Текст книги "Пешки Сдвига"

Автор книги: Вадим Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

– Ага. – Мужичок подхватил своё транспортное средство, собираясь топать дальше. Улыбка – улыбкой, но вот рожи у них, у всех... Страшно подумать, что сделала эта белобрысая с тем, кто удружил ей с фингалом в пол-лица. Нафиг, нафиг. Тележка на "Леклерк" не похожа, супротив этой бронированной шеститонной дуры – не выдюжит, как пить дать.

– Спасибо вам большое! – Уже в спину, бросила ему Лихо. Тот рассеянно кивнул, и побыстрее задвигал ногами, желая только одного – как бы оказаться подальше от этой, насквозь непонятной компании. Нафиг, нафиг...

– Не вызываем мы у общественности никаких положительных эмоций. – Резюмировала блондинка, забираясь обратно в "Горыныча". – Прямо хоть плачь. Или общественность такая пуганая, или мы выглядим, как законченная шантрапа на хороших колёсах... Поехали. Надеюсь, что у Канавинского моста, в планах на ближайшие пять минут не значится полное и безоговорочное саморазрушение...

Канавинский мост был на месте. Почти восьмисотметровый, держащийся на пяти опорах, соединяющий верхнюю, нагорную часть города, с нижней, заречной.

– Живут же люди... – Блондинка вырулила на мост. – Хоть бы одна опора обрушилась. Так, для солидарности с остальными градами и весями, не обойдёнными заботой нашего всеобщего опекуна. Шатун, брось хоть гранатку, что ли... Душа протестует, глядя на всё это благолепие.

– Да ну тебя... – Несколько ошарашено пробурчал громила, с долей смятения провожающий глазами нетронутый пейзаж, неспешно проплывающий за окном внедорожника. – Хоть раз в жизни посмотреть, полюбоваться. Не сбивай...

Остальные тоже притихли, прилипнув к окнам. Пейзаж, конечно же, не был целиком и полностью – тем, досдвиговым. Сохранившим всё то, что четвёрка видела на фотографиях той эпохи. Но в нём не было ни крохотного намёка на неестественность, в той, или иной мере присущую местам, отмеченным Сдвигом. Ни «родимых пятен» – ослепительно белых кусков земли, идеально круглой формы, диаметром от одного, до пяти метров, на ощупь напоминающей древесную труху. Земля эта была мёртвой, на ней не вырастало ничего, её обходили стороной даже «кляксы», не говоря уже о более развитых созданиях Сдвига. И если случалось находиться рядом с «родимым пятном», более пяти-десяти минут, то можно было быть уверенным – через пару-тройку часов подкатят боли в желудке, рвота, головокружение. Умирать от этого, никто пока ещё – не умирал, но лишний раз ощущать, как желудок выворачивается наизнанку – увольте.

Или "телеграмм из преисподней". Каких-то непонятных каракулей, не то действительно имеющих скрытый смысл, не то просто бывших бессмысленным набором крючочков и загогулин, по какому-то капризу Сдвига получивших отдалённое сходство с печатными знаками планеты Земля. "Телеграммы" могли располагаться где угодно – от ствола дерева, до прозаического булыжника, лежащего на обочине дороги. Одно время, учёные умы из златоглавой, всерьёз бились над расшифровкой "телеграмм", полагая, что там находится ключ к разгадке катаклизма. Естественно, расшифровано было ноль целых, внушительный шиш десятых. Может быть, и в самом деле – это были какие-то послания. Но лично Лихо, да и все остальные, с определённой долей юмора склонялись к тому, что это всего лишь потусторонний аналог того, что у нас любят малевать на заборах, и прочих ровных поверхностях, открытых взору человека. Ладно хоть, вреда от этих "телеграмм" не было ни на грош. Разве что оскорбляли зрение своим бессмысленным присутствием. Да ещё тем – что не стирались, и не отмывались: как ни старайся.

В Нижнем, ничего этого не было. Четвёрка проглядела все глаза, пытаясь узреть хоть что-то: но бесполезно. Всё было целое, незатронутое.

– А может, мы уже в раю? – Философски выдал Книжник, с каким-то особо зачарованным видом разглядывающий приближающийся берег, и купола, виднеющиеся с левой стороны. – Не бывает такого, ну – не бывает... Не верю.

– Точно! – С самым непроницаемым лицом сказала Лихо. – Нас там, на трассе, всё-таки накрыло, в лепёшечку раскатало со всем усердием, и мы теперь въезжаем в рай. А рыжая, во Владимире – это архангел был, теперь я это понимаю со всей непреложностью. И понимаю я, что очень скоро, пнут меня под копчик: да с носка, да с оттяжечкой. Это ж надо? – так нахамить архангелу, ай-яй... Накрылся для меня рай, чего уж теперь... Грустно, мальчики.

– Бедные те черти, которым выпадет взять надо тобой шефство. – Алмаз оторвался от созерцания неправильности, сплошь и рядом находящейся на расстоянии вытянутой руки. – Коли уж ты в рай не попадаешь. Вечно они у тебя будут битые, и морально униженные. А мы хоть отдохнём от тебя. Точно я глаголю – а, Книжник?

– Вот только меня приплетать ко всему этому не надо... – Очкарик вернулся на грешную землю. – Сами как-нибудь разберитесь.

– Вот оно – здравое восприятие реальности. – Хохотнула Лихо. – Книжник, я тебя начинаю уважать. Но не зазнавайся – до настоящего уважения, ещё – ой, как далеко. Но прогресс виден, да...

Гостиница и в самом деле носила имя существительное, относящееся к водному делу. "Ладья". Двухэтажное, светлого кирпича здание, по низу фасада выложенное декоративным камнем. Сразу было понятно, что оно переживает не лучшие времена. Но всё равно – на примитивный гадючник с необструганными, занозистыми, двухъярусными топчанами без матрацев, и в неубранных номерах: "Ладья" был не похожа никаким местом. Возле гостиницы стояло ещё три машины, сугубо гражданского вида. Ни одна из них, не могла сравниться с "Горынычем" в угрюмой, и выставленной напоказ мощи.

– Хоромы для августейших персон. – Алмаз первый вышел из "Горыныча". – Чую, влетит нам эта роскошь, не в одну, и, даже не в две обоймы. Может быть, в машине перекантуемся? Ась?

– Видела я крохоборов... – Блондинка хлопнула дверью машины. – Но чтобы так не любить собственную задницу, после всего, что с нами сегодня было... Не знаю, как вы – но я пошла. Тем более, что на харчах мы уже сэкономили изрядно. Глядишь, и здесь чего-нибудь подвернётся, скидку сделают, как вип-клиентам. Чего ты жмёшься, стеклорез? Пошли. Когда ещё подвернётся в таком комфорте оттопыриться...

Она решительно направилась внутрь. Шатун, Книжник и Алмаз, направились за ней.

Лихо зашла в холл "Ладьи". Навстречу ей, с видавшего виды коричневого кожаного диванчика, стоящего возле имеющей следы починок – регистрационной стойки, поднялась женщина лет сорока пяти, чем-то неуловимо напомнившую Лихо – Марию Сергеевну, ту самую, которая ухаживала за Митричем.

"А ведь скорее всего, нет больше тёти Маши... – У Лихо кольнуло в левой стороне груди. – И Митрича тоже нет. И...".

Дальше она не стала додумывать, усилием воли прогнав закрадывающийся в душу, призрак ледяной тоски. Живые будут помнить своих мёртвых, а тем – больше и не надо...

– Чем могу быть полезна? – Женщина с диванчика доброжелательно посмотрела на вошедших. – Желаете переночевать, или остановиться на подольше?

Доброжелательность на её лице была не показной, вышколенной. А такой же естественной, как потёртость кожи на обивке мебели, с которой она поднялась, при виде входящих в холл людей.

Лихо скосила глаза вбок – на другом диванчике сидел верзила в камуфляже, держа под рукой прилично выглядящий дробовичок семейства "Бенелли". Ещё один, выглянул из смежной с холлом комнаты, внимательно зацепив взглядом каждого из четвёрки.

– Нам переночевать. – Демонстрируя полное дружелюбие, улыбнулась блондинка. – Если можно, чтобы все в одну комнату. И чтобы вода была. Мы заплатим. Оружием и боеприпасами.

Женщина, не убирая с лица улыбки, перевела взгляд вбок, туда, где сидел один из охранников. Тот, помешкав совсем капельку; прикрыл, и открыл глаза. Женщина снова посмотрела на Лихо.

– У нас платят вперёд. А вода только холодная. Зато – сколько душе угодно. Но можно и погреть.

– А пожрать сообразите? – Вклинился в начинающие складываться товарно-денежные отношения, Шатун. – Горяченького, посытнее?

– Всё зависит от того, насколько вы платежеспособны. В долг, к сожалению, не обслуживаем. Скидок, как правило, тоже не предусмотрено.

– Алмаз, принеси. – Распорядилась Лихо. – Сам определишься?

– Без проблем. – Алмаз взял ключи от машины, и ушёл во двор. Через пару минут он вернулся, неся личное оружие Знатока. Положил на стойку, и присовокупил к этому четыре ребристых овала "Ф-3".

Добавил две обоймы. Оглядел получившуюся коллекцию.

– Хватит? – Спросила Лихо. – Или у вас только президентский люкс свободен? За который нам в жизнь не расплатиться?

Женщина снова посмотрела на охранника, и почти сразу же кивнула головой, зайдя за стойку. Вышедший из смежной комнаты второй охранник, в наплечной кобуре которого – выразительно торчала рукоятка "Стечкина", без спешки сгрёб плату за постой, утащив её к себе.

– Так пожрать-то будет? – Шатун повторил свой вопрос. – Или как?

– Вам сразу, или чуть попозже? – Спросила женщина.

– Сразу тащите.

– Хорошо. Идите за мной. – Она взяла из ящичка ключи с деревянной биркой в форме ладьи, и красующимся на ней, выпуклой цифрой "семь". Бирка была старенькая, с облупившимся лаком, но выглядящая довольно выразительно. Центр города, всё-таки, апартаменты, в том, досдвиговом периоде, должны были быть далеко не трёхкопеечные.

Номер на втором этаже, оказался довольно чистенький, с четырьмя односпальными кроватями, даже опрятно застеленными выстиранным, и выглаженным постельным бельём.

– Туалет, душ. – Женщина привычно показала расположение санузла. – Располагайтесь. Завтра, в это же время, придётся съехать. Если захотите ещё...

– Не захотим.– Лихо протопала к стоящей у окна кровати. – Выспимся, и – в путь. Завтрак, кстати, можете организовать. Если будет надо – скажете, добавим ещё пару обойм. Лады?

– Как скажете. – Их провожатая вежливо кивнула. – Еда, будет где-то – через час, не больше.

– Отличненько. – Алмаз занял кровать, стоящую напротив кровати Лиха. – А не подскажите, почему у вас город такой, как бы правильнее сказать – нетронутый, что ли...

– Не знаю. – Женщина пожала плечами. – Сколько здесь живу, а всё как-то не задумывалась. Какой есть. Плохо ли это, хорошо ли... Не знаю. Наверное, хорошо.

– А Всплеск давно был? – Книжник внимательно посмотрел на неё. – Или, может быть, у вас даже Всплеска не бывает?

– Бывает. Почему же не бывает? Приспособились уже. Живём потихоньку. А что делать-то? Жить надо. Или вы по-другому считаете? А Всплеск на прошлой неделе был. Полдня побесился, и пропал. Ничего особенного – всё, как всегда.

– Понятно. – Книжник задумчиво пожевал губами, и занял ближайшую ко входу кровать. – Спасибо за информацию.

– Да, не за что... – Кивнула в ответ женщина. – Я вам ещё нужна? Если нет – тогда пойду.

– Идите. – Сказала Лихо. – Машинку нашу, я так полагаю – можно без присмотра оставлять? Никто, ничего похабного на кузове не нацарапает? Колесо не упрут, из багажника последние штаны не приватизируют? Можно не бояться?

– Конечно. Ребята присмотрят. У нас место спокойное.

– Я это уже поняла. Раз уж у вас и вода есть, и даже, как я мельком узрела – унитаз не битый. И судя по всему – работает...

– Да вот, справляемся. Жить надо как-то. Ну, я пошла. Отдыхайте.

– Спасибо.

– Не за что. – Женщина ушла.

– Вы как хотите, а в душ – я первая. – Лихо сняла ботинки, и направилась в душевую. – Шатун, если еду раньше принесут, смотри – не слопай всё. А то я тебя знаю.

– Лихо... – Укоризненно пробубнил громила. – Да когда я тебе ничего не оставлял?

– Это я так, чтобы ты вдруг прецедента не создал... – Блондинка подмигнула ему. – А то, кто тебя знает? Вдруг на нервной почве у тебя зверский аппетит пробудится? Книжник, "плескалку" на столик приспособь, пускай на глазах маячит. То, что городок у них неправильный, это ещё ничего не значит. Мы то, с вами знаем, что сейчас всё неправильное. А вот куда эта неправильность может в окружающем нас антураже вывернуть – это вопрос интересный...

Она закрыла дверь в душевую.

Через час, как и было обещано, принесли еду. Четвёрка неспешно поела, и принялась готовиться ко сну. Правда, Книжник порывался идти вниз, и сторожить "Горыныча", но Лихо успокоила его, сказав, что не уловила в словах горничной, ни единого слова неправды. Да Шатун, сбросил свой матрац на пол, не сумев поместиться целиком на кровати. И лёг на полу, вытянувшись во весь свой гигантский рост.

– Вот и понеслась душа в рай, а жопа – в потёмки. – Лихо легла, сунув "Фаворита" под подушку. – Спокойной ночи, мальчики...

– Спокойной ночи, одноглазое... – Сказал Алмаз.

– Тьфу на тебя.

– И тебе тоже добрых снов. Бай-бай...

...Книжник проснулся неожиданно, рывком, и застыл, опершись на руки и, сонно поводя головой, сам не понимая, почему он выдернулся из сна. Воздух был как будто пропитан чем-то вязким, тревожным, перебирающим складки подсознания жёсткими пальцами ещё не успевшего как следует оформиться испуга. Сон улетучивался нехотя, но очкарик уже точно знал, что больше не заснёт. Тревога набухала внутри, ширилась, укоренялась. Он прошлёпал босыми ногами к окну, выглянул во двор, на который уже вползало июльское утро – всё было в порядке. Облака были самого пристойного цвета – красновато-бежевого, для раннего утра – ничего экстраординарного... «Плескалка» не изображает радугу, которую усердно вытряхивают, как коврик от пыли. «Горыныч» стоял там, где его оставили, целый и невредимый. Видимых причин для паники нет. Тогда что это?! Откуда это?! И ведь не проходит, не слабеет...

Он повернулся к кровати Лиха, собираясь потрясти её за плечо, разбудить. Протянул руку.

Блондинка взметнулась из лежачего положения, за миг до того, как он успел дотронуться до неё. Ещё через миг, в лоб оторопевшему от столь резких перемен, Книжнику, уставилось дуло "Феникса", а палец блондинки, даже не успевшей открыть глаза, плясал на спусковом крючке. Вслед за Лихо, заворочались, начали просыпаться Шатун с Алмазом.

– Тихо, тихо... – Побелевший очкарик застыл на месте, боясь пошевелиться. – Лихо, ты что? Это же я, Книжник... Убери пистолет, убери, пожалуйста...

– А? Что? – Блондинка открыла глаза, ошалело проморгалась, словно соображая, что с ней происходит. – Какие попугаи?

Чёрт знает, что ей снилось за мгновение до того, как она выудила из-под подушки пистоль, но Книжнику было не до смеха – дуло пистолета смотрело ему прямо в переносицу. А уж надеяться на то, что Лихо промахнётся с такого расстояния...

– Извини! – До неё, наконец-то дошло, что ситуация, сложилась, мягко говоря – не совсем приятная. Пистолет опустился, и очкарик перевёл дух. – Что происходит?

– Сам не понимаю... – Книжник растерянно развёл руками. – Проснулся вот. Что-то накатило, что-то не так. Ещё не началось, но внутри уже сминает. Что делать?

– Одеваться. – Лихо приняла решение моментально. – Эй, меткий с расторопным, подъём! Шевелите организмом, какая-то кашица заваривается, и, похоже – весьма несъедобная. Бегом, обормоты!

Шатун с Алмазом, без лишних слов принялись натягивать на себя одежду. Книжник прыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину.

– Что это? – Лихо вдруг замерла, прислушиваясь. – Слышите?

За окном нарастал незнакомый, протяжный звук, как будто кто-то неторопливо дёргал великанскую, туго натянутую струну. "Пау-у-у-у-у-у-ум! Пау-у-у-у-у-у-ум!".

– Что за концерт без заявок? – Алмаз застёгивал последние пуговицы. – Бля, не нравится мне всё это. Хорошо хоть – прикемарить как следует успели. На Всплеск не похоже...

– Не похоже. – Согласно кивнул Шатун. – Только если был бы Всплеск, мы бы точно знали – хвататься за голову, или другие части тела. А тут – хрен разберёт что...

– Совершенно верно. – Лихо выглянула в окно. – Вроде бы всё идиллически, прямо хоть на плакат для релаксации фотографируй. Не знаю, что и думать. До часа "икс", насколько я помню – ещё долгонько, не должно сегодня всё размолотить в брызги... Давайте, на выход. Лучше выглядеть полными идиотами, испугавшимися законченной чепухи. Чем прозевать что-то серьёзное, и быть обилеченными на переправу через одну мрачную речушку. Стикс называется...

Они гуськом выбрались в просторный коридорчик, Алмаз спереди, Шатун замыкающим. Лихо с Книжником болтались посерединке. Звук не исчезал, при этом – не делаясь ни громче, ни тише. Размеренное "пау-у-у-у-у-у-ум!", плыло по городу, заползая в каждый закоулок, в каждую щель.

– В рот, алмазовы портянки этому акыну... – С каменным лицом процедил Шатун. – И тому, кто эту музычку заказал, с утра пораньше. Так бы и...

Приглушённый выстрел снизу, где-то очень недалеко от "Ладьи"! Алмаз, по звуку мгновенно опознал "Бенелли", с которым вчера красовался один из охранников. Второй выстрел! Третий!

Через секунду, к отрывистым хлопкам дробовика, присоединился автомат. "Трещотка" зашлась в продолжительной; без сомнения – на весь магазин, очередью. Но и в выстрелах из дробовика, и в автоматном стрекотанье, слышалась не расчетливая, уверенная пальба на поражение: а – истошное, можно даже сказать – паническое огрызание. Заполошное, отчаянное сопротивление людей, которых застали врасплох.

Алмаз кинул быстрый взгляд за плечо, и показал пальцем вниз – "Спускаюсь, страхуйте". Лихо, находившаяся сразу за ним, кивнула, держа "Феникса" наизготовку. Алмаз растёкся взглядом по пространству, в котором он находился, не упуская ни малейшей детали, готовый приласкать любого, и любое – всё, что может показаться ему потенциальной опасностью. И выражение «человек с автоматом», в данном случае, было в корне неверным: Алмаз слился с верным «Калашом», и каждое нервное окончание человека – было одновременно и спусковым крючком, и прицелом, и каждым миллиметром проверенного механизма для самозащиты. Идеальным оружием.

Мягко, быстро ступая по ведущим вниз ступеням, Алмаз добрался по середины лестничного пролёта, когда выстрелы из "Бенелли" смолкли окончательно, а "трещотка" так и не выдала новой очереди.

Крики, раздавшиеся с улицы, скользнули по коже быстрым, колючим холодком. Так могут кричать только люди, которых заживо рвут на части. Алмаз глубоко вдохнул, перебарывая неуместное, но вполне понятное желание, соскользнуть чувствами в некоторую непростительную разжиженность.

И шарахнул скупой очередью, по чему-то быстрому и пластичному, проскользнувшему в пространстве холла, которое просматривалось с его позиции. Попал, как водится...

Надрывный, убойный визг, донёсшийся оттуда, куда улетели свинцовые нахлобучки Алмаза, очень скоро перешёл в стадию затихания, почти тут же сменившуюся полной тишиной. Стрелок преодолел последний пролёт, оказавшись в холле. Лихо привычно прикрывала ему спину. Одно ведь дело делаем, стеклорезы и одноглазые. И прочие укротители Сдвига.

В холле никого не было. Алмаз двинулся к входной двери, открытой настежь. В полуметре от неё, в состоянии, которое без всяких натяжек можно квалифицировать как "неживое": лежала незнакомая обезьяноподобная тварюга, словившая очередь Алмаза прямо в грудь. Кожа существа, издававшая плотный, устойчивый запах, от которого начинали слезиться глаза, была рыхлой, пористой. Тёмно-коричневого цвета. Кроме области на животе: там она крайне походила на хитин, блестящий, твёрдый, светло-жёлтый хитин. Самой любопытной деталью упокоенной Алмазом зверюшки, были верхние конечности. Короткие, мощные: и раздваивающиеся, примерно с середины. Одна часть заканчивалась увесистыми, зазубренными клешнями, способными разом отхватить взрослому мужчине, руку по самое плечо. Вторая часть завершалась трёхпалой кистью, с гибкими, пухлыми пальцами, каждый из которых был увенчан чем-то наподобие шипа, длинною сантиметров в десять.

Чрезвычайно развитые мускулы ног наводили на мысль, что эта мерзость способна делать прыжки, могущие вызвать сенсацию на какой-нибудь олимпиаде. Если, конечно, таковая могла бы происходить в нынешних реалиях. И, лишь морда существа была самой невзрачной частью. Плоская, с небольшим ртом, маленькими глазками, и провалом носа. Уши отсутствовали, или же просто-напросто находились не там, где органы обоняния и зрения. То бишь – на голове.

– Обаятельный экземпляр. – Сквозь зубы, оценила увиденное блондинка. – Сразу видно кроткое, и незлобивое существо. Алмаз, зачем ты его угрохал? Шатун давно хотел домашнюю живность завести: а эта фауна как раз вписывается с полной гармонией.

– Себе оставь. – Громила настороженно повёл головой, оценивая степень опасности этой милашки из бестиария Сдвига. – Вы с ней точно подружитесь...

– На улицу. – Алмаз не стал встревать в выяснение того, кто больше всех, достоин дрессировать зажмуренную им тварь. – Пошёл!

Он выскользнул из дверного проёма, и прянул в сторону, незамедлительно начиная стрелять.

"Тра-та. Тра-та-та. Тра-та-та". – "Дыродел" в руках стрелка несколько раз подал признаки оживления, и успокоился. Ещё два аналогичных создания Сдвига пришли в состояние, полностью отметающее любую активную жизнедеятельность. Впрочем, и пассивную тоже.

– Ебулдыцкий шапокляк... – Лихо со смесью мимолётной жалости, и рассудочной злости – посмотрела на то, что лежало во внутреннем дворике "Ладьи". – Порвали, как камнерез – промокашку... Райский уголок. Вот вам и перемена ориентации...

От охранников остались лишь бесформенные, жуткие, даже не куски – обрывки окровавленной плоти. Судя по их состоянию – лежащие вниз мордами твари, успели вдохновенно поработать той частью своих верхних конечностей, которая заканчивалась клешнями. Ещё одна, не считая тех что сминусовал Алмаз из копилки Сдвига – тварь, лежала недалеко от останков охранников, всё-таки сумевших взять за свои жизни кое-какую плату.

– В машину! – "Горыныч" был в целости и сохранности. Вряд ли в этом была заслуга "ребят", про которых говорила горничная. Ребята, своим внешним видом, напоминали сатанинское рагу, от вида которого гарантированно выворачивало желудок. Просто вся эта дьявольская карусель – только что закручивалась, и до внедорожника просто не успело добраться ничего, напоминающее "кляксу". Иначе бы остались без колёс. Резину покрышек, разъело бы в считанные секунды...

"Горыныч" исправно заурчал мотором, Алмаз бдил у своей дверцы, не торопясь запрыгивать внутрь. "Тра-та-та!" – "Дыродел" ожил вновь. На этот раз, три горячих привета от никогда не промахивающегося члена четвёрки получила "гейша", выскочившая из-за угла "Ладьи". Верткая, гадина – метнулась в сторону почти сразу, увидев людей, но пули, как ни крути – были быстрее.

Попадание было кучным – вытянутый, обтянутый красно-чёрной кожей череп "гейши", брызнул ошмётками, запрокидываясь назад. Ящероподобная зараза начала заваливаться набок, по инерции продолжая движение. Упала, и мелко задрыгала конечностями, кратко агонизируя, выбывая из игры. Алмаз запрыгнул на своё место.

"Горыныч" сноровисто развернулся, и под несмолкающие звуки "Пау-у-у-у-у-ум!", плывущие по-над Нижним, выехал со двора.

– Что за, грёб его поперёк селезёнки – утренник?! – Недоумённо рыкнул Шатун, наблюдающий, как ещё одна "гейша" мчится прямо на внедорожник, даже не думая сворачивать в сторону. – Я знал, что будет паршиво, но хоть выспаться бы, и пожрать с утра дали!

– Сейчас догонят – и ещё дадут. – Лихо гнала "Горыныча" прямо на прущую на него бестию, конечно же – тоже не думая милосердно выкручивать "баранку", чтобы освободить "лыжню".

Раздался сочный, влажный хруст – тварь нырнула прямиком под колёса бронированного автомобиля. "Горыныча" самую малость подбросило на месте, и он рванул дальше, оставляя позади себя нечто бесформенное, издыхающее, согласно всем законам природы.

– Всесдвиговый съезд камикадзе, что ли? – Лихо слегка удивлённо присвистнула. – Ни шагу в сторону? Ни хрена не понимаю.

– А оно тебе надо – понимать? – Шатун посмотрел в окно, за которым порой мелькали силуэты, никаким местом не похожие на человеческие. – Рули ровнее. Что там у нас с горючкой в баке?

– Километров на двести точно хватит. – Лихо бросила взгляд на приборную панель. – Книжник, сориентируй. Едем из города. Куда дальше?

– Налево, потом прямо. – Незамедлительно откликнулся очкарик. – Километров семь. После – снова налево. А там уже трасса на Чебоксары. Не заблудимся.

– Я очень на это надеюсь... – Проворчала Лихо. – Да когда эта тягомотина заткнётся-то, а?!

Бесконечное "Пау-у-у-у-у-у-ум! Пау-у-у-у-у-у-ум!", продолжало заунывно плыть везде, не усиливаясь, и не стихая – застыв на одной тональности, на одной частоте.

– Может, это как дудочка крысолова? – Сказал Книжник. – В одной сказке такое было – крысолов играл на дудочке, а крысы шли за ним.

– И что дальше? – Спросил Шатун. – Потом они устроили ему долгую, нескончаемую овацию?

– Нет. Он дошёл до водоёма, и поплыл на лодке, продолжая играть на дудочке. А крысы утонули, все до одной. Вот так.

– А причём тут это бессмысленное бряканье, от которого у меня уже уши деформируются?

– Ну, я так предполагаю, что это вроде сигнала, на который идут мутанты... – Замялся Книжник. – Может быть, это и не так. Но других версий у меня нет.

– Всё может быть. – С неопределённой интонацией сказала Лихо. – Речка рядом, только не пока что я не вижу, чтобы они всем кагалом лезли в Му-Му играть. Честно говоря, у меня на этот счёт, нет вообще никаких предположений. Так что – дерзай, теоретик... А жизнь покажет.

Звук смолк почти сразу после того, как Лихо договорила.

– А на сердце легче, отчего-то не стало... – Пробормотала блондинка, напряжённо прислушиваясь к установившейся тишине. – Не стало. Отчего бы?

– Смотри! – Вдруг выкрикнул Книжник, с враз осунувшимся, побелевшим лицом, прикипев к окну. – Слева! Вон, там! Падает!

Остальная троица впилась глазами туда, куда он тыкал пальцем, как заведённый. Зелёные купола видневшегося слева храма заваливались набок. Неестественно, неторопливо. Как будто на них воздействовала непонятная сила, выворачивающая их с привычного места, выламывающая, крошащая красный кирпич стен.

Купол поменьше, застыл, и как будто нехотя – рухнул, нацелившись вниз отлично сохранившимся крестом. За ним начали ссыпаться остальные, падая на крышу, и перекатываясь к краю, чтобы без помех упасть за землю.

Четвёрка глядела, как заворожённая, чувствуя, как кожу съёживает чувство даже не страха, скорее – бессилия перед той силой, что, как бы забавы для – курочила храм. В следующий миг, стены храма резко осели вниз, смялись, как сминается игрушечный домик, на который упала многотонная стальная балка. Взвилось облако пыли.

– Да как же это... – Алмаз понял, что говорит это вслух, дёргающимися от нервного напряжения губами. – Как будто ладошкой прихлопнули. Чертовщина какая-то...

Лихо вела машину, сознание будто раздвоилось – одна часть её видела дорогу, по которой они ехали, а вторая – неотрывно глядела на то место, где полминуты назад ещё находился храм. Самое страшное было то, что вокруг была всеобъемлющая, законченная безмятежность. Даже клятые "гейши", и прочая фауна, как провалилась сквозь асфальт. Не было ни единого признака присутствия чего-то иного, видимого, заметного глазу. Там, на Горьковском шоссе – присутствовала хотя бы размытость пространства, которую и следовало опасаться. Здесь же, не было и этого. Ни малейшего искажения, излома: чистый, прозрачный утренний воздух.

– Гони! – Первым, как ни странно, очнулся именно Книжник. Взвизгнувший так, что у блондинки – на долю секунды, заложило уши.

Дома, слева и справа от дороги начали схлопываться, рассыпаться, как куличики в песочнице, которые топчет ногами слепивший их карапуз. Всё быстрее и быстрее, один за другим. Лихо врубила скорость, и неслась вперёд, дорога была отличная, сохранившаяся. Блондинка каким-то чутьём укоренялась в понимании того, что оазис перестаёт быть таковым. Тридцать пять лет относительно сносного житья-бытья, заканчивались стремительно и ужасно. Сдвиг с лихвой забирал накопившиеся проценты, превращая город в развалины, прочно и играючи насаживая небытие там, где ещё вчера жизнь казалась не совсем безнадёжной.

Везде, куда только падал взор, поднимались облака пыли: а небо оставалось всё таким же умиротворённым, ласковым. Желтовато-серое, верный признак того, что день будет великолепным...

Лихо гнала "Горыныча", точно так же, как это было меньше суток назад. Уповая неизвестно на что, потому что больше ничего не оставалось. В мозгу, противным, льдисто-шершавым сгустком – болталась мысль: что тогда, в Суровцах, её дар почему-то дал осечку, и она ошиблась с настоящей датой слияния миров. Что всё случилось гораздо раньше, что всё происходит сейчас... И ничего уже не исправить, не вернуть. Всё заканчивается.

Надсадно взвыв в душЕ, Лихо жёстко задавила эту паникёрскую мыслишку, закусив губу в том же месте, где она и так уже была прокушена. Теперь она взвыла уже вслух, из глаз брызнули слёзы. Яростно мотнула головой, стряхивая горячую влагу, продолжая выжимать из внедорожника всю мощь. Она не могла ошибиться, не могла! Не имела права.

"Горыныч" мчался сквозь кошмар, унося четырёх друзей навстречу неизвестности. Город переставал существовать. Выжившие, конечно же – останутся: не может быть так, что не уцелеет никто. Но по голой сути – того Нижнего Новгорода уже нет.

– Может, это, то же самое, что было в Замурино? – Шатун проговорил это, явственно лязгнув зубами, и совсем не от того, что "Горыныч" вдруг наехал на кочку, или трещину. Не было ни кочек, ни трещин – дорога была идеальнейшая. Громиле было страшно. Страшно до жути, но он держался, продолжая неотрывно глядеть в окно, за которым строения вминало в землю. Кто-то выскочил на дорогу, суматошно размахивая руками, то ли прося помощи, то ли окончательно свихнувшись от творящегося вокруг хаоса.

Лихо, не раздумывая, повернула руль, объезжая бедолагу, не останавливаясь. "Горыныч" пролетел мимо, чудом не зацепив – с ног, и до головы испачканную в пыли фигуру.

– Не держите зла... – Блондинка почти на полной скорости умудрилась вписаться в указанный Книжником поворот, наполовину заваленный обломками бетона. – Это сильнее меня...

Страх, так и не ставший безрассудным, но присутствующий стойко, неотвязно – не разрешил сделать остановку, чтобы подобрать нуждающегося в помощи человека. Сбавить скорость было так же страшно, даже страшнее, чем вчера, на трассе – Москва-Владимир. Там всё-таки было что-то видимое, хоть и донельзя жуткое: а здесь же – творилась какая-то безрассудная давилка, что-то невообразимое, беспощадное. Четвёрке, наверное, было бы гораздо легче, если б над Нижним навис какой-нибудь необъятный монстр, наводящий шороху по полной программе. Страшно было даже не из-за того, что рушится целый город. А из-за того, что это происходит непонятно. За три с лишним десятка лет они повидали не так уж мало, можно даже сказать – больше, чем надо. Но рассыпающиеся от невидимых, или невидимого разрушителя, в почти непереносимо пугающую мозаику, здания – это из другой оперы. С которой они не были знакомы до этой минуты.