Текст книги "Снайпер должен стрелять"

Автор книги: Валерий Прохватилов

Соавторы: Алексей Беклов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 43 страниц)

– Нет, господин Билдинг. Поскольку преступления Дика Чиверса совершены по преимуществу на территории США, все материалы были переданы ФБР, с которым нас связывают дружеские отношения.

– И что вы намерены делать с Чиверсом?

– Завтра мы намеревались отпустить его на свободу.

– Как отпустить?

– Это предусматривалось условиями сотрудничества с ним. Он выложил все, что только можно выложить. Благодаря ему мы можем привлечь к процессам, которые пройдут здесь и в Бостоне, уверяю вас, десятки людей. А потом, – Доулинг пристально посмотрел на них, – поверьте моему опыту – Дик Чиверс не жилец.

И разведчики поняли, что он имеет в виду.

– А оборудование? – уныло спросил Кроски.

– Вы получите его и все, что вас интересует, после окончания процесса.

Редж Уоллес, по прозвищу Старый Спрут, сидел в специально для него изготовленном кресле там, где он проводил теперь большую часть своего времени, – в знаменитой «Круглой библиотеке». Справа от него, навалившись на инкрустированный ценными породами дерева овальный стол, расположился Уилльям Чиверс, заметно сдавший за последний год, хотя вряд ли это было связано с гибелью Валерии Бренна. Адвокат Уоллеса, разложив перед собой бумаги, расположился по другую сторону стола, оказавшись, таким образом, слева от Реджа и ближе к двери, ведущей в библиотеку. Он только что кончил говорить. Редж Уоллес думал.

– Уилльям, – наконец сказал он, – создается впечатление, что кто-то очень умело руководит прессой. Кто?

– Сейчас все в руках Маккью.

– Маккью? Сомневаюсь. У меня не создалось впечатления, что он столь уж умен.

– Меня интересует другое – почему Чарлз ведет себя так, словно нас все это не касается? – Уилльям неодобрительно посмотрел на адвоката, будто обвиняя его в том, что Чарлз вышел из-под контроля.

– Мы пока ничего не можем ему предъявить, – заметил адвокат, – имя Дика еще ни разу не упоминалось.

– Мы что же, будем этого дожидаться? Кто такой Хьюз? Почему именно он узнает все раньше всех? – Вопрос Реджа ни кому конкретно не адресовался, но адвокат понял, что это вопрос к нему.

– Я поинтересовался у редактора «Бостон ньюс», – сказал он, – мальчишка, я даже подумал, не подставное ли это лицо. Но Брод Гейтс, который трещит сейчас больше всех…

– Это еще кто? – перебил его Уилльям.

– Полицейский репортер, ловко поймавший рыбку в мутной воде. Он утверждает, что Хьюз британский журналист.

– А почему он сует нос в наши дела? – Уоллес выпрямился, и его черепашья шея вдруг вытянулась, выползла из халата, как из панциря. – Вы видите только то, что клюете из своих кормушек! – закричал он вдруг, и голос его неожиданно окреп. – Где Дик?

– Дик в Лиссабоне, сэр. – Адвокат старался говорить спокойно.

– В Лиссабоне? Он должен быть здесь. Кто из вас и когда ему звонил? Уилльям, чем занят твой сын?

– Не кричи, Редж. – Уилльям встал, лицо его покраснело.

– Ты не отвечаешь на мой вопрос.

– Я его должен задать тебе, – резко сказал Чиверс-старший, – ты у нас всегда и все знаешь.

Редж Уоллес, казалось, задохнулся.

– Мне? – выкрикнул он. – Почему твои дела должны интересовать только меня? Тебя так волновала смерть Валерии, что ты даже не пожелал узнать, что с ней на самом деле произошло. А я тебя предупреждал – не связывайся с ней. Почему я выставил Дика из Бостона и отправил к черту на рога – тебя тоже не интересовало. Тебя интересуют мировые проблемы, вытирать сопли твоему сыну должен я. Скажи ему, скажи ему. – Задыхаясь, Уоллес тыкал пальцем в адвоката.

– Что вы должны сказать мне? – спросил его Уилльям.

– Сэр, на Дике висит восемь убийств. Это то, что мы знаем.

– Восемь? – Уилльям расхохотался. – Почему восемь, а не шестнадцать? Отправляйтесь к Митаси, вы тут оба спятили.

– Услугами Митаси нам больше не придется пользоваться, сэр.

До Уилльяма вдруг дошло, что адвокат никогда не позволил бы такой дикой выходки, если бы в руках у него не было фактов.

– Что все это значит, Редж? – спросил он, не обращая внимания на то, что Уоллесу не хватает воздуха.

– Дай-ка мне воды, – попросил Редж, и когда Уилльям подал ему стакан, положил в рот таблетку, запил ее водой и какое-то время сидел прикрыв глаза.

– Мы слишком давно знаем друг друга, Уилльям. Когда я предпринимаю что-то, я всегда думаю о тебе, зная, что и ты поступаешь так же. Я всегда мечтал соединить наши капиталы. Ты унаследуешь все, что я оставлю. Но кто-то должен наследовать и тебе. – Он надолго замолк. – Если я не считал нужным что-то говорить, – продолжил он, дав себе отдохнуть, – я делал это из лучших побуждений, не хотел мешать тебе работать. Не будем принимать поспешных решений. Попробуй, – обратился он к адвокату, – разыскать Дика. Узнай все, что можно. И договорись о встрече с Маккью.

Встречу с Чарлзом Маккью пришлось отложить. Фэбээровец оказался занят. Одно это было уже дурным признаком. Как всегда любезный, заместитель директора ФБР без труда нашел благовидный предлог отказать Реджу Уоллесу, пожелавшему встретиться с ним. Старый Спрут прекрасно понимал, что это может означать. Угроза повисла над самим домом Чиверсов, с которым он давно себя отождествлял. Где-то что-то оказалось упущенным. На вопрос «что?» мог ответить только Чарлз.

И вот они опять сидели вдвоем в той же «Круглой библиотеке», где год назад расточали друг другу комплименты. Старый Спрут выцветшими, но все еще сохранившими зоркость глазами вглядывался в Маккью, понимая, что роли их несколько изменились.

– Чарлз, – Уоллес взмахнул рукой, словно пытаясь придать большую выразительность своим словам, – год назад мы неплохо понимали друг друга, верно?

– Да, сэр, – подтвердил Чарлз.

– Я рассчитываю, что и сегодня мы поймем друг друга.

– Мне хотелось бы верить в это, сэр.

Много вопросов хотелось задать Реджу Уоллесу сидящему перед ним Чарлзу Маккью. Были времена, когда один не понравившийся ему ответ мог решительным образом повлиять на судьбу Чарлза. Это касалось всех, кто подобострастно вертелся вокруг Реджа, считавшего себя вправе управлять судьбами. И вот этот человек, фэбээровец, занимающий достаточно высокое положение и тем не менее ничтожное по сравнению с тем, что занимал он, Редж Уоллес, своим решением может… И он медлил с вопросом, усмиряя гордыню и в то же время понимая, что не кто-нибудь, а он должен уяснить себе, что происходит, не имея права ошибиться. И он нашел, может быть, самый правильный вопрос, который надо задать Маккью.

– Скажите, Чарлз, почему Дик Чиверс не отдан еще на съедение журналистам?

– Это очень не простой вопрос, сэр. Но когда-то я вам обещал, что расследование не пойдет дальше определенного предела.

Редж не смог скрыть своего удивления, и ему понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить ответ Маккью.

– Но ведь по каким-то причинам вы не смогли сдержать своего обещания?

– Не совсем так, сэр. Моей заслуги в том, что вина Дика была установлена, нет.

– Выходит, он не внял моим советам?

– Более того, сэр, даже находясь в госпитале, прошу прощения за сравнение, он продолжал набирать очки.

– Все тот же полячишка, как называл его Дик?

– Он русский, сэр. Дик организовал на него два покушения, но они не только закончились провалом, а именно благодаря им все и всплыло.

– Но разве вы не получили задания… – Он не договорил, но Чарлз прекрасно его понял.

– Дело не в том, что я получил задание, сэр, дело в том, что я честно попытался его выполнить. Большей глупости я в своей жизни не делал и, надеюсь, не сделаю.

– Боже мой, Чарлз, мне странно это слышать. Вы ли это говорите? Я всегда считал, что для вас нет невозможного.

Следующую свою фразу Маккью произнес с нескрываемым воодушевлением:

– Я не раз видел его в деле, сэр. И считаю большой своей удачей, что в конце концов оказался его союзником, а не противником. К сожалению, я не сразу понял, с кем имею дело.

– Это что же? Русский Рембо? – В старческих глазах появилось неподдельное любопытство.

– Это не кино, сэр. Вы, вероятно, читали уже о банде Тротта? Ее брал он.

– В газетах об этом ничего не было.

– О Дике Чиверсе тоже.

«Он умней, чем я думал», – решил Редж Уоллес.

«Кажется, до этой мумии начинает кое-что доходить», – подумал Маккью.

– Где же сейчас Дик?

– Вероятно, на свободе, сэр. Он заработал ее искренним сотрудничеством с полицией.

– И то, что сейчас происходит…

– На девяносто процентов своим успехом мы обязаны ему.

Чарлзу показалось, что сейчас Уоллеса хватит удар. Он хотел уже вскочить, но Редж удержал его на месте движением руки.

– У вас есть… – начал он.

– Да, сэр. Я хочу, чтобы вы ознакомились с той частью следственных материалов, которая будет изъята из дела.

И Редж Уоллес ознакомился.

– И вы считаете, Чарлз, что все это можно скрыть? – Руки Старого Спрута тряслись.

– У нас есть такая возможность, сэр.

– Но ради чего? – удивление его казалось искренним.

– Ради Бостона, сэр, – обезоруживающе заявил Маккью. – Дать разумное объяснение тому, что произошло, невозможно. Нас бы все равно не поняли. Это что-то вроде хронической болезни, сэр.

– Смертельной болезни, – пробормотал Редж Уоллес.

Андрея перевезли в палату только на третий день. Теперь буканьеры топтались в холле четвертого этажа, ожидая, когда кому-нибудь из них разрешат навестить Городецкого.

– Кто из вас Вацлав? – спросила миловидная миниатюрная медсестра, выпорхнувшая из палаты. При виде этих троих огромных мужчин, на которых никак не желали сходиться халаты, она невольно заулыбалась.

– Вацлав – я, – шагнул вперед один из них. Она, будто желая убедиться в этом, внимательно оглядела его и ткнула в грудь пальцем. – Там врач, – сказала она, – если вы позволите себе лишнее, он вас сейчас же выпроводит. Больному еще трудно дышать, тем более говорить. Как только врач скажет – «всё», немедленно уходить. Понятно?

Хотя приглашали в палату только Крыла, они дружно кивнули. Вацлав, которого все эти дни терзало слово «реанимация», ожидал увидеть Бог знает что. Андрей, бледный, осунувшийся, но чисто выбритый, улыбался и, к радостному удивлению Вацлава, вполне походил на того Городецкого, которого он привык видеть. Крыл осторожно присел на стул, всматриваясь в хитрые, поблескивающие веселыми искрами глаза.

– Смотри-ка, а ты вполне живой, Андрей Павлович! – заключил он.

Андрей кивнул, подтверждая этот очевидный вывод.

– Рассказывай, – чуть слышно сказал он, и Крыл сразу понял, что он хочет услышать и почему первым пригласил его.

– Слушай и не перебивай, – оживился он, побаивавшийся первых тягостных минут встречи. – Прошло, как ты понимаешь, три дня. Мы все выверили, все перепроверили. Пукалка твоя с экранчиком – сработала. Если бы, как мы и рассчитывали, оказалось три ствола – все вообще было бы нормально. Но, видно, напуганы они тобой были сильно. Мельника ты вырубил классно – влепил ему точно над коленом. Я успел отключить двоих. Это тебе не прямая стрельба! Поймать цель в экранчик, черт бы его побрал, не так-то оказывается просто. Стреляли в тебя двое. Но пальба, которую ты поднял, так их нервировала, что прицельную стрельбу они вести не могли. Более того, стреляли, кинувшись уже к выходам. Та пулька, что досталась тебе, совершенно дурная. В принципе не должно бы ее быть. Но вот видишь!

– Крюка, – продолжал Вацлав, – я поймал почти на выходе. Пытался было трепыхнуться. Нежничать мне с ним некогда было, так что – сам понимаешь. Когда я его в зал приволок, Руди с Инклавом порядок там уже навели, тут и полиция подоспела. Семерых замели, да снаружи еще торчали двое. Улов, одним словом, подходящий. Ну а потом тебя подхватили – и сюда. Видел бы ты нашего фэбээровца! Если бы Марк его не останавливал, он бы жилочки кое-кому повыдергал. Слушай, Андрей, он в тебе не то инопланетянина, не то черта видит. Вот тебе крест!

– Что ребята? – прошептал Андрей.

– Сегодня отбывают. Пришли попрощаться. За дверью торчат.

– А Хантер? – Вацлаву показалось, что Андрею трудно стало дышать. Врач, стоявший за спиной Крыла, подошел, пощупал пульс.

– Заканчивайте, – сказал он.

– Ты молчи, – заспешил Крыл, – я знаю, что надо сказать. Хантеру и Моне мы наврали, что ты гоняешься за остатками банды по окрестностям, что Маккью шагу без тебя сделать не может. Ну а то, что ты один за ними гоняешься, кто же в это не поверит? Теперь придется отдуваться. Наши орлы Моны боятся, меня делегируют. Завтра-послезавтра жди или ее, или Хантера.

Врач положил руку на плечо Вацлава, тот встал, помахал Андрею рукой:

– Я тут буду, пока ты прыгать не начнешь. И без всякого, заметь, подкидного мостика!

Андрей молча улыбнулся и закрыл глаза.

Вацлав отправился в контору Хантера без звонка, посчитав, что так будет лучше. Мона, как всегда, сидела за компьютером, Хантер прохаживался по приемной, что-то ей диктуя. На Вацлава оба глянули с удивлением.

– Добрый день, Мона. Приветствую вас, Дью.

Поздоровавшись, они смотрели на него выжидательно, не понимая, с чем может быть связан его визит, да еще без звонка. Вацлав, казалось, ожидал другого приема, поэтому чувствовал себя не очень уютно.

– Я со всякими новостями, – попробовал он улыбнуться. – Можно пройти?

– Входите, Вацлав. – Хантер пригласил его в свой кабинет. Стол, стул, на котором обычно восседал хозяин офиса, справа от него дверь в следующую комнату, еще правее во всю стену стеллаж, утыканный ящичками и дверцами, слева окно с раздвинутыми гардинами. Оглядевшись, не дожидаясь дальнейших приглашений, Крыл сел в кресло спиной к окну. Мона встала в дверях, привалясь плечом к косяку.

– Новостей много, – продолжал улыбаться Вацлав, – не знаю, с чего начать.

– Вацлав, а где Андрей? – Мона задала тот самый вопрос, который Крылу хотелось бы услышать поближе к концу разговора.

– С Андреем все в порядке, – поспешил ответить он.

– Он вернулся в Бостон? – продолжала задавать вопросы Мона.

– Вернулся.

– Почему не звонит, не заходит?

Вацлав замялся.

– Подожди, Мона, – остановил ее Хантер, видя, что с языка ее готов сорваться следующий вопрос. – Хватит вилять, Вацлав. Что с Андреем?

– Он в госпитале. Маленькая царапина. Я к вам прямо оттуда. Он всем передает привет.

– В каком госпитале? – внешне спокойно спросила Мона.

Вацлав назвал.

– Дью! – Мона пристально глянула на него. – Ты же видишь… – Она не закончила фразы. – Подождите минуту.

Мона перелистала телефонную книгу. Нашла нужный номер. Вацлав понуро смотрел в пол.

– Будьте любезны, состояние здоровья Андрея Городецкого.

Ей, видимо, ответили сразу. Она молча слушала. Потом медленно положила трубку. Вид у нее был растерянный.

– Состояние средней тяжести, – механически стала говорить она, повторяя интонацию голоса, услышанного по телефону, – температура тридцать восемь и две, впуска сегодня не будет, – она помолчала и еще раз повторила: – Средней тяжести. Что все это значит, Вацлав?

По щекам ее вдруг потекли слезы. Хантер вскочил, взял ее за плечи, усадил в кресло.

– Мона, средняя тяжесть – это уже ничего страшного. Тридцать восемь и две не температура, а ерунда, грипп, кашель, – неумело утешал он ее и, зная Андрея, думал о том, что история скорее всего скверная.

Мона смахнула слезу, глаза ее пылали гневом.

– Если вы не выложите все как есть, я сейчас отправлюсь туда и переверну все вверх дном. Вам ясно?

– Ясно, – уныло проговорил Вацлав и рассказал историю слежки за Троттом и захвата банды. Чем дольше он говорил, тем больше превращался Андрей в этакого ковбоя с Дикого Запада, бесстрашного и ни в чем не знающего удержу, а дырочка тридцать восьмого калибра – пустяк, на который герой долго не обращал внимания, успев свалить еще четверых.

– Выходит, он пошел на захват банды один? А вы? Вы сидели в кустах и ждали, когда он подаст вам сигнал – приходите, господа, на готовенькое?

– Вы все правильно поняли, Мона, – совершенно серьезно сказал Вацлав.

– Дью, ведь он опять врет? – обратилась Мона к Хантеру, но он уже понял игру Крыла, петлявшего между правдой и вымыслом.

– Думаю, что нет, – сказал он. – Ведь это как раз в духе Городецкого. Ты же видела, как я возмущался, когда он намеревался лезть в петлю и категорически отказывался брать меня с собой.

– И должен к этому добавить, – поспешил поддержать его Крыл, – Маккью – не подумайте только, что это шутка – смотрит ему в рот и ни одного шага не делает без его разрешения.

– И сколько же он дней в госпитале? – неожиданно спросила Мона.

– Четвертый, – потеряв бдительность, выпалил Крыл и по реакции Хантера понял, что спорол глупость.

– Ты все понял, Дью? Они такие добросердечные, что не хотели нас волновать. Я ухожу. И буду сидеть в госпитале столько, сколько посчитаю нужным. Если тебе это не понравится, можешь меня уволить! – И она хлопнула дверью так, что на окнах качнулись шторы.

«До чего хороша!» – это так явно отразилось на физиономии Вацлава, что Хантер усмехнулся. Вацлав уловил это и смутился.

– Она действительно пошла в госпиталь? – спросил он.

– Она пошла не в госпиталь. Она пошла к Городецкому, – сказал Дью.

– Ее же не пустят.

– Ее? – В вопросе содержалось нечто большее, чем ответ. – С Андреем действительно плохо?

– Было плохо. Почти три дня в реанимации.

– Их действительно было семь человек?

– Семь человек, пять стволов.

– А у него не было с собой… – Хантер замялся, – он называет их игрушками?

– Ультразвуковой пистолет был у меня. Второй он брать с собой отказался. Он пошел туда с обычным полицейским револьвером. – Вацлав беспомощно развел руками: – Хантер, вы должны его хорошо знать.

– Да, я знаю. И Мона в подобных ситуациях всегда будет последней, с кем он станет считаться…

Весь вечер и всю ночь она просидела возле его кровати, иногда подремывая, но готовая в каждую минуту откликнуться на любой его жест, на любое желание. А он спал и спал, может быть ощущая, а может быть, нет, ее присутствие, мягкие прикосновения к поправляемым простыням, к левой руке, вытянутой вдоль тела. Она поняла, что опасность ему не грозит, что сон возвращает ему и волю, и силы. Она думала, что впервые случай дал ей возможность рассматривать его так спокойно и так внимательно.

Просыпался он медленно, как ему казалось – в какой-то большой каюте, на старом бриге, на котором буканьеры вновь проделали свой привычный путь – от Фолклендов до Каракаса, по всей Атлантике. За окошком еще стояла тьма, вроде бы чуть штормило, Освобождалось от боли тело, утомленные бездействием мышцы властно требовали движения. Тяга к жизни возвращала его в мир живых – непутевых, бесстрашных, беспутных, милых… Почему-то вдруг стало казаться, что среди молчаливо сплотившихся буканьеров он видит Мону, что она сидит совсем рядом и склоняется, склоняется к нему, что-то шепчет при этом, и он чувствует легкое прикосновение ее теплых и нежных губ.

Об авторах

Алексей Беклов родился в Николаевске-на-Амуре, кандидат экономических наук, литературный стаж – тридцать лет. Автор книг «Помимо слова» (1990), «Четвертое время» (1996). Обе вышли в Санкт-Петербурге. По характеру «дерзок, склонен к авантюрам, обладает рядом психологических свойств, природа которых неясна». В 1994 году вступил в Союз писателей, как утверждает, из принципа.

Валерий Прохватилов родился в Орле, выпускник-заочник Литературного института, благословлённый в середине 60-х как поэт – Ильей Сельвинским, как прозаик – Александром Солженицыным. Первую книгу прозы «Солнце за горизонтом» выпустил в Санкт-Петербурге в 1987 году. Автор книг «Возвращение в легенду», «Мертвый час», «День вечерний», «Тень заветного эскадрона», исторической повести «Гангутский бой». «В критических ситуациях агрессивен, порой жесток, но никогда не теряет голову».

Оба автора утверждают, что живут не просто в Санкт-Петербурге, а на планете Земля.

Роман «Снайпер должен стрелять» – это их первая большая совместная работа. На традиционный вопрос: «Как же вы работаете вдвоем?» – отвечают просто: «Как гладиаторы. То есть, стоя спиной друг к другу, отбиваемся от любых врагов».