всех, кто вызовет хоть малейшее подозрение. Ибо тот, кто не ищет встречи с полицией, все же чаще обращает на себя внимание, чем простой прохожий. Зная сам о себе всю правду, облаченный в одежды страха, он вдруг либо начинает петлять, как заяц, либо, напротив, рвется напропалую, в иллюзорной надежде уйти от своей судьбы.

Впрочем, тех, кто с самым невинным видом просто так болтается по округе, поплевывая по сторонам и потягивая дрянную свою сигару за три шиллинга, но при этом явно рвется на неприятности, тоже было приказано останавливать и обыскивать.

Сразу, как кончился ливень, Руди, взяв с собой одного из трасологов, невысокого и почти квадратного крепыша Барри Пейна, двинулся с ним напрямую к тем видневшимся вдалеке постройкам, откуда, как предполагалось, были посланы все три пули. Стремясь выиграть во времени, Руди справедливо решил, что ждать результатов баллистической экспертизы нет никакого смысла. Если это убийца-одиночка, то сегодня в девять он неминуемо находился там, в точке пересечения двух линий, которые Барри Пейн уверенно прочертил на своей планшетке. Сама логика расчета строилась на том, что преступник довольно долго вынужден был торчать в засаде и ждать своего момента. Руди согласился: ведь не по открытому же пространству проболтался он целое утро, с растреклятой своей винтовкой!

Правда, до поры непонятно было, кого он все-таки ждал конкретно: юного графа Бэдфула, прелестную Эмму Хартли или, может, обоих сразу. Но при любом раскладе, – дьявол его порази! – не паршивенькую же кудлатую собачонку этой самой миссис Силены Стилл?!

Вскоре они подошли к бетонному забору высотой не менее трех с половиной метров. Вправо и влево он тянулся метров на пятьдесят. Как ни высматривай, не то чтобы какой-нибудь сносной дороги, пусть гужевой, – не было нигде видно даже самой обычной тропки. Всюду грязь, мох, перепревшие листья либо топкий ковер многолетней хвои. Ливень все смешал, все смазал, каждый квадратный метр – до глухой безликости равнодушной к человеку, безжизненной, чахлой местности.

Еще в девять утра именно за этим беспросветным забором мог находиться снайпер!

– Тут разделимся, – сказал Руди. – Где-то ведь должны быть ворота! С виду эта богадельня неприступна, как Джина Роулз!

Барри Пейн только хмыкнул. Джина Роулз, истинная пуританка по внешним данным, была нынешней хозяйкой полуподпольного борделя при «Блэк-Найт-гарден», на существование которого комиссар Сэм Доулинг почему-то смотрел сквозь пальцы.

Разошлись. Барри двинулся направо, не спеша и внимательно глядя под ноги. Руди еще раз прикинул на взгляд высоту преграды, вздохнул, тронул правой рукой кобуру под мышкой и пошел в свою сторону.

Никаких следов по-прежнему видно не было. К самому забору местами было просто не подойти: дикая лиана, крапива, плющ образовывали как бы второй ряд изгороди.

Зайдя за угол, он сразу увидел такие же высокие, как стена, двустворчатые ворота. Руди прибавил шагу, еще более внимательно глядя под ноги, и, когда подошел вплотную, убедился, что ворота приоткрыты. Между могучими металлическими створками была щель. Небольшая, шириной всего в один дюйм, но она была. Сварные металлические ворота на широченных петлях сидели довольно низко, и на почве хорошо просматривались все линии, по которым можно было судить, насколько их сегодня приоткрывали: мох и грязь были сдвинуты по радиусу наружу почти на метр. Исковерканный двухфунтовый замок валялся тут же, возле ворот. Было видно, что он сбит очень мощным тупым ударом.

Сунув пальцы в проем, Руди попытался открыть ворота, но ему это не удалось. Правая створка от его усилий чуть-чуть покачивалась, и только.

Интересно, подумал Руди, как же это сумел сделать он? Если он, разумеется, был один. И когда именно убийца закрыл за собой ворота – сразу, как вошел через них, или когда покидал убежище? И в том и в другом случае это было бы противоестественным, нелогичным, особенно при той очевидной сумме усилий, какая на это требовалась. И к тому же, если он все же сразу закрыл ворота, когда вошел, может статься, что он и сию минуту все еще прячется где-нибудь там, внутри. Но тогда спрашивается – зачем?.. Если же он закрывал их при выходе, то – по трезвой, по самой кондовой логике – на кой черт вообще это было делать? И тем более под этим проклятым ливнем…

Сам себя заводя всеми этими рассуждениями, Руди предпринял еще одну отчаянную попытку отжать на себя хоть немного створку ворот, но тщетно. Все равно что лбом двигать памятник адмиралу Нельсону, решил он.

Наконец, обойдя все строение по периметру, подошел Барри Пейн. Низкорослый Барри был очень крепким, плечистым парнем, но и вдвоем они ничего не смогли поделать с треклятой створкой.

– Ну, так что ж, Барри, – окончательно расстроившись, сказал Руди, – вспомним молодость?

Барри Пейн саркастически усмехнулся:

– А если он действительно все еще там?

– Если он еще там, – сказал Руди, – то считай, что я с очень хорошего старта взлетел на небо.

Барри Пейн посмотрел на него с сомнением:

– В таком случае давай лучше верить, что дьявол, который послал его на такое дело, выдал ему нынче утром всего три патрона.

– О'кей, Барри!

Барри Пейн повернулся к стене спиной, чуть расставил ноги и скрестил пальцы опущенных книзу рук. Дальше все было делом секунд. Правым ботинком Руди встал на эту крепкую живую ступеньку в рай. Барри Пейн чуть крякнул, приседая, и затем легко закинул рослого инспектора на край стены. Руди развернулся, творя молитву. Барри кинул ему веревку, и почти одновременно они спрыгнули в этот подозрительно тихий двор.

Осмотрелись. Самое высокое строение было справа. Когда шли сюда, Руди обратил внимание, что три чердачные окошка смотрят через стену прямо на замок Бэдфулов. Необитаемый двор был грязен – и не только из-за недавнего ливня: всюду виднелись следы конского навоза, давно размытого и кое-где обильно засыпанного смесью извести и опилок. Это создавало такой букет, что Барри невольно выругался.

Несомненно было одно: еще год-полтора назад в этой цитадели были хорошо оборудованные конюшни. Двери многих помещений стояли настежь. Эта странная бесхозность, дикая грязь, местами уже поросшая густым кустарником, наводили на мысль, что по ночам здесь и впрямь бывает если и не сам Князь тьмы, то лихие его посланцы.

В самом высоком строении справа, по всей видимости, когда-то располагался офис. Глазурованный кирпич под лучами солнца придавал ему довольно уютный вид, выделяя его на фоне серой стены. Руди жестом показал Барри Пейну, чтобы он обошел дом справа: нет ли где-нибудь второго входа. Прошлый опыт подсказывал обоим, что такая предосторожность никогда не бывает излишней. Стекла в окнах были грязны, безжизненны. Но где гарантия, что за ними нет никаких сюрпризов?

Первый сюрприз поджидал инспектора на центральном входе. Едва миновав три ступеньки и войдя под навес над входом, он увидел на площадке следы. Отпечатки рифленых подошв на довольно пыльных квадратах зеленоватой метлахской плитки очень ясно показывали, что кто-то шел сюда уверенно, как будто к себе домой. Следы были оставлены до ливня, но главное заключалось совсем не в этом. Сюрприз был в том, что они вели в одну сторону – к слегка приоткрытой двери!

Руди расстегнул кобуру и немного замедлил шаг. Но потом решил, что Пейна ждать не имеет смысла. Тщательно обходя чужие следы, он двинулся к двери. Прислушался. Вынул пистолет и переложил его в левую руку. Затем правой дернул дверь на себя так резко, что по краю площадки даже немного взвихрилась пыль. Петли вскрикнули при этом по-кошачьи, но очень коротко. Воцарившаяся тишина, при своей бесстрастности, показалась теперь инспектору обволакивающе мягкой, почти что ватной.

Перед Руди открылся довольно просторный, абсолютно пустой, пыльный холл. Кроме люстры, в нем вообще не было ничего. Если не считать двух дверей и цепочки следов, ведущей к одной из них.

Руди быстро и бесшумно двинулся по следам. Дверь была открыта, за ней виднелась металлическая сварная лестница. Она вывела инспектора вначале на площадку небольшой боковой пристройки, а затем и на чердак, который очень грустно смотрел на Руди синеватым тусклым проемом напрочь снесенной двери. Дверь была выбита внутрь чердака и лежала тут же, у входа, как мост в неведомое.

Прижимаясь к косяку, Руди сделал попытку осмотреть чердак. Но пока глаза привыкали к сумраку, он увидел только те самые три окошка, обращенные в сторону замка Бэдфулов. Все их створки были закрыты, но под крайним слева стоял небольшой деревянный ящик. Груда таких же ящиков громоздилась у стены напротив.

И тут Руди вновь разглядел следы. Пыли на полу чердака было так же много, как бывает, должно быть, лишь на Луне. Ровные цепочки следов проходили от выбитой двери в сторону окна, затем от окна к груде ящиков и обратно.

Интуиция подсказывала инспектору, что на чердаке никого нет, пистолет в руке придавал уверенности. «В крайнем случае пистолет в руке – это мой аргумент», – решил Руди, выйдя из-за косяка и продолжая осматриваться уже с порога. В центре между стропилами находилось мощное кирпичное сооружение – та часть отопительной трубы, что пронизывала весь чердак, уходя сквозь крышу. Чтобы не затаптывать следы, Руди двинулся к трубе. И сейчас же услышал приглушенно далекий, но такой характерный звук передернутого затвора… Акустика пустого дома не позволила ему понять, откуда именно пришел этот звук. Однако он явно донесся не с той стороны, откуда пришел сам Руди.

Инспектор медленно подошел к трубе и прижался к ней спиной, со стороны, противоположной тусклому свету окон. Теперь, если кто-то войдет на чердак, он не сразу его увидит. «В крайнем случае, если мир лопнул и все полетело к черту, делай шаг вперед!» – вспомнил он любимую поговорку Доулинга.

Руди еще раз внимательно огляделся – на этот раз уже как бы из полусвета, из полутьмы. Тут его и ждал второй сюрприз, к которому Руди, в принципе, был готов: за трубой он увидел еще одну цепь следов, уходящую от окна к дальнему углу чердака, где за ящиками виднелась вторая дверь. В эту же секунду дверь гулко распахнулась – под таким ударом, будто в нее выпалили из пушки, и до Руди донесся огорченный голос трасолога Барри Пейна:

– Слушай, Руди! Если только он не пятился кормой, то его следы ведут отсюда прямо к черному ходу! Ты, надеюсь, один там, что скажешь?

– Если не считать тебя, то один, – почти так же огорченно сказал инспектор. – Заходи и врубай фонарь – тут есть для тебя работа.

– Да-а, – сказал Барри Пейн, бегло осмотрев чердак при свете мощного фонаря, – похоже, что этот малый не просто снайпер, но и редкий оригинал, как думаешь?

– Я тебя понял, Барри, – ответил Руди. – Приходя к вам в дом, он с грохотом врывается в любые двери, а когда уходит, деликатно закрывает их за собой. В точности как студент, что сбегает под утро от Джины Роулз не расплатившись.

– Он работает, как таран, – поддержал его Барри. – Но ты можешь объяснить, на кой черт ему понадобилось закрывать за собой еще и ворота?! Может быть, чтоб не дуло в спину?

Вскоре они уже детально обследовали чердак. Три окна оказались аккуратно закрыты на шпингалеты, в том числе и то, возле которого стоял ящик. Пока Пейн занимался поиском гильз, Руди сел на ящик и распахнул окно. Отсюда юго-западная часть парка Бэдфулов действительно хорошо просматривалась. С расстояния около четверти мили Руди прекрасно видел людей, машины, суетящихся фотографов. Разумеется, увидел машину Доулинга. Мощные стволы деревьев кое-где перекрывали обзор, но зато сам сектор обстрела биссектрисой выходил на самый угол парка. При наличии оптического прицела с этой выгодной позиции можно было попасть и в муху.

Осторожно ступая, чтобы не мешать напарнику, Руди вышел из здания через черный ход. Узкое крылечко выходило на миниатюрный стадион, где когда-то по кругу ходили лошади. На крыльце все следы заканчивались, дальше всюду были следы ливня, сплошная грязь.

«Да, наш снайпер не прост, – повторил про себя инспектор в который раз. – Почему он, например, не вернулся по той же лестнице, по которой пришел сюда? Как сумел он открыть и закрыть ворота? Сколько времени просидел он на этом ребристом ящике? И потом ведь – собака… При чем собака? Разве это не чертовщина?.. Нет, – подвел он черту, – как только возьмем, первым делом я спрошу у него про собаку, про эту Марфи…»

– Три сестренки, – услышал он за спиной голос Пейна. – Вот они, все три – из одной семейки…

Обернувшись, Руди увидел в руках напарника крохотный полиэтиленовый мешочек, в котором лежали гильзы.

Далее в этот день события развивались еще стремительнее. Внимательно выслушав сообщение Руди и вдоволь начертыхавшись, Доулинг срочно вызвал кинологов и направил их к заброшенным конюшням. Но собаки не взяли след. Этот внезапный ливень действительно уничтожил все, и собакам просто нечего было предъявить, кроме пыльных следов под крышей. Целая бригада сыщиков облазила все строения – ничего не нашли. Чертов мавр пришел, сделал дело и удалился.

– Неужели у тебя ничего, кроме этих гильз и дрянного ящика? – продолжал терзать комиссар Доулинг инспектора Руди, когда тот вторично возвратился от конюшен уже вместе с трасологом Барри Пейном. – Может, все же хоть окурочек какой? Ведь сколько он там сидел!

– Ничего нет, шеф, – хмуро отвечал Рудольф.

– И нигде никаких отпечатков пальцев? Я же ведь никого не упрекаю, что он не оставил своей визитки.

– Никаких отпечатков, шеф. Ни на ручках дверей, ни на окнах, ни на воротах. Очевидно, он был в перчатках.

– Да? Это очень интересно!.. А я уж было решил, что он лбом вышибал все двери. Кроме этих перчаток, он, конечно, таскал при себе и зонтик, черт побери! Именно поэтому ему и удалось от вас смыться во время ливня!

Руди слушал шефа спокойно, как хороший актер терпеливо выслушивает замечания хорошего режиссера. И насмешливость Доулинга, и ворчливость, и даже нередкий гнев – все это вместе всегда входило для Руди и остальных из группы в такое каждодневное и обыденное понятие, как служба.

– Хорошо, – сказал наконец сэр Доулинг, протирая платком вспотевшую макушку с остатками рыжей гривы. – Ливень – это все же не война, на него все не спишешь. Начинаем все по второму кругу. Подожди меня две минуты, пока я свяжусь с Рикарденом. Я надеюсь, вы с Инклавом догадались сказать ему, чтобы в первую очередь он сделал запрос на убитую Эмму Хартли?

– Обязательно, шеф! И не только на Эмму Хартли, но и на мадам Мариэлу Джексон. Это было еще до того, как я ушел скакать по навозной жиже.

– Ладно, только не заводись… Говоришь – Мариэла Джексон? Что за черт, мне кажется, я свихнусь! Это еще кто?

Руди только еще собирался усмехнуться, но сэр Доулинг тут же глянул на него Рыжим Чертом и хлопнул себя ладонью по лбу:

– Ах да… Хозяйка шляпной мастерской, что напяливала разные панамки на эту Хартли! Видишь, как сдают нервы у твоего шефа, Руди!.. Тут жара, тут ливень, опять жара… А тут еще новоявленный Вильгельм Тель. Из чужой конюшни собачку бьет в глаз, как белку! Подожди, пока я свяжусь с Рикарденом…

Доулинг подошел к своей машине, сквозь опущенное окошко взял трубку радиосвязи и вызвал капитана Рикардена. Ему ответила секретарша:

– Приемная комиссара полиции Сэмьюэла Доулинга.

– Хелло, Милена! Это я, Доу.

– Хелло, шеф!

– Где у нас Рик? Я же сказал ему неотлучно сидеть на связи!

– Он на месте, шеф, и вас слышит. Но у него сейчас как раз идут рапорта патрульных. Что-нибудь срочное?

– Меня интересует, сделал ли он запрос на убитую Эмму Хартли?

– Полтора часа назад, шеф. Мы отправили факс в Лондон и ждем ответа.

– Ну, так где же ответ? – поглядев на часы, буркнул Доулинг. – Или вы заодно запросили на весь месяц прогноз погоды? Что-нибудь по части ливней, которые так и хлещут, когда не надо, в девять часов утра, не так ли?

– Вы иронизируете, шеф, – обиженно произнесла Милена, и Доулинг ясно себе представил, как надулись ее пухлые губки. – К сожалению, ответ не от нас зависит. Но, пока факса нет, а Рик занят – ну, просто бешено, – я сама кое-что для вас сделала…

– Не тяни душу, детка, выкладывай. У меня нет времени.

– Я нашла в телефонной книге лондонский адрес и телефон шляпной мастерской мадам Джексон.

– Ну и…

– Позвонила туда и спросила, не могу ли я поболтать с моей давней подругой мисс Эммой…

– Молодец, дитя мое! Я тебя хвалю и почти целую! Что сказали?

– Мне сказали, что миссисХартли, – Милена особенно подчеркнула – «миссис», – будет на работе не раньше понедельника, так как она внезапно попросила отпуск для встречи с мужем.

– Да, теперь эта встреча произойдет не так скоро, как ей хотелось, – с грустью в голосе сказал Доулинг и потом добавил: – Это все? Или ты догадалась спросить, где конкретно в наших краях проживает ее столь нежно любимый муж? В замке Элтона Бэдфула или, может, в уважаемом заведении Джины Роулз?

От ответа Милены во рту у комиссара полиции появился такой странный привкус, будто на завтрак он съел котлету, приготовленную из ляжек бедной собачки Марфи. И только сию секунду узнал об этом. Ибо Милена так же ровно ему сказала:

– Не совсем так, шеф. Мадам Джексон любезно мне сообщила, что муж миссис Хартли живет в Париже, но, где точно, она не знает…

Повисла пауза.

«Это финиш, – подумал Доулинг. – Стало быть, теперь еще и Париж… Боже, как нас всех раскидает скоро по белу свету!..»

После этой – не слишком короткой паузы – он сказал:

– Хорошо. Передай Рикардену, чтобы он все материалы приготовил для меня не позже чем к девяти. До встречи. Впрочем, я еще позвоню.

Повернувшись к Руди, он с минуту смотрел на него, как будто не узнавая, затем вдруг спросил:

– На вокзале у тебя кто-нибудь есть?

– Разумеется, шеф, – незамедлительно ответил инспектор. – Лучший мой агент – одноногий, по кличке Вилли.

– Хорошо, что не одноглазый, – кинув быстрый взгляд на Рудольфа, промолвил Доулинг. – Привлеки его. Покажи ему фотографии всех достойнейших стрелков, проходивших у нас за последние пять-шесть лет. А еще лучше – за десять. Ты, надеюсь, понимаешь, что такое для нас граф Бэдфул? Может, кто мелькал на вокзале, среди приезжих, – на этой, на той неделе. Поезжай в управление. Все материалы по делу по-прежнему будут поступать к Рикардену. Все… Особенно контролируйте сообщения патрульных машин. Инклав едет в лабораторию – с этой пулькой собачки Марфи. Передай заодно с ним и гильзы. В десять вечера надеюсь видеть вас обоих в своем кабинете.

– Слушаюсь, шеф!

– Кстати, вот еще что… Наведи-ка мне справки об этой Силене Стилл. Все же наша единственная свидетельница. – Доулинг потрогал Руди за пуговицу и с прищуром глянул прямо ему в глаза: – И о сыне ее, что служит на флоте, как ей кажется, где-то в районе Хелмсдейла. Понимаешь – собачка… Не нравится мне все это. Почему они тут болтались? Эти странные совпадения погубили уже половину мира. Не много ли этих совпадений?

– Будет сделано, шеф!

Руди тут же уехал. За ним, почти сразу, уехал Инклав. Комиссар подтвердил ему свою просьбу по пути подбросить до дому Силену Стилл.

– Поболтай с ней, пока едешь. Попроще, – сказал ему Доулинг. – Вдруг она еще что-нибудь вспомнит. Если хочешь, возьми мою фляжку. Думаю, там найдется для нее пара добрых глоточков джина.

– Понимаю, что это мелочь, шеф… Но ваша фляжка, к сожалению, осталась в машине Руди.

– Да?.. Ну, вот видишь – опять мы несем потери… Что за день, что за день!

Если бы комиссар полиции Сэмьюэл Доулинг мог хоть на кончик мизинца знать, какие еще потери принесет его следственной группе так трагично начавшаяся среда, он навряд ли произнес бы последнюю эту фразу.

Но, однако, он ее произнес.

Глава четвертая
Круг замкнулся

Когда в эту же среду вечером, около двадцати часов, комиссару окружной полиции Сэмьюэлу Доулингу наконец-то удалось добраться до своей конторы, им владело даже не бешенство, а какое-то агрессивно-брезгливое ощущение, что привычный мир сдвинулся и вновь обратился в хаос. Хаос был ощутим физически: мир не просто сдвинулся, а распался на части и затем стал вязким, глухим и смрадным, как трясинные болота на севере Бэдфул-каунти.

Еще утром Доулингу казалось, что за время своей многолетней службы он практически видел все, но тут ему впервые в жизни захотелось удариться лбом о стену собственного кабинета и замычать. А потом отправиться в задние комнаты заведения «Блэк-Найт-гарден» и напиться до бесчувствия, а еще лучше – до веселых зеленых чертиков. Чтобы утреннее похмелье напрочь стерло в памяти все – от собачки Марфи с ее хозяйкой и юного графа Бэдфула до уютного коттеджа на Рейн-стрит, 16, откуда комиссар сэр Доулинг и прибыл чернее тучи не далее как десять минут назад.

Увидав, в каком настроении приехал шеф, Милена принесла ему пару сэндвичей, чашку черного кофе и решила, что скорее умрет, чем пропустит кого-нибудь в кабинет в ближайшие полчаса.

Когда дверь за секретаршей захлопнулась, Доулинг взялся было за папку, приготовленную Рикарденом, но потом вдруг встал, пересек кабинет, открыл бар и еще раз послал всех к черту.

Выпив виски, он плюхнулся на диван, взял с журнального столика сигарету и вновь задумался.

Перелистывать папку Рикардена казалось ему бессмысленным. Как потом вспоминалось и ему, и другим участникам «Дела Бэдфула», этот день не просто катился в бездну – он как будто бы шел по кругу, шаг за шагом подгоняя события к той черте, за которой стирались все грани причин и следствий. Пока ясно было одно: завтра утром ему самому придется начинать сочинятьрапорт о «Деле Бэдфула». В противном случае в министерстве внутренних дел его попросту не поймут…

Тяжело вздохнув, Доулинг взял с журнального столика уже остывшую чашку кофе, и перед его мысленным взором еще и еще раз стали раскручиваться главные события второй половины дня.

Когда Инклав и Руди уехали, Доулинг принял доклады от начальников групп расследования, коротко определил для каждого круг задач и вскоре остался наедине со своим шофером сержантом Фрэнсисом Кроуфордом. Старый управляющий Джордан Томпсон закрыл наконец калитку в юго-западной части парка, где произошло убийство, и вернулся к главному входу, куда вскоре подъехал Доулинг.

Джордана Томпсона Доулинг знал давно. И совсем не потому, что ему доводилось часто бывать во владениях графа Бэдфула. Просто судьбе было угодно распорядиться так, что Джордан Томпсон, управляющий графа Бэдфула, и Джордж Томпсон, управляющий профессора права Лоуренса Монда, лучшего друга Доулинга, были родными братьями. Один из них был моложе другого почти на четыре года, но, как совершенно справедливо считал сэр Доулинг, при весьма и весьма почтенном возрасте братьев разница эта давно уже стерлась.

В те секунды, пока Доулинг поднимался по широким ступеням центрального входа замка, Джордан Томпсон в ожидании стоял у массивных дверей, всем своим видом олицетворяя скорбь.

– Держитесь, друг мой, – сказал Доулинг, бросив короткий взгляд на дрожащие руки Томпсона. – Мы не можем сейчас раскисать!

– Понимаю, сэр, – сокрушенно ответил Джордан. – Но кому помешал наш Роберт? И за что они его убили, за что?

Джордан отвернулся, тщетно пытаясь скрыть снова набежавшую страдальческую слезу.

– Хватит, Джордан, – сурово отрезал Доулинг, тронув управляющего под локоть и слегка направляя его к Дверям. – Проводите меня наверх.

– Хорошо, сэр. Я к вашим услугам, сэр…

Повидать в этот час старого графа Бэдфула комиссару полиции так и не удалось. У дверей его спальни неотлучно дежурил Вильтон, молодой секретарь, взятый в дом по какой-то очень высокой рекомендации несколько лет назад. Доулинг относился к нему брезгливо – из-за мелких бесцветных глаз и загадочно-бесстрастной улыбки шулера, каждую секунду готового схлопотать по морде. В строгом интерьере старинного замка Бэдфулов Вильтон и впрямь смотрелся как дешевая современная настольная лампа, принесенная кем-то из средней руки борделя. Прежде чем постучаться в спальню, он склонился в полупоклоне, выгнув узкую спину и слегка оттопырив задницу. Доулинг чуть не сплюнул.

Двери долго не открывались, комиссар хотел уже было взяться за ручку сам. Вильтон при этом в крайнем отчаянии взмахнул руками и сделал умоляющие глаза.

Наконец показался доктор, местная знаменитость. Это был уважаемый терапевт, профессор Макклинтон, у которого в качестве пациентов перебывала добрая четверть знатных жителей графства. Доктор и шеф полиции издавна были накоротке.

– Слушай, Мак, – сказал Доулинг, когда они с доктором отошли в дальний угол холла к единственному окошку, не закрытому плотной гардинной бязью. – Мне понадобится всего пять минут, понимаешь? Всего пять! – И для пущей убедительности он потряс перед носом доктора растопыренной пятерней.

– Ни минуты, Сэм. Ни одной минуты!

– Но ведь ты же кудесник, Мак! – вспыхнул Доулинг. – Неужели дело настолько плохо?

– Состояние графа таково, что он сейчас ничем не поможет следствию, – лаконично ответил доктор. – Я пока зафиксировал поражение лицевого нерва, Сэм. Но вполне возможен и паралич. Так что извини, но это не прихоть. Может быть, часа через два, не раньше.

С этими словами доктор Макклинтон снова исчез за тяжелой дверью. Вильтон тотчас же занял свой пост у входа. Доулинг быстро огляделся и подозвал к себе взглядом Джордана Томпсона. Тот подошел, своим видом выражая готовность помочь Доулингу всем, чем сможет.

– Если это нетрудно, Джордан, – сказал Доулинг, – проводите меня в кабинет убитого.

– К вашим услугам, сэр!

Вскоре они уже сидели рядом у зажженного камина в небольшом, но весьма уютном кабинете Роберта Бэдфула. Кабинет располагался в правом жилом крыле родового замка. Основная часть помещений левого крыла, насколько знал Доулинг, была годами законсервирована. Доверительная беседа старого управляющего и шефа полиции была неспешной. Доулинг пытался из самых различных сведений, из сопоставления событий различной давности соорудить подобие приблизительной смысловой конструкции, изучая которую можно было бы уловить хоть какой-то, пусть даже самый отдаленный намек на мотив убийства.

Дело, естественно, осложнялось тем, что убитый был единственным прямым наследником богатейшего рода Бэдфулов. Старый Бэдфул не просто возлагал большие надежды на сына Роберта – он готовился передать ему права по управлению всей недвижимостью и основную часть оборотных средств. Сам же граф собирался остаток жизни провести в безмятежном созерцании того, как его молодой наследник увеличивает день за днем капитал и престиж семьи, вкладывая в дело не только энергию молодости, но и веский багаж современных знаний, полученных им за пять лет учебы.

Комиссар полиции слушал управляющего, очень редко перебивая его мягко льющуюся речь наводящими вопросами. Было видно, что старик и без того рад выговориться, хотя само слово «рад» в этой ситуации, конечно же, было вовсе не уместно. В данном случае он получил внезапную возможность облегчить хоть немного душу. В каждом его слове сквозило не просто уважение, но и почти отеческая любовь к погибшему, которому он служил с его рождения, без малого двадцать четыре года. Разумеется, за вычетом тех пяти лет, в течение которых Роберт постигал науки за океаном.

После этих слов, как теперь вспоминал сэр Доулинг, именно после этой самой обычной житейской фразы в речи Джордана Томпсона впервые зазвучали какие-то новые нотки, сразу чем-то комиссара насторожившие. Дело в том, что Роберт Бэдфул, год назад окончив в Беркли Калифорнийский университет, ведущий среди ста пятидесяти шести университетов Соединенных Штатов, не сразу объявился дома. Все было готово к его приезду – от перестроенных апартаментов в правом крыле родового замка до новейшей марки автомобиля, но Роберт в положенное время не приехал. Попросту говоря, пропал, вызвав панику в Бэдфул-каунти.

На Тихоокеанское побережье Штатов полетели телеграммы – ответа не было.

Выждав дней десять-двенадцать, сэр Элтон Бэдфул дал знать в полицию. Комиссар полиции Сэмьюэл Доулинг этот факт хорошо запомнил, но сейчас, беседуя с управляющим, он вдруг начал понимать, что какой-нибудь конкретный факт прошлого в новых обстоятельствах может быть повернут и так и этак. В самом деле – ведь тогда, год назад, на запрос комиссариата из Беркли моментально пришел ответ: молодой граф Бэдфул, блистательно сдав выпускные экзамены, покинул Штаты и вылетел в Европу, очевидно на отдых.

Что ж, это было вполне естественно.

Кстати, почти тут же комиссару Доулингу позвонил Конрад Вильтон, препротивный тип по своим манерам, но, несмотря на это, состоящий при графе Бэдфуле в должности личного секретаря. Вильтон Доулинга вполне обрадовал: можно больше не беспокоиться, «наш мальчик» дал о себе знать. Сэр Бэдфул приносит сэру Доулингу «самые сердечные извинения». На что сэр Доулинг, что само по себе естественно, тут же принес сэру Бэдфулу «самые сердечные поздравления».

И, разумеется, сразу же вычеркнул из памяти этот случай. Даже как-то не поинтересовавшись в постоянной своей замотанности и вечной служебной гонке, откуда именнодал знать о себе «наш мальчик».

Теперь же, слушая управляющего, Доулинг не просто удивился, но и задумался, узнав пусть даже и отрывочные детали прошлогоднего исчезновения молодого Бэдфула.

Дело в том, что удивление комиссара Доулинга, как в свое время и еще большее удивление графа Бэдфула, было вызвано тем, что долгожданная весточка пришла от Роберта… из какого-то селения с труднопроизносимым названием, расположенного на берегу высокогорного озера Данграюм. Очень кратко, но в то же время и убедительно Роберт сообщал, что он вынужден будет оставаться там не менее полугода – для завершения образования. В послании содержалась единственная просьба – не беспокоиться о нем.

Наведя справки, сэр Бэдфул выяснил, что озеро Данграюм находится в районе одной из самых высоких плоскостей знаменитого Тибетского нагорья, а именно на высоте четырех тысяч семисот девяноста метров.

– Что за черт! – не выдержал в этом месте рассказа Доулинг. – Будущий финансист, не сказав ни слова собственному отцу, попадает прямиком в Тибетское нагорье, продолжать образование! Чушь собачья… Он что, свихнулся?